НА КОЛЫМЕ
На Колыме, где тундра и тайга вокруг,
Среди замерзших елей и болот
Тебя я встретил тогда с подругой,
Сидевших у костра вдвоем.
Шел крупный снег и падал на ресницы вам,
Вы северным сияньем увлеклись.
Я подошел к Вам и подал руку,
Вы, встрепенувшись, поднялись.
И я увидел блеск твоих прекрасных глаз
И руку подал, предложил дружить.
Дала ты слово быть моею,
Навеки верность сохранить.
В любви и ласке время незаметно шло,
Пришла весна, и кончился твой срок.
Я провожал тогда тебя на пристань.
Мелькнул твой беленький платок.
С твоим отъездом началась болезнь моя,
Ночей не спал, всё думал я о Вас
И всю дорогу молил я Богу:
«Приснись, приснись хоть один раз!»
А годы шли, тоской себя замучил я.
Но близок встречи миг, любовь моя!
По актировке, врачей путевке,
Я покидаю лагеря.
И вот я покидаю мой суровый край,
А поезд все быстрее мчит на юг.
И всю дорогу молю я Богу:
«Приди встречать меня, мой друг!»
Огни Ростова поезд повстречал в пути,
К перрону тихо поезд подходил.
Тебя больную, совсем седую
Наш сын к вагону подводил.
Так здравствуй, поседевшая любовь моя!
Пусть кружится и падает снежок
На берег Дона, на ветки клена
И на твой заплаканный платок.
Две последние строки повторяются
С фонограммы Владимира Меньшова, CD «В нашу гавань заходили корабли» № 2, «Восток», 2001.
До 1949 года лагеря, кроме штрафных, не разделялись на женскую и мужскую зоны, лишь сами бараки были отдельно женские и мужские. Перемещение внутри лагеря было свободным, бараки не закрывались. Поэтому романы были очень частым явлением; по воспоминаниям лагерниц — даже более частым, чем на воле, так как это хоть чем-то напоминало о «нормальной жизни». Существовали даже «бордели» из уголовниц. Начальство обычно смотрело на плотские связи сквозь пальцы. Дети, рожденные в лагере, до достижения школьного возраста содержались возле лагеря в отдельных детских бараках, затем передавались в детдом. Они считались вольными, но детская смертность при лагерях была высокой. Если на воле были родственники, они могли забрать детей к себе.
Есть фронтовая переработка этой песни о боях под Сталинградом — «Когда мы покидали свой родимый край…». То есть, блатная песня должна была возникла еще до Великой Отечественной. Возможный прообраз — «Песня о счастье» Б. Фомина и Л. Давидович (1940), в ней есть текстовые параллели («шел крупный снег», «прошли года») и мелодия близка, но более «эстрадная», неподходящая для устного фольклора. В воспоминаниях политзаключенных «актировки», по которым людей реально выпускали, упоминаются уже после смерти Сталина, с приходом оттепели (ок. 1954 г.). До этого «актированные» политзеки переводились на легкие работы и продолжали сидеть. Видимо, для уголовников актировки практиковались и раньше.
Ср. похожие мотивы в блатной песне «Мы встретились с тобой на Арсенальной…»:
Мы встретились с тобой на Арсенальной,
Где стояла мрачная тюрьма.
Ты подошел и протянул мне руку,
Но я руки своей не подала…
ВАРИАНТЫ (7)
1. На Колыме
Известнейшая лагерная песня из числа «ростовских». Известна в огромном количестве вариантов ещё во времена ГУЛАГа. В то время раздельное содержание женщин и мужчин не отличалось особой строгостью, и поэтому им легче было встречаться. Существовали даже так называемые «черные стрелки», когда зэки и зэчки занимались любовью с негласного позволения конвоира за небольшую плату. Впрочем, в песне идёт речь о чистой любви.

***
На Колыме, где тундра и тайга кругом, (1)
Среди замёрзших елей и болот,
Тебя я встретил с твоей подругой,
Сидевших у костра вдвоём.
Шёл крупный снег и падал на ресницы вам,
Вы северным сияньем увлеклись;
Я подошёл к вам и руку подал,
Вы встрепенулись, поднялись.
И я увидел блеск твоих прекрасных глаз
И сердце отдал, предложил дружить.
Дала ты слово, что мне готова (2)
Навеки верность сохранить.
В любви и ласках время незаметно шло,
Пришла весна, и кончился твой срок.
Я провожал тебя тогда на пристань,
Мелькнул твой беленький платок.
С твоим отъездом началась болезнь моя,
Ночами я не спал и всё страдал,
Я проклинаю тот день разлуки,
Когда на пристани стоял.
А годы шли, тоской себя замучил я,
Я встречи ждал с тобой, любовь моя.
По актировке, (3) врачей путёвке
Я покидаю лагеря.
И вот я покидаю свой суровый край,
А поезд всё быстрее мчит на юг.
И всю дорогу молю я Бога –
Приди встречать меня мой друг!
Огни Ростова поезд захватил в пути,
Вагон к перрону тихо подходил;
Тебя, больную, совсем седую,
Наш сын к вагону подводил.
Так здравствуй, поседевшая любовь моя!
Пусть кружится и падает снежок
На берег Дона, на ветку клёна,
На твой заплаканный платок…
(1) Вариант — «Где Север и тайга кругом», «Где холод и тайга кругом» и пр.
(2) Вариант — «Дала ты слово быть моею».
(3) Актировка – досрочное освобождение зэка (ввиду тяжёлого состояния здоровья) согласно специально составленному врачами акту.
Жиганец Ф. Блатная лирика. Сборник. Ростов-на-Дону: «Феникс», 2001, с. 225-226.
2. Здравствуй, поседевшая любовь моя…
На Колыме, где тундра и тайга кругом,
Среди замерзших елей и болот
Тебя я встретил с твоей подругой,
Сидевших у костра вдвоем.
Шел крупный снег и падал на ресницы вам,
Вы северным сияньем увлеклись.
Я подошел к вам и подал руку,
Вы, встрепенувшись, поднялись.
И я заметил блеск твоих прекрасных глаз,
Я руку подал, предложил дружить.
Дала ты слово быть моею,
Навеки верность сохранить.
В любви и ласках время незаметно шло,
Пришла весна, и кончился твой срок.
Я провожал тебя тогда на пристань.
Мелькнул твой беленький платок.
С твоим отъездом началась болезнь моя.
Ночами я не спал и все страдал,
И проклинал я тот день разлуки,
Когда на пристани стоял.
А годы шли. Тоской себя замучил я.
Но близок встречи час, любовь моя!
По актировке, врачей путевке,
Я покидаю лагеря.
И вот я покидаю мой суровый край,
А поезд все быстрее мчит на юг.
И всю дорогу молю я Бога:
«Приди встречать меня, мой друг!»
Огни Ростова поезд повстречал в пути,
Вагон к перрону тихо подходил.
Тебя больную, совсем седую
Наш сын к вагону подводил.
Так здравствуй, поседевшая любовь моя!
Пусть кружится и падает снежок
На берег Дона, на ветки клена
И на твой заплаканный платок.
Две последние строчки повторяются
В нашу гавань заходили корабли. Пермь, «Книга», 1996.
3. На Колыме
На Колыме, где тундра и тайга кругом,
Среди замерзших копей и болот
Тебя я встретил с твоей подругой,
Сидевших у костра вдвоем.
Шел крупный снег и падал на ресницы вам,
Вы северным сияньем увлеклись.
Я подошел к вам и руку подал —
Вы, встрепенувшись, поднялись.

И я увидел блеск твоих прекрасных глаз,
И, засмущавшись, предложил дружить.
Дала ты слово быть моею —
Навеки верность сохранить.
В любви и ласках время незаметно шло,
Пришла весна и кончился твой срок.
Я провожал тебя тогда на пристань, —
Мелькнул твой беленький платок.
С твоим отъездом началась болезнь моя,
Ночами я не спал и все страдал.
Я проклинаю тот день разлуки,
Когда на пристани стоял.
А годы шли, тоской себя замучил я.
Я встречи ждал с тобой, любовь моя.
По актировке, врачей путевке,
Я покидаю наши лагеря.
И вот я покидаю тот суровый край,
А поезд все быстрее мчит на юг.
И всю дорогу молю я Бога —
Приди встречать меня, мой друг!
Огни Ростова поезд захватил в ночи,
Вагон к перрону тихо подходил.
Тебя слепую, совсем седую,
Наш сын к вагону подводил.
Так здравствуй, поседевшая любовь моя!
Пусть кружится и падает снежок
На берег Дона, на ветку клена,
На твой заплаканный платок!
Черный ворон. Песни дворов и улиц. Книга вторая / Сост. Б. Хмельницкий и Ю. Яесс, ред. В. Кавторин, СПб.: Издательский дом «Пенаты», 1996, с. 73-76.
Близкий вариант:
На Колыме
На Колыме, где тундра и тайга кругом,
Среди замерзших топей и болот
Тебя я встретил с твоей подругой,
Сидевших у костра вдвоем.
Шел крупный снег и падал на ресницы вам,
Вы северным сияньем увлеклись.
Я подошел к вам и руку подал —
Вы встрепенулись, поднялись.
И я увидел блеск твоих прекрасных глаз,
И сердце отдал, предложив дружить.
Дала ты слово быть моею —
Навеки верность сохранить.
В любви и ласках время незаметно шло,
Пришла весна и кончился твой срок.
Я провожал тебя тогда на пристань,
Мелькнул твой беленький платок.
С твоим отъездом началась болезнь моя,
Ночами я не спал и все страдал.
Я проклинаю тот день разлуки,
Когда на пристани стоял.
А годы шли, тоской себя замучил я.
Я встречи ждал с тобой, любовь моя.
По актировке, врачей путевке,
Я покидаю лагеря.
И вот покидаю тот суровый край,
А поезд все быстрее мчит на юг.
И всю дорогу молю я бога —
Приди встречать меня, мой друг!
Огни Ростова поезд захватил в ночи,
Вагон к перрону тихо подходил.
Тебя слепую, совсем седую,
Наш сын к вагону подводил.
Так здравствуй, поседевшая любовь моя!
Пусть кружится и падает снежок
На берег Дона, на ветку клена,
На твой заплаканный платок!
Блатная песня: Сборник. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002.
4. Встреча
На Колыме, где холод и тайга кругом,
Среди лесов и снега синевы,
Тебя я встретил с подругой вместе –
Там у костра сидели вы.
Шел тихий снег и падал на ресницы вам,
Вы красотой природы увлеклись.
Тебе с подругой я подал руку –
Вы, встрепенулись, поднялись.
Я полюбил очей твоих прекрасный свет
И предложил встречаться и дружить.
Дала ты слово мне быть готовой
Навеки верность сохранить.
В любви и ласке время незаметно шло.
Но день настал — и кончился твой срок.
И у причала, где провожал я,
Мелькнул прощально твой платок.
С твоим отъездом началась болезнь моя,
Я жил, от боли и тоски горя.
По актировке — врачей путевке —
Я покидаю лагеря.
Немало лет меж нами пролегло с тех пор…
А поезд все быстрее мчит на юг.
И всю дорогу молю я Бога:
Приди встречать меня, мой друг.

Огни Ростова тихий снег слегка прикрыл,
Когда к перрону поезд подходил.
Тебя, больную, совсем седую,
К вагону сын наш подводил.
Так здравствуй, поседевшая любовь моя.
Пусть кружится и падает снежок
На берег Дона, на ветки клена,
На твой заплаканный платок.
Песни нашего двора / Авт.-сост. Н. В. Белов. Минск: Современный литератор, 2003. – (Золотая коллекция).
5. На Колыме, где тундра и тайга кругом
На Колыме, где тундра и тайга кругом,
Среди замерзших елей и болот,
Тебя я встретил с твоей подругою,
Сидевших у костра вдвоем.
Шел крупный снег и падал на ресницы вам.
Вы северным сияньем увлеклись.
Я подошел к вам и руку подал,
Вы встрепенулись и поднялись.
И я заметил блеск прекрасных карих глаз.
С тех пор мы стали с тобой дружить.
Дала ты слово быть моею,
Навеки верность мне сохранить.
В любви и ласках время незаметно шло.
Пришла весна и кончился твой срок.
Я провожал тебя тогда на пристани,
Мелькнул в толпе твой беленький платок.
А годы шли с тоской, себя замучил я,
Я встречи ждал с тобой, любовь моя.
По актировке — врачей путевке
И покидаю я лагеря.
И вот я покидаю тот суровый край,
А поезд все быстрей летит на юг.
И всю дорогу молю я бога,
Приди встречать меня, мой милый друг.
Огни Ростова поезд захватил в пути.
Вагон к перрону тихо подходил.
Тебя больную, совсем седую,
Наш сын к вагону подводил.
Так здравствуй, поседевшая любовь моя!
Пусть кружится и падает снежок.
На берег Дона, на ветку клена,
На твой заштопанный, худой платок.
Песни узников. Составитель Владимир Пентюхов. Красноярк: Производственно-издательский комбинат «ОФСЕТ», 1995.
6. «На Колыме…»
На Колыме, где тундра и тайга кругом,
Среди затертых елей и болот,
Тебя я встретил с твоей подругой,
Сидели у костра вдвоем.
Шел мелкий снег и падал на ресницы вам,
Вы северным сияньем увлеклись.
Я подошел к вам и руку подал,
Вы встрепенулись, поднялись.
И я увидел свет твоих прекрасных глаз,
И подал руку, предложил дружить.
И с той минуты дала ты слово
Навеки верность сохранить.
В любви и ласке время незаметно шло.
Пришла пора и кончился твой срок.
Я провожал тебя до пристани,
Сверкнул твой беленький платок.
С твоим отъездом началась болезнь моя.
Ночами я не спал и все страдал.
Я проклинал тогда тот вечер,
Когда на пристани стоял.
И вот я покидаю тот суровый край.
А поезд к югу, к югу мчит меня.
По актировке, врачей путевке
Я покидаю лагеря.
И вот я покидаю тот суровый край.
И поезд к югу мчит меня.
И всю дорогу молю я бога,
Прийди встречать меня, мой друг.
Огни Ростова поезд захватил в пути,
Вагон к перрону тихо подкатил.
Тебя больную, совсем седую
Наш сын к перрону выводил.
Так здравствуй, поседевшая любовь моя,
Пусть кружится и падает снежок
На ветку клена, на берег Дона,
На твой заплаканный платок.
Из альбома воспитанника Пермской воспитательно-трудовой колонии для несовершеннолетних. Конец 1980-х гг.
Калашникова М.В. Альбомы современной детской колонии // Фольклор и культурная среда ГУЛАГа. Сост. В. С. Бахтин и Б. Н. Путилов. Ред. В. Ф. Лурье. СПб-М. 1994.

На Колыме, где тундра и тайга кругом,
Среди замерзших елей и болот.
Тебя я встретил с твоей подругою,
Сидевших у костра вдвоем.
Шел крупный снег и падал на ресницы вам,
Вы северным сияньем увлеклись.
Я подошел к вам и руку подал —
Вы встрепенулись, поднялись.
И я заметил блеск твоих прекрасных глаз
И руку подал, предложил дружить.
Дала ты слово быть моею,
Навеки верность сохранить.
В любви и ласке время незаметно шло,
Пришла весна, и кончился твой срок.
Я провожал тебя тогда на пристань —
Мелькнул твой беленький платок.
С твоим отъездом началась болезнь моя,
Вначале я не спал и всё страдал.
Я проклинал тот день разлуки,
Когда на пристани стоял.
А годы шли, тоской себя замучил я
И встречи ждал с тобой, любовь моя.
По актировке, врачей путевке
Я покидаю лагеря.
И вот я покидаю свой суровый край,
А поезд всё быстрее мчит на юг.
И всю дорогу молю я бога —
Приди встречать меня, мой друг.
Огни Ростова поезд захватил в пути,
Вагон к перрону тихо подходил.
Тебя больную, совсем седую
Наш сын к вагону подводил.
Так здравствуй, поседевшая любовь моя,
Пусть кружится и падает снежок
На берег Дона, на ветки клена,
На твой заплаканный платок.
Павленко Б.М. «На Дерибасовской открылася пивная…»: песенник: популярные дворовые песни с нотами и аккордами / Сост. Б.М. Павленко. — Ростов н/Д: Феникс, 2008. — (Любимые мелодии). C. 55-56.