Борис и Глеб , первые канонизированные русские святые

Святые в Русской Православной Церкви подтверждаются канонизацией, в которой умершие записываются в Общину Святых . После канонизации святой обычно заносится в Menologium . Святителя чествуют, изображая его на иконах , упоминая в кондаках или тропарях , рассказывая о его достижениях в житиях святых , подтверждая дату празднования в православном календаре и строя храмы и монастыри, носящие его имя. Офис канонизации, как правило , последняя молитва к покойному ( parastasa , pannychis , Лити ) и первая молитва к святому ( Всенощное бдение , молебна , величания ).

Канонизацию принято делить на две категории: местную и общецерковную. Общцерковная канонизация всегда осуществляется высшим церковным органом, то есть Митрополитом или Патриархом над Епархическим Собором , главным членом Святейшего Синода в синодальный период или Патриархом Московским и всея Руси над Архиерейским Собором. Священный Синод Русской Православной Церкви в современной России. Местная канонизация осуществляется либо в одной церкви или монастыре, либо в одной епархии местным епископом с одобрения митрополита или патриарха и высшего церковного органа в честь одного человека или людей, более известных в конкретном регионе. В тех случаях, когда местная канонизация была проведена без благословения высшего церковного органа, предыдущий процесс канонизации не будет аннулирован, а будет проведен заново, как и должно быть. Иногда местную канонизацию проводит сам Глава Церкви или митрополия . И поместная, и общецерковная канонизация почитаются одинаково; их не следует выражать как высшие или низшие канонизации. Святой может быть как поместным, так и общецерковным, и в очень редких случаях он может быть деканонизирован. Канонизация происходит в разное время и по разным причинам; например, в тот же день, когда перевод мощей сопровождается чудом, или только несколько столетий спустя.

Историки церкви называют пять или семь периодов канонизации на Руси; те , кто утверждает , было пять периодов , как правило , слить Николай II -период с Синодального периода и пост- революционера с пост- советской эпохи. Однако здесь используется система семи периодов для лучшего понимания истории русской канонизации. Те , являются следующие: 1) 9 — го века — 1547, 2) 1547 и 1549 ( динамика Макарий советы), 3) 1550-1721 (предварительно петровский период), 4) 1721-1894 (Синодальный-период), 5) 1894-1917 (Николай II-период), 6) 1917–1987 (послереволюционный период), 7) с 1988 (постсоветский период).

Алексей Владимирович Макаркин (р. 1971) – первый вице-президент Центра политических технологий.

«В русских святых мы чтим не только небесных покровителей святой и грешной России: в них мы ищем откровения нашего собственного духовного пути», – писал в эмиграции Георгий Федотов. Канонизация святых в Русской православной церкви (РПЦ) всегда выходила за рамки сугубо церковных дел: она была не только признанием святости почивших праведников и мучеников, но и своеобразным посланием обществу, из которого предлагалось делать соответствующие выводы.

Редкость канонизаций

На протяжении всей своей истории РПЦ крайне осторожно относилась к прославлению святых, опасаясь совершить ошибку, которая могла бы дискредитировать ее в глазах верующих и государства. Кроме того, согласно церковному учению, святость подвижников к моменту канонизации уже определяется Богом, а задача церкви заключается в том, чтобы правильно определить его волю. Если сделать этого не удается, то молитвы новопрославленному святому окажутся не только бесполезными, но и вредными. Выступая на Поместном соборе 1988 года, митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий отмечал:

» канонизация святых являлась подтверждением и благословением уже имевших место фактов церковно-народных почитаний усопших подвижников благочестия: церковная же власть освящала это почитание и торжественно провозглашала подвижника веры и благочестия святым».

Именно поэтому, решая вопрос о канонизации, церковные власти в качестве основного критерия прославления старались рассматривать совершение чудес в связи с молитвами праведнику, отодвигая прочие факторы на второй план.

Уже с петровского времени осторожность церковных инстанций в данном вопросе усугублялась скептическим отношением государственной власти к «суевериям». В синодальный период русское государство стремилось максимально ограничить возможности церкви, не позволяя ей не только самостоятельного, но и даже минимально автономного существования. Православная паства, верящая в чудеса и знамения, представлялась петербургским рационалистам темной массой, находящейся в скрытой оппозиции регулярному государству, созданному Петром Великим. Пропагандируемые церковью сверхъестественные события всегда вызывали нескрываемый скепсис у имперских чиновников, несмотря на их формальную принадлежность к государственной церкви.

Неудивительно, что за два столетия существования Российской империи к лику святых для общероссийского почитания были причислены всего десять человек. Кроме того, было восстановлено почитание Анны Кашинской, прекращенное во второй половине XVII века из-за того, что она лежала в гробу с пальцами, сложенными двуперстно, как бы подтверждая тем самым правоту старообрядцев. Причем пять из этих прославлений, как и повторная канонизация Анны, состоялись в царствование Николая II, который в целях легитимации императорской власти особенно широко обращался к патриархальной традиции и русской истории: торжества по случаю канонизаций сочетались с празднованием светских годовщин – Полтавской битвы, Бородинского сражения, 300-летия династии Романовых. На Поместном соборе 1917–1918 годов состоялись еще две канонизации, материалы для которых были подготовлены еще в дореволюционный период.

Но до революции церковь старалась проявлять осторожность, подчеркивая необходимость тщательной подготовки канонизаций. Во время Первой мировой войны это привело даже к спору между царской властью и Святейшим Синодом по поводу причисления к лику святых тобольского митрополита Иоанна (Максимовича). Синод считал нежелательным форсирование этого процесса, тогда как местный епископ Варнава, пользуясь связями с Григорием Распутиным, добился принятия решения о канонизации. Николай II занял компромиссную позицию, разрешив епископу пропеть величание Иоанну, не прославляя его, хотя величание в церкви поют только святым. Заступничество царя позволило Варнаве не только сохранить свой пост, несмотря на то, что Синод был разгневан своеволием тобольского владыки, апеллировавшего к императору в обход церковных властей, но и получить сан архиепископа. А через год прошла официальная, с синодальной санкции, церемония прославления, оказавшаяся последней в истории императорской России.

Советские канонизации

В советское время канонизации святых были фактически запрещены: если имперский истеблишмент считал церковь слишком «суеверной», но все же официально оказывал знаки внимания господствующему вероисповеданию, то для коммунистической власти она была идеологическим противником. Даже в годы послевоенного «потепления» церковно-государственных отношений о новых святых не было и речи. После кончины Сталина, однако, церковь стала находить возможности для того, чтобы осуществлять канонизации даже в неблагоприятной ситуации. Для этого использовались несколько способов.

Первый из них предполагал внесение в святцы имени святого, канонизированного в другой поместной церкви. (Дело в том, что канонизация, проведенная, например, Константинопольским патриархатом, не признается в Москве, Бухаресте или Белграде автоматически.) Именно так в 1962 году церковный календарь Московской патриархии впервые пополнился новым святым – Иоанном Русским, канонизированным ранее Константинопольской и Элладской церквями. А восемью годами позже в святцы таким же образом было внесено имя Германа Аляскинского, причисленного к лику святых Православной церковью в Америке, только что получившей автокефалию в силу решения РПЦ. Такой шаг был обусловлен, в частности, необходимостью повысить легитимность новой церкви, автокефальный статус которой не признавался рядом церквей, в том числе Константинопольским патриархатом. При этом формально новой канонизации как бы и не было, что очень устраивало власти.

Во втором способе также задействовались внешние факторы. Так, в 1970-м и 1977 годах по просьбам, соответственно, японских и американских православных были канонизированы святители Николай (Касаткин) Японский и Иннокентий (Вениаминов), просветитель Америки. Эти события совпали с началом «разрядки», которую РПЦ использовала для получения у государства санкции на эти канонизации. Внешнеполитические аргументы представители церкви привлекали и в других случаях. Например, когда надо было спасти от закрытия Ленинградские духовные школы, там срочно создали факультет, готовящий православных священников для стран Африки. А закрытие Пюхтицкого монастыря предотвращали, приглашая в обитель представительные иностранные делегации. Впрочем, использование «международного» ресурса имело и оборотную сторону: РПЦ приходилось полностью солидаризироваться с советской внешней политикой.

Наконец, третий способ можно назвать «тихой» канонизацией. В 1978 году Синод принял решение утвердить службу и акафист святому Мелетию (Леонтовичу), архиепископу Харьковскому. Это означало канонизацию, хотя сам термин не употреблялся, чтобы не осложнять отношений с государством. Впрочем, такой опыт больше не повторялся; не исключено, что власти все же обратили внимание на «хитрость» священников. Более перспективным сочли другой путь, предполагавший причисление того или иного персонажа к «местночтимым», то есть почитаемым на территории одной епархии, святым. Для этого использовалось введение новых праздников, так называемых «соборов святых», происходившее по отдельным епархиям. Формально речь шла не о новых канонизациях, а лишь об установлении новых праздников, посвященных уже канонизированным святым: их как бы объединяли по территориальному признаку. Однако в ряде случаев в списки включались и подвижники, ранее не причислявшиеся к лику святых, – например, знаменитый сибирский старец Федор Кузьмич, которого некоторые до сих пор идентифицируют с императором Александром I.

При этом «имя каждого подвижника благочестия отдельно не обсуждалось и ни житий, ни служб им не составлялось». Списки имен, включенных в каждый собор, утверждались Синодом, который мог и не пропустить спорные фигуры. Например, несмотря на многовековое почитание в Рязанской епархии, так и не был официально канонизирован князь Олег Рязанский: этому помешала его репутация «предателя» и союзника Мамая. Несмотря на это, в рязанских храмах можно приобрести иконы святого Олега. Более того, его культ в последние десятилетия становится еще более популярным: возобновлены богослужения в Солотчинском монастыре, где он похоронен, рязанский герб украшен изображением князя, который прочно идентифицируется с Олегом, а на одной из центральных площадей Рязани ему установлен памятник. Советская власть, насколько можно судить, не препятствовала этим процессам, поскольку они не вызывали заметного резонанса.

Перестройка сделала возможным празднование в 1988 году Тысячелетия крещения Руси как торжества общенационального масштаба. В связи с этим на Поместном соборе состоялась канонизация девяти новых святых – событие, беспрецедентное для русской церковной истории последних столетий. Список канонизированных тщательно готовился: в него вошли как консервативные богословы XIX века Феофан Затворник и Игнатий (Брянчанинов), вдохновлявшие церковных интеллектуалов, так и почитаемая в народе Ксения Петербургская, с именем которой связывались многочисленные чудеса. Для нецерковных людей знаковыми стали имена Андрея Рублева и, особенно, князя Димитрия Донского, хотя канонизация последнего вызывала вопросы в связи с его непростыми отношениями со священноначалием и отсутствием традиции почитания именно как святого, а не как полководца (в отличие от его оппонента Олега Рязанского). Разумеется, здесь можно вспомнить танковую колонну «Димитрий Донской», средства на которую, наряду с эскадрильей «Александр Невский», собирались верующими в годы Великой Отечественной войны. Но тогда речь шла о стремлении церкви встроиться в провозглашенный Сталиным патриотический дискурс, в котором фигурировали имена знаменитых князей-патриотов, то есть приоритет все же оставался за светскими мотивами.

В 1988 году было еще политически невозможно канонизировать кого-либо из святых, живших в ХХ столетии, однако жизнь менялась все стремительнее, и первая канонизация деятеля церкви, входящего ныне в Собор новомучеников, стала возможна уже в следующем, 1989, году: речь шла о патриархе Тихоне. Тогда же была создана и постоянно действующая Синодальная комиссия по канонизации святых во главе с митрополитом Ювеналием, руководившим ею до 2011 года, когда его преемником стал епископ Троицкий – Панкратий. Этот орган получил широкие полномочия по рассмотрению кандидатур как «общецерковных», так и «местночтимых» святых, хотя к его решениям прислушивались не всегда. Так, в октябре 1996 года комиссия отклонила запрос о канонизации митрополита Петра (Могилы), виднейшего деятеля украинского православия XVII века, которого некоторые российские богословы обвиняли в симпатиях к католицизму. Однако Украинская православная церковь Московского патриархата все же провела местную канонизацию, чтобы не позволить конкурирующим с ней религиозным организациям в лице Киевского патриархата и Украинской автокефальной церкви монополизировать роль «наследников» знаменитого митрополита. А в 2005 году патриарх Алексий II благословил внесение имени Петра Могилы в святцы всей РПЦ.

Новомученики: проблемы канонизации

Однако главной задачей комиссии стала подготовка к канонизации новомучеников, которая была связана с рядом особенностей.

Во-первых, Московскому патриархату в конце 1980-х годов надо было реагировать на вызов со стороны Зарубежной церкви, которая, находясь тогда с ним в конфликтных отношениях, в условиях политической демократизации смогла легализовать свое присутствие на территории СССР и даже претендовала на роль центра притяжения для недовольных священнослужителей. К тому времени «зарубежники» уже провели ряд канонизаций: первая из них состоялась в 1964 году, когда после 14-летней подготовительной работы к лику святых был причислен Иоанн Кронштадтский, деятель, которого было запрещено даже упоминать в «Журнале Московской Патриархии» (РПЦ канонизировала его только в 1990-м). Далее, в 1981 году были канонизированы новомученики, включая царскую семью. Эти канонизации, разумеется, были проигнорированы Московской патриархией, но причисление к лику святых Николая II и других погибших от рук большевиков членов дома Романовых вызвало споры и в самом русском зарубежье. Речь шла как о противоречивой личности самого царя, которого критиковали «слева» (за консервативный политический курс и феномен Распутина) и «справа» (за отречение от престола), так и о политизированном характере самой канонизации. Кроме того, возникали и непредвиденные «технические» вопросы: например, канонизация приближенных Николая, сохранивших верность монарху, привела к тому, что в списках православных святых, по версии «зарубежников», оказались католик Алоизий Трупп и лютеранка Екатерина Шнейдер – и это на фоне жесткой борьбы с экуменизмом, всегда отличавшей Зарубежную церковь.

Во-вторых, некоторые новомученики почитались в православной среде задолго до 1989 года, но подобной практике мешала не только цензура, но и дефицит информации в условиях недоступности архивов. Биографии многих священнослужителей и мирян, погибших в годы советской власти, были недостаточно изучены. Это приводило к казусам, может быть, еще более драматичным, чем в случае с канонизированными иноверцами. Например, среди святых, почитаемых Зарубежной церковью, оказались люди, которые на допросах подписали подробные показания против своих «подельников». Согласно же критериям, принятым комиссией митрополита Ювеналия, канонизация допустима даже в отношении лиц, признавших свою «вину», но святыми нельзя считать тех, кто стал виновником (пусть и невольным, под пытками) гибели других людей. Интересно, что воссоединение церквей не привело к автоматическому включению в святцы РПЦ «зарубежных» святых, хотя и деканонизации не произошло: они фактически остались местночтимыми. Кстати, до сих пор ведутся дискуссии по поводу того, насколько можно доверять следственным документам при решении вопроса о причислении к лику святых.

В-третьих, руководство епархий и отдельных монастырей всеми силами добивалось скорейшей канонизации «своих» святых, что порой расходилось с приоритетами комиссии по канонизации, настаивавшей на предоставлении исчерпывающей информации о кандидатах. Например, расстрелянный в 1937 году архиепископ Феодор (Поздеевский) особо почитался в московском Свято-Даниловом монастыре, однако его признательные показания не позволили принять положительного решения о канонизации. Еще более драматичная история произошла с церковным историком, митрополитом Мануилом (Лемешевским), который долгие годы провел в лагерях, но потом оказался агентом советских спецслужб с большим стажем.

Несмотря на все затруднения, на юбилейном Архиерейском соборе 2000 года состоялась массовая, включавшая более тысячи человек, канонизация новомучеников. Это было необходимо для поддержания диалога с «зарубежниками», который в 2007 году увенчался воссоединением церквей. В последующем канонизации продолжились, уже решениями Синода. В постсоветских условиях привычная осторожность пошла на спад, и потому спорных решений, а то и ошибок, РПЦ избежать не удалось. Так, ярославский священник Александр Смирнов, якобы расстрелянный в 1918 году, по данным исследователей, мирно скончался тремя годами раньше. Еще более запутанная ситуация возникла с епископом Кинешемским Василием (Преображенским). В 2003 году известный церковный историк Павел Проценко обратил внимание на то, что именно по его показаниям была арестована учительница и регент храма Ираида Титова, так же сейчас причисленная к лику святых:

«Если обществу будут явлены «иконы” ложных святых, то тогда его ждет тупик. Самый безвыходный из тупиков – духовный. Избежать этого можно лишь в соборном гласном труде, а если случаются ошибки, то и в честном их признании и исправлении».

Реакции священноначалия на это заявление не последовало. Но в 2012 году произошли неожиданные события: из церковного календаря были изъяты имена тридцати шести святых, включая и о. Александра Смирнова, и епископа Василия. Официально при этом была сделана ссылка на комиссию по канонизации, которая не передала имен в издательство Московской патриархии. Однако на православных форумах заговорили о возможной деканонизации, тем более что в июне 2012 года секретарь комиссии по канонизации, игумен Дамаскин (Орловский), увез мощи епископа Василия из Ивановской епархии, где тот пользуется широким почитанием. (Во многом это связано как раз с самим наличием мощей, поскольку большинство новомучеников похоронено в безвестных могилах.) Вместо них, в епархию были доставлены мощи некого священника, выходца из Ивановской области, умершего на Соловках. Внятного объяснения по этому поводу не было; тем не менее, в августе того же года в Кинешме в день памяти святого Василия прошли торжества с участием правящего архиерея.

В-четвертых, возникли вопросы внутренней церковной юрисдикции. Дело в том, что жертвами репрессий стали представители всех церковных течений, особенно во второй половине 1930-х годов, когда жестоким гонениям подверглись даже обновленцы, которые ранее использовались властями для организации церковного раскола. В то же время среди жертв были и представители церковных консерваторов, которые отказывались поддерживать линию митрополита Сергия (Страгородского) на сотрудничество с советской властью. В результате было принято принципиальное решение о возможности причисления к лику святых как сторонников Сергия, так и тех, кого ранее официальные церковные историки причисляли к «раскольникам».

И, наконец, в-пятых, РПЦ надо было определиться с расходящимися воззрениями новомучеников на общественные проблемы. Означает ли причисление к лику святых «канонизацию» их политических взглядов? Официально на этот вопрос давался отрицательный ответ: так, Николай II был канонизирован не как государственный деятель, а как страстотерпец, который принял христианскую кончину. Именно поэтому среди новых святых оказались люди разных политических ориентаций. Например, митрополит Серафим (Чичагов), епископ Гермоген (Долганев) и протоиерей Иоанн Восторгов были монархистами. А протоиереи Илия Громогласов и Иоанн Артоболевский были сторонниками либеральных взглядов. В число новомучеников-либералов попал даже деятель кадетской партии Константин Минятов, который в качестве адвоката был включен в состав епархиальной делегации, направившейся к большевистским властям вызволять «черносотенного» епископа Гермогена, и погибший. Впрочем, сегодня именно правые силы наиболее активно апеллируют к авторитету новомучеников для защиты своих взглядов.

Как раз с влиянием крайне правых стоит связывать нежелание церкви включить в святцы имена нескольких мучеников, участвовавших в спасении евреев во время нацистской оккупации Франции, погибших в концлагерях и канонизированных Константинопольским патриархатом. Среди них, в частности, знаменитая мать Мария (Скобцова), критикуемая православными консерваторами за неприятие традиционных форм православной церковности. Даже мученическая смерть, пусть не за веру, а за ближних, не стала в их глазах основанием для того, чтобы смягчить позицию.

Чудеса или заслуги?

С прославлением новомучеников связана еще одна проблема: несмотря на народное почитание некоторых из них (например, Николая II в общероссийском масштабе или того же Василия Кинешемского в Ивановской епархии) и обилие житийной литературы, появившейся в последнее время, они мало известны верующим. Вот слова члена комиссии по канонизации, протоиерея Георгия Митрофанова:

«Даже простое отдание дани почитания новомученикам, увы, не стало нормой нашей церковной жизни. Мы вспоминаем о новомучениках в положенные календарные дни, иногда, желая показать миру и самим себе наше высокое духовное достоинство, не стесняемся бахвалиться тем, что именно в нашей стране было прославлено такое количество новомучеников, забывая при этом, что еще большее число заблудших православных христиан их таковыми новомучениками делали».

Иными словами, если признать поведение новых святых «нормативным», то аномалией станут не только действия непосредственных участников репрессий, но и молчание тех, кто не вмешивался в происходящее; а это не просто абстрактное большинство населения страны, но и конкретные отцы и матери, деды и бабушки нынешних прихожан РПЦ.

Есть и другая причина прохладного отношения к новомученикам. Это проблема чудес: верующие в большинстве своем хотят видеть в святых не заслуженных героев, дающих высокие образцы для подражания, а помощников в решении конкретных жизненных проблем, способных вершить чудеса. Отсюда «народное прославление» Ксении Петербургской, а затем и Матроны Никоновой, которое предшествовало официальной канонизации. Причем причисление к лику святых Матроны состоялось вопреки скептическому отношению со стороны ряда церковных деятелей, в частности, диакона Андрея Кураева. Именно «Матронушка» стала самой популярной святой в ряду тех, кто был канонизирован в последние десятилетия, – несмотря на то, что она не была репрессирована, а апокрифические варианты ее жизнеописания повествуют даже о встрече со Сталиным. «Народное» влияние очевидно и в других канонизациях. Так, Илья Семененко-Басин, анализируя причисление к лику святых украинских подвижников, отмечал, что канонизация некоторых местных юродивых, в частности Феофила и Паисия, была бы невозможна в дореволюционное время:

«Епископы, быть может, и понимали, что канонизация Феофила и Паисия будет позднее названа поступком необдуманным, но в виду расколов и раздробления паствы на Украине сочли за благо молча скрепить своей подписью vox populi».

Бывают и куда более сложные проблемы. Например, ставропольский митрополит Гедеон, несмотря на негативную позицию комиссии по канонизации, благословил местное почитание популярного старца Феодосия Кавказского, в жизнеописании которого есть немало противоречий. Более того, выявленные позднее документы также свидетельствуют против канонизации: так, будучи монахом на Афоне, он пытался провезти туда женщину, что строжайше запрещено, – за это его изгнали со Святой горы. После кончины Гедеона местное почитание старца формально отменено не было, но на практике его свернули. Почитатели Феодосия в 2007 году писали Алексию II:

«Газеты «Ставропольский благовест” и «Живоносный источник” будто наложили запрет на любое упоминание о Старце. Из церковных лавок исчезли иконы и жития святого, в литургиях не всеми священниками прославляется преподобный Феодосий».

Впрочем, в ряде случаев церковь целенаправленно блокирует попытки превращения народного почитания в официальное прославление. Можно перечислить немало имен «кандидатов в святые», которым отказано в прославлении. Это, например, погибший в Чечне солдат Евгений Родионов, в поддержку канонизации которого выступали многие священнослужители (например, глава Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами, протоиерей Димитрий Смирнов). Секретарь комиссии по канонизации святых, протоиерей Максим Максимов, проводивший официальное исследование этого вопроса, заявил:

«Нет никаких документальных сведений об обстоятельствах смерти этого человека. Все рассказы, которые существуют в развернутом или сжатом виде, есть всего лишь умопредставление людей на эту тему».

Другим подобным примером может служить фигура иеросхимонаха Сампсона (Сиверса), которого одни считают великим подвижником, а другие полагают, что его жизнеописание переполнено мифами (последнее мнение разделяет и комиссия по канонизации).

Конкуренция «официального» и «народного» почитания будет, видимо, продолжаться и в дальнейшем, что не исключает и компромиссов – таких, как прославление святой Матроны. Впрочем, количество канонизаций сейчас уменьшается, что связано не только с сокращением числа непрославленных подвижников, но и с приоритетами патриарха Кирилла, который не склонен стимулировать новые прославления:

«Многочисленные канонизации, осуществленные в последние десятилетия, дали повод к превратному пониманию этого благодатного процесса церковной жизни, который воспринимается некоторыми не как констатация сложившегося в церковном народе почитания подвижника веры, засвидетельствованного Богом чудесами, а как посмертная награда за труды. Речь идет не о наградах, которые Церковь как бы посмертно выдает заслуженным людям».

Таким образом, на высшем уровне в очередной раз подтверждается традиционная для православия концепция приоритета чудес над заслугами.

Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М.: Московский рабочий, 1991. С. 27.

Подробнее об этом см.: Фомин С.В. Последний царский святой. СПб.: Общество св. Василия Великого, 2003.

Великий князь Олег Рязанский (http://cnacck.ru/2012/02/20/556).

См.: Канонизация святых в ХХ веке. Комиссия Священного Синода Русской Православной Церкви по канонизации святых. М.: Издательство Сретенского монастыря, 1999. С. 232–233.

См.: Последнее следственное дело архиепископа Феодора (Поздеевского). М.: Даниловский благовестник, 2010.

Там же.

См., например: http://ustav.livejournal.com/1082825.html.

Официальный представитель епархии заявил, что мощи будут доставлены «в то место, которое будет определено Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом» (www.1000inf.ru/news.aspx?id=11610).

См.: Святые черносотенцы. Священный Союз Русского Народа. М.: Институт русской цивилизации, 2011.

См.: Благодатный огонь. 2000. № 5. С. 51–57.

См.: Тюренкова П. Моя Матронушка (www.pravmir.ru/moya-matronushka).

В РПЦ есть маргинальные группы, которые Сталина считают праведником, а Ивана Грозного и Григория Распутина – святыми. Подробнее об этом см. капитальное исследование: Фирсов С.Л. На весах веры. От коммунистической религии к новым «святым» посткоммунистической России. СПб.: Вита Нова, 2011.

Среди новых святых, которых почитают сейчас православные, не только Николай II и члены царской семьи — встречаются и экзотические персонажи: в одном месте мать объявляет святым своего умершего ребенка, в другом никем не признанная община настаивает на святости «мученика Атаульфа Мюнхенского», более известного как Адольф Гитлер. В сети можно найти иконы Ивана Грозного, Григория Распутина и Иосифа Великого (Сталина). Против создания таких культов выступает церковь, призванная не только охранять традиции, идущие от первых христианских общин, но отделять их от абсурда.

АЛЕКСАНДР КРАВЕЦКИЙ

Обретение правил

Люди старшего поколения, вероятно, помнят, как авторы советских антирелигиозных брошюр любили пересказывать жития святых, извлекая из них фантастические, противоречащие здравому смыслу истории.

Действительно, в житиях святых встречаются сюжеты, противоречащие историческим фактам, да и здравому смыслу. Строго говоря, ничего страшного в этом нет. Кто вообще сказал, что рассказанное в житиях должно быть четко соотнесено с конкретным временем и конкретным местом? Жития не историческая хроника. Они рассказывают про святость, а не про события человеческой жизни. Именно этим агиография (то есть описание святости) отличается от биографии (описания жизни).

Чтобы понять, почему в рассказах о жизни святых так много разнообразных странностей, придется начинать совсем издалека.

Практика почитания мучеников и праведников — традиция, восходящая к первым векам христианства. Пока христианская церковь представляла собой объединение небольших общин, не было особой необходимости придумывать какие-то формальные критерии, при помощи которых святых можно было отличить от просто хороших христиан. Но,

когда конгломерат небольших общин превратился в сложную иерархическую структуру, возникла необходимость формулировать какие-то общие правила и составлять списки святых, признаваемых всеми общинами.

Среди обязательных правил канонизации (церковного причисления к лику святых) были такие, как наличие народного почитания и зафиксированные чудеса, совершившиеся при жизни подвижника или после его смерти. Однако для мучеников, то есть святых, которые предпочли смерть отречению от веры, эти условия не были обязательными.

Появление формальных правил и процедур всегда открывает дорогу к злоупотреблениям и стремлению, так сказать, нецелевого использования этих правил. Например, известен случай, когда некий Иерон, зажиточный земледелец из Каппадокии, оказал сопротивление императорским посланникам, которые хотели увести его на воинскую службу. В конце концов бунтаря судили и приговорили к отсечению руки.

К преследованиям за веру эти события не имели никакого отношения, однако в тюрьме Иерон составил завещание, согласно которому его сестра должна была совершать о нем церковную память как о мученике. А свою отрубленную руку он завещал одному из монастырей. Наследство тщеславного земледельца не было потрачено напрасно, и житийная литература обогатилась курьезным «Мученичеством Иерона со дружиною». Правда, широкого распространения это и подобные жития все-таки не получили.

Рационализация

После того как Древняя Русь приняла христианство, сюда пришли и общецерковные нормы почитания святых. А вот строго организованной процедуры канонизации на Руси не было очень долго. Почитание могло начинаться стихийно, могло в какой-то степени быть инспирированным властью. О ком-то из подвижников забывали, и культ исчезал, а о ком-то продолжали помнить. В середине XVI века были утверждены списки святых, которые почитались во всей стране.

А вот в XVIII веке с появлением новых святых вдруг начали бороться. Дело в том, что Петр I свято верил в то, что жизнь в России возможно построить на рациональных основаниях. Потому император с подозрением относился к рассказам о всевозможных чудотворцах, юродивых и других персонажах, считал их обманщиками и шарлатанами.

Петровское законодательство прямо требовало, чтобы епископы боролись с суевериями и следили, «не проявляет ли кто для скверноприбытства ложных чудес при иконах, при кладезях, источниках и прочая». Про то, что Петр испытывает недоверие к чудесам, знали все, кто имел отношение к управлению государством.

В результате Русская церковь вступила в период своеобразного рационализма, когда иерархи больше всего боялись быть обманутыми и допустить в церковную жизнь что-то противоречащее здравому смыслу. А поскольку поведение святых (будь то нарушающий правила общественной морали юродивый или же нарушающий государственные законы мученик) ну никак нельзя назвать рациональным, то канонизации в России практически прекратились.

Хотя с мест в Петербург и присылались многочисленные ходатайства с просьбой о причислении к лику святых различных подвижников. Однако Синод чаще всего отвечал, что ходатайство недостаточно обосновано. Если же процедура подготовки канонизации запускалась, то она оказывалась настолько долгой и сложной, что завершить ее не было шансов. Например,

Синод требовал, чтобы свидетели чудес давали свои показания под присягой, как свидетели, выступающие на судебных заседаниях.

Случаи чудесных исцелений проверяли медики, показания которых оформлялись так же, как показания судмедэкспертов.

Подчеркнутой рациональности Синода противостоял быт народа. Народная вера была какой угодно, но только не рациональной. Фольклорные традиции сочетались здесь с представлениями, пришедшими из Византии вместе с христианством, а церковная проповедь дополнялась рассказами всевозможных странников. Паломники шли к могилам местных подвижников, нищих, юродивых.

Иногда почитание возникало после случайного обнаружения неизвестных останков. Все это противоречило религиозной политике государства, но сделать ничего было нельзя. Страна была слишком большая. Центральные власти не имели физической возможности заметить, что в какую-то глухую деревню вдруг устремились паломники и могила безвестного нищего стала центром религиозной жизни.

Архиерей, в обязанности которого входило не допускать местной самодеятельности, мог или закрывать на это глаза, или даже неофициально поддерживать новую благочестивую традицию. Постепенно возникали и необходимые богослужебные тексты: кто-то писал акафист, кто-то — службу.

Подобной, так сказать, «неофициальной» святости в России было очень много. И в эпоху Николая II вдруг наметился некоторый поворот в сторону ее легализации. В начале XX века Синод разослал архиереям анкету с вопросом о том, какие святые почитаются в их епархиях. На основании этого опроса была подготовлена книга с длинным заглавием «Верный месяцеслов всех русских святых, чтимых молебнами и торжественными литургиями общецерковно и местно, составленный по донесениям Святейшему Синоду преосвященных всех епархий в 1901–1902 годах».

Для России это был совершенно небывалый опыт. Вопреки всем отечественным традициям власть не предписала безмолвным подданным, кому следует молиться, а кому не следует, а решила разобраться в происходящем и узаконить существующие практики.

Реабилитация иррациональности

Революция смешала карты и разрушила противопоставление народного и официального православия. Это было связано с утверждениями большевиков о том, что их государство строится на рациональных началах и научной основе. Для нашей темы не столь уж и важно, в какой степени большевистскую утопию можно считать рациональной. Существенен сам факт ставки на рациональность. При этом все связанное с церковной жизнью и — шире — с идеалистической философией объявлялось реакционным мракобесием. Реакцией на декларативный рационализм большевиков было то, что образованные православные стали куда более терпимо относиться к иррациональному.

Большевистская кампания по вскрытию рак с останками святых должна была подорвать веру народа в мощи, но нередко выходило наоборот. На фото — вскрытие раки Александра Невского в 1922 году

Фото: Карл Булла / РИА Новости

Впервые эти изменения проявились во время большевистской кампании 1919 года по вскрытию мощей. В то время как государственная пропаганда рассказывала о том, что в гробницах вместо нетленных мощей обнаруживаются муляжи, верующие — и крестьяне, и мещане, и профессора — передавали из уст в уста рассказы о том, что тело скончавшегося в 1175 году благоверного князя Глеба (сын Андрея Боголюбского) было мягким и гибким и кожу на нем можно было схватить пальцами, она отставала, как у живого. А у великого князя Георгия голова, отсеченная в 1238 году в бою с татарами, оказалась приросшей к телу так, что при этом шейные позвонки были смещены и срослись неправильно.

Если раньше существенная часть интеллигентных верующих довольно прохладно относилась к чудесам, то теперь все переменилось.

Гонители отождествлялись с рациональностью, а члены гонимой церкви от рационализма отказывались. Чудеса стали существенной частью церковной жизни. Рассказы о них помогали гонимым общинам выстоять и выжить.

В 20-е годы верующие рассказывали об обновлении, то есть чудесном самопроизвольном восстановлении, старых почерневших икон. Сведения об этом попали даже в отчеты о положении в стране, которые карательные органы готовили для первых лиц государства.

В сводке ГПУ, относящейся к 1924 году, можно прочитать, что контрреволюционным духовенством «были приложены все усилия к разжиганию религиозного фанатизма путем фальсификации всевозможных чудес, как то: явлений святых, чудотворных икон, колодцев, массового обновления икон, прокатившегося по всему СССР и т. д.; последнее, т. е. обновление икон, носило прямо эпидемический характер и захватило даже Ленинградскую губ., где зарегистрированы в октябре месяце до 100 случаев обновления».

Сам факт, что эта информация попала в сводку важнейших событий, произошедших в стране, свидетельствует о масштабе явления. А ведь этот пример не единичен.

«Обновление икон и слухи о чудотворных мощах,— читаем мы в аналогичной сводке за 1925 год,— разливаются широкой волной; за истекший месяц зарегистрировано более 1000 случаев по Иваново-Вознесенской, Брянской, Оренбургской, Уральской, Ульяновской губерниям и на Дальнем Востоке».

Я совершенно сознательно привожу здесь не рассказы верующих, а свидетельства карательных органов, видевших во всех этих чудесах лишь обман. Сотрудников ГПУ сложно заподозрить в защите чудес, а значит, в их свидетельствах усомниться невозможно.

За советские годы выросло по крайней мере три поколения людей, которых никто не учил основам православной веры. Их представления о том, что такое церковное вероучение, опирались на какую-то полуфольклорную традицию. И нет ничего удивительного в том, что православие ассоциировалось у них не столько с евангельским повествованием, сколько с чудесами, странниками, юродивыми и обретенными иконами. Полузабытые подвижники, которых отчасти помнили в далеких деревнях, теперь вызывали не отторжение, а огромный интерес. Массовое включение в церковный календарь новых имен было делом времени.

В конце 70-х годов Московская патриархия приступила к изданию новой редакции Миней, книг, содержащих службы на каждый день церковного года. В 24 объемистых тома вошло огромное количество служб святым, которые прежде не упоминались в богослужебных книгах. То, что раньше существовало в полуподпольном режиме, теперь стало общецерковной нормой.

Новомученики и исповедники

С началом перестройки стало возможным начать канонизацию новомучеников, убитых при советской власти.

В 1989 году Московская патриархия канонизировала патриарха Тихона, а пятью годами позже к лику святых были причислены священники Иоанн Кочуров (убит большевиками в октябре 1917 года) и Александр Хотовицкий (расстрелян в 1937 году).

Первым из пострадавших в XX веке от рук большевиков к лику святых был причислен патриарх Тихон, избранный на патриарший престол в 1917 году

Фото: МАММ/МДФ

Тогда казалось, что канонизация жертв коммунистических гонений открывает новый этап церковной истории. Но очень скоро стало понятно, что большинству верующих история гонений и репрессий неинтересна.

Помню свое потрясение, когда примерно через два года после канонизации Александра Хотовицкого я по просьбе финских коллег пошел в тот московский храм, настоятелем которого отец Александр был в последние годы жизни. Я хотел выяснить, не осталось ли здесь старых прихожан, которые могут что-то о нем рассказать. Я пришел во внеслужебное время и обратился к стоящему за свечным ящиком человеку с вопросом о том, не осталось ли здесь людей, которые могли бы помнить их недавно канонизированного настоятеля.

«Александр Хотовицкий…— Мой собеседник задумался.— Я здесь уже 15 лет работаю, но такого точно не было». То есть сотрудник храма понятия не имел о том, что полвека назад настоятелем этого храма был святой, которого только что канонизировали.

В последующие годы работа по подготовке материалов для проведения канонизации шла очень активно. И проблем здесь оказалось более чем достаточно. Где взять достоверную информацию о людях, погибших за веру? Понятно, что основным источником здесь оказываются следственные дела. На основании протоколов допросов можно установить, что человек не отрекся от веры, никого не предал и не оклеветал. Но ведь известно, что написанное в протоколах далеко не всегда точно отражает происходившее во время следствия. Показания могли фальсифицироваться, подписи — подделываться и т. д.

А что делать, например, если престарелый священник из глухой тульской деревни не отрекся, не предал, но подписал признание в том, что он является японским шпионом? Является ли это препятствием для канонизации?

Несмотря на все трудности удалось собрать материалы и канонизировать около 2 тыс. человек, пострадавших за годы советской власти. Конечно же, это капля в море, но продолжать эту работу сейчас стало невозможно. В 2006 году был принят закон о персональных данных, который фактически перекрыл доступ исследователей к следственным делам. В результате подготовка материалов для новых канонизаций прекратилась.

Со слов матерей

Церковь всегда должна проводить границу между святостью и оккультными практиками, а также следить за достоверностью сведений, на основании которых происходит причисление к лику святых. Поэтому во все эпохи существовали довольно странные местные культы, не признаваемые церковной властью.

Так, например, в наше время паломники со всей страны едут в село Чебаркуль (Челябинская область), где похоронен скончавшийся от лейкоза 11-летний Вячеслав Крашенинников. Мать мальчика считает своего сына святым и вдохновенно работает на создание его культа. Со слов матери было написано несколько книг, посвященных чудесам и предсказаниям Вячеслава. Наибольшей популярностью, естественно, пользуются предсказания о конце света.

Валентина Крашенинникова считает своего сына Вячеслава, скончавшегося в возрасте 11 лет, святым и смогла убедить в этом очень многих

Выглядят они примерно так: «Падшие ангелы (серые, атланты) занимаются на Земле обслуживанием программы, установленной в ядре планеты для сбора человеческих душ, а антихрист представляет их интересы среди людей, подсоединяя к ней каждого человека посредством печати (биочипа).

Падшие ангелы губят людей, антихрист им помогает, а мировое обслуживающее правительство бегает вокруг на побегушках».

Паломники рассказывают об исцелениях и привозят с могилы отрока Вячеслава землю и мраморную крошку. При этом об официальной канонизации Вячеслава Крашенинникова речь, конечно, не идет.

Председатель Комиссии по канонизации митрополит Ювеналий высказался об этом культе очень резко: «Описания странных и нелепых «чудес” и «пророчеств”, переполненные вредным для души содержанием, почти магические ритуалы на месте погребения этого ребенка, неканонические иконы и акафисты — все это составляет основу деятельности последователей чебаркульского лжесвятого».

Однако официальная церковная позиция никоим образом не повлияла на почитание отрока Вячеслава, и паломничества к нему продолжаются.

Еще одним «непризнанным святым» является воин Евгений. Началом почитания Евгения Родионова, убитого в Чечне в мае 1996 года, мы тоже обязаны матери. Рядовой Родионов и его напарник Андрей Трусов были захвачен в плен, когда попытались досмотреть машину, в которой перевозилось оружие. Первоначальной версией исчезновения солдат было дезертирство, но позже стало ясно, что их похитили.

Мать Родионова отправилась на поиски сына. Преодолев массу трудностей и заплатив боевикам, она узнала подробности гибели сына и нашла место его захоронения. По словам матери, ей устроили встречу с убийцей Евгения. Убийца рассказал, что молодому человеку предлагали снять крест и сменить веру, но он отказался, за что и был убит.

Если бы удалось доказать, что рядовой Евгений Родионов действительно отказался снять крест, за что и был убит, это могло бы служить основанием для причисления его к лику святых

Согласно древним правилам, ситуация, когда человек погибает, отказавшись сменить веру, является бесспорным основанием для канонизации. Но Комиссия по канонизации отказалась причислить Евгения Родионова к лику святых, поскольку единственным свидетельством его подвига является рассказ матери.

Однако почитатели Евгения Родионова сдаваться не собираются. Они составляют всевозможные петиции и собирают подписи. Например, в 2016 году на заседании круглого стола Изборского клуба было подписано письмо патриарху Кириллу с просьбой начать подготовку этой канонизации.

Можно привести довольно много рассказов о таких непризнанных святых (или псевдосвятых, если хотите). В появлении этих культов нет ничего необычного, и на протяжении церковной истории такое случалось неоднократно. Новым является разве что способ распространения информации.

Никогда еще благочестивые легенды и сомнительные мифы, порожденные народной религиозностью, не получали такой огромной аудитории, какую дают современные средства электронной коммуникации.

Вторжение политики

В 2000 году в числе других новомучеников были причислены к лику святых Николай II и члены его семьи. Члены царской семьи были канонизированы не как мученики (мученики принимают смерть за Христа, чего в данном случае не было), а как страстотерпцы. Страстотерпцы приняли мученическую кончину не от гонителей христиан, а в результате предательства или заговора. Как страстотерпцы были канонизированы, например, князья Борис и Глеб.

Иконописные изображения царской семьи часто можно видеть на плакатах и транспарантах во время различных патриотических шествий

Фото: Александр Петросян, Коммерсантъ

Формулировки канонизационного акта были очень аккуратными и осторожными. Эта осторожность вполне понятна. Дело в том, что в Русской церкви существовало и ныне существует течение, приверженцы которого придают убийству последнего императора совершенно особый смысл.

По мнению царебожников (так обычно называют представителей этого течения), монархия является единственной христианской формой правления и любые антимонархические выступления имеют не столько политический, сколько духовный характер. По их мнению, в 1613 году русский народ сделал свой выбор, присягнув Романовым. Всю последующую историю России царебожники воспринимают как серию измен и отступлений от монархических идей.

И в смерти Николая II они видят не политическое убийство, а мистический акт искупления: подобно тому

как Христос своей жертвой искупил первородный грех, последний император своей смертью искупил вину русского народа перед законной, данной Богом царской властью.

Поэтому, по мнению царебожников, Московская патриархия была неправа, назвав Николая II страстотерпцем: он не страстотерпец, а Царь-искупитель. Приверженцы этого течения немногочисленны, но очень активны и нередко попадают в публичное пространство. Ряд неадекватных выступлений по поводу фильма «Матильда» был связан именно с этой идеологией.

Стремление защитить имя Николая II от всего, что может его скомпрометировать, естественно вело к идее, что Григорий Распутин был праведником, а вся грязь, связанная с его именем,— это клевета врагов монархии и выдумки «жидовской прессы». Таким образом, началось движение и за канонизацию «старца Григория».

После этого уже не кажется удивительным, что наряду с Распутиным претендентом на причисление к лику святых оказался и Иван Грозный. По мнению почитателей Ивана IV, он удерживал Россию перед лицом надвигающегося хаоса, за что его и оклеветали враги России.

Церковные власти сразу отнеслись к этим предложениям резко отрицательно. В 2001 году патриарх Алексий II публично осудил распространение икон и молитв Ивану Грозному и Григорию Распутину. «Какая-то группа псевдоревнителей православия и самодержавия,— говорил патриарх,— пытается самочинно «с черного хода” канонизировать тиранов и авантюристов, приучить маловерных людей к их почитанию».

На почитателей Распутина не произвело особого впечатления, что Патриарх Алексий II публично осудил распространение икон «старца Григория»

Фото: www.ic-xc-nika.ru

Нужно сказать, что Распутин и Иван Грозный — еще не самые экзотические претенденты на роль святых.

В 2000 году одна из оппозиционных Московской патриархии церковных групп канонизировала Атаульфа Мюнхенского, более известного как Адольф Гитлер. В каком-то роде интерес к Гитлеру со стороны религиозных групп, отрицающих Московскую патриархию, оправдан. Как известно, антикоммунистические декларации Гитлера вызвали поддержку части русских эмигрантов. Поддерживала Гитлера и Русская зарубежная церковь, надеясь на то, что он избавит Россию от коммунизма.

Глава Германской епархии Русской церкви заграницей архиепископ Серафим (Лядэ) в воззвании к пастве, выпущенном в связи с нападением Германии на СССР, писал: «Христолюбивый вождь германского народа призвал свое победоносное войско к новой борьбе против богоборцев, к той борьбе, которую мы давно ждали,— к освященной борьбе против богоборцев, палачей и насильников, засевших в Московском Кремле… Воистину начался новой крестовой поход во имя спасения народов от антихристовой силы».

У одних отрезвление наступало быстро, у других медленно. Понятно, что после окончания Второй мировой войны и Нюрнбергского процесса такого рода декларации были уже невозможны.

После падения СССР на волне неприятия коммунистической идеологии вспомнили и про Гитлера. К его канонизации стал призывать лидер одной из никем не признанных церковных групп Амвросий (фон Сиверс). В 2000 году официальный журнал этой группы писал:

«Катакомбная церковь всегда исповедовала и теперь исповедует, что Гитлер для истинно-православных христиан является богоизбранным вождем-помазанником не только в политическом, но и в духовно-мистическом смысле, благие плоды дел которого ощутимы до сих пор. Посему истинно-православные христиане, безусловно, воздают ему некую честь как своего рода «внешнему праведнику”, оставшемуся вне Церкви, за попытку освобождения земли русской от жидовско-большевистского нашествия». Некоторое время спустя была написана даже икона Атаульфа Мюнхенского.

Глядя на икону Атаульфа Мюнхенского, трудно поверить, что это не пародия и не авангардистская акция, созданная ради эпатажа зрителей

В маргинальной патриотической публицистике можно найти призывы причислить к лику святых и Сталина. Сторонники этой канонизации считают, что массовое уничтожение храмов и священнослужителей в годы его правления было своеобразным педагогическим приемом, при помощи которого «боголюбивый Иосиф» воспитывал погрязший в грехах русский народ.

А по другой версии, в антицерковной кампании были виноваты сторонники Ленина и Троцкого, с которыми Иосиф Великий расправился во время большого террора. Существуют и доморощенные иконы Сталина, и молитвы ему.

На иконе Матроны Московской Сталина изобразили хотя бы без нимба

Фото: Интерпресс / ТАСС

Все это маргинальное творчество в очередной раз демонстрирует нам, к каким чудовищным результатам ведут попытки придать политическим декларациям характер церковного вероучения.

Самое важное в канале Коммерсантъ в Telegram