Игумения Ювеналия (Марджанова)

Фамарь (Марджанова) (1868 — 1936), схиигумения, преподобная исповедница

Память 10 июня

В миру княжна Тамара Александровна Марджанишвили, родилась 1 апреля 1868 года в Грузии, в селе Кварели, в дворянской семье. Ее отец полковник Александр Марджанишвили и мать Елизавета, урожденная княжна Чавчавадзе, были глубоко верующими людьми и окормлялись у афонского священноинока Иессея. В юности Тамара пережила потерю любимых родителей. Это сказалось на душевном настрое девушки, обратили ее взгляд от временного к вечному.

Тамара Александровна с младшими братом и сестрой остались наследниками родового имения. Брат Тамары Константин Александрович Марджанов (Котэ Марджанишвили) стал известным актером, режиссером, одним из основоположников национального грузинского театра. Сама Тамара получила хорошее образование в Закавказском девичьем институте. Имея прекрасные музыкальные способности и чудесный, проникновенный голос, она готовилась к поступлению на вокальное отделение Петербургской консерватории. Очаровательная девушка из знатной семьи привлекала внимание женихов, и на нее заглядывались юноши из лучших грузинских семей.

Биограф схиигумении Фамари епископ Серпуховский Арсений (Жадановский), рассказывал о том, как летом 1888 года Тамара с сестрой посетили Бодбийский монастырь:

«На второй день по приезде обе сестры поспешили отправиться в монастырь ко всенощной. Служба шла в маленьком домовом храме; пели три инокини; только что назначенная игумения Ювеналия читала канон. В такой обстановке и в таком обществе Тамаре Александровне никогда не приходилось бывать. Как только вошла она в церковь, моментально явилась у нее мысль: «И я поступлю в монастырь”… В душе молодой девушки произошел какой-то внезапный переворот: ехала в обитель светской, а домой возвратилась по настроению инокиней. Во время службы Тамара Александровна тихонько подпевала клиросным… Итак, Тамара Александровна вернулась из монастыря с твердым намерением непременно туда попасть».

В монастыре Тамара приняла постриг с именем Ювеналия. Игумения Ювеналия и молодая инокиня Ювеналия были очень дружны. Когда в 1902 году игумения получила назначение в Московский Рождественский монастырь, молодую инокиню Ювеналию назначили игуменией Бодбийского монастыря.

В 1905 году она была переведена в Москву, и назначена настоятельницей Покровской общины сестер.

В 1910 игумения Ювеналия по благословению начала строить Серафимо-Знаменский скит. По вопросам внутреннего устройства скита матушка обращалась к владыке Арсению (Жадановскому). В 1916 году он стал для сестер духовником, а за год до этого совершил пострижение матушки в великую схиму с именем Фамарь.

В 1924 году скит был закрыт большевиками. Сестры разошлись в разные стороны. По сведениям некоторых из ее духовных чад, первоначально схиигумения Фамарь некоторое время жила в покоях великой княгини Елизаветы Федоровны в Марфо-Мариинской обители. После ее закрытия матушка Фамарь приехала в село Кузьменки под Серпухов. Многие сестры ее скита были сами родом из Серпухова.

В 1931 матушку Фамарь с двумя сестрами арестовали. В камере, где находилась матушка, политические заключенные содержались вместе с уголовницами. Сестры вспоминали, что им как-то удалось отделить с помощью небольшой занавески угол для матушки в общей камере. Уголовницы часто шумели, начинали петь неприличные песни, но когда матушка просила их перестать, они замолкали — все уважали ее. Когда схиигумения Фамарь получала передачи, она делилась ими со всеми сокамерницами, и они принимали от нее угощение как благословение.

Когда следствие было закончено, схиигумению Фамарь выслали на пятилетний срок в глухую сибирскую деревню Усть-Уду на Ангаре, за двести верст от Иркутска.

«Схиигумения Фамарь». Картина П. Д. Корина

После перенесенной ссылки матушка была уже очень больна: туберкулез постепенно уносил ее силы.

Несмотря на физическую немощь, духовное величие и красота духа матушки оставались неизменными и, наоборот, с годами набирали силу. Именно эту ее сокровенную красоту духа подвижницы увидел знаменитый художник Павел Корин. За несколько дней до кончины матушки он закончил портрет «Схиигумения Фамарь», послуживший одним из этюдов к монументальному полотну «Русь уходящая».

Схиигумения Фамарь скончалась 23 июня 1936 года. Отпевал ее на дому владыка Арсений (Жадановский). Матушку Фамарь похоронили на Немецком (Введенском) кладбище Москвы. На месте ее упокоения поставили простой белый деревянный крест с двумя иконами — Божией Матери «Знамение» и преподобного Серафима Саровского. На нижней перекладине креста, по благословению владыки Арсения, сделана надпись: «Веруяй в Мя имать живот вечный».

22 декабря 2016 года Священный Синод Грузинской Православной Церкви принял решение о канонизации схиигумении Фамари.

28 декабря 2017 года на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви было принято решение включить имя святой в месяцеслов Русской Православной Церкви с определением празднования ее памяти 10/23 июня, как это установлено в Грузинской Церкви .

13 июня 2018 года на Немецком кладбище Москвы состоялось обретение мощей преподобноисповедницы Фамари (Марджановой). После обретения святые останки были положены в гроб и перевезены в Серафимо-Знаменский скит.

Использованные материалы

• Схиигумения Фамарь (Марджанова) // Православие.Ru

Журнал №123 заседания Священного Синода от 28 декабря 2017 года —

Отныне Серафимо-Знаменский скит становится не только единственным местом на домодедовской земле, где будут целиком храниться мощи новопрославленной святой, но и символом неразрывного духовного единства двух великих стран – России и Грузии.

23 июня 2018 года в Серафимо-Знаменском скиту села Битягово состоялась торжественная Божественная Литургия и первый молебен, посвященные прославлению основательнице обители – схиигуменье Фамари (Марджановой). Ее святые мощи, обретенные на Немецком кладбище города Москвы 15 июня, накануне были перенесены в монастырь.

В церковном торжестве у мощей святой приняли участие митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, шесть архиереев Русской и Грузинской православных церквей, монашествующие, все духовенство Домодедовского благочиния и множество паломников со всего Подмосковья, а также из православной Иверии, родины схиигуменьи Фамари, в миру – Тамары Александровны Марджанишвили.

Грузинская княжна, ставшая монахиней

Тамара Александровна Марджанишвили родилась 1 апреля 1868 года в селе Кварели, недалеко от Тифлиса, в дворянской семье, среди многочисленных братьев и сестер Тамара была старшей. Ее младший брат – знаменитый кинорежиссер Константин Марджанов, в честь которого названы улицы и театры, а также одна из станций Тбилисского метрополитена.

Тамара получила замечательное образование и готовилась к поступлению в Санкт-Петербургскую консерваторию, когда смерть родителей резко переменила ее жизнь. Религиозная с раннего детства, она становится монахиней Бодбийского монастыря, проведя там под духовным руководством игуменьи Ювеналии (Ловенецкой) 18 лет. Бодбийский монастырь святой равноапостольной Нины был главной женской обителью Грузии, а его игуменья – известным церковным деятелем конца XIX века. В монастыре бывали многие именитые иерархи и священники, а потому духовное возрастание юной монахини было замечено. После перевода игуменьи Ювеналии в 1902 году в Москву настоятельницей монастыря была назначена Тамара, которая к этому времени в монашестве стала носить имя Ювеналия. Так одну игуменью Ювеналию сменила другая игуменья Ювеналия.

Это время было неспокойным. Революционное брожение в Российской империи затронуло и православную Грузию. Под маской революционеров часто действовали откровенные бандиты, совершавшие вооруженные налеты на отделения банков, почтовые дилижансы и убивавшие царских чиновников. Известно, что одним из таких разбойников был Сосо Джугашвили – будущий Иосиф Сталин. Не брезговали бандиты и нападениями на монастыри. В 1905 году в подобную засаду попала карета молодой настоятельницы Бодбийской обители. Было выпущено 67 пуль, кучер, слуга и кондуктор погибли на месте. Да что там говорить, даже лошади были убиты. Подоспевший на выстрелы казачий патруль не чаял застать в живых никого. Но к удивлению казаков, матушка уцелела. Из изрешеченной пулями кареты она вышла невредимой. В руках у нее была икона преподобного Серафима Саровского.

Душа монаха требует молитвенной тишины. Монах призван один на один предстоять Богу в молитве, вере и любви. Но в многолюдной Бобдийской обители, где к 1907 году было уже более двухсот сестер и действовало несколько школ, типография и многочисленные подсобные службы, этой тишины не было. Не было ее и в суетливой Москве, куда матушку церковное начальство перевело на следующий год.

Неутомимая игуменья строит собор во имя преподобного Серафима Саровского для Покровской общины, ее часто видят в Марфо-Мариинской обители. Она знакома с отцом Иоанном Кронштадтским, великой княгиней Елизаветой Федоровной, будущим епископом Арсением (Жадановским), епископом Серафимом (Звездинским) и многими другими знаменитыми и духоносными светочами обеих столиц. Но чем больше она погружается в строительство и благотворительность, тем глубже становится ее жажда тихого монашеского делания, по образцу монашества древнего. Ну, не дело монаха – быть прорабом, в первую очередь монах призван к молитве!

Серафимо-Знаменский скит

Человек предполагает, а Бог располагает – гласит русская пословица. Пределом мечтаний матушки была тихая жизнь возле Серафимо-Дивеевского монастыря, который неразрывно связан с именем любимого ее святого – Серафима Саровского. Но дела Покровской общины позвали ее в село Битягово Добрятинской волости Подольского уезда. Там находился небольшой участок земли, которой принадлежал монастырю. А так как именно в этих местах должна была проходить ветка Павелецкой железной дороги, то надо было решить имущественные проблемы. Уединенный сосновый бор на берегу тихой реки Рожаи поразил матушку красотой и той тишиной, которую она так долго искала. Казалось, место самим Создателем создано для маленького монастыря! И тут начались чудеса.

Стоило только высказать вслух эту мысль, как сразу пошла цепь необъяснимых событий. Железнодорожная компания переносит место прокладки дороги на шесть километров к востоку. Проект горячо поддерживает великая княгиня Елизавета Федоровна Романова. Благотворители, едва заслышав о возможной закладке монастыря, сами приносят нужную сумму. Священный Синод Русской Церкви дает благословение на строительство. Архитекторы Стяженский и Щусев в восторге от идеи воплотить в камне идею Небесного Иерусалима на подмосковной земле.

В 1910 году служится первый молебен на месте будущего строительства, а уже 29 сентября 1912 года в присутствии сонма священнослужителей, митрополита Московского и Коломенского Владимира (Богоявленского) и Великой Княгини Елизаветы Федоровны проходит чин Великого освящения Серафимо-Знаменского скита. Монастырь получился изумительным по красоте, цельности, слиянии с природой и той молитвенной тишине, к которой так стремилась матушка. Кажется, что он совсем на небольшом клочке

подмосковной земли объединил в себе лучшие черты Марфо-Мариинской обители и Серафимо-Дивеевского монастыря.

Главный храм, словно сошедший со страниц русских былин, был построен в честь иконы Матери Божьей «Знамение» и преподобного Серафима Саровского. Его подземная часть – нижний храм – был впервые в истории Подмосковья освящен в честь равноапостольной Нины, просветительницы Грузии. Белоснежные стены монастыря протянулись в каждую сторону на 33 сажени – по числу лет земной жизни Иисуса Христа. А 12 домиков-келий символизировали число апостолов Христовых. Сразу же в обители началась непрестанная молитва перед главной святыней – иконой Божьей Матери «Знамение». И очень скоро сбылась главная мечта матушки. Она приняла на себя Великую схиму – предел монашеской аскетики, отречения от суеты мира и молитвенного подвига. С Великой схимой ей было, по обычаю, даровано и новое имя – схиигуменья Фамарь. Жизнь матушки становилась житием.

Голгофа

Серафимо-Знаменскому скиту как центру молитвы и тихого монашеского подвига было суждено существовать лишь 12 лет. Через пять лет после открытия бурные революционные события перевернули весь устоявшийся веками русский быт. Для пришедших к власти большевиков само существование христианской духовной жизни было идеологическим вызовом. Атеизм, по сути, стал новой государственной религией, которая не терпела конкуренции. Религиозность стала восприниматься как пережиток старого мира.

Маленькую Серафимо-Знаменскую обитель новые власти не трогали до 1924 года. Укрытая густым сосновым бором, она стала прибежищем для многих гонимых священнослужителей. Среди них были викарий Московской епархии епископ Дмитровский Серафим (Звездинский), наместник Чудова монастыря в Кремле епископ Арсений (Жадановский) и многие другие. Но вечно терпеть это советская власть не желала. В монастырь приехали вооруженные люди, монахинь выгнали, а духовенство арестовали. В 1931 году в Москве была арестована и матушка Фамарь.

До 1935 она находилась в тюрьмах и ссылках, заработав в заключении острую форму туберкулеза. Заключение стало личной Голгофой матушки Фамари в ее пути следования за Христом. Современники отмечали удивительное спокойствие гонимой игуменьи. Что бы ни случилось – она ровно и благожелательно относилась ко всем: от последних преступников до следователей и конвоиров. Все продуктовые посылки распределялись поровну среди заключенных. Она не выдала и не оговорила никого из тех лиц, с которыми общалась за долгие годы своего духовного пути. При этом – матушка была абсолютно несгибаема в вере. Ничто не могло оторвать ее от молитвы. Отпустили матушку Фамарь только тогда, когда поняли, что она умирает. Именно такой – больной, немощной, но необыкновенно духовно сильной – матушка Фамарь была запечатлена на картине художника Павла Корина «Русь уходящая».

Скончалась она 23 июня того же 1935 года. Гробом ей послужил дубовый ящик для книг, а похоронили ее на Введенском Немецком кладбище Москвы, недалеко от могилы святого праведного Алексея Мечева. По воспоминаниям современников, над гробом как-то удивительно и пронзительно прозвучали слова из православного Символа Веры: «Чаю (жду с нетерпением) воскрешения мертвых и жизни будущего века!». Нет, смерть не властна над человеком, который соединен с Воскресшим Христом. Бог – податель жизни, Он Сам – Жизнь. А потому для матушки Фамари смерть стала лишь вхождением в эту божественную жизнь – Жизнь Вечную.

​​​​​​​

Церковное торжество

Церковь не «назначает» святых. Святые – наши сомолитвенники и предстатели к Богу, для которых рамки ограниченного земного времени перестали существовать. Святые принадлежат Вечности, в которую только предстоит войти каждому христианину. А потому их опыт, пример и молитва бесценны для каждого. Именно такой святой, стойкой в вере, дерзновенной в надежде и исполненной любви является преподобноисповедница Фамарь (Марджанова).

23 июля 2018 года в Серафимо-Знаменском ските состоялась Божественная Литургия и первый молебен, обращенный к этой новой покровительнице Русской и Грузинской земли. В церковном торжестве у мощей святой приняли участие митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, епископ Никорцминдский Вахтанг, епископ Илиан (Востряков), епископ Видновский Тихон, епископ Серпуховский Роман, епископ Зарайский Константин, епископ Луховицкий Петр, секретарь Синодальной комиссии по канонизации святых, ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета протоиерей Владимир Воробьев, секретарь Московского епархиального управления протоиерей Михаил Егоров, настоятель Георгиевского храма в Грузинах (г. Москва) протоиерей Феодор Кречетов, духовенство и монашествующие Домодедовского церковного округа.

За богослужением молились настоятельница Серафимо-Знаменского скита игумения Иннокентия (Попова), игумении монастырей Московской епархии, глава городского округа Домодедово Александр Двойных, советник губернатора Московской области Дмитрий Городецкий, депутат Московской областной Думы Олег Жолобов, председатель Совета депутатов г. о. Домодедево Леонид Ковалевский, прихожане обители и многочисленные русские и грузинские паломники. Торжество украсило пение монашеского женского хора Ново-Голутвина монастыря под управлением игумении Ксении (Зайцевой) и мужского хора Георгиевского храма в Грузинах.

Матушка Фамарь возвратилась в обитель, которую основала. Возвратилась, чтобы навсегда остаться здесь – рядом с нами. Возвратилась, чтобы здесь у ее честных мощей каждый мог вознести молитву о благополучии своего Отечества, о собственных горестях и нуждах своих близких. И православные христиане верят,

что по предстательству матушки Фамари каждый православный христианин по вере обязательно получит просимое!

Рядом с матерью Фамарью «умолкало всякое уныние». Грузинская красавица-княжна, рано потерявшая любимых отца и мать, становится монахиней, схимницей и исповедницей. Память 23 июня

Схиигумения Фамарь. Фрагмент картины П. Д. Корина «Реквием. Русь уходящая». Изображение с сайта drevo-info.ru

Разве можно жить прошлым, если Бог дает новое

Княжна Тамара (преподобноисповедница Фамарь) родилась в Грузии, в княжеской семье, в 1868 году. Росла в любви, роскоши и изобилии.

Отец, князь Александр, умер, когда Тамара была ребенком. Многочисленная родня помогала во всем матери Тамары, ставшей для княжны самым дорогим человеком.

В юности княжна Тамара серьезно увлеклась музыкой, готовилась к поступлению в консерваторию Санкт-Петербурга, в чем ее горячо поддерживала мать. Замужество девушка решила оставить на потом, несмотря на множество поклонников, привлеченных ее яркой красотой.

Неожиданная смерть любимой матери, когда княжне едва исполнилось двадцать, полностью меняет беззаботное душевное состояние девушки.

Бессонные ночи в слезах, молитвы об упокоении маминой души приносили вопросы – почему ушла мама? Что же такое человек? Для чего живет, почему умирает?

Тетушки, дяди, братья и сестры старались утешить Тамару и развлечь. Летом Тамара с молодыми родственниками поехала в гости к тетушке, которая жила недалеко от монастыря в городе Бодбе. Молодые люди захотели посмотреть недавно основанный монастырь. Приехали в будний день, зашли в храм. Шло вечернее богослужение. Игумения монастыря читала канон, сестры пели. Все, кроме Тамары, постояли пару минут и вышли.

Тамара же, как потом она расскажет, ощутила здесь что-то очень близкое ее духу, то, что она давно искала, но не могла ясно объяснить. Когда богослужение закончилось, юная княжна подошла к игуменье и сказала, что чувствует в себе призвание остаться в этом монастыре. Игуменья ответила, что это очень хорошее желание, но и большая ответственность.

Разговор услышал двоюродный брат Тамары и рассказал родным, что сестра собралась в монастырь. А дальше началось хрестоматийное: молодежь задразнила (нежно) «монашенкой», дяди и тети просили одуматься, «не губить свою молодость» и предложили многие развлечения, особенно музыкальные, зная, как глубоко Тамара любила музыку.

Княжна видела искреннюю заботу родных и была им благодарна, но, ходя по концертам и гостям, только убеждалась — нет, это уже прошлое, и оно больше не дает, чем жить.

А в монастыре она ощутила, что жизнь может продолжиться, но уже по иному. Это очень тяжело было передать словами, донести до светских людей, которыми были ее родные. Они спрашивали – Тамара отвечала – они не понимали.

А в лице игуменьи Тамара увидела «продолжение матери», той, с которой можно было откровенно делиться всем, что есть на душе, той, которой не нужно «объяснять», что же с ней происходит. И, когда княжну Тамару приглашали на концерт или в театр, ее руки потихоньку перебирали четки.

Наконец — опять хрестоматийно и совершенно правдиво — после многих бесполезных уговоров отпустить ее в монастырь, Тамара решилась бежать из дома.

Игумения приняла Тамару как родную дочь, и теперь счастье девушки омрачало лишь ожидание гнева родных. В скором времени тетушки приехали за племянницей. Они просили игумению убедить девушку возвратиться домой, но получилось наоборот: игумения убедила тетушек оставить Тамару в покое.

Вскоре Тамара приняла постриг с именем Ювеналии, как у игуменьи. Во время пострига над головой Тамары кружил белый голубь.

Мать Ювеналия и вел. кн. Елизавета Федоровна

Мать Ювеналия. Фото начала ХХ века с сайта wikipedia.org

В 1902 году игумению Ювеналию перевели в Москву, а 34-летнюю монахиню-тезку назначили на ее место Бодбийского монастыря святой Нины с тремя сотнями монахинь.

Мать Ювеналия очень скучала по своей духовной матери, и в этот тяжелый период молодую игумению поддержал отец Иоанн Кронштадтский.

Через три года в Грузии начались гражданские смуты. Горцы-революционеры грабили и убивали крестьян, разоряли их дома. Крестьян приютили в монастыре святой Нины, о чем распорядилась настоятельница, мать Ювеналия (Марджанова).

Горцы-революционеры грозили княжне-игуменье смертью, если она не перестанет помогать крестьянам. Та не перестала.

Заботясь о безопасности игумении, церковное начальство в 1905 году перевело ее в Москву. Мать Ювеналия стала настоятельницей Покровской общины сестер (при Покровском монастыре). Сестры ухаживали за больными и ранеными, вместе молились.

В то время игумения Ювеналия познакомилась с княгиней Елизаветой Федоровной, только что потерявшей мужа. Судьбы обеих в главном оказались похожи: ранние потери в семье, осознание краткости земной жизни, устремленность к вечному, жаление людей.

Обе они создали женские общины милосердия. Известно, что мать Ювеналия и великая княгиня Елизавета Федоровна помногу общались и молились друг за друга.

В 1909 году в. Кн. Елизавета Федоровна основала Марфо-Мариинскую общину милосердия. А в 1910 году игуменьей Ювеналией (Марджановой) было начато строительство Серафимо-Знаменского скита. Всего за два года удалось завершить строительные работы. Духовным руководителем стал епископ Арсений (Жадановский), в 1915 году постригший мать Ювеналию в великую схиму с именем Фамарь.

«Вот, пожалел меня Господь»

Кельи Серафимо-Знаменского скита. Фото с сайта drevo-info.ru

Серафимо-Знаменский скит просуществовал 12 лет, но успел собрать близких по духу людей, помочь нуждающимся, терявшим веру и в Бога, и в человека. После революции скит стал убежищем для гонимых епископов и священников. В 1924 году по приказу советской власти он был разрушен.

До закрытия Марфо-Мариинской обители мать Фамарь некоторое время жила там. Но в обитель постоянно приходили с проверками, оставаться было небезопасно.

Мать Фамарь ходила по деревням и просила помощи. Добрые люди в селе Перхушково позволили ей жить в небольшом домике.

Как только бывшая княжна обрела крышу нал головой, сразу пригласила к себе сестер из разрушенного скита и священника. Очень быстро в небольшой общине возобновился монашеский образ жизни.

Не хватало ни еды, ни дров, ни самого необходимого, но было счастье совместной жизни ради Бога.

Чтобы поддерживать себя и не просить помощи, монахини шили одеяла и игрушки.

Схиигумения пользовалась большим авторитетом у местных жителей, к ней даже в те, уже советские времена, приезжали из разных мест России. У матери Фамари всегда находились слова утешения, ободрения, надежды. Рядом с ней в любом положении находился смысл и свет. Благодарные люди оставляли ей пожертвования, а она раздавала их беднякам.

В 1931 году схиигумению Фамарь и нескольких сестер арестовали. В заключении с сестрами в камере были «политические» и уголовники. Часто поднимался шум, ругань, перепалки. Схиигумения тихо просила уголовниц успокоиться, и они замолкали. Свои передачи мать Фамарь делила на всех сокамерниц, и они были ей признательны.

После суда схиигумению Фамарь сослали в поселок Усть-Уду на Ангаре, за двести верст от Иркутска. В ссылке бывшая княжна, мать игуменья вместе с послушницей Нюшей жила в углу небольшой крестьянской избы, в котором жили хозяин и его сын Ваня. Но хозяева были очень добры к пожилой монахине, а она за них молилась, делилась воспоминаниями.

Ваня мог подолгу слушать схиигумению, а после ее освобождения они вели переписку. Ваня писал: «Жаль, что Вы уеха­ли от нас. У ме­ня те­перь ба­ян, я весь день иг­раю, вот Вы бы по­слу­ша­ли».

Чи­тая это пись­мо, мать Фамарь го­во­ри­ла с улыб­кой: «Вот, по­жа­лел ме­ня Гос­подь!»

Три раза в месяц схиигумении приходилось отмечаться в местном отделении милиции. Начальник его был далеким от веры человеком и сначала довольно грубо обращался с монахиней, но ее взгляд, слова, манеры со временем стали вызывать в нем уважение, человеческую теплоту. В 1934 году он огорченно прощался со схиигуменией и жалел, что больше ее не увидит.

Какая красота спасает мир

Преподобноисповедница схиигумения Фамарь (Марджанова). Икона. Изображение с сайта pstbi.ccas.ru

В трехлетней ссылке, в сибирском климате у матушки Фамари начался туберкулез. Жизнь порой висела на волоске, а она так хотела еще раз повидаться с близкими сердцу людьми. И Господь устроил.

После возвращения физические силы матери Фамари таяли с каждым днем, а духовные – возрастали. К ней шло много людей, и все они были для нее «детки мои любимые».

А «детки», по воспоминаниям современников, не могли на дивиться на удивительной красоты монахиню, с силой духа древних старцев, с ощутимо утешительной силой молитвы, с силой радости и жизни, побеждающими телесные немощи и ограничения.

Ее удивительную красоту человека преображенного заметил и художник Павел Корин. За несколько дней до кончины матери Фамари он написал портрет «Схиигумения Фамарь», ставший одним из этюдов к его «Руси уходящей».

Мать Фамарь упокоилась 23 июня 1936 года и была похоронена на кладбище на Введенских горах в Москве, возле отца Алексея Мечева, святого и праведного. Дни памяти обоих рядом – 22 и 23 июня.

Схиигумения Фамарь была канонизирована Грузинской Православной Церковью 22 декабря 2016 года, а через год, 28 декабря, и Русской Православной Церковью, как преподобноисповедница. Мощи святой исповедницы, матери Фамари находятся в восстановленном сегодня Серафимо-Знаменском скиту (села Битягово Домодедовского района Московской области).

Мать Фамарь слышит всех, кто молится ей о терпении, укреплении веры, преодолении уныния, обретении надежды и помощи от Господа.

Крат­кое жи­тие пре­по­доб­но­ис­по­вед­ни­цы Фа­ма­ри (Мар­джа­но­вой)

Схи­и­гу­ме­ния Фа­марь, в ми­ру княж­на Та­ма­ра Алек­сан­дров­на Мар­джа­ни­шви­ли (Мар­джа­но­ва), ро­ди­лась 1 ап­ре­ля 1868 го­да в Гру­зии. По­сле кон­чи­ны ро­ди­те­лей она при­ня­ла по­стриг в мо­на­сты­ре свя­той рав­ноап­о­столь­ной Ни­ны в Бод­би с име­нем Юве­на­лия. В 1905 го­ду ука­зом Свя­тей­ше­го Си­но­да она бы­ла на­зна­че­на на­сто­я­тель­ни­цей По­кров­ской жен­ской оби­те­ли в Москве. В 1910 го­ду ее за­бо­та­ми на­ча­лось стро­и­тель­ство Се­ра­фи­мо-Зна­мен­ско­го ски­та под Моск­вой, где в 1915 го­ду она бы­ла по­стри­же­на в ве­ли­кую схи­му с име­нем Фа­марь.

В 1924 го­ду скит был за­крыт. В 1931 го­ду схи­и­гу­ме­нию Фа­марь с дву­мя сест­ра­ми ее оби­те­ли аре­сто­ва­ли и при­го­во­ри­ли к ссыл­ке в Ир­кут­скую об­ласть. По­сле окон­ча­ния сро­ка ссыл­ки она, уже тя­же­ло боль­ная ту­бер­ку­ле­зом, вер­ну­лась в Моск­ву и 23 июня 1936 го­да ото­шла ко Гос­по­ду.

22 де­каб­ря 2016 го­да Свя­щен­ный Си­нод Гру­зин­ско­го Пат­ри­ар­ха­та при­нял ре­ше­ние о ка­но­ни­за­ции пре­по­доб­но­ис­по­вед­ни­цы Фа­ма­ри (Мар­джа­но­вой).

28 де­каб­ря 2017 го­да Свя­щен­ный Си­нод Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви по­ста­но­вил вклю­чить имя свя­той в ме­ся­це­слов, с опре­де­ле­ни­ем празд­но­ва­ния ее па­мя­ти 10/23 июня, как это уста­нов­ле­но в Гру­зин­ской Церк­ви.

Пол­ное жи­тие пре­по­доб­но­ис­по­вед­ни­цы Фа­ма­ри (Мар­джа­но­вой)

Схи­и­гу­ме­ния Фа­марь, в ми­ру княж­на Та­ма­ра Алек­сан­дров­на Мар­джа­но­ва, ро­ди­лась в кон­це ше­сти­де­ся­тых го­дов про­шло­го сто­ле­тия. Она про­ис­хо­ди­ла из бо­га­той гру­зин­ской се­мьи, по­лу­чи­ла очень хо­ро­шее вос­пи­та­ние и об­ра­зо­ва­ние.

В се­мье кня­зей Мар­джа­но­вых ат­мо­сфе­ра бы­ла бо­лее свет­ская, чем цер­ков­ная: бла­го­че­стие но­си­ло, оче­вид­но, тра­ди­ци­он­ный ха­рак­тер, как во мно­гих свет­ских се­мьях то­го вре­ме­ни. Отец Та­ма­ры Алек­сан­дров­ны умер, ко­гда oна бы­ла еще со­всем ма­лень­кой, мать умер­ла, ко­гда ей бы­ло два­дцать лет.

У Та­ма­ры Алек­сан­дров­ны бы­ли боль­шие му­зы­каль­ные спо­соб­но­сти, хо­ро­ший го­лос; она го­то­ви­лась к по­ступ­ле­нию в Пе­тер­бург­скую кон­сер­ва­то­рию, ко­гда судь­ба ее из­ме­ня­лась и при­ня­ла со­вер­шен­но дру­гой обо­рот. Уже по­сле кон­чи­ны ма­те­ри, ле­том, она с сест­рой и дву­мя млад­ши­ми бра­тья­ми го­сти­ла у сво­ей тет­ки, сест­ры ма­те­ри, в го­ро­де Сиг­ны, неда­ле­ко от недав­но ос­но­ван­но­го жен­ско­го мо­на­сты­ря во имя св. Ни­ны в Бод­бе.

Один раз ком­па­ния мо­ло­де­жи по­еха­ла по­смот­реть на этот но­вый Бод­бий­ский мо­на­стырь. За­шли в цер­ковь: шла буд­нич­ная служ­ба; на кли­ро­се са­ма игу­ме­ния Юве­на­лия чи­та­ла ка­нон, несколь­ко се­стер пе­ли и при­слу­жи­ва­ли. Мо­ло­дежь по­сто­я­ла неко­то­рое вре­мя и вы­шла из церк­ви, княж­на Та­ма­ра од­на оста­лась до кон­ца служ­бы. Она вне­зап­но бы­ла до то­го по­ра­же­на этой служ­бой, этой ду­хов­ной ат­мо­сфе­рой, охва­тив­шей ее, что в ду­ше сво­ей немед­лен­но и твер­до ре­ши­ла от­дать свою жизнь Бо­гу, сде­лать­ся мо­на­хи­ней. До­ждав­шись кон­ца служ­бы, она по­до­шла к ма­туш­ке игу­ме­нии, за­го­во­ри­ла с ней, ска­за­ла о сво­ем же­ла­нии и про­си­ла при­нять ее в мо­на­стырь.

В это вре­мя дво­ю­род­ный брат Та­ма­ры, че­тыр­на­дца­ти­лет­ний маль­чик, вер­нул­ся в цер­ковь в по­ис­ках Та­ма­ры. Он под­слу­шал раз­го­вор сво­ей дво­ю­род­ной сест­ры с игу­ме­ни­ей, рас­ска­зал дру­гим, и Та­ма­ру под­ня­ли на смех: «Та­ма­ра хо­чет быть мо­на­шен­кой!» До­ма рас­ска­зал всем род­ствен­ни­кам, но ни на­смеш­ки, ни уго­во­ры, ни се­рьез­ные до­во­ды не мог­ли из­ме­нить ре­ше­ния Та­ма­ры Алек­сан­дров­ны. То­гда род­ные ре­ши­ли вся­че­ски раз­вле­кать ее, чтобы от­влечь ее от мыс­ли о мо­на­сты­ре. Ее увез­ли в Ти­флис, во­зи­ли по кон­цер­там, те­ат­рам.

«Пом­ню, — рас­ска­зы­ва­ла ма­туш­ка, — что си­жу я в те­ат­ре, а ру­ки в кар­мане пе­ре­би­ра­ют чет­ки».

В кон­це кон­цов, ви­дя, что род­ствен­ни­ки не хо­тят от­пу­стить ее, княж­на Та­ма­ра по­ти­хонь­ку ушла из до­ма и уеха­ла в мо­на­стырь. Род­ные отыс­ка­ли ее, но игу­ме­нии Юве­на­лии уда­лось уго­во­рить их, и они на­ко­нец предо­ста­ви­ли Та­ма­ре Алек­сан­дровне ид­ти тем пу­тем, ко­то­рый она из­бра­ла.

Ма­туш­ка жи­ла под непо­сред­ствен­ным ру­ко­вод­ством игу­ме­нии Юве­на­лии, к ко­то­рой очень при­вя­за­лась. Через неко­то­рое вре­мя она бы­ла по­стри­же­на в ря­со­фор, а за­тем в ман­тию с име­нем то­же Юве­на­лии. (Вла­ды­ка Ар­се­ний рас­ска­зы­вал, это неко­то­рые лю­ди, на­хо­див­ши­е­ся в церк­ви во вре­мя по­стри­га, ви­де­ли бе­ло­го го­лу­бя, вив­ше­го­ся над го­ло­вой ма­туш­ки.)

В 1902 го­ду игу­ме­ния Юве­на­лия-стар­шая бы­ла пе­ре­ве­де­на в Моск­ву и на­зна­че­на на­сто­я­тель­ни­цей Рож­де­ствен­ско­го мо­на­сты­ря, а Юве­на­лия-млад­шая эк­зар­хом Гру­зии бы­ла на­зна­че­на игу­ме­ни­ей Бод­бий­ско­го мо­на­сты­ря. Та­ким об­ра­зом, еще со­всем мо­ло­дой ма­туш­ка ста­ла игу­ме­ни­ей мо­на­сты­ря свя­той рав­ноап­о­столь­ной Ни­ны, про­све­ти­тель­ни­цы Гру­зии, — мо­на­сты­ря, в ко­то­ром к то­му вре­ме­ни бы­ло око­ло трех­сот се­стер. Ма­туш­ка спер­ва очень тос­ко­ва­ла в раз­лу­ке со стар­шей игу­ме­ни­ей Юве­на­ли­ей, ко­то­рая ста­ла ее ду­хов­ною ма­те­рью, за­ме­ни­ла ей род­ную мать. Боль­шую по­мощь и под­держ­ку ока­зал ей в то вре­мя отец Иоанн Крон­штадт­ский.

Ма­туш­ка очень лю­би­ла свой Бод­бий­ский мо­на­стырь, лю­би­ла вспо­ми­нать его. Но ей са­мой недол­го при­шлось оста­вать­ся в нем игу­ме­ни­ей.

В 1905 го­ду ре­во­лю­ци­он­но на­стро­ен­ные гор­цы ча­сто на­па­да­ли на мир­ных гру­зин-кре­стьян и вся­че­ски при­тес­ня­ли их. Кре­стьяне об­ра­ща­лись за по­мо­щью в Бод­бий­ский мо­на­стырь, и ма­туш­ка всех оби­жа­е­мых бра­ла под свою за­щи­ту, по­мо­га­ла им, а ино­гда ока­зы­ва­ла при­ют в сте­нах мо­на­сты­ря. Ре­во­лю­ци­о­не­ры бы­ли силь­но раз­дра­же­ны на мо­ло­дую игу­ме­нию Юве­на­лию, под­бра­сы­ва­ли ано­ним­ные пись­ма с угро­за­ми ей. В Пе­тер­бур­ге, в Си­но­де бес­по­ко­и­лись о судь­бе ма­туш­ки, яв­но под­вер­жен­ной опас­но­сти, так как ре­во­лю­ци­о­не­ры лич­но ее нена­ви­де­ли и по­ку­ша­лись на ее жизнь. Ука­зом Свя­тей­ше­го Си­но­да — без же­ла­ния и да­же, мож­но ска­зать, про­тив же­ла­ния ма­туш­ки — она бы­ла пе­ре­ве­де­на из лю­би­мо­го ею Бод­бий­ско­го мо­на­сты­ря в Моск­ву и на­зна­че­на на­сто­я­тель­ни­цей По­кров­ской об­щи­ны. Ма­туш­ка не лю­би­ла вспо­ми­нать этот пе­ри­од сво­ей жиз­ни.

Мо­на­хи­ни По­кров­ской об­щи­ны ра­бо­та­ли как сест­ры ми­ло­сер­дия, так же как и сест­ры Мар­фо-Ма­ри­ин­ской об­щи­ны, ко­то­рые мо­на­хи­ня­ми не бы­ли. Бу­дучи на­сто­я­тель­ни­цей По­кров­ской об­щи­ны, ма­туш­ка очень сбли­зи­лась с Ве­ли­кой кня­ги­ней Ели­за­ве­тою Фе­до­ров­ной, со­здав­шей Мар­фо-Ма­ри­ин­скую об­щи­ну, все­гда вспо­ми­на­ла её и го­во­ри­ла о ней с осо­бым чув­ством.

Имен­но так у нее ро­ди­лось и все боль­ше раз­го­ра­лось же­ла­ние уеди­нить­ся, по­се­лить­ся в оди­но­че­стве око­ло Са­ров­ско­го мо­на­сты­ря, как бы под по­кро­вом прп. Се­ра­фи­ма, ко­то­рый был ей осо­бен­но бли­зок, и там окон­чить жизнь в мо­лит­вен­ном по­дви­ге. Но там, в Жа­ро­ве, точ­нее в Се­ра­фи­мо-По­не­та­ев­ском мо­на­сты­ре, ку­да ма­туш­ка по­еха­ла в июне 1908 г. и от­ку­да хо­ди­ла в Са­ров, ма­туш­ка по­лу­чи­ла как бы по­ве­ле­ние от Бо­жи­ей Ма­те­ри, ко­гда она мо­ли­лась пе­ред Ее ико­ной Зна­ме­ния. Это чу­дес­ное вну­ше­ние по­вто­ря­лось несколь­ко раз, и ма­туш­ка по­ня­ла, что Бо­жия Ма­терь не хо­чет, чтобы она кон­ча­ла жизнь в уеди­не­нии, а по­ру­ча­ет ей со­здать но­вый скит не толь­ко для се­бя, но и для дру­гих. Все же ма­туш­ке труд­но бы­ло от­ка­зать­ся от сво­е­го го­ря­че­го же­ла­ния уеди­не­ния, да и бо­я­лась она, не бы­ло ли по­ве­ле­ние Бо­жи­ей Ма­те­ри ис­ку­ше­ни­ем. Она ре­ши­ла по­со­ве­то­вать­ся с опыт­ным ду­хов­ни­ком и в ок­тяб­ре по­еха­ла в Зо­си­мо­ву пу­стынь к за­твор­ни­ку о. Алек­сию, ко­то­рый, вы­слу­шав ма­туш­ку, ре­ши­тель­но ска­зал ей, что она не долж­на ухо­дить на по­кой для уеди­нен­ной мо­лит­вы, а долж­на и да­же обя­за­на устро­ить но­вый скит, что к это­му ее при­зы­ва­ет Са­ма Ма­терь Бо­жия.

Же­лая еще и еще раз про­ве­рить се­бя пе­ред на­ча­лом та­ко­го се­рьез­но­го и боль­шо­го де­ла, ма­туш­ка при­е­ха­ла в Оп­ти­ну Пу­стынь по­со­ве­то­вать­ся с пре­по­доб­ным Ана­то­ли­ем, ко­то­рый то­же на­стой­чи­во убеж­дал ее ис­пол­нять по­ру­че­ние, дан­ное ей Са­мой Бо­жи­ей Ма­те­рью. Еще несколь­ко раз ма­туш­ка ез­ди­ла за со­ве­том к о. Алек­сию Зо­си­мов­ско­му, ко­то­рый ра­дост­но под­дер­жи­вал ее в со­зда­нии но­во­го ски­та. Воз­вра­ща­ясь из по­след­ней по­езд­ки к от­цу Алек­сию, ма­туш­ка за­еха­ла в Тро­и­це-Сер­ги­е­ву Лав­ру, чтобы по­со­ве­то­вать­ся с на­мест­ни­ком Лав­ры о. То­ви­ей. В глу­бине ду­ши ма­туш­ка еще на­де­я­лась, что о. То­вия, как че­ло­век опыт­ный и де­ло­вой, от­со­ве­ту­ет ей при­ни­мать­ся за та­кое труд­ное де­ло. Но и на­мест­ник Лав­ры, вни­ма­тель­но и с лю­бо­вью вы­слу­шав ма­туш­ку, ре­ши­тель­но и власт­но бла­го­сло­вил ее на со­зда­ние но­во­го ски­та.

Та­ким об­ра­зом, с со­ве­том и бла­го­сло­ве­ни­ем стар­цев — о. Алек­сия Зо­си­мов­ско­го, о. Ана­то­лия Оп­тин­ско­го и о. То­вии, на­мест­ни­ка Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ры, — окон­ча­тель­но ре­ше­но бы­ло со­зда­ние но­во­го Се­ра­фи­мо-Зна­мен­ско­го ски­та. С яв­ной по­мо­щью Бо­жи­ей по­яви­лись и сред­ства для это­го боль­шо­го де­ла.

27 июля 1910 го­да со­сто­я­лась за­клад­ка ски­та на уже из­ме­рен­ном и рас­пла­ни­ро­ван­ном участ­ке. Скит стро­ил­ся с июля 1910 по сен­тябрь 1912 го­да. Во всех пла­нах внут­рен­не­го и внеш­не­го устрой­ства ски­та ма­туш­ка со­ве­то­ва­лась с вла­ды­кой Ар­се­ни­ем (Жа­да­нов­ским), став­шим с 1916 го­да ду­хов­ни­ком ма­туш­ки и всех се­стер ски­та (та­ко­вым он и оста­вал­ся до са­мой сво­ей смер­ти в 1937 го­ду).

Освя­ще­ние ски­та со­сто­я­лось 29 сен­тяб­ря 1912 го­да. Освя­щал скит мит­ро­по­лит Вла­ди­мир Мос­ков­ский, от­но­сив­ший­ся к ма­туш­ке и ее но­во­му ски­ту с боль­шим и го­ря­чим чув­ством.

Се­ра­фи­мо-Зна­мен­ский скит про­су­ще­ство­вал все­го две­на­дцать лет. Он был за­крыт и уни­что­жен боль­ше­ви­ка­ми в 1924 го­ду. Сест­ры разо­шлись в раз­ные сто­ро­ны. Ма­туш­ке уда­лось най­ти неболь­шой дом в по­сел­ке Пер­хуш­ко­во, и она по­се­ли­лась в нем с де­ся­тью сест­ра­ми. В от­дель­ном до­ми­ке по­ме­щал­ся свя­щен­ник (иеро­мо­нах Фила­рет ). Ма­туш­ка, де­сять се­стер и ба­тюш­ка — две­на­дцать че­ло­век, «по чис­лу апо­сто­лов Хри­сто­вых», — го­во­ри­ла ма­туш­ка.

Жизнь в Пер­хуш­ко­ве на­ла­ди­лась при­бли­зи­тель­но, как и в ски­ту. Мно­гие при­ез­жа­ли к ма­туш­ке за со­ве­том, на­став­ле­ни­ем.

В 1931 го­ду ма­туш­ка бы­ла аре­сто­ва­на вме­сте с несколь­ки­ми сест­ра­ми и ба­тюш­кой. В тюрь­ме с нею вме­сте бы­ла ее вер­ная по­слуш­ни­ца. В ка­ме­ре, где на­хо­ди­лась ма­туш­ка, бы­ли раз­но­род­ные за­клю­чен­ные — и по­ли­ти­че­ские, и уго­лов­ные. Как-то уда­лось от­де­лить угол для ма­туш­ки в об­щей ка­ме­ре чем-то вро­де за­на­вес­ки. Уго­лов­ни­цы ча­сто шу­ме­ли, на­чи­на­ли петь непри­лич­ные пес­ни, но ко­гда ма­туш­ка про­си­ла их пе­ре­стать, они за­мол­ка­ли — все ува­жа­ли ее. Ко­гда ма­туш­ка по­лу­ча­ла пе­ре­да­чи, она оде­ля­ла всех, кто был в ка­ме­ре, и все при­ни­ма­ли это от нее как бы в бла­го­сло­ве­ние.

По­сле при­го­во­ра ма­туш­ку со­сла­ли в Си­бирь, за две­сти верст от Ир­кут­ска. Нече­го и го­во­рить, ка­кое это бы­ло труд­ное и уто­ми­тель­ное пу­те­ше­ствие. В кон­це пу­ти ма­туш­ке при­шлось ид­ти пеш­ком. С нею в ссыл­ку по­еха­ла ее по­слуш­ни­ца Ню­ша, про­стая де­вуш­ка, лю­бя­щая и са­мо­от­вер­жен­ная. Из­вест­но, что ма­туш­ка жи­ла в про­стой кре­стьян­ской из­бе, где ей за печ­кой был от­ве­ден угол. Хо­зя­ин этой из­бы и его сын Ва­ню­ша очень по­лю­би­ли ма­туш­ку. Уже вер­нув­шись из ссыл­ки, ма­туш­ка пе­ре­пи­сы­ва­лась с ни­ми, по­сла­ла в по­да­рок Ва­ню­ше отрез на ру­баш­ку. А он ей на­пи­сал: «Жаль, что Вы уеха­ли от нас. У ме­ня те­перь ба­ян, я весь день иг­раю, вот Вы бы по­слу­ша­ли». Чи­тая это пись­мо, ма­туш­ка го­во­ри­ла с улыб­кой: «Вот, по­жа­лел ме­ня Гос­подь!»

Как она вы­нес­ла тюрь­му и три го­да ссыл­ки при сво­их боль­ных но­гах, с уже об­на­ру­жив­шим­ся ту­бер­ку­ле­зом?! Ей по­мог­ла ее ве­ра, си­ла во­ли и огром­ная вы­держ­ка.

В ссыл­ке ма­туш­ка долж­на бы­ла, как все адми­ни­стра­тив­но вы­слан­ные, два или три ра­за в ме­сяц яв­лять­ся в мест­ный ко­мис­са­ри­ат рас­пи­сы­вать­ся. Ко­мис­сар сна­ча­ла при­ни­мал ее очень су­ро­во, ес­ли не враж­деб­но. Но весь об­лик ма­туш­ки, ка­кая-то ду­хов­ная си­ла, све­тив­ша­я­ся в ее гла­зах, по­сте­пен­но вли­я­ла на это­го че­ло­ве­ка; из­ме­нил­ся его су­ро­вый тон, он стал ино­гда раз­го­ва­ри­вать с ма­туш­кой. А ко­гда кон­чил­ся срок ссыл­ки, и ма­туш­ка в по­след­ний раз при­шла в ко­мис­са­ри­ат рас­пи­сы­вать­ся, ко­мис­сар теп­ло про­стил­ся с ней, ска­зал, что жа­ле­ет, что боль­ше ее не уви­дит. Ма­туш­ка ушла, но, отой­дя немно­го по до­ро­ге, огля­ну­лась и уви­де­ла, что ко­мис­сар вы­шел на крыль­цо и про­во­жа­ет ее взгля­дом.

Ма­туш­ка дав­но бо­ле­ла лег­ки­ми. В ссыл­ке бо­лезнь ее ухуд­ши­лась, ей бы­ло очень труд­но и пло­хо. В пись­мах к сво­им ближ­ним она все по­вто­ря­ла, что хо­те­ла бы «вер­нуть­ся к сво­им бе­реж­кам». И Гос­подь, вы­пол­нил ее же­ла­ние, она чу­дом оста­лась жи­ва и «вер­ну­лась к сво­им бе­реж­кам».

Ссыл­ка ма­туш­ки кон­чи­лась в 1934 го­ду, вес­ной. Она вер­ну­лась и по­се­ли­лась в ма­лень­ком до­ми­ке в дач­ном по­сел­ке око­ло стан­ции Пи­о­нер­ская Бе­ло­рус­ской же­лез­ной до­ро­ги. Она бы­ла уже очень боль­на. В ссыл­ке у нее по­яви­лись при­зна­ки ту­бер­ку­ле­за гор­ла; бо­лезнь по­сте­пен­но уно­си­ла ее си­лы.

Скон­ча­лась ма­туш­ка 10/23 июня 1936 го­да. От­пе­вал ее на до­му Вла­ды­ка Ар­се­ний. По­хо­ро­ни­ли ее в Москве, на Вве­ден­ских го­рах, неда­ле­ко от мо­ги­лы о. Алек­сея Ме­че­ва.

Мо­ги­ла ма­туш­ки и те­перь це­ла и в пол­ном по­ряд­ке. На мо­ги­ле сто­ит бе­лый де­ре­вян­ный крест, в ко­то­рый вде­ла­ны две икон­ки — Зна­ме­ния Бо­жи­ей Ма­те­ри и прп. Се­ра­фи­ма. На ниж­ней пе­ре­кла­дине по бла­го­сло­ве­нию Вла­ды­ки Ар­се­ния сде­ла­на над­пись: «Ве­ру­яй в Мя имать жи­вот веч­ный».

Картина П.Д. Корина «Схиигумения Фамарь» Подводя итоги года, можно обратить внимание на одно отрадное событие: 14 июня состоялось перенесение ставших мощами останков схиигумении Фамари (Марджановой) с Введенского кладбища Москвы в основанный ею в 1912 году Серафимо-Знаменский скит (ныне Домодедовского района Московской области). Этот акт явился следствием причисления матушки Фамари Русской Православной Церковью к лику святых в конце 2017 года.

Схиигумения Фамарь (1869–1936) – знаковая фигура Церкви и общества рубежа эпох: предреволюционного времени и последующих смутных лет.

Будучи по происхождению грузинкой Марджанишвили (по матери – княжной Чавчавадзе), она благодаря духовному ее авторитету стала заметным деятелем Русской Церкви в начале ХХ века, ибо ее духовное становление происходило на плодородной, непотревоженной почве Святой Руси. Она была духовно близка к таким значительным фигурам нашей Церкви того времени, ныне святым, как праведный Иоанн Кронштадтский, великая княгиня Елизавета Феодоровна, иным новомученикам и исповедникам Российским, пока еще индивидуально непрославленным. В частности, она общалась с духовником обители, епископом Серпуховским Арсением (Жадановским), который до революции многие годы был наместником Чудова монастыря в Московском Кремле (расстрелян в Бутове в 1937 году).

Серафимо-Знаменский скит матушка организовала с целью молитвенного уединения, спасения о Господе, обретения покоя и радости «о Дусе Святе».

Перед этим горячо молилась перед иконой Знамения Матери Божией в Понетаеве, желая остаться в скиту рядом с этой обителью. Но дважды услышала глас как бы от Царицы Небесной: «Устраивай свою обитель не только для себя, но и для других».

Сначала принимая все это за искушение, просила совета у старцев – о. Алексия Засимовского и о. Товия в Троице-Сергиевой лавре, которые настоятельно советовали ей последовать наставлению Божией Матери.

— Где же мне устраивать скит? У меня ни места нет, ни средств, – вопрошала матушка.

— Господь, Царица Небесная и место изберет, и средства даст. А вы будете только служкой, исполнительницей воли Божией, — отвечал, в частности, о. Алексий.

На то время (1908 г.) матушка Ювеналия (ее имя до принятия схимы в 1916 году) являлась настоятельницей Покровской общины сестер милосердия в Москве. И вот вскоре ей пришла бумага из консистории с просьбой поехать и оценить принадлежавший общине Хутор с целью его продажи. Этот земельный участок под названием Хутор был расположен в тридцати с лишнем километрах к юго-востоку от Москвы, матушка никогда там не бывала, знала о его существовании лишь по планам.

И только по приезде туда ей пришло понимание, что это и есть то место, где предстоит создать скит. Она отказалась от продажи, и с этого времени началась ее энергичная, подвижническая деятельность по строительству и обустройству скита. Ездила она в это время за благословением и к оптинским старцам, и к отцам Алексию и Товию, – и везде получала слова поддержки и благословение.

Скит строился с июля 1910-го по сентябрь 1912 года. За эти два года возникло много интересных замыслов и дополнений к ним.

В итоге Серафимо-Знаменский скит получил строго продуманное воплощение. Ограда его протянулась на 33 сажени в квадрате в память тридцати трех лет жизни Спасителя. В центре высился храм пирамидальной формы в стиле XVII века во имя Знамения Божией Матери и преподобного Серафима Саровского, с усыпальницей и престолом внизу в честь равноапостольной Нины.

Снаружи храм имел кверху 24 уступа, по числу 24 апокалипсических старцев, и венчался одной главой, знаменующей Господа Иисуса Христа.

С правой и левой стороны помещались храмовые иконы Знамения Божией Матери и преподобного Серафима понетаевской работы.

В ограде были расположены, по числу 12 апостолов, 12 небольших домиков, каждый из которых находился под покровительством того или иного апостола, а потому назывался Иоанно-Богословским, Андреевским и т.д., и имел на наружной стене, составляющей часть ограды, изображение святого покровителя.

В центральной части скита у стены был расположен большой образ Спасителя с неугасимой лампадой.

Над святыми воротами помещалась звонница с мелодичным набором небольших колоколов. Звонница служила и наблюдательным сторожевым пунктом.

По углам ограды были выстроены четыре башни; на них укреплены гипсовые, лепной работы, архангелы с трубами, как бы готовящиеся возвестить второе пришествие Христово.

Помимо святых ворот, имелись еще добавочные, с правой стороны – для хозяйственных надобностей, а с левой — небольшая «лесная» калитка, названная так потому, что открывалась прямо в рощу. Отсюда ровная дорожка шла к кургану, около которого было поставлено изображение преподобного Серафима (которого глубоко почитала матушка всю свою жизнь) на цинке в натуральный рост, идущего с топориком и котомкой за плечами.

Фигуру преподобного можно было заметить от самой калитки, и отворявший ее получал полное впечатление, что Саровский подвижник направляется в скит. Здесь было излюбленное место матушки и сестер, где они поверяли угоднику, как живому, свои мысли и чувства.

Внутри ограды не было никаких других вспомогательных построек — все они находились вне скита. Сам же он, – поросший сосной и березой, с цветниками по местам, при необыкновенной чистоте, – являлся как бы земным раем, и должен был напоминать своим обитательницам о вожделенном рае Небесном.

До революции скит посетила Комиссия по охране памятников искусства и была поражена высокой идеей, вложенной в него, и выдала настоятельнице особую грамоту, в которой значилось, среди прочего, следующее: «Серафимо-Знаменский скит по своему индивидуальному самобытному внутреннему и внешнему устройству заслуживает особого внимания и подлежит сохранению как редкий церковный памятник» (из воспоминаний епископа Арсения).

23 сентября 1912 года скит и храм в нем освятил митрополит Московский и Коломенский Владимир (Богоявленский, 1848–1918, новомученик Церкви Русской), оценивший скит так: «Это духовно счастливое место». Интересно, что ранее в этом же году, в апреле, владыка Владимир освятил Покровский храм в «обители милосердия» — Марфо-Мариинской.

Но в отличие от доступной для общества московской обители Серафимо-Знаменский скит представлял собой внутренне замкнутый круг тридцати трех монахинь (опять же по числу лет земной жизни Спасителя), — помимо тех лиц, кто имел послушание и помещение на Хуторе, — со строгими правилами пустынножительства.

В келиях не разрешалось никого принимать, встречаться же дозволялось только с родственниками и — в гостинице. Предписывалось довольствоваться общей трапезой, не иметь ничего съедобного в келиях. Пробуждение и бодрствование — с 5 часов утра, в 5.45 — начало утренних молитв, утреня и литургия. После — исполнение келейных правил. Насельницы должны были постоянно творить молитву Иисусову и не расставаться с нею на послушаниях, общая же работа сопровождалась тихим пением псалмов или чтением акафистов.

Строгий порядок скита соответствовал внутреннему настрою настоятельницы, стремившейся в конечном итоге к схиме. Хотя сама игуменья какое-то время колебалась, находя малосовместимым пострижение в великий ангельский образ с настоятельским послушанием. Однако после совета со старцами-затворниками подала прошение митрополиту Макарию и получила благословение. Пострижение игуменьи Ювеналии в схиму с усвоением имени Фамарь совершил 20 сентября 1916 года викарий Московской епархии епископ Серпуховской Арсений (Жадановский).

В 1924 году Серафимо-Знаменский скит подвергся разграблению; сестер разогнали. Началось для матушки хождение по мукам. До 1926 года она жила в Марфо-Мариинской обители в Москве, в комнатах расстрелянной великой княгини Елизаветы Феодоровны. Вместе с другими монахинями она организовала кооператив — в то, весьма непростое для них время — по выделыванию детских тряпичных кукол. Когда же и эту обитель закрыли, матушка с самыми близкими ей сестрами нашла приют под Москвой у своих духовных детей: несколько лет прожила она в поселке Перхушково по Белорусской ж/д. Живя в Перхушкове, сестры-монахини не переставали трудиться — состояли в артели, стегали одеяла на продажу. В 1931 году схиигуменью и сестер арестовали и сослали в Сибирь, в Иркутскую область сроком на пять лет.

Благодаря хлопотам ее брата, известного театрального режиссера Константина Марджанова (Котэ Марджанишвили), а также художника Павла Корина, написавшего позже ее замечательный портрет, матушка провела в ссылке лишь два с половиной года. Но и этого оказалось достаточно, чтобы она, человек по природе южный, с трудом переживавшая сибирские морозы, заболела горловой чахоткой.

Вернувшись, она поселилась в знакомых местах по Белорусской ж/д, близ станции Пионерская. Это стало возможным благодаря тому же заступничеству, ибо «лишенцам» (лишенным прав) тогда не разрешалось селиться ближе, чем 101 километр от столицы. Но здоровье схиигумении уже было подорвано. 23 июня 1936 года она скончалась. Отпевание на дому совершил епископ Арсений в сослужении других священников.

В 2000 году по благословению Священноначалия Серафимо-Знаменский скит начал свое возрождение. Трудами игумении Иннокентии (Поповой) многое уже сделано в скиту, отреставрировано. Положено начало и иноческой жизни. Во многом стараниями матушки Иннокентии (присланной сюда из Коломенского женского монастыря) произошло и прославление первоосновательницы обители схиигумении Фамари.

23 июня 2018 года, в день памяти преподобноисповедницы Фамари, торжество по случаю новообретенной святой Русской Православной Церкви возглавил митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий.

Мощи преподобноисповедницы помещены пока во временную деревянную раку и выставлены для поклонения в обительском храме иконы Знамения Божией Матери и преподобного Серафима.

Тропарь преподобноисповеднице схиигумении Фамари

Глас 5

Иверии благословенныя дщерь благородная,/ восприимши дух великой Угодницы Божией Нины,/ в годину гнева Господня/ прошедши мужественне узилища и изгнания,/ возсияла еси паче милосердием и любовию/ утешительнице наша, мати Фамарь,/ под кровом Пречистыя и старца Серафима/ слезами создала еси монашеское пристанище/ моли Всемогущего Бога/ сохранити Иверию и Россию многострадальныя/ верными Христу во веки.

Кондак преподобноисповеднице схиигумении Фамари

Глас 4

Яко крин благоуханный,/ посреде пустыни безбожия/ в земном Отечестве твоем процвела еси,/ преподобныя мати Фамарь,/ и подвиги воздержания исповеданием веры украсивши,/ востекла еси к Небесному Жениху Христу,// Иже увенча тя красотою славы нетленныя.

Величание:

Ублажаем тя,/ преподобная мати Фамарь,/ и чтим святую память твою,/ ты бо молиши за нас// Христа Бога нашего.