Как придворный историк написал скандальный памфлет на Юстиниана и его жену и как филологам пришлось отстаивать его подлинность перед поклонниками императора

Когда говорят, что византийской историей — то есть историей средне­векового продолжения Восточно-Римской империи по XV век включительно — зани­мались мало и гораздо меньше, чем она того заслуживает, обычно не имеют в виду позднеантичную историю, историю V–VI веков, которая представляется просто естественным продолжением греко-римской истории, истории поздней Римской империи. И, разумеется, блестящая эпоха правления императора Юсти­ниана — а он правил во второй трети VI века нашей эры — часто под­верстывается под продолжение античной истории.­­­

История Юстиниана представляла интерес для историков и в Ренессанс, и в раннее Новое время — в отличие от более поздних, более, условно говоря, византийских веков. И Юстиниан был героем чрезвычайно многих групп любопыт­ствующих интеллектуалов — в частности, историков права, поскольку он кодифицировал гражданское право, которое легло в основу всего европей­ского права. Его ко­декс справедливо носит имя Кодекс Юстиниана. Соответ­ственно, этот кодекс, известный в течение многих столетий, дал его имени заслуженную славу.

Кроме того, учитывались его выдающиеся постройки и его роль в истории Италии. Все это делало эпоху Юстиниана, в общем, обласканной вниманием профессиональных историков. И главным источником по истории правления императора Юстиниана являются сочинения его придворного историка Прокопия Кесарийского. Они тоже были известны во все времена и в Средние века многократно перепи­сывались, изучались, вставлялись в историю тоже, начиная со времени Ренес­санса. И два его сочинения: «О постройках импе­ратора Юстиниана» и «О войнах императора Юстиниана», — в общем, пользо­вались известностью во все времена.

Именно поэтому такую сенсацию вызвала публикация в 1623 году сочинения, которое взорвало и образ Прокопия как придворного историка, и образ самого императора Юстиниана. Сочинение это было обнаружено хранителем руко­писей Ватиканской библиотеки Николаем Алеманом, и по двум рукописям, которые он нашел, он опубликовал сочинение, которое назвал «Тайной историей». Сочинение это, надписанное именем Прокопия Кесарийского, все того же человека, официально являвшегося придворным историографом великого императора, представляет собой злобный, неслыханно скандальный памфлет на императора Юстиниана, его жену Феодору и весь правящий класс Византийской империи.

Во введении прямо объясняется, почему направление этого сочинения столь отличается от направления остальных двух:

«…пока были живы вершители этих дел, я не мог описывать их долж­ным образом. Ибо невозможно было мне укрыться от множества согля­да­таев, а если бы я был изобличен, не избежать мне было бы самой жалкой смерти. Ибо даже на самых близких родственников я не мог положиться. Более того, я был вынужден скрывать причины и многих из тех событий, которые были изображены мной в прежнем повество­вании. Поэтому я считаю своим долгом рассказать в этой книге о том, о чем доселе не было сказано…»

И тут на нас обрушивается, действительно, целый вал не только разоблачений, но и самых фантастических сплетен, самых невероятных домыслов, самых фантастических обвинений. Казалось бы, Прокопий Кесарийский, являясь антично образованным человеком, стилизуя свои официальные труды под сочи­нения Фукидида, являясь по своему мировоззрению скептиком, ни в коем случае не мог бы показывать таких невероятных диких суеверий, которыми наполнен этот текст.

Для иллюстрации приведу всего лишь пару примеров. Вообще, весь текст читается на одном дыхании, как бестселлер. Вот он обвиняет императора Юстиниана:

«Некоторым из тех, кто состоял при нем и бывал с ним ночью во двор­це, казалось, что вместо него они видели какое-то дьявольское приви­дение. Один из них рассказывал, как внезапно поднялся с царского трона и начал блуждать взад и вперед (долго сидеть на од­ном месте он вообще не привык), и вдруг голова у Юстиниана внезапно ис­чез­ла, а остальное тело, казалось, продолжало совершать эти долгие передвижения…
Другой рассказывал, что в то время как он находился возле , вос­се­дающего на своем обычном месте, он видел, как неожиданно лицо того стало подобно бесфор­мен­ному куску мяса, ибо ни бровей, ни глаз не оказалось на их привычных местах…»

Такого рода рассказов в «Тайной истории» великое множество. Еще более скандальные разоблачения следуют относительно жены императора Феодоры. Подробности невозможно цитировать вслух в силу их порнографического характера. Но я позволю себе одно из самых скромных высказываний:

«Была она невероятно изящна и остроумна. Из-за этого все приходили от нее в восторг. У этой женщины не было ни капли стыда, и никто не видел ее смущенной. Без малейшего колебания она отдавалась раз­врату, она была в состоянии, громко хохоча, отпускать остроумные шут­ки даже тогда, когда ее колотили по голове».

Это, кстати, реальная вещь, потому что она начинала в качестве мимической актриски в театре.

«Отдаваясь своим любовникам, она подзадоривала их развратными шут­ками, умела привязывать к себе распутные души. Она не считала нуж­ным ожидать, чтобы мужчины, с которыми она общалась, попы­тались соблазнить ее, но, напротив, сама обольщала всех без разбора».

Немедленно после выхода в свет «Тайной истории» в 1623 году разразился скан­дал. Дело в том, что император Юстиниан был в натянутых и просто враж­дебных отношениях с папским престолом. Он унижал нескольких римских пап. Одного из них, папу Вигилия, он, арестовав, вывез в Константинополь как бы на суд. А когда тот бежал и искал убежища в храме Сергия и Вакха, схва­тив­шись за опоры алтаря, император велел вытащить его оттуда за ноги, и, когда солдаты тащили его за ноги, папа Вигилий просто своротил алтарный камень. Так что дело доходило до прямого рукоприкладства.

И поэтому многие исследователи, которые тогда, в XVII веке, находились в свою очередь во враждебном отношении с папством — во Франции, в Гер­мании, в Англии, везде по разным политическим причинам, — немедленно объявили, что это фальшивка, которая призвана очернить императора Юсти­ниана и вообще всю ту юридическую политику, которая строилась на Юсти­ниановом кодексе в XVII веке. Исследователи говорили, что не может быть такого противо­речия в идейном направлении основного корпуса сочинений Прокопия и этого недавно появившегося сочинения. Некоторые отмечали странность того, что у последующих писателей никак не отражено знакомство с этим сочи­не­нием. Некоторые указывали на то, что мировоззрение автора этого сочинения отличается от мировоззрения Прокопия.

В общем, эта поле­мика длилась 250 лет: с начала XVII века и до конца XIX века. В конце XIX века основатель позитивистской истории Леопольд фон Ранке послед­ним ставил под сомнение подлинность «Тайной истории».

Но с тех пор были достигнуты большие успехи в филологии. В частности, был вычислен так называемый закон Мейера, по которому можно понять стиль автора в зависимости от повышений и понижений тона в конце его фраз; этот рисунок индивидуален для каждого греческого автора. И формула, выведенная по этому закону Мейера для языка основных сочинений Прокопия, дала тот же результат и для «Тай­ной истории».

Закон Мейера трактует сочетание ударных и безударных слогов, повышений и понижений тона в завершениях риторических оборотов, больших конструк­ций греческого языка. Поскольку древнегреческое ударение имело довольно сложный характер, оно соединяло повышение и понижение тона, то эта струк­тура завершений клаузул представляет собой как будто инди­видуальную рос­пись, как будто индивидуальный геном каждого автора.

И, соответственно, поскольку это вещь скорее интуитивная, а не придуманная, не усвоенная, это просто как индивидуальный почерк, по ней можно выяс­нять принадлежность текста автору, выведя такую формулу на основании большого числа его текстов. Поскольку основной корпус сочинений Прокопия огромен — это практически три тома обычного стандартного издания, — у нас есть массовый материал. А «Тайная история» — сочинение не очень большое, но тем не менее достаточное — дает нам материал, который замеча­тельно встраивается в общую картину ритмики Прокопиевской речи.

Кроме того, вдумавшись, вглядевшись в то, что раньше исследователям каза­лось религиозным скептицизмом Прокопия или маскировкой его христиан­ского мировоззрения, связанной с тем, что он стилизовал себя под Фуки­дида, исследователи увидели в действительности эклектику, эклектическое миро­воззрение, которое вообще было характерно для интел­лектуального слоя этого времени. Дело не в том, были они замаскировавшимися язычниками или недо­статочно еще уверившимися христианами, а в том, что у них в головах была мешанина из большого количества разных воззрений, в том числе разного рода восточных суеверий. В частности, идея того, что Юстиниан — безголо­вый демон, — это свидетельство каких-то восточных мотивов, каких-то восточных преданий. И так далее. Всего этого в Византии было гораздо больше, чем при­нято считать.

Еще в середине XIX века колебания были довольно значительные. Достаточно сказать, что один из основателей византийской истории, ирландец Джон Бьюри, еще в конце XIX века утверждал, что «Тайная история» подложна, а уже в начале XX века признал свою ошибку. И надо сказать, что значительную роль в установлении подлинности «Тайной истории» сыграли не только немецкие исследователи вроде Феликса Дана, но и русский историк Борис Амфианович Панченко, написавший про это огромную статью в 1898 году. Пожалуй, после его статьи никаких споров по этому поводу никогда уже больше не было.

Таким образом, оказалось, что к концу XIX века консолидированное мнение ученых подтвердило подлинность «Тайной истории» и просто заставило нас иначе взглянуть на ранневизантийского писателя. То есть частью своих сочи­нений Прокопий еще является продолжателем античной традиции, а вот в этом своем сочинении, оригинальном, не связанном оковами стилиза­ции, он позволяет себе быть иным, позволяет себе, если угодно, быть средневеко­вым. Тем самым это расширяет наше представление о том, как выглядел пере­ход от Античности к Византии — иногда внутри творчества одного и того же автора.

Все это дает нам понять, что ни в коем случае, рассуждая о подлинности или фаль­сифицированности того или иного источ­ника, мы не должны в пер­вую очередь задаваться вопросом «Кому это выгод­но?». Из того обстоятель­ства, что папскому престолу было бы выгодно очер­нить Юстиниана, мы не должны делать вывод о том, что этот текст фальси­фицирован. Это один из тех приемов выяснения фальсификации, которые должны быть отвергнуты. И это один из тех уроков, которые преподает нам история с исследованием «Тайной исто­рии» Прокопия.

Проко́пий Кесарийский (лат. Procopius Caesarensis, греч. Προκόπιος ὁ Καισαρεύς; между 490 и 507 — после 565) — византийский писатель; секретарь полководца Велизария.

Эллинизированный сириец, Прокопий родился в Кесарии — административном центре провинции Палестина, там же получил классическое (в Кесарии находилась известная риторическая школа), затем юридическое образование. Будучи сторонником сенаторской аристократии (или, возможно, выходцем из неё), Прокопий ассоциирует современную ему административную систему Византии с системой управления Рима, видя в высшем византийском чиновничестве продолжателей римских сенатских традиций.

Детали начала административной карьеры Прокопия неизвестны, однако его назначение императором Юстинианом в 527 году на должность секретаря и советника Флавия Велизария, одного из ведущих полководцев империи, говорит о достигнутой им высокой репутации: такое назначение мог провести только император или кто-то из его ближайших сановников.

С 527 по 531 год Прокопий находится вместе с Велизарием в восточных областях империи, принимая непосредственное участие в войне с Персией; в 532 году он находился в Константинополе, где был очевидцем грандиозного восстания Ника; в 533—536 годах — в Северной Африке, где Велизарий завоевал королевство вандалов; в 536—540 годах — в Италии, где Велизарий вёл войну с готами; в 541 году — опять в восточных провинциях, в которые в 540 году вторглись персы, захватив столицу провинции Сирия Антиохию; в 542 году — в Константинополе, охваченном эпидемией чумы, в 542—546 годах — снова в Италии.

Прокопий не только был очевидцем ключевых событий истории Византии того периода, но и благодаря своему положению имел доступ к информации, в том числе и секретной, на самом высоком уровне. Более того, в силу положения секретаря Велизария, Прокопий вёл его переписку, составлял доклады Велизария Юстиниану и участвовал в переговорах с важнейшими государственными деятелями той эпохи — и это придаёт особую ценность его произведениям, поскольку когда Прокопий приводит текст речи или письма Велизария, можно быть уверенным, что с высокой степенью вероятности этот текст аутентичен — поскольку сам Прокопий его записал, если не написал изначально.

Литературное творчество
Прокопий, обладая незаурядным литературным талантом, распорядился своими записями, сделанными в период государственной деятельности, наилучшим образом. Подобно тому, как Гай Светоний Транквилл, будучи секретарём Адриана, использовал императорские архивы при написании своих сочинений, так и Прокопий оставил ценнейшее по литературным достоинствам и достоверности наследие: обширный труд «Войны», панегирический трактат «О постройках» и памфлет «Тайная история», содержащий критику императора Юстиниана и его жены Феодоры.

Его самым крупным по объёму произведением являются «История войн» в восьми книгах, описывающих кампании Велизария, в которых автор принимал непосредственное участие: «Война с персами», «Война с вандалами» и «Война с готами». В этих книгах кроме политических и военных сведений, касающихся Византийской империи, содержится и масса данных по этнографии народов и географии областей, посещавшихся Прокопием, психологические портреты участников событий и бытовые зарисовки.