НЕОЯЗЫЧЕСТВО – широкое и разнородное по составу современное религиозное направление, возникшее на основе традиционного магизма, шаманизма, мифологии и сатанизма и претендующее на осмысление и разрешение проблем личности и общества, чего, как утверждают последователи неоязычества, невозможно добиться с помощью традиционных религий или современной науки. Приверженцы неоязычества не стремятся уподобиться язычникам первобытной эпохи, но хотят, опираясь на архаические представления, прежде всего на веру во всемогущество оккультных сил и энергий, решать актуальные проблемы своего существования и определять свое будущее. Неоязычество представляет собой проявление новой религиозности, порожденной противоречивостью современного сознания, культуры и социально-политической реальности, и поэтому оно принадлежит к одной из типичных разновидностей нетрадиционных религий.

Неоязычество многообразно и включает в себя наряду с мистическими врачевательными культами сакрально-мифологические утопии и даже сатанинские «церкви». Границы его расплывчаты, так что пересекаются с «религиями Нового века» и с таким псевдорелигиозным направлением, как «расширение сознания» (Human Potential).

Как и традиционное язычество, неоязычество существенно отличается от религий, основанных на вере в потустороннее сакральное начало, и также оперирует с древними нетеистическими представлениями фетишизма, магии и спиритизма, с пантеистическими идеями, мифологическими образами и персонажами политеизма. Однако эти идеи и представления в неоязычестве стали более разнообразны благодаря новым религиозным сюжетам и заимствованиям из восточной культовой практики. Первое проявляется, напр., в методике использования «природных сил» в Системе Учителя Иванова и в сайентологических курсах по пробуждению в человеке божественного духа – титана, «открытого» Л.Хаббардом. Второе относится к получившим распространение в западном мире многочисленным медитационным практикам буддийско-индуистского происхождения.

Неоязычество принадлежит к иному социокультурному типу, чем древнее язычество – продукт первобытной эпохи, и поэтому не совпадает с его бытовыми реликтами в виде суеверий (веры в приметы, чертей и домовых, вещие сны, гадание) или наблюдаемых сегодня увлечений магией, колдовством и прорицанием. Оно не равноценно и элементам древнего магизма и мифологии, вошедшим в переосмысленном виде в учения и обрядность развитых религий – буддизма, христианства и ислама.

Т.о. неоязычество является религиозной новацией не столько по своему вероисповедному содержанию, сколько по своей идеологической направленности, по новым мировоззренческим и социально-политическим устремлениям. При этом отношение его к современному миру и человеку далеко не однозначно. В России одним из проявлений неоязычества стали попытки со стороны ряда патриотически ангажированных организаций использовать древнеславянское язычество в целях возрождения национальной идентичности русского народа и выработки новой идеологии его национального и государственного возрождения. В некоторых поволжских республиках древнее племенное язычество пытаются сделать символом культурного возрождения малых этносов и средством санкционирования их государственной самостоятельности. В этих случаях неоязычество хотят использовать в роли новой религии.

Значительно чаще в неоязычестве наблюдается неприятие современной социально-политической реальности и стремление к радикальному обновлению существующего мира и человека, вплоть до разработки утопий глобального переустройства человеческого общежития. Так, напр., врачевание в неоязыческих культах направлено на полное изменение и совершенствование физических, психических и интеллектуальных возможностей человека, с тем чтобы наделить его сверхъестественным могуществом, а то и бессмертием. На основе оккультных представлений разработан ряд широковещательных концепций «нового человека», который, придерживаясь природосообразного образа жизни и ставя экологические приоритеты выше социально-производственных, сможет навсегда избавиться от болезней, голода и агрессивности. Более того, по утверждению упомянутого П.К.Иванова, люди смогут полностью отказаться от потребностей в пище, одежде и жилище, если сумеют найти общий язык с одухотворенной и всемогущей Природой. Члены разнообразных групп неошаманистов, «психоделиков» и «герметиков» стремятся достичь не менее радикальной трансформации своей психики и телесности, используя для этого помимо разнообразных психосоматических методик наркотики и галлюцинаторные препараты (часто естественного происхождения – специфические грибы и травы).

Неоязычество нередко строится на основе неомифологических представлений, имитирующих архаические космогонические и социогонические мифы, и служит для разработки современных мировоззренческих и религиозно-философских концепций. Так, напр., Р.Генон в книге «Царь мира» пишет об иерархии сакральной власти на земле, А.Уотте рассуждает об одухотворенной, наполненной радостью Вселенной, М.Элиаде прославляет «живой и говорящий Космос», подчеркивает значение мистики времени, придавая центральное значение в истории культуры архетипу «вечного возвращения». В этом же ряду произведений неоязыческого характера может быть названо религиозно-мифологическое учение Даниила Андреева «Роза Мира».

Представители неоязычества охотно используют в своих целях различные идеологии и социально-политические и националистические движения. В прошлом оно нередко выступало в качестве идеологии антиколониальной борьбы, напр. в тропическом культе злых духов-мстителей вуду и в культе Танцующего Духа у американских индейцев. Насколько неоднозначной может быть идеологическая направленность неоязычества, говорит история германского фашизма, руководители которого, используя магические и мифологические представления, сформулировали расистскую доктрину, сыгравшую зловещую роль в обосновании и реализации преступных планов военной агрессии и геноцида народов. В современной России неоязычество используется рядом национально-патриотических движений, его носителями также являются в основном язычески окрашенные экологические и пацифистские группы.

Характерные для неоязычества представления и установки используются для разработки новых социально-антропологических утопий, напр. в концепции антиавторитарного общества «новых левых», в проекте Т.Лири по созданию нового «индивидуального» общества на основе «политики экстаза» – массового использования галлюцинаторного препарата ЛСД. В свою очередь Д.Икеда, председатель необуддийского общества Сока-Гаккай, доказывает в своей книге о чайной церемонии, что это древнее оккультное действо, возникшее на основе магических представлений древнего даосизма, может стать эффективным средством умиротворения и духовного просветления современного человечества. Оригинальную утопию рисует Дж.Осава, создатель популярной в западных странах макробиотики дзэн-буддизма. Он утверждает, что можно создать антиавторитарное общество, в котором не будет армии и полиции, суда и тюрем, а также школ и любых органов власти только благодаря тому, что люди станут пользоваться разработанными им рецептами, основанными на сбалансированности тайных сил «ян» и «инь» в продуктах питания.

В целом для неоязычества с его оккультизмом, приоритетом земных благ и ценностей и отказом от христианской традиции характерно приуменьшение значения этического содержания, которое в христианстве составляет сущность религиозного. Учитывая, что возникновение христианства сопровождалось отказом от «религии Закона» в пользу «религии Любви», можно понять, почему в неоязычестве нередко наблюдается возврат к жесткой архаической нормативности, строгой ритуалистике и обрядности, к авторитарной власти магов-наставников (таких как Дон Хуан в произведениях К.Касттеды). Выдвижение неоязычеством на передний план задачи оккультного совершенствования связано с упованием на развитие собственных сил и возможностей человека и обретение им благодаря этому жизненного успеха и «спасения» (в форме сверхъестественного могущества, превосходства над злыми силами и гарантии гармоничных отношений с окружающим миром). Подобные установки неоязычества во многом объясняют привлекательность его «приземленного» мировоззрения и житейской морали.

Распространение неоязычества свидетельствует о глубоких изменениях религиозности. С одной стороны, это утрата доверия к христианскому представлению о трансцендентной природе морально-личностного начала в человеке (в сущности за этим стоит кризис доверия к моральным устоям общества в современный период глубокого обострения социально-экономических и политических проблем). С другой стороны, упование на возможность безграничного развития индивидуальных возможностей человека, рассматриваемых в качестве его внутреннего, пока еще скрытого и нереализованного божественного потенциала. Повод для такого умонастроения отчасти дало христианство, обещая, что в неопределенном будущем, «в конце веков» верующий обожится, т.е. обретет совершенный, божественный статус бытия. Сторонники неоязычества ратуют за более определенную, надежную и близкую перспективу своего сакрального совершенства, поскольку видят ее реализацию не в отдаленном царствии небесном, а «здесь и сейчас», в своем земном существовании и не по милости Божией, а в результате своих собственных достижений в овладении оккультными силами. Эти воззрения в конечном счете порождены возросшим неверием людей в возможности общества гарантировать общее благо и защитить индивида.

Наблюдаемое сегодня усиление и расширение влияния неоязычества во всех областях жизни происходит на фоне кризиса доминирующих установок современной культуры (как позитивистско-техницистских, так и традиционно-конфессиональных). В литературе классическим примером этого влияния являются произведения американского писателя Г.Ф.Лавкрафта, утверждавшего мысль о сохранении господства инфернальных сил в современном мире. Широкое распространение получили специфические неоязыческие жанры: вампиризм, дьяволомания, Horror, Fantasy, в которых разрабатывается причудливая оккультно-мифологическая тематика. Особую популярность завоевали литературные произведения английского профессора Дж. Р.Р.Толкина, имитирующие древнейшие кельтские предания. По этому «литературному» каналу неоязычество оказало влияние на некоторые молодежные группы, наложив свой отпечаток на их мировоззрение, формы поведения и образ жизни. Так, американские студенты – поклонники Лавкрафта устраивают театрализованные представления мистического характера, а российские почитатели Толкина разыгрывают по мотивам его произведений сюжеты из жизни «лесного народа». В западных странах неоязыческая тематика широко представлена в зрелищных видах искусства – в кино, на телевидении, в театре, а также в эстрадной музыке («черный рок» и разнообразные хтонические и инфернальные композиции). Аналогичные тенденции наблюдаются и в России. В целом влияние неоязычества продолжает расти во всем мире и превращается в очень заметный, если не доминирующий фактор современной культуры массовой.

Литература:

1. Арутюнов С. Α., Светлов Г.Е. Старые и новые боги Японии. М., 1968;

2. Магический кристалл: магия глазами ученых и чародеев. М., 1994;

3. Баркер А. Новые религиозные движения. СПб., 1998;

4. Балагушкин Е.Г. Нетрадиционные религии в современной России. М., 1999;

Неоязычники намерены оберегать свои
сакральные пространства. Фото со страницы
ССО СРВ в «ВКонтакте»

Отечественные правозащитные проекты пополнились еще одним, созданным Фондом традиционных религий. Он называется «Красная лента» и представляет собой «обновляющийся мониторинг гонений, нападений, конфликтов, актов агрессии и вандализма против последователей языческих традиций и религий коренных народов, проживающих в России». Задачи, которые поставил перед своим проектом Фонд традиционных религий, разъясняет ответственному редактору «НГР» Андрею МЕЛЬНИКОВУ религиовед Евгений НЕЧКАСОВ.

– Язычники решили пойти по пути «больших религий», которые осуществляют мониторинг гонений?

– Сама идея отслеживать такие случаи, систематично собирать их, сортировать по категориям и в дальнейшем анализировать – она на поверхности и не нова. Наш вклад состоит в том, что мы адаптировали этот формат под языческие реалии и постарались учесть не только неоязычество, но и религии коренных народов, где специфика немного иная.

– Неужели эксцессы, связанные с политеистическими верованиями, стали настолько регулярными, что требуется особый мониторинг?

– Эти эксцессы преследуют адептов как неоязыческих религий, так и традиции коренных народов десятилетиями, если мы говорим об истории современной России. Были случаи и в 1990-е, и в нулевые годы. В минувшем году был громкий скандал в Северной Осетии. Можно, конечно, спекулировать на относительности цифр: 20 случаев за один год, уже более десятка за другой – на фоне других стран либо групп верующих это «немного». Но суть не в том, чтобы регулярность эксцессов начала зашкаливать за сотни. Суть в том, чтобы свести их если не к нулю, то действительно к эксцессу в его этимологическом значении – к чему-то выбивающемуся из ряда вон, к экстраординарному.

– Как будет использована информация ленты? Последуют жалобы российским правоохранителям, иски в ОБСЕ?

– Проект только что презентован, и первый этап – это сбор и систематизация данных, а также привлечение общественного и экспертного внимания к этой информации. В ряде случаев дальнейшее движение дел зависит только от «потерпевших», в других их практически невозможно выделить в группу, когда речь в высказывании чиновника идет о каких-то абстрактных «неоязычниках вообще». К тому же в языческой среде существует устойчивое предубеждение против использования статьи об оскорблении чувств верующих.

– В описании ленты сказано, что большинство нападений на языческие объекты инспирировано близкими к РПЦ движениями. Что вы ответите тем, кто назовет этот мониторинг еще одним антиправославным проектом?

– Даже если какая-то языческая община начнет раздавать еду либо откроет социальный проект, например работный дом, – это тоже назовут антиправославным проектом, потому что РПЦ работает и в этих направлениях. В записях «Красной ленты» есть и некомпетентные высказывания чиновников, и случаи сомнительных по качеству экспертиз по делам, связанным с символикой. Нет задачи ловить за язык какую-то одну конкретную группу или институт.

– Согласны ли вы с обвинениями, что неоязычники участвуют в акциях против строительства православных храмов? Может быть, разгромы капищ – ответ им?

– Акции против строительства храмов начали происходить на волне известного проекта «200 храмов» в Москве. Самые громкие случаи были недавно – Торфянка, Екатеринбург. Как известно, даже некоторые православные верующие поддержали идею не строить либо перенести храмы из Торфянки и из сквера в Екатеринбурге. В то время как языческие капища и алтари разрушали и на протяжении 1990-х и нулевых и разрушают по сей день, как капище под Малоярославцем в 2019 году. Но достоянием информационного поля это стало с распространением интернета и социальных сетей в те же нулевые годы. Поэтому говорить о конфессиональной мести «храм за храм», наверное, будет неверно. Это просто modus vivendi наших оппонентов на протяжении веков.

– Что вы ответите на опасения, что русские родноверы слишком широко представлены в силовых и правоохранительных структурах России?

– Мы сделали несколько интервью с представителями родноверия и асатру (поклонников скандинавского язычества. – «НГР») в разных силовых структурах, от «кабинетных» до тех, кто работает «в поле». Опасаться тут нечего, можно гордиться. Но конфессиональную специфику тут перекрывает более широкая проблема отношения власти к гражданам, где правоохранительные органы выступают далеко не в прелестном свете.

– Вы разделяете традиционные верования народов России и современную неоязыческую реконструкцию? Можно ли родноверов считать в подлинном смысле традиционалистами?

– У традиционных верований коренных народов, скажем так, меньше проблем с признанием непрерывности либо полноты предания со стороны экспертов и общества. Хотя даже тут есть казусы, когда подлинность традиции, например, осетин или марийцев пытаются оспорить православные фундаменталисты. Вопреки консенсусу того же религиоведческого сообщества. Перед родноверием же стоит более объемная, но все же решаемая «техническая» задача по аргументации своих построений. К тому же языческим традициям не свойствен догматизм в целом, оглядка на какой-то абсолютно незыблемый канон или правила верификации.

Что касается традиционализма, то тут следует уточнить определение: являются ли родноверы сторонниками народничества с конфессиональным уклоном? Да, такое присутствует довольно широко. Являются ли родноверы последователями школы традиционализма Рене Генона, Юлиуса Эволы, Алена де Бенуа? Тоже да, но уже в меньшей степени.

– Делите ли вы язычество на традиционное и нетрадиционное для России? Например, будет ли лента включать события, связанные с неоиндуистскими организациями?

– Мы настаиваем на том, что есть потребность разграничивать (нео)язычество, которое опирается на достоверные данные истории, археологии, этнографии, лингвистики и других наук, и псевдоязычество, которое выдумывает 5000-летнюю историю «славяно-русов», пропагандирует псевдолингвистику, фэнтези-символику и теории заговора против истории славян.

В разделе «Вопросы и ответы» на нашем портале мы даем более точное определение и приводим списки самых ярких представителей non grata. Это касается как спекулянтов на славянской тематике, так и эксцентричных New Age движений неоиндуизма. В недавнем интервью с религиоведом Романом Шиженским мы затрагивали эту тему, и он согласился с тем, что «новые хронологии» и «планетарная история русов» наносят вред обществу и путают карты исследователям неоязычества. Но в рамках «Красной ленты» мы сознательно идем на смягчение этого правила. В том числе и потому, что общество, бюрократия и даже некоторые эксперты де-факто никак не различают условное «адекватное язычество» и писателей «языческого фэнтези». К тому же текущий объем случаев, которые попадают к нам, позволяет рассматривать каждый из них отдельно и выносить соответствующее коллегиальное решение.

– Согласны ли вы с тем, что неоязычество часто ассоциировано с экстремистскими движениями, националистическими, иногда даже неонацистскими?

– Мы согласны с тем, что политический радикализм предшествует любой форме религиозной аргументации. Если человек тяготеет к радикальным сообществам и острым идеям, то он найдет их в любой конфессии либо подстроит положения любой религии под свои политические нужды. Найдет радикального проповедника или пастыря на свой вкус. Язычество здесь ничем особо не выделяется. Те, кто всячески акцентирует и укрепляет связь «язычество = экстремизм», зачастую сознательно закрывают глаза на экстремизм представителей своей собственной конфессии. Наконец, сегодня в неоязыческой среде родноверия и асатру существует четкий тренд на легальную работу, регистрацию общин в Минюсте – со всеми вытекающими. Полноценное исполнение буквы закона – то есть дать язычникам зеленый свет на легальную деятельность – это лучший инструмент профилактики каких бы то ни было радикальных идей. Давление же порождает противоположный результат.