ХРИСТИАНСКАЯ ЭТИКА ЛЮБВИ (взгляд сквозь призму философской антропологии)
С.А. Лохов
Кафедра онтологии и теории познания Факультет гуманитарных и социальных наук Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 10/2, Москва, Россия, 117198
Автор статьи приходит к выводу, что в условиях культуры потребления христианская концепция любви не утратила свою актуальность. Любовь как базовая ценность является основой Программы 12 Шагов Анонимных Алкоголиков, на принципах которой формируется мировоззрение и здоровый образ жизни.
Ключевые слова: этика ценностей, христианская этика любви, агапэ, гуманизм, Программа 12 Шагов Анонимных Алкоголиков, ресентимент.
Любовь как высший идеал
Согласно христианской идее, любовь — это акт духа, но не эмоциональное состояние, каковым оно является для современного человека. Любовь не стремление, не желание, не потребность. В отличие от последних, которые в процессе своего осуществления сводят себя на нет, любовь, проявляясь в действии, только возрастает! Любовь — это жертвенный порыв к существу, с которым мы через свойственный всему живому дар сопереживания чувствуем себя едиными и солидарными. Сила любовного порыва возрастает в зависимости от степени близости и однородности живого существа с тем, которое ему сопереживает. Это отнюдь не благоприобретение жизни, выводимое из первичных эгоистических побуждений. «Этот «порыв» изначально присущ жизни, до всех больших и малых «целей», которые ему задним числом приписывают расчетливость, рассудок, размышление. Над любовью нет никакого рационального принципа, никакого закона и справедливости, которые управляли бы ей и распределяли бы ее между достойными. Все достойны любви без исключения: добрые и злые, рабы и богачи, благородные и подлые. Любовь делает всех достойными себе» . При этом никакого отношения к идее равенства душ перед Богом и вытекающего отсюда демократизма, как это полагал Ф. Ницше , христианский идеал любви не содержит. Более того, устанавливается строго регламентируемая церковная иерархическая структура — совокупное духовно-живое человечество, упорядоченное по аристократии нравственно личных качеств. Все члены Церкви обращены к Богу, помогают и служат Ему, и именно в этом становятся равными Ему, сохраняя при этом неравенство между собой. Сущность служения Богу и людям заключена в любви.
Любовь — это духовный акт, поэтому основанием любви не могут быть инстинкты (половой инстинкт) и ощущения, которые имеют инстинктивную основу. Инстинктивные побуждения становятся определяющими только в плане выбора интенционального объекта любви и той живости, с какой мы с ним фактически
сближаемся. Чувственная и витальная симпатии рассматриваются не как источник любви, а лишь как ограничивающая и распределяющая ее сила, посредством которой любовь — не будучи результатом и продуктом витального развития жизни — служит конкретным жизненным целям.
Образцом христианской любви являются отношения между Богом-Отцом и Богом-Сыном, между Богоматерью Марией и Иисусом Христом. Христианство берет в качестве образца отношений между людьми отношения между родителями и детьми. Родительская любовь возникает на почве половой и не только не роняет ее смысл, но подымает выше. Цель родительской любви — дарение, дар: ребенка — миру, мира — ребенку. Любовь — это дар. Известное критическое замечание, о том, что родительская любовь обусловлена «фактом размножения и сменой поколений», что в ней нет признания безусловного значения за любимым, и в ней доминирует физиологическая связь, выражает, по сути, теорию платонического эроса .
Напротив, любовь от большего к меньшему, от целого к части есть любовь дающая, дарящая — «агапэ» (ауапц), ее практика и теория были развиты в христианстве. Именно такой милосердной, сострадательно-воспитующей любовью Бог любит сотворенный им мир, Богочеловек, Христос любит сопричастный Ему род человеческий, и всякий создатель свое создание, и всякое целое — малую, но родную свою долю. Эрос есть воззвание к Высшему, голодное устремление к нему. Агапэ есть отзыв этого Высшего, кормящая и питающая любовь. И если в муже-женских отношениях господствует эрос, стремление одной половины к другой для образования целого и высшего, то в отношениях родителей к детям господствует агапэ — снисхождение, милосердие, долготерпение, чувство большого к малому, готовность умаляться — чтобы выращивать; терпеть лишение — чтобы творить избыток.
Увенчанная половая любовь, двоеполое существо, как восстановленный анд-рогин — это и есть семья. Но ход любви на создании семьи не ограничивается, но превращается в родительскую любовь к малому существу, рожденному из большого муже-женского существа. Единицы, образовав двоицу, входят далее в творческую жизнь троицы. Родительская любовь-милость соответствует иудео-христианской модели низводящей любви от Бога-творца на весь сотворенный род человеческий. Через родительскую любовь человек уподобляется Богу. Быть подобно Богу является конечной целью духовного развития.
Христианская любовь и христианское жертвенное отношение к больным и убогим исходит из внутренней ценности и полноты собственной жизни человека. «И чем глубже в нем это блаженное чувство, чем «цельнее» эта — отличная от витальной — безопасность, состоящая в сознании абсолютной защищенности в крепости последнего бытия (Иисус Христос называет его «Царством Божиим»), тем больше в периферийных зонах своего наличного бытия он может быть «равнодушным» к собственной «судьбе», тем более ему позволительно относиться почти играючи ко всему, что называется «счастьем», «приятным» и «неприятным», «удовольствием» и «болью». Не больное и бедное любят в больном и бедном,
но то, что сокрыто за болезнью и бедностью, и лишь исходя из этого помогают. Избыток собственных жизненных сил может и должен преодолеть естественную реакцию отвращения и страха перед немощью, убогостью, болезнью, а любовь, выражаясь в деятельной помощи, — развить все позитивное в бедном, немощном и больном .
Христианская заповедь любви к Богу, к ближнему раскрывается важным добавлением «как самого себя» (От Матфея 22:37).
Подлинная забота о себе, любовь к самому себе, не имеющая ничего общего с эгоизмом, заключается в том, что в ней дана ценность человека в отношении к другим людям. Примером бескорыстного служения людям, лишенного всякого альтруизма и благотворительности, является земная жизнь Иисуса Христа. Поразительная и загадочная расположенность Иисуса Христа к грешникам, заключается, по мнению М. Шелера, в независимости высших ценностей, к которым относится любовь, от противоположностей мирского уклада жизни: бедный—богатый, здоровый—больной и т.д.
Именно любовь к целостности человека, сознание солидарности с ним дают ощущение всей нелепости социального расслоения между людьми. Следствиями любви и основанной на ней общности по-прежнему будут мирские формы общностей и деятельное содействие чувственно воспринимаемому благополучию, освобождению от боли и созданию удовольствий. Но все это имеет ценность лишь в том случае, если эти общности и скрепляющие их силы любви живыми корнями уходят в «Царство Божие» и вновь к нему возвращаются. Под «Царством Божи-им», пишет М. Шелер, надо понимать независимую от порядка, законов и ценностей жизни сферу бытия, служащую фундаментом для всех остальных экзистенциальных сфер, и лишь в ней человек способен пробиться к последнему смыслу и ценности своего существования . Жизнь представляется христианину благом лишь в той мере, в которой она предоставляет возможность прорыва в «Царство Божие». Там, где сохранение и поддержание жизни вступают в противоречие с реализацией сущих и значимых в Царстве Божием ценностей, жизнь ничего не стоит, и от нее отказываются, какой бы ценной она ни казалась в соответствии с принципом жизненного максимума.
Таким образом, любовь — это не служащая жизни духовная активность и не сильнейшая и глубочайшая концентрация жизни; любовь — это то, благодаря чему жизнь, приходя в волнение и движение, впервые обретает высший смысл и высшую ценность, поэтому вполне обосновано требование отказа от жизни, требование пожертвовать ею в ее сущностно-экзистенциальном значении.
Новоевропейский гуманизм как кризис христианского идеала любви
Гуманизм — это форма современного человеколюбия. Человеколюбие обращено не на божественное в человеке, а просто на человека как человека, поскольку по внешнему виду в нем можно узнать представителя рода человеческого. Человеколюбие есть чувственное состояние, возникающее из внешнего выражения боли и радости в результате психического заражения.
Страдание от чувственно воспринимаемой боли и радость от чувственно воспринимаемых приятных ощущений — суть человеколюбия, а вовсе не сострадание тому, кто страдает. Философы и психологи XVII и XVIII вв., среди которых М. Шелер называет Хатчесона, А. Смита, Д. Юма, Бэйна, стремились понять сущность любви из проявлений симпатии, совместного страдания и совместной радости, а их, в свою очередь, — из феномена психического заражения. Наиболее полное и яркое выражение идея любви как сугубо человеческой силы, основанной на сочувствии, нашла в литературном творчестве Ж.Ж. Руссо. Через увлечение руссоизмом прошли многие философы, например такие, как Фихте, Гердер, Шиллер, Кант и другие .
Современное человеколюбие основано на сострадании, т.е. погружении в боль и бедность. Оно заражается жалостью — чувством подавленности и угнетенности, которые возникают в результате созерцания их внешних выразительных проявлений. Это чувство устраняется через оказание помощи страждущим. С позиции всеобщего человеколюбия ценность любви объясняется с позиции всеобщего блага, пользы. Любовь — это позитивный фактор, содействующий увеличению общего блага. Так идея христианского «милосердия» заменяется «жалостливостью» и благотворительностью.
Благотворительность — это явление социального характера, суть которого сводится к оказанию помощи, как правило, материального характера.
Однако, как замечает М. Шелер ценность любви не в том, что она «одна из» многих сил, служащих повышению благосостояния человека и общества. Любовь ценна сама по себе. Помощь — это лишь непосредственное и адекватное выражение любви, а вовсе не ее «цель» или смысл. Смысл — в ней самой. Любовь выражается не повышением благосостояния, а максимальным наполнением собой жизни человека .
М. Шелер приходит к выводу, что в основе новоевропейского гуманизма лежит движение, противоположное любви — импульс отрицания «ресентимент» (resentment). Это понятие не переводится однозначно на русский язык. Оно содержит сложный эмоционально-волевой комплекс переживаний, который включает в себя возобновляемое вновь и вновь мстительное переживание обиды и неприязни, злобу, зависть, злопамятность, ненависть. Ресентимент является источником лжелюбви. Он направлен в первую очередь на Бога, затем на общество, и, наконец, на самого человека (самого себя).
М. Шелер выделяет три источника гуманизма: отчуждение от Бога, от родины и от собственного Я.
1. Человеколюбие есть форма выражения вытесненного отрицания Бога с целью утверждения человека как природного существа.
2. Человеколюбие — это форма отрицания ценностного содержания той общности, в котором человек формируется физически и духовно, т.е. семьи, страны. Это форма вытесненной ненависти к родине и утверждение идеи космополитизма .
3. В основе человеколюбия лежит альтруизм (от лат. аlter — другой). Этот термин был впервые введен О. Контом, сформулировавшим принцип «vivre pour
altrui» — «жить для других», «внутридушевная» направленность на «других людей» и их жизнь, «вхождение в обстоятельства других».
Согласно моральной концепции О. Конта, благо другого и он сам нравственно более значимы, чем собственное «Я» и его благо. М. Шелер указывает, что в основании альтруизма находится отчуждение от самого себя, бегство от самого себя, неспособность жить в мире с самим собой . Альтруизм особенно явно проявляется через различные формы социальной активности. За социальной активностью прослеживается явная неспособность обратить внимание на самих себя, сосредоточиться на решении вопросов и задач собственной жизни.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
В критике гуманизма М. Шелер отталкивается от идей Ф. Ницше . Для обоих мыслителей является очевидным, что гуманизм как способ жить и чувствовать, не что иное как «болезнь и лишь видимость более высокой нравственности», «признак деградирующей жизни и скрытого ценностного нигилизма» . Только Ф. Ницше отождествляет «человеколюбие» с христианской любовью к ближнему, а М. Шелер, как это было показано выше, различает христианский идеал любви и гуманистический.
Исследуя причину отождествления столь разных идей, М. Шелер приходит к выводу, что христианская традиция действительно содержит чуждые ей элементы гуманизма: космополитизм, естественное право, естественную мораль, рационализм. М. Шелер отмечает, что идея христианской любви теряется среди огромного числа искажений, которые происходили уже на ранних стадиях в ходе исторического взаимодействия христианских ценностей с другими, выросшими на иной исторической почве, ценностями. Ф. Ницше отождествил человеколюбие и христианское милосердие потому, пишет М. Шелер, что не вполне адекватно осознал поворот, который произошел при переходе от античного идеала любви (эрос) к христианскому (агапэ). Именно поэтому Ф. Ницше предложил «диони-сийский путь к Богу», т.е. возврат к античному идеалу любви.
Основная интенция в античной идее любви заключается в стремлении «низшего» к «высшему», «несовершенного» к «совершенному», «формирующегося» к «сформировавшемуся», «видимости» к «сущности», «незнания» к «знанию», «нечто среднее между обладанием и необладанием». «Все отношения людей, так или иначе связанные с любовью, — брак, дружба и т.д. — делятся на отношения между «любящим» и «любимым», при этом любимый всегда — более благородная, совершенная часть и одновременно образец бытия, воли, действия для любящего». Между любящим и любимым сохраняются отношения ценностного неравенства. Эта идея любви связана с идеей состязания (Agon), честолюбивого соревнования в достижении какой либо цели. В античной идее любви вещи точно также «опережают друг друга», соревнуются друг с другом за победу в космическом состязании за божество. Античная любовь — динамический принцип, движущая сила великого «состязания» вещей за божество. При расширении границ христианской Церкви, при утверждении ее в качестве социально-политического института «внутрь самого христианского мира идей вкрался нивелирующий, разлагающий принцип «человеколюбия»; одновременно наметился перекос Бо-жией любви в человеческую» . Постепенно гуманистическое положение
об одинаковости человеческой натуры из педагогическо-прагматического допущения превращается в положение, претендующее на метафизическую истину.
На основе христианской идеи любви М. Шелер развивает концепцию позитивной аскетики как стержень духовности человека. «Человек — это относительный аскет жизни». Позитивная аскетика не допускает противопоставление души и тела, духа и жизни. Она служит освобождению духовной личности от сковывающего воздействия инстинктивного автоматизма, тренировке и развитию жизненных функций. Цель христианской аскезы — не подавление, и тем более не искоренение естественных влечений, но лишь власть и господство над ними, их полная одушевленность и одухотворенность. «Христианская аскеза — веселая, радостная: это рыцарское сознание силы и власти над физическим телом! Лишь та «жертва» мила в ней Богу, которая освящена более высокой позитивной радостью!» .
Таким образом, М. Шелер проводит различие между позитивной аскетикой и негативной. Позитивная аскетика основывается на идее христианской любви. Негативная аскетика основана на ненависти и презрении к телу.
Негативная форма аскетики рождается не на христианской почве. Она своими корнями уходит в неоплатонизм и ессеизм, но в силу различных причин, она просачивается в христианскую традицию. Особенно явно распространение негативной аскетики, по наблюдению М. Шелера, в западном христианстве: католицизме и протестантизме.
Христианский идеал любви в XX веке: преодоление кризиса
Вышеприведенные положения о христианской этике любви, о ее отличии от гуманистического человеколюбия, учение М. Шелера о ресентименте, позитивном аскетизме в условиях процветающей культуры потребления, возможно, выглядят достаточно архаично. Современная культура ориентирует нас на ценности другого порядка. Это все так, и критика этих ценностей не входит в задачи данной работы. Мы здесь хотим лишь обратить внимание на то, что есть и другая сторона культуры потребления. Это все возрастающая тенденция формирования зависимых форм поведения личности, негативно влияющих на структуру межличностных отношений.
Адиктология — наука, изучающая зависимые формы поведения выделяет их более 200 видов. Алкоголизм и наркомания — это самые известные и деструктивные из них. Современная наркология признает, что один из самых эффективных способов профилактики и лечения от адикции — это организация групп самопомощи на основе Программы 12 Шагов Анонимных Алкоголиков .
Авторы Программы 12 Шагов Анонимных Алкоголиков не скрывают, что черпали вдохновение в Нагорной проповеди Христа, посланиях Апостолов Павла и Якова . Кроме религиозных источников Программа 12 Шагов опирается на теоретические разработки К.Г. Юнга , У. Джеймса и медицинские знания о психосоматике химически зависимой личности . «12 Шагов» — это синтез религиозных, научных и философских знаний, который
содержит конкретные рекомендации, коренным образом изменяющие мировоззрение личности, направляя его на непрерывное духовное развитие. Практическая реализация Программы 12 Шагов приводит к формированию философского мировоззрения . Истории жизни людей, описанные в книге «Анонимные Алкоголики» — это не просто свидетельства, иллюстрирующие успешность программы, это ее составная часть, необходимая для формирования мировоззрения .
Итак, в книге Анонимные Алкоголики излагается подход, согласно которому алкоголизм — это неизлечимая болезнь, которая имеет две составляющие — аллергия тела и одержимость ума. Тело больного организовано так, что небольшая доза спиртного запускает в действие механизм, при котором остановить потребление волевыми усилиями уже не возможно .
Наркология утверждает, что в таком случае необходимо полное воздержание от употребления алкоголя. И если тело больного лечится медицинскими способами, и здесь современная медицина в своем распоряжении имеет очень мощные методики и препараты, то одержимость ума медицина не лечит, и пациенты после некоторой ремиссии возвращаются к употреблению алкоголя.
Решение об употреблении принимается в уме. Ум больного алкоголизмом устроен так, что он выбирает всегда в пользу употребления. Иначе говоря, больной всегда находит вескую причину для употребления. Все ресурсы такого человека (и физические, и интеллектуальные) работают на употребление. Человек находится в самообмане, который и является проявлением одержимости ума .
Так происходит до полного истощения: физического, интеллектуального, морального. Деградация охватывает все сферы жизни. Дилемма, в которой живет такой человек, заключается в том, что он не может продолжать жить в употреблении, но и без употребления спиртного он жить не может. Именно поэтому врачи признают неизлечимость алкоголизма. Однако при всей безнадежности диагноза решение проблемы есть .
Программа 12 Шагов Анонимных Алкоголиков предлагает решение проблемы одержимости ума. Решение этой проблемы переносится в духовную область. Корень проблемы человека, одержимого алкоголем, полагают Анонимные Алкоголики, заключается в эгоцентризме . Эго алкоголика наполнено страхами и обидами, бесконечное переживание которых (resentment) блокирует выход к внешнему миру. Единственный способ выйти из этого круга негативных переживаний — это либо употребление алкоголя, что приводит к деградации личности, безумию, смерти; либо «работа по шагам» , «духовное пробуждение», «коренное изменение личности» .
Программа 12 Шагов излагает духовные принципы, приняв которые за основу образа жизни, алкоголик постепенно учится выстраивать отношения со своим эго, с ближайшим окружением (семьей), а затем и с миром в целом без спиртного. Таким образом, одержимость ума преодолевается, симптомы заболевания снимаются, к выздоровевшему алкоголику возвращается подлинный интерес к себе и другим людям. Он становится активным членом общества. Полное воздержание от спиртного (позитивная аскеза) длится день за днем годами. Философия жизни
Анонимных Алкоголиков основана на ценностях, среди которых абсолютная любовь (dydnn) является базовой.
Самое сложное и трудно объяснимое в Программе 12 Шагов — это принятие этих жизненно важных ценностей. И в этом заключается, пожалуй, единственное открытие Анонимных Алкоголиков. Это принцип горизонтальной передачи послания. Одержимость ума блокирует все каналы коммуникации с внешним миром, и в первую очередь те, которые угрожают употреблению. Право пить больной воспринимает как естественное и защищает его даже под угрозой смерти. Алкоголик не слышит ни родственников, ни врачей, ни священнослужителей. Эти люди являются для алкоголика «чужими». А вот товарища по употреблению, такого же, как он сам, «своего» алкоголик слышит.
Для того чтобы преодолеть навязчивое желание (потребность) выпить, «один алкоголик разговаривает с другим алкоголиком», они делятся друг с другом своим переживанием бессилия перед проблемой и надеждами на ее решение. Этот диалог является вопросом жизни и смерти для обоих, потому что через этот диалог алкоголик выходит из изоляции и узнает правду о себе. Правда заключается в том, что он — алкоголик, т.е. безнадежно больной человек, который нуждается в помощи. Эта правда отражается в истории другого человека, в котором алкоголик видит себя. И здесь нет проявления сентиментальной благотворительности и альтруизма. В этой ситуации заповедь «Возлюби ближнего как самого себя» работает, что называется, буквально. Программа 12 Шагов Анонимных Алкоголиков утверждает, что соблюдение этой заповеди является лучшим способом сохранения ремиссии .
Таким образом, в условиях процветания общества и культуры потребления христианская этика любви не исчерпала свой потенциал. Об этом свидетельствует популярность групп самопомощи, работающих на основе программы 12 Шагов Анонимных Алкоголиков.
ЛИТЕРАТУРА
Анонимные Алкоголики, AAWS, ink, New-York, 2001.
Брюн Е.А. Анонимные Алкоголики. Опыт сотрудничества. Независимость личности. — 2012. — Т. 4. — № 1 (8). — С. 2.
Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. — М., 1993.
Ницше Ф. Воля к власти: опыт переоценки всех ценностей. — М., 1994.
Соловьев B.C. Смысл любви // Сочинения. — М.: Мысль, 1988. — Т. 2.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
Философия любви. — М.: Политиздат, 1990.
Шелер М. Ресентимент в структуре морали. — СПб., 1999. Юнг К.Г. Архетип и символ. — СПб., 1991.
CHRISTIAN ETHICS OF LOVE
S.A. Lohov
Кафедра онтологии и теории познания Факультет гуманитарных и социальных наук Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 10/2, Москва, Россия, 117198
Key words: ethic values, Christian ethics of love, agape, humanism, 12-step program of Alcoholics Anonymous, resentment.
Anonimnye Alkogoliki, AAWS, ink, New-York, 2001.
Brjun E.A. Anonimnye Alkogoliki. Opyt sotrudnichestva. Nezavisimost’ lichnosti, 2012, t. 4, № 1 (8), s. 2.
Dzhejms U. Mnogoobrazie religioznogo opyta. M., 1993.
Nicshe F. Volja k vlasti: opyt pereocenki vseh cennostej. M., 1994.
Евангелие от Луки. Богословско-экзегетический комментарий. Архимандрит Ианнуарий Ивлиев
Новая книга Ианнуария Ивлиева, одного из ведущих российских библеистов, продолжает серию новозаветных комментариев. Это исследование посвящено первой части дилогии евангелиста Луки – Евангелию, в котором, по мнению автора, преодолены все барьеры, и Иисус становится доступным и иудеям, и язычникам, и праведникам, и грешникам – спасителем мира. Как и предыдущие книги Ианнуария Ивлиева, эта работа не исчерпывается скрупулезным комментированным чтением Евангелия. Излагая текст, стих за стихом, автор не только приводит несколько возможных вариантов перевода греческого новозаветного оригинала и дает разностороннее толкование тех или иных пассажей, но и размышляет об их этической и экзистенциальной значимости. Комментарий предназначен для широкого круга читателей, а также может служить пособием для студентов богословских школ и факультетов.<br /> Излагая текст Евангелия от Луки, стих за стихом, автор приводит несколько возможных вариантов перевода греческого новозаветного оригинала, предлагает различные пути понимания и в заключение обязательно определяет ту этическую и экзистенциальную значимость, какой по своей природе обладает тот или иной пассаж, та или иная перикопа (как говорили прежде в церкви). При чтении этого основополагающего для нашей цивилизации текста надо понимать, что он был составлен совсем в других культурно-исторических условиях, где царь и раб не были метафорами, что написан он на таком языке, в котором греческие лингвистические формы могут сочетаться с семитской семантикой, что портативный размер свитка, в который нужно было уложить обширный смысл, обусловил чрезмерный лаконизм и недосказанность текста. В этих условиях любой перевод воспроизводит лишь часть авторского замысла. Именно потому архим. Ианнуарий всякий раз отдавал предпочтение комментированному чтению, как в публикуемом томе. Читая вместе с ним, мы убеждаемся, что получаем гораздо больше, чем от простого перевода.