http://atheismru.narod.ru/Atheism/Learn/Articles/Vasilieva.htm

Н. Л. Васильева

Бывают колченогие столы, под которые подкладывают Библию – чтоб не шатались. Кароль Ижиковский, польский писатель

Статья диакона А. Кураева «Может ли православный быть эволюционистом?» – довольно характерное для наших дней явление. Мои заметки не претендуют на ее глубокий анализ, и я не уверена, что она в принципе его заслуживает, но впечатлением поделиться хочется, ибо впечатление эта работа оставляет довольно неординарное.

Ни для кого не секрет, что попытки подогнать научную картину мира под библейский сюжет в последнее время стали распространенным явлением, и А. Кураев здесь отнюдь не одинок. Вот, к примеру, статья протоиерея Глеба Каледы. Он прилагает немалые усилия, чтобы показать читателю полное отсутствие противоречий между наукой и христианским учением. Выясняется, что Галилей был осужден церковью единственно по той причине, что неосмотрительно нанес личную обиду папе римскому, что в XIX в. «не религиозные воззрения тормозили развитие науки, а научная теория Лапласа», неверно изображавшая возникновение Солнечной системы, что теория Эйнштейна в состоянии примирить гео- и гелиоцентрическую системы, и т. п. Комментировать эти вещи нет нужды. Когда отстаивать авторитет Священного Писания берется человек с такими познаниями в области естественных наук, остается лишь посочувствовать Священному Писанию.

А. Кураев, видимо, понимает, что глупости, выдаваемые за естественнонаучные постулаты, могут вызвать у грамотного читателя разве что нервный смех. К тому же сам он – человек достаточно образованный (как-никак окончил МГУ). Ему не к лицу заниматься подгонкой научных утверждений под библейские истины, и он идет совсем иным путем – подгонки библейских текстов под эволюционистские теории: здесь у него, как у богослова, больше свободы для манипуляций. Однако, мягко говоря, вольность этих манипуляций видна издали и невооруженным глазом.

А. Кураев пишет: «…при непредвзятом чтении Писания нельзя не заметить, что оно оставляет за тварным миром толику активности. Не говорится «И создал Бог траву», но «произвела земля». И позднее Бог не просто создает жизнь, но повелевает стихиям ее проявить: «да произведет вода пресмыкающихся… да произведет земля душу живую»».

Открываем Ветхий завет. «Бытие», 2 : 19: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их…» Про траву действительно не говорится. Однако животных «Господь Бог образовал из земли». Что же, А. Кураев лжет? Да нет. Потому что в той же книге «Бытие» чуть ранее сказано: «И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их. И стало так» (Быт. 1 : 24). Чем не самопроизвольное зарождение? (Хотя наш автор и морщится от «алхимии опаринского материализма».) Но цитирование не случайно столь избирательно. Следующий абзац гласит: «И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо» (Быт. 1 : 25). Если цитировать только этот фрагмент, не будет никаких оснований для интерпретации в духе «самозарождения».

Противоречивость двух версий сотворения мира и человека хорошо известна – сам А. Кураев признает, что «одна из традиционно-сложных задач библейской экзегезы состоит в согласовании этих рассказов». Объяснение, однако, существует, и если не замыкаться в рамках «библейской экзегезы», оно является не столь уж сложным, ибо хорошо известно, что вся Библия носит компилятивный характер, и книга «Бытие» – яркий тому пример (подробнее см., напр.: Фрэзер Дж. Фольклор в Ветхом завете. М.: Политиздат, 1985).

Богословы, однако, издавна и по сей день рассматривают Священное писание как нечто только им понятное и доступное для толкования. Это автоматически дает им право произвольно выбирать цитаты и вкладывать в них тот смысл, который желателен, выгоден, необходим для обоснования утверждений, продиктованных ситуацией. Ситуация же для ортодоксального понимания библейской картины складывается катастрофичная. Но не все так плохо, уважаемые верующие! Кто сказал, что Бог создал мир за шесть дней? Не верьте, это чепуха! У Бога дни совсем не те, что у человека! Хотя и написано: «И был вечер, и было утро: день один» (Быт. 1 : 5), а затем «день вторый» и так далее до шестого включительно. Каждый раз повторяется: «И был вечер, и было утро». Утро и вечер в понимании людей всегда были связаны с заходом и восходом солнца. Пока, на беду, не выяснилось, что Земля возникла не за один и даже не за шесть дней. В трактовке творения появляется новшество: некие «космические сутки». Я понимаю христианских апологетов: усидеть между двумя стульями трудно. Чтобы не свалиться, лучше уж пожертвовать буквальным смыслом Священного писания. Надо признать, что это немалая жертва. Еще в середине XVII в. англиканский архиепископ Джеймс Ашер вычислил, что Земля сотворена в 4004 г. до н. э. Время было позже уточнено до минут проректором Кембриджского университета Лайтфутом. Наука еще относительно долго не посягала на эту датировку, и церковники могли спать спокойно. Мало кому приходило в голову говорить, как это ныне делает г‑н Кураев, о том, что «мир, призванный к движению и росту, оказывается соработником Бога». Пожалуй, в те времена высокие церковные инстанции не похвалили бы за такие рассуждения.

Однако, как выясняется, западные богословы вообще неправильно понимали слово Божие. И почему же? А вот почему: «Ясная библейская картина постепенного вхождения в мир разных уровней бытия в Западной Европе оказалась заслоненной неудачным латинским переводом Библии. В книге Сираха говорится, что «Живый во веки созда вся обще» (Сир. 18,1, церковно-славянский перевод). Греческое koine означает «вместе», «соединенные воедино», но латинское simul – «одновременно»… Именно с этим местом Вульгаты и было связано противление эволюционизму на Западе…»

Неужели? Во-первых, латинское simul может означать и «одновременно», и «совместно». Упомянутый отрывок «Qui vivit in aeternum creavit omnia simul» может быть понят и как «вечно живущий создал все одновременно», и как «вечно живущий создал все вместе». Подзабывшие латинский язык пусть заглянут в словарь. Во‑вторых, почему это, по мнению автора, неканоническая книга Библии, заведомо менее авторитетная, чем «Бытие», а у протестантов вообще отсутствующая в составе Библии, вдруг так исказила в сознании западных христиан всю картину сотворения мира? Правда, ответ есть: «Для того, чтобы это утверждение неканонической книги было воспринято протестантами (обычно считающими неканонические книги не более чем апокрифами), нужно было какое‑то особое основание. Это основание обретается в самой сердцевине протестантского вероучения: в доктрине «спасения только верою», «только благодатью»», – пишет А. Кураев. Не буду вдаваться в богословские аспекты междоусобиц православных и протестантов, но с чисто логической точки зрения получается парадокс: почему‑то, по мнению автора, протестанты основывают свое понимание Библии на одной-единственной, хотя бы и неправильно понятой, фразе из книги, которую в то же самое время считают «не более чем апокрифом», то есть попросту ни во что не ставят. Однако с такими ли только парадоксами приходится сталкиваться богослову, взвалившему на себя многотрудную задачу согласования эволюционизма с библейской доктриной!

Г-н Кураев, надо отдать ему должное, демонстрирует изрядное свободомыслие: «…идея эволюции, в случае ее отделения от атеистического истолкования, достаточно позитивно освещается в трудах православных писателей. Тот же проф. И. М. Андреев, отвергнув идею развития человека из обезьяны, пишет: «В остальном дарвинизм не противоречит библейскому учению о сотворении животных существ, ибо эволюция не разрешает вопроса о том, кто же сотворил первых животных»». Сам А. Кураев готов идти еще дальше: «Человек создан вне рая. Но вне рая – это где: ниже или выше? Человек создан в более высоком порядке бытия и потому помещен вниз? Или он создан снизу и затем вознесен до Эдема? Где возник человек – в мире джунглей, в мире, где не было божественного дождя любви, и затем оттуда, из мира человекообразных, он был помещен в Эдем? Библейский текст склоняет скорее ко второму толкованию… Отметим, что для того, чтобы оказаться в Эдеме, человеку надо было переместиться: перейти грань от дикой природы к саду. Это изменение не просто места, но среды обитания. Человек должен быть защищен от мира своего антропогенеза. Значит, тот мир, откуда человек родом (по своей телесной биографии), содержит в себе что‑то разрушительное… Есть что‑то в природных законах… что хорошо для космоса и опасно для человека. Есть нечто, без чего рост мира от «начальных пылинок вселенной» к предчеловеческому миру был бы невозможен, но теперь, когда рост достиг своего предела, законы эволюции должны умалиться».

Подобное не часто прочитаешь в творениях православных апологетов. Тут почти явное признание даже эволюции человека – «антропогенез», «предчеловеческий мир»… Видимо, представители не самой догматичной части богословов понимают, что «против фактов не попрешь», ибо факты все же приоритетны по отношению к различным умопостроениям, даже – страшно сказать – христианским. Приходится делать хорошую мину при плохой игре: все в порядке, сотворение никто не отменял, просто Бог сотворил низших животных – а там уж до человека дело дошло естественным путем. Ну, понятно, от «атеистического истолкования» дарвинизм необходимо отделить. Замечательная получится теория – дарвинизм христианский!

Борьба за существование предполагает смерть отдельных особей. Это ставит автора в затруднительное положение: «Смерть человека вошла в мир через грех – это несомненно. Смерть есть зло и Творцом она не создана – это тоже аксиома библейского богословия». Далее следуют рассуждения об отличии смерти животного от смерти человека, о неприменимости к животным понятия греха и т. п.

Вообще говоря, всем стремящимся разобраться в истинном положении вещей желательно почаще обращаться к первоисточникам. Традиционно в христианстве принято считать, что человек стал смертным после грехопадения, и А. Кураев, естественно, повторяет эту формулу. Между тем существует еще один неудобный фрагмент Библии, который богословы давно привыкли «не замечать»: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Быт. 3 : 22). Бог опасается, что человек станет бессмертным, – но нельзя же стать тем, кем уже являешься. Все разговоры о смерти как следствии грехопадения – даже в рамках христианского образа мысли – не более чем заученный шаблон. Но таково религиозное сознание: верь не глазам своим, а речам проповедника. Проповедник лучше знает, что хотели сказать авторы Священного Писания, и не вашим слабым умам над этим размышлять.

Между прочим, автор ничуть не скрывает целей своей статьи. Это не поиск истины, не попытка убедить неверующих – намерения у него совершенно иные. Его беспокоит, что нечестивые протестанты своей неумелой пропагандой отпугнут мало-мальски сведущих в науке слушателей и читателей от христианства как такового и лишат его заодно с собратьями паствы. Поскольку материал адресован проповедникам-единоверцам, очень интересно следить за авторской аргументацией, иногда, надо сказать, почти циничной, ибо он торгуется о цене «божественного откровения», взвешивает, что можно отбросить под давлением фактов (хотя и не хочется!), а что отбрасывать нельзя, поскольку следом полетят и основы христианского вероучения. Как на ладони видны цели деятельности всей православной рати: не потерять влияния! Не лишиться приходов (и доходов)! «Любой иррационализм в конце концов сработает в пользу оккультизма и против Церкви». Не думайте, наивные прихожане, что святые отцы заинтересованы в Истине. Они заинтересованы во влиянии на ваши умы. Если от научных данных не отвертеться (ох, как хорошо жилось бы без них!), то смиримся с ними, так и быть, прочитаем в Библии не то, что там написано, а то, что жизнь вынуждает вычитывать, – хоть эволюцию, хоть происхождение человека от животных, – объявим слишком ретивых буквалистов заблуждающимися и сделаем вид, что никакого противоречия нет. Любой ценой покажем, что все научные теории легко умещаются в Библии, да еще и место остается.

Конфликтовать с наукой не следует: «Мнения и методы аргументации радикальных креационистов я не могу принять, потому что (курсив мой. – Н. В.) они пробуют использовать собственно научный материал, а делают это довольно-таки непрофессионально, чем вызывают справедливые нарекания у людей, чья деятельность профессионально связана с наукой. И здесь велика опасность того, что биолог, прочитав задиристую креационистскую книжку, слово «халтура» отнесет ко всему христианству как таковому». Вот так. Между строк крупными буквами читается: по сути‑то они правы, да нынешних ученых такие аргументы не убеждают, а ученые, глядишь, совратят в неверие народ – мы уж лучше не прямо в лоб, а как-нибудь извернемся: «Именно православная традиция и знает, насколько сложными, неочевидными и разными могут быть толкования Писания (особенно книг Ветхого Завета)».

А ведь протестанты-креационисты по крайней мере последовательны. Во всяком случае, в своих религиозных взглядах. Но буквалистская ортодоксия – не тот путь, который в наше время может привести к прочному успеху. Православный богослов это понимает – и, отступая, стремится закрепиться на новых позициях. Что это отступление – сомнений нет, ибо столетиями наука была в услужении у богословия, переосмысление же библейских текстов под давлением научных фактов – явление нового времени, и явление весьма симптоматичное.

Церковное свободомыслие, естественно, обставляется многими оговорками. «Если некий тезис… а) не осужден соборным разумом; б) не ведет при своем логическом раскрытии к противоречию с ясно установленными догматическими сторонами церковного вероучения (курсив мой. – Н. В.), в) расходится с суждениями некоторых из Отцов, но г) все же имеет опору хотя бы в некоторых свидетельствах церковной традиции – то его можно придерживаться, при условии, что он не будет преподноситься как некое общецерковно-обязательное вероучительное суждение». Придерживаться неких воззрений милостиво разрешается, если они не противоречат догме – как это знакомо и как отталкивающе выглядит для свободного, не зашоренного ума.

Несмотря на все вольности с биологией, очень наглядны в статье А. Кураева все эти образцы религиозного мышления – мышления в пределах заданной системы координат, не позволяющей сделать шаг в сторону, хотя бы того и требовали логика и здравомыслие – что, впрочем, совершенно естественно: «…в христианстве бывают моменты необходимой «жертвы интеллектом». Но мне кажется, что эта жертва должна быть принесена догмату о Троичности Единого Бога, а не «догмату» о точном числе часов миротворения».

Нет. Не бывает «необходимой жертвы интеллектом», если человек хочет оставаться разумным существом, а не превращаться в автомат с заложенной в него программой. Интеллект – слишком дорогая вещь, чтобы им разбрасываться.

Познание мира идет своими путями, не ориентируясь на предписания мудрых пастырей, удостоившихся откровения свыше и права поучать, что соответствует «аксиомам», а чем следует во имя этих «аксиом» жертвовать. Наука не нуждается в библейских подпорках, как не нуждается в них человеческая мысль вообще – кроме разве что тех случаев, когда она напоминает «колченогий стол», упомянутый в эпиграфе.

Эта теория происхождения религии из сути самого теизма. Теизм признает бытие Бога как существа принципиально противоположной мировые оконченных вещей и явлений, существа абсолютной, неограниченной, что выше и человека, и природы; есть сверхчеловеческой и сверхъестественной, живой и личной, обладающий всеми духовными совершенствами и существует впереди всего и является источником всего, следовательно и религии. Существует ряд вариантов теистической концепции, но все они едины в основном — религия является следствием божественного откровения на определенном этапе духовного «развития человечества. Вполне понятно, что эта концепция исходит из безоговорочного признания Бога.

Назовем, прежде всего, Рене Де карта (1559-1650), что следовал дуалистической концепции соотношения души и тела и концепции врожденных идей. Декарт выдвинул онтологическое доказательство существования бога: представление о Боге как существо совершенную необходимо предусматривать и такое качество, как существование: мы мыслим о Боге, следовательно он существует. Мы же мыслим о Боге том, что идея Божества является ведущей врожденной идеей, она существует в сознании человека от его рождения и проявляется как познание Бога. Итак, религия оказывается в ходе познавательной деятельности человека как развертывание врожденной идеи Бога.

Затем вспомним Готфрида Вильгельма Лейбница (1646-1716), основателя богословского рационализма, развертывание декартовых врожденных идей начинается под влиянием опыта, эмпирических знаний. Благодаря этому человечество и пришло к христианству, оно единственная религия откровения.

Особое место в разработке теистической теории принадлежит немецкому философу, психологу и педагогу Иоганну Фридриху Гербарту (1776-1841). Главное в религии, учил Гербарт, в том, что она устанавливает целесообразность природы, и человек приходит к религии через осознание этой мысли. Целесообразность в природе вызывает религиозно эстетические чувства, заставляет нас созерцать величие Бога, порождает религиозные концепции.

Iммануил Герман Фихте (1797-1879) заложил так называемый умозрительный теизм: религия как отношение человека к Богу является комплексом определенных чувств, которые являются следствием действия двух факторов: первый — это чувство собственного кинченности, ограниченности, которая нуждается в помощи; второй — чувство нашего бытия, которое постигнуто бесконечным, которому мы подчинены.

В значительной фигурой среди сторонников теистической теории есть один из создателей немецкого классического идеализма Фридрих Шеллинг (1775- 1854). Он учил, что все существующее является следствием первичного акта иррациональной свободы, которая не может быть постигнута рациональным мышлением. Для этого можно применять только эмпирический опыт, который есть в мифологии и религии. Там происходит откровение. Но объяснить происхождение религии одним откровением, как это делали традиционалисты, невозможно. Если допустить, что к откровению люди не знали Бога, то это было бы признанием наличия атеизма в начальный период существования человечества. Такой чести предоставлять атеизмом нельзя. Человек с самого начала своего существования обладала созерцательным типом знания и пыталась выяснить конечные основы мира, поэтому она дошла до единого, всеобщего Бога. Затем эта идея была утрачена и восстановлена лишь иудаизмом, христианством и исламом. Мнение Шеллинга получила название спекулятивного теизма, поскольку она основывается на спекулятивной философии, оперирующей созерцательным знанием при анализе над чувственных принципов бытия

Завершая обзор теистических концепций происхождения религии, следует обратить внимание на группу теорий, для обоснования сверхъестественного происхождения религии прибегают к мистическим соображениям, поэтому их можно назвать мистическими теориями. Суть их в том, что возникновение религии является следствием откровение, но не того, что было раз и навсегда данное первым людям или избранным лицам непосредственно Богом, а в результате постоянного воздействия Божества на дух человека, действующего и в настоящем.

Яркая фигура среди мистиков — Фридрих Генрих Якоби (1743- 1819). Якоби считал, что для познания Бога ни чувств, ни мышления недостаточно: ни природа, ни разум знания о Боге не дадут. Природа не столько открывает, сколько утаюе Бога от нас, потому что мы видим в ней совпадение причинам без начала и края. Разум действует в мире ограниченном, и сам он ограничен и приводит к признанию ограниченности всего существующего. Признание Бога дают только наши внутренние чувства, они являются источником религии. Мы видим Бога в нашем собственном духе, но не телесными, а духовными глазами. Это созерцание не постоянно, а эпизодическое, оно возникает при определенных, очень специфических условиях: оно не требует ума, а лишь веры. Подобно тому, как наш глаз, вооруженное телескопом, видит в туманном Казацкому шляси отдельные звезды, так и наш разум, вооруженный верой, может видеть Бога.

Это мистическое богопознания является ведущим методом многих богословских систем. Оно имеет многовековую историю, особенно яркие страницы которой написаны на Востоке, которые и теперь активно обрабатываются неорелигиями восточного происхождения как за рубежом, так и в нашей стране.

Для богословов, которые оперируют логическими рассуждениями и активно обращаются к науке, мистика не выступает уверенным сообщником новейших богословских построений. Потому Теоретизируя православные богословы сдержанно относятся к мистических концепций.

Развитие религий способствует в какой-то мере разнообразию внутри ортодоксальной традиции. Такая эволюция наглядно проявляется в иудео-христианских писаниях, и без признания этого процесса трудно совместить мстительное племенное божество в записях Ветхого Завета древних израильтян с гораздо более духовной и вселенской сущностью в трудах более поздних пророков и в Новом Завете. Попытки сделать совместимыми эти расходящиеся описания божества породили споры внутри и между церквями и движениями, а также среди богословов. Основные положения христианских богословов неуклонно меняются в течение многих столетий, но речь не идёт ни о каком консенсусе между ними, в то время как среди христиан-мирян можно обнаружить куда более широкие и разнообразные мнения относительно всех основ веры. Некоторые из этих мнений были более широко приняты в прошлые века, и то, что они сохраняются среди рядовых прихожан, делает очевидной требование признать такое явление, как эволюция религии, если есть необходимость понять разнообразие в пределах одной ортодоксальной традиции. Чтобы не быть голословными, скажем, что наиболее либеральные, величающие себя «просвещёнными» христиане, сегодня уже не верят ни в ад, ни в дьявола, но в то же время есть многие христиане, которые всё ещё верят в них, и это не только те, кого принято называть «фундаменталистами». Или, например, в восемнадцатом и девятнадцатом веках большинство христиан открыто признавали, что верят в буквальное воскрешение тела, но сегодня только меньшинство ортодоксальных верующих готовы поддержать этот элемент веры. И вот ещё: христиане в течение многих столетий спорили о предсказанном времени начала тысячелетнего царства Христа: будет ли оно предшествовать второму пришествию или последует ему, в то время как многие, по всей видимости, уже оставили эту идею вообще.