Е.А. Степанова* РЕЛИГИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ
Современная религиозная ситуация в России и прежде всего состояние российского православия как вероисповедания большинства российского населения (по крайней мере, согласно официальной точке зрения) не могут быть адекватно поняты без анализа их исторических истоков. Обращаясь к исследованию российской духовной традиции, необходимо в первую очередь отметить нето-ждественность восточной православной традиции в ее истоках, восходящих к греческим отцам церкви, и традиции русского православия, взятого как в собственно церковном смысле, так и в качестве общекультурного явления. Русь приняла крещение от Византии, и это сразу определило ее историческую судьбу, включив в определенный и уже сложившийся круг культурно-исторических связей, в живое и творческое взаимодействие со всем окружающим культурным миром. Крещение было радикальным разрывом с языческим прошлым, однако это не означало, что прошлое бесследно исчезло. «В смутных глубинах народного подсознания, как в каком-то историческом подполье, продолжалась своя, уже потаенная жизнь, теперь двусмысленная и двоеверная. И в сущности слагались две культуры: дневная и ночная»1.
Носителем «дневной культуры» было, конечно, меньшинство: заимствованная византийско-христианская традиция не стала общенародной и долгое время была достоянием немногих. В то же время в народном сознании развивается причудливая смесь языческих верований, мифологических сюжетов и христианского воображения, касающаяся прежде всего фундаментальных проблем человеческого существования. Противоборство этих двух культур на протяжении многих веков задавало своеобразие русской духовной традиции и, в частности, сформировало тот особенный образ хри-
* Степанова Елена Алексеевна — главный научный сотрудник отдела философии ИФиП УрО РАН, доктор философских наук.
1 Фроловский Г. Пути русского богословия. Киев, 1991. С.3.
стианства, который называется русским православием. Эти две составляющие русской духовной традиции по сей день во многом определяют тип веры в России.
Противоречивость и сложность исторических обстоятельств становления и развития Российского государства также оказали огромное влияние на формирование национального российского образа религиозности, который с некоторыми изменениями существует и в современной России. В их числе можно выделить следующие.
Прежде всего, это возникновение в период становления Московского царства апокалиптического учения о Москве — Третьем Риме, который должен был появиться на месте прежнего, павшего и исчезнувшего второго Рима — Константинополя. После падения Византийской империи, самого большого в мире православного государства, в русском народе пробудилось сознание того, что русское, московское царство остается единственным православным царством в мире и что русский народ — единственный носитель православной веры. Инок Филофей, выразитель этого учения, писал царю Ивану Грозному: «Два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не быть; твое христианское царство уже иным не достанется». Учение о Третьем Риме первоначально было эсхатологическим и апокалиптическим: в возрастании Москвы как последнего «земного» царства предчувствовался конец исторического времени. Только впоследствии эта апокалиптическая схема была перетолкована официальной идеологией в панегирическом смысле. Главным стало утверждение, что православные царства сошлись в Москве, так что Московский царь есть последний и единственный, а потому Вселенский Царь. Третий Рим должен был заменить, а не продолжить Второй; речь шла не о сохранении непрерывности византийской традиции, а о построении нового Рима взамен прежнего, павшего и исчезнувшего. Тем самым была нарушена преемственная связь с византийской традицией и возникла опасность сужения православного кругозора, подмены всемирного церковноисторического предания преданием местным и национальным.
Церковный раскол XVII в., который на много веков вперед определил основные противоречия в понимании роли церкви в Российском государстве, был в первую очередь связан с ослаблением
вселенского сознания русской церкви и возникшим убеждением в том, что православная вера есть русская вера, и наоборот, не русская вера — не православная вера. Это представление своеобразно преломилось в народном протесте против исправления древнерусского богослужебного чина по греческим образцам, которое было воспринято как повреждение истинной веры. Ошибочно думать, что раскол произошел исключительно по линии обрядоверия или что он имел какие-то аналогии с европейской Реформацией. Основная тема раскола — народное убеждение в том, что истинное православное царство, Третий Рим, нарушилось, произошла измена истинной вере. Государственной властью и высшей церковной иерархией овладел антихрист, в видимом царстве воцарилась неправда. С этого времени тема искания царства, основанного на правде, станет одной из основных в русской духовной традиции. Таким же постоянным станет раскол между официальной самодержавно-государственнической идеологией и сознанием народа.
В политическом смысле взаимоотношения церкви и государства определила церковная реформа Петра I, которая в сущности была опытом государственной секуляризации, заимствованным у западноевропейских протестантских государств, и в результате которой церкви была придана функция идеологического обслуживания государственных интересов. Во имя своего приоритета государство отныне не только требует от церкви подчинения, но и стремится вобрать и включить церковь внутрь себя, ввести ее в состав государственного строя и порядка. Государство отрицает независимость церковных прав и полномочий, и сама мысль о церковной независимости объявляется «папизмом». Государство утверждает себя как единственный и всеобъемлющий источник всех полномочий и всякого законодательства, всякой деятельности и творчества. У церкви не остается самостоятельной сферы деятельности, ибо государство все дела считает своими. И менее всего у церкви остается духовная власть, ибо государство чувствует и считает себя абсолютным. Оно берет у церкви ее задачи, принимает на себя безраздельную заботу о религиозном и духовном благополучии народа.
Главной идеологемой, освящающей роль церкви в государстве, стала знаменитая формула, появившаяся в 30-е гг. XIX в.: «са-
модержавие, православие, народность». Ее суть сводилась к объявлению исторической уникальности России, ее непохожести на Западную Европу, ее верности преданиям веков. Исключительность религиозного пути России заключалась, с этой точки зрения, в том, что русское православное исповедание было заимствовано из византийского источника, сохранившего предания ранней Церкви, и Россия осталась свободной от тех религиозных волнений, которые первоначально отклонили от истинного пути католическую церковь, а потом поселили раскол в ее собственной среде и произвели протестантизм с его бесчисленными сектами.
В результате противоречивых процессов в развитии российской религиозной культуры в русском официальном церковном православии исторически сформировалось недоверие к богословию, которое воспринималось исключительно как западное изобретение. Естественная богословская традиция православия, традиция греческой патристики, была прервана и почти забыта. Размышления о вере заменялись преданиями старины, бытовыми обрядами, благочестивым настроением или безотчетными чувствами. Этому, особенно во второй половине XIX в., способствовала официальная государственная политика, основанная на консервативной идеологии патриархального быта, идеализации наивной целостности души простого народа, которую запрещалось разлагать прививкой рассудочной западной цивилизации. Считалось, что народная вера — это истинная вера, спасающая души надежнее, чем умствования безбожной интеллигенции, и священники должны следовать за ней, поддерживая обряды в их исторической форме. Отсюда боязнь чрезмерного образования для священников и фактический запрет на обсуждение истин веры. Догматы стали восприниматься скорее в каноническом, чем в богословском смысле, как правила благочестия, а не источник живой истины веры.
Наконец, важную роль в становлении российской религиозности сыграл своеобразный протест со стороны культурного слоя русского общества против государственного абсолютизма в сфере духовной культуры, протест, который, начиная с распространения масонства в середине XVIII в., проявляется в упорном предпочтении западных духовных течений, долженствующих заменить «не-
подлинное» и зависимое от государства официальное православие. Это настроение постепенно вылилось в убеждение русской интеллигенции в том, что историческое православие пригодно только для необразованных народных масс. Разрыв между духовными исканиями образованного слоя русского общества, интеллигенции и народным сознанием проходил именно в области христианской веры. Традиционное православие оставалось верой простого народа, интеллигенция же, обратившаяся к поиску нового пути в вере, в большинстве случаев искала его в сфере философии и художественной литературы. Так через девять веков «дневная» и «ночная» культуры поменялись местами — православие было традиционно сильно в народе, но вряд ли имело для него какое-либо осознанное значение, превратившись по сути дела в обрядоверие; культурный же слой, в свое время создавший русское православие, стал искать свой собственный путь к христианству, но не признавал при этом русскую православную церковь подлинной хранительницей православной христианской традиции. Увлечение философией имело двоякий исход: для одних открылась дорога к вере, для других это был путь в безверие и даже в прямое богоборчество, завершившееся принятием «новой веры» — русского марксизма-ленинизма, в котором не было Бога, но сохранялось убеждение в мессианской роли России в мировой истории.
Социалистическая революция 1917 г. в корне изменила облик самодержавной Российской империи, на долгие десятилетия превратив ее в государство, тоталитарное во всех своих проявлениях. В частности, в области религиозной жизни вначале была поставлена задача полного искоренения религии. И хотя ее не удалось осуществить, церковь была надолго отстранена от серьезного влияния на людей. Парадоксально, что именно советская власть дала русской православной церкви то, что было отнято у нее со времен Петра Великого, — формальную независимость от государства. Первый за три прошедших века Поместный Собор, восстановивший сан Патриарха и тем самым давший православной церкви возможность самоуправления, состоялся в 1917 г. И хотя это было еще до Октябрьской революции 1917 г., новая власть формально больше не лишала церковь этой привилегии. Однако официальная
идеология, трактовавшая религию как «опиум для народа», объявившая веру несовместимой с коммунистической моралью и запретившая, согласно принципу отделения церкви от государства, любое участие церкви в общественных делах, допускала религиозную жизнь только внутри церковной ограды, тем самым практически лишив церковь паствы, поскольку открытое исповедание христианской веры стало опасным.
Однако коммунистическая и императорская России были противоположны только на первый взгляд. По сути дела, коммунизм был третьим проявлением русской великодержавности, русского империализма, после Московского царства и империи Петра. В коммунизме произошло соединение стремлений к социальной справедливости и к государственному могуществу, и второе оказалось сильнее. Было создано централизованное и милитаризированное государство, которое, помимо государственного насилия, держалось и на целостном миросозерцании. В Московском царстве и императорской России народ скреплялся единством религиозных верований. Новая единая вера — марксизм-ленинизм — объявила коммунизм воплощением Царства Божьего на земле, а Россию — тем источником, из которого коммунизм распространится на все человечество.
Как писал Н.А. Бердяев, вся история русской интеллигенции подготовляла коммунизм, в котором воплотились знаковые черты: жажда социальной справедливости и равенства, нелюбовь к Западу, стремление к тоталитарному мировоззрению, нетерпимость к другим мнениям, подозрительное отношение к просвещению и к культурной элите, отрицание духовных ценностей или сомнение в них, сосредоточенность на проблеме роли России в мировой истории и многое другое. Русская общественная мысль всегда была склонна к утопиям — в России утопистами были не только философы, но и цари. В образе коммунизма утопия о лучшем мире на русской почве обнаружила свою исключительную внутреннюю силу, когда русский православный народ, веками смиренно несший свою страдальческую долю и веривший в Бога и судьбу, вдруг отказался от своей веры и принял новую, в которой не было Бога, но зато оставалась надежда на осуществление мессианской роли России в мире.
Официальный атеизм только на первый взгляд был противоположен традиционному русскому православию. По сути дела, атеизм в коммунистической России был составной частью новой коммунистической религии.
Сложным был процесс приспособления православной церкви к реалиям коммунистической России. В период массовых репрессий 30-х гг. многие священнослужители погибли в лагерях. Идеология же руководства православной церкви сформировалась в то время, когда Сталин на фоне общего поворота страны от революционного интернационализма к великодержавности и русскому национализму в 1944 г. пытался воссоздать возглавляемую патриархом и обладающую четко выраженными функциями в государстве православную иерархию. Это была идеология «патриотического служения», предполагавшая поддержку правящей власти и противодействие любой внутренней нестабильности и западным влияниям. Она имела глубокие корни в прошлом церкви и общества, но вместе с тем представляла собой и нечто принципиально новое, ибо это «патриотическое служение» атеистическому государству позволило русской православной церкви найти свое место в коммунистическом обществе. И хотя церковь и вера продолжали преследоваться, для той части общества, которой позволялось сохранять религиозность (главным образом, малообразованному населению, проживавшему в сельской местности и небольших городах), православная церковь была единственной церковью, покровительствуемой государством, и при помощи атеистического государства она могла расправляться со своими противниками — представителями других христианских конфессий. При этом в самой церковной иерархии воспроизводились порядки, свойственные тоталитарному обществу в целом.
Религиозные умонастроения в современной постперестроеч-ной России отличаются чрезвычайным разнообразием и сложностью. Безусловным достижением политической реформы явилось учреждение демократического принципа свободы совести и равенства вероисповеданий. Принципиально изменился образ религии в общественном мнении. Теперь она почти единодушно расценивается как стержень всей культуры, как носитель нравственности и
духовности. Очевидно, что такой сдвиг — закономерное следствие слома прежней структуры партийно-государственной атеизма, место которого стали быстро заполнять ранее подавляемые религиозные конфессии, как существовавшие прежде (легальные и нелегальные), так и вновь возникшие. Но вряд ли можно однозначно трактовать это новое положение вещей в качестве религиозного возрождения.
Русская православная церковь в новой исторической ситуации, как только это стало возможным, вернулась к старой имперской идее единства православия и народности, согласно которой православная вера является исконно русской национальной особенностью, а православная церковь есть сам русский народ, взятый в его духовном устремлении. В политическом смысле иерархия православной церкви вернулась к привычной схеме служения власти, чтобы с ее помощью добиться привилегированного положения и вновь обрести статус государственной церкви, что подразумевает, в частности, признание православной церкви единственной законной наследницей всей собственности дореволюционной церкви, а также получение государственной поддержки в борьбе с конкурирующими конфессиями.
Но и власть в современной России демонстрирует движение навстречу чаяниям православной церкви, что вряд ли можно объяснить вдруг совершившимся религиозным обращением высших государственных чиновников. Можно указать на две основные причины этого: во-первых, власть в условиях мировоззренческого и идеологического вакуума, возникшего после крушения официального марксистско-ленинского мировоззрения, остро нуждается в дополнительных источниках легитимизации, и союз с исторической церковью тут незаменим; во-вторых, у власти срабатывают исторические самодержавные инстинкты: Россия, с ее точки зрения, для обеспечения государственного единства сегодня, как и всегда, нуждается в едином руководстве и единой вере.
Однако такая зависимость церкви от государства всегда приводила и приводит к искажению самой церковной жизни. Вот что писала в 1936 г. об этом феномене мать Мария (Скобцова): «Церковная жизнь постепенно перерождается по типу любого человече-
ского установления. Церковь становится ведомством, компрометируется государственными, подчас языческими идеалами. Эта отравленность церковного организма иногда заходит так далеко, что даже церковные иерархи утверждают, например, оправдываемость смертной казни с точки зрения христианства… Принадлежность к Церкви становится обязательной с государственной точки зрения, церковь широко распространяется, механически включая в свой состав всех служащих, принадлежащих данному государству. Христова икона подменяется бесчисленными правилами, канонами, традициями, внешними обрядами.»1
В России никогда не было глубоких демократических традиций. На протяжении двух последних веков она пережила тоталитаризм «самодержавия, православия и народности», сменившийся коммунистическим тоталитаризмом, и хотя идеологическая направленность зеркально противоположна, но в психологическом содержании и политических формах было много общего. Поэтому сегодня усиление православия объективно смыкается с настроением некоторой части населения, направленным против демократических реформ и ориентированным на возвращение России к статусу мировой державы, что проявилось в общественном мнении в последнее время. Религиозная тема в современных политических дискуссиях занимает далеко не последнее место, при этом сегодняшние «левые», вчерашние коммунисты, фактически стоят на позициях «православия, самодержавия (в его коммунистическом варианте) и народности», а «правые», тоже вчерашние коммунисты, но более социал-демократически настроенные, провозглашают необходимость следования мировым (западным) стандартам либеральной демократии, подразумевающим свободу совести, и выступают за нейтральность в сфере религии.
Что касается уровня религиозности в современной России, то можно предположить, что большинство бывших атеистов, утратив атеистическую веру, никакой другой взамен не обрело. Многие люди, искренне идентифицирующие русский народ и православие, не считают лично себя верующими и не являются прихожанами
1 Мать Мария. Воспоминания. Очерки. Статьи. Р., 1992. С.240-241.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
православной церкви. Число верующих православных остается сравнительно небольшим, так же как и число верующих других традиционных для России протестантских конфессий. В больших городах довольно широкое распространение получили новые религиозные конфессии, в основном пришедшие из Западной Европы и США, что вызывает постоянное беспокойство православной церкви, которая всячески пытается с помощью властей ограничить влияние этих конфессий, рассматривая их деятельность как «прозелитизм» и «сектантство».
Однако основную конкуренцию православию сегодня составляют не другие конфессии, а быстро растущая категория людей, которые определяют себя как «христиане вообще» и не стремятся прояснить свою конфессиональную принадлежность и принять на себя церковную дисциплину. Это в основном люди, имеющие высокий образовательный уровень и не идентифицирующие себя с православием, которое традиционно воспринимается как вера малообразованной части населения.
Наконец, достаточно распространенной является категория людей, которые считают себя верующими не в Бога, а в сверхъестественные силы, причем некоторые из них одновременно считают себя православными, некоторые — «христианами вообще», некоторые — атеистами, но вне зависимости от своих конфессиональных или атеистических предпочтений, это лица с достаточно эклектическим, неопределенным мировоззрением, с повышенным интересом к восточным религиозным учениям, спиритизму, современной паранаучной и парарелигиозной мифологии, строящейся вокруг парапсихологии, НЛО и т.п. Конечно, распространение такого типа мировоззрения — явление не российское, а всемирное, связанное с общемировым процессом кризиса традиционных религиозных и мировоззренческих систем. Но в сегодняшней России в условиях мировоззренческого хаоса и психологического кризиса число таких людей особенно велико. Таким образом, можно предположить, что общее состояние религиозности в России развивается в направлении большей неопределенности, и провозглашение «религиозного возрождения» оказывается весьма поспешным. Обращение в веру — акт интимный, затрагивающий весь внутренний
строй личности, он не может быть данью моде, уступкой духовным поветриям или способом выражения социально-политических ориентаций и приоритетов.
Духовная атмосфера в Российском государстве в течение всей многовековой истории его существования, как известно, представляла собой очень сложный конгломерат различных традиций и влияний, главные из которых — западноевропейская культура и культура восточного православия. С начала XVII в., со времени определения России в качестве огромной по своим размерам империи, главной проблемой русской общественной мысли становится вопрос об историческом пути России, вопрос о том, какая из двух основных традиций — западная или восточная — является основной. Сама постановка этой проблемы свидетельствует о некоторой фундаментальной психологической особенности русского менталитета — о наличии «комплекса неполноценности» в самоощущении страны, постоянно сомневающейся в собственном праве на существование, а потому обращающейся в поисках идеала либо к собственному прошлому, либо к соседней цивилизации.
Общественное сознание современной России несет в себе черты этой же наследственной болезни. Сегодняшние дискуссии о настоящем и будущем страны удивительным образом воспроизводят старые идеи и аргументы, активно обсуждавшиеся по крайней мере в течение последних двух веков. Сегодня, как и всегда, вопрос о том, во что же верит Россия, самым непосредственным образом связан с вопросом, верит ли Россия в себя. И ответ на этот вопрос может быть найдет при условии преодоления в общественном сознании как комплекса мессианской исключительности России — Богоизбранности, так и восприятия всех событий, происходящих в стране, как катастрофы — Богооставленности.
Недавно опубликованный первый федеральный список экстремистских материалов принес неожиданное открытие: большая его часть — это труды языческого волхва Доброслава (Добровольского). Месяц назад в одном из московских судов был вынесен приговор известному издателю языческой литературы Александру Аратову — 3 года условно. В Кургане двое язычников обвиняются в разжигании розни в интернете, а в Саратове возбуждено уголовное дело за распространение книги Истархова «Удар русских богов». Так кто же такие современные язычники? Во что верят? Много ли их и опасны ли они?
Как Сталин язычникам помог
7 ноября 1941 года товарищ Сталин обратился вовсе не к православным корням народа, а к его родной славянской вере — культу предков: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!». Так считают нынешние волхвы. Тому, что традиция не прервалась, они находят множество подтверждений. И не каких-нибудь банальных — вроде ежегодного появления в наших домах Деда Мороза и празднования Масленицы. Вот, например, плакат «Родина-мать зовет!» — это наследие культа земли-матери. Он же присутствует в кинофильмах, где богатыри обращаются к матери сырой земле, и в клятвах ее именем. Вечный огонь у могилы Неизвестного солдата — это ведь «крада» — погребальный огонь, на котором сжигали тела павших воинов. А раз люди несут к нему цветы — жива и традиция.
На первый взгляд впечатляет. Но христиане на это возражают, что, вспоминая о военачальниках, вождь мог думать и о православии — о святых, каковыми являются Александр Невский и Дмитрий Донской. Что же касается Вечного огня, то и тут мотивы устроителей известны — перед иконами и мощами горят лампады. Есть и у иудеев традиция зажигать поминальные свечи, а в Библии вообще сказано: «душа человека — свеча Бога». Как оно было на самом деле — уже спросить некого. Если так дальше продолжать, можно и нынешнего председателя Центризбиркома Чурова в язычники записать, ведь Чур — славянское божество. Зато в остроумии язычникам не откажешь. Хотя это неудивительно. Большинство из них — очень начитанные, с высшим образованием. Основатель и бессменный глава Союза славянских общин славянской родной веры (ССО СРВ) Вадим Казаков — инженер-сварщик. Дмитрий Гаврилов, волхв Иггельд из «Круга языческой традиции», — химик. Есть врачи, физики, юристы. Среди общинников немало молодежи. В лидеры выбились в основном люди среднего возраста и среднего класса. Сколько в России язычников — сказать трудно. По словам Иггельда, их 100 000. Казаков говорит, что в ССО их 3000: «Это мало, конечно. Но 10 лет назад было всего трое».
Тем не менее Казакову есть чем гордиться. На юбилейный — десятый — съезд ССО СРВ 20 июля из разных регионов России приехало около 150 человек. Заседали в актовом зале областного Народного дома. На большом экране демонстрировался слайд-фильм. Сначала черно-белые снимки — несколько язычников впервые встретились в Калуге. А вот сооружение первых капищ: устанавливают столбы. На цветных фотографиях — красавицы-славянки в национальных костюмах. Растет движение. Людей уже хватает для ритуальных поединков. На следующий день все это я уже увидел на празднике Перуна.
Зачем Перуну звезда Давида?
На большой поляне в 15 км от Калуги — костры, палатки. Возле них машины — в основном иномарки, вполне приличные. Действительно средний класс. Родноверов тут уже больше, чем на съезде. Приехали семьями — из Москвы, Питера, Ставрополя, Кирова. Толкутся у лотков, покупают книги, диски, обереги. А звезда Давида тут зачем? Оказывается, это древний символ слияния мужского и женского начал. А крест — символ богатства.
Ближе к вечеру около 200 человек — все в славянской одежде — по сигналу рожка выстроились перед символическими воротами. Казаков бил в бубен. Под его ритмичные удары язычники прошли через эти ворота и снова построились перед капищем, где жрецы зажгли огонь на жертвеннике. Прозвучали славословия Перуну. Затем родноверы сдали жрецам требы (жертвы в виде хлебов), а также обереги и оружие (исключительно разрешенное властями) для освящения. Казаков погадал на заячьей шкурке и выяснилось, что для Перуна надо провести обрядовые поединки. Выбрали три пары поединщиков. Одна состязалась в борьбе, другая в кулачном бою (удары разрешены только в корпус). Третьей паре пришлось биться в латах и шлемах. Одному бойцу достался меч, другому топор. С мечом сражаться было удобнее. Все прошло весело и обошлось без крови.
— Быть родновером — значит жить в ладу с миром, с природой, — объяснял мне Олег из Кирова, поджарый, лет 40, отставной офицер милиции. Теперь он адвокат и глава тамошней общины. Раз в месяц они собираются на своих капищах. В Калугу Олег приехал на съезд.
Яромир — лидер крупнейшей общины, ставропольской, в ней полторы тысячи человек. Он больше говорит не о всеобщей гармонии, а о проблемах — в убийстве двух русских студентов в Ставрополе обвинен родновер.
— Он не мог этого сделать, у него алиби, — утверждает Яромир, — и вообще, у нас люди серьезные, предприниматели. Мы от скинхедов-провокаторов избавились.
Неподалеку прохаживался бритоголовый малый в черной футболке с надписью на немецком: «С нами Бог».
— А у нас тут и скинхеды, фашисты, и антифашисты, и даже коммунисты, — улыбаясь, говорит Казаков. — Но на поляне мы все славяне, все приехали славить богов и предков.
«Фашисты» и «либералы»
Современное язычество делится на два направления. Одно из них условно считается либеральным — это «Круг языческой традиции» (КЯТ). Такую репутацию он заслужил, приняв в 2002 году «Битцевское обращение». В документе резко осуждаются нацизм и национал-шовинизм, межнациональная рознь и заявляется: «В языческой традиции критерием отношения к человеку является не «кто ты (по национальности и т.п.)», а «каков ты (в сути своей)».
Второе — ССО СРВ. Его лидер Вадим Казаков обвинения в фашизме и экстремизме отвергает:
— Доброслав и Истархов к нам никакого отношения не имеют. То, что они пишут, — их личное мнение. Я не все их взгляды разделяю. Вот Доброслав запрещает березки рубить, а на Купало всегда березку рубили. И политические взгляды его я не разделяю. Он восхваляет гитлеризм — я против. Как это можно?! Гитлер — враг славян.
— Члены вашего союза вскидывают руку характерным жестом, который использовали гитлеровцы.
— Это древний жест — от сердца к солнцу. А гитлеровцы много чем пользовались. Они сосиски ели — так что теперь не есть их? Кофе пили, чай — тоже не пить? Завод «Фольксваген» был построен по приказу Гитлера — не ездить на этих машинах?
— Доброслав был у вас верховным жрецом.
— Никогда не был. Эта байка гуляет по интернету. В 1999 году представитель «Коляды Вятичей» Николай Сперанский предложил на вече признать Доброслава волхвом, и большинством голосов признали.
Доброслав (Алексей Добровольский) — старый советский диссидент. Неоднократно подвергался арестам. Последний раз проходил по так называемому «процессу четырех» в 1967 году. Получил два года. Одним из его «подельников» был человек по фамилии Гинзбург. Это обстоятельство имеет значение, поскольку теперь его взгляды не только крайне антихристианские, но и резко антисемитские. А Николай Сперанский (Велимир) — один из старейшин современного язычества. Входит в КЯТ. Действительно ли он выдвигал Доброслава в волхвы, уточнить не удалось. На просьбу дать интервью «Известиям» Велимир ответил категорическим отказом, помянув при этом «янки, ищущих группы поддержки их ублюдочной дерьмократии» в преддверии выборов президента России. Так что зачислять КЯТ в «либералы», а ССО СРВ — в «фашисты» было бы слишком примитивно.
Хотя конфликт между язычниками есть. Вадим Казаков объяснил его так: «У КЯТ толерантность доведена до абсурда. У них славянскую общину может возглавить грек. Это нелепость. Чьих предков тогда славят?»
Но кроме противоречий у КЯТ и ССО СРВ есть и кое-что общее. Это напряженные отношения с православными. Верховода московской общины «Велесье» (КЯТ) Пересвет привел меня на оскверненное капище в одном из столичных лесопарков. Столбы были обуглены, их поджигали.
— Чур (деревянное изваяние. — «Известия») куда-то унесли. И притащили сюда целую кучу убитых кротов, — рассказал Пересвет.
Кроты — это символ. В Библии, в книге пророка Исайи, сказано: «В тот день человек бросит кротам и летучим мышам серебряных своих идолов и золотых своих идолов, которых сделал себе для поклонения им…»
Вадим Казаков, отвечая на вопросы о веротерпимости и межрелигиозном диалоге, говорит так: «О терпимости можно говорить с теми, кто нам не мешает. Вот кришнаиты нам не мешают, и мы им не мешаем. А православные приходят и рушат наши капища. Мы пока терпим… Но сколько можно терпеть? Я не знаю… Когда люди приходят и видят, что жертвенник повален, столб повален, свеча на нем церковная сожжена, сделан православный обряд по борьбе с язычеством. Что я могу прихожанам сказать?!» И в КЯТ, и в ССО СРВ думают о приобретении земли. Иначе защитить капища сложно. С тем, что общинам отказывают в регистрации, смирились обе структуры, действуют они как религиозные группы без образования юридического лица.
Но кроме проблем, все язычники сходятся в одном.
— Люди и боги единый Род, — говорит волхв Иггельд. — Боги — предки людей.
Преданья старины глубокой
Сложнее всего разобраться в религиозной составляющей русского язычества. Религиоведы сегодняшних почитателей Перуна, Дажьбога, Макоши и Сварога называют неоязычниками — последователями заново созданных культов. По мнению ученых, к древним они не имеют никакого отношения, поскольку никто не знает, каковы были верования славян. Есть несколько монографий (Николая Гальковского, Евгения Аничкова и Бориса Рыбакова), причем все они отмечают отсутствие полноценных письменных источников. Их всего два вида. Первый — договора с Византией. В них князья Олег, Игорь и Святослав клянутся Перуном. Но никаких сведений о самом Перуне и его деяниях в этих документах нет. Второй — христианские летописи, пособия для проповедников и вопросники для исповедей. Например, священнику следовало спросить: «Не кланялась ли Макоши?» Но кем ее почитали?
С большим трудом удалось составить списки божеств. Их «род занятий» — лишь версии и догадки ученых. Например, так: Перун-громовержец — бог военных, дружина его именем клялась. Сварог — бог богов, бог огня, кузнец и учредитель брака. Сын Сварога — Дажьбог — бог солнца и податель благосостояния. Хорс — бог солнца. Стрибог — бог ветров. Макошь — богиня домашнего хозяйства. Волос (Велес) — по одной версии бог торговли, а по другой — бог пастухов («скотий бог»). Бога по имени Род Гальковский описывает как «производителя, совокупность мужских членов племени», а Рожаницы, по его мнению, — помощницы при родах. Ученый считает, что Род и Рожаницы входили в общий культ предков. О Яриле, по словам Гальковского, впервые упоминает Тихон Задонский в 1763 году: «яриться значит иметь похоть». Купало — не бог, а праздник. Аничков добавляет, что Берегини — это далекие предки русалок.
О самих обрядах информации еще меньше. По данным Аничкова, для жертвоприношений использовали в основном продукты, но людей иногда тоже. О человеческих жертвоприношениях пишет и Лев Гумилев. По его мнению, именно это обстоятельство сильно облегчило крещение Руси, ибо киевляне были не в восторге от перспективы оказаться принесенными на алтарь Перуна. В качестве места культа предков Аничков указывает баню. Он же в книге «Язычество и Древняя Русь» упоминает некий фаллический обряд, но в чем была его суть, не рассказывает — щадит нравственность читателей. Гальковский пишет о почитании земли: «Покойника обмывали, чтобы не осквернить землю», а в последний путь его снабжали всем необходимым. Из этого автор заключает, что загробная жизнь в представлении славян была аналогом земной. Вот собственно и все, что может предложить наука.
Вера или «новодел»?
И в «Круге языческой традиции», и в Союзе славянских общин согласны с тем, что письменных свидетельств русского язычества не сохранилось.
— Это называется реконструкцией, — объясняет волхв Иггельд, — сохранились сказки, богатейший этнографический материал, которого не было у историков прошлого. Сохранились мифы, особенно балтийские и финно-угорские, и мы вполне можем их принять.
Такой же точки зрения придерживается и Вадим Казаков:
— Остались сказки, былины, песни обрядовые, Масленица и Купало. А кроме славянской есть литовская традиция, она сохранилась лучше. Там Перун — Перкунас. Это балто-славянская группа. Есть германские, скандинавские источники. Индоевропейский корень один, и по аналогии мы можем увидеть свое. До наших дней сохранились колдуны, бабки, которые заговорами лечат. Пусть они пользуются христианской атрибутикой, но это же не христианская традиция.
Единого языческого культа, всеми принятой религиозной доктрины сегодня пока нет. А то, что есть, выглядит крайне запутанно. Так, Вадим Казаков говорит, что верховное божество Род — мужское воплощение Сварог, а женское — Лада. Волхв Пересвет называет Рода великим Триглавом: Род, Черно-Бог и Бело-Бог. Эти два бога противостоят друг другу. Бело-Бог — бог созидания , а Черно-Бог — разрушения. А Доброслав отрицает двух противоположенных божеств, совместно контролирующих мир во взаимной борьбе. Он же называет Макошь одним из образов великой матери-земли, тогда как другие язычники считают ее богиней судьбы и женского хозяйства. Пересвет допускает обращение к Велесу за мудростью и деньгами, а Казаков уверен, что просить у богов вообще ничего нельзя. Их надо славить, ну а в крайнем случае — во время обряда рассказать, в чем именно не везет. А Доброслав считает, что никаких воспоминаний об обрядах и празднествах в честь Перуна не сохранилось и что вообще «невозможно восстановить древние представления о Дажьбоге, Стрибоге» и других богах, подателях благ.
«Одна погибшая душа — это очень много»
Заведующий службой коммуникации отдела внешних церковных связей Московского патриархата священник Михаил Прокопенко:
— Уход в язычество — это один из самых тяжких грехов. Это измена Христу. Это ставит человека вне Церкви и лишает его подающейся там благодати. Много или мало в России язычников? Одна погибшая душа — это уже неисчислимо много. А если говорить просто о количестве — это движение уже вряд ли получит такое широкое распространение, как могло бы случиться на излете богоборческой власти. О фактах разрушения капищ я не знаю. В истории Церкви такие случаи были, но эти люди жили в соответствии со своим временем. Сейчас большего можно добиться деятельной проповедью. Что касается уголовного преследования язычников, то, думаю, оскорбления сеют вражду, ненависть, подрывают гражданский мир.
«Не начать русской ссоры»
Координатор «Русского проекта» «Единой России» Иван Демидов:
— Язычество — следствие общего помрачения умов. Чему удивляться, если, по данным переписи, у нас есть гоблины и эльфы? А если говорить серьезно — этот духовный запрос выливается в экзотические формы. Думающим людям в их поисках русской цивилизации я бы посоветовал проанализировать — кто и как ее создавал. Опасны ли язычники? Серьезный раскол невозможен, но ментальные извращения становятся политическим оружием, а капля камень точит. Но надеюсь, что люди, выбирающие девизом слова «будет хорошо русским — будет хорошо всем», не начнут русской ссоры.