Еще раз, еще раз,
Я для вас
Звезда.
Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи
И звезды:
Он разобьется о камни,
О подводные мели.
Горе и Вам, взявшим
Неверный угол сердца ко мне:
Вы разобьетесь о камни,
И камни будут надсмехаться
Над Вами,
Как вы надсмехались
Надо мной.
Дата создания: май 1922 г.
Анализ стихотворения Хлебникова «Еще раз, еще раз…»
Стихотворение «Еще раз, еще раз…» написано в 1922 году, в год смерти его автора. Творчество В. В. Хлебникова нельзя назвать незамеченным – исследования появились еще при жизни поэта. Но, безусловно, право автора на место в литературном пантеоне признавали далеко не все – страна была охвачена гражданской войной.
В литературных кругах он считался полусумасшедшим, пусть и гениальным. Легкий на подъем Хлебников часто принимал решения, неожиданные для окружающих. Он имел охоту к перемене мест, любил странствовать, чувствуя себя гражданином мира.
Совсем небольшое произведение, изложенное белым стихом, содержит важное наставление потомкам, призыв определить систему ценностей.
Средства художественной выразительности, которые использует В. В. Хлебников:
- лексический повтор – «Еще раз, еще раз…» – фиксирует внимание читателя: очевидно, что автор высказывает мысль не впервые;
- олицетворение «камни будут надсмехаться»;
- метафоры – «угол (направление движения) ладьи», «угол сердца (как тип отношения)»;
- сравнение – «надсмехаться, как вы»;
- авторские неологизмы – «надсмехаться», «надсмехались»;
- стык – «… о камни, и камни…»;
- многосоюзие – «о камни, о … мели»;
- эллипсис – «горе (будет) моряку», «горе (будет) и вам»;
- перифраз – под словом «сердце» поэт подразумевает человеческие чувства.
Обилие местоимений сближает автора и его читателей – произведение имеет доверительный характер. Слово «звезда» поэт употребляет не в современном понимании звезды как знаменитости, а в смысле нравственного ориентира. Оборот «разобьетесь о камни» употреблен в значении «потерпите крах, сделаете непоправимую ошибку».
Композиционно стихотворение делится на две части. В первой части для наглядности приводится конкретный пример с мореплавателем, неверно определившим маршрут судна и потерпевшим крушение. По аналогии с ним во второй части размещен пример легкомысленного отношения к творческому наследию поэта.
Подробности земной жизни гениального будетлянина окутана легендами. Но одно можно сказать наверняка: предсказание поэта сбылось. Сегодня никому не придет в голову насмехаться над его стихами. При жизни его числили юродивым, но спустя 40 лет после смерти с почестями перезахоронили на самом престижном кладбище столицы. В. В. Хлебников – величайший поэт современности, провидец. А его «доски судьбы» все еще ждут своего шифровальщика.
Рубрики стихотворения: Анализ стихотворений ✑
231. ЗАНГЕЗИПравить
ВВЕДЕНИЕПравить
Повесть строится из слов как строительной единицы здания. Единицей служит малый камень равновеликих слов. Сверхповесть, или заповесть, складывается из самостоятельных отрывков, каждый с своим особым богом, особой верой и особым уставом. На московский вопрос: «Како веруеши?» — каждый отвечает независимо от соседа. Им предоставлена свобода вероисповеданий. Строевая единица, камень сверхповести, — повесть первого порядка. Она похожа на изваяние из разноцветных глыб разной породы, тело — белого камня, плащ и одежда — голубого, глаза — черного. Она вытесана из разноцветных глыб слова разного строения. Таким образом находится новый вид работы в области речевого дела. Рассказ есть зодчество из слов. Зодчество из «рассказов» есть сверхповесть. Глыбой художнику служит не слово, а рассказ первого порядка.
КОЛОДА ПЛОСКОСТЕЙ СЛОВАПравить
Горы. Над поляной подымается шероховатый прямой утес, похожий на железную иглу, поставленную под увеличительным стеклом. Как посох рядом со стеной, он стоит рядом с отвесными кручами заросших хвойным лесом каменных пород. С основной породой его соединяет мост — площадка упавшего ему на голову соломенной шляпой горного обвала. Эта площадка — любимое место Зангези. Здесь он бывает каждое утро и читает песни. Отсюда он читает свои проповеди к людям или лесу. Высокая ель, плещущая буйно синими волнами хвои, стоя рядом, закрывает часть утеса, казалось, дружит с ним и охраняет его покой.
Порою из-под корней выступают черной площадью каменные листы основной породы. Узлами вьются корни — там, где высунулись углы каменных книг подземного читателя. Доносится шум соснового бора. Подушки серебряного оленьего моха — в росе. Это дорога плачущей ночи.
Чёрные живые камни стоят среди стволов, точно тёмные тела великанов, вышедших на войну.
Плоскость IПравить
ПТИЦЫПравить
Пеночка (с самой вершины ели, надувая серебряное горлышко). Пить пэт твичан! Пить пэт твичан! Пить пэт твичан!
Овсяночка (спокойная на вершине орешника). Кри-ти-ти-ти-ти-и -цы-цы-цы-сссыы.
Дубровник. Вьер-вьöр виру сьек-сьек-сьек! Вэр-вэр виру сек-сек-сек!
Вьюрок. Тьöрти едигреди (заглянув к людям, он прячетсяв высокой ели). Тьöрти едигреди!
Овсянка (качаясь на ветке). Цы-цы-цы-сссыы.
Пеночка зеленая (одиноко скитаясь по зеленому морю, по верхним вечно качаемым ветром волнам вершин бора). Прынь! Пцире<б>-пциреб! Пциреб! Цэсэсэ.
Овсянка. Цы-сы-сы-ссы (качается на тростнике).
Сойка. Пиу! Пиу! Пьяк, пьяк, пьяк!
Ласточка. Цивить! Цизить!
Славка черноголовая. Беботэу-вевять!
Кукушка. Ку-ку! Ку-ку! (качается на вершине).
Молчание.
Такие утренние речи птиц солнцу.
Проходит мальчик-птицелов с клеткой.
Плоскость IIПравить
БОГИПравить
Туман мало-помалу рассеивается. Обнажаются кручи, похожие на суровые лбы людей, которых жизнь была сурова и жестока, становится ясно: здесь гнездуют боги. У призрачных тел веют крылья лебедей, травы гнутся от невидимой поступи, шумят.
Истина: боги близки! — все громче и громче. Это сонм богов всех народов, их съезд, горный табор.
Тиэн гладит утюгом свои длинные, до земли, волосы, ставшие его одеждой: исправляет складки.
Шангти смывает с лица копоть городов Запада. «Мало-мало лучше».
Как зайцы, над ушами висят два снежных пушистых клока. Длинные усы китайца.
Белая Юнона, одетая лозой зелёного хмеля, прилежным напилком скоблит свое белоснежное плечо, очищая белый камень от накипи.
Ункулункулу прислушивается к шуму жука, проточившего ходы через бревно деревянного тела бога.
Носятся в воздухе боги.
Опять темнеет мгла, синея над камнями.
Плоскость IIIПравить
ЛЮДИПравить
Люди. О, господа мать!
1-й прохожий. Так он здесь? Этот лесной дурак?
2-й прохожий. Да!
1-й прохожий. Что он делает?
2-й прохожий. Читает, говорит, дышит, видит, слышит, ходит, по утрам молится.
1-й прохожий. Кому?
2-й прохожий. Не поймешь! Цветам? Букашкам? Лесным жабам?
1-й прохожий. Дурак! Проповедь лесного дурака! А коров не пасет?
2-й прохожий. Пока нет. Видишь, на дороге трава не растет, чистая дорожка! Ходят. Протоптана дорога сюда, к этому утесу!
1-й прохожий. Чудак! Послушаем!
2-й прохожий. Он миловиден. Женствен. Но долго не продержится.
1-й прохожий. Слабо ему!
2-й прохожий. Да.
(Проходят.)
3-й прохожий. Он наверху, а внизу эти люди как плевательница для плевков его учения?
1-й прохожий. Может быть, как утопленники? Плавают, наглотались…
2-й прохожий. Как хочешь. Он спасительный круг, брошенный с неба?
1-й прохожий. Да! Итак учение лесного дурака начинается. Учитель! Мы слушаем.
2-й прохожий. А это что? Обрывок рукописи Зангези. Прильнул к корню сосны, забился в мышиную нору. Красивый почерк.
1-й прохожий. Читай же вслух!
Плоскость IVПравить
2-й прохожий. «Доски судьбы! Как письмена чёрных ночей, вырублю вас, доски судьбы!
Три числа! Точно я в молодости, точно я в старости, точно я в средних годах, вместе идемте по пыльной дороге!
105+ 104+ 115= 742 года 34 дня. Читайте, глаза, закон гибели царств.
Вот уравнение: Х = k + n (105+ 104+ 115) — (102 — (2n — 1) 11) дней.
k — точка от<с>чета во времени, римлян порыв на восток, битва при Акциуме. Египет сдался Риму. Это было 2/IХ 31 года до Р. Хр.
При n = 1, значение Икса в уравнении гибели народов будет следующее: Х = 21/VII 711, или день гибели гордой Испании, завоевание ее арабами. Пала гордая Испания!
При n = 2, Х = 29/V 1453. И пробил час взятия Царьграда дикими турками. Город царей тонул в крови, и, дикие в прелести, выли турок волынки. Труп Рима второго Осман попирал. В храме Софии голубоокой — зеленый плащ пророка. На пузатых конях, с белой простыней на голове едут победители.
Пенье трёх крыльев судьбы: милых одним, грозных другим! Единица ушла из пяти в десятку, из крыла в колесо, и движенья числа в трех снимках (105, 104, 115) запечатлены уравнением.
Доски судьбы! Читайте, читайте, прохожие! Как на тенеписи, числаборцы пройдут перед вами, снятые в разных сечениях времени, в разных плоскостях времени. И все их тела разных возрастов, сложенные вместе, дают глыбу времени между падениями царств, наводивших ужас»,
<1>-й прохожий. Темно и непонятно. Но все-таки виден коготь льва! Чувствуется. Обрывок бумаги, где запечатлены народов судьбы для высшего видения!
Плоскость слов VПравить
Иволга. Фио эу.
Плоскость VIПравить
Зангези
Мне, бабочке, залетевшей
В комнату человеческой жизни,
Оставить почерк моей пыли
По суровым окнам, подписью узника,
На строгих стеклах рока.
Так скучны и серы
Обои из человеческой жизни!
Окон прозрачное «нет»!
Я уж стер свое синее зарево, точек узоры,
Мою голубую бурю крыла — первую свежесть.
Пыльца снята, крылья увяли и стали прозрачны и жестки.
Бьюсь я устало в окно человека.
Вечные числа стучатся оттуда
Призывом на родину, число зовут к числам вернуться.
2-й прохожий. Бабочкой захотелось быть, вот чего хитрец захотел!
3-й прохожий. Миляга! Какая он бабочка… баба он!
Верующие. Спой нам самовитые песни! Расскажи нам о Эль! Прочти на заумной речи. Расскажи про наше страшное время словами Азбуки! Чтобы мы не увидели войну людей, шашек Азбуки. а услышали стук длинных копий Азбуки. Сечу противников: Эр и Эль, Ка и <Гэ>!
Ужасны их грозно пернатые шлемы, ужасны их копья! Страшен очерк их лиц: смуглого дико и нежно пространства. Тогда шкуру стран съедает моль гражданской войны, столицы засыхают как сухари — влага людей испарилась.
Мы знаем: Эль — остановка широкой площадью поперечно падающей точки, Эр — точка, прорезавшая, просекшая поперечную площадь. Эр — реет, рвет, рассекает преграды, делает русла и рвы.
Пространство звучит через Азбуку.
Говори!
Плоскость VIIПравить
Зангези
Вы говорите, что умерли Рюрики и Романовы,
Пали Каледины, Крымовы, Корниловы и Колчаки…
Нет! С рабами боролась оборона панова,
Был 20 раз взят и разрушен Киев,
Стерт в порошок.
Богатый плакал, смеялся кто беден,
Когда пулю в себя бросил Каледин
И Учредительного собрания треснул шаг.
И потемнели пустые дворцы.
Нет, это вырвалось «рцы»,
Как дыханье умерших,
Воплем клокочущим дико прочь из остывающих уст.
Это Ка наступало!
На облаке власти — Эля зубцы.
Эль, где твоя вековая опала!
Эль — вековой отшельник подполья!
Гражданин мира мышей, бурною бросились бурей
К тебе сутки, недели, месяцы, годы — на богомолье.
Дни наступали Эля — погоды!
Эль — это солнышко ласки и лени, любви!
В улье людей ты дважды звучишь!
Тебе поклонились народы
После великой войны.
Эр, Ра, Ро! Тра-ра-ра!
Грохот охоты, хохот войны.
Ты — турусы на колесах
В кованых гвоздях Скандинавии.
Парусом шумел по Руси,
Железным ободом телеги
На юг уносил
Крепкого снега на сердце ночлеги,
В мышьи тела вонзенные когти мороза.
Кляча — ветер России нес тебя.
И села просили: приехали гости бы!
Турусы на колесах.
Разрушая услады, ты не помнил преграды,
А вдали стоял посох Гэ, сломанный надвое.
Эр в руках Эля!
Если орел, сурово расправив крылья косые, тоскует о Леле,
Вылетит Эр, как горох из стручка, из слова Россия.
Если народ обернулся в ланей,
Если на нем рана на ране,
Если он ходит, точно олени,
Мокрою черною мордою тычет в ворота судьбы, —
Это он просит, чтоб лели лелеяли,
Лели и чистые Эли, тело усталое
Ладом овеяли.
И его голова —
Словарь только слов Эля.
Хорем рыскавший в чужбине хочет холи!
Эр, во весь опор
Несись, не падая о пол!
Объемы пути вычитай из преград.
Ты нищих лопоть
Обращаешь в народный ропот,
Лапти из лыка
Заменишь ропотом рыка!
Эр, ты — пар, ты гонишь поезда
Цепочкой цуга крови чечевиц
По жилам северной Сибири
Или дворцы ведешь волнами.
Расцвет дорог живет тобою, как подсолнух.
Но Эль настало — Эр упало.
Народ плывет на лодке лени,
И порох боевой он заменяет плахой,
А бурю — булкой.
И плашаницами — пращу… и голодом старинный город,
И гордых голыми.
А Эр луга заменит руганью,
Латы — ратью,
Оружие подымет вновь из лужи,
Не лазить будет, а разить!
На место больного — поставит борца!
Застроит храмом хлам и в городах изгонит голод,
И вором волю стащит.
Ты дважды зазвучал в пророке
И глаждан обратило в граждан,
Пронзая темь времен,
Как Ка звучало в Колчаке.
Ка стегало плетью
Оков, закона, колов и покоя, и камней:
Пророков ими побивают, —
В нем казни на кол.
Когда ты, Эр, выл
В уши севера болотца,
Широкие уши болота:
«Бороться, брат, бороться!» —
Охота у хаты за страшной грозою гнаться с белой борзою,
Чтоб вновь шла пехота, до последнего хохота
Двух черепов последних людей у блюда войны, —
В это время тяжкою поступью
Самоубийцы шло по степи Ка,
Шагая к Элям неверными, как будто пьяного, шагами
И крася облака судьбы собой,
Давая берег новый руслу человеческих смертей.
Последним ходом в проигрыше — дуло у виска —
Идёт, бледнея, Ка.
Эр, Ра, Ро!
Рог! Рог!
Бог Руси, бог руха,
Перун — твой бог, в огромном росте
Не знает он преград, рвет, роет, режет, рубит.
Вздор, что Каледин убит и Колчак, что выстрел звучал,
Это Ка замолчало, Ка отступило, рухнуло наземь.
Это Эль строит морю мора мол, а смерти — смелые мели.
1-й прохожий. Он — учёный малый.
2-й прохожий. Но песнь его без дара. Сырьё, настоящее сырьё его проповедь. Сырая колода. Посушить мыслителя…
Плоскость VIIIПравить
Зангези
Эр, Ка, Эль и Гэ —
Воины азбуки —
Были действующими лицами этих лет,
Богатырями дней.
Воля людей окружала их силу,
Как падает с весел вода мокрая.
Лодку, лыжи, лет и лед, лапу
Ищет, кто падает, куда? — в снег, воду и в пропасть, в провал.
Утопленник сел в лодку и стал грести.
Лодка широка, не провалится.
И лени захотелось всем.
И тщетно Ка несло оковы, во время драки Гэ и Эр,
Гэ пало, срубленное Эр,
И Эр в ногах у Эля!
Пусть мглу времён развеют вещие звуки мирового языка. Он — точно свет. Слушайте
Песни звездного языка:
«Где рой зелёных Ха для двух
И Эль одежд во время бега,
Го облаков над играми людей,
Вэ толп кругом незримого огня
И Ла труда, и Пэ игры и пенья,
Че юноши — рубашка голубая,
Зо голубой рубашки — зарево и сверк;
Вэ кудрей мимо лиц,
Вэ веток вдоль ствола сосен,
Вэ звезд ночного мира над осью,
Че девушек — червонн<ые> рубах<и>,
Го девушек — венки лесных цветов.
И Со лучей веселья,
Вэ люда по кольцу,
Эс радостей весенних,
Мо горя, скорби и печали.
И Пи веселых голосов,
И Пэ раскатов смеха,
Вэ веток от дыханья ветра,
Недолги Ка покоя.
Девы! Парни! больше Пэ! Больше Пи!
Всем будет Ка — могила!
Эс смеха, Да веревкою волос,
А рощи — Ха весенних дел,
Дубровы — Ха богов желанья,
А брови — Ха весенних взоров
И косы — Ха полночных лиц.
И Мо волос на кудри длинные,
И Ла труда во время бега,
И Вэ веселья, Пэ речей,
Па рукавов сорочки белой,
Вэ чёрных змей косы,
Зи глаз, Ро золотое кудрей у парней.
Пи смеха! Пи подков и бега искры!
Мо грусти и тоски,
Мо прежнего унынья.
Го камня в высоте,
Вэ волн речных, Вэ ветра и деревьев,
Созвездье — Го ночного мира,
Та тени вечеровой — дева,
И За-за радостей — глаза.
Вэ пламени незримого — толпа.
И пенья Пэ,
И пенья Ро сквозь тишину,
И криков Пи».
Таков звёздный язык. Толпа. Это неплохо, Мыслитель! Это будет получше!
Зангези. Это звездные песни, где алгебра слов смешана с аршинами и часами. Первый набросок! Этот язык объединит некогда, может быть, скоро!
1-й прохожий. Он божественно врет. Он врет, как соловей ночью. Смотрите, сверху летят летучки. Прочтем одну:
«Вэ значит вращение одной точки около другой (круговое движение).
Эль — остановка падения, или вообще движения, плоскостью, поперечной падающей точке (лодка, летать).
Эр — точка, просекающая насквозь поперечную площадь.
Пэ — беглое удаление одной точки прочь от другой, и отсюда для многих точек, точечного множества, рост объема (пламя, пар).
Эм — распыление объема на бесконечно малые части.
Эс — выход точек из одной неподвижной точки (сияние).
Ка — встреча и отсюда остановка многих движущихся точек в одной неподвижной. Отсюда конечное значение Ка — покой; закованность.
Ха — преграда плоскости между одной точкой и другой, движущейся к ней (хижина, хата).
Че — полый объем, пустота которого заполнена чужим телом. Отсюда кривая, огибающая преграду.
Зэ — отражение луча от зеркала. — Угол падения равен углу отражения (зрение).
Гэ — движение точки под прямым углом к основному движению, прочь от него. Отсюда вышина».
1-й слушатель. С своими летучками он делается свирепым, этот Зангези! Что скажешь по этому поводу?
2-й слушатель. Он меня проткнул, как рыбешку, острогой своей мысли.
Зангези. Слышите ли вы меня? Слышите ли вы мои речи, снимающие с вас оковы слов? Речи — здания из глыб пространства.
Частицы речи. Части движения. Слова — нет, есть движения в пространстве и его части — точек, площадей.
Вы вырвались из цепей ваших предков. Молот моего голоса расковал их — бесноватыми вы бились в цепях.
Плоскости, прямые площади, удары точек, божественный круг, угол падения, пучок лучей прочь из точки и в нее — вот тайные глыбы языка. Поскоблите язык — и вы увидите пространство и его шкуру.
Плоскость мысли IХПравить
Тише! Тише. Он говорит!
Зангези. Благовест в ум! Большой набат в разум, в колокол ума! Все оттенки мозга пройдут перед вами на смотру всех родов разума. Вот! Пойте все вместе за мной!
Это большой набат в колокол ума.
Божественные звуки, слетающиеся сверху на призыв человека.
Выум — это изобр<етающий ум>. Конечно, нелюба старого ведет к выуму.
Ноум — враждебный ум, ведущий к другим выводам, ум, говорящий первому «но».
Гоум — высокий, как эти безделушки неба, звезды, невидные днем. У падших государей он берет выпавший посох Го.
Лаум — широкий, розлитый по наиболее широкой площади, не знающий берегов себе, как половодье реки.
Коум — спокойный, сковывающий, дающий устои, книги, правила и законы.
<Г>лаум с вершины сходит и толпы ко всем. Он расскажет полям, что видно с горы.
Чеум — подымающиий чашу к неведомому будущему. Его зори — чезори. Его луч — челуч. Его пламя — чепламя. Его воли — чеволя. Его горе — чегоре. Его неги — ченеги.
Могум — гибельный, крушащий, разрушающий. Он предсказан в пределах веры.
Вэум — ум ученичества и верного подданства, набожного духа.
Оум — отвлеченный, озираю<щий> все кругом себя, с высоты одной мысли.
Изум — выпрыг из пределов бытового ума.
Даум — утверждающий.
Ноум — спорящий.
Суум — половинный ум.
Соум — разум-сотрудник.
Нуум — приказывающий.
Хоум — тайный, спрятанный разум.
Быум — желающий разум, сделанный не тем, что есть, а тем, чего хочется.
Лиум — отрицающий.
Проум — предвидение.
Праум — разум далекой старины, ум-предок.
Боум — следуюший голосу опыта.
Воум — гвоздь мысли, вогнанный в доску глупости.
Выум — слетевший обруч глупости.
Раум — не знающий границ, преград, лучистый, сияющий ум. Речи его — рар<еч>и.
Зоум — отраженный ум.
Прекрасен благовест ума.
Прекрасны его чистые звуки.
Но вот Эм шагает в область сильного слова «Могу».
Слушайте, слушайте моговест мощи!
Плоскость ХПравить
Это Эм ворвалось в владения Бэ, чтоб не бояться его, выполняя долг победы. Это войска пехотные Эм размололи глыбу объема невозможного, камень-дикарь невозможного на муку, на муравьиные ноши, из дерева сделали мох и мураву, из орла муху, из слона мышь и стадо мурашей — и целое стало мукой бесконечно малых частей. Это пришло Эм, молот великого, молью шубы столетий, всё истребив.
Так мы будим спящих богов речи.
Дерзко трясем за бороду — проснитесь, старцы!
Я могогур и благовест Эм! Можар! Можаров! К Эм, этой северной звезде человечества, этому стожару всех стогов веры, — наши пути. К ней плывет струг столетий. К ней плывет бус человечества, гордо надув паруса государств.
Так мы пришли из владений ума в замок «Могу».
Тысяча голосов (глухо). Могу!
(ещё раз). Могу!
(ещё раз). Могу!
Мы можем!
Горы, дальние горы. Могу!
Зангези. Слышите, горы расписались в вашей клятве. Слышите этот гордый росчерк гор «Могу» на выданном вами денежном знаке? Повторенное зоем ущелья — тысячами голосов? Слышите, боги летят, вспугнутые нашим вскриком?
Многие. Боги летят, боги летят!
1916 год: идёт Первая мировая война. Население захлебывается в верноподданнических чувствах. Поэты оспаривают право точнее прочих выразить дух эпохи. Великих отечественных стихотворцев начала XX века вспоминает Владимир Аверин.
Велимир (настоящее имя — Виктор Владимирович) Хлебников родился 9 ноября (28 октября по старому стилю) 1885 года в Астраханской губернии «в стане монгольских исповедующих Будду кочевников, в степи — высохшем дне исчезающего Каспийского моря».
Один из первых русских футуристов, сформулировал «законы времени», учение о «звёздном языке». В 1922 Велимир Хлебников был похоронен на погосте в деревне Ручьи. В 1960 году останки поэта были перезахоронены на Новодевичьем кладбище в Москве.
В 1916 Хлебников создаёт и возглавляет «Общество председателей земного шара».
***
Годы, люди и народы
Убегают навсегда,
Как текучая вода.
В гибком зеркале природы
Звезды — невод, рыбы — мы,
Боги — призраки у тьмы.
«Тризна»
Гол и наг лежит строй трупов,
Песни смертные прочли.
Полк стоит, глаза потупив,
Тень от летчиков в пыли.
И когда легла дубрава
На конце глухом села,
Мы сказали: «Небу слава!»-
И сожгли своих тела.
Люди мы иль копья рока
Все в одной и той руке?
Нет, ниц вемы; нет урока,
А окопы вдалеке.
Тех, кто мертв, собрал кто жив,
Кудри мертвых вились русо.
На леса тела сложив,
Мы свершали тризну русса.
Черный дым восходит к небу,
Черный, мощный и густой.
Мы стоим, свершая требу,
Как обряд велит простой.
У холмов, у ста озер
Много пало тех, кто жили.
На суровый, дубовый костер
Мы руссов тела положили.
И от строгих мертвых тел
Дон восходит и Иртыш.
Сизый дым, клубясь, летел.
Мы стоим, хранили тишь.
И когда веков дубрава
Озарила черный дым,
Стукнув ружьями, направо
Повернули сразу мы.