Введение

Нравственно-аскетическое понимание страсти

Психологическое содержание понятия «страсть»

Классификация страстей

Клиническая картина страсти

Этиология страсти

Заключение

Введение

Еще недавно как со стороны некоторых священнослужителей, так и со стороны светских психологов высказывались серьезные сомнения в том, что православная вера и современная психотерапия смогут найти какие-либо точки соприкосновения. Можно сказать, что этот этап отношений веры и светской психологии уходит в прошлое. Существует уже довольно много церковных организаций, в которых работают квалифицированные психотерапевты и психологи, практическая психология преподается в религиозных учебных заведениях. В свою очередь и традиционная психотерапия в последнее время уделяет все большее внимание духовным вопросам. Постепенно формируется православная духовно-ориентированная психотерапия как самостоятельная психотерапевтическая модальность. Это новое направление создает теорию нормы и патологии, теорию психотерапевтических изменений и другие необходимые блоки для создания самостоятельной психотерапевтической школы, опираясь на православную богословскую и аскетическую традицию.

Одним из ключевых моментов понимания психопатологии в православной антропологической традиции является учение о страстях. Интересно отметить, что слово «психопатология», пришедшее из греческого языка, можно дословно перевести как «учение о страстях души». Некоторые православные авторы практически отождествляют психопатологию с действием страстей. Однако такой подход является несколько упрощенным. Святоотеческое учение о страстях было создано отцами-аскетами вне клинического контекста и потому оказывается все же весьма далеким как от клинического взгляда, так и от современной психологической практики. Таким образом, уяснение психологического содержания святоотеческого аскетического понятия «страсть» является важным моментом в формировании школы православной психотерапии.

Нравственно-аскетическое понимание страсти

Термин «страсть» в христианской литературе употребляется в разных значениях. Иногда это почти синоним эмоции, при этом различаются хорошие и дурные страсти:

Страсти дурны, если дурна любовь , и хороши если она хороша.

Иногда говорят о страстном состоянии как состоянии страдательном, т.е. когда человек переносит внешние воздействия. При этом, опять, различаются естественные страсти (т.е. слабости человеческой природы такие как голод, жажда и т.д.) и противоестественные (т.е. греховные наклонности человека).

Святоотеческая аскетика использовала в основном понятие «страсть» для обозначения «дурной» или противоестественной страсти. Определение, соответствующее многовековой святоотеческой традиции, можно встретить у св. Феофана Затворника:

Греховное расположение, иначе греховная склонность, страсть — есть постоянное желание грешить известным образом, или любовь к греховным каким-нибудь делам или предметам.

При этом грех традиционно понимается как нарушение Божественных заповедей и установлений. Данное определение не является психологическим, поскольку содержит категорию (грех), выводящую из области психологии в область религиозной этики. Для выяснения психологического содержания понятия страсть обратимся к знаменитой работе по богословской антропологии «О природе человека» Немесия Эмесского.

XVI глава этого произведения раскрывает содержание понятия «страсть» (pathos). В самом общем смысле страсть есть «движение, производимое одним в другом», т.е. когда некоторое существо испытывает на себе воздействие извне. В этом смысле страсть — просто страдательное состояние организма. В частности, под это определение попадает любое физическое страдание (т.н. «телесная страсть»). Однако кроме такой — телесной — страсти имеются еще и душевные страсти как некоторые страдательные состояния души. Это и есть «страсть» в терминологии свт. Феофана и аскетической святоотеческой традиции. В каком же смысле такая (душевная) страсть есть действие, производимое одним в другом? Страсть имеет место тогда, когда, например, тело и душа человека вынужденно ведутся к действию гневом, иначе говоря, сам гнев является «иным», воздействующим на тело и душу человека. Таким образом, существо может действовать двояким образом: либо в соответствии со своей природой — «по энергии» — в таком случае существо движется «само от себя», либо по страсти, тогда источником действия является нечто неестественное, несоответствующее природе существа.

Противопоставление «по энергии» — «по страсти» является ключевым моментом в понимании рассматриваемой темы. Действие «по энергии» является свободным в том смысле, что оно происходит исходя, прежде всего, из свойств самой человеческой природы, а не внешних — связанных со средой факторов. Страсть же, как мы уже видели при анализе взглядов Немесия, — это несвободное поведение. Неслучайно христианское учение о спасении в Новом Завете формулируется, в частности, в терминах освобождения человека из рабства греху и страстям.

Но не всякое несвободное поведение есть грех: человек в тюрьме несвободен не потому, что он грешник, а потому, что он в тюрьме. Как отличить поведение по страсти от «вынужденной несвободы»? Святоотеческая литература говорит здесь, прежде всего, о предмете страсти, который для человека оказывается столь привлекательным, что в поле этого предмета человек не может вести себя свободно. Итак, у страсти есть мотив, который может подчинять себе человека, и потому при страсти несвободное поведение происходит в поле определенного мотива. Этот момент присутствует в определении свт. Феофана: страсть есть не просто склонность грешить, а склонность грешить определенным образом, связанная с любовью к греховным предметам.

Психологическое содержание понятия «страсть»

Таким образом, страсть понимается как состояние индивида, при котором он не в состоянии осуществлять свободное поведение в поле определенного мотива, называемого предметом страсти. Конкретизировать этого определение можно в терминах теории поля Курта Левина и его идей о полевом поведении.

Совокупность всех психологических фактов, влияющих на поведение человека в конкретный момент времени задает психологическую среду личности. Под фактами понимаются не только предметы, но и, скажем, задание эксперимента, вопрос, на который нужно ответить и т.д. Главное свойство, делающее нечто фактом, принадлежащим к психологической среде — возможное влияние на поведение человека в настоящий момент. Каждый факт обладает определенной ценностью, которую Левин, так же, как и в случае потребности, анализирует с динамической точки зрения. Для него интересна количественная характеристика — степень притягательности или отвержения человеком того или иного факта, которую он называет валентностью. Факт притягивает или отталкивает человека, т.е. воздействует на него с определенной силой. Совокупность сил, связанных со всеми фактами психологической среды, определяют психологическое поле.

Результирующее поведение человека возникает в процессе взаимодействия валентностей объектов и потребностей личности. Если человек исходит из своих потребностей, осуществляет собственные намерения, так сказать «встает над силами поля» — это волевое поведение. Если же человек действует исходя, прежде всего, из психологической среды, по ситуации, по логике предметов (т.е. в соответствии с их валентностями), такое поведение Левин называет полевым. Полевое поведение является несвободным, поскольку определяется внешней для человека средой — поле как бы «обладает» человеком (ср. «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною», 1 Кор 6, 12). Иллюстрацией полевого поведения стал классический эксперимент К. Левина, в котором испытуемого оставляли «немного подождать» в комнате, где на столе были разложены разнообразные предметы: колокольчик, книга, карандаш и т.д. Испытуемый в состоянии ожидания начинал действовать не в соответствии со своими намерениями, а по логике предметов — звонил в колокольчик, трогал шкафчик, проводил пальцем по бисерной занавеске, т.е. осуществлял полевое поведение. Если в левиновском эксперименте поведение оказывалось полевым в силу отсутствия по ситуации серьезных намерений у испытуемого, полевое поведение при страсти возникает не в силу слабости намерений, а в силу большой психологической притягательности предмета страсти.

Классификация страстей

Все многообразие страстей традиционная христианская аскетика сводит к восьми основным страстям, различающимся, главным образом, по своему предмету: чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие и гордость.

Предметом страсти чревоугодия является пища. При страстном отношении к ней она принимается не ради удовлетворения естественной потребности, а по чувству сластолюбия. Имеет три основные формы проявления: принятие пищи вне определенного распорядка, пресыщение и желание изысканных блюд.

В основе страсти блуда лежит превращение сексуальной потребности человека, которое проявляется в излишествах в сексуальных контактах, супружеских изменах и т.д.

Сребролюбие есть ненасытимое стремление к приобретению денег, имущества и вообще всяких материальных благ. Можно выделить три рода сребролюбия: стремление не отдать имеющиеся материальные блага, стремление возвратить или компенсировать утрату благ и стремление к приобретению нового.

Гнев представляет собой агрессию, проявляемую при появлении фрустрирующих обстоятельств с целью их устранения. Слово «гнев» обозначает не только страстные проявления, Священное Писание говорит, например, о гневе Божием. Гнев как страсть — это когда силы души мобилизуются не для того, чтобы достичь определенного мотива, а для того, чтобы разрушить препятствия, стоящие на пути его достижения. Деструктивный, разрушающий момент и является показателем страсти гнева.

Печаль как страсть проявляется в безнадежной тоске и состоянии бездеятельности. Она, как и гнев, возникает в ситуации фрустрации. Если гнев направлен на уничтожение препятствия, то в печали человек даже не пытается препятствие преодолеть, но и не может отвлечься от своего мотива. Такое «зависание» в фрустрации и определяет поведение человека в страсти печали.

Уныние является развитием патологических процессов, определяемых страстью печали, до такой степени, что целенаправленное усилие, связанное с работой над собой и организацией собственной жизни, отвергается, поскольку кажется невыполнимым, немыслимым, бесполезным и бесплодным.

При страсти тщеславия ведущим мотивом деятельности индивида является поиск социального одобрения. Оно может возбуждаться или относительно каких-либо объективных свойств и качеств (красота, сексуальная привлекательность), или по поводу качеств, относящихся к личному преуспеянию в социальной и религиозно-нравственной сфере (социальный статус, отсутствие пороков и т.д.).

Гордость представляет собой патологически преувеличенное представление о собственной самостоятельности, самодостаточности и независимости не только от социума, но и от Бога. Таким образом, предметом страсти является сам человек и именно его качества и достоинство. В отличие от страсти тщеславия, высокое мнение о себе такого человека основывается не на социальном одобрении, а переживается как объективное положение дел, мало зависящее от социума.

Клиническая картина страсти

Понятие «страсть», как оно описано выше, отсутствует в современной психопатологии, но это не означает, что психиатрия не сталкивается с проявлениями страстей и не изучает этого явления. Для анализа клинической картины страсти, важно отметить, что современные диагностические критерии химической зависимости вполне соответствуют предложенному определению страсти. Анализ симптоматики показал, что наиболее специфический симптом алкоголизма — полевое поведение, описываемое в наркологии в терминах утраты двух видов контроля: за количеством выпитого и ситуационного. Это проявляется специфических отклонениях в поведении: невозможности сократить или совсем прекратить алкоголизацию, периодическим попыткам изменить чрезмерное употребление спиртного путем «дачи зароков», продолжении пьянства, несмотря на тяжелые соматические заболевания или в ситуациях, когда необходимо быть трезвым и т.д.

Указанная взаимосвязь между страстью и химической зависимостью позволяет, при описании клинической картины страсти, обращаться не только к святоотеческим текстам, но и к данным современной наркологии.

Действующая в человеке страсть формирует одностороннее, негармоничное и несвободное состояние сил человека, затрагивая все уровни психического аппарата человека.

Прежде всего, говоря о нарушениях, связанных со страстью, следует говорить про нарушения желаний. В норме — желание есть некоторая опредмеченная потребность, которая, в свою очередь, есть состояние, отражающее нужду в объектах, необходимых для существования человека. Такое желание является психологически объяснимым в том смысле, что за ним всегда стоит понятная нужда человеческого организма. В ситуации же со страстью картина меняется: желание предмета страсти оказывается психологически необъяснимым, поскольку по выражению свт. Феофана Затворника «потребностей за желаниями и не видно». Так, например, крайняя степень проявления страсти чревоугодия

…состоит в том, что человек принуждает себя на принятие пищи, когда и не хочет есть.

Про психологическую необъяснимость страсти писал авва Дорофей:

Желание меняется не только в качественном, но и в количественном отношении. Человеку становится все труднее и труднее контролировать желания, вызванные страстью. Утрачивается ситуационный контроль — человек начинает удовлетворять свою страсть в обычном для себя стиле, не обращая внимания на разные неподходящие обстоятельства (когда удовлетворение страсти может нанести вред самому человеку или его окружению).
Влечение к предмету страсти может оказаться сильнее инстинктивных влечений, в том числе и инстинкта самосохранения.

Испытывающий страсть, даже получая желаемое, все равно не может остановиться в удовлетворении своего желания, вновь и вновь стремясь к обладанию предметом страсти. Утрачивается, таким образом, количественный контроль над удовлетворением своего желания.

Описывая патологическое влечение к алкоголю, современная наркология говорит о двух его формах — генерализованном и парциальном. Это различение можно отнести ко страсти вообще. Генерализованная форма проявления страсти характеризуется наличием у человека довольно прочной и эмоционально насыщенной системы взглядов на роль и место предмета страсти, определяющей его поведение и даже формирующей его жизненные принципы. Страсть — будучи в основном эго-синтонной — владеет интересами, мыслями и представлениями больного, детерминирует круг его общения, симпатии и антипатии, оценку человеческих достоинств, тематику воспоминаний, разговоров, сновидений и т. д.

«Позитивное» отношение к предмету страсти порой приобретает «мировоззренческий» характер: попытки лишить его предмета страсти человек расценивает как покушение на его права и свободу и активно им противится. При этом нередко даже те, кто в прочих отношениях обнаруживают довольно высокий интеллектуальный уровень, проявляют странную неспособность разобраться в ситуации, созданной желанием к предмету страсти, поразительную непроницаемость к доводам рассудка. Такие люди путают причины и следствия проявления страсти, игнорируют очевидные факты.

Парциальная (локализованная) форма страстного желания отличается тем, что такое желание является эго-дистонным, оно отделено и противопоставлено личности человека. Желание встречает сопротивление личности, причиняет страдание или переживается как помеха, как нечто чуждое интересам, служит источником внутренней напряженности и утомительной внутренней борьбы. В эмоциональной сфере преобладают тревога, эмоциональная лабильность или своеобразная взбудораженность. Чем интенсивнее желание, тем больше оно приобретает сенсорную окраску; при малой интенсивности желания оно имеет форму размышлений, сомнений, представлений и воспоминаний. При очень небольшой интенсивности страсть становится неосознаваемой и проявляется лишь в усилении контрастных переживаний — горячего желания избавиться от страсти, гневного осуждения порока, прокламирования достоинств жизни без действия страсти.

Продолжая описание клинической картины, следует отметить, что желания, связанные с предметом страсти имеют тенденцию к генерализации. Постепенно все больше и больше объектов могут становиться предметом страсти.

Говоря об эмоциональном состоянии подверженного страсти человека, следует остановиться на переживании удовольствия от обладания предметом страсти:

Внушение лукавого, т.е. закон греховный, входя в члены плоти нашей — чрез нее действует на нас. Ибо однажды, преступив самовольно закон Божий и приняв внушение лукавого, мы открыли уже вход сему внушению, продав сами себя греху. От того и тело наше с готовностью влечется к греху. Посему запах и ощущение греха, пребывающее в теле нашем, или чувственное вожделение и услаждение, называются законом в членах плоти нашей.

Таким образом, очень часто со страстью связана специфическая стимуляция. Причем на определенной фазе развития страсти сила стимула должна возрастать для того, чтобы доставить человеку прежнее удовольствие (рост толерантности).

Согласно прп. Иоанну Дамаскину, чувственное удовольствие возникшее в результате однажды осуществленного греха, приводит к тому, что на психофизиологическом уровне закрепляется связь между стимулом (предметом страсти) и реакцией (следование греховному влечению): если сначала была какая-то борьба и осознанное решение относительно греховного желания, в следующий раз человек уже «с готовностью влечется к греху», и, таким образом формируются устойчивые стереотипы поведения, которые, генерализуясь, начинают встраиваться в характерологические особенности человека. Начинают формироваться психопатоподобные нарушения, когда обнажаются, утрируются и заостряются характерологические особенности, которые прежде составляли лишь своеобразие личности.

Наличие патологического желания к предмету страсти, которое оказывается неконтролируемым и разрушительным, порождает целую систему психологических защит, «охраняющих» патологическое желание, чуждое человеческой природе: отрицание (отказ принять существование страсти и связанных с нею проблем), минимизация как более мягкий вариант отрицания, проекция («я хочу» заменяется на «я вынужден») и др.

Этиология страсти

Рассуждая о природе зла, которое лежит в основе греха и, следовательно, страсти, прп. Максим Исповедник замечает:

Зло есть неразумное движение естественных сил, руководимых ошибочным суждением, к чему-либо помимо цели. Целью я же называю Причину сущих , к Которой естественно устремляется все, хотя лукавый… обманом склонив человека, успел направить влечение к чему-либо иному из сущего помимо Причины и произвести неведение Ее… Став таким образом преступником и не ведая Бога, он накрепко связал всю свою мыслящую силу со всем чувством и ввел сложное и пагубное, возбуждающее к страсти ведение чувственных вещей…

Итак, в основе страсти лежит повторяющееся движение душевных сил «помимо их цели».

По Левину намерение достичь некоторой конкретной цели и определяет потребность. Создается напряженная динамическая система, где величина напряжения соответствует силе намерения. Напряжение можно высвободить достигая цели. Но это не единственный вариант снятия напряжения. Экспериментально доказано, что напряжение из динамической системы, связанной с одной потребностью может перетекать в динамическую систему, связанную с иной потребностью. Это явление К. Левин называл коммуникацией потребностей. Если две потребности вступают в коммуникацию, то исходное напряжение, связанной с первой из них, можно снизить, удовлетворяя вторую потребность. Таким образом, потребности могут замещать друг друга. Характерный пример — булимия, при которой пищу принимают для того, чтобы снять стресс, т.е. с целью, не имеющий ничего общего с пищевой потребностью. Замещая одной потребностью другую, человек действует «мимо цели» — снимает напряжение, не реализовывая связанную с этим напряжением потребность и не получая необходимого для себя. Такой человек похож, по замечанию К. Наранхо, на приточного муллу Насреддина, который искал потерянный ключ не там, где его потерял, а там, где светлее было искать.

Для анализа вопроса, какие потребности вступают в коммуникацию при возникновении страсти, следует обратиться к учению о иерархии сил души в человеке. Согласно святоотеческому учению, которое ряд понятий заимствовало у Аристотеля, существует несколько уровней сил и способностей души и, соответственно, потребностей:

• вегетативные (или растительные) способности души, поддерживающие физиологические процессы — питание, рост, размножение и т.д.
• животные силы души, названные так, поскольку они общи человеку и неразумным животным; к ним относятся желания, эмоции, способность мобилизовывать энергию для достижения цели и т.д.
• духовные или умные способности души, присутствующие из всего видимого мира только у человека; это те способности, которые связаны с мышлением, творчеством, способностью к общению с Богом и раскрытию в себе образа Божия.

В норме в человеке должен главенствовать дух со своими духовными потребностями, который будучи «наиболее сродным» Богу и потому соединяясь со Святым Духом «образовывавает», формирует жизнь души и тела человека, определяя проявление как животных, так и вегетативных сил души. Однако, в силу первородного греха, дух человеческий оказывается отделенным от Бога и утрачивает свое главенство. Сильное влечение к удовлетворению потребностей низшего порядка, связанное с чувственным наслаждением (hedone), оказывается настолько сильным, что дух человеческий часто не справляется с этим влечением:

Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих (Рим. 7, 22-23)

Таким образом, создается ситуация, в которой высшие человеческие потребности замещаются — в терминологии К. Левина — низшими:

делает более желанным, чем Единственная и Единая, вожделенная и бесстрастная Причина… то, что ниже Ее, а потому плоть предпочитает духу, наслаждение видимым делает приятнее славы и сияния мысленных благ и приятностью чувственных наслаждений удерживает ум от божественного и сродного восприятия умопостигаемых.

Таким образом, в основе возникновения страсти лежит механизм, согласно которому вместо определенной потребности, достижение которой связано с определенными сложностями, удовлетворяется потребность более низшего (по иерархии сил души) плана, приносящая чувство наслаждения, и, таким образом, снижающая напряжение связанное с исходной потребностью.

Это представление о страсти проясняет те явления, которые наблюдаются в клинической картине страсти.

Связь «нужда — желание» оказывается совершенно неочевидной, потому что нужда в одной — более высшей области — связывается с желанием из совершенно иной сферы жизнедеятельности человека. Поэтому страсть как желание оказывается психологически необъяснимой.

При удовлетворении страсти снимается напряжение, однако изначальная потребность, замещенная страстью, оказывается неудовлетворенной. Сколько не удовлетворяй страсть, с исходной нуждой ничего не происходит. Становится понятным своеобразная «ненасытность» в удовлетворении страсти, проявляемая в виде утраты количественного контроля и роста толерантности.

Единожды испробовав замещение определенной потребности на страсть, приносящую чувство удовольствия, человек начинает замещать и другие высшие потребности — происходитгенерализация страсти.

Становятся понятны и психопатоподобные изменения, или заострения личности, при развитии страсти: усиливаются стереотипы поведения, удовлетворяющие потребности более низкого уровня и отмирают стереотипы, ориентированные на удовлетворение более высоких потребностей.

Замещение страстью другой потребности оказывается не только «неэкологичным», но и противоречащим самой природе человека, поэтому для осуществления стиля поведения, связанного со страстью, требуются мощные психологические защиты, направленные, прежде всего, на устранение тревоги, связанной с разрушительным действием страсти.

Предложенное понимание страсти имеет, на наш взгляд, ряд важных практических следствий. Прежде всего, появляется новое клиническое видение, при котором ряд аффективных расстройств, зависимостей и других психических нарушений можно объединить в один класс, в силу того, что в их основе находится общий психический механизм, связанный с образованием страстей.

Определяется, также, стратегия психотерапевтической работы со страстью, основанная на выявлении и реализации потребностей, которые замещает страсть.

Наконец, появляется возможность расширить как сферу применения определенных психотерапевтических методик (используемых только в специфических областях — например, в наркологии), так и использованию православного аскетического опыта в психотерапии. Впрочем, психотерапия страсти — тема отдельной работы.

Состав словаря

Словарь содержит обычные и обратные статьи. В обычной статье приводится список эпитетов к опорному слову — существительному:

беспокойство безотчётное, беспредельное, беспредметное, беспрерывное, беспричинное, болезненное, гложущее, глухое, гнетущее, грозное, жгучее <Некрасов>, жуткое (разг.), затаённое, лёгкое, лихорадочное, мучительное, невольное, необъяснимое, необыкновенное, необычайное, неопределённое, неотвязное, неясное, острое, сильное, скрытое, смутное <Серафимович>, сосущее, странное, страшное (разг.), тайное, томительное, тревожное, тягостное, ужасное (разг.), щемящее А вязкое, отрадное, святое <Некрасов>

Обратная статья показывает с какими опорными словами употребляется конкретный эпитет — прилагательное (в 3-х вариантах рода):

Подбор эпитетов. болезненный14 (болезненная21, болезненное11, болезненные) беспокойство, бессонница, бледность, воображение, вопль, голод, грёзы, гримаса, жалость, забота, истома, крик, лицо, любовь, любопытство, мечта, музыка, мысль, обида, оскорбление, привычка, раздражение, рана, румянец, рыдание, самолюбие, свет, сон, старость, стон, страсть, страх, тело, тревога, удар, усталость, фантазия, чувство, эгоизм, явление, ярость А вечер, восторг, грёзы <Надсон>, день <Тютчев>, язык

Типы эпитетов

В Словаре представлены 4-е типа эпитетов: общеязыковые, народно-поэтические, редкие (индивидуально-авторские) и фразеологизмы, также обычно имеющие конкретный авторский источник.

Общеязыковые эпитеты — это наиболее многочисленная группа слов. У некоторых существительных (например, лицо, взгляд, глаза, улыбка, жизнь) зафиксированы сотни характеризующих определений. Среди них прилагательные и со свободным значением, и со связанным. Ср. с одной стороны: багровый закат, проницательный взгляд, ироническая улыбка, высокий лоб, и с другой — понурый взгляд, бисерный почерк, трескучий мороз, сардоническая улыбка. В числе общеязыковых эпитетов есть слова, употребленные и в прямом, и в переносном значении, стилистически нейтральные и с яркой стилистической окрашенностью. Ср.: полная тишина и (перен.) могильная тишина, быстрый взгляд и (перен.) молниеносный взгляд, темный дуб и (перен.) черноголовый дуб; нестерпимая боль и (разг.) жуткая боль, сильный мороз и (простореч.) ядреный мороз. Характерными признаками общеязыковых эпитетов служат относительная устойчивость связи между определяющим и определяемым, воспроизводимость подобных словосочетаний, неоднократность употребления их в литературном языке.

Народно-поэтические эпитеты пришли в литературный язык из устного народного творчества. Их основная черта — постоянство и ограниченность сочетаний определяющего с определяемым. Типичными примерами служат: чистое поле, синее море, горькое горе, буйный ветер, красное солнце, серый волк и т. п. Многим народно-поэтическим эпитетам свойственно: а) употребление прилагательного в усеченной форме (сыра земля, чисто поле); б) перенос ударения (зелено вино, шелковые луга); в) инверсия определяющего и определяемого (ветры буйные, ноги резвые, горе горькое).

В отдельную зону А выделены редкие (индивидуально-авторские) эпитеты. В их основе лежат неожиданные, часто неповторимые смысловые ассоциации, поэтому они обычно невоспроизводимы, их употребление носит окказиональный характер. Однако при определенных условиях (авторитет писателя, яркость, свежесть образа и т. д.) эти эпитеты могут перейти в разряд общеязыковых. Таким образом, граница между общеязыковыми и индивидуально-авторскими эпитетами условна и подвижна. Вот несколько примеров индивидуально-авторских эпитетов: голубое настроение <Куприн>, мармеладное настроение <Чехов>, картонная любовь <Гоголь>, овечья любовь <Тургенев>, чурбанное равнодушие <Писарев>, голубая радость <Куприн>, цветастая радость <Шукшин>, мотыльковая красота <Чехов>, мокрогубый ветер <Шолохов>, слезливое утро <Чехов>, дряблый смех <Мамин-Сибиряк>, конфетная боль <Вс. Иванов>. Значительное место среди редких эпитетов занимают сочетания противоположных понятий (оксюмороны). Алогичность соединения слов создает психологический эффект, приковывает внимание читателя, усиливает выразительность образа. Функции таких эпитетов сходны с приемом антитезы. Например: седая юность <Герцен>, радостная печаль <Короленко>, сладкая грусть <Куприн>, ненавидящая любовь <Шолохов>, грустная радость <Есенин>, тоскливая радость <М. Горький>. Включение индивидуально-авторских эпитетов в Словарь обогащает наше представление о возможностях образного употребления слова, показывает яркие писательские находки.

Список авторов для эпитетов взят из и поэтому содержит много забытых имен. Впрочем, комментарий с фамилией автора легко скрыть, выставив уровень детализации карточки «нормальная».

Помимо собственно эпитетов в зоне Л представлены и наиболее употребительные определения бытового и терминологического характера (их нередко называют логическими определениями). Например:

боль · · · Л головная, грудная, желудочная, зубная, иррадиирующая, местная, мигреневая, отражённая, периферическая, подложечная, подагрическая, предродовая, ревматическая, родовая, фантомная и т. п.

Списки таких определений расширяют представление о круге типичных сочетаний у приведенного в Словаре существительного. Следует учесть также и то, что многие относительные прилагательные в контексте могут приобретать качественное значение и использоваться, таким образом, как характеризующие определения (т. е. эпитеты). Например: армейская дисциплина (такая, как в армии), осенний дождь (такой, какой бывает осенью), похоронный звон (такой, как на похоронах) и т. п.

Эпитеты-фразы представлены двумя зонами: Ф — собственно фразеологизмы (как правило, авторские) и Ц — цитаты, содержащие эпитеты. Например:

луна · · · Ф всегда печальная <Бунин>, грустью обуянная <Величко>, полночная царица <Величко> Ц «Брачная лампада» <Полонский>, «Зеркальная царица тайных нег» <Фет>, «Светило успокоенной жизни» <Сологуб>, «Тихая, как покойница» <Фофанов>

СТРАСТЬ, ж. страсти мн. (страдать) страданье, муки, маета, мученье, телесная боль, душевная скорбь, тоска; особ. в знач. подвига, сознательное принятые на себя тяготы, мученичества. Страсти Христовы. Страсти св. мучеников. Страсти ради нищих и воздыхания убогих, ныне воскресну, глаголет Господь, Псалм. Многия страсти претерпесте страданий, Евр. Всяких страстей в плену натерпишься. | Страх, испуг, ужас, боязнь. Ух, какие страсти! Со страстей без ума стал. Страсть берет глядеть на это! Он бить не бьет, только страсть дает. Кабы эта страсть да к ночи! Половина страстей с костей (со счета). | Бездна, прoпасть, тма, множество, сила, ужас что; ужас как, весьма сильно, крайне, страх много или страшно сильно. У них страсть денег. Страсть, как больно. Страсть хочется. Страсть, как он скуп. Денег страсть, да не во что класть. Что мне прясть, коли готового страсть? | Страсть, душевный порыв к чему, нравственая жажда, жаданье, алчба, безотчетное влеченье, необузданное, неразумное хотенье. В животном страсти слиты в одно с рассудком, образуя побудку, а потому в страстях животного всегда есть мера; страсти человека, напротив, отделены от разумного начала, подчинены ему, но вечно с ним враждуют и никакой меры не знают. Всякая страсть слепа и безумна, она не видит и не рассуждает. Человек в страсти пуще зверя. Страсть к игре. Скупость легко обращается в страсть. Нет страсти неистовее безумной любви, но и она гаснет со временем; напротив, властолюбие, обратившись в страсть, растет с годами. Любовь и ненависть противоположные страсти. Его обуяла несчастная страсть. В нем есть страстишка к картежи. Страстный, ко страсти относящийся; обуянный страстью; кто, по нраву, часто и горячо увлекается, кем владеют чувства, а не рассудок. Страстный охотник, — игрок; — поклонник, влюбленный. — суд, судья, пристрастный и неправедный. Страстно любить; — судить. Страстная неделя, последняя неделя великого поста, перед светлою, посвященная памяти страстей, страданий Господних. -служба, — евангелие. Страстница, страстная седмица, неделя. Страстник, -ница, кто страстит, стращает, пугает, грозит. Полно детей страстить, экая страстница какая! Страстник, -ница, церк. распутный, развратный человек, предавшийся страстям; необузданный, порабощенный страстями. Страстовать, быть в страсти, в страстном духе, в неистовстве, в исступлении. Страстование стар. сост. по глаг. -ватель, -ница, кто в страстном состоянии. Страстность, состоянье страстного. Он увлекается своею страстностью. Малокровное сложенье человека располагает ко страстности. Страстолюбие, предание самого себя на волю страстей своих, похотей. Страстоносец; -сица, -терпец, -пица, церк. мученик. -положник церк. подвигоположник. -убийственый, что убивает и мертвит, порабощает страсти. Оживи окаянное сердце мое постом страстоубийственым, Триод. постн. Страстоубийца был еси воздержанием многим. -цвет м. кавалерник, растен. Passiflora.