В Библии перед читателем открывается совершенно новый мир, который часто кажется ему непривычным и чуждым. Библейский мир населен духовными существами – ангелами, херувимами, бесами и чудовищами. Поскольку наш мир слишком отличается от древнего, нам трудно в полной мере представить себе тот ужас, который эти образы вселяли в тех, кто слышал о них. Древний ближневосточный культурный фон библейских образов с особенной очевидностью проявляется в случае с чудовищами.
В Ветхом Завете упоминаются три названия чудовищ, символизирующих угрозу божественному порядку в мире: левиафан (liwyatan), Раав (rahab) и дракон, или морское чудовище (tannin). Раав (неистовый) не встречается ни в одном тексте, кроме Библии; библейские аналогии наводят на мысль, что это иное название левиафана. Левиафан изображается прямо бегущим и извивающимся змеем в Ис. 27:1 {«сражает дерзость» = убивает чудовище, по одному из толкований}), он явно подобен мифическому морскому чудовищу Рааву (Иов 26:12–13), упоминаемому параллельно с крокодилом (Ис. 51:9). Эти образы имеют существенное значение для понимания библейской терминологии, касающейся творения, Божьей борьбы с народами и конечного конфликта, который приведет к установлению нового сотворенного порядка.
Угроза морского чудовища. На древнем Ближнем Востоке чудовище было распространенным символом водного хаоса, угрожающего жизни в мире. Чудовище хаоса изображалось либо неоднородным существом (наполовину львом, наполовину орлом), либо змеем, либо семиглавым чудовищем. На печати аккадского периода (2350 – 2150 г. до Р. Х.), найденной в Мари, бог (возможно, Эл) сидит на горе между истоками двух океанов. Две богини, олицетворяющие растительный мир, возвышаются над двумя реками, начинающимися у подножия горы, а другой бог (возможно, Ваал-Хаддад, бог бури) укрощает непокорные воды копьем. На сирийской печати (XVIII – XVII вв. до Р. Х.) на древо жизни, символизирующее мир, нападает змей хаоса, которого убивает Ваал-Хаддад, шагающий по горам и размахивающий палицей. На хеттейском известняковом барельефе с извивающимся огненным змеем, разбивающим мощные волны, сражается бог бури и плодородия с помощью небесных богов дождя. На каменной печати аккадского периода два бога сражаются с семиглавым драконом; три из семи голов выглядят ослабевшими, с одной боги сражаются, а три остальные издают угрожающее шипение. Клубы пламени, поднимающиеся от спины дракона, указывают, что он символизирует одновременно огонь и разрушительные массы воды. В Египте чудовищный змей Апоп был символом темного моря, вечерних облаков и утреннего тумана. В папирусе времен двадцать первой династии (1085 – 950 г. до Р. Х.) рассказывается, как бог Ра сходит с неба; змей, изображенный в виде неистовых волн, выступает против Ра, но укрощается Сетом, пришедшим на помощь Ра. Демоны в виде шакалов и кобр проводят корабль солнца по тихим водам подземного мира. На древнем Ближнем Востоке эмпирический мир выходил за рамки поверхностной реальности и вторгался в сферу напряженной божественной жизни и характеризовался состоянием непостижимой и опустошительной потерянности. В символике угрозы хаоса выражалась мысль, что в нынешнем существовании нет надежного основания для безопасности.
Древние космогонические представления выражались в изобразительной символике и языке. Египетская точка зрения известна только из фрагментов текстов мертвых или гимнов и подобного рода текстов. У египтян существовали многочисленные и разнообразные концепции сотворения из первозданного моря, Нун, которое было бескрайним, неподвижным и потенциально плодородным, но не жизнетворным. Мир до сотворения олицетворяли четыре пары богов, имена которых варьировались: они выражали бескрайность, отсутствие света, времени и пустоту. Все произошло из моря, начиная с первозданной части суши и «первозданного холма». По другой версии, бог пролетел над водой в виде птицы и отложил первозданное яйцо. О сотворении людей говорится очень мало – только то, что они возникли из слез творца.
В аккадской космогонической поэме «Энума элиш» («Когда на высоте»), состоящей почти из 900 строк на семи таблицах, показана битва с хаосом при сотворении. Сначала рассказывается о сотворении богов первоначальной четой Апсу (первозданный океан с пресной водой) и Тиамат (океан с соленой водой), чьи воды слились в неопределенную массу. Волнения среди молодых богов лишали престарелого Апсу покоя, и он решил уничтожить их, но столкнулся с сопротивлением Тиамат. Апсу был убит, и Тиамат попыталась отомстить за своего супруга. Мардук победил Тиамат и из ее расчлененного тела создал космос, небо и землю. В награду за победу он стал властелином богов и вселенной. В этом варианте сотворения первозданные воды предстают опасной и угрожающей силой.
Другой вариант борьбы с морем показан в угаритском мифе о Ваале (ок. XV в. до Р. Х.). Реконструкция мифа затруднительна из-за фрагментарного состояния таблиц, но он, предположительно, состоит из шести таблиц, отражающих годовые сезонные циклы Ваала, начиная с падения. Если это так, Ваал, бог бури и плодородия, сначала уступил власть Йамму (морю), богу зимних бурь. Но затем Ваал побеждает Йамму, строит себе дворец и посылает весенние дожди. Потом Ваал становится жертвой Мота (смерти) – летний цикл жары и жатвы. Наконец, Ваал выбирается из подземного мира и вновь занимает свой престол в начале нового года. Новый год можно рассматривать как микрокосмическое отражение первого дня творения и как повторение победы над первозданным хаосом.
В мифах и обрядах древнего Ближнего Востока тоже выражается угроза сотворенному плодородию со стороны хаоса. Вполне возможно, что на вавилонскую космогоническую поэму, представляющую собой смесь различных тенденций, оказали влияние и отдельные стороны мифа о Ваале. Существует, например, сходство между борьбой Ваала с морем и битвой Мардука с Тиамат: в обоих случаях присутствуют элементы бури, и имя Мардук, возможно, означает «сын бури». В сирийских (угаритских) текстах не упоминается о разделении моря или о создании из него неба и земли, как в месопотамских. Море рассматривается как постоянная опасность в нынешней ситуации, таким оно было и во время сотворения мира; враг присутствует на земле. Именно этот язык и эти образы угаритских текстов мы видим в Библии при описании Промысла Божьего в творении.
Победа над морским чудовищем. В некоторых библейских текстах при изображении всевластия Бога над сотворенным порядком используются образы битвы с чудовищем хаоса. В отличие от других ближневосточных текстов, в еврейской Библии подчеркивается абсолютная власть Яхве над силами противостоящих вод. В Пс. 73 выражается жалоба по поводу разрушения храма. Исповедание в этой жалобе (Пс. 73:12–17) основывается на уверенности, что Бог, одержавший победу над враждебными водами, способен преодолеть сопротивление нынешних врагов. В исповедании поражение моря и левиафана прямо связывается с сотворением мира. В Пс. 88:10–14 победа над морем и Раавом при сотворении тоже показана как основание для уверенности, что Яхве освободит от нынешних бед. Величественная сила созидательной работы Бога превозносится в Иов 26:5–14. Этот отрывок завершается прославлением победы Бога над водами моря, над Раавом и змеем (Иов 26:12–13 {«дерзость», евр. rahab}). Иов жалуется, что Бог непрестанно наблюдает за ним, не давая ему передышки, как будто он является морем или морским чудовищем (Иов 7:12), то есть теми силами, которые Бог должен всегда держать под контролем (ср. Иов 38:8–11, где Бог с самого начала установил для моря непреложные границы). Вполне возможно, что та же мысль выражена в Пс. 43:19–20 (если читать «драконы» , а не «шакалы» , и такое же изменение следовало бы сделать в Иез. 29:3 {«большой крокодил»} и Иез. 32:2 {«чудовище в морях»}). Как в языке, так и в символике подразумевается, что Бог сокрушает нечестивых, как дракона. Иов содрогается перед силой Творца, наблюдая за Его делами по поддержанию Божьей справедливости (Иов 9:5–14); Бог ходит по высотам моря (Иов 9:8), покоряет приспешников Раава. Наконец, в Иов 3:8 есть ссылка на тех, кто способен разбудить левиафана. Здесь Иов выражает желание, чтобы имеющие власть над тьмой прокляли день его рождения; тьма связывается с бушующими водами моря. Образ борьбы с морским чудовищем занимает у Иова видное место, и он особенно уместен в книге, в которой рассматривается проблема зла в сотворенном порядке и утверждается абсолютная власть Бога над творением. Божьей власти не могут угрожать даже силы дракона, но пути установленного Им порядка неисповедимы.
Язык в образах сокрушения дракона специфически хананейский, как это видно из мифа о Ваале. Помимо борьбы Ваала с морем и суда над реками (ср. Пс. 92:3–4; Наум 1:4; Авв. 3:8–9), есть упоминание об уничтожении Литана извивающегося змея, семиглавого дракона (KTU 1.5 i 1). Из описания видно, что угаритское Itn – вариант еврейского Iwytn как названия морского чудовища, однокоренного с именем существительным liwyah (кольцо) и означающего «извивающийся». Головы левиафана в Пс. 73:13 {«змиев»} напоминают семь голов угаритского чудовища. В угаритском мифе извивающийся змей назван также семиглавым драконом (tnn, KTU 1.3 iii 40–42). С драконом, который, возможно, отождествляется с морским богом Йамму, связаны и другие помогающие ему божества (KTU 1.83). Они должны быть побеждены силой солнца (KTU 1.6 vi 50–52). Иов пишет о поборниках Раава (Иов 9:13 {«поборники гордыни»}) и о враждебности Левиафана силе солнца (Иов 3:8). Конфликт со светом в угаритском мифе происходит к концу цикла, соответствующему началу нового года, то есть в период непосредственно перед сотворением. Жалуясь на свое рождение, Иов мечтает о тьме, царившей до сотворения. Эти мистические образы в Библии служат одновременно яркой картиной власти Бога над творением и полемикой с ложными концепциями окружающих религий.
Но в рассказе о сотворении мира в Быт. 1 мистический язык полностью отсутствует. Попытки связать этот рассказ с «Энума элиш» следует считать несостоятельными. Даже еврейское слово t’hom, переведенное как «бездна», нельзя выводить из аккадского Tiamat. Хотя эти два слова происходят от общего семитского корня, они отличаются как по орфографии, так и по роду, что указывает на их разные значения. Аналогии разделения вод и установления космического распорядка, возможно, свидетельствуют о полемике со старыми мифами, но они выглядят несущественными в сравнении с различиями; в Быт. 1 упор делается на растительности, морских и других животных, о которых в «Энума элиш» не упоминается. При сотворении животных tannin, как морские животные, становятся полностью подчиненными Богу, подобно всем остальным существам над и под водой (Быт. 1:26; ср. Пс. 103:25–26). Использование этого слова может быть отголоском известного образа битвы с водами, но сам этот образ остался в прошлом. Управление Яхве космическими водами – просто вопрос техники; на космический конфликт нет никакого намека.
Власть над морским чудовищем. В Книге Иова ответ Бога (Иов 38:1 – 41:26) содержит описание творения, которое непостижимо для человека, но обладает красотой, доступной всем. За демонстрацией чудес неодушевленного мира (Иов 38:2–38) следует описание льва (Иов 38:39–40), дикой козы (Иов 39:1–4), дикого осла (Иов 39:5–8), единорога (Иов 39:9–12), павлина (Иов 39:13–18), коня (Иов 39:19–25), ястреба и орла (Иов 39:26–30). Во второй речи описываются бегемот (Иов 40:10–19) и левиафан (Иов 40:20 – 41:26) – животные не только неприспособленные для использования человеком, но и опасные и страшные для него. Тем не менее Бог находит в них удовлетворение как в достойных примерах Его творческой силы.
Истолкование значения чудовищных созданий во второй речи может быть как мифологическим, так и реальным. К мифологическому истолкованию подводит не только название «левиафан», но и его описание, не похожее на описание крокодила, например, невозможность поймать его (Иов 40:20–27) и его способность извергать огонь и дым (Иов 41:10–13). В Иов 41:17 сказано, что боги Velim) – название мощных волн как помощников морского бога Иамму {«силачи»} – боятся его. Мифологическое истолкование согласуется со ссылками в Книге Иова на чудовище непокорных вод (Иов 7:12; 26:12–13). Бегемот – большое, похожее на вола существо, которое едва ли можно приручить (Иов 40:19), и, возможно, он связан с тельцом, упомянутым в угаритском тексте в связи с левиафаном, извивающимся змеем и водами (KTU 1.3 iii 43–44; 1.6 vi 51–53). С другой стороны, следует помнить, что Божьи речи касаются прославления только реально существующего природного мира. Левиафан из Иов 40:20 описывается и в Пс. 103:26, где он показан одним из морских животных. По всей видимости, это все-таки реальные животные, изображенные в достаточно гиперболической манере для выражения мысли, как и в других местах Книги Иова, о победе Бога над водами, а также об опасностях, существующих в творении, и об абсолютной Божьей власти над ними.
Морское чудовище в истории. Вполне логично, что символика Божьей победы над водами морского чудовища при сотворении мира (Пс. 73:12–13; 88:10–12) и власти Бога над ними в творении используется применительно к другим врагам Бога и народам в творении. Это особенно относится к Египту и к истории зарождения народа. Эта мысль находит ясное выражение в Ис. 51:9–11, где возвещается надежда для пленных. Божья победа над силами хаоса в ходе сотворения и исхода дает надежду на освобождение от вавилонян. О Боге говорится, что Он сразил Раава, поразил tannin {«крокодила»} и затем иссушил море, воды великой бездны (tehom). Исход описывается в категориях сотворения: Раав символизирует одновременно воды творения и Египет и, тем самым, надежду. Вавилон – тоже Раав. Формулировки в этом отрывке напоминают Пс.88:10–11, и вполне возможно, что он основывается на данном псалме.
Египет охарактеризован как Раав в Ис. 30:7 {«сила»}, где его помощь названа «тщетной и напрасной». То же самое подразумевается в Пс. 86:4, где Раав упоминается в связи с Вавилоном, филистимлянами, Тиром и Ефиопией как принадлежащим Сиону, по-видимому в смысле эсхатологического видения. Египет выступает в роли противовеса великой державе Вавилону. В Иез. 29:3–5 и Иез. 32:2–8 Египет изображается как дракон {«большой крокодил», «чудовище в морях»}. Это не просто крокодил, но морское чудовище (Иез. 32:2), как и в Ис. 51:9, где он сравнивается с Раавом. Тот факт, что дракон считается создавшим реки (Иез. 29:3), объясняется тем, что чудовище символизировало великую первозданную бездну, питавшую потоки. Дракон отдается в пищу диким животным (Пс. 73:14 {«людям пустыни»}). Чудовищу придаются черты крокодила, например, чешуя (Иез. 29:4), но это не делает его простым обитателем Нила. В Пс. 76:17–21 мы опять видим ссылку на победу над морем во время исхода как на основание для надежды в настоящем. Хотя упоминания о чудовище здесь нет, ясно заявляется, что Богу во время исхода противостояли воды.
Такое отождествление фараона с драконом придает дополнительное значение конфликту Моисея с фараоном в начале египетских казней. Тогда жезл Моисея превратился в змея, названного tannin (Исх. 7:9–10); это сразу же вызывает в памяти образы сотворения как отправную точку для понимания происходящего. Становятся ясными цель и исход битвы, особенно при упоминании о tannin Моисея, поглотившего жезл египтян (Исх. 7:12).
Привязка морского чудовища к историческим событиям распространяется и на другие народы помимо Египта. Иеремия называет вавилонского царя tannin, поглотившим Израиль (Иер. 51:34); этот образ находит продолжение в Иер. 51:36, где Бог говорит, что осушит море. Связь с Вавилоном прослеживается и в Авв. 3:8–14, где политический конфликт, о котором идет речь в Авв. 3:12–14, изображается как борьба Бога с водами. В Ис. 17:12–14 хаотическое море символизирует Ассирию. В Пс. 45:3–4 конфликт Бога с народами, нападающими на Сион, изображается как историческое продолжение борьбы с водами.
Морское чудовище в апокалиптике. Символика дракона для изображения Божьей власти над водами при сотворении мира и над народами в творении распространяется и на образы конечной победы Бога над народами и восстановления творения. В апокалиптике исторические и мифологические элементы соединяются в новом качестве и приобретают новую жизнь. Очень важное значение имеет Ис. 27:1, где выражается переход морской символики в область апокалиптики. Главы Ис. 24 – 27 в целом обычно считаются всеобъемлющими по масштабу изображении обновления земли и протоапокалиптическими по литературному жанру. Язык Ис. 27:1 схож с языком угаритского мифа о Ваале, который привлекает внимание к изначальной Божьей власти над творением. Вместе с тем, победа над чудовищем теперь символизирует победу над народами, противостоящими Богу. Яхве воцарится на горе Сион (Ис. 24:23), все народы будут участвовать в великом эсхатологическом пире (Ис. 25:6–8).
В Ветхом Завете апокалиптическое использование морской символики в наиболее развернутом виде представлено в Дан. 7. Видение возвышения как бы Сына человеческого над драконом состоит из множества деталей, в том числе из мотива битвы с водами. Большие звери, символизирующие народы, выходят из вод, и каждый из них, в том числе и последний неописуемый зверь, встречает свой конец. Дальнейшее развитие эта символика получает в Отк. 12:1–17. Это знамение тоже состоит из многих частей, но главная мысль соотносится с Ис. 26:16 – 27:1. Большой дракон, представляющий дьявола, противостоящего Богу (Отк. 12:9), низвегается Сыном женщины, хотя некоторое время он еще представляет опасность. Тем не менее окончательная победа над драконом несомненна (Отк. 20:7–10), и появятся новое небо и новая земля, где не будет больше моря (Отк. 21:1). Апокалиптическое видение не могло закончиться на более подходящей ноте, чем утверждение, что древнее противодействие Божьей власти над творением окончательно исчезнет в новом творении.
Другие апокалиптические чудовища. В библейской апокалиптике есть и другие чудовища. Звери, выходящие из воды (Отк. 13:1–10) и из земли (Отк. 13:11–18), представляют собой ужасные существа, не похожие ни на что в реальном мире. К той же категории относятся рыжий конь (Отк. 6:4) и бледный конь (Отк. 6:8). Саранча в Отк. 9:1–11 – по всей видимости, реальная саранча, преобразованная в чудовищные создания апокалиптическим воображением; то же самое можно сказать о конях у Евфрата (Отк. 9:17–19) и о «духах нечистых, подобных жабам», выходящих из уст дракона (Отк. 16:13).
См. также: БЕСЫ, ГЛУБИНА, ЖИВОТНЫЕ, КОСМОЛОГИЯ, МИФИЧЕСКИЕ ЖИВОТНЫЕ, МОРЕ, НЕБЕСНЫЙ ВОИТЕЛЬ, ПТИЦЫ, РЕКА.
Библиография: J. Day, God’s Conflict with the Dragon and the Sea (Cambridge: Cambridge University Press, 1985);
A. Heidel, The Babilonian Genesis (Chicago: University of Chicago Press, 1942);
T. Jacobsen, «The Battle Between Marduk and Tiamat», JAOS 88 (1968) 104–108;
В историях Нового и Ветхого Завета описываются библейские монстры: морские чудища, гиганты и мстительные духи, которые, как утверждают религиоведы, так же страшны, как вампиры или зомби, которых мы видим по телевизору. Верующие люди просто не очень часто пересказывают эти истории, предпочитая более утешительные религиозные послания.
«Большое количество людей не имеют возможности узнать, что представляют из себя библейские монстры, поскольку многие из них были приручены или одомашнены», — говорит Эстер Дж. Хамори, доцент по предмету Еврейская Библия в Объединенной теологической семинарии в Нью-Йорке.
Возьмём, к примеру, херувима. Сегодня мы думаем о них, как о «счастливых толстеньких ангельских младенцах», но в Библии они являются крылатыми опекунами, которые иногда обладают телом льва, отмечает Хамори.
«Это всегда небольшой шок для моих студентов».
Перепроектируя или игнорируя библейских монстров, мы упускаем больше, чем великие идеи для создания костюмов, объясняют Хармони и другие. Мы упускаем шанс провести более глубокие беседы о том, почему происходят плохие вещи, и как Бог хочет, чтобы мы на них реагировали.
«В нашей жизни и в нашем опыте так много беспорядка и нестабильности. Я думаю, что религия говорит об этом не только с точки зрения контроля или подавления, но и с точки зрения реагирования», — говорит Тимоти Бил, профессор и заведующий кафедрой религиоведения в Кейсовском университе западного резерва.
Библейские монстры
Бил благодарен увлеченным студентам за их интерес к библейским монстрам. Обсуждения в классе почти два десятилетия назад помогли ему понять, что связь Бога с ужасными существами сложнее, чем предполагает большинство людей.
«Иногда библейские монстры являются врагами Бога, но иногда Бог отождествляет себя с ними, даже если они опасны, хаотичны и смертельны», — говорит он.
Бил предложил отрывок из Книги Иова в Ветхом Завете, чтобы подтвердить это утверждение. В главах с 40-42 Бог гордится некоторыми из своих самых угрожающих созданий, восхваляя бегемота, непобедимого зверя, похожего на быка, и Левиафана, у которого «круг зубов его — ужас» и «свисту дротика он смеется».
Подобно этому, Библия содержит рассказы об ангелах, отправленных на миссии поиска и уничтожения, которые вызывают хаос вместо того, чтобы создавать комфорт, отмечает Хармони. В 4-й Книге Царств 19:35 написано:
«И случилось в ту ночь: пошёл Ангел Господень и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот все тела мертвые».
В Ветхом Завете сатана — это ангел.
«В Библии монстры являются частью окружения Бога», — говорит Хармони, которая работает над книгой о библейских монстрах.
С первых дней христианства самые темные сцены Библии вызывали напряженность. Некоторые ранние церковные лидеры хотели проповедовать, что есть два отдельных Бога: один, которому служат монстры, и другой, являющийся воплощением любви.
«Тёмная сторона божественного была проблемой для отцов ранней Церкви», — говорит Джесс Пикок, аспирант в области религии, который пишет колонку о богословии и ужасах для журнала «На улице Морга».
На протяжении столетий религиозные общины, связанные с Библией, обычно предпочитали преуменьшать чудовищные аспекты своих религиозных текстов, и поэтому местом, где можно бороться со страшными концепциями, стала поп-культура.
По словам Пикока, запутанные или тревожные части Библии «всплывали в рассказах ужасов».
Например, один из самых ранних готических романов «Замок Отранто» спрашивает, должны ли будущие поколения быть наказаны за грехи своих предков, черпая вдохновение из учений Библии. И знаменитые истории зомби или вампиров, такие как «Дракула» Брэма Стокера, имеют дело с обещанием вечной жизни, обыгрывая идею, что Вечные существа могут скучать, быть подавлены или жестоки.
Религиозные темы, лежащие в основе многих книг и фильмов ужасов, могут удивить некоторых консервативных религиозных лидеров, которые иногда препятствуют членам церкви читать книги или смотреть фильмы ужасов, или даже праздновать Хэллоуин, говорит Пикок.
«В религиозных кругах ужас имеет плохую репутацию. Он рассматривается как греховное, или что-то такое, что деформирует умы людей», — говорит он.
Принимая страшные истории
Люди, которые любят изучать религию и монстров, могут пожалеть тех, кто этого не делает. Чтение о смертоносных ангелах и морских чудовищах, контролируемых Богом, не так утешительно, как чтение об Иисусе Христе, исцеляющем больных.
«Люди хотят от религии определенности, покоя и стабильности. Это не утешительно думать, что Бог принимает сторону чудовищного против нас», — говорит Бил, который в 2001 году опубликовал статью «Религия и её монстры».
Тем не менее, Бил и другие по-прежнему выступают за более глубокое взаимодействие с самыми страшными историями Библии. Это может стать расширением возможностей для изучения того, как люди, описанные в религиозных текстах, реагировали на неожиданные встречи с монстрами, и это полезно для напоминания, что Бог более сложен, чем мы можем себе представить.
«Мы можем более честно подходить к хаотичному и дезориентирующему опыту, если мы открыты для таких взглядов из Библии» — говорит Бил, отметив, что преподавал воскресные школьные занятия по монстрам в своей пресвитерианской церкви.
Изучение темных частей Библии может привести к более сложному и полезному религиозному опыту.
«Мне нравится, что библейские монстры поднимают трудные вопросы. Мне нравится, что мы не можем читать то, что, по сути, является историями ужасов в Библии, и с легкостью получать ответы», — говорит Хармони, по национальности еврейка.
И, по ее словам, они также дают идеи для отличных костюмов!
Оригинал этой статьи был опубликован на сайте Dezeret News. Келси Даллас. Переводчик: Анна Селимова.