Иисус – хороший пастух
10 – Говорю вам истину: тот, кто входит в овечий загон не через ворота, а проникает другим путем, тот вор и разбойник. 2 Но кто входит через ворота, тот настоящий пастух этих овец. 3 Сторож открывает ему ворота, и овцы слышат его голос. Он зовет своих овец по именам и выводит их. 4 Когда он выведет всех своих, то идет впереди них, и овцы идут за ним, потому что знают его голос. 5 Они никогда не пойдут за чужим, они убегут от него, потому что не знают его голоса.
6 Иисус использовал эту притчу, но они не поняли, о чем Он говорил.
7 Тогда Иисус сказал:
– Говорю вам истину: Я – дверь для овец. 8 Все, кто приходили до Меня, – воры и разбойники, и овцы их не послушали. 9 Я – дверь: кто входит через Меня, тот будет спасен. Он сможет входить и выходить и найдет пастбище. 10 Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и разрушить, а Я пришел, чтобы дать жизнь, и притом в избытке.
11 Я – хороший пастух. Хороший пастух отдает жизнь свою за овец. 12 Наемному пастуху овцы не принадлежат, и, когда он видит, что пришел волк, он бросает овец и убегает. Тогда волк хватает овец и разгоняет все стадо. 13 Наемник убегает, потому что он нанят и не заботится об овцах.
14 Я – хороший пастух. Я знаю Своих, и они знают Меня. 15 Так же и Отец знает Меня, и Я знаю Отца. Я отдаю жизнь Мою за овец. 16 У Меня есть и другие овцы, не из этого загона, их Я тоже должен привести. Они тоже будут послушны Моему голосу, и будет одно стадо и один пастух. 17 Отец любит Меня потому, что Я отдаю Свою жизнь, чтобы потом опять взять ее. 18 Никто ее у Меня не может отнять, Я отдаю ее добровольно. У Меня есть власть отдать ее и взять ее опять. Так было Мне определено Моим Отцом.
19 После этих слов мнения слушавших иудеев опять разделились. 20 Многие говорили:
– Он одержимый и бредит, зачем Его слушать?
21 Другие говорили:
– Одержимый так бы не говорил. Разве может демон открывать глаза слепым?
Религиозные вожди расспрашивают Иисуса в храме
22 В Иерусалиме наступил праздник Обновления храма. Была зима. 23 Иисус ходил по храму в колоннаде Соломона. 24 Вокруг Него собрался народ.
– Сколько Ты еще будешь держать нас в недоумении? – говорили они. – Если Ты Христос, то так и скажи нам.
25 Иисус ответил:
– Я уже говорил вам, но вы не поверили. Обо Мне свидетельствуют дела, которые Я совершаю от имени Моего Отца. 26 Вы же не верите Мне потому, что вы не из Моих овец. 27 Мои овцы слышат Мой голос, Я знаю их, и они идут за Мной. 28 Я даю им жизнь вечную, и они никогда не погибнут, их у Меня никто не отнимет. 29 Отец Мой, Который дал их Мне, превыше всех, и никто не может забрать их из рук Моего Отца. 30 Я и Отец – одно.
31 Тогда иудеи опять схватили камни, чтобы побить Его, 32 но Иисус сказал им:
– Я показал вам много добрых дел от Отца. За какое из них вы хотите побить Меня камнями?
33 Иудеи ответили:
– Мы Тебя не за это хотим побить камнями, а за кощунство, потому что Ты, человек, выдаешь Себя за Бога.
34 Иисус ответил:
– Разве в вашем Законе не написано: «Я сказал: вы – боги»? 35 Если богами названы те, кому было дано слово Божье, а Писание не может быть упразднено, 36 то как же вы смеете говорить, что Тот, Кого Бог освятил и послал в мир, кощунствует, потому что Я сказал: «Я – Сын Бога»? 37 Если Я не делаю то же, что делает Мой Отец, – не верьте Мне. 38 Если же Я совершаю дела Моего Отца, то даже если вы не верите Моим словам, верьте делам, чтобы вы поняли и знали, что Отец во Мне и Я в Нем.
39 Они опять попытались схватить Его, но Он ушел у них из рук.
40 Затем Иисус отправился на другую сторону Иордана, туда, где Иоанн раньше крестил, и там оставался. 41 Туда к Нему приходило много людей.
– Хотя Иоанн и не творил ни одного знамения, но все, что Иоанн говорил о Нем, верно, – говорили они.
42 И многие там поверили в Иисуса.
Footnotes
- 10:2 Политических и духовных вождей Израиля иногда называли «пастухами», от них требовалось заботиться о своем «стаде», т. е. народе. Но когда они стали угнетать «стадо», Бог обличил их (см. Иез. 34; Ис. 56:9-12) и обещал послать хорошего Пастуха, Христа (см. Иез. 34:23). Данную притчу нужно понимать в свете этого исторического контекста.
- 10:3 По всей вероятности, во времена Иисуса пастухи в Израиле любили давать овцам имена (клички).
- 10:8 Здесь имеются в виду те, кто входил в «овечий загон» не через «ворота» (см. 10:1) – политические и духовные вожди Иудеи, которые думали лишь о своем благе.
- 10:16 Имеются в виду представители других народов, не иудеи, которые поверят в Иисуса.
- 10:22 Праздник Обновления храма – праздновался в память об очищении храма Маккавеями в 165 г. до н. э., после его осквернения Антиохом Епифаном.
- 10:28 Не погибнут – т. е. не попадут в ад.
- 10:34 Пс. 81:6. В этом отрывке из Псалтыри, по мнению различных толкователей, словом «боги» (евр. «элохим») названы либо судьи, поставленные Богом решать земные дела, либо народ Израиля, либо ангелы. Дело в том, что еврейское слово «элохим» имеет более широкое значение, чем в русском языке слово «бог». И, конечно же, здесь не подразумевалось, что у тех, кто назван «богами», была божественная природа.
Символика, связанная с пастырем и стадом, присутствует во всех трех синоптических Евангелиях. Об Иисусе рассказывается, что, «видя толпы народа, Он сжалился над ними, что они были изнурены и рассеяны, как овцы, не имеющие пастыря» (Мф. 9:36; Мр. 6:34). О Себе Иисус говорит, что Он послан «к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 15:24). К общине Своих учеников Иисус обращается со словами: «Не бойся, малое стадо!» (Лк. 12:32). В одной из притч Он рисует образ человека, оставившего в пустыне девяносто девять овец, чтобы найти единственную пропавшую овцу (Лк. 15:4–6). В поучении о Страшном суде Он говорит, что Сын Человеческий «отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую» (Мф. 25:32–33).
Однако особую роль данная символика играет в четвертом Евангелии, где приведен диалог Иисуса с иудеями, почти целиком построенный на ней. Беседа ничем не отделена от того, что ей предшествовало в 9-й главе, — диалога с иудеями после исцеления слепорожденного, — и может восприниматься как прямое продолжение этого диалога. Однако она может также интерпретироваться как самостоятельный диалог, состоящий из двух частей: первой (Ин. 10:1–21), произнесенной, предположительно, перед той же аудиторией, что и диалог с иудеями из предыдущей главы (Ин. 9:39–41), и второй (Ин. 10:22–42), произнесенной на зимнем празднике обновления храма.
Если строго следовать указаниям, содержащимся в тексте, то перед нами две беседы, временной промежуток между которыми составляет около трех месяцев — от праздника кущей, выпадавшего на сентябрь-октябрь (с ним связаны все сюжеты, вошедшие в Ин. 7:2–10:21), до декабрьского праздника обновления1311Brown R. E. The Gospel according to John (I–XII). P. 388–389.. Обе беседы объединены сходной тематикой и сходным образным строем.
Первую беседу открывает раздел, по жанру напоминающий притчи из синоптических Евангелий. За притчей следует толкование, становящееся причиной очередной распри между слушателями:
Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инуде, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пастырь овцам. Ему придверник отворяет, и овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени и выводит их. И когда выведет своих овец, идет перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его. За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса.
Сию притчу сказал им Иисус; но они не поняли, что такое Он говорил им. Итак, опять Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам. Все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники; но овцы не послушали их. Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком.
Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их. А наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах. Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь (Ин. 10:1–16).
Ученые спорят о том, является ли начало беседы о добром пастыре притчей или аллегорией2Обзор научной дискуссии см., в частности, в: Reinhartz A. The Word in the World. P. 50–62.. В исследования, посвященные притчам Иисуса, оно, как правило, не включается. В самом тексте Евангелия оно названо термином παροιμία («поговорка», «пословица», «притча»), и это один из четырех случаев употребления данного термина в Евангелии от Иоанна. В следующий раз термин трижды прозвучит в диалоге между Иисусом и учениками на Тайной вечере: «Доселе Я говорил вам притчами; но наступает время, когда уже не буду говорить вам притчами, но прямо возвещу вам об Отце… Ученики Его сказали Ему: вот, теперь Ты прямо говоришь, и притчи не говоришь никакой» (Ин. 16:25, 29).
Этот обмен репликами на Тайной вечере трудно было бы объяснить только на основе четвертого Евангелия, поскольку в нем содержится лишь один рассказ, названный притчей. Можно, конечно, предположить, что ученики имеют в виду те притчи, о которых мы знаем из синоптических Евангелий. Но нельзя исключить и того, что термин «притча» в беседе на Тайной вечере использован расширительно — в том же смысле, в каком употреблялось еврейское слово לשׁמ māšāl, указывавшее на любой рассказ, содержащий в себе элемент иносказания или загадки. В синоптических Евангелиях это слово передавалось при помощи термина παραβολή («сопоставление», «сравнение», «уподобление», «притча»).
Разницу в значениях между двумя греческими терминами — παραβολή у синоптиков, παροιμία у Иоанна — уловить достаточно сложно. Тем не менее, можно говорить о том, что у Иоанна термин παροιμία имеет более широкий смысл, чем παραβολή у синоптиков. В диалоге на Тайной вечере этот термин может указывать не столько на притчу как литературный жанр, сколько на стиль речи Иисуса в целом. Его речь была образной, трудной для понимания, полной намеков и иносказаний, и в этом смысле многие Его высказывания, вошедшие в четвертое Евангелие, обладают чертами, характерными для притч.
В то же время, единственный рассказ, названный в этом Евангелии «притчей», по форме и содержанию отличается от большинства притч, вошедших в синоптические Евангелия. В нем нет полноценного сюжета: есть только центральный образ (пастырь) и несколько побочных образов (дверь, придверник, овцы, чужак, перелезающий через ограду). В толковании на него Иисус отождествляет Себя сразу с двумя образами — двери и пастыря, тогда как в тех синоптических притчах, которые снабжены толкованием, один образ соотносится только с одним предметом или лицом (например, в Мф. 13:38–39: «поле есть мир; доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы»).
Образы, из которых соткана повествовательная канва притчи о добром пастыре, заимствованы из повседневной жизни. Перед глазами слушателя — загон для скота (овчарня), обнесенный стеной (предположительно, каменной, как это было в обычае). У этого загона только одна дверь (ворота), через которую входит и выходит пастух. Но среди героев притчи есть также придверник, что подразумевает загон для скота при доме состоятельного хозяина. Пастух зовет своих овец по имени, что соответствует древнему обычаю давать имена животным. Овцы откликаются не только на свои имена, но и на звук голоса пастуха (предполагается, что произнесение имени овцы другим человеком не произведет того же эффекта).
Все детали картины, нарисованной в притче, призваны подчеркнуть глубокое внутреннее единство между пастухом и его стадом. Для этого стада он не чужак — он свой: оно принадлежит ему, как тело голове, и он управляет им, как голова телом. Стадо мыслится как единый организм, несмотря на то, что у каждой овцы есть свое имя. Но то, что объединяет его — это пастух, без которого разрозненные овцы не превратились бы в стадо.
Нет необходимости доказывать, что в образе пастуха Иисус представил Себя, а в образе овец — Своих учеников, то самое «малое стадо», которое в зародыше представляет Церковь, призванную охватить собой весь мир. Единство между Иисусом как Пастырем и Церковью как пасомыми раскрывается через серию утверждений: 1) «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком»; 2) «Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец»; 3) «Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня»; 4) «Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора…». Каждое из этих утверждений имеет самостоятельный смысл.
Во-первых, Иисус приносит людям «жизнь с избытком». Греческие выражения ἵνα ζωὴν ἔχωσιν καὶ περισσὸν ἔχωσιν можно перевести так: «чтобы имели жизнь и имели избыток». В речи Иисуса термин «жизнь» всегда указывает на жизнь вечную — то духовное измерение, которое привносит в жизнь человека Сам Иисус и которое преображает его жизнь изнутри. Термин «избыток» содержит в себе представление о неограниченной полноте духовных даров, которую невозможно измерить человеческими мерками. Об этой же полноте Иисус говорил Никодиму, когда утверждал, что «не мерою дает Бог Духа» (Ин. 3:34). Полнота духовных даров дается человеку через жизнь в Церкви, символически изображаемой двором для овец, со всех сторон окруженным крепкими стенами.
Во-вторых, добрый пастырь «полагает жизнь свою за овец». Здесь Иисус прямо говорит о предстоящей Ему смерти и о ее значении для Своих последователей. Он умирает за них, приносит Себя в жертву ради искупления их грехов. Он не боится диавола, но вступает с ним в рукопашный бой. Вся земная жизнь Иисуса сопряжена с борьбой против диавола, начиная от искушения в пустыне, включая многочисленные случаи изгнания бесов, и кончая тем временным и кажущимся торжеством диавола, которое обернулось победой над ним: смертью Иисуса на кресте. Он принимает эту смерть добровольно, потому что чувствует Свою ответственность за овец и потому что никто другой не может спасти их от волка.
В буквальном переводе с греческого слова Иисуса звучат так: «Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает душу свою за овец… Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и душу Мою полагаю за овец». Слово ψυχή («душа») в языке Иисуса обычно означает «жизнь» (например, в Мф. 16:25: «Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее»). Этим и обусловлен выбор слова «жизнь» в русском Синодальном переводе для передачи греческого ψυχή. Термин ζωή («жизнь»), как мы говорили, в четвертом Евангелии употребляется преимущественно для обозначения жизни вечной.
В-третьих, Иисус знает Своих овец, а они знают Его: глагол γινώσκω («знать») функционирует здесь в обоих направлениях, подчеркивая, что путь богопознания — это не улица с односторонним движением: по этому пути человек идет навстречу Богу, а Бог идет навстречу человеку. Знание Иисусом Своих учеников метафорически изображается в образе пастуха, зовущего овец «по имени». На языке Библии имя — не просто кличка: оно отражает внутреннюю суть человека. Звать кого-то по имени — значит, проникать в его душу и сердце. В этом основной смысл истории о том, как первозданный Адам нарекал имена животным (Быт. 2:19–20): давая им имена, он проникал в их внутреннюю суть. Иисус, по словам Евангелиста, «знал всех и не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке, ибо Сам знал, чтό в человеке» (Ин. 2:24–25). Но и люди, соприкасаясь с Ним, начинали познавать Бога, прикасаться к Его внутренней сути.
Глагол «знать» в рассматриваемой речи употреблен не только для описания взаимосвязи между Иисусом и Его последователями. Он также указывает на взаимоотношения между Отцом и Сыном: «Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец». Если рассматривать эту фразу целиком, то в ней просматривается прямая логическая связь между крестной смертью Иисуса и знанием об Отце, которым Он обладает: необходимость Его жертвенной смерти вытекает из этого знания. В то же время, есть прямая связь между тем знанием друг о друге, которым обладают Отцец и Сын, и знанием, которое связывает Иисуса с Его овцами.
В-четвертых, наконец, Иисус говорит об овцах «не сего двора». Под этими овцами следует понимать, прежде всего, язычников: собеседники Иисуса не считали их принадлежащими к «дому Израилеву», а следовательно, отказывали им в праве называться детьми Божьими и надеяться на спасение. Иисус создает Церковь, двери которой открыты для всех — вне зависимости от их этнического происхождения. Ни Церковь, ни «лоно Авраамово» — посмертное блаженство праведников — не зарезервированы исключительно для потомков Авраама по плоти (Мф. 8:11). И в Церкви земной, и в Церкви торжествующей на небесах окажутся все те, кто вошли в нее через дверь, а не «инуде», кто распознали в Иисусе Богочеловека-Мессию, уверовали в Него и последовали за ним.
Кто такие воры и разбойники, приходившие «прежде» Иисуса?3В некоторых рукописях слова «прежде Меня» отсутствуют. Возможно, речь идет о различных лже-мессиях, о которых известно из истории Израильского народа, или о тех, кто, пользуясь недовольством римлянами, притязал на царскую власть в Израиле. В I веке, когда жил Иисус, в Иудее предпринимались неоднократные попытки захватить власть насильственным путем. О них красочно повествует Иосиф Флавий:
В это же самое время множество… волнений охватило Иудею… Был там также некий Иуда, сын могущественного атамана разбойников… Этот Иуда собрал около галилейского города Сепфориса огромную толпу отчаянных людей, сделал набег на царский дворец, захватил все находившееся там оружие, вооружил им всех своих приверженцев и похитил все находившиеся там деньги… Существовал тогда также один из служителей царя Ирода, некий Симон, человек красивый, огромного роста и крайне сильный, пользовавшийся доверием царя. Основываясь на беспорядочном состоянии дел, этот человек осмелился возложить на себя царский венец. Собрав себе толпу приверженцев, которые в своем безумии провозгласили его царем, и считая себя вполне достойным этого высокого сана, Симон разграбил и сжег царский дворец в Иерихоне… Вместе с тем даже некий Афронг, человек, не блиставший ни знатностью рода, ни личной доблестью, ни обилием денежных средств, всего-навсего простой пастух, отличавшийся, впрочем, огромным ростом и недюжинной физической силой, решился домогаться царской власти… Иудея была полна разбойничьих шаек4Иосиф Флавий. Иудейские древности 17, 10, 4–8. С. 746–748..
Из этого описания не следует, что домогавшиеся царской власти в Иудее имели ярко выраженные мессианские притязания5См.: Horsley R. A. «Messianic” Figures and Movements in First-Century Palestine. P. 280–290., однако в сознании еврейского народа одно с другим — политическая и мессианские притязания — были тесно связаны. Не случайно и употребление Иосифом термина «разбойники» (λῃσταί), общего для приведенного текста и рассматриваемой беседы Иисуса с иудеями. Резкое противопоставление истинного пастыря разбойникам заставляет видеть в последних конкретных лиц, о которых могло быть известно собеседникам Иисуса, потому что их «подвиги», подобные тем, что описаны Иосифом, были у всех на слуху.
В противовес популярным представлениям о Мессии как политическом вожде, который освободит Израильский народ от власти римлян, Иисус постоянно подчеркивал, что Его царство — не от мира сего (Ин. 18:36): оно имеет исключительно духовный характер и не связано ни с какими притязаниями на политическую власть и могущество. Подобные притязания, которыми Его искушал диавол, Он отверг с самого начала Своего служения (Мф. 4:8–10; Лк. 4:5–8). Он — пастырь «добрый» (καλός): это прилагательное указывает исключительно на душевные, нравственные качества, а вовсе не на амбиции в социально-политической сфере.
Иисус — не только пастырь, но и дверь. По словам Игнатия Богоносца, «Он есть дверь к Отцу, которою входят Авраам, Исаак и Иаков, пророки и апостолы и Церковь»6Игнатий Богоносец. Послание к Филадельфийцам 9 (SC 10, 150). Рус. пер.: С. 338.. Таким образом, доступ к Отцу открывается не только уверовавшим в Иисуса при Его жизни и после Его смерти, но и – ретроспективно — тем ветхозаветным праведникам, которые жили ожиданием пришествия Мессии.
Кто понимается под перелезающим во двор овчий «инуде»? По мнению современного исследователя, под дверью следует понимать «вход во внутреннейшее жилище Божества», а под тем, кто «перелазит инуде» — человека, который «не связан в действительности с божественной реальностью и Дверью Слова Божьего», который «отторгнут от божественной духовной реальности, но при этом хочет обладать ею, только по-своему»7Odeberg H. The Fourth Gospel. P. 321, 327.. Таковыми являются, в частности, те, о ком Иисус говорил в беседе после исцеления расслабленного: они не слышали голос Отца, не видели Его лицо; читая Писания, они не хотят распознать в них указания на Мессию; они не имеют любви к Богу; они принимают славу друг от друга, а славы Божьей не ищут (Ин. 5:37–44).
Выражение ἀναβαίνων ἀλλαχόθεν (слав. «прелазяй инуде») буквально переводится как «восходящий из другого места», то есть пытающийся прийти к истине окольным путем. Во времена Иоанна Богослова таковыми были гностики, в чьих учениях отдельные элементы христианства причудливо переплетались с элементами различных восточных учений и культов: претензия на тайное, эзотерическое знание, которым они якобы обладали, делала их невосприимчивыми к простой и прямой вести Иисуса, сохраненной в Церкви. Их гнозис не имел ничего общего с тем знанием, о котором говорит Иисус применительно к Себе и Своим ученикам: это знание приобретается только внутри церковной ограды, а не вне ее.
Современным аналогом древних лжеучителей являются все те, кто обещают привести человека к Богу окольным путем — минуя дверь. Ссылаясь на то, что земная Церковь коррумпирована или что она исказила учение Иисуса, они предлагают свои собственные, альтернативные пути религиозной жизни, свою «духовность». Евангелие — в том виде, в каком оно долшло до нас от первого поколения учеников Иисуса — они подменяют своими писаниями, нередко носящими эзотерический характер.
Христианство признает только один путь к Богу — этим путем является Сам Иисус (Ин. 14:6). И только один «двор овчий» — им является Церковь. По слову святого Киприана Карфагенского, «Церковь, получившая благодать жизни вечной, — одна»; «между мертвецами считаются те, кто не в Церкви Христовой»8Киприан Карфагенский. Письмо 71. К Квинту, о крещении еретиков (CSEL 3, 772). Рус. пер.: С. 326 (в русском дореволюционном переводе данное письмо имеет номер 58).. Это бескомпромиссное утверждение напрямую вытекает из того учения о «дворе овчем», которое Иисус сформулировал в беседе о пастыре добром. Оно не должно восприниматься как автоматическое исключение из числа спасаемых всех тех, кто не принадлежит к Церкви; как и проповедь Иисуса, в том числе Его обличения в адрес иудеев, не была направлена на то, чтобы кого-то исключить из числа Своих овец. Ее целью было привести всех к единству с Отцом.
Это единство, сущностное и нерасторжимое, предполагает со стороны Сына абсолютное послушание воле Отца. А воля Отца заключается в том, чтобы Сын умер за людей:
Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее. Сию заповедь получил Я от Отца Моего. От этих слов опять произошла между Иудеями распря. Многие из них говорили: Он одержим бесом и безумствует; что слушаете Его? Другие говорили: это слова не бесноватого; может ли бес отверзать очи слепым? (Ин. 10:17–21).
Не удивительно, что эти загадочные слова, содержащие в себе две взаимоисключающие идеи, вызвали недоумение. С одной стороны, Иисус говорит о Своей смерти как добровольном подвиге и настаивает на том, что Сам имеет власть отдать жизнь и опять принять ее. С другой, Он получил об этом заповедь от Отца, то есть исполняет Его волю. Разгадка заключается в том, что у Отца и Сына — единая воля. Смерть Сына Божьего является одновременно Его послушанием воле Отца и Его собственным подвигом, добровольно совершаемым ради людей. Через эту смерть добрый пастырь превращается в овцу, ведомую на заклание (Ис. 54:7).
Притча о добром пастыре оказала влияние на формирование той экклезиологии (учения о Церкви), которая в своих основных чертах сложилась уже в первом христианском поколении. Апостол Петр в своем 1-м послании пишет: «Ибо вы были, как овцы блуждающие, но возвратились ныне к Пастырю и Блюстителю душ ваших» (1 Пет. 2:25). Термин «пастырь» применяется в послании Петра и к Христу, и к руководителям местных церковных общин — христианским священнослужителям:
Пастырей ваших умоляю я, сопастырь и свидетель страданий Христовых и соучастник в славе, которая должна открыться: пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принужденно, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду; и когда явится Пастыреначальник, вы получите неувядающий венец славы. Также и младшие, повинуйтесь пастырям; все же, подчиняясь друг другу, облекитесь смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (1 Пет. 5:1–5).
Сходная терминология встречается в Послании к Евреям, где Христос назван «Пастырем овец великим» (Евр. 13:20). В Послании к Римлянам Павел употребляет термин «пастыри» применительно к священнослужителям: «И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова» (Рим. 4:11–12). В Послании к Ефесянам Павел говорит: «Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна» (Еф. 5:25–27). Хотя основным в данном тексте является образ Церкви как невесты Христовой, выражение «не имеющая пятна, или порока» заимствовано из пастушеского словаря и связано с образом овцы.
В святоотеческой литературе образ пастыря из притчи толкуется прежде всего применительно к миссии священнослужителя. Григорий Богослов говорит:
…Я не думал, и теперь не думаю, чтобы одно и то же значило — водить стадо овец или волов и управлять человеческими душами. Там достаточно и того, чтобы волы или овцы сделались самыми откормленными и тучными. А в этом случае пасущий их будет выбирать места, обильные водой и злаками, перегонять стада с одного пастбища на другое, давать им отдых, поднимать с места и собирать, иных жезлом, а большую часть свирелью. У пастыря овец и волов нет другого дела, разве иногда придется ему повоевать немного с волками и присмотреть за больным скотом… А о добродетели овец или волов никто никогда не позаботится. Ибо что у них за добродетель? И кто из пастухов предпочитал собственному удовольствию полезное для стада? Но человеку, который с трудом умеет быть под начальством, еще, кажется, гораздо труднее — уметь начальствовать над людьми, особенно — иметь такое начальство, каково наше, которое основывается на Божием законе и возводит к Богу,— в котором, чем больше высоты и достоинства, тем больше опасности даже для имеющего ум9Григорий Богослов. Слово 2, 9, 4 –10, 5 (SC 247, 100–102). Рус. пер.: С. 30 (слово 3)..
Иоанн Златоуст также сравнивает миссию священнослужителя с трудом пастуха:
Стадо идет вслед за своим пастырем, куда он поведет его; если же какие-то овцы уклонятся от прямого пути и, удалившись от хорошей пажити, будут блуждать по неплодным и скалистым местам, то ему следует только закричать сильнее, чтобы опять собрать отделившихся и присоединить к стаду. Если же человек совратится с пути правой веры, то пастырю предстоит много трудов, усилий, терпения. Человека нельзя ни силою влечь, ни страхом принуждать, но должно убеждением опять приводить к истине, от которой он раньше отпал. Посему нужна душа мужественная, чтобы не ослабеть, чтобы не отчаяться в спасении заблуждающихся…10Иоанн Златоуст. Шесть слов о священстве. Слово 2, 4 (PG 48, 635). Рус. пер.: С. 409.
Обычно не склонный к аллегориям, Златоуст дает аллегорическое толкование притчи о добром пастыре. Под дверью он предлагает понимать ветхозаветные Писания, под ворами и разбойниками книжников — «потому что они учили заповедям и преданиям человеческим, а закон нарушали». Пастырь — это Иисус: «А что Он впоследствии Себя самого называет дверью, то этим опять не должно смущаться. Он называет Себя и пастырем и овцою, указывая на различные стороны Своего служения. Когда приводит нас ко Отцу, — называет Себя дверью; а когда выражает Свое попечение о нас, — пастырем». Обычно пастухи идут позади стада, отмечает проповедник, «но Он, показывая, что всех приведет к истине, поступает не так, как они. Точно так же, и посылая овец, Он посылал их не в сторону от волков, но в среду волков (Мф. 10:16; Лк. 10:3). Это пастырство гораздо удивительнее, чем то, какое бывает у нас»11Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Иоанна 59, 2 (PG 59, 324–325). Рус. пер.: С. 388–389.. Под ворами и разбойниками понимаются «возмутители» и «лжехристы, которые будут прельщать впоследствии»12Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Иоанна 59, 3 (PG 59, 325). Рус. пер.: 389–390..
Толкование некоторых деталей притчи оставляется на усмотрение читателя (слушателя): «Если же хочешь разбирать в притче и каждое слово, то ничто не препятствует разуметь здесь под придверником Моисея, потому что ему вверены были слова Божии»13Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Иоанна 59, 2 (PG 59, 324). Рус. пер.: 388. О Моисее как «придвернике» см. также: Феодор Мопсуестийский. На Евангелие от Иоанна (PG 66, 757).. Под волком можно понимать тех же возмутителей, но «можно здесь разуметь и волка мысленного, — потому что и ему Он не попустил расхищать овец. Хотя это не только волк, но и лев: «противник ваш диавол, — говорит Писание, — ходит, как рыкающий лев” (1 Пет. 5:8). Это змей и дракон: наступайте «на змей и скорпионов” (Лк. 10:19)»14Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Иоанна 59, 3 (PG 59, 326). Рус. пер.: С. 390–391.. Блаженный Августин под «придверником» понимает Святого Духа15Августин. Толкование на Евангелие от Иоанна. Трактат 46, 4 (PL 35, 1729).. По другому толкованию16Schnackenburg R. The Gospel according to St John. Vol. 2. P. 504. Ср.: Zahn T. Das Evangelium des Johannes. S. 445., придверник — это Иоанн Креститель, чья проповедь
предваряла миссию Иисуса. Напомним, что, согласно четвертому Евангелию, первыми учениками Иисуса стали ученики Иоанна Крестителя (Ин. 1:35–40). И именно Креститель первым возвестил миру о том, что Иисус — «Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1:29, 36).
Добрый Пастырь — второй древнейший образ Христа( после Спаса Нерукотворного) уходит корнями в античную живопись.
Первые изображения этого образа датируются II веком.
В 210 году н.э. Тертуллиан свидетельствовал, что видел изображение Доброго Пастыря на чашах для причастия и светильниках.
ДОБРЫЙ ПАСТЫРЬ — символический тип изображения Христа, широко распространенный в раннехристианском искусстве; раскрывает эпитет, прилагаемый к Христу в Св.Писании(» Аз есмь пастырь добрый, пастырь добрый полагает жизнь свою за овец..Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня.» (Евангелие от Иоанна)).
Христос изображался в виде пастуха с жезлом, окруженного пасущимися овцами, или же, согласно Евангельской притче — с заблудшей овцой за плечами (Лк XV, 3-7).
В условиях гонений на христианство этот образ выражал идею особого покровительства избранным и прообразовывал грядущее скором времени Царство Божие.
Прот. А. Шмеман пишет: «Ранняя Церковь не знала иконы в её современном догматическом значении. Начало христианского искусства — живопись катакомб — носит символический характер. Оно склонно изображать не столько божество, сколько функцию божества. Добрый Пастырь саркофагов и катакомб не только не образ, но и не символ Христа; он — зрительное ознаменование той мысли, что Спаситель спасает».
В период II—IV веков этот образ являлся чуть ли не единственным воплощением христианского Бога в человеческом облике. Он встречается во всех странах христианского мира. Видно, что христиане желали постоянно иметь это изображение перед своими глазами.
Евсевий Кесарийский, рассуждая о новой столице — Константинополе, основанной Константином Великим, считал, что христианские здания в городе император должен украсить именно изображениями Доброго Пастыря.
Катакомбы святого Калликста, Рим
Мозаика северного люнета Мавзолея Галлы Плацидии( Равенна, Италия) вторая четверть V века.
Иисус изображён здесь в образе молодого безбородого юноши-пастуха, вокруг которого по зелёной траве гуляют овцы, и Мессия ласково прикасается к одной из них. В отличие от катакомбной живописи, где Пастырь был обычным деревенским пастухом, здесь Иисус одет в золотой хитон, а на коленях лежит пурпурный плащ. Он сидит на пригорке (образ трона), держа в руке крест, выступающий в роли императорского жезла. Академик В. Н. Лазарев отмечает величественную позу Христа: его ноги скрещены, правая рука касается головы овечки, но взгляд при этом обращён в другую сторону. Благодаря такой позе, Пастырь становится смысловым центром мозаики: он видит всех своих овец, и все овцы смотрят на него.
Для мозаики характерны тонкие переходы цвета, использование полутонов для изображения кожи. Всё это наряду с обрамляющей мозаику пышной рамой свидетельствует о влиянии античного искусства.
Сохранились до наших дней и древнейшие скульптурные изображения Доброго Пастыря.
Христос как Добрый пастырь. IV век. Музей Папы Римского, Ватикан, Рим.
Христос изображен в короткой, подпоясанной тунике; на ногах у него сандалии, зашнурованные до самых колен.
Христос Добрый Пастырь; Римская Империя; IV в.; местонахождение не определено. Мрамор; техника: резьба по камню.
Христос — Добрый пастырь. Фрагмент детского саркофага; Италия. Рим; IV в.; местонахождение: США. Балтимор. WAM (Walters Art Museum).
Настенное граффито Римская Империя. Рим; IV в.; местонахождение: Италия. Рим. Национальный Римский музей
Италия. Катакомбы.
На плечах Юноша держит заблудшую овцу, которая изображает все человечество и каждого из нас.
Фотография священника Константина Пархоменко
Катакомбы Домициллы. Рим.
Фреска Добрый Пастырь
Пастырь Добрый. Рядом с Ним Адам с Евой.
Западная стена, Дура-Европос( современная Сирия)
Иконописные изображения Доброго Пастыря крайне редки. Как редки и современные изображения Христа-Пастыря.
Украина, Конец XIX в.
Свято-Троицкая Сергиева приморская мужская пустынь
Абхазия, Новоафонский монастырь, роспись Симоно-кананитского монастыря.
О Христе-Пастыре напоминает и часть богослужебного облачения архиерея — омофор.
Омофор( длинная широкая лента с изображениями крестов) символизирует заблудшую овцу, которую евангельский добрый пастырь несет на своих плечах домой. А облаченный в него епископ изображает собой Христа Доброго Пастыря, который взял заблудшую овцу на плечи и отнес ее к незаблудшим (то есть ангелам) в дом Отца Небесного.