Господь управит
Между покрытым мхом нижними рядами старого церковного сруба была незаметная со стороны маленькая дверца, прикрытая позеленевшей от времени печной заслонкой. О ней все забыли, да и зачем помнить, если узенький проход, служивший когда-то для доставки угля и дров к церковной печи, по назначению уже давно не использовался, так как саму печь разобрали по ненадобности, а храм вот уже три года как закрыли. Вернее церковь закрыли, а храм пока еще стоял, храня от непогоды и растаскивания колхозное добро: немного посевного зерна, конскую упряжь, да ведра с лопатами и метлами.
Сельские пацанята потайной вход отыскали и, устраивая свои незамысловатые игры, определили здесь место для своего «штаба». Прошедшая война, хоть и закончилась более пятнадцати лет назад, была еще рядом. Живы отцы-фронтовики, каждый день вольно или невольно вспоминавшие лихую годину; о победе и подвигах рассказывали в школе; старушки на вечерних скамеечных разговорах всё войну поминали неладную; да и немецкая каска, из которой хлебали свою собачью пищу дворовые Шарики и Барсики, была естественной в дворовом хозяйстве.
Церковь еще недавно работала. Службы, хоть изредка, но проводились. Присылали из епархии на месяц-другой очередного священника, но как только тот начинал обживаться, да с народом знакомиться — тут же и убирали. Печальник и молитвенник постоянный никак не входил в идеологическую составляющую пятилеток социализма. Не нужен священник передовому колхозному крестьянству, да и раздражал сельсоветское начальство, как-никак уже Гагарин в космосе побывал и никакого Бога не видел, а бабушки с дедушками все не успокоятся…
Последним священником был худенький, неказистый, немощный мужичок, который службу вел тихо, невнятно и на первых порах, казалось, что и в алтаре никого нет. Лишь только застиранное белое облачение, мелькавшее за царскими вратами, определяло наличие священнослужителя. Батюшка со всеми соглашался, всех молча выслушивал и только кивал своей маленькой, с редкой седой бородкой головкой, да раз за разом мелко поспешно крестился, повторяя постоянно:
— Господь управит, Господь управит…
Что и как «управит» — было непонятно, но областное религиозное начальство, которое так и называлось: «Совет по делам религий», угрозы в этом «служителе культа» никак не определило. Поэтому, как-то само собой решилось, что до уже установленного дня, когда будет на сельском сходе зачитано письмо от «имени сельской интеллигенции и трудовых колхозников» с просьбой закрыть «очаг мракобесия и предрассудков», священника больше никуда не переводить.
Так и служил батюшка свои воскресные да праздничные службы, незаметно приезжая и так же невидимо для всех уезжая. Где его семья, дом, родные — никто толком не знал. Знали только одно: в городе живет. Впрочем, по существу это никого из власть предержащих в данном селе не интересовало, но как оказалось зря.
Весна выдалась в тот год засушливой. Хоть и было много снега на полях, но он сошел за несколько дней одним половодьем, затопив спускающиеся к речушке огороды колхозников и напрочь снеся деревянный мосток, соединяющий две стороны села. После схлынувшей в одночасье воды лишь несколько раз прошел дождь, а после Пасхи небо стало забывать, что такое тучи. Ни облачка с утра до вечера.
Старички пошли в сельсовет с просьбой разрешить в поле с иконами да батюшкой выйти, упросить Бога дождик даровать. Куда там! Взашей, чуть ли ни с порога вытолкали, отправили внуков нянчить или по хозяйству справляться. Да оно и понятно, как тебе власть советская подобное разрешение даст, если Бога никогда не было и нет? Тогда и не власть она вовсе.
В воскресенье после службы устроили прихожане совет, как же все-таки отслужить молебен о дождике не в храме, а как положено, там где пшеница да кукуруза с подсолнечником посеяна. Судили рядили, но без разрешения выходить — значит не только на священника беду накликать, но и семьям своим, детям, прежде всего, навредить.
Батюшка во время этого церковного схода в уголочке сидел и все вздыхал горестно. А что он еще мог? Только молиться и вздыхать, да свое «Господь управит» повторять — вот и все разрешенные возможности. По тем законам наемник он был при приходе. Все староста решал, да двадцатка определяла вместе с начальством областным, к слугам Божьим неласковым.
Пригорюнились прихожане. И было отчего. От урожая все зависели и года голодные послевоенные хорошо помнили. Страшное время. Не дай Бог повторится.
Уже почти решили на приходском дворе молебен отслужить в среду ближайшую, как раз Преполовение припадало, середина срока между Пасхой и Троицей, но тут подал голос священник, причем решительно, никто и не ожидал такой властности в речи:
— Вы тут посидите, а я к председателю схожу.
Все как-то разом и молча согласились.
Староста за ним подался, но батюшка его остановил и от помощи отказался. Причем сделал он это хоть и вежливо, но утвердительно и настойчиво:
— Здесь посиди, моё это дело.
Староста вдруг и в росте уменьшился, и голос командный потерял. Чудеса, да и только.
Председатель колхоза был на дворе тракторном. Да и где ему было еще быть? Теперь тут главная забота председательская: думать, как и чем влагу сохранить, а где ее возьмешь влагу эту живительную, если третью неделю ветер суховеет, да солнце печет? Впрочем, председатель всегда сюда, к технике поближе приходил, когда трудно было, да звонки с бумагами из района и области одолевали. Только тут и забудешься, у любимых с детства механизмов да тракторов, главе колхоза своим урчанием и запахами любимый Т-34 напоминавшими, на котором он от Ковеля до самой Праги прошел. В конторе не работалось. Да и о какой работе могла быть речь, когда с утра до вечера, чем дольше стояла жара, тем больше директив, указаний и безотлагательных бумаг с требованиями и приказами получал председатель. Оправданий и жалоб на погоду никто слышать не желал и не хотел. Председатель прекрасно понимал, что никакие причины и ссылки на жару его никак не оправдают.
Виноват — и все.
Пребывая в таком невеселом состоянии, сидел глава колхозный за механизаторским столом и тупо смотрел на палочки выходов, рясно стоявших напротив механизаторских фамилий. Работали много и как положено на селе, трудились, рук не покладая, от зорьки до зорьки. Но что они получат, с такой засухой? Детворы же, в каждой хате, после войны народилось множество. Чем кормить будут?
Невеселые размышления главы колхоза прервало тихое:
— Здравствуйте, Василь Петрович! — так председателя звали.
Пред ним стоял священник, в сереньком не по жаре надетом пиджачке, теребивший в руках такого же цвета вылинявшую поповскую шапочку-скуфейку.
Попа на механизаторском дворе Василь Петрович никак не ожидал увидеть, да и вообще он его лишь пару раз мельком встречал и даже не знал, как зовут священника.
Тот, как бы понимая затруднения председателя, представился:
— Меня отец Михаил именуют, служу я при церкви вашей…
— Ну и?… — буркнул Василь Петрович.
— Да вот дождика нет, надобно в поле выйти помолиться.
— Ты молись не молись, — раздраженно ответил председатель, — а синоптики с города сказали, что до конца месяца дождя не будет.
— Так то синоптики, — ответствовал отец Михаил, — а то Бог.
Василь Петрович не то что отмахнуться от подобного утверждения захотел, он уже и воздуха в грудь набрал, чтобы отправить попа куда-нибудь подальше, но священник как-то тихо и умиротворяющее продолжил:
— Бог-то, Он все управить может.
Это «управить» холодком председательского сердца коснулось, или ветерок так подул, но что-то остановило Василия Петровича, и он, неожиданно для себя, спросил:
— И что, дождь пойдет?
— Должен пойти, — ответствовал священник, — Бог-то видит, что хлеб насущный не для богатства и наживы, а для жизни своей и для детишек просить будем. Как не помочь? Поможет.
Председатель долго смотрел на маленького неказистого священника и не мог понять, откуда уверенность такая у того, кто по всем параметрам — сплошной, никому не нужный пережиток. Но даже не это смущало главу колхоза. Дело в том, что сам Василь Петрович, непонятно с какой стати и от какой причины понял, что дождь пойдет, если они помолятся.
— И куда ты со своим приходом идти собрался? — вместо окрика-отказа вопросил председатель.
— На криницу, в балку, через поля, — ответил священник, и продолжал. — По дороге слово Божие почитаем, да помолимся усердно, а на кринице водичку освятим.
— Когда собрались?
— Да в среду эту, на Преполовение, — ответил отец Михаил.
Если бы председателю полчаса назад сказали, что он разрешит крестный ход ради дождя, тот бы в лучшем случае рассмеялся или выругался, но сейчас Василь Петрович лишь произнес:
— Идите.
И пошел в сторону стоявшей неподалеку техники. Потом обернулся, внимательно еще раз посмотрел на священника и добавил:
— Не дай Бог, если дождя не будет!
— Как не будет, пойдет дождичек, Господь управит, — заверил отец Михаил.
В среду, после литургии, из церкви с крестом и хоругвями вышло полсотни прихожан, сопровождаемых гурьбой только что распущенной на каникулы детворы. Они шли по центральной улице села с пением: «Воздуха растворение повелением Твоим прелагаяй. Господи, вольный дождь с благорастворенными воздухи даруй земли…». Их было бы больше, но день-то рабочий. Впрочем, и этот немногочисленный крестный ход переполошил сельский совет, на крыльцо которого выбежали и землемер, и паспортистка, и секретарь, а из открытого окна главы сельского совета было слышно, как тот кричал в телефонную трубку:
— Я не разрешал, это Василь Петрович добро дал…
Крестный ход еще не успел дойти и до полевой дороги, как нещадно тарахтя и поднимая клубы пыли со стороны города прикатил участковый. Бросив на обочине трофейное средство передвижения, он подбежал к священнику, торжественно с крестом и кадилом шествовавшим за крестом, иконой и хоругвями и, сорвав фуражку, выставил ее перед собой, как запрещающий жезл, заорал:
— Стой! Куда!? Кто позволил?
— Тихо, милиция, не кричи, — ответствовал церковный староста, — видишь, молятся люди. Нельзя кричать. А на крестный ход нам председатель согласие дал.
Милиционеру после подобного объяснения осталось лишь размышлять о том, куда, кому и как докладывать, а крестный ход все шел и шел через поля, останавливаясь на поворотах и пересечениях дорог. Даже издалека были слышны песнопения, и голос священника, читавшего молитвы. Странно это было… Его, голос священнический, в церкви не всегда различали, а здесь и отца Михаила уже не видно, а голос слышно.
Перед тем, как выйти к балке, где была известная всей округе криница, дорога запетляла в гору, на которой стояла геологическая вышка.
Опустился люд православный на коленки, а батюшка все руки к небу воздевал, молитвы читая. Притихли ребятишки, и среди вздохов, всхлипов и «помоги, Господи» лишь жаворонки не умолкали. Даже ветер затих.
Крестный ход спустился в прохладную, заросшую лесом балку, и, пока священник, не спеша, водосвятный молебен служил, а хор «Преполовившуся празднику, жаждущую душу мою благочестия напой водами…» распевал, посвежело в полях, тучки появились, а вечером… вечером дождь пошел.
Он долго шел, до пятницы, лишь на некоторое время прерываясь, что-бы сельчанам дать время по хозяйству управиться.
В пятницу же, в городе, в малом зале райкома исключали из партии Василия Петровича, а с председательского поста его еще в четверг прогнали.
— Как же ты, фронтовик, орденоносец — и так на руку попам сыграл? — вопрошал партийный секретарь. — Когда весь народ советский к коммунизму стремится, ты мракобесие поддерживаешь!
Грозно смотрели на Василь Петровича и секретарские глаза, и глаза портрета над секретарем висящего.
— Вот скажи нам, — вопросил секретарь, — зачем ты это сделал?
Ничего не ответил фронтовик. Он просто подошел к окну и открыл его. В зал хлынул прохладный, мокрый воздух и наполнил всех и вся шелестом идущего спасительного дождя.
* * *
Через темный лаз церковного сруба пролезли несколько мальчишек с выгоревшими за жаркое лето головами и, как на подбор, с облупленными носами…
В церкви было прохладно, сухо и пахло зерном и чем то еще, чем мальчишки не ведали. Да и откуда они могли знать церковный запах?
Вдруг заскрипела и приоткрылась большая церковная дверь, и в храмовый сумрак зашел Василий Петрович.
Деревенская ребятня, в своем невидимом со стороны уголке притихла, уткнувшись в ладошки и плечи друг друга. Испугались они сторожа колхозного, вдруг застукает и не будет у них такого неизвестного никому «штаба».
Василь Петрович их не видел. Да и не по сторожевым своим делам в церковь он зашел. Он дверь прикрыл и к заброшенному алтарю направился. Там, вверху, над бывшим куполом икона сохранилась. Василь Петрович не знал, чья икона, он просто стоял, подняв голову вверх, смотрел на образ святой и тихонько так повторял:
«Управь, Господи!»
«Господь управит»
В рамках проходящей в Краснодаре православной книжной выставки «Радость Слова» один из самых известных священнослужителей страны, протоиерей Валериан Кречетов провел встречу с верующими и журналистами.
У выставочного центра о. Валериана встречали священнослужители Екатеринодарской и Кубанской епархии. Фото: Александр Власенко / АиФ
Встреча с отцом Валерианом, который вот уже больше сорока лет служит в маленьком подмосковном селе Акулово, вызвала большой интерес. В конференц-зале краснодарского выставочного центра едва хватило мест для всех желающих. В основном пришли верующие женщины, что сразу бросалось в глаза по обилию головных платков, которые принято надевать в церковь.
Отцу Валериану Кречетову трудно дать 80 лет. У него бодрый вид и отличная память. На протяжении всей встречи священник то и дело выдавал разные цитаты великих людей и читал стихи, а его шутки несколько раз вызывали смех в зале. Хотя, конечно, в основном речь шла об серьезных вещах.
Первым делом он обратился к теме, которая была заранее заявлена организаторами. В год столетия революции 1917 года они решили говорить о духовном служении в годы советских репрессий. Отец Валериан может рассказать об этом в подробностях, ведь он был лично знаком со многими из репрессированных священнослужителей. Кроме того, его отец, священник Михаил Кречетов тоже прошел лагеря. Узнав о желании сына пойти по духовному пути, он вздохнул и только сказал: «Приготовься к тюрьме». Но Валериана Кречетова это не испугало.
Корреспондент «АиФ-Юг» записал самые интересные высказвания отца Валериана на встрече с верующими.
О возрасте и силе духа
«Пойти в священники мне было очень просто, — объясняет свой выбор протоиерей. — Я с пеленок вырос в церкви и видел там только добро, понимал, что там истина. Но я тщательно готовился к этому шагу, как учил отец. Он сказал мне, что священник должен быть сильным и выносливым. Ну и, слава Богу, как видите, я здесь. Мне будет 80 лет, хотя какие наши годы! Как говорит мой брат, первые 80 лет сложно, а дальше проще. Это точно».
Отец Валериан Кречетов выступал и отвечал на вопросы присутствующих более полутора часов. Фото: АиФ/Александр Власенко
О семейной жизни
«Мы с женой уже отметили золотую свадьбу — 55 лет супружеской жизни. У нас 7 детей и 35 внуков: 15 девчонок и 20 мальчишек. Как сказали сами наши дети, они не помнят, чтобы папа с мамой спорили или ругались. Очень многое зависит от женщины. Такую матушку только Бог может дать. У нас с ней никогда не было разговора о деньгах, потому что она сама золотая. Когда в семье лад, не нужен и клад! Это истина».
О любви
«Я часто выслушиваю любовные истории прихожан. Например, как какой-нибудь мужчина любил одну женщину, потому вторую, третью, четвертую, пятую, десятую. Каждую любил, но куда же это все потом делось? Это, конечно, не истинная любовь. Люди просто прикрываются этим словом, бросаются им, как разменной монетой. Тот, кто действительно любит, он любит всех. Любовь есть сущность божества, и человек, сотворенный по образу Божию тоже должен своей сущностью иметь любовь. Иначе это получеловек. Человек живет только тогда, когда он в любви. Если он не в любви, это не жизнь вообще. Это еще в Библии написано».
О техническом прогрессе
«За последние сто лет человечество совершило такой технический скачок, какого не было за всю историю: от паровозов до космических полетов. Но этим пользуются не для достижения возвышенных целей, а как раз наоборот. Все увлеклись так называемым прогрессом, но оставили духовность, и произошел нравственный регресс. Как говорят святые отцы, дьявол увлек людей от истинной жизни в нереальную, виртуальную.
Вот сегодня все сидят и на кнопки нажимают. А вы знаете, как узбеки называют мобильник? Шайтан-машинка. Между прочим, это довольно точно. Говорят, что основным двигателем технического прогресса является лень. Но ведь и результат прогресса тот же самый. Люди придумывают разные устройства, чтобы самим ничего не делать и не думать. Но мыслительную способность во всей полноте имеют только люди. Машина размышляет по программе, составленной человеком».
Для большинства верующих отец Валериан Кречетов в представлении не нуждается. Фото: АиФ/ Александр Власенко
О колдунах и экстрасенсах
«Некоторые люди пытаются любой ценой получить то, что им нужно. Но принцип, что все средства хороши для достижения цели, не является христианским. К колдунам обращаться не стоит.
Целительство ли это? Оно может дать сиюминутный эффект, но потом принести пациенту душевное и духовное расстройство. Но если человек в Церкви, если он живет православной жизнью, тогда другое дело. Да, господь помогает, это факт. Но всегда нужно помнить, что самое главное — это спасение души».
О потребительском отношении к церкви
«К несчастью, сегодня в людях воспитывается потребительское отношение к жизни, и этот потребительский дух, он и в Церковь вваливается. Но нужно понимать главную истину, что спасает вообще-то только Господь, а мы просто его работники. Даже дом невозможно построить только своими силами без Божьей помощи. Об этом нужно помнить всем людям».
О войне на Украине
«Все началось с филаретовского раскола на одних православных и других. А разделение в вере повлекло за собой дальнейшие события. Беда и в том, что люди забыли историю. Такое уже было, когда после восстания началась гражданская война, и брат пошел на брата. На Украине все точно — один к одному. Это печальная картина, конечно. Я знаю очень много людей с Украины, я вырос с украинцами. Придется потерпеть, пока все это закончится, и, конечно, для этого нужно молиться. Господь управит, ведь невозможное для человека возможно у Бога».
Перед началом встречи отец Валериан поставил свою подпись за запрет абортов. Фото: АиФ/ Александр Власенко
О Божьей помощи
«Есть такое изречение: когда небо молчит, не надо ничего предпринимать. В любых затруднительных обстоятельствах, прежде всего нужно обращаться к Богу, чтобы он указал свою волю, вразумил. Меня часто спрашивают, как он это сделает. Этого я знать не могу, он сам найдет способ. Есть библейский пример Валаама, вразумленного ослицей, на которой он ехал. Жизненных ситуаций очень много, и всякие варианты бывают. Но Господь слышит каждого, кто к нему обращается. Когда это делаешь с верой, он точно ответит».
О вечной жизни
«Все мы однозначно умрем: и больные, и здоровые. Вообще часто говорят, что человек рождается, чтобы умереть. Но это не так. Человек рождается, чтобы жить, жить вечно. Но нужно готовиться к вечности, без признания которой эта жизнь часто бывает довольно безрадостной. Есть такое древнее изречение: живи днем так, чтобы ночью сон твой был спокоен. Живи в молодости так, чтобы в старости совесть твоя была спокойна. А тем более совесть должна быть чиста перед Богом».