Научная истина — это знание, которое отвечает двойному требованию: во-первых, оно соответствует действительности; во-вторых, оно удовлетворяет ряду критериев научности. К этим критериям относится: логическая стройность; эмпирическая проверяемость; возможность предсказывать на основе этих знаний новые факты; непротиворечивость тем знаниям, чья истинность уже достоверно установлена. Критерием истины могут служить следствия, выводимые из научных положений.
Вопрос о научной истине — это вопрос о качестве знаний. Науку интересует лишь истинное знание. Проблема истины связана с вопросом о существовании объективной истины, то есть истины, которая не зависит от вкусов и желаний, от человеческого сознания вообще. Истина достигается во взаимодействии субъекта и объекта: без объекта знание теряет свою содержательность, а без субъекта нет самого знания. Поэтому в трактовке истины можно выделить объективизм и субъективизм.
Субъективизм — наиболее распространённая точка зрения. Её сторонники отмечают, что истина не существует вне человека. Из этого они делают вывод, что объективной истины не существует. Истина существует в понятиях и суждениях, следовательно, не может быть знания не зависящего от человека и человечества. Субъективисты понимают, что отрицание объективной истины ставит под сомнение существование любой истины. Если истина субъективна, то получается: сколько людей, столько и истин.
Объективисты абсолютизируют объективную истину. Для них истина существует вне человека и человечества. Истина и есть сама действительность, не зависящая от субъекта.
Но истина и действительность, — разные понятия. Действительность существует независимо от познающего субъекта. В самой реальности истин нет, а есть лишь предметы со своими свойствами. Она появляется в результате познания людьми этой реальности.
Истина объективна. Объект существует, не зависимо от человека, и любая теория отражает именно это свойство. Под объективной истиной понимают знание, продиктованное объектом. Истина не существует без человека и человечества. Поэтому истина — есть человеческое знание, но не сама реальность.
Существуют понятия абсолютной и относительной истины.
Абсолютная истина — это знание, совпадающее с отображающим объектом. Достижение абсолютной истины — это идеал, а не реальный результат.
Относительная истина — это знание, характеризующееся относительным соответствием своему объекту. Относительная истина представляет собой более или менее истинное знание. Относительная истина может уточняться и дополняться в процессе познания, поэтому она выступает как знание, подлежащее изменению.
Есть много концепций истины:
-на соответствие знаний и внутренней характерной среды;
-соответствие врожденных структур;
-соответствие самоочевидности рационалистической интуиции;
-соответствие чувственного восприятия;
-соответствие априорного мышления;
-соответствие целевым установкам личности;
-когерентная концепция истины.
В концепции когерентной истины суждения являются истинными, если они логически выводятся из постулатов, аксиом, не противоречащих теории.
Основными особенностями научного познания являются:
1. Основная задача научного знания — обнаружение объективных законов действительности — природных, социальных (общественных), законов самого познания, мышления и др. Отсюда ориентация исследования главным образом на общие, существенные свойства предмета, его необходимые характеристики и их выражение в системе абстракций. Научное познание стремиться вскрыть необходимые, объективные связи, которые фиксируются в качестве объективных законов. Если этого нет, то нет и науки, ибо само понятие научности предполагает открытие законов, углубление в сущность изучаемых явлений.
2. Непосредственная цель и высшая ценность научного познания — объективная истина, постигаемая преимущественно рациональными средствами и методами, но, разумеется, не без участия живого созерцания. Отсюда характерная черта научного познания — объективность, устранение по возможности субъективистских моментов во многих случаях для реализации «чистоты» рассмотрения своего предмета.
3. Наука в большей мере, чем другие формы познания ориентирована на то, чтобы быть воплощенной в практике, быть «руководством к действию» по изменению окружающей действительности и управлению реальными процессами. Жизненный смысл научного изыскания может быть выражен формулой: «Знать, чтобы предвидеть, предвидеть, чтобы практически действовать»- не только в настоящем, но и в будущем. Весь прогресс научного знания связан с возрастанием силы и диапазона научного предвидения. Именно предвидение дает возможность контролировать процессы и управлять ими. Научное знание открывает возможность не только предвидения будущего, но и сознательного его формирования. «Ориентация науки на изучение объектов, которые могут быть включены в деятельность (либо актуально, либо потенциально, как возможные объекты ее будущего освоения), и их исследование как подчиняющихся объективным законам функционирования и развития составляет одну из важнейших особенностей научного познания. Эта особенность отличает его от других форм познавательной деятельности человека».
Существенной особенностью современной науки является то, что она стала такой силой, которая предопределяет практику. Из дочери производства наука превращается в его мать. Многие современные производственные процессы родились в научных лабораториях. Таким образом, современная наука не только обслуживает запросы производства, но и все чаще выступает в качестве предпосылки технической революции.
4. Научное познание в гносеологическом плане есть сложный противоречивый процесс воспроизводства знаний, образующих целостную развивающуюся систему понятий, теорий, гипотез, законов и других идеальных форм, закрепленных в языке — естественном или что более характерно — искусственном (математическая символика, химические формулы и т.п.). Научное знание не просто фиксирует свои элементы, но непрерывно воспроизводит их на своей собственной основе, формирует их в соответствии со своими нормами и принципами. В развитии научного познания чередуются революционные периоды, так называемые научные революции, которые приводят к смене теорий и принципов, и эволюционные, спокойные периоды, на протяжении которых знания углубляются и детализируются. Процесс непрерывного самообновления наукой своего концептуального арсенала — важный показатель научности.
5. В процессе научного познания применяются такие специфические материальные средства как приборы, инструменты, другое так называемое «научное оборудование», зачастую очень сложное и дорогостоящее (синхрофазотроны, радиотелескопы, ракетно — космическая техника и т. д.). Кроме того, для науки в большей мере, чем для других форм познания характерно использование для исследования своих объектов и самой себя таких идеальных (духовных) средств и методов, как современная логика, математические методы, диалектика, системный, гипотетико-дедуктивный и другие общенаучные приемы и методы.
6. Научному познанию присущи строгая доказательность, обоснованность полученных результатов, достоверность выводов. Вместе с тем здесь немало гипотез, догадок, предположений, вероятностных суждений и т. п. Вот почему тут важнейшее значение имеет логико-методологическая подготовка исследователей, их философская культура, постоянное совершенствование своего мышления, умение правильно применять его законы и принципы.
Структура научного познания.
Структура научного познания представлена в различных ее срезах и соответственно в совокупности специфических ее элементов. Рассматривая основную структуру научного познания, Вернадский считал, основной остов науки включает в себя следующие элементы:
— математические науки во всем их объеме;
— логические науки почти всецело;
— научные факты в их системе, классификации и сделанные из них эмпирические обобщения;
– научный аппарат, взятый в целом.
С точки зрения взаимодействия объекта и субъекта научное познание, последнее включает в себя четыре необходимых компонента в их единстве:
1) субъект науки – ключевой ее элемент: отдельный исследователь, научное сообщество, научный коллектив и.т.п., в конечном счете, общество в целом. Они и исследуют свойства, стороны отношения объектов и их классов в данных условиях и в определенное время.
2) объект науки (предмет, предметная область) – то, что именно изучает данная наука или научная дисциплина. Иначе говоря, это все то, на что направлена мысль исследователя, все, что может быть описано, воспринято, названо, выражено в мышлении и.т.п. В широком смысле понятие предмет,
во-1, обозначает некоторую ограниченную целостность, выделенную из мира объектов в процессе человеческой деятельности и познания,
во-2, объект в совокупности своих сторон, свойств и отношений, противостоящий субъекту познания. Понятие предмет может быть использовано для выражения системы законов, свойственных данному объекту. В гносеологическом плане различие предмета и объекта относительно и состоит в том, что в предмет входят лишь главные, наиболее существенные свойства и признаки объекта.
3) система методов и приемов, характерной для данной науки или научной дисциплины и обусловленных своеобразием из предметов.
4) свой специфический язык – как естественный, так и искусственный (знаки, символы, математические уравнения, химические формулы и т.д.). При ином срезе научного познания в нем следует различать такие элементы его структуры:
-
фактический материал, почерпнутый из эмпирического опыта,
-
результаты первоначального концептуального его обобщения в понятиях и других абстракциях,
-
основанные на фактах проблемы и научные предположения (гипотезы),
-
«вырастающие» из них законы, принципы и теории, картины мира,
-
философские установки (основания),
-
социокультурные ценностные и мировоззренческие основы,
-
метод, идеалы и нормы научного познания, его эталоны, регулятивы и императивы,
-
стиль мышления и некоторые другие элементы.
1 Арзаканян Ц.Т. Горохов В.Г. Предисловия // Философия техники в ФРГ. 1989. с. 4.
2 Ломоносов. Собрание социнений. М. 1951. С 351-352.
3 Там же с 359-360.
4 Филосфский энциклопедический славрь. М. 1983. С 403.
5 Краткий энциклопедический славарь М. 1994. С 287-288.
6 Кант И. Критика чистого разума. М. Мысль. 1994. С. 591.
7 Кант И. Метафизическая начала естествознания //. Кант. Соч. М. 1963. Т.8-543с.
8 Шопенгуаер А. Мир как воля и представление //. Собр.
9 Ясперс К. Смысл и назначение истории. М. Респ.
10 Кант И. Пролегомены ко вской будущей метафизике, могущей возникнуть в смысле науки. М. 1993 С. 240.
11 Кант И. Логика // Соц. в 8-т. Т 8. М. 1994. С. 266.
12 Хайдеггер М. Время и бытия. Статьи и выступая М. Республика 1993. 447с.
Что есть истина?
Вопрос о том, что же такое истина, является одним из определяющих бытие человечества на всех стадиях его истории. По где искать ответ на него? Следует ли говорить об «истинном» и «неистинном» бытии в самом мире? Могут ли реально существующие вещи быть ложными? Представьте себе человека, идущего ночью по незнакомой ему местности (в лесу, например). В какой- то момент он может издали принять куст за притаившегося разбойника или зверя. Является ли в данном случае сам этот куст «ложным разбойником»? Или неверным оказывается человеческая оценка ситуации, в которой он находится в некоторый данный момент? В какой степени человеческое представление о действительности определяется самой этой действительностью?
Давно известно, что люди могут различным образом воспринимать одни и тс же предметы и явления реальности, в зависимости от особенностей своего состояния (еще античные врачи, например, отмечали, что при некоторых заболеваниях сахар воспринимается как горький). В сказке А. М. Волкова «Волшебник Изумрудного города» Элли и ее друзья увидели стены и дома города, в котором правил «великий и ужасный» волшебник Гудвин, зелеными и поверили, что они и вправду из драгоценного камня. На самом деле цвет окружающего определялся тем, что на всех входящих в город надевали зеленые очки. Люди всегда смотрят на мир через всевозможные «очки», которыми их снабжает собственный разум.
Основные концепции истины в современном познании
Обобщая накопленный человечеством опыт, можно сказать, что вещи на протяжении их существования могут оставаться теми же, а вот мнение людей об их природе и свойствах часто изменяется. Поэтому «истинно» и «ложно» – характеристики, относящиеся не к самой реальности, а к нашим знаниям о ней. В одном из своих диалогов античный философ Платон описывает ситуацию, в которой его учитель Сократ предлагает отличать истинную речь от ложной, утверждая: «В таком случае тот, кто говорит о вещах в соответствии с тем, каковы они есть, говорит истину, тот же, кто говорит о них иначе, лжет». Из текста следует, что Сократ считает истиной соответствие человеческого мнения о вещах самим вещам. И хотя сам Платон связывал истину с наличием особого «мира идей», существующего независимо от человека, но, как видно из приведенного диалога, он размышлял над возможностью и других подходов к этой проблеме.
Понимание истины как оценки знания, содержание которого совпадает с действительным положением дел, стало центральным в философии другого знаменитого мыслителя древности – Аристотеля. С возникновением науки эго представление легло в основу так называемой теории соответствия (корреспонденции), которая способствовала ориентации исследователей на эмпирическую проверку выдвигаемых гипотез. Те из них, которые подтверждались опытом, входили в состав научного знания, не подтверждающиеся отбрасывались. Долгое время казалось, что подобный подход позволяет однозначно отделить научные представления от ненаучных.
Но развитие познания постепенно привело к усилению в нем роли теоретических средств, результаты применения которых не всегда напрямую соотносимы с эмпирически наблюдаемой действительностью. Это относится, в частности, к фрагментам знания, представленным в формализованном виде (например, на языке математики). Да и вообще, непосредственное сопоставление идей, порождаемых мышлением, с реальными явлениями объективного мира вряд ли возможно. Мир раскрывается людям лишь в создаваемых ими знаниях о нем. То, что человеку неизвестно, для него как бы не существует. Следовательно, процедура эмпирического обоснования гипотез на самом деле состоит в том, что содержание знания, истинность которого только устанавливается, сопоставляется не с самой предметной реальностью, а с содержанием других знаний, истинность которых уже установлена.
Сомнение в универсальности концепции корреспонденции возникло довольно давно. Еще немецкий математик и философ XVIII в. Г. Лейбниц выделял «истины разума», выражавшие необходимую связь явлений, и «истины факта», обусловленные случайным, сиюминутным состоянием действительности. Поэтому наряду с классической концепцией соответствия в науке оформилась когерентная концепция истины. С точки зрения данного подхода, новые представления о мире должны считаться истинными в том случае, если они не противоречат уже имеющимся знаниям.
Обе указанные концепции до сих пор используются в научном познании, определяя оценку производимого учеными знания.
- Когерентная концепция истины, «согласно которой истинность утверждения обеспечивается его согласованностью с утверждениями, истинность которых уже доказана и подтверждена».
Вопросы философии
М.Е. БУЛАНЕНКО
Понятие истины в современной науке и концепция коммуникативной рациональности
Рассматривается проблема рационального самообоснования современной науки с учетом принципиального значения понятия истины в научном и философском познании. Оценивается вклад концепции коммуникативной рациональности в решение указанной проблемы.
Ключевые слова: истина, экспериментально-математическое естествознание, экспертное знание, коммуникативная рациональность, трансцендентальная прагматика, интерсубъективность.
Idea of truth in contemporary science and conception of communicative rationality. M.E. BULANENKO
Настоящим исследованием мы, в первую очередь, хотим привлечь внимание российского научного сообщества к мировому феномену эпистемических сообществ (epistemic communities). Данный феномен связан с обретением научными сообществами в условиях становления «экономики знаний» собственной субъектности. В этих условиях ученые не просто стремятся к постижению истины (это стремление — суть научного познания), но, относясь к истине как безусловной ценности, имеют возможность вывести свое коллективное понимание истины на уровень общезначимых политических и экономических решений. Примером такого сообщества является Пагоушское движение, образованное выдающимися учеными в 1955 г. (Это движение определяет себя как «сообщество научно образованных экспертов, занимающихся политически ориентированными исследованиями
Статья представляет одно из тематических направлений коллективного научно-исследовательского проекта факультета культурной антропологии ДВГТУ
«Исследование международных эпистемических сообществ Азиатско-Тихоокеанского региона и оценка перспектив влияния на их деятельность российской интеллектуальной элиты» (Госконтракт № Р866 от 18.08.2009 г.), который выполняется в рамках федеральной целевой программы «Научные и научнопедагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 годы». Руководитель проекта д-р филос. наук, проф. С.Е. Ячин.
в области международной безопасности и контроля над вооружением».) Ныне таких сообществ «научно образованных экспертов» насчитывается значительное количество, в том числе в АТР. Помимо вопросов военной безопасности основными направлениями их деятельности являются: экологические проблемы, мировые ресурсы, мировое образование и т. д. (всего мы выделяем 15 таких направлений). Эпистемические сообщества, как правило, работают в интернациональном режиме, и это важный показатель того, что они обслуживают не частные интересы государств или корпораций (как обычные экспертные группы), но непосредственно стремятся реализовать свое коллективное понимание истины в общезначимых для человечества решениях.
В современных условиях «общества, основанного на знаниях», принципиально важно то, как сами ученные понимают, какого рода критерии можно использовать для утверждения истинности своих теорий, поскольку предметом их познания становятся не столько естественные объекты (собственно физический мир), но технические (и социотехнические) объекты и разработки.
Одно из современных философско-методологических решений коллективного поиска истины имеет название «коммуникативная рациональность».
Основная задача настоящего исследования — в самых общих чертах определить специфику понятия истины, принятого в современной науке, и оценить вклад в переосмысление этого понятия со стороны одной из наиболее влиятельных философских концепций, исследующих основания научной рациональности. Разработка концепции, о которой идет речь, связана в основном с именами Карла-Отто Апеля (р. 1922) и Юргена Хабермаса (р. 1929), а понятие коммуникативной рациональности, используемое для обозначения этой концепции, отсылает к предложенному ее авторами пониманию рациональности как интерсубъективного явления. В основном мы сосредоточим свое внимание на позиции К.-О. Апеля, поскольку именно ему принадлежит заслуга глубокого философского обоснования концепции коммуникативной рациональности и создание на ее базе теории истины, адекватной духу современного научного познания.
Как известно, понятие науки, утвердившееся в Западной Европе в эпоху нового времени и постепенно распространившееся на весь мир, определяется тем центральным значением, которое в общей системе наук приобретает экспериментально-математическое естествознание.
Принятое новоевропейской наукой понятие истины восходит к общеизвестному определению Фомы Аквинского, понимавшего истину как «adaequatio rei et intellectus» — «соответствия предмета и ума» (Сумма теологии I, q. 16). Это определение имело свои источники в современной Фоме Аквинскому еврейской философии, но последняя, как и Фома, без сомнения, ориентировалась здесь на Аристотеля, для
которого истина — это «говорить о сущем, что оно существует, а о несущем, что оно не существует» (Метафизика, 1011Ь, 26-27)1.
Как и Аристотель, а возможно даже в большей степени, Фома исходил из теологического понимания истины: для него указанное «соответствие» имеет место только в Боге (ср. аристотелевскую характеристику божественного бытия как чистого мышления: «Одно и то же ум и то, что он мыслит» — ташбу vouc; ка! vonт6v. Метафизика, 1072Ь, 21-22). Однако в связи с перемещением интереса философов нового времени в сторону изучения человеческого субъекта и его познавательных способностей, «аdаequаtю» Фомы стало пониматься как соответствие мысленных представлений субъекта внеположным ему предметам и в такой интерпретации было воспринято естествоиспытателями. По всей видимости, субъект-объектная парадигма понимания истины в наибольшей степени отвечала общему представлению экспериментально-математического естествознания о задачах и методах познания, а потому становилась все более влиятельной, причем не только в естественных, но и в гуманитарных науках, включая саму философию.
Однако от философов и ученых не могло укрыться то обстоятельство, что подобное понимание истины ставит исследователя перед трудноразрешимой проблемой: субъект не имеет возможности проверить, насколько его представление («репрезентация») соответствует противостоящему ему предмету, поскольку он не может выйти за пределы своего сознания и как бы взглянуть на всю ситуацию со стороны. Сравнению будут доступны только различные модели репрезентации того или иного явления , но чему они соответствуют в действительности — это должно будет навсегда остаться неизвестным. И если у Декарта «зрителем со стороны» и гарантом истинности человеческого познания выступает Бог, который, будучи всеблагим, не станет намерено создавать неспособного к познанию истины человека, то уже Юм приводит обоснованные доводы в пользу скептицизма как в отношении распространенных представлений о Боге, так и в отношении способности человека к окончательному познанию действительности.
Так на горизонте научного познания возникает угроза антиреализма, представления о том, что человеческое познание имеет дело с человеческими же мыслительными конструкциями, а не с действительностью, выходящей за пределы этих конструкций.
1 Переход от этого определения к определению, которым пользовался Фома, нуждается в небольшом пояснении. В ряде мест, в том числе в трактате Об истолковании (16а, 4-5), Аристотель говорит о первичности мысли (ее «состояний») по отношению к высказыванию. Поэтому истина и ложь понимаются им в первую очередь в связи с состояниями мысли, когда им и выражающим их высказываниям соответствует либо не соответствует то или иное «обстоятельство» (ср., например, Категории, 4Ь, 8-10).
Наиболее значительная попытка ответа на скептический вызов была предпринята в XVIII в. Кантом, рассчитывавшим преодолеть данный скептицизм средствами трансцендентальной философии. Трансцендентальная философия подразумевает возможность обоснования рациональности (иначе говоря, возможность достижения абсолютно достоверного и неопровержимого познания) без опоры на эмпирический опыт, всегда остающийся неполным, а потому неспособным обеспечить предельную достоверность знания. Основания познания Кант усматривал в присущих человеку (как трансцендентальному субъекту) доопытных структурах мышления, упорядочивающих сам опыт. Поскольку эти структуры имеют всеобщий и неизменный характер, то опирающиеся на них основоположения естественных наук также всеобщи и неизменны.
Не останавливаясь сейчас на вопросе о том, насколько Канту удалось разрешить скептические сомнения и насколько убедительным оказалось его собственное обоснование науки, упомянем о той линии развития кантовской мысли, которая в итоге стала одним из источников концепции коммуникативной рациональности.
Развивая соображения Канта о доопытных формах познания и занимаясь поиском критерия истинности, который бы мог быть действенным на каждом данном этапе познания, американский философ-прагматист Ч.С. Пирс (1839-1914) приходит к мысли об обосновывающей роли интерсубъективности2. Обратим внимание на то обстоятельство, что в это же время в схожем направлении двигались С.Н. Трубецкой и Г.Г. Шлет в России, используя вместо понятия интерсубъективности понятие «соборность»3. У Пирса трансцендентальный субъект также приобретает коллективный характер, поскольку всеобщие формы познания и их символическое выражение в языке, строго говоря, являются достоянием не одного человека, а всей общности людей, к которой принадлежит человек. Поэтому абсолютной истиной, по Пирсу, будет «ultimate opinion» («окончательное мнение») сообщества ученых, познавших действительность как она есть. Соответственно, наиболее подходящий критерий для удостоверения истинности знания в каждый данный момент (при невозможности сверить соответствие наших представлений реальности) — это communis
2 Теория происхождения категорий познания, созданная Гегелем и в ряде отношений превосходящая теорию Пирса, не может быть рассмотрена в настоящей статье, поскольку подобное рассмотрение потребовало бы значительного отклонения от нашей темы.
3 Ср.: , а также обобщающие наблюдения А.В. Гулыги: «Трубецкой исходил из Канта, определившего познавательные формы как трансцендентальные. Он упрекнул Канта за то, что тот не провел достаточного различия между трансцендентальным и субъективным. Трансцендентальное, по Трубецкому, соборно. Во всех актах теоретического и этического характера мы держим внутри себя собор со всеми. И вот его вывод: «Сознание не может быть ни безличным, ни единоличным, ибо оно более, чем лично, будучи соборным”» .
opinio, когда истина отождествляется с результатом консенсуса экспертов как наиболее сведущих в том или ином вопросе исследователей .
Однако даже в англо-американской философии идеи Пирса в течение долгого времени не привлекали к себе должного внимания. Одной из причин этого стал усиливающийся в первые десятилетия ХХ в. сциентизм, приверженцы которого стали воспринимать физику как идеальную форму познания — и с точки зрения метода, и с точки зрения полноты и достоверности сообщаемых ею знаний. По убеждению сциентистов, физика не только не нуждается в каком-либо обосновании со стороны философии, но, напротив, сама философия должна сводиться к изучению тех методов, которые делают физику эффективной формой познания (см. об этом ).
Попытка возрождения трансцендентальной философии, предпринятая К.-О. Апелем в 1960-е годы, во многом возникла как реакция на нерефлексивную установку философов-сциентистов по отношению к науке, хотя сама наука, как мы убедились, опирается на основания, изучение которых выходит за пределы применимости естественно-научных методов, но без которых никакое научное познание невозможно. Продолжая интерсубъективистскую линию интерпретации Канта, начатую Пирсом, Апель предлагал искать трансцендентальные основания познания не в субъекте, а в отношениях между субъектами. Согласно Апелю, структуры мышления — понятия и правила их связи, схемы и нормы аргументации — не есть нечто врожденное и находящееся «в голове», они существуют в первую очередь в общении между людьми. Соответственно, дать окончательное обоснование рациональности возможно, лишь показав, что в практике аргументирования обнаруживают себя предельные и непреложные основания познания, предшествующие всякому конкретному познавательному акту. Отсюда название «трансцендентальная прагматика», закрепившееся за философией Апеля.
Важно отметить, что обоснование рациональности, предпринимаемое Апелем, не дедуктивно (т. е. не исходит из неких недоказуемых аксиом), а рефлексивно и саморефлексивно. Это означает, что основания и правила аргументации не могут быть произвольно установлены и произвольно же изменены (в противоположность математическим или формально-логическим аксиомам): они выявляются в процессе аргументативного же исследования самой аргументации, причем в ходе этого исследования выясняется их конститутивное значение — без них аргументация не меняет одну только внешнюю форму, а попросту перестает существовать.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
В этом плане основополагающей предпосылкой всякой аргументации может быть названа недопустимость так называемого перформативного противоречия, при котором смысл высказывания (его семантика) находится в конфликте с явным или неявным коммуникативным намерением говорящего (с прагматическим аспектом выска-
зывания). Примерами высказываний, содержащих перформативное противоречие, могут служить такие утверждения, как «Понимание невозможно» или «Истины не существует», поскольку, будучи высказаны кем-то, они имеют перформативную направленность, находящуюся в конфликте с их семантическим значением. Так, первое из них уже одним актом своего произнесения обнаруживает нацеленность на понимание собеседником, а второе имеет своим замыслом констатацию истинного положения дел. Другой пример: явно отсылающее к субъекту высказывания утверждение «Правила аргументации для меня не действуют» может быть либо серьезной, либо несерьезной попыткой оспорить эти правила. Во втором случае оно не нуждается в опровержении, в первом же — само предполагает те правила, которые отвергает. Таким образом, в обоих случаях оно не может претендовать на какую-либо значимость .
Недопустимость перформативного противоречия не есть произвольно установленная недоказуемая аксиома, на которой строятся правила аргументации: она выявляется в ходе аргументативного исследования аргументации, и при отказе от нее аргументация перестает быть самой собой. Таким образом, полагает Апель, в этом случае мы можем говорить о трансцендентальных основаниях познания. С учетом неотменимости запрета на перформативное противоречие может быть сформулирована основополагающая максима аргументации, также имеющая первостепенное этическое значение (правда, пока ограниченное лишь рамками этики общения): «Аргументируй так, чтобы замысел твоего высказывания не противоречил его смыслу». Из этой максимы могут быть выведены как запрет на прекращение дискурса насильственным, неаргументативным путем, так и необходимость равноправия для всех его участников, а равно и другие общие требования, соблюдать которые должен каждый аргументирующий, -требования честности, искренности, истинности и объективности.
В силу того что любое аргументативное высказывание, выполняющее требование запрета на перформативное противоречие, нацелено на истину, можно говорить о его двойной трансцендентальной структуре: любой человек, прибегая к аргументации, вступает в отношение как с реальным коммуникативным сообществом, к которому он обращается непосредственно и которое может оценить истинность его утверждений только в соответствии со своим уровнем знания, так и с идеальным коммуникативным сообществом, которое он только предвосхищает каждым своим высказыванием и которое, как предполагается, будет обладать всей полнотой истины обо всем, а потому сумеет адекватно оценить истинность любого отдельного утверждения .
Эта двойная структура также имеет основополагающее этическое значение, поскольку этические высказывания тоже представляют собой утверждения, отражающие интересы и потребности людей, а потому, как и всякие утверждения, они должны проходить аргумента-
тивную проверку с ориентацией на идеал — неограниченное коммуникативное сообщество будущего, в котором будут «сняты» все этические конфликты и где осуществится полнота истины (в том числе истины нравственной) .
Собственно этика, как она мыслится Апелю, также двухчастна: в рамках установленных правил аргументации (как было упомянуто выше, сами правила уже составляют часть этики — это часть А) формулируются конкретные нормы (часть Б). Формулирование этих норм должно происходить с участием всех заинтересованных лиц (в идеале — всех людей, живущих на Земле на тот или иной момент) путем достижения ими взаимоприемлемого консенсуса. Первичными же нравственными целями, согласно Апелю, являются выживание человечества и осуществление идеального коммуникативного сообщества, причем первый принцип получает свой смысл благодаря тому, что служит условием для второго .
Таким образом, двигаясь иным путем, нежели Кант, Апель приходит к вполне кантовскому решению, обосновывая из одного принципа как теоретическую, так и практическую рациональность. Но если у Канта этим принципом была трансцендентальная субъективность, то у Апеля — трансцендентальная интерсубъективность (структуры аргументации). Одно из выдающихся достоинств решения, предложенного Апелем, состоит в том, что этика, как мы только что могли убедиться, заключена уже в самих условиях возможности всякой аргументации, в том числе научной. Тем самым Апель показывает неустранимую этичность истины и в то же время — ограниченность и неполноценность философских претензий сциентизма, объявившего физику высшей формой знания.
Здесь, однако, следует обратить внимание на два серьезных препятствия, встающих на пути обоснования познания в духе трансцендентальной прагматики: это, во-первых, формализм, а во-вторых, недостижимость чаемого Апелем теоретического и этического консенсуса. Если говорить о первом, то, доказав существование трансцендентальных оснований аргументации, ни сам Апель, ни его последователи не сумели выстроить на этом фундаменте систематическую конструктивную философию, по сути, бесконечно развивая вариации на тему наиболее общих положений трансцендентальной прагматики .
Рассматривая вторую проблему, нельзя не прийти к заключению, что дискурс, который мог бы через достижение консенсуса по отдельным проблемам наполнить программу Апеля содержанием, не только никогда не достигнет какого-либо консенсуса, но и вообще никогда не сможет состояться: он не только непредставим с организационной точки зрения, но должен будет иметь дело с несовместимыми образами мысли, разницу которых нельзя устранить с помощью рациональных процедур.
Примером могут служить образы мысли представителей разных религий, причем даже тех из них, которые, подобно христианству,
вполне способны к философскому самообоснованию. Вероятно, дело здесь не в том, что религии еще недостаточно просвещены рационализмом, а в том, что сама рациональность опирается на внерацио-нальные основания: на признание реальности мира, его разумности и познаваемости, на веру в то, что человек способен к познанию действительности как она есть . Более того, религия, и в частности христианство, притязает на то, чтобы дать конечный ответ на вопросы, которыми задается и разум, но на которые сам он, без помощи религии, ответить не в состоянии. Однако в основе религиозного знания лежит откровение, а способ получения такого знания несовместим с той формой коммуникации, которую считает нормативной Апель. Но это означает, что форма аргументации, принимаемая Апелем как данность, не является единственно возможной и единственно легитимной: она имеет своей основой форму новоевропейского рационалистического сознания, более не опирающегося на библейское откровение. Учитывая, что существуют иные формы сознания, в частности, по-прежнему опирающиеся на христианскую или, скажем, индуистскую духовно-интеллектуальную традицию, нам, вероятно, придется допустить, что существуют и разные предельные формы аргументации, несводимые друг к другу4.
По-видимому, следует признать, что рациональность не может быть обоснована из самой себя — это показывает как история великих рационалистических систем, ниспровергавших друг друга, так и справедливая критика проекта рационалистической трансцендентальной философии. Иной подход к обоснованию рациональности намечен русскими философами — кн. С.Н. и Е.Н. Трубецкими, С.Л. Франком,
В.В. Зеньковским. Как и Апель, в своих работах они показывают, что в самом нашем познании содержится отсылка к абсолюту. Это, в частности, обнаруживается в общепринятом и основополагающем для философии и науки понятии истины как окончательного и совершенного знания. Однако рациональное познание, по убеждению русских философов, есть лишь одна из форм познания, необходимо опираю-
4 К примеру, великий философ школы адвайта-веданта Шанкара (VIII в.) небезосновательно полагал, что, поскольку интроспекция и аргументация сами по себе не способны привести к открытию «трансцендентального субъекта», Атмана, его рациональное исследование невозможно без обращения к богооткровенным писаниям (шрути), сообщающим о его существовании (об этом см.: ).
Поразительно схожей позиции придерживался тысячелетие спустя Л. Витгенштейн: «Где в мире должен быть обнаружен метафизический субъект? Ты говоришь, что дело здесь обстоит совершенно так же, как с глазом и полем зрения. Но в действительности ты не видишь глаза. И ничто в поле зрения не позволяет делать вывод, что оно видится глазом» (Логико-философский трактат, 5.633; пер. М.С. Козловой и Ю.А. Асеева). К.-О. Апель возражает в том духе, что во всяком тексте всё указывает на его создание «конкретным, историческим субъектом» со своей индивидуальной перспективой и точкой зрения . Следует, однако, иметь в виду, что различие между метафизическим и конкретно-историческим субъектом имеет принципиальный характер.
щаяся на внерациональные предпосылки и требующая дополнения со стороны интуиции. В свою очередь, абсолют в их понимании имеет неустранимо личностный и интерсубъективный характер5. Таким образом, в своем обосновании познания русская философия, на первый взгляд, сохраняет достоинства, которыми обладает концепция коммуникативной рациональности Апеля, в то же время избегая присущих ей крайностей. А это является серьезным доводом в пользу того, что обоснование рациональности на путях, намеченных русской философией, позволит выработать интеллектуальные средства для преодоления той неопределенности, в которой, как мы убедились, оказалось современное понимание истины в философском и научном познании.
Мы сегодня можем уверенно говорить о том, что вера в реальность и обосновывающий ее абсолют, вера в его необходимость (как выразился А. Эйнштейн, «Бог не играет в кости») действительно фундирует научный поиск и наше понимание истины. С этой позиции истина раскрывается «как ее собственная система» (Г егель), которая полагает разные модальности отношения к этой реальности6. Поиск истины — всегда есть стремление к соответствию (adaequatio) знания и сознания чему-то иному. Но это стремление многомерно. Во-первых, истина, безусловно, полагает необходимость соответствия знания действительному положению вещей — и в этом требовании состоит классическая научная концепция истины. Во-вторых, она требует согласования (соответствия) понимания положения вещей между участниками коммуникативного сообщества. В-третьих, истина предполагает, что высказывания членов коммуникативного сообщества (участников кооперативного поиска истины) соответствуют их коммуникативным намерениям (в этом случае истина показывает себя как честность и искренность). Выражение этих требований в той или иной форме можно обнаружить и в концепции коммуникативной рациональности. Но общим условием возможности всех перечисленных модальностей истины является соответствие самого человеческого бытия своему предназначению.
5 О современной трактовке абсолюта как личности, а его бытия — как общения см.: .
6 С опорой на это гегелевское положение такое понимание истины предлагает С.Е. Ячин (см.: ).
Литература
1. Апель К.-О. Априори коммуникативного сообщества и основа-
ния этики // Апель К.-О. Трансформация философии. М.: Логос, 2001. С. 262-334.
2. Буланенко М.Е. Эмпиризм, эпистемология и понятие личности
3. Гулыга А.В. Русская идея и ее творцы. — М.: Эксмо, 2003. — 447 с.
4. Зеньковский В.В. Основы христианской философии. — М.: Изд-во Свято-Владимирского братства, 1992. — 269 с.
5. Катасонов В.Н. Метафизическая математика XVII в. — М.:
Наука, 1993. — 141 с.
6. Трубецкой С.Н. О природе человеческого сознания (1889-1891) //
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
Трубецкой С.Н. Сочинения. М.: Мысль, 1994. С. 483-592.
7. Шохин В.К. Индийская философия. Шраманский период (середина I тысячелетия до н.э.): учеб. пособие. — СПб.: Изд-во
С.-Петерб. ун-та, 2007. — 423 с.
8. Шпет Г.Г. Сознание и его собственник // Шпет Г.Г. Философские этюды. — М.: Прогресс, 1994. С. 20-116.
9. Ячин С.Е. Слово и феномен. — М.: Смысл, 2006. — 138 с.
10. Ячин С.Е. Состояние метакультуры. — Владивосток: Дальнаука, 2010. — 268 с.
УДК 373
ЕРАХТИН Арнольд Валентинович
Ивановский государственный политехнический
Университет
г. Иваново, Россия
ИСТИНА В ФИЛОСОФИИ И НАУЧНОМ ПОЗНАНИИ
Проблема истины является важнейшей проблемой философии и научного познания. Она получила фундаментальную разработку в классической философии, в том числе и в философии диалектического материализма, где противоречивое содержание истины характеризуется такими ее гносеологическими свойствами, как: объективность и субъективность, абсолютность и относительность, абстрактность и конкретность. В современной отечественной философии появились многочисленные последователи постмодернизма, который отвергает почти все категории классической философии, в том числе и понятие «истина». Они заявляют, что классическая теория истины устарела и требует ее переосмысления, поскольку она основывалась на идеалах и нормах науки XIX века. На этом основании они отрицают основные положения классической теории познания: теорию отражения, объективность и абсолютность истины — и пытаются обосновать релятивизм в области эпистемологии. Но релятивизм, как известно, неизбежно приводит к агностицизму. В статье показано, что критика классической гносеологии не имеет достаточного основания, поскольку основывается на неправильном понимании диалектики абсолютного и относительного в истории философии и науки. Дается критика взглядов М. Хайдеггера, отрицающего прогресс в научном познании, поскольку якобы каждая научная теория является истинной только для своей эпохи, и взглядов Т. Куна, полагающего, что новые научные теории полностью опровергают предыдущие.
Ключевые слова: объективность истины, истина и заблуждение, абсолютное и относительное в истине, принцип конкретности истины, истина в научном познании.
DOI: 10.17748/2075-9908-2016-8-6/1-133-136 Arnold V. ERAKHTIN
TRUTH IN PHILOSOPHY AND SCIENTIFIC
Проблема истины является одной из центральных проблем философии и научного познания. Само возникновение философии было связано с поисками истины, с попытками объяснения мира, исходя из него самого. В классической философии сложилась так называемая «корреспондентская» теория истины, согласно которой знание есть отражение объективной реальности, а истина носит объективный характер .
На рубеже Х1Х-ХХ вв. происходит переход от классической философии к так называемой неклассической. Философы этого периода уже не претендовали на исследование фундаментальных проблем философии в свете новых исторических реалий, объединяющей их идеей стал иррационализм. Тезису рационалистов о познаваемости мира иррационалисты (А. Шопенгауэр, С. Кьеркегор, Ф. Ницше и др.) противопоставили противоположный: мир непознаваем. Постмодернизм, возникший в начале 70-х годов XX в., отвергает почти все фундаментальные понятия классической философии, в том числе и понятие «истина». Так, известный американский постмодернист Р. Рорти в книге «Философия и Зеркало природы» пишет: «Цель книги заключается в том, чтобы подорвать доверие читателя к «уму» как к чему-то такому, по поводу чего нужно иметь «философский взгляд», и «познанию» как к чему-то такому, о чем должна быть «теория» и что «имеет основание», а также к «философии», как она воспринималась со времен Канта» . По мнению Рорти, вся «платоновско-декартовско-кантовская» традиция опиралась на миф — веру в существовании Истины. Задача философии, по Рорти, не поиск истины, а разговор и коммуникация. А.Л. Никифоров справедливо отмечает, что нас пытаются отбросить в доплатоновские времена и вновь погрузить в хаос пустопорожних разговоров, иллюзий, мифов и предрассудков. Он пишет: «Монопольное господство марксизма в отечественной философии советского периода ограждало нас от волн безумия и абсурда, прокатившихся по Европе. Однако в последние два десятилетия многие отечественные философы, поддавшись модному поветрию, отправились в поход против разума и истины» .
Особый интерес в этом отношении представляют работы нашего известного философа Л.А. Микешиной, которая считает, что необходимо осмыслить и принять новые подходы к познанию, часть из которых сформулирована постмодернизмом . Марксистская концепция истины, по ее мнению, требует конструктивного переосмысления, поскольку основывалась на идеалах и нормах классической науки XIX века. Она во многом не соответствует современным научным представлениям. Прежде всего, согласно автору, невозможно принять традиционное понимание объективной истины как воспроизведения объекта таким, каким он существует сам по себе, вне и независимо от человека и его сознания. Рассматривая проблему истины в различных философских системах, Микешина приходит к выводу, что любая истина относительна: «…следует признать, что всякое знание, которое достигает человек и которым он пользуется в своей деятельности, носит принципиально релятивный характер» . Но релятивизм, как известно, неизбежно приводит к отрицанию объективного содержания истины.
Понятие истины девальвировано и в современной западной эпистемологии. А. Никифоров пишет: «В работах ведущих представителей философии науки второй половины XX в. — Т. Куна, С. Тулмина, И. Лакатоша и др. — понятие истины не встречается. А П. Фейера-бенд прямо объявляет истину зловредным монстром, который должен быть изгнан их науки и философии подобно всем другим чудовищам, которыми разум пытался ограничить человеческую свободу» .
В современной отечественной философии проблема истины также не находит должного внимания. В «Новой философской энциклопедии», ориентированной в основном на западные постмодернистские ценности, читатель не найдет какого-либо целостного, содержательного определения истины. Истина здесь трактуется как категория философии и культуры, обозначающая «идеал знания». При этом понятия абсолютной и относительной истины упоминаются как нечто ошибочное и устаревшее . Но истина объективна по содержанию, а раз ее содержание от нас не зависит, значит, абсолютная истина существует. Абсолютная истина здесь понимается не как полное и исчерпывающее знание, а как момент неизменного в составе относительного знания. П.В. Алексеев и А.В. Панин пишут: «Под абсолютной истиной в настоящее время понимается такого рода знание, которое тождественно своему предмету и поэтому не может быть опровергнуто при дальнейшем развитии познания» . Относительная истина обычно трактуется как неполное, неточное знание, имеющее лишь приблизительно верный, исторически ограниченный характер.
Любая истина, с одной стороны, абсолютна, поскольку она является объективным отражением каких-то сторон действительности, а с другой стороны, относительна, поскольку и сам предмет, и его познание развиваются, поэтому всякое знание со временем изменяется и уточняется. Выяснение пределов, в которых то или иное знание имеет абсолютное значение, как раз и составляет задачу диалектического подхода к истине и к анализу самой реальной действительности. Диалектика абсолютной и относительной истины находит свое концентрированное выражение в принципе конкретности истины, который гласит: «Абстрактной истины нет, истина всегда конкретна». Это значит, что любое знание будет истинным только в определенной системе отношений. В рамках данной системы отношений истинность знания носит абсолютный характер, то есть исключает всякое заблуждение. И точно так же, будучи выведена за пределы данной системы отношений, эта истина превращается в заблуждение. Например, суждение «Сумма углов треугольника равна 180 градусам» — истинно оно или ложно? В геометрии Евклида — это абсолютная истина, а в геометриях Лобачевского и Римана оно будет ложным. Следовательно, любая истина абсолютно-относительна.
Но из этого не следует, что истина находится в определяющей зависимости от характера той или иной культуры и что история научного познания целиком определяется эпохой. Именно так считает М. Хайдеггер, полагая, что основные положения физики Аристотеля и основанная на ней астрономия Птолемея были истинными для своего времени в той же мере, что и законы физики Галилея и Ньютона и астрономии Коперника — для своего. Хайдеггер приходит к выводу: «Не имеет смысла говорить, что современная наука точнее античной» . Нельзя согласиться и с Т. Куном, который полагает, что все новые научные теории опровергают предшествующие, подобно тому, как теория относительности, по его мнению, опровергла классическую механику Ньютона. Он пишет: «… теория Эйнштейна может быть принята только в случае признания того, что теория Ньютона ошибочна» .
Взгляды М. Хайдеггера и Т. Куна противоречат истории развития науки. Например, в средние века, согласно воззрениям Аристотеля и Птолемея, считалось, что Солнце и планеты Солнечной системы вращаются вокруг Земли. Было ли это полным заблуждением? Оказывается, нет, поскольку в данном утверждении содержался элемент абсолютной истины, а именно положение о том, что планеты Солнечной системы не только движутся, но и вращаются вокруг некоторого центра. Коперник показал, что центром нашей планетной системы является Солнце,
а планеты, в том числе и Земля, вращаются вокруг него по концентрическим окружностям. Здесь доля абсолютного знания возрастает, хотя в целом концепция Коперника является относительной истиной, поскольку она не полностью соответствовала объективной реальности. Впоследствии Кеплер доказал, что планеты вращаются вокруг Солнца не по окружностям, а по эллипсам. Здесь доля абсолютного в истине еще более возрастает, но теория Кеплера, конечно, не дает полного и окончательного решения проблемы.
В процессе развития науки удельный вес абсолютного знания постоянно возрастает, каждая последующая научная теория является по сравнению с предыдущей теорией более полной и глубокой. Но новые научные теории не отвергают полностью своих предшественников. Содержание абсолютного знания никогда не отбрасывается, оно всегда выступает предпосылкой более глубоких и фундаментальных истин и содержится в них в снятом виде. Прежняя теория, как правило, рассматривается в составе новой как ее частный случай. Так, появление теории относительности А. Эйнштейна не отменило действие законов механики Ньютона, в рамках которой они являются абсолютной истиной. Поэтому, когда нам надо строить мост или здание, мы пользуемся формулами физики Ньютона, а не физики Эйнштейна.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Алексеев П.В., Панин А.В. Философия: Учеб. — М.: Проспект, 2015. — 592 с.
2. Ерахтин А.В. Является ли познание отражением реальности // Вестник РФО. -2015. — № 1. — С. 120-123.
3. Касавин И.Т. Истина / Новая философская энциклопедия. В 4 т. — Т.2. — М.: Мысль, 2010. — С. 169-172.
4. Кун Т. Структура научных революций. — М.: АСТ, 2003. — 605 с.
5. Микешина Л.А. Релятивизм как эпистемологическая проблема // Эпистемология и философия науки. — 2004. — Т. 1. — № 1. — С. 53-64.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
7. Никифоров А.Л. Проблемы классической теории истины // Истина в науках и философии. — М.: Альфа-М, 2000. — С. 17-40.
8. Никифоров А.Л. Философия науки: История и теория: Учеб. пос. — М.: Идея-Пресс, 2006. — 264 с.
9. Рорти Р. Философия и Зеркало природы. — Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1997. — 320 с.
10. Хайдеггер М. Время картины мира // Время и бытие: статьи и выступления. — М.: Республика, 1993. — С. 41-63.
1. Alekseev P.V., Panin A.V. Filosofija. Uchebnik. . M.: Prospectus, 2015. 592 p.
3. Kasavin I.T. Istina . Novaia filosovskaia entsiklopediia: In 4 t. T.2. M.: Thought, 2010. Pp.169-172.
4. Kun T. Struktura nauchnykh revoliutsii . M.: AST, 2003. 605 p.
10. Khaidegger M. Vremia kartiny mira. //Time and life: articles and performances. M.: Republic, 1993. Pp. 41-63.
Информация об авторе
Ерахтин Арнольд Валентинович, доктор философских наук, профессор Ивановского государственного политехнического университета, член Президиума РФО, г. Иваново, Россия erakhtinav@mail.ru Получена: 19.11.2016
Information about the author