«Дурацкое слово! Очередной идиотский англицизм! Зачем? Нам не хватает своих слов? Пусть оно исчезнет из языка!»

Как часто приходится слышать подобные восклицания. Люди не любят новых слов. Они хотят их запретить и отменить. Пусть мир никогда не меняется. Пусть всё немедленно застынет — метро, наука, этика, язык, — пусть всё будет прежнее. Эта логика мне понятна. Я сам, признаться по совести, не привечаю новых слов, но — важное но — тут есть исключения. Некоторые из этих новых слов так прекрасны, изобретательны, остроумны, что их не хочется отменить, а напротив, сохранить и приласкать.

Есть, например, два русских слова — захарассить и кьютик, — которые уже несколько месяцев кряду требуют от автора этих строк лингвистического гимна:

«Воспой нас, блогер, не молчи!»

Я не знаю, каким именно образом эти двое из ларца нашли друг друга в лабиринтах учительского сознания, но сцепились они крепко и требуют пристального внимания:

«Пост! Напиши о нас подробный пост!»

Ну что ж — штош, как пишут в интернетах, — приступим? Авось и выйдет что-нибудь дельное. Если и не попадём в лингвистику, то уж вокруг погуляем точно.

Начать хочется с утверждения, что слова эти, несомненно, русские, а никакие не иностранные, как может показаться на первый взгляд. Русскость глагола захарассить и существительного кьютикдолжна быть очевидна всякому, кто имеет хотя бы интуитивное представление о законах русского словообразования, всякому, кто понимает, видит,
осознаёт морфемное устройство таких слов, как заморочить или прутик.

Ведь в чём принципиальная разница между заморочить и захарассить, между кьютиком и прутиком? В корне. Только в корне. Да, разумеется, harass и cute — это не русские, а английские корни (если не углубляться во французский или латынь), но ведь всё остальное в этих словах — такое родное, такое простое и ясное. Приставка за- встречается в тысячах русских слов, суффиксы -и- и -ть в инфинитиве присущи всем русским глаголам второго спряжения (кроме одиннадцати исключений, которые мы помним из школьной программы), а уж про уменьшительно-ласкательный суффикс -ик и говорить-то нечего, он же знаком любому ребёнку, растущему в русскоязычном мире. Домик, садик, прутик, кьютик… Собственно, ребёнок это слово и придумал, ибо словообразование, или скажем точнее: словотворчество, доступно всякому, кто говорит.

Это глагол захарассить придумали бедные взрослые — жертвы либерального дискурса, — сначала они по велению тренда выучили английское слово harassment, означающее всякие взрослые непотребства, а потом, в попытке посттравматической иронии, отрезали от корня суффикс -ment (statement, government, judgement) и с помощью местных аффиксов (за-, -и-, -ть) слепили восхитительный глагол, коего глубина смысловых оттенков не передаётся ни одним из существующих в языке формальных — в пиджачке и галстучке — словарных синонимов. Захарассить — это, очевидно, не то же самое, что приставать, или травить, или домогаться. Нет. Тут другое, совсем другое. Тут даже вид глагола иной: что сделать? — захарассить. Тут чрезмерность действия (заколебать, замордовать, затрахать, в конце концов), тут насмешка над модной общественной волной. Тут великий и могучий русский язык начала третьего тысячелетия.

А кьютик — это чисто детское изобретение, невинное, как улыбка ребёнка, смешение английского и русского, — это мой семилетний (через неделю будет восемь) ученик Никита из Сингапура отзывается эпитетом собственного производства на фотографии милых зверей. Во время выразительного чтения вслух встречаем, допустим, слово енот, или куница, или песец, Никита спрашивает: «А что это значит?» — и я тут же лезу в поисковик за изображениями мягких, томных, милых существ, показываю в зуме ученику и снова и снова слышу в ответ, как он радостно кричит: «О-о-о! Какие они кьютики!»

Как ему пришло в голову соединить английский корень cute(‘милый, симпатичный, красивый, прелестный’) и совершенно русский суффикс -ик?

Или, быть может, это придумала мама Никиты, а
он всего лишь подхватил? Я не знаю. Это не важно. Важно то, что слово живёт уже своей жизнью, оно проникло в мой словарь, а через меня в словари некоторых моих друзей.

Пусть оно будет!

Пусть будут разные слова — старые и новые, взрослые и детские, исконно русские и заимствованные, к числу коих, кстати говоря, принадлежат и такие привычные ныне звучания, как школа, якорьили кровать, — пусть будут уже утвердившиеся в словарях, популярные, и возникшие только что, с пылу с жару, домашние, дружеские, которые, быть может, никогда в словари и не попадут, но не менее ценные от этого, а напротив, вдвое ценней, вдвое милей, совсем-совсем кьютики!

14 июля, в день памяти бессребреников Космы и Дамиана, в храме, освященном в честь этих двух святых врачевателей душ и телес, митрополит Рязанский и Михайловский Марк совершил Божественную литургию.

Храм был возведен в начале ХХ века в рязанском селе Летово. Причем первый храм Космы и Дамиана на этом месте был отстроен еще в XVII столетии.

О том, кто такие бессребреники и в чем состоит их подвиг, рассказал в своем слове к народу митрополит Марк:

— Все люди святой жизни, благоугодившие Богу, подразделяются на так называемые лики святых. Существуют святители, преподобные, мученики, исповедники, праведники, благоверные князья и княгини… И, как правило, все эти определения носят положительный характер. То есть мученик — это свидетель за веру во Христа, святитель — это человек, который несет свет Христов миру, людям. Преподобный — тот, кто стал подобным Богу по благодати, чудотворец — тот, кто творит чудеса, а исповедник — тот, кто бесстрашно исповедует Бога перед лицом мира. И лишь один немногочисленный лик носит определение отрицательного характера: «бес-сребреники», то есть люди, которые старались жить и благоугождать Богу, нести свое служение, не принимая серебра.

Неужели это так важно — бессребреники? Можем ли мы поставить в один ряд людей, которые чуждались денег, серебра, с остальными угодниками Божиими?

Да. Именно такого мнения придерживается церковное сознание. Бессребреники служили Богу, и Церковь отмечает эту очень важную составляющую их жизни: это были люди, которые не гнались за богатством, которые отказывались даже от самого необходимого.

В сегодняшнем евангельском чтении, дорогие братья и сестры, мы слышали повествование о том, как некий купец, который возлюбил Царствие Небесное, продал все ради того, чтобы получить это неземное богатство. Царствие Небесное уподобляется драгоценному сокровищу, ради которого можно продать или оставить все. Оно подобно дорогой жемчужине, которая стоит целого состояния. Вот так и каждый из нас, имея перед собой образ бессребреников, в той или иной степени призывается следовать этому примеру.

Конечно, у каждого из нас своя мера, в зависимости от жизненных обстоятельств, от тех обязательств, которые на нас возложены. И все мы находимся между двух полюсов. Первый, «отрицательный» — это сребролюбие, одна из главных человеческих страстей. Второй, «благословенный» — бессребреники. И все мы располагаемся ближе к одному или другому полюсу.

Как же можно научиться подражать бессребреникам? Как можно твердо устремиться к их образу жизни, следовать их путем? Только возлюбив Небесное Царство, убедившись, что все остальное — тлен, преходящее, доставляющее человеку лишь временную радость, которая скоро уходит, как уходит любое земное богатство, исчезая, словно призрак.

Дай Бог нам, дорогие братья и сестры, имея мирские блага, пользуясь ими, не прилепляться к ним душой, не позволять им входить в наше сердце и завоевывать его. Дай Бог нам быть свободными от сребролюбия, внутренне свободными от этой пагубной страсти, и хотя бы в какой-то мере следовать удивительному подвигу святых бессребреников!»

Фотограф Анна Александрова