Людочка Влассовская прощается с отчим домом, с родной Полтавщиной. Она едет учиться в Петербург в институт благородных девиц.

Петербург и институт поразил ее красотой, роскошью и неприступностью. Она знакомится с институтками. На уроках девочки шалят и не слушаются учителей. Однажды они принесли в класс раненную ворону, которая не вовремя стала каркать. Тайком покупая сладости, ученицы чуть не подвели под увольнение добряка сторожа.

Крепкая дружба связывает Людмилу и грузинскую княжну Нину Джаваху. Гордая Нина знакомит подругу с обычаями и обитателями института благородных девиц. Недопонимание грозит разрушить их дружбу, но они преодолевают это препятствие.

Институт посещают государь с государыней. Они замечают Людмилу и государь даже гладит ее по голове.

За год учебы Влассовская проживает целую жизнь: она строит взаимоотношения с подругами, переживает разочарование, становится взрослее.

Ее любимая подруга умирает от чахотки. Горе накрывает Людмилу с головой. Девушка знакомится с отцом Нины, грузинским генералом. Все это происходит на фоне подготовки и сдачи экзаменов. Влассовская становится первой ученицей на своем курсе.

Первый год обучения закончен. За Людмилой приезжает мать с братом Василием. Поезд уносит их к родному украинскому хутору.

Рассказ учит дружбе, верности, взаимопониманию.

Оцените произведение:

• 3.16
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5

Голосов: 37

Читать краткое содержание Записки институтки. Краткий пересказ. Для читательского дневника возьмите 5-6 предложений

Чарская. Краткие содержания произведений

• Записки институтки
• Записки маленькой гимназистки
• Записки сиротки
• Княжна Джаваха
• Сибирочка

Картинка или рисунок Записки институтки

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

• Краткое содержание Гоголь Миргород

  «Миргород» состоит продолжением сборника «Вечера на хуторе…». Эта книга послужила новым периодом в творчестве автора. Эта работа Гоголя гостоит из четырех частей, четырех повестей, каждая из них не похожа на другую

• Краткое содержание Женьшень Пришвина

  Повествование ведется от лица рассказчика, который делится впечатлениями от последствий русско-японской войны. Проживая в Маньчжурии, он стал ее свидетелем. Не выдержав испытаний, вооружившись надежной трехлинейкой

• Краткое содержание Бианки Мурзук

  Старик-охотник, лесной сторож увидел, как рысь убила косулю. Он хотел убить хищника, но выстрелив, только ранил его. В схватке со зверем, старик убил его. Это была мамаша рысенка, Мурзука, которого приручил в дальнейшем старик

• Краткое содержание Кормилец Мамин-Сибиряк

  В произведении показана бедная и беспросветная жизнь семьи Пискуновых. Кормилец-отец умер, это лишило мать семейства возможности заниматься прядением – денег не было.

• Краткое содержание Шукшин Одни

  Антип Калачиков и его жена Марфа прожили вместе 40 лет, родили 18 детей, из которых выжили и выросли 12. Антип всю жизнь работал шорником, изготавливал уздечки, сбруи, хомуты, седелки. Работал Антип прямо на дому, сидя справа от печки

А это что? Гм! Чарская… «Княжна Джаваха»… Ерунда! Слезливая девчоночья книга. Только переплет красивый. Нужно выменять ее у Славки на другую. Славка любит книги в красивых переплетах….
Миша высунулся из окна, повернул голову ко второму корпусу и крикнул:
– Славка, – крикнул Миша, – давай меняться! – Он потряс книгой. – Шикарная вещь! «Княжна Джаваха». Зачитаешься!
/Анатолий Рыбаков, «Кортик»/

Сколько лет перечитывала «Кортик» , но только сейчас добралась к загадочной фамилии Джаваха. Конечно, тогда насчёт «шикарной вещи» Миша лукавил, взамен-то он хотел «Овода», да и в советские времена, описанные Рыбаковым , книга о воспитании в царской России была уже неактуальна. Более того, критиканов у Чарской было всегда предостаточно! А меня автор вновь порадовала. Прочитала у неё вторую книгу, очень!. И да, она действительно девчоночья и слезливая 🙁

Маленькая Людочка Влассовская покидает родную тёплую Полтавщину и направляется на обучение в чужой и холодный Петербург. В институте её ожидают строгие учителя, весёлые одноклассницы и юная княжна Нина Джаваха, которая станет для Люды настоящей подругой. Автор описывает дружбу между девчонками, их готовность прийти на помощь друг другу, преданность, и даже ревность. Интересно было читать о внутреннем укладе института благородных девиц: процесс обучения, праздники, экзамены, свободное время, посещения родных. По описаниям сразу заметно, что Чарская не понаслышке знает о «парфетках» (девочках-отличницах) и «мовешках» (разгильдяйках), занимательно рассказывает читателю о знаках отличия – сине-белых шнурках, которые выдавались за отличную учёбу и вплетались в волосы. А вот стоять посреди столовой без передника считалось наивысшим позором среди воспитанниц.

Как оказалось, приквел «Княжна Джаваха» хоть и был выпущен Чарской позже, но начинать чтение нужно именно с него, дабы в полной мере узнать о Ниночке и её семье. А вообще в творчество Чарской можно либо сразу влюбиться, либо критиковать и ненавидеть. Хотя тогда нет и смысла её читать, ведь авторские тексты однотипны: нежные, хрупкие, где-то слащавые, но искренние и душевные. История дружбы Люды и Нины мне пришлась по душе, вот только финал не такой радужный, как хотелось бы.

12 3 4 5 6 7 …39

Лидия Чарская

Записки институтки

Моим дорогим подругам, бывшим воспитанницам Павловского института выпуска 1893 года, этот скромный труд посвящаю.

Автор

Когда веселой чередою
Мелькает в мыслях предо мною
Счастливых лет веселый рой,
Я точно снова оживаю,
Невзгоды жизни забываю
И вновь мирюсь с своей судьбой…

Я вспоминаю дни ученья,
Горячей дружбы увлеченья,
Проказы милых школьных лет,
Надежды силы молодые
И грезы светлые, живые
И чистой юности рассвет…

ГЛАВА I

Отъезд

В моих ушах еще звучит пронзительный свисток локомотива, шумят колеса поезда — и весь этот шум и грохот покрывают дорогие моему сердцу слова:

— Христос с тобой, деточка!

Эти слова сказала мама, прощаясь со мною на станции.

Бедная, дорогая мама! Как она горько плакала! Ей было так тяжело расставаться со мною!

Брат Вася не верил, что я уезжаю, до тех пор пока няня и наш кучер Андрей не принесли из кладовой старый чемоданчик покойного папы, а мама стала укладывать в него мое белье, книги и любимую мою куклу Лушу, с которой я никак не решилась расстаться. Няня туда же сунула мешок вкусных деревенских коржиков, которые она так мастерски стряпала, и пакетик малиновой смоквы, тоже собственного ее приготовления. Тут только, при виде всех этих сборов, горько заплакал Вася.

— Не уезжай, не уезжай, Люда, — просил он меня, обливаясь слезами и пряча на моих коленях свою курчавую головенку.

— Люде надо ехать учиться, крошка, — уговаривала его мама, стараясь утешить. — Люда приедет на лето, да и мы съездим к ней, может быть, если удастся хорошо продать пшеницу.

Добрая мамочка! Она знала, что приехать ей не удастся — наши средства, слишком ограниченные, не позволят этого, — но ей так жаль было огорчать нас с братишкой, все наше детство не расстававшихся друг с другом!..

Наступил час отъезда. Ни я, ни мама с Васей ничего не ели за ранним завтраком. У крыльца стояла линейка; запряженный в нее Гнедко умильно моргал своими добрыми глазами, когда я в последний раз подала ему кусок сахару. Около линейки собралась наша немногочисленная дворня: стряпка Катря с дочуркой Гапкой, Ивась — молодой садовник, младший брат кучера Андрея, собака Милка — моя любимица, верный товарищ наших игр — и, наконец, моя милая старушка няня, с громкими рыданиями провожающая свое «дорогое дитятко».

Я видела сквозь слезы эти простодушные, любящие лица, слышала искренние пожелания «доброй панночке» и, боясь сама разрыдаться навзрыд, поспешно села в бричку с мамой и Васей.

Минута, другая, взмах кнута — и родимый хутор, тонувший в целой роще фруктовых деревьев, исчез из виду. Потянулись поля, поля бесконечные, милые, родные поля близкой моему сердцу Украины. А день, сухой, солнечный, улыбался мне голубым небом, как бы прощаясь со мною…

На станции меня ждала наша соседка по хуторам, бывшая институтка, взявшая на себя обязанность отвезти меня в тот самый институт, в котором она когда-то воспитывалась.

Недолго пришлось мне побыть с моими в ожидании поезда. Скоро подползло ненавистное чудовище, увозившее меня от них. Я не плакала. Что-то тяжелое надавило мне грудь и клокотало в горле, когда мама дрожащими руками перекрестила меня и, благословив снятым ею с себя образком, повесила его мне на шею.

Я крепко обняла дорогую, прижалась к ней. Горячо целуя ее худенькие, бледные щеки, ее ясные, как у ребенка, синие глаза, полные слез, я обещала ей шепотом:

— Мамуля, я буду хорошо учиться, ты не беспокойся.

Потом мы обнялись с Васей, и я села в вагон.

Дорога от Полтавы до Петербурга мне показалась бесконечной.

Анна Фоминишна, моя попутчица, старалась всячески рассеять меня, рассказывая мне о Петербурге, об институте, в котором воспитывалась она сама и куда везла меня теперь. Поминутно при этом она угощала меня пастилой, конфектами и яблоками, взятыми из дома. Но кусок не шел мне в горло. Лицо мамы, такое, каким я его видела на станции, не выходило из памяти, и мое сердце больно сжималось.

В Петербурге нас встретил невзрачный, серенький день. Серое небо грозило проливным дождем, когда мы сходили на подъезд вокзала.

Наемная карета отвезла нас в большую мрачную гостиницу. Я видела, сквозь стекла ее, шумные улицы, громадные дома и беспрерывно снующую толпу, но мои мысли были далеко-далеко, под синим небом моей родной Украины, в фруктовом садике, подле мамочки, Васи, няни…

ГЛАВА II

Новые лица, новые впечатления

Было 12 часов дня, когда мы подъехали с Анной Фоминишной к большому красному зданию в Х-й улице.

— Это вот и есть институт, — сказала мне моя спутница, заставив дрогнуть мое и без того бившееся сердце.

Еще больше обомлела я, когда седой и строгий швейцар широко распахнул передо мной двери… Мы вошли в широкую и светлую комнату, называемую приемной.

— Новенькую-с привезли, доложить прикажете-с княгине-начальнице? — важно, с достоинством спросил швейцар Анну Фоминишну.

— Да, — ответила та, — попросите княгиню принять нас. — И она назвала свою фамилию.

Швейцар, неслышно ступая, пошел в следующую комнату, откуда тотчас же вышел, сказав нам:

— Княгиня просит, пожалуйте.

Небольшая, прекрасно обставленная мягкой мебелью, вся застланная коврами комната поразила меня своей роскошью. Громадные трюмо стояли между окнами, скрытыми до половины тяжелыми драпировками; по стенам висели картины в золоченых рамах; на этажерках и в хрустальных горках стояло множество прелестных и хрупких вещиц. Мне, маленькой провинциалке, чем-то сказочным показалась вся эта обстановка.

Навстречу нам поднялась высокая, стройная дама, полная и красивая, с белыми как снег волосами. Она обняла и поцеловала Анну Фоминишну с материнской нежностью.

— Добро пожаловать, — прозвучал ее ласковый голос, и она потрепала меня по щечке.

— Это маленькая Людмила Влассовская, дочь убитого в последнюю кампанию Влассовского? — спросила начальница Анну Фоминишну. — Я рада, что она поступает в наш институт… Нам очень желанны дети героев. Будь же, девочка, достойной своего отца.

Последнюю фразу она произнесла по-французски и потом прибавила, проводя душистой мягкой рукой по моим непокорным кудрям:

— Ее надо остричь, это не по форме. Аннет, — обратилась она к Анне Фоминишне, — не проводите ли вы ее вместе со мною в класс? Теперь большая перемена, и она успеет ознакомиться с подругами.