Три банкрота

Как это ни печально признавать, но неспособность любить является общим диагнозом для всего человечества. Чтобы убедиться в этом, совсем не обязательно заглядывать в душу всем и каждому. Даже самый поверхностный взгляд на историю любого народа, да и на мировую историю в целом, приводит к неутешительному выводу: люди гораздо более склонны обижать и мучить друг друга, чем — любить. Войны, революции, кровавые междоусобицы, убийства, насилие… На этом историческом фоне сам разговор о любви к ближнему может показаться возвышенной идеей, так и не осуществленной на практике.

Но не одна только история дает повод к подобному пессимизму. Литература также представляет нам целый ряд героев, чья неспособность любить является их главной художественной характеристикой. Тут и молодой повеса Евгений Онегин, с холодной легкостью отвергший искреннее и чистое чувство провинциальной девушки, а после невесть с чего вдруг застреливший своего лучшего друга. Тут и отважный Григорий Александрович Печорин, с помощью нехитрой, но подлой интриги похитивший несчастную черкесскую княжну, которая надоела ему спустя четыре месяца и вынуждена была жизнью заплатить за романтические забавы скучающего искателя приключений.

Но если отсутствие способности к любви у этих двух героев русской литературы еще можно как-то попытаться объяснить схожестью их характеров и общей наклонностью к скуке, то третий персонаж, которого бы хотелось упомянуть в этой связи, напрочь вываливается из подобного объяснения. Жизнерадостный прохиндей Остап Бендер — кипучий, деятельный и не склонный к рефлексии — в отношениях с женщинами, как это ни странно, в точности повторяет «подвиги» своих литературных предшественников, упомянутых выше. Сначала, подобно Печорину (влюбившему в себя Мери, а затем бросившему ее), великий комбинатор позорно убегает от полюбившей его дочери старого ребусника, а после (как и опомнившийся к концу романа Онегин) безуспешно пытается напомнить оставленной им девушке о ее былой любви.

Два самых известных литературных меланхолика и веселый жулик оказались удивительно похожи в своей неспособности любить. В чем же тут дело? Почему столь разные типы людей в важнейшей сфере своего бытия оказываются так одинаково и фатально несостоятельными?

Рассуждать об этом с различных точек зрения можно довольно долго. Однако если обратиться к христианству, ответ на такой вопрос найти совсем несложно.

Как теряют любовь

В Евангелии Христос ясно говорит, что потеря любви является прямым следствием уклонения человека от исполнения заповедей Божиих: по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф. 24:12). Очень важно понять, что само слово «беззаконие» в отношении заповедей имеет не юридический смысл по принципу: ты нарушил закон, Бог тебя за это накажет. Христианство говорит совсем о другом, духовном законе, который правильнее было бы сопоставить с законами физики, химии, биологии и любой другой естественной науки. Ведь если человек, нарушая законы собственной природы, попытается сесть на раскаленную плиту, лизнуть железо на морозе или выпить серной кислоты, то вряд ли кому-либо придет в голову назвать печальные, но вполне естественные последствия такого беззакония — наказанием Божиим. То же самое происходит, когда человек пренебрегает духовными законами своего бытия. В сущности, все заповеди Евангелия как раз и являются такими законами, а вовсе не какими-то формальными и внешними по отношению к человеку требованиями. Нет, в заповедях Господь лишь открывает нам принципы здорового существования нашей духовной природы, некую норму человечности, при соблюдении которой человек не будет вредить собственному естеству. Ну, в самом деле, разве вызовет у кого-то протест утверждение о том, например, что зависть или обида наносят вред, и прежде всего — самому завистнику или обиженному? Или что гневливый человек сам себе укорачивает жизнь? Да любая, даже самая далекая от христианства психологическая школа безоговорочно подтвердит сегодня истинность этих мыслей! Поэтому слова «грех» и «беззаконие» в Евангелии означают нарушение принципов нормального человеческого существования, которое неизбежно влечет за собой страдание, разрушение, смерть.

В общем-то, все заповеди лишь выявляют различные грани главного призыва Евангелия, который, наверное, известен любому культурному человеку — любите друг друга (Ин. 34:13). Ведь на того, кого любишь, не станешь гневаться, ему не будешь завидовать, простишь ему любую обиду и никогда не станешь его осуждать. Таким образом, в заповедях изложены не какие-то отвлеченные истины — пускай и возвышенные, — а принципы деятельного проявления той самой любви, которой нам так не хватает в нашей жизни. Но что же происходит, если человек нарушает эти принципы? Об этом нетрудно догадаться по нехитрой аналогии: а что бывает, когда человек нарушает законы физики и пытается разжечь костер посильнее, усердно поливая его водой? Ответ очевиден: огонь погаснет. Ровно то же самое происходит и с любовью в сердцах тех людей, которые нормой своей жизни сделали нарушение закона любви, то есть — грех.

И если внимательно рассмотреть литературные истории жизни Онегина, Печорина и Остапа Бендера, то причину их неспособности к любви увидеть совсем несложно.

Так, по словам Пушкина, бедный Евгений самые чистые и естественные порывы молодости потратил на сомнительные похождения и бесконечные любовные интрижки:

Он в первой юности своей

Был жертвой бурных заблуждений

И необузданных страстей.

За восемь лет такой беспорядочной жизни Онегин довел себя до весьма печального состояния, когда женщина перестала быть для него тайной, желанной целью и радостным открытием:

В красавиц он уж не влюблялся,

А волочился как-нибудь;

Откажут — мигом утешался;

Изменят — рад был отдохнуть.

Он их искал без упоенья,

А оставлял без сожаленья,

Чуть помня их любовь и злость.

Еще страшнее выглядит внутренняя жизнь Печорина, вернее, то, что он сам сделал с этой своей жизнью. Ведь не так уж и лицемерит Григорий Александрович, когда, рисуясь перед княжной Мери, проговаривает свое жизненное кредо: «Я был готов любить весь мир, — никто меня не понял: и я выучился ненавидеть». Здесь герой честно признает любовь ко всему миру — нормальным состоянием здорового, неиспорченного человека. Правда, вину за утрату этого своего здорового состояния Печорин пытается полностью переложить на окружающих. Но путь этот тупиковый и бесплодный. Ведь если мою душу искалечили другие люди, то, значит, и приводить ее в порядок должен не я, а они. Собственно, именно такой вывод и делает лермонтовский герой: «…если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви». Поставив способность к любви в зависимость от нравственности окружающих, «герой нашего времени» полностью отсек для себя возможность исцеления и пришел в поистине ужасное состояние, когда страдания другого человека, да и сама жизнь его становятся лишь забавой, топливом для эмоций, хоть как-то теребящих его ледяное сердце: «А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы. Сам я больше не способен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное, как жажда власти, а первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, — не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастье? Насыщенная гордость».

Счастье — как насыщенная гордость! Бедный Печорин… Если бы он только знал, что гордость в принципе ненасыщаема и никогда не удовлетворится тем состоянием, в котором находится человек, сколь бы высоко он ни вознесся! По учению Церкви, нет более страшного нарушения закона любви, чем гордость, медной стеной отделяющая человека от всего мира, от других людей и от Самого Бога. Чтобы убедиться в истинности этого утверждения, достаточно просто перечитать страшные строки из дневника Печорина, приведенные выше.

Ну а неутомимый охотник за денежными знаками Остап Бендер лишил себя способности к любви иным методом, не менее разрушительным, чем блуд или гордость. На что же этот симпатичный литературный герой потратил весь пыл своей энергичной натуры, куда употребил таланты, которыми так щедро наделили его авторы? Об этом лучше всего сказал сам великий комбинатор в претенциозной эпитафии самому себе: «Он любил и страдал. Любил деньги и страдал от их недостатка». Вполне откровенный и точный диагноз. Любовь к деньгам в христианской традиции носит название сребролюбия. А о том, какую разруху производит сребролюбие в душе человека, прямо сказано в одном из посланий апостола Павла: А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу; ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые… сами себя подвергли многим скорбям (1Тим 6:9–10).

В эту короткую цитату полностью укладывается вся трагикомическая история не только Остапа Бендера, но и многих других. История людей, которые в погоне за деньгами растратили свои многочисленные способности и энергию молодости, не создали семьи, не приобрели друзей… Ведь даже деньги, которые Бендер в конце концов сумел получить, не согрели его душу и не принесли счастья. Потому что не может стать счастливым тот, кто не способен любить.

Конечно, все эти герои не более чем плод писательской фантазии. Но ведь в том и притягательность настоящей литературы, что в образах вымышленных героев она показывает нам такие состояния человеческой души, на которые уже вполне реально отзывается наше сердце, наша совесть, наш жизненный опыт. И если быть с собой до конца честным, то многое из того, что лишило любви Онегина, Печорина и Остапа Бендера, мы в той или иной мере найдем и в своей жизни.

Как животное или — как Бог?

«Нет попутного ветра для того, кто не знает, в какую гавань он хочет приплыть», — когда-то сказал Монтень. К сожалению, этот тезис как нельзя более уместен в разговоре о любви в случаях, когда под этим словом подразумевается все что угодно: бурная страсть, физическое влечение, мимолетная симпатия или просто какое-то неопределенное томление в душе. Учиться любви, имея о ней столь смутные представления, — столь же неблагодарный труд, как разгадывать кроссворд, в котором отсутствуют не только ответы, но и вопросы.

В целом слово «любовь» ассоциируется у современного человека с некими бурными переживаниями, радостью или слезами, трепетом и замиранием сердца, одним словом — с сильным эмоциональным волнением. И действительно, тот, кто хоть однажды был влюблен, знает это состояние, когда в любимом человеке вдруг сосредотачивается весь смысл твоего существования. Но куда же девается это волнение страстей спустя некоторое, иногда совсем непродолжительное время? Почему так часто со скандалом делят имущество муж и жена, которые еще совсем недавно жить не могли друг без друга?

Жизнь очень сложная штука, но все же, наверное, не последнюю роль в таких разочарованиях и семейных драмах играет как раз неправильное понимание людьми важнейшего вопроса: что такое любовь? Ведь если понимать любовь как эмоцию, то неизбежно придется признать, что, подобно всем прочим чувствам, она очень изменчива, неустойчива и зависима от множества внешних и внутренних факторов нашей жизни. Не выспался — и уже не до чувств. Переел — снова не до них. Пасмурная погода за окном, больной зуб, случайно сказанное слово, косой взгляд, падение уровня сахара в крови — все эти вещи, как и великое множество других, здесь не названных, постоянно влияют на наши чувства. И если ставить свою любовь к ближнему в зависимость от многообразных обстоятельств жизни, то сохранить такую любовь-эмоцию окажется невероятно трудной задачей.

К тому же эта любовь обладает одной не очень симпатичной характеристикой: нам свойственно испытывать ее либо к тем, с кем хорошо нам, либо к тем, кому хорошо с нами. Но стоит даже приятному нам человеку выразить хотя бы легкое недовольство в наш адрес, как сразу же вместо любви к нему в душе вспыхивают совсем другие эмоции. А уж если мы узнаем, будто этот человек сделал нам какую-нибудь откровенную гадость — тут уж только держись! Тогда начинается такая «любовь», которая для несчастной бесприданницы Ларисы Огудаловой заканчивается приговором: «Так не доставайся ж ты никому!» и пулей в сердце, для пылкой Кармен — ножом в груди, а для Дездемоны — смертью от рук ревнивого мужа. В общем, с любимыми, которые вместо удовольствия начали доставлять неудобства, очень часто все происходит по схеме известной фольклорной истории, когда некий хозяин любил свою собаку лишь до тех пор, пока она не съела у него кусок мяса. Можно было бы, конечно, списать все эти печальные события на бурную фантазию драматургов, да вот беда — реальные уголовные хроники всех газет мира во все времена переполнены подобными трагедиями.

Именно такую любовь, сведенную к эмоции, Христос решительно отвергает, говоря ученикам: …если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? (Мф 5:46).

Любовь-эмоция почти не отличается от инстинктов животного. Поэтому нормой человеческой любви Христос объявляет нечто неизмеримо более высокое и требующее от людей существенного волевого и нравственного усилия: Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф. 5:43-45).

Но любить своего врага, руководствуясь эмоциями и чувствами, уже не получится, поскольку чувства эти будут прямо противоположными любви. И здесь кроется одно из главных отличий любви христианской от всех прочих ее пониманий и трактовок: евангельская любовь обязательно предполагает жертвенность. А жертвой в данном случае должен стать отказ от таких естественных человеческих чувств, как неприязнь и отвращение, которые мы обычно испытываем к своим врагам. Занятие это нелегкое и даже болезненное, но ведь и цель его безмерно высока: уподобиться в любви уже не животному, но — Богу.

«Проблема расширенного эгоизма»

Ну вот, похоже, и найдены нужные слова: любовь — как жертвенность, способность к самоотдаче. Казалось бы, вот оно — христианское понимание любви! Но и тут нас подстерегают скрытые опасности. Оказывается, жертвенность вполне возможна и при отсутствии любви к ближнему. Не зря ведь апостол Павел предостерегает христиан от подобного перекоса в восприятии Евангелия: если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы (1Кор 13:3).

Возникает закономерный вопрос: а что же, собственно, может стать для меня причиной самопожертвования, если не моя любовь к ближнему? Ответ на это — тема для отдельного большого разговора, поэтому ограничимся здесь лишь одним его аспектом, который можно было бы условно назвать «проблемой расширенного эгоизма».

Дело в том, что, вкладываясь в объект своей любви, отдавая ему силы, время, жертвуя ради него какими-то удовольствиями, человек потихоньку начинает любить в нем именно этот свой вклад, а точнее — себя самого в любимом. В итоге получается такая вот расширенная любовь к себе, пусть даже в нее будут включены мой муж или моя жена, мои дети, моя собака. Но в центре подобного отношения всегда будет этот злосчастный общий знаменатель — «мое». Такая любовь может превратиться в гордость, отделяющую нас и наших любимых от остального мира и уничижающую все, что находится за этой границей.

Убедительный пример такого расширенного эгоизма, принимаемого за любовь, можно увидеть в знаменитой сказке французского писателя Экзюпери, когда Маленький принц объяснял ничейным розам, в чем их отличие от его любимого цветка: «Вы ничуть не похожи на мою розу. Вы еще ничто… Вы красивые, но пустые. Ради вас не захочется умереть. Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как вы. Но мне она дороже всех вас. Ведь это ее, а не вас я поливал каждый день. Ее, а не вас накрывал стеклянным колпаком. Ее загораживал ширмой, оберегая от ветра… Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала. Она — моя».

Логика Маленького принца здесь предельно ясна: чем больше самого себя вкладываешь в то, что любишь, тем больше оснований считать это своим. А все остальное можно спокойно считать «ничем», поскольку оно ведь еще ничье. Неудивительно, что бедные розы смутились, услышав эту декларацию любви-собственности. Конечно, Маленький принц — удивительно светлый и добрый герой, пожалуй, даже один из самых светлых во всей мировой литературе. Но в данном случае его понимание любви, к сожалению, не очень сильно отличается от жизненной философии генеральского денщика — персонажа одного из очерков Н. Лескова. Этот денщик делил все человечество на две неравные части: к одной он относил себя и своего барина, к другой — всю прочую «сволочь». Подобным образом и любовь-собственность заставляет человека автоматически делить весь мир на «мы» и «они». И тогда, чем бы он ни жертвовал во имя подобной любви, эта жертва неизбежно будет принесена им лишь себе самому.

Христианство предполагает совершенно иной принцип отношения к окружающим, когда основанием для любви к ближнему является вовсе не наша собственная мера жертвенности по отношению к нему, а безмерность жертвы Христа за все человечество. Чтобы эта мысль стала более понятной, можно рассмотреть ее на примере отношения героя сказки Экзюпери к чужим розам. Маленький принц по-детски наивно определил их как «ничто», поставив ничьим цветам в упрек тот факт, что ради них еще никто ничем не пожертвовал*. Но христиане знают, что Христос пострадал за каждого человека, а следовательно: каждый из людей — Его, потому что для Бога нет беспризорных цветов. Христиане призваны в каждом человеке видеть Христа и почитать в любом случайном встречном образ Божий. При таком мировоззрении разделение людей на своих и чужих по какому-либо признаку становится попросту невозможным. Вот как пишет об этой «неразборчивости» христианской любви святитель Игнатий Брянчанинов: «И слепому, и прокаженному, и поврежденному рассудком, и грудному младенцу, и уголовному преступнику, и язычнику окажи почтение как образу Божию. Что тебе до их немощей и недостатков! Наблюдай за собою, чтобы тебе не иметь недостатка в любви».

Любовь — не эмоция

На расстроенном рояле даже самый выдающийся исполнитель всех времен и народов не сможет толком сыграть и банального «Чижика-пыжика». Все его мастерство, весь обширный репертуар, экспрессия и выразительность игры окажутся бесполезными, если инструмент не будет должным образом настроен. То же самое вполне справедливо и в отношении человеческой души: она тоже нуждается в правильной настройке, без которой все наши мысли, слова и действия могут оказаться фальшивыми.

Христианская любовь к ближнему — это не чувство, и даже не действие, а именно такая настройка, а вернее, устроение человеческой души, когда в ней живет постоянная готовность отнестись к любому человеку, как к Самому Христу. Ведь в христианстве дистанция между этикой в отношениях с Богом и этикой межчеловеческих отношений практически сведена к нулю словами Христа: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф. 25:40). Каждый человек, как бы ни был он плох и неприятен нам, призван к бытию Богом, любим Им, несет в себе Его образ. И для желающих исполнить христианскую заповедь о любви к ближнему прежде всего необходимо так настроить свои ум и сердце, чтобы в любом человеке за всеми его индивидуальными несовершенствами видеть этот образ Божий, помнить о том, что он — такое же любимое Богом создание, как и ты сам. Лишь на почве подобного устроения души способна прорасти та любовь, о которой говорит Евангелие. Практический же рецепт такой настройки можно увидеть в творениях святых отцов, всю свою жизнь употребивших на освоение этой непростой науки — любить ближнего.

«Воздавай почтение ближнему как образу Божию — почтение в душе твоей, невидимое для других, явное лишь для совести твоей. Деятельность твоя да будет таинственно сообразна твоему душевному настроению. Воздавай почтение ближнему, не различая возраста, пола, сословия, — и постепенно начнет являться в сердце твоем святая любовь. Причина этой святой любви — не плоть и кровь, не влечение чувств, — Бог», — говорит святитель Игнатий (Брянчанинов).

В чем же на деле должно быть выражено такое душевное устроение, объясняет другой святой — авва Дорофей: «Не делай зла ближнему, не огорчай его, не клевещи, не злословь, не уничижай, не укоряй, и таким образом начнешь после мало-помалу и добро делать брату своему, утешая его словами, сострадая ему или давая ему то, в чем он нуждается; и так, поднимаясь с одной ступени на другую, достигнешь с помощью Божией и верха лестницы. Ибо, мало-помалу помогая ближнему, ты дойдешь до того, что станешь желать и пользы его, как своей собственной, и его успеха, как своего собственного. Сие и значит возлюбить ближнего своего, как самого себя».

Вот, собственно, и все. Нетрудно увидеть, что никаких сверхъестественных ухищрений и неисполнимых требований здесь нет. И прежде всего нужно научиться так любить самых близких своих людей — мужа, жену, детей, родителей… Не потому, конечно, что они — наши родственники. Просто именно с ними мы общаемся гораздо больше, чем с остальным человечеством, и где же еще осваивать христианскую любовь к ближнему, как не в собственной семье? Глупо учиться любви к врагам, так и не научившись любить свою бабушку.

Конечно, в приведенных здесь цитатах отцов описано лишь самое начало стяжания любви к ближнему. Путь же ее совершенствования бесконечен, поскольку человек призван уподобиться в ней Самому Богу. Но без этого драгоценного начала весь остальной путь окажется для нас безнадежно закрыт.

*Мы понимаем, что такая трактовка образа Маленького Принца может вызвать неоднозначную реакцию и многим не понравится. Однако из уважения к позиции автора мы не стали подвергать текст редактуре и убирать из него это сравнение, что не означает, что редакция разделяет данную позицию. – Ред.

Журнал «Фома»

Как научиться любить?

Первое, что мы должны научиться делать что-бы научиться любить — это разводить понятия, которые часто смешиваются роковым образом. Сначала мы разведём в стороны такие пары как «любовь — влюблённость» и «любовь — зависимость», а потом перейдем к тому, как научиться любить.

Чем отличается любовь от влюблённости

Самое простое — влюблённость кратковременна. Она живёт не больше полугода. Полгода для влюблённости — это вообще мафусаилов век. Далее.
Влюблённость — это временное СЛИЯНИЕ двух личностей, где Личности отступают на второй план. Это напоминает пятничный запой (забыть к чёрту работу) или танцы на ночной дискотеке (та же причина).
Влюблённость — дионисийское чувство. Любовь — аполлоническое. А именно… Влюблённость — выключает ум (и за это ей спасибо). Любовь — оттачивает ум (большое спасибо!). Как сказал один классик древнегреческой политики про жену своего друга — гетеру: «Она не знала грамоте и не обучалась искусствам. Лишь любовь была её Учителем. Она дала ей вдохновение, чтобы слагать стихи, воспевающие любимого и вложила в руки арфу, чтобы аккомпанировать этим стихам».
В отличие от любви влюблённость — непроизвольна (ощутите на вкус это слово и поскорее сплюньте). Она, знаете ли, не требует усилий. Влюблённость — это то, что случается с нами. Это и хорошо для начала. Но то, что попало в руки — случайно, попробуй ещё удержать! И вот тут начинаются усилия — усилия Любви. Начинается тот самый ТРУД, который сделал из обезьяны (у которой всё в порядке с половой жизнью) человека (который от любви может и помереть — и никто его за это не осудит).
Как принято считать в психологии любви (есть и такая наука), любовь является результатом волевого акта и сознательного выбора, который требует душевной и физической работы.

Чем отличается любовь от зависимости

Есть зависимость пассивная и активная.
Пассивная зависимость
Пассивная зависимость — это когда любовь нужна нам только для того, чтобы решать все свои бытовые и экзистенциальные проблемы, главная из которых — страх перед жизнью и боязнь не справиться с ней самостоятельно.
Тут нужно наметить очень тонкую грань. Вообще-то — экзистенциальный страх перед жизнью, ощущение тотального одиночества человека — это нормальные переживания и от них не пьют таблетки. Именно эти переживания и толкают друг к другу в объятия людей испокон веков. Как говорится, в холодной постели легче согреться вдвоём, чем спиртом. (вот Вам пример зевгмы, которую я не люблю, так как на мой слух она всегда звучит коряво)
Здесь сразу вспоминаются слова из Екклесиаста:

«Двоим лучше, нежели одному ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. А если даже упадут оба, то тепло будет им; а одному как согреться?»

Но тем не менее, Вы же понимаете, где проходит грань между простым человеческим стремлением согреться и патологической зависимостью от партнёра?

***

И ещё один нюанс…
«Любовь чтобы решать все свои бытовые и экзистенциальные проблемы»? — фу, как это мерзко! Ну, согласна. Только не надо перегибать палку. Кое-какие бытовые и экзистенциальные проблемы всё-таки традиционно решают партнёры. Кто-то, например, носит тяжести. Кто-то — создаёт уют. Кто-то работает домашним психотерапевтом…
Можно, конечно, всю жизнь питаться в бистро (чтобы не носить тяжести), жить в номере мотеля (чтобы не создавать уют) и плакать в жилетку платному психоаналитику (чтобы не грузить друг друга). Но это — редкий стиль жизни, вычурный и далёкий от наших реалий.
Кстати говоря, страдающие пассивной зависимостью иногда всё-таки что-то дают партнёру…
Но прозорливую душу не обманешь. Вы сразу почувствуете, что всё это даётся лишь с целью — удержания партнёра на месте.
Активная зависимость
Человек, страдающий активной зависимостью, нуждается в рабе, которым он может тешить свою низкую самооценку. Поэтому такой человек ищет партнёра, которого может подчинить себе — полностью. Для этого в партнёре поощряется беспомощность и несамостоятельность.
Бойтесь данайцев дары приносящих!

Запустите «антивирусник»

Это и будет вашим проявлением любви к себе

Но мы – взрослые люди, мы не можем постоянно пребывать в детстве. Мы неизбежно взрослеем, и постепенно осознаем окружающий нас мир. Восторженность – «розовые очки», через которые мы в детстве смотрим на мир, – постепенно исчезает. И очень важно, чтобы на ее место пришли не разочарование, не холодное равнодушие к миру и людям, не злоба и презрение, а любовь. Любовь открытая, взрослая и осознанная.

Как закаляется любовь

Детская восторженность и любовь – это разные вещи. Настоящая любовь – всегда жертвенная, всегда страдающая. Настоящая любовь – это та, которая прошла испытание на крепость. Преподобный Марк Подвижник пишет, что «истинная любовь искушается противностями». Какими такими «противностями»? Скорбями и искушениями. Восторженная детская любовь – любовь несовершенная, неискушенная, не прошедшая еще испытание скорбями, человеческой злобой и ненавистью; не столкнувшаяся еще с горем и болью других.

Легко любить в детстве, сложнее – когда мы оказываемся «в состоянии осознать». Христос заповедал нам любить всех: и «беленьких», и «черненьких». Если я избегаю общения с дворниками, пьяницами и бомжами, если мне неприятен чей-то «неопрятный внешний вид», если я «выбрасываю» их в «корзину» – это значит, что я серьезно болен. И название этой болезни – гордость, высокомерие, презрение. Это значит, что я, сознательно или бессознательно, считаю себя во всех отношениях превосходящим людей перечисленных выше «категорий»; считаю себя чистеньким и боюсь измарать свои нежные белые ручки о засаленную, пропахшую табаком и мочой одежду ближнего. Или просто пытаюсь играть в прятки с реальностью: что мне приятно – принимаю, что неприятно – отвергаю, выбрасываю, закрываю на это глаза.

Другое дело – личная безопасность, личная гигиена души. Крайне необходимо, особенно находясь на улице, ограждать свой слух, свое зрение от всего, что может навредить душе, подтолкнуть нас к греху. Мы не в состоянии остановить лавину вредной для души информации, обрушивающуюся на нас вне нашего дома, в том числе и со стороны некоторых людей. И мы должны пребывать в постоянном духовном напряжении, удерживая свои чувства от следования за греховным и вредоносным – от всего того, что может лишить нас душевного мира. Но, ограждая свою душу от тлетворного воздействия на нее таких людей, надо не переставать любить самих людей. Да-да, тех самых людей, от пагубного влияния которых на себя мы всеми силами стараемся себя оградить. Ненавидеть грех и ограждать себя от него, но любить самих людей.

В поисках радости

Что касается «заученных, многократно отрепетированных моделей поведения человека в социуме, отнюдь не являющихся доказательством его любви к ближним», то святые отцы говорят: «Не имеешь любви – совершай дела любви, и, рано или поздно, в твоем сердце появится и сама любовь. На практике этот совет осуществляется следующим образом: если в автобусе рядом с тобой стоит пожилая женщина, и ты не испытываешь ни малейшего желания уступать ей место, сделай это «через не хочу». Подумай о том, как ей тяжело стоять, как у нее болят ноги, как она будет благодарна за то, что кто-то испытывает к ней сострадание. Делай так постоянно, независимо от твоего желания, и ты увидишь, как сердце теплеет; как человек, которому ты помогаешь, постепенно перестает быть для тебя чужим, становится тем самым ближним, о котором говорится в Евангелии, то есть своим.

Да, вы правы: нельзя любить ближнего, не полюбив себя. Но что значит «любить себя»? С мирской точки зрения любить себя – значит все делать для себя: жить для себя, удовольствия получать для себя, даже любить – для себя. Но такая любовь к себе никогда не наполняет душу светлой радостью. Не допускать в свою душу грех и страсть, бороться с ними, как борется воин, – это и есть любовь к себе правильная. Это любовь к своей душе, забота о ней. И такой любви необходимо учиться.

Попробуйте запустить в своем «компьютере» «антивирусник» из трех составляющих: молитва, самоосуждение и самоукорение. Когда обнаружите вирус, отправьте его на исповедь. Это и будет проявлением вашей любви к себе.

Иеромонах Петр (Бородулин)

Отказаться от презрения

Не стоит отворачиваться от тех, на чьем месте можем быть мы сами

Закрывать глаза на то, что тебе неприятно, что доставляет дискомфорт, – это малодушие. Давайте скажем об этом прямо. Чтобы видеть людей и реальность такой, какая она есть, нужно иметь мужество, а мужество в себе надо воспитывать.

Какие аргументы есть в пользу именно такого, мужественного отношения к миру? Во-первых, в противном случае мы себя просто обманываем, а это, как известно, дело неблагодарное. Во-вторых, то, отчего мы так презрительно отворачиваемся, рано или поздно может войти и в нашу жизнь, коснуться лично нас, а мы к этому окажемся не готовы. Ведь на месте того самого бомжа или попрошайки, клянчащего «копеечку», о котором пишет Катя, может, не дай Бог, оказаться кто-то из наших близких – тех, кого мы действительно любим. А такое вполне может быть, от этого ни один человек на земле совершенно не застрахован. Как тогда мы поступим? Станем ли презирать и брезгливо отворачиваться в сторону?

Преодолевая надменность

Если мы и живем более или менее благополучно в социуме и не являемся «отверженными», не страдаем пагубной привычкой или болезнью, не потеряли жилье из-за чьих-либо махинаций или злобы родных, то не только потому, что мы сами по себе такие замечательные и здравомыслящие. Но и по милости Божией, которая до времени ограждает нас от таких серьезных бед. Лично для меня память об этом всегда является хорошим «антивирусником» к чувству брезгливости и надменности по отношению к другим людям.

Да, и бомж, и алкоголик, и «матерящиеся у подъезда личности» – это люди, которые серьезно больны, чья душа искажена, изломана греховными навыками и привычками, подпитанными дурной средой. Но с точки зрения христианской аскетики высокомерие и малодушие – болезни ничуть не менее серьезные, чем алкоголизм и привычка к нецензурной брани, и ничуть не менее трудноизлечимые, просто в силу своего внутреннего характера менее заметные для окружающих. Кто сказал, что люди, себя потерявшие, Богу менее дороги и ценны, чем успешный журналист с высшим образованием? Думаете, Господу приятно видеть нас такими гордыми и надменными? Ведь Он от нас совсем не этого ждет. «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем…»(Мф. 11:29), – говорит Христос в Евангелии. Но мы-то не кроткие и не смиренные. И если Бог нас терпит такими, настолько далекими от Его заповеди, какое право мы имеем кого-то презирать?

Автор вопроса говорила о детях и детском восприятии окружающих. Так вот мне кажется, что дети в этом смысле ближе к Богу. Они еще не знают, что бомж – это «асоциальный элемент», и должен презираться. У них нет многих из тех стереотипов, которыми так богаты взрослые…

Разобраться в себе

Отвечая на вопрос, отец Петр говорил о необходимости ограждать себя от вредной информации, которая обрушивается на нас вне дома.

И тут нужно разобраться, почему мы «выбрасываем в корзину» неприятных нам личностей: потому что любим все приятное, а к неприятному испытываем брезгливость или потому что пытаемся оградить свою душу от вредного влияния? Если второе, то это, быть может, не так плохо, если первое – с этим нужно срочно что-то делать. Чувство брезгливости к человеку, любому человеку, даже падшему, даже находящемуся на социальном дне, – большая ошибка.

Вы спрашиваете: «Зачем подавлять в себе чувства презрения и собственного превосходства, пусть только мелькнувшие где-то в глубине души, при взгляде на бедного, некрасивого, глупого, больного? Что такого страшного в том, чтобы злорадствовать про себя, не высказывая своих мыслей вслух?». Есть ощущение, что вопрос этот провокационный. Думается, автор письма и сама прекрасно знает, что «такого страшного» в презрении, чувстве собственного превосходства и тем паче – злорадстве. Это чувства разрушительные, недостойные того, чтобы жить в душе, созданной по образу и подобию Божьему. Достаточно взглянуть внимательно на свою душу в момент, когда испытываешь описанные чувства, и увидишь, что даже утаенное злорадство вредит душе ничуть не меньше, чем выраженное вслух. Так что дело вовсе не в приличиях – это вещи по отношению к нашей душе внешние. Дело в том, что реально происходит с нашей душой, а это то, что скрыто от внешних глаз. Это только между нами и Богом.

Что до социальной модели отношений «уступи бабушке место», о которой вы говорите, она не так формальна, как кажется. Она возникла не только как способ самосохранения общества, в ней изначально заложена необходимость именно любви, ведь общество наше тоже построено на христианских принципах, мы просто не всегда это понимаем. В конце концов, это всегда дело нашего свободного выбора: творить добро с холодным сердцем, просто потому, что «так надо», или сердце к этому прикладывать.

Между жизнью и… чем-то другим

Фактически все письмо сводится к нескольким вопросам, самый главный из которых, если попытаться его четко сформулировать, звучит примерно так: «А точно ли стоит любить ближнего? Действительно ли это так необходимо, или может Христос ошибся, когда нам эту заповедь давал? Может, можно от нее как-то избавиться, убежать и жить в свое удовольствие?».

Вопрос о любви к ближнему – очень важный и совсем не праздный. Это один из центральных вопросов Евангелия. И видно, что Кате он не дает покоя, если только она по-журналистски не притворяется! Из Катиного письма у меня сложилось впечатление, что она бы и рада с этой заповедью не считаться, но, даже будучи человеком далеким от Церкви, игнорировать ее до конца все же не может. Это лишний раз свидетельствует в пользу важности этой заповеди для каждой человеческой души, для нашей совести. И, конечно же, следовать ей совершенно необходимо, если только мы не хотим отдалиться от Бога на расстояние, не совместимое с жизнью.

Бог есть любовь. Мы настолько привыкли к этому тезису, что совершенно не осознаем порой его практическую значимость. Если Господь есть любовь и Он же есть источник жизни, то, любя людей и вообще все созданное Богом, мы умножаем в себе жизнь, умножаем в себе счастье, мы приближаемся к Богу, мы становимся теми, кем и были задуманы Богом, то есть спасаемся. Отвергая любовь, обращая ее в ненависть, презрение и равнодушие, мы, сами того не замечая, погружаемся в смерть, в темноту, от Бога отдаляемся. А жизнь и смерть – это прежде всего категории духовные и уж затем физические.

Помните «Мертвые души» Гоголя? Ведь там речь идет не только о физическом, но и о духовном омертвении. Описанные им персонажи физически вроде бы живы, но внутри давно умерли. В этом весь парадокс! Мы так порой привыкаем к омертвению наших душ, что даже не замечаем своего бедственного положения. А понять вот эту разницу между жизнью и смертью в себе можно, живя внимательной духовной жизнью. И человек, которого принято называть ближним, не зависимо от его близости и приятности нам, является той лакмусовой бумажкой, которая лучше всего отражает состояние нашей души. Если мы внимательны к людям, отзывчивы, неэгоистичны, ненадменны, если их трудности и болезни ранят наше сердце, а недостатки не раздражают, если мы терпеливы к их немощам и жалеем не только «своих», но и «чужих» – значит, мы идем по пути, который указал нам Христос.

Невозможное – возможно!

«Но как это реализовать на практике? Возможно ли это, особенно в нашей современной жизни?» – спрашиваете вы. Но, наверное, и сами знаете, что пресловутая «современная жизнь» с точки зрения возможности любить ничем особенным не отличается от жизни несовременной. Да, потребительское сознание и культ удовольствий, которые пропагандируют массовая культура и рынок, несколько осложняют эту задачу. Но в целом любить ближнего было трудно всегда: и в Средние века, и в XXI веке. Стоит только попробовать полюбить, и ты видишь, как все твои усилия разбиваются о твою же собственную немощь и страстность, о твою ветхую природу.

Но святые отцы говорят, что невозможное человеку возможно Богу.

Бог помогает человеку подвизающемуся, подает Свою помощь через Таинства исповеди и причастия. И то, что казалось невозможным, становится вдруг выполнимым. Потому мой вам совет: чем рассуждать о любви абстрактно на страницах газеты, попробуйте прибегнуть к этим Таинствам, начните жить церковной жизнью, и вы сами все увидите.

Да, вы правы: люди живут в страхе, они не верят друг другу, бояться обмана, вообще боятся жизни как таковой. Все это – от отсутствия веры в Бога и доверия Богу. Вы спрашиваете: «Как объяснить?». Но лично у нас нет никакой необходимости объяснять раздраженному пассажиру, что не стоит обижаться на «нахамившего газелиста». Давайте прежде сами научимся не обижаться и проявлять любовь к тем, кто нам хамит, а уж затем попробуем объяснить это другим. И уж тем более не надо пытаться примерять свое сострадание на преступника, тем более абстрактного. Не лучше ли сначала примерить его на вполне реальных, знакомых нам людей, того же пьющего дядю-соседа или самодура-начальника? Тем более что и пьянство, и самодурство – еще не преступление…

Газета «Саратовская панорама» № 4 (932)

Информационно-просветительский отдел УПЦ публикует интервью Блаженнейшего Митрополита Онуфрия редакции «Церковная православная газета».

Христианская любовь предполагает не взаимность, а самопожертвование

— Ваше Блаженство, почему так получается: в нашем обществе много говорится о любви и в то же время чувствуется ее острейший дефицит? Что нужно сказать о любви в свете Нового Завета?

— Заповедь о любви к Богу и о любви к ближним была дана людям еще в Ветхом Завете. Однако в своей беседе на Тайной Вечере Господь Иисус Христос обращается к Своим ученикам со словами: заповедь новую даю вам, да любите друг друга (Ин. 13: 34). В чем новизна этой заповеди? Прежде всего в том, что любовь христианина должна простираться не только на тех, кто близок нам по крови или кто приятен нам, а на всех, кто нуждается в нашей помощи и любви. На евангельских страницах Иисус Христос призывает нас к любви бескорыстной. А если же мы любим так, как любят грешники, то какая за это благодарность от Господа? Мы призваны любить даже своих врагов, не ожидая ничего взамен (Лк. 6: 35), т. е. не надеясь на возмещения своих трат.

— Чем обычная (человеческая) любовь по существу своему отличается от христианской?

— В обычной жизни мы любим тех, которые нам нравятся и которые любят нас. А христианская любовь предполагает не взаимность, а самопожертвование. Возьмем наглядный пример из жизни: молодой человек любит девушку, готов ей покупать цветы и терпеть ее капризы. Но такая плотская любовь распространяется лишь на немногих людей – на родителей, еще, может быть, на одну личность. А христианская любовь распространяется на всех. Она является любовью возвышенной, всеобъемлющей и, достигая своего совершенства, простирается и на врагов. Господь учит благословлять тех, которые нас проклинают, и молиться за тех, которые нас обижают.

Мы должны подчинить свою плоть законам духа

— Как же достичь подобной любви? Ведь не бывает же — раскрыл свою душу и всех возлюбил…

— Конечно, христианская любовь не приходит легко, как бы нам хотелось. Господь Иисус Христос не только заповедует нам любить друг друга, но, прежде всего, Своей жизнью являет нам пример любви и помогает нам приобретать ее. В этом является новизна и сила Нового Завета: в соединении со Христом в Церкви мы становимся способными принимать дар любви от Бога, той любви, которая простирается на всех, в том числе и врагов. Благодать воспринимается человеком по мере очищения его души: нужно себя перебороть, гордыню сокрушить, отогнать все те злые помыслы, которые наполняют нашу душу. Это делается с помощью церковных таинств Покаяния и Причастия, молитв, чтения Священного Писания и самопонуждения. Сам Господь сказал, что Царствие Небесное нудится (Мф. 11: 12), т. е. нужно себя понуждать и побуждать к соблюдению поста, целомудрию и другим добродетелям. Мы должны подчинить свою плоть законам духа. Тогда и будем иметь духовные плоды, главным из которых является любовь. Если человек творит добро, прощает обиды, любит ближнего жертвенной любовью, то он уподобляется своему Творцу. Так поступая, человек обретает душевный мир и наполняет свою жизнь радостью.

Подлинно счастливым является тот, чье счастье не зависит от внешнего мира

— Чтобы иметь радость и мир, нужно чувствовать себя счастливым. Но как этого достичь в нынешних непростых условиях, когда жизнь дорожает и цены растут?

— Наше счастье не зависит от обилия нашего имения или внешней ситуации (экономической и политической), в которой мы оказались. Можно занимать самый высокий пост в обществе и обладать огромными состояниями и при этом чувствовать себя глубоко несчастным. Подлинно счастливым является тот, чье счастье не зависит от внешнего мира. Являясь сынами Божиими, Святые были счастливы тем, что Бог им давал, потому что их сердца были наполнены благодатью Божией. Счастлив тот, кто умеет довольствоваться тем, что имеет, кто стремится очищать свое сердце от страстей, и старается любить Бога и всех людей.

Можно любить себя, угождая своим эгоистическим желаниям, а можно любить себя, чтобы обрести Царство Небесное

— Господь Иисус Христос заповедует нам возлюбить ближнего своего как самого себя (Мф. 22: 39; Мк. 12: 31; Лк. 10: 27). Для того чтобы любить ближнего, нужно любить себя? Что значит любить себя?

— Человеку свойственно любить самого себя. Никто не желает себе зла. Вопрос заключается в направленности нашей любви. Можно любить себя, угождая своим эгоистическим желаниям, а можно любить себя, чтобы обрести Царство Небесное. Что такое радости этого мира? – Это хорошая работа, увеличение своего материального состояния, различные развлечения… Конечно, мы все нуждаемся в необходимых вещах – крыше над головой, одежде, хлебе насущном. Однако христианская любовь по отношению к самому себе не означает желание приобретения земных благ. Христианин видит благо для себя в исполнении заповедей Божиих, которые приближают человека к Богу и открывают возможность стяжания Божией благодати, исполняющей сердце ни с чем не сравнимой полнотой и радостью.

— В нашей жизни бывает много затруднительных обстоятельств. Часто мы теряемся и не знаем: что делать и как поступить? К примеру, если кто-то занял деньги и не хочет вернуть, возникает вопрос: обратиться в полицию или еще какие-то меры предпринять?

— В первую очередь, нужно поставить себя на место должника. И посмотреть: как бы мы хотели, чтобы с нами поступили в подобных обстоятельствах? Господь Бог заповедует нам, чтобы мы поступали с другими так, как хотим, чтобы другие поступали с нами (см.: Мф. 7: 12). Господь ставит нас перед выбором: вести себя как грешники или быть подобными Богу? В таких ситуациях мы проверяемся в отношении того, насколько мы способны проявлять милосердие, сострадание, прощение, любовь.

Жертвенность христианской любви не может быть упразднена ничем – ни обидами, ни испытаниями, ни разочарованиями…

— В 13-й главе Первого послания к Коринфянам святой апостол Павел воспевает гимн любви: любовь долготерпит, милосердствует, <…> не завидует… (ст. 4) — и заключает свою речь о любви: любовь никогда не перестает (ст. 8). Как пониматьпоследнюю фразу?

— Сущность христианской любви – это способность христианина к жертвенности. Если в любви нет жертвенности, ее нельзя назвать христианской любовью. Любовь без жертвенности – это есть проявление эгоизма, самолюбия, самоугождения. Фразой любовь никогда не перестает святой апостол Павел указывает нам на то, что жертвенность христианской любви не может быть упразднена ничем – ни обидами, ни испытаниями, ни разочарованиями…

В иной мир за человеком пойдут только его плоды любви к Богу и ближнему. И во всей своей полноте христианин сможет раскрыть дар любви в вечной лучшей жизни, когда исчезнут не только дары пророчества и языков, но прекратятся уже вера и надежда. Вера заменится там лицезрением Господа, а надежда станет сбывшеюся, одна любовь будет царствовать во веки веков, навсегда, потому что истинной любовью является Сам Бог и Бог является вечным источником любви.