Книга «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына была написана 1968 году. Произведение, посвященное репрессиям в СССР, основано на личном опыте писателя, а также письмах и воспоминаниях многочисленных заключенных. ГУЛаг – это аббревиатура от названия «Главное управление лагерей».

Для лучшей подготовки к уроку литературы рекомендуем читать онлайн краткое содержание «Архипелаг ГУЛаг» по главам и частям. Пересказ романа будет полезен и для читательского дневника.

Главные герои

Александр Солженицын – автор повествования, заключенный ГУЛага.

Другие персонажи

Все описанные в книге надзиратели, арестанты и прочие персонажи – реально существовавшие люди, с которыми писатель был знаком лично или заочно.

Часть 1. Тюремная промышленность

Глава 1. Арест

В сторону Архипелага «ежечасно летят самолеты, плывут корабли, гремят поезда». Люди сюда попадают по-разному, в зависимости от того, какая роль им уготована. Управляющие Архипелагом приезжают прямиком «через училища МВД», охранники – по призыву через военкоматы, а те, кому суждено умереть – «должны пройти непременно и единственно – через арест».

Глава 2. История нашей канализации

В сталинскую эпоху тюремная канализация трижды распиралась до предела. Это были три огромных потока арестованных – в 29–30-х годах, в 37–38-х годах и в 44–46-х годах.

Однако началось наполнение этой смердящей канализации гораздо раньше. Первый удар пришелся по кадетам в 1917 году, когда Ленин провозгласил идею «очистки земли российской от всяких вредных насекомых». Вскоре к арестованным и расстрелянным без суда и следствия кадетам присоединились эсеры, социал-демократы и представители интеллигенции.

Продразверстка 1919 года встретила «повсюдное сопротивление деревни», и в течение двух лет не иссякал поток арестованных крестьян.

Начиная с 1922 года под прицелом оказалась церковь, и в ходе работы по борьбе с контрреволюцией были арестованы многие церковнослужители, начиная с митрополитов и заканчивая диаконами.

В 20-х годах активно велись поиски и аресты белых офицеров и их семей, бывших чиновников, раскулаченных, «вредителей сельского хозяйства».

В 1937 году был нанесен мощный удар по руководству партии, военного командования и верхам самого НКВД. Универсальной мерой определения вины стала 58 статья, содержавшая 14 пунктов, по которым могли арестовать любого человека.

В годы Великой Отечественной войны потоки арестованных увеличились за счет организаторов паники, немцев, живших в СССР, пленных и тех, кто побывал на оккупированных территориях.

В послевоенные годы арестовывали «детей врагов народа», а также «повторников» – несчастных, уже переживших 10 лет ГУЛАГа

Глава 3. Следствие

Следствие по 58-й статье всегда преследовало единственную цель – безвозвратно сломить человека, подавить его волю и выпустить «ужe гoтoвым тузeмцeм Apxипeлaгa». Для этого применялись самые жестокие, самые изощренные пытки, которые были бы более уместны во времена Святой Инквизиции, нежели в просвещенном 20 веке.

Глава 4. Голубые канты

От следователей Голубого Заведения требовалось «только четкое исполнение директив и бессердечность к страданиям». Одной из любимых поговорок Голубых кантов была такая: «Был бы человек – а дело создадим!». Но даже неприкосновенные Органы периодически очищались, и их руководители кончали жизнь столь же печально, как и тысячи заключенных.

Глава 5. Первая камера – первая любовь

Среди арестованных на особом счету всегда находится первая камера, «в которой ты встретил себе подобных, с обреченною той же судьбой». Она является мощным разделителем человеческой жизни ДО и ПОСЛЕ.

Глава 6. Та весна

1945 год стал годом русских пленников, которых расчетливая Родина предала, «и притом ТРИЖДЫ». В первый раз предательство свершилось на поле сражения, когда руководство страны «сделало все, что могло, для проигрыша войны». Во второй раз Родина предала, «покидая подохнуть в плену». И третье, наиболее гнусное предательство свершилось после войны. Родина-мать заманила пленных в свои объятия, «накинув удавку уже на границе». Подобная подлость еще не имела примеров в истории страны: «предать своих воинов и объявить их же предателями».

Глава 7. В машинном отделении

ОСО – Особое Совещание – «оказалось самой удобной котлетной машинкой». Оно не давало человеку судебный приговор, но свободно лишало его имущества, званий и наград, права переписки. Человек будто исчезал с лица земли, и некуда и некому было пожаловаться. ОСО подчинялось «только министру внутренних дел, Сталину и сатане».

Глава 8. Закон-ребенок

Несмотря на то, что в стране были суды, «параллельно им и независимо от них шла сама собой внесудебная расправа». Этот официальный термин впервые появился в 1918 году, и с тех пор долгое время оставался популярным. Внесудебная расправа осуществлялась рабочими и крестьянскими Революционными Трибуналами, которые создавались для немедленной расправы с агитаторами и дезертирами.

Глава 9. Закон мужает

В начале 20-х годов самыми громкими процессами оказались следующие: процесс Главтопа, касавшийся инженеров, Московский церковный процесс, Петроградский церковный процесс, процесс эсеров.

Глава 10. Закон созрел

Ленин видел серьезную проблему в прогнившей буржуазной интеллигенции. Для ее ликвидации была применена «высылка за границу вместо расстрела», и в конце 1922 года «около трехсот виднейших русских гуманитариев» были отправлены в Европу. Вплоть до 1931 года ко многим громким делам имел прямое отношение Николай Иванович Бухарин. Однако открытые процессы были слишком хлопотны и затратны, и Сталин отказался от них, а в 1938 году Бухарин был расстрелян.

Глава 11. К высшей мере

В России смертная казнь «имeeт зубчaтую иcтopию». В 1917 году она была отменена, но уже год спустя – восстановлена «кaк нoвaя эpa кaзнeй». Далеко не всегда смертниками были люди, совершившие тяжкое преступление – «в cмepтныx кaмepax пepecидeлa тьмa caмыx cepыx людeй зa caмыe pядoвыe пocтупки». Смертные камеры образца 1937 года представляли собой страшное зрелище. В одиночную камеру набивали до двадцати восьми смертников, которые стояли плотно друг к другу, не имея возможности даже просто поднять руку – «и тaк cдaвлeны oни нeдeли и MECЯЦЫ», страдая от голода, холода, страшной духоты и отсутствия медицинской помощи.

Глава 12. Тюрзак

К 1938 году были официально подтверждены новые термины: тюрзак (тюремное заключение) и ТОН (тюрьма особого назначения).

После революции отношение к голодовкам заключенных резко изменилось: если раньше арестанты путем отказа от пищи могли вытребовать некие льготы, то «c 30-x гoдoв пepecтaли пpинимaть узaкoнeнныe зaявлeния o гoлoдoвкax».

До 1931–33 годов питание в тюрьмах было еще относительно приличным, но после резко ухудшилось. С 1947 года постоянный голод стал привычным состоянием для заключенных. Отсутствие солнечного света, холод, дефицит свежего воздуха, запрет на свидания с родственниками – вот неполный перечень «прелестей» тюрзака. Однако пребывание в ТОНах было настоящим курортом, ибо после них начинались этапы.

Часть 2. Вечное движение

Глава 1. Корабли Архипелага

«От Берингова пролива и почти до Босфорского» разбросаны острова Архипелага. Для перевозки невидимых невольников существуют «крупные порты – пересыльные тюрьмы», порты помельче – лагерные пересыльные пункты. Для перевозки арестантов созданы специальные «стальные закрытые корабли вагон-заки», которые ходят по расписанию. Эта система создавалась десятки лет.

Вагон-зак представляет собой обыкновенный вагон, в котором купе для заключенных отделены от коридора решеткой. В каждое купе набивается по 22 человека – и это далеко не предел. На протяжении всей дороги, которая занимает до трех недель, арестантов кормят «только селедкой или сухою воблой» и не дают воды.

Но самым страшным является смешение политических заключенных с блатарями, у которых жест «”глаза выколю, падло!” – вся философия их и вера».

Глава 2. Порты Архипелага

Старожилы ГУЛАГа могут припомнить несколько десятков таких пересылок. Всех их объединяет долгое ожидание под дождем или на солнцепеке, унизительный обыск с раздеванием, зловонные уборные, холодные бани, темные и сырые камеры, сырой, почти жидкий хлеб и несъедобная баланда. На пересылках люди могут оставаться месяцами. Это тяжело, но новичкам пересылка очень нужна: она «лущит и облупливает», помогает приспособиться к жизни в лагере.

Глава 3. Караваны невольников

В 30-х годах, когда арестованных было особенно много, их привозили на Архипелаг красными эшелонами, которые шли в пустоту – там, где они остановятся, тут же «подымается из моря, степного или таежного, новый остров Архипелага».

Лодочные этапы имели свою специфику: «в корытную емкость баржи сбрасывались люди, и там лежали навалом и шевелились, как раки в корзине». Сверху их охраняли часовые. Выбросив в тундру, таких арестантов переставали кормить, оставляя «умирать наедине с природой».

Были также и пешие этапы: в день заключенным приходилось преодолевать расстояние до 25 километров.

Глава 4. С острова на остров

Изредка арестантов перевозят в одиночку, так называемым спецконвоем. Этот самый комфортный вид перевозки достается «по назначению высоких персон».

В Архипелаге есть «крохотные райские острова», где всегда тепло, сытно, а «работа умственная и сто раз секретная». Арестант мог надеяться на чудо и выжить в условиях Архипелага только в том случае, если он отбывал срок на одном из таких островков.

Часть 3. Истребительно-трудовые

Глава 1. Персты Авроры

«Архипелаг родился под выстрелы Авроры», когда новым руководством страны было принято решение о смене армии, полиции, судов и тюрем. 6 июля 1918 года, после успешного подавления мятежа левых эсеров, был заложен фундамент будущего Архипелага. Необходимо было обеспечить защиту молодой республике, и наиболее подходящим вариантом стало создание концентрационных лагерей.

После окончания гражданской войны все места заключения были объединены в Главное управление мест заключения – ГУМЗак. Затем его переименовали в ГУИТУ – Главное управление исправительно-трудовых учреждений, и только потом – в ГУЛаг.

Глава 2. Архипелаг возникает из моря

В 1923 году из Соловецкого монастыря изгнали монахов, и в опустевшем здании было основано Управление Соловецких Лагерей Особого Назначения – УСЛОН. В качестве наказания в СЛОНе использовали подручные средства. Летом арестантов привязывали к деревьям, на съедение комарам. В карцерах нужно было целый день просидеть на жердях толщиной с руку. Работа без отдыха на сильном морозе, когда из одежды – мешок с отверстиями для головы и рук.

Глава 3. Архипелаг дает метастазы

Начиная с 1928 года лагерные пункты СЛОНа стали уверенно завоевывать новые территории, продвигаясь по Русскому северу. Стали появляться новые пути сообщения, строиться железнодорожные ветки. Исторически сложилось, что «для первой великой стройки Архипелага» был выбран Беломорканал. Сталин нуждался в великой и непременно срочной стройке, и он ее получил. На строительство канала было отведено 20 месяцев и «ни копейки валюты». Не было элементарной техники, и все делалось руками сотен тысяч заключенных.

Глава 4. Архипелаг каменеет

К 1937 году Архипелаг еще более укрепился. Были запрещены трудколлективы, свидания с родственниками, профтехкурсы для заключенных, и даже трупы не выдавались для похорон. Любая связь с внешним миром была прервана. Внутренней лагерной полицией стали представители блатных и шпаны, которые безнаказанно измывались над арестантами 58-й статьи.

«С первых дней войны прекратили освобождение» 58-й статьи, началось накручивание вторых сроков, питание стало непомерно скудным.

Глава 5. На чем стоит Архипелаг

Архипелаг был рожден от экономической потребности. Новое государство, которое стремилось «окрепнуть в короткий срок», нуждалось в неприхотливой и бесплатной рабочей силе, не нуждающейся в семьях, образовании, медицинском обслуживании. Заполучить такую силу можно было, лишь «глотая своих сыновей». Теоретическое обоснование было простым и логичным: ежедневная тяжелая работа по 12–14 часов в сутки гуманна и «ведет к его исправлению».

Глава 6. Фашистов привезли

Для арестантов 58-й статьи была придумана кличка, «очень одобренная начальством» – «фашисты». Иногда их переводили в лагеря, где в бараках стояли только голые вагонки, без матрацев, подушек и белья. Весь свой скромный скарб нужно было носить на себе, иначе непременно украдут. Подъем – в начале пятого утра, завтрак – баланда из крапивы без капли жира и даже соли.

Глава 7. Туземный быт

Вся жизнь каждого туземца Архипелага сводится к бесконечной работе, холоду, голоду и хитрости. Отдельного внимания заслуживает и лагерная санчасть. Если до 1932 года в ней еще работали медики, то после – исключительно могильщики. Медицинская помощь не оказывалась членовредителям, и даже тяжелобольных не освобождали от работы. В санчасти нет «ни белья, ни медикаментов». Освобождением от этого ужаса является только смерть.

Глава 8. Женщина в лагере

Удивительно, но женщины переносили следствие легче, чем мужчины. Они и от голода страдали не так сильно: выяснилось, что «равная для всех тюремная пайка и тюремные испытания оказываются для женщин в среднем легче». А вот лагерная жизнь становилась для них сущим испытанием. Сразу по приезде в лагерь местные аристократы «разглядывают раздетых женщин как товар», но для многих из них, особенно по 58-й статье, «этот шаг непереносимее смерти».

Рождение ребенка давало женщине некоторое послабление от работ на период кормления. Затем ребенка отбирали в детский дом, а мать отправляли по этапу. Работа никогда не делилась на женскую и мужскую – привычным явлением был тяжёлый труд женщин на лесоповале.

Глава 9. Придурки

Придурками на Архипелаге называли тех, кто «сумел не разделить общей обреченной участи». Такими счастливчиками оказывались повара, кладовщики, парикмахеры, фельдшеры, врачи, инженеры, бухгалтера. Они всегда были сыты, чисто одеты и обуты.

Глава 10. Вместо политических

58-ая статья перестала быть «политической», став статьей контрреволюционеров, то есть «врагов народа». Сажали простой народ за малейшую провинность. Доносы стали привычным делом.

Глава 11. Благонамеренные

Среди политзаключенных были те, для кого «коммунистическая вера была внутренней, иногда единственным смыслом оставшейся жизни». Как правило, такие люди не занимали высоких постов на воле и не кичились своими политическими взглядами.

Но были и те, кто всячески выставлял свою идеологическую убежденность. До ареста они занимали высокие посты, и в лагере им приходилось тяжелее всего.

Глава 12. Стук – стук – стук

Ушами и глазами ЧК-КГБ были стукачи, но поначалу «они названы были по-деловому: секретные сотрудники». Очень быстро их официальное название сократилось – так появились сексоты. На Архипелаге были свои разграничения: в тюрьме таких людей называли наседками, а в лагере – стукачами. Стать им было проще простого: достаточно было немного надавить, пригрозить или пообещать, и человек, без того надломленный, соглашался на что угодно.

Глава 13. Сдавши шкуру, сдай вторую!

Потоки арестантов, уже оказавшихся во власти Архипелага, не находят успокоения. Зачастую они еще раз проходят процедуру повторных следствий. Вторые сроки были особенно популярны в 1937–1938 годах, а также во время войны. Чтобы не оказаться на линии фронта, лагерные бонзы «раскрывали» страшные преступления и заговоры, тем самым обеспечивая себе теплое, а главное – безопасное место.

Глава 14. Менять судьбу!

Выстоять «в этом диком мире – невозможно», и единственным средством к спасению оставался побег. Однако и на него решались немногие: кто-то надеялся на амнистию, у кого-то банально не было сил из-за постоянного голода, кто-то смирился со своей горькой участью. Преградой становилась и беспощадная география Архипелага.

Глава 15. ШИзо, БУРы, ЗУРы

Вплоть до начала 60-х исправительно-трудовой кодекс запрещал изоляторы. Большой популярностью пользовались иные виды наказаний на территории лагеря: БУРы (бригады усиленного режима), ЗУРы (зоны усиленного режима) и ШИзо (штрафные изоляторы). БУР представлял собой обычный барак, огороженный колючей проволокой. Провинившихся арестантов- верующих, особо упрямых, пойманных беглецов – определяли в ЗУРы, где их ждала самая тяжелая работа и уменьшенная пайка. Но страшнее всего было попасть в ШИзо – холодный, темный и сырой, где в день выдавалось 200-300 г. несъедобной пищи.

Глава 16. Социально-близкие

Все это не распространялось на убийц, насильников и воров, чей девиз был «Умри ты сегодня, а я завтра!». При этом за государственную кражу, будь то «три картофелины из колхоза» давали срок 10 лет, а за ограбление квартиры – до одного года. Подобная мера сталинской власти как бы давала им понять: «воруй не у меня! воруй у частных лиц!».

Глава 17. Малолетки

Немалую часть всех арестантов Архипелага составляли малолетки. Подростков судили «за кражу, насилие, увечья и убийства» с двенадцатилетнего возраста. В 1935 году указом Сталина этих детей нужно было «судить НА ВСЮ КАТУШКУ кодекса», вплоть до расстрела. Даже в том случае, если преступление было совершено «не умышленно, а по неосторожности».

Глава 18. Музы в ГУЛаге

Перевоспитание в лагерях происходит очень активно, но только не «казёнными средствами через КВЧ» – культурно-воспитательной части. Все, что оставалось ее сотрудникам – организовывать самодеятельность да раздавать письма. Перевоспитание же происходило «под влиянием друг друга и обстоятельств».

Глава 19. Зэки как нация

Как показывает практика, зэки «являются совсем иным биологическим типом по сравнению с homo sapiens». Жизнь на Архипелаге настолько сильно отличается от привычной человеческой жизни, что «предлагает человеку или немедленно приспособиться или немедленно умереть». Те, кто приспосабливается, редко возвращаются в свое исходное состояние.

Глава 20. Псовая служба

Недаром начальников Архипелага сравнивают с псами: «служба их – та же, что у охранных собак, и служба их связана с собаками». Всех их объединяют общие черты: чрезмерная спесь, самодурство, тупость, жадность, жестокость. Если у лагерных надзирателей изредка проскальзывали человеческие черты, то среди офицеров – никогда.

Глава 21. Прилагерный мир

Ни одна лагерная зона не может существовать сама по себе: «близ неё должен быть посёлок вольных». Одни из них быстро исчезали, другие – разрастались в крупные города (Братск, Норильск, Магадан, Балхаш). Прилагерные зоны – места жительства лагерных офицеров и надзирателей с семьями, бывших зэков, приблудных авантюристов.

Глава 22. Мы строим

Архипелаг имел для государства большое значение с политической точки зрения. Однако экономически он был совершенно не выгоден: мало того, что ГУЛаг не самоокупался, так он еще требовал от государственной казны регулярных вложений.

Часть 4. Душа и колючая проволока

Глава 1. Восхождение

Исстари повелось, что преступнику необходимо наказание, чтобы он мог раскаяться и очистить собственную душу. Однако для блатных «их преступления для них не укор, а доблесть», а у остальных и не было никакого состава преступления. Попав в ГУЛаг, каждый стремился к одному – выжить, и к этой заветной цели каждый шел своей дорогой.

Глава 2. Или растение?

Подавляющее большинство заключенных не имело сил и желания размышлять о высоком: все их мысли были заняты хлебом. Духовно не разлагались только те, кто до ареста имел соответствующее воспитание.

Глава 3. Замордованная воля

Не ведали покоя и вольные люди. Постоянный страх за себя и близких, бесправность и беспомощность стали причиной развития такого понятия в свободном социуме, как стукачество. Предательство и ложь стали верными спутницами, обеспечивавшими безопасность.

Глава 4. Несколько судеб

В данной главе автор приводит биографии некоторых арестантов.

Часть 5. Каторга

Глава 1. Обреченные

«В апреле 1943-го года», спустя 26 лет после отмены каторги, Сталин вновь ее ввел. Первая каторга в Воркуте была откровенной душегубкой и предназначалась только для того, чтобы » обреченным мучиться дольше и перед смертью еще поработать». В каторжных лагерях находились и женщины.

Глава 2. Ветерок революции

В послевоенное время «двадцатипятилетние сроки создавали новое качество в арестантском мире»: люди были выхолощены, им нечего было терять, и со временем «свободное, уже нестеснённое, неугрожаемое» стало за арестантами. Оказалось, что можно жить в тюрьме и так – «драться? огрызаться? громко говорить то, что думаешь?».

Глава 3. Цепи, цепи…

Однако «ветерок перемен» дул только на пересылках. За высокие заборы особых лагерей он не задувал. Здесь была усиленная охрана, жесточайшая дисциплина и наказание в виде тугих наручников за малейшую провинность. Заключенным присваивались номера, и они должны были откликаться только на них, позабыв свое имя и фамилию.

Глава 4. Почему терпели?

Безусловно, и в царской России наказывали недовольных властью, но делали это сравнительно гуманно. И даже среди декабристов было повешено только пять офицеров, а остальные сосланы на каторгу, в то время как солдаты были прощены. Возможно ли было такое наказание при Сталине?

Глава 5. Поэзия под плитой, правда под камнем

Умственная работа очень помогала арестантам 58-й статьи не замечать, какие метаморфозы происходили с телом. Однако хранить свои работы, если это «не поэма о Сталине», было невозможно – приходилось заучивать все наизусть.

Глава 6. Убежденный беглец

Убежденный беглец – «это тот, кто ни минуты не сомневается, что человеку жить за решёткой нельзя». Все его мысли заняты только предстоящим побегом, правила которого достаточно просты. Одному бежать труднее, но надежнее: никто не выдаст. Сбежать с объекта легче, чем с жилой зоны. Для успешного побега необходимо знать географию и народ окружающей местности.

Глава 7. Белый котенок

Рассказ о побеге Георгия Тэнно.

Глава 8. Побеги с моралью и побеги с инженерией

На побеги из ИТЛ надзиратели смотрели как «явление стихийное, как бесхозяйственность, неизбежную в слишком обширном хозяйстве». Иначе обстояло дело в Особых лагерях, где каждый побег воспринимался как «переход госграницы крупным шпионом». Усиленная, вооруженная до зубов охрана, километры колючей проволоки, выкопанные рвы значительно осложняли побеги из Особлагерей, но даже здесь они случались.

Глава 9. Сынки с автоматами

Поначалу туземцев Архипелага охраняли красноармейцы, затем – самоохранники, запасники-старики. Но после пришли «молодые ядрёные мальчики, рожденные в первую пятилетку, не видавшие войны». Им было дано право стрелять без предупреждения, и за каждого убитого арестанта они получали месячный оклад и отпуск. Так началось соревнование между ними: кто больше убьет.

Глава 10. Когда в зоне пылает земля

На Архипелаге случались и мятежи, но все они давно превратились в миф: из истории они «аккуратно вырезаны, швом обшиты и зализаны, участники их уничтожены, дальние свидетели перепуганы, донесения подавителей сожжены». В особых лагерях встречались тысячи недовольных, и это стало приводить к бунтам. Впервые за все время блатные перестали чувствовать себя лагерной силой, и политическим стало легче дышать. Но «настоящего сдвига сознания» еще не было.

Глава 11. Цепи рвем наощупь

«Зараза свободы» стала передаваться по Архипелагу. Начались сильные волнения среди арестантов – «в начале 50-х годов подошла к кризису сталинская лагерная система». Однако амнистия 1953 года выпустила на свободу только воров. Стало ясно, что «смерть Сталина ничего не меняет», и нужно продолжать бороться за свою свободу.

Глава 12. Сорок дней Кенгира

Каторга была ослаблена только после падения Берии. После убийства ни в чем не повинного арестанта-евангелиста в Кенгире начался один из самых крупных мятежей в истории ГУЛага. К удивлению лагерной верхушки политических зауважали даже блатные, многие из которых перешли на сторону своих бывших противников.

Часть 6. Ссылка

Глава 1. Ссылка первых лет свободы

Советская Республика не могла обойтись без ссылки, куда отравляли всех социально опасных граждан. Вскоре ссылку стали сочетать с принудительными работами, полагаясь на принцип социализма: «Кто не работает – тот не ест».

Глава 2. Мужичья чума

Написано немало о потерях советского народа в военные годы, но «о той молчаливой предательской чуме, сглодавшей нам 15 миллионов мужиков», нет никаких книг. С осени 1929 года взяла свое начало истребительская крестьянская чума – конфискация и дальнейшее выселение в необжитые сибирские земли. Крестьяне вымирали целыми семьями.

Глава 3. Ссылка густеет

Ссылка стала своеобразной прослойкой между Архипелагом и СССР. В одних поселках запрещали заводить семьи, в других – заставляли жениться в течение двух недель, чтобы крепче привязать ссыльного к месту. За побег из ссылки давали срок до 20 лет каторги.

Глава 4. Ссылка народов

Первыми переселенцами стали корейцы, которые в 1937 году были «переброшены с Дальнего Востока в Казахстан». Затем настала очередь приленинградских финнов и эстонцев, отправленных в Карело-Финскую границу. Масштаб переселений увеличивался, и вскоре с родных мест были с корнем выкорчеваны поволжские немцы, западные украинцы, прибалты, чечены, калмыки, крымские татары, карачаевцы, курды, балкары. Поголовное искоренение народов производилось «в сорок восемь, в двадцать четыре и даже в полтора часа».

Глава 5. Кончив срок

Ссылка очень тяжела, но для туземца Архипелага «засвечивается тихая арестантская мечта о ссылке», которая помогает ему выдержать весь ужас лагерной жизни. Со временем выяснилось, что даже те редкие счастливчики-арестанты 58-й статьи, выйдя за ворота, оказывались не на свободе, а в ссылке: «власть, по праву сильного, будет теперь топтать, давить и душить» до последнего вздоха политзаключенного.

Глава 6. Ссыльное благоденствие

В ссылке у бывшего заключенного «быстро растут человеческие потребности», он будто просыпается после долгого сна и вспоминает, что он все еще человек.

Глава 7. Зэки на воле

После долгожданного освобождения паспорт навеки испорчен 39-й паспортной статьей, по которой «ни в одном городке не прописывают, ни на одну хорошую работу не принимают». Это были не освобожденные в полном смысле слова люди, а лишь «лишённые ссылки». Они попадали в замкнутый круг, в котором без прописки не было работы, а работу не давали без прописки.

Часть 7. Сталина нет

Глава 1. Как это теперь через плечо

Туземцы Архипелага не теряли надежды, что рано или поздно мир узнает правду о них: «ведь рано или поздно рассказывается правда обо всём, что было в истории». Солженицыну, который «сам себя считал летописцем Архипелага», повезло, и он смог выплеснуть немного правды прежде, чем железные полотна вновь сомкнулись на долгие годы. Прорыв был совершен, и люди узнали о существовании ГУЛага.

Глава 2. Правители меняются, Архипелаг остается

После падения Берии особые лагеря были обречены, однако система в целом продолжала процветать, несмотря на смену правителей. Лагеря нового образца отличались от сталинских только составом заключенных: 58-й статьи стало заметно меньше, но все также много было жертв неправосудия.

Глава 3. Закон сегодня

В СССР никогда не было политических заключенных: «все миллионы Пятьдесят Восьмой были простые уголовники». После смерти Сталина был отдан приказ – «”массовые беспорядки” – политикой не считать». Но хоть и не стало политических арестантов, поток их не стал от этого меньше. Как не изменилась и судебная система. Обновлены законы, основы и указы, «но не по ним живёт страна, не по ним арестовывают, не по ним судят, не по ним экспортируют».

Роман Солженицына представляет собой огромный литературный труд, благодаря которому была открыта правда о сталинском режиме. Произведение не только о лагерях и заключенных, это глубочайший анализ данного периода в истории страны.

После ознакомления с кратким пересказом «Архипелаг ГУЛаг» рекомендуем прочесть книгу Солженицына в полной версии.

Тест по роману

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

1. Вопрос 1 из 10
   

   Кто является автором произведения «Архипелаг ГУЛаг»?

   • Иосиф Бродский
   • Александр Солженицын
   • Михаил Шолохов
   • Василий Шукшин

Начать тест(новая вкладка)

Рейтинг пересказа

12 февраля 1974 года писателя Александра Солженицына арестовали в его квартире в Козицком переулке. После непродолжительного пребывания в Лефортовской тюрьме он был лишен советского гражданства и насильно выслан из страны. Принять автора «Архипелага ГУЛАГ» согласилась ФРГ.

45 лет назад в СССР разразился крупный скандал вокруг известного писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе и убежденного антикоммуниста Александра Солженицына. Гнев властей вызвала публикация на Западе фундаментального произведения «Архипелаг ГУЛАГ», изобличающего карательный механизм государственной машины. Изначально Солженицын планировал пустить свой труд в печать не ранее 1975 года: он понимал, что публикация критикующего советский строй «Архипелага» неизбежно приведет к неприятностям для его семьи, и потому намеревался как следует подготовиться.

Однако самоубийство помощницы писателя Елизаветы Воронянской, которая под давлением сотрудников КГБ раскрыла место хранения одного экземпляра рукописи, изменило планы Солженицына, подтолкнув его к самым решительным мерам. После случившегося в августе 1973-го публицист дал указание приступить к выпуску книги на Западе. В СССР это возымело эффект разорвавшейся бомбы. Как и многие «вольнодумцы» до него, Солженицын подвергся изощренной травле и жесткому порицанию в официальной советской прессе.

Он не исключал даже ареста, а потому предусмотрительно подготовил на такой случай специальное заявление.

«Я заранее объявляю неправомочным любой уголовный суд над русской литературой, над единой книгой ее, над любым русским автором.

Если такой суд будет назначен надо мной — я не пойду на него своими ногами, меня доставят со скрученными руками в воронке.

Такому суду и не отвечу ни на один его вопрос. Приговоренный к заключению, не подчинюсь иначе, как в наручниках. В самом заключении, уже отдав свои лучшие восемь лет принудительной казенной работе и заработав там рак, — я не буду работать на угнетателей больше ни получаса. Таким образом я оставляю за ними простую возможность открытых насильников: убить меня за то, что я пишу правду о русской истории», — сообщалось в тексте, который в любой момент была готова сделать достоянием общественности супруга писателя Наталья Светлова.

Сторонники и единомышленники Солженицына в СССР между тем передавали друг другу образцы самиздата. Еще в начале января 1974 года с «Архипелагом ГУЛАГ» ознакомились Андрей Сахаров и его супруга Елена Боннэр, которым тайно принес экземпляр сын Светловой от первого брака 13-летний Митя. Через несколько дней знаменитый физик примкнул к коллективному письму, требовавшему оградить Солженицына от нападок и преследований.

Резонанс вокруг выхода произведения получился настолько громкий, что 7 января по поводу Солженицына собралось целое заседание Политбюро ЦК КПСС. Обсуждались меры «пресечения антисоветской деятельности» скандального автора.

Председатель КГБ Юрий Андропов предложил выдворить Солженицына из страны в административном порядке:

такой вид наказания для представителей творческой интеллигенции советское руководство практиковало с начала 1920-х и применяло, когда требовалось проявить «гуманизм» перед заграницей, а высылаемые лица не представляли для государства серьезной опасности.

Предложение Андропова поддержали будущий министр обороны Дмитрий Устинов, первый секретарь Московского горкома Виктор Гришин, экс-первый секретарь Свердловского обкома Андрей Кириленко, будущий зампредсовмина Константин Катушев. Другая группа, в которую вошли такие высокопоставленные деятели, как генсек Леонид Брежнев, предсовмина Алексей Косыгин, министр иностранных дел Андрей Громыко, председатель Президиума Верховного Совета Николай Подгорный, председатель ВЦСПС Александр Шелепин и другие, выступила за арест и ссылку опального литератора. Было принято постановление о привлечении Солженицына к судебной ответственности. Однако в итоге, вопреки мнению большинства членов Политбюро, возобладала позиция Андропова.

8 февраля Светловой попытались вручить повестку с вызовом Солженицына к прокурору, однако она отказалась ее принять. 11 февраля Прокуратурой СССР против Солженицына было возбуждено уголовное дело по признакам совершения преступления, предусмотренного пунктом «а» ст. 64 УК РСФСР. Писатель подозревался в «совершении действий, направленных на оказание помощи реакционным кругам некоторых иностранных государств в проведении враждебной деятельности против СССР, нанося тем самым ущерб Советскому Союзу». В тот же день Солженицына вызвали на допрос в Прокуратуру повторной повесткой. А 12-го Президиум Верховного Совета СССР принял указ, текст которого гласил:

«Учитывая, что Солженицын систематически совершает действия, не совместимые с принадлежностью к гражданству СССР, наносит своим враждебным поведением ущерб Союзу ССР,

Президиум постановляет: на основании статья 7 Закона СССР от 19 августа 1938 года «О гражданстве Союза Советских Социалистических Республик» за действия, порочащие звание гражданина СССР, лишить гражданства и выдворить за пределы СССР Солженицына Александра Исаевича».

«И Александр Исаевич, и я чувствовали, что вот-вот скоро должно что-то случиться — что-то плохое, может быть, совсем плохое, — рассказывала Светлова-Солженицына «Би-би-си» в 2014 году. –

Если бы его арестовали и послали в Сибирь, он, наверное, очень скоро бы умер — его здоровье было неважное, было очень высокое кровяное давление.

В том, что власти предпримут репрессивные меры, мы не сомневались, потому что после того, как был опубликован «Архипелаг ГУЛАГ», в советской прессе поднялась такая невероятно шумная и агрессивная кампания, что мы понимали — советские власти так это оставить не могут. Мы были готовы к этому настолько, насколько живое человеческое существо может быть готово к плохому концу».

В 17:00 в квартиру Солженицына пришли 8 человек во главе со старшим советником юстиции Зверевым. Писателю было предъявлено постановление о приводе в прокуратуру. Один из участников операции уверял Светлову, что ее супруг скоро вернется. Солженицына увели, но в квартире осталось двое сотрудников КГБ, которые заняли посты у двери и телефона, пробыв около получаса.

«Если бы я не открыла дверь, ее бы взломали — это очевидно, — слова вдовы писателя. — Фактически, так и случилось: у нас на двери была цепочка, сантиметров на 15, — я открыла на цепочку, и они тут же сломали дверь. Зашли восемь мужчин, из них двое были в форме милиции, остальные — в штатском. Только один из них представился, кажется, прокурором, и сказал, что это официальный привод в милицию. Это не арест, но если человек не приходит по повестке, его принудительно приводят в милицию. Он был самый крупный из них, в форме и в шубе с меховым воротником – это производило впечатление. Потом выяснилось, что он занимал очень высокий пост».

В 21:00 стало известно, что автор «Архипелага ГУЛАГ» арестован. Ночь на 13 февраля он провел в Лефортовской тюрьме, не разговаривая с тюремщиками и и отказываясь от приема пищи. Там уже в присутствии заместителя генерального прокурора СССР Михаила Малярова писателю предъявили обвинение в измене родине.

В 13:00 Маляров зачитал Солженицыну указ о лишении гражданства. Через несколько часов писателя насильно выслали в ФРГ.

Его согласился принять немецкий коллега, Нобелевский лауреат 1972 года Генрих Белль, ранее неоднократно вывозивший рукописи Солженицына из СССР. Кампания против диссидента развернулась в советских СМИ с новой силой.

Ввиду лишения Солженицына советского гражданства и выдворения его за пределы Советского Союза 14 февраля уголовное дело в отношении писателя было прекращено «вследствие изменения обстановки».

«12 февраля около 7 вечера в нашей квартире раздался звонок: Солженицына насильно увезли из дома, — вспоминал Сахаров. — Мы с Люсей (Еленой Боннэр. – «Газета.Ru») выскочили на улицу, схватили какую-то машину («левака») и через 15 минут уже входили в квартиру Солженицыных в Козицком переулке. Квартира полна людей, некоторых я не знаю. Наташа – бледная, озабоченная – рассказывает каждому вновь прибывшему подробности бандитского нападения, потом обрывает себя, бросается что-то делать – разбирать бумаги, что-то сжигать. На кухне стоят два чайника, многие нервно пьют чай.

Скоро становится ясно, что Солженицына нет в прокуратуре, куда его вызвали, – он арестован.

Время от времени звонит телефон, некоторые звонки из-за границы. Я отвечаю на один-два таких звонка; кажется, нервное потрясение и сознание значительности, трагичности происходящего нарушили мою обычную сухую косноязычность, и я говорю простыми и сильными словами».

На следующий день Сахаров вместе с несколькими другими правозащитниками составил и подписал «Московское обращение», требовавшее освобождения Солженицына и создания международного трибунала для расследования фактов, разоблачению которых посвящен «Архипелаг ГУЛАГ». Уже после передачи текста иностранным корреспондентам они узнали, что писатель выслан и только что приземлился в ФРГ.

За судьбу Солженицына также очень сильно переживал Евгений Евтушенко. Как следует из статьи Александра Беляева «Я человек – вот мой дворянский титул», 12 февраля поэт, узнав об аресте писателя, поздно вечером дозвонился до Андропова и заявил, что, если хоть один волос упадет с головы Солженицына, он, Евтушенко, покончит с собой. В книге «Волчий паспорт» поэт написал об этом более романтично: «… если великого лагерника посадят, я буду готов умереть на баррикадах». На имя Брежнева Евтушенко отправил телеграмму, в которой уже в более умеренных тонах высказывал опасения за судьбу Солженицына.

После высылки писателя Светловой помогал выносить из дома и прятать рукописи диссидент Александр Гинзбург, отсидевший к тому моменту уже два срока. У него хранились те материалы, которые решено было оставить в СССР, а не вывозить на Запад. Солженицын включил Гинзбурга в число своих тайных помощников.

«12 февраля вечером в моей квартире раздался телефонный звонок (тогда еще мой телефон не был отключен, — вспоминала супруга Гинзбурга Арина Жолковская. – Это была Наташа Солженицына. «Слушай меня внимательно, — сказала она, — только что восемь гебешников увели Александра Исаевича. Сказали, что в Генеральную прокуратуру, привод. Скорей!» Я поняла, что должна обзвонить всех, кого возможно, и своих друзей, и иностранных журналистов. Потом оказалось, что, уходя, гебешники сломали дверной замок и отключили телефон, но каким-то чудом один этот звонок Наташе все же сделать удалось. Через час я была у не закрывающихся дверей солженицынской квартиры, в которой толпились друзья, журналисты, все пришедшие выразить свое сочувствие и оказать помощь, если это понадобится. Наташе, кроме всего, надо было еще подумать, какие письма уничтожить, какие спрятать, что унести и куда. Никто не знал, не приедут ли чекисты завтра снова».

Сам Гинзбург, который жил в Тарусе, поскольку действовавшее законодательство запрещало антисоветчикам селиться ближе чем за 101 км от Москвы, прибыл на квартиру Солженицыных в Козицком переулке нелегально на следующее утро, и оставался там до отъезда семьи в ФРГ 30 марта.

Годы спустя заведенное на Солженицына уголовное дело было заново рассмотрено последним генеральным прокурором Советского Союза Николаем Трубиным, который заключил, что арест писателя был произведен без достаточных оснований.

17 сентября 1991 года Трубин направил Солженицыну в США телеграмму, в которой известил писателя о полной реабилитации по всем пунктам и приносил извинения за действия коллег.

«Принятое в отношении вас в 1974 году решение о прекращении уголовного преследования по не реабилитирующим основаниям – вследствие изменения обстановки, мною, после изучения дела, признано необоснованным, — писал прокурор. – Поскольку доказательств, свидетельствующих о совершении вами каких-либо преступлений, не имеется, уголовное дело прекращено за отсутствием состава преступления. Прошу вас принять от меня извинения за неправомерные действия в отношении вас бывших работников Прокуратуры СССР».

До сих пор учащиеся старших классов знакомились с творчеством Солженицына по рассказу «Матренин двор» и повести «Один день Ивана Денисовича».

«Архипелаг ГУЛАГ» изучали только в профильных классах. Теперь он вошел в обязательный минимум произведений по русской литературе ХХ века.

Но, по мнению Натальи Солженицыной, изучение трех томов было бы непосильно для школьников. И она взялась подготовить сокращенный вариант «Архипелага ГУЛАГ». Год напряженной работы, включая обсуждение экспертов из учительского сообщества, — и книга увидела свет. Наталья Дмитриевна рассказала «РГ» о том, как готовился однотомник.

Кристалл судьбы

Российская газета: Наталья Дмитриевна, вы сократили текст романа почти в пять раз. О чем не прочитают старшеклассники в однотомнике «Архипелаг ГУЛАГ»?

Солженицына: Если быть точной, я сократила текст полного «Архипелага» в четыре с небольшим раза. Как мне кажется, удалось сохранить все магистральные линии. Конечно, пришлось пожертвовать большим числом деталей, например, в главе «История нашей канализации» — историей преобразований ЧК в ГПУ, в НКВД, в МГБ, частично — историей потоков. Пришлось пожертвовать целым рядом эпизодов, личных судеб. Но и остались, конечно, многие, я старалась выбирать истории, которые как магический кристалл, сквозь эти судьбы видно все. Мне кажется, удалось и не «засушить» роман, и сохранить все главные линии.

РГ: На какой главный вопрос получат ответ школьники, закрыв последнюю страницу «Архипелага»?

Солженицына: Очень трудно ответить. Главный вопрос и главный ответ для каждого человека свой. «Архипелаг ГУЛАГ» — не дидактический роман, там нет проповедей. Но мне кажется, что все после прочтения поймут одно: ужасно, когда о страшных несправедливостях и злодеяниях, которые творятся в твоей стране, мы узнаем и начинаем обсуждать их лишь спустя десятилетия. Этого нельзя терпеть. Надо реагировать сразу. Это требует мужества, смелости, честности, но нельзя проходить мимо зла, зажмурив глаза. Потому что зло, как мы видим из «Архипелага», не вечно, но никогда не уйдет само по себе.

РГ: Правда ли, что Александр Исаевич вместо сказок читал на ночь сыновьям главы «Архипелага»?

Солженицына: Нет, конечно! Это одна из тех расхожих легенд, которыми во множестве обрастала жизнь Александра Исаевича с тех пор, как был напечатан «Один день Ивана Денисовича». Конечно, ни он, ни я никогда не читали детям «Архипелаг», ни на ночь, ни днем. К счастью, наши дети каждый к своим пяти годам уже читали вовсю. А пока были малыши — мы им читали самые обычные сказки. А уж когда они подросли, каждый читал книги отца самостоятельно. Игнат, например, очень рано прочитал «Архипелаг» — в 11 лет, и с тех пор не раз перечитывал.

РГ: Много вопросов задавал, когда читал такой трудный роман?

Солженицына: Не сказала бы. Конечно, вопросы были, но мальчики многое уже знали просто из наших разговоров, рассказов. У нас по субботам обычно были неспешные семейные завтраки, за ними многое обсуждалось, и дети участвовали в разговорах взрослых. Так что «Архипелаг ГУЛАГ» они читали не на пустом месте.

Симфония в строчках

РГ: В работе над романом вы чувствовали себя больше автором или литературным редактором?

Солженицына: Уж конечно, не автором, и даже, пожалуй, не литературным редактором. Это была не редактура. Это было преображение текста. Работа одновременно счастливая и бесконечно горькая, потому что было жалко убирать каждую строчку. Представьте, что картину, написанную масляными красками, вам надо передать гораздо более скупыми средствами. Или сделать короче большую симфонию, где много тем и каждая детально разработана. Мне хотелось, чтобы ни одна тема не была потеряна, но была бы представлена лапидарнее. Я себя чувствовала подмастерьем композитора или художника, которому велено вместо масла рисовать картину углем.

РГ: Почему все-таки сокращенный вариант «Архипелага» появился в России гораздо позже, чем в той же Америке или Англии?

Солженицына: Двадцать пять лет назад Александр Исаевич с трудом согласился на сокращение «Архипелага» для американских студентов. Но тогда мы, может, немного высокомерно, полагали, что американцам-то, конечно, трудно осилить три тома, но уж в России, когда она освободится, и книгу напечатают, вопроса о сокращении не встанет. Прошло 20 лет, «ГУЛАГ» напечатали… Но жизнь так закрутилась, что не оставляет людям ни свободного пространства, ни времени… Оказалось, что и здесь не то что дети, но и многие взрослые не могут, увы, прочесть «Архипелаг» целиком. Просто жизнь не дает такой возможности.

РГ: Сокращенный вариант «Архипелага» для американских студентов был согласован с самим Александром Исаевичем. Почему вы не взяли его за основу?

Солженицына: Я, честно говоря, еще как на это надеялась. Но когда я села за работу, то на первой же главе споткнулась и убедилась: так дело не пойдет. Бэкграунд другой. Некоторые моменты были опущены в американской книге, как я понимаю, потому, что потребовали бы слишком длинных комментариев, а нашим детям это не нужно разъяснять, срабатывает какой-то генетический, что ли, опыт, коллективная память. И напротив, что-то, особо интересное иностранцам, можно было без большого вреда в нашей книге опустить. Так что мне пришлось делать всю работу заново.

Щ-282

РГ: Закончив работу, вы отдали текст в министерство образования и науки на экспертизу. Много было «пометок на полях»?

Солженицына: Я отдала сокращенный текст «Архипелага» на экспертизу не только в министерство, но и своим знакомым учителям, и друзьям, хорошо знающим полный текст. Замечаний было много, каждому читателю было особенно жалко чего-то, что исчезло, каждый уговаривал меня именно это вернуть. Я очень внимательно ко всему прислушивалась и где можно было — что-то восстанавливала, и тогда приходилось делать другие сокращения, чтобы не увеличивать общий объем. Основные замечания от школьных учителей были такие: «Вы рассчитываете на каких-то студентов истфака. Вы оставляете без объяснений — «кировский поток», а наши дети не знают даже, кто такой Киров». Пришлось сделать специальный словарик значимых имен, которого не было в полном «Архипелаге». Увеличила число подстрочных примечаний, чтобы облегчить понимание.

РГ: Наталья Дмитриевна, в однотомнике есть уникальный снимок — Александр Исаевич в телогрейке с лагерным номером «Щ-282» во время обыска на проходной. Откуда эта фотография, кто снимал? Расскажите историю снимка?

Солженицына: Это фотография сделана в первые дни ссылки, а не в самом лагере. Но номера подлинные, они сохранились у нас до сих пор, мы их бережем как зеницу ока. Это его подлинные номера, Александр Исаевич вывез их из лагеря, зашив в ватник. Так сделали и другие его спутники по этапу. Этап длился почти месяц, хотя и лагерь, и ссылка были в Казахстане. И уже приехав на место, в один из первых дней они нашили те же номера на лагерные телогрейки, так, как они ходили в лагере, и сфотографировали друг друга. Владелец фотоаппарата — Николай Иванович Зубов. Он и его жена, тоже ссыльные, очень подружились с Александром Исаевичем, хотя он был много моложе. Зубовы с любовью описаны Александром Исаевичем в «Архипелаге» и выведены под именем Кадминых в повести «Раковый корпус».