К юбилею Ф.И. Буслаева

Статья А. А. Шахматова «Буслаев как основатель исторического изучения русского языка»

После смерти ученого научная общественность от Казани до Харькова и Петербурга откликнулась памятными заседаниями и речами, посвященными Ф. И. Буслаеву. Кроме разрозненных и до сих пор пока еще никем не собранных статей и воспоминаний, вышло в свет два сборника: «Памяти Федора Ивановича Буслаева» (М., 1898) и «Четыре речи о Ф. И. Буслаеве, читанные в заседании Отдела Коменского 21 января 1898 года проф. А. И. Соболевским, акад. А. А. Шахматовым, проф. И. Н. Ждановым и директо­ром гатчинской учительской семинарии В. Л. Воскресенским» (СПб., 1898). Фрагмент выступления академика А. А. Шахматова по указанному подлиннику (с. 7–16) мы публикуем здесь.

***

Федор Иванович Буслаев как ученый принадлежит нескольким областям зна­ний: язык, литература, искусство нашли в нем блестящего исследователя, его работы имели в свое время решающее значение в развитии этих трех отделов русской науки. Буслаев переходил в своих занятиях постепенно от одной из названных областей зна­ния к другой — сначала язык, потом литература, наконец, искусство поочередно по­глощали его силы; в сущности, в различные эпохи жизни Федора Ивановича в нем надо различать трех различных ученых. Остановлюсь на ученом первой эпохи, на ис­следователе русского языка, создателе исторической науки о русском языке, основа­теле русской филологии.

Научная деятельность Буслаева начинается в конце тридцатых годов, раньше началось педагогическое поприще будущего ученого, который еще в Пензе гимнази­стом содержал себя уроками. Первый научный труд Буслаева есть вместе с тем труд педагогический — это вышедшее в 1844 году сочинение «О преподавании отечест­венного языка».

Оставляя в стороне важное педагогическое значение этой книги, остановлюсь на ней как на первой ученой работе автора «Исторической грамматики».

В этом труде Буслаев воспользовался трудами своих учителей в славянском и русском мире (Востокова, Павского, Добровского и др.), связал их с данными юной, еще только зарождавшейся в западной Европе науки — сравнительного языковеде­ния, осветил и оживил их учением Гримма, «начала которого он (говорю его слова­ми) признавал самыми основательными и самыми плодотворными и для науки, и для жизни», соединил таким образом «способы» сравнительной и исторической лингвис­тики, применив их к исследованию родного языка — ив результате заложил основа­ния для обширной, «необъятной» науки — русской грамматики и стилистики, скажу еще определеннее — основания исторического, а следовательно, научного изучения рус­ского языка.

Я назвал учителей Буслаева: они остановились у преддверия науки о русском языке, расчистили к ней путь, частью наметили, частью же сами приготовили мате­риалы для постройки. Востоков вместе с Добровским и Копитаром должен быть на­зван основателем славяноведения. Своим рассуждением о славянском языке, где от­мечены главные звуковые черты языка старославянского в отношении их к звукам других славянских языков, Востоков положил прочные основания для исторической грамматики отдельных славянских наречий. И русский язык уже с этого замечатель­ного рассуждения, напечатанного в 1820 году, получил научное освещение, так как впервые здесь указаны были исконные отличия между ним и языком старославян­ским. Последующие труды Востокова привели его к знакомству с древними нашими памятниками, многостороннее изучение их и замечательная наблюдательность по от­ношению к живому русскому языку дали ему возможность уже в 1831 году издать обширную Русскую грамматику. Но исторической грамматики Востоков не оставим:

он приготовил лишь материалы, которыми воспользовался Буслаев. Востоков со своими строго научными приемами, со своею обширною ученостью и глубокою на­читанностью, был более чем кто-либо иной способен стать у преддверия молодой, не­опытной, едва зарождающейся науки. Отличным изданием Остромирова Евангелия, образцовым описанием грамматических особенностей старославянского языка, точ­ным исследованием бесчисленного количества рукописей и составлением церков­нославянского словаря Востоков готовил путь, по которому пойдут исследователи родной старины и родного языка. И на этом пути, вслед за главными трудами Восто­кова, мы встречаем ученика Гримма и немецких лингвистов, автора Материалов грамматики и стилистики, помещенных во второй части названной нами книги «О преподавании отечественного языка».

Со времени выхода этих Материалов прошло уже полстолетия. Но из всего на­писанного о русском языке я не читал ничего более интересного, более живого и та­лантливого этого ядра Исторической грамматики Буслаева. Работы Востокова весьма поучительны — сам он удивляет своей проницательностью, но от него веет холодом. «Востоков, — говорит Срезневский, — увлекался мечтою в поэзии, но не в делах науки». Про Буслаева можно сказать, что он отдавался науке весь: сила ума и вообра­жения, точный анализ и блестящая гипотеза, мечта и глубокое знание, наука и поэзия — все это одинаково является достоянием трудов Буслаева. Такой человек более, чем кто-либо другой, был способен заложить основания новой науки, начертать предва­рительный план всего здания, наметив, таким образом, путь, по которому должны ид­ти работы будущих ученых поколений. Буслаев заложил новую науку на широком фундаменте: задуманное здание далеко еще не окончено, некоторые части его еще и не тронуты. Тем более удивляешься тому, что еще в 44-м году скромный учитель 3-й Московской гимназии сумел начертать такие широкие задачи, так всесторонне охватить содержание и цели науки о русском языке.

Материалы для русской грамматики и стилистики извлечены Буслаевым из древних памятников русского языка: две-три летописи, несколько грамот, издания Калайдовича и Тимковского, издания и труды Востокова, выписки из старинных ру­кописей в примечаниях к Истории государства российского Карамзина — вот откуда собран тот скудный материал, который, благодаря Буслаеву, оживившему его срав­нительно-историческими приемами, стал ядром будущих исследований по отечественному языку. Буслаев установил, с одной стороны, родственные связи русского язы­ка с другими индоевропейскими языками, а с другой — историческую связь между древним языком наших памятников, языком современных писателей и живыми на­родными говорами. В этих Материалах мы находим исторические данные о звуках русского языка, о словопроизводстве, о склонении и спряжении, о роде имен сущест­вительных, о степенях сравнения; тут же предлагаются синтаксические замечания об имени, глаголе, употреблении предлогов и союзов. В отделе, названном стилистикой. Буслаев знакомит нас с лексическим составом русского языка, его внимание обраща­ет на себя собственно наш литературный язык, «но, — говорит он, — в языке выра­жается вся жизнь народа; следовательно, разложить на стихии язык так же трудно, как и характер народа. Речь, теперь нами употребляемая, есть плод тысячелетнего ис­торического движения и множества переворотов. Определить ее не иначе можно, как путем генетическим, отсюда необходимость исторического исследования». Поэтому, выводил Буслаев, для понимания языка современного необходимо изучать язык на­родный как «основную стихию литературного языка» и древний язык, отражающий­ся в современном в целом ряде архаизмов; кроме того, только знакомство с историей культуры нашего народа объяснит происхождение элементов, заимствованных на­шим языком из других, а также наших варваризмов. Впервые в русской науке так яс­но и определенно указывалось на важность и необходимость исторического изучения языка. Между историей языка и историей словесности Буслаев постоянно проводит параллели. В одном месте он говорит, что «о языке должно сказать то же, что о на­родных исторических песнях: как к древнейшему преданию о Владимире в продол­жение столетий присовокуплялись различные исторические факты… так и к чистой струе русского языка постоянно примешивался чуждый наплыв; как один и тот же ге­рой в продолжение столетий действует в различных событиях народных и тем опре­деляет свой национальный характер, так и язык, многие века применяясь к самым разнообразным потребностям, доходит к нам сокровищницею всей прошедшей жиз­ни нашей». В другом месте Буслаев говорит, что «народный язык относится к языку образованному точно так же, как самородная литература к образованной науками и влиянием чужеземным». Убежденный из знакомства с Гумбольдтом, что язык — это отражение человеческой мысли, внешнее проявление внутренней духовной жизни человека, Буслаев в своих Материалах старается показать это на истории русского языка. В отдельных главах этих Материалов перед нами действительно раскрывается широкая картина исторического развития русского народа: история языка, в изложе­нии Буслаева, знакомит вас с воинским, религиозным, семейным бытом наших пред­ков, с их мифологией, языческой поэзией и христианской символикой, с понятием о нравственности и стремлениями к искусству, с народною мудростью, сказавшеюся в пословице, и с главными моментами нашей образованности, нашедшими выражение в красноречии и бытописании. Буслаев, доказав в первой части Материалов органи­ческую связь между древним языком и языком современным, убеждает нас в том, что связь эта имеет значение не только сама по себе, но в особенности и потому, что ею доказывается и освещается органическая связь между современными и прошлыми — жизнью, верованиями, учреждениями. Язык отразил на себе историю народа и таким образом служит ценным материалом при исследовании судеб говорящей на нем на­родности. Особенно поэтому обращает на себя внимание Буслаева народный язык, так как, по его мнению, именно этот язык «проникнут органическою жизнью» — тер­мин народный язык он принимает «в противоположность теперешней речи письмен­ной и употребляющейся в кругу людей более или менее образованных». Особенно важно, что Буслаев верно понимал всю важность знакомства с областными наречия­ми. «Изучение народного языка и языка древних памятников, — говорит он, — само со­бою предполагает уже и изучение областных наречий». «До нас дошли памятники литературные из разных мест России, мы пользуемся ими и в теперешнем слоге, зна­чит, вносим в слог провинциализм. Мы изучаем язык народный: где он? В Киеве, Во­логде, Новгороде, Москве — следовательно, вместе изучаем и провинциализмы». Буслаев замечает, что «сочувствие к народному языку мало-помалу теряется, так что для многих этот, по преимуществу родной язык стал вовсе чуждым». При всяком случае он старается доказать важность изучения народных областных говоров, а за­родившийся под влиянием этого у читателя интерес спешит удовлетворить, прило­жив к своим Материалам несколько областных словариков. Я думаю, что шире охва­тить предмет исследования, яснее и определеннее наметить его задачи невозможно и теперь, несмотря на значительные успехи науки.

Автор книги «О преподавании отечественного языка» — не только ученый и не только педагог: в первой части он говорит о лучших методах преподавания родного языка, во второй — о самом русском языке в его истории; в первом томе видим педа­гога, обвиняющего Востокова и Греча за то, что они «смотрят на грамматику только с ученой стороны, не обращая внимания на учебную, забывая личность учащегося»; во втором томе удивляемся ученому, основывающему науку о русском языке на прочном историческом фундаменте. Но в обоих томах этой книги прежде всего мы находим человека. Живое, полное любви и творческой силы отношение этого челове­ка к знанию — вот что создало историческую науку о нашем языке.

Книга Буслаева должна быть поставлена в самую тесную связь с современными ей течениями русской мысли: общество сознало необходимость сделать самопозна­ние основой образования. В изучении своего прошлого и своего настоящего, в при­влечении к умственной и общественной жизни стоящего вне ее народа — русское об­щество надеялось найти новые силы, нужные для поддержания и развития новой на­циональной идеи. «В недавнее время возродившееся стремление к национальности, — говорит Буслаев, — возвысило ценность народного языка». И это возродившееся стремление находит достойное и талантливое выражение в скромной книге Федора Ивановича.

В 1848 году появилась магистерская диссертация Буслаева — «О влиянии хри­стианства на славянский язык». По собственному определению автора — это опыт истории языка по Остромирову Евангелию. На частном, ограниченном случае, на ис­следовании древнего текста славянского Евангелия, Буслаев применяет усвоенную и развитую им методу исторического изучения языка. Язык свидетельствует о настоя­щей и прошлой умственной жизни народа: текст Остромирова Евангелия знакомит нас не только с общественными и семейными отношениями, с юридическим бытом и мифологическими верованиями той эпохи жизни славянских народов, когда переве­дено на старославянский язык Евангелие, но переносит нас и в предшествующие эпо­хи. Между прочим, Буслаеву удалось ясно доказать, что славянские языки еще задол­го до Кирилла и Мефодия подверглись влиянию христианских идей. Но исследователь идет дальше: весьма удачно пользуясь сравнением славянского перевода Еванге­лия с готским, сделанным Ульфилою, Буслаев при помощи сравнительно-историчес­ких приемов восстанавливает материальный и юридический быт, культуру и верова­ния славян и готов в доисторические эпохи их жизни и незаметно переходит затем к еще более отдаленной эпохе — эпохе индоевропейского единства. Этот экскурс Бус­лаева в область сравнительного языковедения, конечно, не мог иметь того значения, которое приобрели все его труды по истории русского языка, но он в особенности ва­жен как первая у нас и у славян попытка извлечь из лингвистического материала те ценные данные, которые они содержат для характеристики отошедших в прошлое культурно-исторических эпох.

Несмотря на временное отвлечение в другую область, Буслаев продолжает свои занятия по русскому языку. Он собирает материалы для только что основанной им науки, понимая, что для прочности здания нельзя ограничиваться общими положе­ниями, случайными материалами, что это здание надо основать на точном изучении элементов языка. «Чем более вникаешь, — говорит Буслаев, — в малейшие подроб­ности творения, тем разительнее и глубже созерцаешь неистощимость и многообразность творчества: буква есть самая дробная стихия человеческого слова. Философия языка только тогда будет незыблема, когда глубоко укоренится на изучении буквы. Кто с надлежащей точки зрения смотрит на букву, тот понимает язык во всей созна­тельности, его изобразительности и жизненной полноте». И следуя этому, Федор Иванович обращается к изучению буквы и слова — он собирает обширные материалы для исторической грамматики.

В 1855 году, в юбилейном издании Московского университета, Буслаев поме­щает палеографическое, грамматическое и лексическое описание нескольких рукопи­сей Синодальной библиотеки, начиная со Сборника 1073 года и кончая Евангелием 1537 г. Из этих рукописей извлечено очень много данных, характеристичных для зву­ков и форм русского языка в различные периоды его жизни; в особенности любопыт­ны наблюдения Буслаева над синтаксическими явлениями, обнаружившимися в этих памятниках: запись русского писца в Сборнике 1073 года дает ему основание привес­ти ряд доказательств того, что синтаксис этой записи чисто русский. Вместе с тем Буслаев следит и за стилистическими особенностями в языке этих переводных памят­ников славянской литературы: он указывает на различные редакции в языке перевода Евангелия, а при разборе языка некоторых библейских книг доказывает влияние на них латинской Вульгаты. Обширные словарные извлечения, сделанные из большин­ства изученных рукописей, свидетельствуют о том, с каким вниманием работал над ними Буслаев.

В 1858 году Буслаев выпустил в свет «Опыт исторической грамматики русского языка». При этом уже из современных критических отзывов выяснилось, что основа­тель исторической науки о русском языке, с одной стороны, введя изучение русского языка в круг сравнительного индоевропейского языковедения, с другой, — недостаточ­но определив его ближайшее отношение к языкам славянским, лишил свой труд тех главных исторических основ, на которые он должен был опираться. Изучение славян­ских языков, ближайшее сопоставление с ними русского языка привели в конце соро­ковых годов другого знаменитого представителя русской науки Изм. Ив. Срезневско­го к определению целого ряда исторических эпох в совместной жизни славянских наречий и в обособленной жизни русского языка Срезневский сразу понял свою задачу специалиста: его «Мысли об истории русского языка» — это страница из сравнитель­ной грамматики славянских языков. Буслаев писал раньше Срезневского, естествен­но. что он понял свою задачу шире: в своих Материалах по русской грамматике он дал страницу из сравнительного языковедения. И в последующих своих трудах Буслаев не сузил задачи, не сосредоточился на более узком поле славянского языкознания и, таким образом, в 1858 году уже отстал сравнительно со Срезневским, писавшим в 1849 году. Опыт Исторической грамматики, в 1863 году вышедший под заглавием «Исторической грамматики русского языка», отражает в значительной степени взгляд Буслаева на то, что грамматика — это прежде всего учебная книга. Сообразуясь с педагогическими требованиями, Буслаеву пришлось сократить всю ту часть, где он мог бы рассматривать русский язык с точки зрения индоевропейской лингвистики: многие такие замечания в виде обрывочных мыслей отнесены в конец книги. Вслед­ствие этого, оторвав русский язык от почвы общего языкознания, не перенеся его на почву ближайшего сравнения с другими славянскими языками, Буслаев во многих отделах грамматики оставил целый ряд явлений без исторического освещения. И вместо того, чтобы дать историю русского языка, он оставил нам школьную грамма­тику, дополненную историческим материалом. Но, тем не менее, многие части этой грамматики остаются до сих пор незамененными. Говорю в особенности об истори­ческом синтаксисе, в котором обилие материала, замечательное понимание духа язы­ка, ясность изложения в значительной степени искупают все его недостатки.

Особенно ярко обнаружится значение Исторической грамматики Буслаева, если мы взглянем на изданную им в 1861 году Историческую хрестоматию церковносла­вянского и древнерусского языков. По мысли автора, хрестоматия эта должна была служить между прочим руководством при изучении этих языков: для этого она по­ставлена в связь с Опытом исторической грамматики. Хрестоматия содержит в себе тексты, взятые большею частью прямо из рукописей и напечатанные с удержанием всех особенностей древнего правописания, тексты эти относятся к XI–XVII веку. Таким образом, по хрестоматии можно наглядно изучать все те изменения, которым подвергалась в течение веков наша письменность. В приложениях приведены в выс­шей степени важные по своему научному значению памятники народной литературы XVIII в., а также образцы современной устной народной словесности. В примечаниях к каждому изданному тексту находим указание на всё важнейшее в историческом изучении языка и литературы. «Таким образом, — говорит Буслаев, — совокупность всех примечаний, расположенных в хронологическом порядке памятников, составля­ет как бы историю языка и письменности в практическом изложении». В этих приме­чаниях Буслаев не был стеснен школьными рубриками и на живых примерах, дейст­вительных фактах, извлеченных из первоисточников, показал, что дает древний текст или современная разговорная речь для научной грамматики языка, Буслаев научил вместе с тем будущих исследователей, как следует оживить мертвую букву, как за­ставить старинную хартию или полуистлевший пергамен давать свидетельские пока­зания о живом произношении минувших веков, о звуковом и грамматическом строе древнего языка. На изданных и разобранных текстах Буслаев показал, что изучение русского языка должно быть основано на исследовании древних и современных об­разцов языка, что грамматика не предписывает законов словоупотребления, а что она прежде всего регистрирует факты языка и затем дает им сравнительно-историческое освещение. Таким образом, Буслаев дал нам два издания русской исторической грам­матики: в одном из них видим школьное, теоретическое изложение особенностей русской речи, в другом — практическое и научное переложение того же предмета.

После составления Исторической грамматики Федор Иванович почти уже не возвращался к занятиям языком, ряд молодых исследователей продолжали его рабо­ты и воспользовались теми методами и данными, которые составили научное насле­дие основателя исторического изучения русского языка.

Предложенный очерк деятельности Буслаева на почве исследования отечествен­ного языка дает лишь общие указания на научные заслуги знаменитого ученого. Надо надеяться, что значение Буслаева как основателя исторической науки о русском язы­ке будет выступать все ярче и определеннее после того, как научное здание, начатое Федором Ивановичем, привлечет к себе большее количество работников. Воспомина­ния о светлой личности Буслаева не только оживят их работу, но и согреют их тою лю­бовью к знанию и к истине, которая никогда не оставляла нашего великого учителя.

Вступление и подготовка текста О. В. Никитина

Учебное пособие для студентов пединститутов по специальности «Русский язык и литература» — М.: Просвещение, 1992. — 512 с. — ISBN 5-09-004461-9.

Составители: доктор филологических наук, академик АПН, профессор И.Ф. Протченко и кандидат педагогических наук, доцент Л.Л. Ходякова, вступительная статья И.Ф. Протченко, комментарии Л.А. Ходяковой.В книге впервые собраны основные работы выдающегося русского филолога Ф.И. Буслаева по методике русского языка, теоретические положения которых не потеряли значения и в наши дни. Эти работы помогут глубже овладеть материалами курсов «Методика русского языка» и «Современный русский язык».Федор Иванович Буслаев принадлежит к плеяде ученых, которые прославили отечественную науку и просвещение замечательными трудами по русскому языку, методике его преподавания, литературоведению, истории искусства.
Ф.И. Буслаев был заслуженным профессором Московского университета, имел ученую степень доктора русской словесности и доктора теории и истории искусств, был академиком Академии Наук, почетным членом Петербургского, Казанского и Новороссийского (ныне Одесского) университетов, Казанского общества истории и археологии, Петербургского археологического общества, Московского общества этнографии, председателем Общества любителей российской словесности, членом Французского лингвистического общества.
Труды Ф.И. Буслаева педагогического характера, в том числе и по методике преподавания русского языка, впервые издаются в объединенном виде, что даст возможность студентам факультетов русского языка и литературы, будущим учителям-словесникам, познакомиться не только с положениями основного методического пособия Ф.И. Буслаева «О преподавании отечественного языка», но и статьями, в которых развиваются и конкретизируются положения этой работы, а также с программами по русскому языку и словесности, составленными ученым.В соответствии с этим книга делится на три раздела.
Первый включает полностью текст первого издания (1844 г.) руководства «О преподавании отечественного языка». Публикация именно этого издания, а не второго, сокращенного (1867 г.), обусловлена тем, что в нем наиболее полно отражены взгляды Ф.И. Буслаева на методику преподавания русского языка в школе, показано, какие грамматические и стилистические факты считал ученый важными при изучении русского языка.
Второй раздел включает статьи, рецензии, отзывы Ф.И. Буслаева, в которых развиваются и уточняются положения его фундаментального методического труда.
В третьем разделе помещены программы по русскому языку и словесности для средних учебных заведений, составленные Ф.И. Буслаевым, а также отзыв на программу 1866 г. учителей гимназий Московского учебного округа.

Внутри второго и третьего разделов все работы расположены в хронологической последовательности.Смотрите также:
Буслаев Ф.И. Учебник русской грамматики В файле сканированный текст без распознавания. Качество приемлемое, 300 dpi.

Фёдор Иванович Буслаев — российский лингвист, фольклорист, историк литературы и искусства, глава русской мифологической школы. Родился 25 апреля 1818 года в Керенске, Пензенской губернии. На пятом году лишился отца, служившего секретарём в земском суде Керенска и семья переехала в Пензу, где в десятилетнем возрасте поступил в Пензенскую гимназию. В 1833 году окончил гимназию и в течение года занимался древними языками, чтобы в 1834 году поступить на словесное отделение философского факультета Московского университета. По окончании, в 1838 году, университетского курса поступил учителем во 2-ю московскую гимназию; давал частные уроки в некоторых знатных семьях. Спустя год уехал за границу в качестве домашнего учителя в семье графа С. Г. Строганова; жил в Германии и Италии, изучал археологию и историю европейского искусства, труды по языковедению и истории В. Гумбольдта и Я. Гримма. После возвращения в Россию поступил преподавателем русского языка в 3-ю московскую гимназию и работал в ней с 14 сентября 1841 года по 7 января 1847 года, оставаясь домашним учителем у Строгановых. В 1842 году прикомандирован к профессорам И. И. Давыдову и С. П. Шевыреву в помощники «для исправления и разбора письменных упражнений студентов». В этом же году появилась первая статья Ф. И. Буслаева «Храм Св. Петра в Риме», напечатанная в «Москвитянине». В 1843 году сдал магистерский экзамен. В 1844 году было напечатано его двухтомное сочинение «О преподавании отечественного языка»; первая часть была посвящена изложению дидактических приёмов, а вторая содержала такие исследования Буслаевым русского языка, что ему было предложено представить её в качестве магистерской диссертации, но требовательный к себе автор отказался и только в июне 1848 года защитил магистерскую диссертацию «О влиянии христианства на славянский язык. Опыт истории языка по Остромирову евангелию». С 1847 года, после отъезда в Петербург Давыдова, Ф. И. Буслаев начал читать в Московском университете лекции; с августа 1848 года — адъюнкт, с декабря 1850 года — экстраординарный профессор; с июня 1859 года в чине статского советника начал исправлять должность ординарного профессора, а в 1862 году был утверждён в должности. Избран членом-корреспондентом Императорской академии наук 29 декабря 1852 года; действительный член академии с 1860 года. С 1859 по 1861 годы преподавал русский язык и литературу детям царской семьи в Санкт-Петербурге. Капитальный двухтомный труд: «Исторические очерки русской народной словесности и искусства» (1861, Т. 1—2). Доктор русской словесности (1861, без защиты диссертации). В октябре 1873 года был удостоен звания заслуженного профессора Московского университета. Почётный член Московского университета (1882). В 1874 году во время пребывания в Париже избран членом французского Лингвистического общества. Доктор теории и истории искусств (1889). С 20 декабря 1868 года — действительный статский советник; с 1877 года — тайный советник. В 1870-е годы интересы учёного всё более переключаются на изучение иконографии, стенной живописи, книжного орнамента и других видов древнего искусства, где ему принадлежат капитальные исследования. Умер 12 августа 1897 года в городе Люблино, Московской губернии.

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
К составлению этой «Этимологии: были, главным образом, две побудительные причины:
1) Еще в 1881 году я ивдаль «Курсы систематического диктанта», Этим «Курсам» не было ни одного соотвтствующого учебника грамматики, почему, при употреблении их, трудно было удовлетворить требованию, чтобы изучение ореограии шло рука об руку с изучением грамматики. С появлением предлагаемой «Этимологии» является возможность удовлетворить упомянутому требовашго, так как об эти книги — «Курсы систематического диктанта» и «Этимология» — приведены в связь, и между ними установлено полное единство.
2) Проходя в четвертом класса церковно-славянскую грамматику сравнительно с русскою по своему учебнику («Грамматика древне церковно-славянского языка, изложенная сравнительно с русскою»), я, как, вроятно, и миогие другие, пользующиеся моим учебником, встрачал некоторые затруднения. С одной стороны, затруднения эти имют своею причиною та противорчия и разногласия, каторые вообще у нас существуют между учебниками русской грамматики для тех младших классов к учебниками грамматики церковно-славяиской. С другой стороны, затруднения эти обусловливаются слишком поверхностной подготовкой учеников, занимающихся по нашим учебникам русской грамматики. Желая устранить эти эатруднения (по крайней мере, хотя для себя и для тех, которые употребляют» мою церковно-славянскую грамматику) и была второю побудительною причиною издать предлагаемую книгу.
Таким образом, предлагаемая «Этимология» соглашена, с одной стороны, с «Курсами диктанта», а с другой — с моим учебником церковно-славянской грамматики, чем и достигается то внутреннее единство, которое необходимо должно быть между учебными книгами по одному и тому же предмету, служащими ученикам для постепеииого расширения их пониманий при переходе из класса в класс.
Предлагаемая «Этимология» написана для младших классов гимназий и прогимназий Мин. Нар. Просвщения, а также и вообще для тех учащихся, которые уже прошли приготовительный курс грамматики и приступаютт к изучению ея в объеме программы средних учебных заведоний. Книга моя вполне соотвтствует требованиям «Учебных планов», но тем не менее во миогом и статьею о правоиисании флексий, суффиксов, сложных слов и корней с буквою п, в связи с сдовообразованием (стр. 57 — 75).
К учебнику приложен и материал для разбора, но не в большем количестве, так как для этой цели можат служить и «Хрестоматия», а главным образом — «Курсы диктанта», где преподаватель найдёт немало материала (см. предисловие к «Курсы систематического диктанта»).
Приступая к седьмому изданию «Этимологии», я еще раз тщательно проверил и обдумал все в ней сказанное — и нашел нужным сделать нисколько добавлений. Добавления эти касаются, главным образом, обяснения тх терминов, которые в прежних изданиях не были обяснены. Кроме того зная по опыту, что ученику I-го класса необходимо нужно иметь некоторыя свдения из синтаксиса, которыми, однако, не всегда запасаются поступающие в этот класс, — я прибавил в конце книги целую главу, где наложено хотя краткое, но законченное учение о предложении. Полагаю, что преподаюиий в I-м классе, прежде чем начинать этимологию, с пользою пройдет со своими учениками 16 параграфов этой главы, и затм уже перейдет к этимологш, отложнв §§ 17 и 18 нз синтаксиса до того времени, когда пройти их он призаает наиболее удобным.
В глав «Начальные свдения из синтаксиса» изложены и элементарный правила о знаках препвнания, а материал для упражнения в применении этих правил преподающий выйдет в достаточиом количестви в моих «Курсах систематического диктанта».