Откуда у человека знание о том, что хорошо, а что плохо? Есть ли всеобщий нравственный идеал? Почему, отрицая совесть, мы тем самым доказываем нравственность? Как обосновывал И. Кант свое нравственное доказательство бытия Бога? Рассказывает Виктор Петрович Лега.
Василий Суриков. Апостол Павел объясняет догматы веры
Рассмотрев онтологическое доказательство бытия Бога (этому была посвящена предыдущая беседа), перейдем теперь к доказательству нравственному, которое вызывало и вызывает множество дискуссий, причем не только среди философов, но и среди обычных людей, не задумывающихся над сложными философскими концепциями.
Закон, написанный в наших сердцах
Все мы прекрасно понимаем, что любое доказательство должно основываться на том, с чем никто не будет спорить. Онтологическое доказательство опиралось: в западноевропейской философской традиции – на врожденность, очевидность понятия Бога; в русской религиозно-философской традиции – на очевидность мышления как способности человека. Нравственное доказательство бытия Бога опирается на тоже всем очевидный факт – существование нравственного чувства.
Нравственность – это идеал, к которому человек должен стремиться
Ни для кого нет сомнений, что человек – это нравственное существо. Не в том смысле, что человек – хорошее существо, а в том, что человек – это существо, которое подчиняется нравственным требованиям: он совершает поступки, оцениваемые как хорошие или плохие. И человек может испытывать угрызения совести, если совершил поступок, как оказывается, недостойный его.
Но угрызения совести возможны лишь в том случае, если существует идеал, которому мы все должны следовать. Этот идеал называют нравственным законом, и написан он в наших сердцах. Как раз об этом говорит апостол Павел в Послании к Римлянам. Можно сказать, именно апостол Павел один из первых заявил о нравственном доказательстве бытия Бога, когда говорил, что язычники по природе своей законное делают: не зная Закона, они имеют закон в сердцах своих (см.: Рим.: 2: 14–15). И он обличает их в их мыслях и их совести.
Сердце, совесть, закон – оказывается, по мысли апостола Павла, это не обязательно нечто внешнее, это не обязательно то, что мы узнаём из Священного Писания, от наших церковных авторитетов, от наших родителей. Закон нравственный – совесть – написан в наших сердцах. Вот на этот закон и опирается нравственное доказательство бытия Бога.
Нравственность: данность или идеал?
Традиционно нравственное доказательство делится на докантовское и кантовское. Немецкий философ Иммануил Кант в учение о доказательствах бытия Бога внес, пожалуй, наиболее весомый вклад. Во-первых, он дал доказательствам название, он их классифицировал на группы: онтологическое, космологическое и теологическое; он же предложил и свое нравственное доказательство бытия Бога. Но и до Канта нравственное доказательство бытия Бога существовало, это была очень давняя традиция, восходящая к греческой философии и к самому Священному Писанию.
Докантовское нравственное доказательство бытия Бога опирается на существование некоего объективного нравственного чувства. Это нравственное чувство есть у разных народов и племен. Несмотря на все многообразие присущих только этим народам и племенам своеобразных условий жизни и своеобразных ценностей, все народы имеют и нечто общее. Например, как замечательно пишет английский мыслитель и писатель Клайв Льюис в книге «Просто христианство», невозможно представить себе ни один народ, который прославлял бы трусов, который прославлял бы эгоистов, который прославлял бы тех, кто не держит свое слово. Нет таких народов! А это означает, что какой-то общий нравственный идеал существует у всех народов. И причем это именно идеал.
Мы не можем согласиться с теми современными учеными и философами-атеистами, которые начинают утверждать, что нравственность – это результат социального «договора», некоего соглашения, или что нравственность обусловлена биологией человека, или что нравственность связана с эволюционным развитием человека. Немало есть различных точек зрения, пытающихся объяснить, что же такое нравственность и каково ее происхождение.
Так, например, Конрад Лоренц, австрийский биолог-эволюционист, в своей книге «Агрессия (так называемое «зло”)» пишет, что нравственность – это просто результат эволюционного развития, форма человеческого поведения. Мол, никто же из нас, взрослых людей, не будет ругать волка за то, что он съел зайца. Это закон природы. И только ребенок будет говорить: какой волк злой, что съел беззащитного зайчика. А мы, эволюционисты, понимаем, что волк помог природе, догнав и съев больного зайца. Вот так же следует относиться и к поступкам людей, и зло – это «так называемое зло».
Как-то даже не хочется спорить с такой концепцией, которая фактически уничтожает само понятие «нравственность», превращая его в принцип выживания сильного. Такой вот социал-дарвинизм. Ошибка Лоренца и многих других ученых и философов, которые стремятся объяснить нравственность как биологический, социальный или какой-либо иной принцип, в том, что они не видят главного: нравственность – это идеал. Это норма, к которой человек должен стремиться. Это не то состояние, в котором мы находимся. Ведь мы все прекрасно понимаем, что мы находимся очень часто в состоянии несовершенном, греховном. А нравственность – это идеал, это то нормативное поведение, которым должен обладать человек. То есть это некоторая цель.
Аргумент от… зла
Конечно, любой современный материалист нам возразит, что целей у природы не существует, а нравственность – это именно результат такого целеполагания. Но ведь мы почему-то имеем в себе этот нравственный закон! У нас есть совесть! Хотя, конечно, критически настроенный человек скажет: «О какой совести вы говорите? О каком нравственном законе? Вы наивный человек! Посмотрите, сколько вокруг людей бессовестных. Неужели вы предполагаете, что совесть есть у тех, кто развязывает войны? У тех, кто грабит беззащитных стариков и при этом еще и радуется тому, как легко обмануть этих несчастных? Да у них даже капли совести нет». С этим, конечно, не поспоришь, и, действительно, мир полон зла. Но именно это утверждение и является как раз еще одним аргументом в пользу нравственного закона. Мы говорим: «Мир полон зла, он должен быть лучше», – а это значит, что у нас есть этот идеал, есть представление о нравственном совершенстве, которое должно быть.
Слова «Мир полон зла» подтверждают: у всех нас есть представление о нравственном совершенстве
И даже когда мы вопрошаем: почему Бог не уничтожает зло в мире? – мы формулируем контраргумент своему скептическому атеизму: мы предлагаем Богу соответствовать Его собственным требованиям. То есть мы понимаем, что есть абсолютное благо, абсолютное совершенство в нравственном плане. Поэтому, предъявляя Богу упрек в существовании зла и несправедливости в мире, мы фактически признаем существование Бога как высшего блага, как высшей справедливости.
Главное – свобода
Иммануил Кант Но у этого докантовского аргумента о существовании нравственности как основы доказательства бытия Бога, действительно, есть некий, скажем так, изъян. Дело в том, что он не выглядит как собственно доказательство. Для того, чтобы убедиться, что Бог существует, нам приходится возражать всем оппонентам – и эволюционистам, и сторонникам социальной и биологической концепций. Получается достаточно сложная этическая конструкция. И поэтому Кант в своей работе «Критика практического разума» предлагает более строгий, отвечающий требованиям строгого философского дискурса аргумент, и получивший именование «нравственное доказательство бытия Бога».
Рамки нашей беседы не позволяют достаточно подробно разобрать кантовское нравственное доказательство бытия Бога, выделим лишь основные его положения. А любознательному читателю хотелось бы порекомендовать прочитать или сам этот труд Канта – «Критика практического разума», или соответствующий раздел написанного мною учебника «История западной философии».
Итак, как же рассуждал Кант? Прежде всего, отметим, что Кант обращает внимание не только на сам нравственный закон, но и на то, благодаря чему этот нравственный закон существует. И начинает он свое рассуждение с первого постулата – о свободе. Человек нравственен или безнравственен – и тут Кант имеет в виду нравственную ответственность, – потому что он, человек, свободен. Ведь мы не предъявляем претензии к снегу, который за ночь навалил сугробами и мешает нам продвигаться по улице. Это погодное явление, проявление некоего закона природы. А вот если дворник почему-то не вышел на работу и не убрал этот снег, то мы имеем причины для ропота и недовольства. Потому что дворник, как человек, обладает свободой – поступать так или по-другому, в отличие от снега.
Если человек свободен, а это факт, значит, у него есть бессмертная душа
Опираясь на это понятие о свободе как об основе нравственного принципа, Кант рассуждает дальше. Исходя из того, что свобода существует, Кант делает несколько очень важных выводов. Во-первых, о существовании автономной воли, автономной нравственности. Конечно, мы понимаем, что многие люди делают добро, потому что им за это хорошо платят или им угрожают: если они добро не сделают, их накажут. Это тоже, конечно, приемлемо, но гораздо лучше, если человек делает добро исходя из своего внутреннего долга, а не потому, что его накажут или наградят. И бывает, что человек делает добро, даже и вопреки этим угрозам. Вот такую нравственность, которая исходит из внутренней природы человека, Кант называет автономной, или самозаконной. И приводит пример, с которым невозможно спорить. Представим себе кораблекрушение вследствие страшного шторма. Тонет человек, и его друг бросается ему на помощь – и сам погибает. Что толкало его броситься на помощь? Он понимал, что опасность чрезмерная. Его поступок можно объяснить только так: им двигало чувство долга – он не мог поступить иначе, он должен был прийти на помощь. В самом человеке – источник нравственного поведения.
«Категорический императив» души
Второй вывод, который делает Кант, – о существовании бессмертной души человека. Это второй постулат этики Канта. Представим себе, что человек имеет только тело. Тело материально, оно подчиняется неумолимым законам природы. Поэтому, если бы у нас было только тело, у нас не было бы свободы. Мы бы не могли поступать так, как нам хочется, мы поступали бы только так, как велит нам наша природа. Но мы понимаем, что свобода есть. Это факт априорный, как говорит Кант. Факт, который не надо доказывать, он очевиден, на нем основывается все человеческое поведение. А если человек свободен, значит, в человеке есть какая-то составляющая его часть, не зависящая от законов природы. Но все материальное от законов природы зависит. Следовательно, в человеке должна быть нематериальная составляющая – она и называется душой.
Действительно, логика Канта безупречна. Если у нас есть только тело, то тогда нет свободы – и нет нравственности: делай, что хочешь. И какие-то наши поступки можно всегда объяснить так: мною двигали законы природы. Мы же не будем обвинять законы природы! Мы обвиняем человека за его нерасторопность. Так же и в кантовском рассуждении. Если человек свободен, а это факт, значит, должна быть душа.
Но не просто душа – а душа бессмертная. Кант рассуждает следующим образом: эта душа имеет в себе тот самый долг, который постоянно говорит человеку, как он должен поступать. А он должен поступать так, чтобы соответствовать некоему нравственному идеалу, который в кантовской терминологии называется «категорическим императивом». «Всегда поступай так, чтобы твой поступок соответствовал всеобщему идеалу», – вот что говорит нам наш внутренний голос, который мы называем совестью. И если гипотетически возможно предположение, что кто-то может меня осудить, значит, я уже поступил безнравственно. А может ли требовать моя душа, чтобы я всегда и везде поступал соответствующим образом, если она смертна, если она несовершенна? Конечно же, нет. Поэтому из совершенства нравственного идеала, по Канту, вытекает бессмертие души.
Бог как Гарант справедливости
И так Кант плавно подводит нас к третьему постулату своей этики – к самому главному: доказательству существования Бога, которое он выводит из того, что человек не только стремится к добру в силу наличия в нем голоса совести и чувства долга, но и обеспокоен несправедливостью, если видит, что добродетельный человек почему-то живет несчастливо. В каждом из нас живет чувство справедливости, требование, чтобы добродетельный человек обязательно стал счастливым. Мы же действительно ропщем на наш мир: мол, почему так получается, что негодяи благоденствуют, а добродетельные люди страдают. Должно быть иначе! И если у нас это чувство справедливости есть, то оно объективно: ведь оно есть у каждого человека.
Должно не стремиться к счастью, а стать достойным счастья
Но мы видим, что в нашем мире справедливость не всегда достигается. Значит, по мысли Канта, эта справедливость может быть достигнута только за пределами нашего мира. И поскольку усилиями людей справедливость не может быть установлена, то следует предположить существование такого Существа, Которое выше этого мира – Которое является его Творцом. И не просто Творцом, а таким Творцом, Который творит не только мир, но и нравственные нормы. Таким Творцом, Который знает, что такое нравственность, и является этим нравственным Идеалом. Поэтому справедливость возможна в нашем мире только при предположении существования Бога.
Ф. М. Достоевский Человек должен не стремиться к счастью, – заканчивает свое рассуждение Кант, – а стать достойным счастья. Человек должен делать то, что он должен, то, что говорит ему тот самый нравственный долг, что говорит ему совесть, – и не стремясь при этом к счастью, потому что тогда это некая сделка. Человек должен стремиться к чистой нравственности. Зная и понимая, что если он будет достоин награды, то она его найдет. Обязательно найдет.
А если нет Бога, то нет и справедливости. И очень емко и кратко это нравственное доказательство бытия Бога высказал наш великий писатель Ф.М. Достоевский: «Если Бога нет, то все позволено». Действительно, откуда в нас эти нравственные требования? Откуда в нас эти угрызения совести? Почему мы не всё себе позволяем? А с другой стороны, мы часто наблюдаем, как человек хочет жить безнравственно, он отказывается от Бога, но его нравственное чувство инстинктивно, бессознательно запрещает ему грешить. А поскольку он хочет грешить, он и делает глупые выводы: «Бога нет, и поэтому никто мне не мешает пьянствовать, воровать, разводиться, блудить и совершать многие-многие другие грехи и безнравственные поступки». А почему они безнравственные? Мы об этом можем знать только потому, что есть объективный, не зависящий от человека нравственный критерий: абсолютное Благо, абсолютное Добро, Любовь – и это есть Бог.
ИММАНУИЛ КАНТ О ВЫСШЕЙ СУЩНОСТИ
2004 год для мирового философского сообщества — год Иммануила Канта. 22 апреля исполняется 280 лет со дня рождения. 12 февраля — 200 лет со дня смерти великого философа. Кант пришел к выводу: мораль не нуждается в религии. Мораль скорее всеобщий человеческий, нежели божественный суд. Подвергнув критике существовавшие доказательства бытия Бога, философ выдвигает шестое нравственное доказательство. Чтобы выявить отношение к религии, в статье сделана попытка рассмотреть учение Канта о высшей сущности.
Вдумчивые читатели романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» обращают внимание на тот эпизод, в котором Воланд напоминает Михаилу Александровичу Берлиозу и Ивану Бездомному о выдвинутом Кантом шестом нравственном доказательстве бытия Бога. Берлиоз тотчас признает доказательство Канта неубедительным. Поэтому Воланд вынужден был предъявить ему свое доказательство «от противного», чтобы заставить оппонента убедиться в существовании дьявола, а через это и поверить в Бога. Берлиоз сослался в споре на два авторитета. «Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством».
Вчерашние научные атеисты знают судьбу героев романа Булгакова — у неверующих персонажей самая незавидная судьба, в том числе у Берлиоза и Бездомного. Их начинает интересовать не аргументация Берлиоза, а историческое, космологическое, телеологическое, онтологическое и логическое доказательства бытия Бога, опровергнутые Кантом. Но еще больше их привлекает шестое нравственное доказательство бытия Бога Канта.
Самые дотошные читатели обращают внимание на слова, сказанные в финале романа Мастеру: «Свечи будут гореть, услышишь квартеты, яблоками будут пахнуть комнаты дома. В пудреной косе, в старинном привычном кафтане, стуча тростью, будешь ходить, гулять и мыслить». Зарождается мысль, что Мастер — «интеллектуальный обитатель земли», награжденный вечным покоем при переходе из земного времени в вечность, и есть знаменитый философ. Становится ясным, что понять роман М. Булгакова, именно понять, а не только эстетически оценить, можно лишь имея представление о философских идеях Иммануила Канта.
Чтобы ответить на вопрос, каково отношение Канта к религии, следует выяснить, что понимает философ под высшей сущностью. Либо Бог представляет собой высшее мыслящее существо, наделенное абсолютными атрибутами, либо Бог — трансцендентальный идеал челове-
ческого мышления. Если Кант, подобно религиозным мыслителям, видит высшую сущность в Боге, то его усилия следует рассматривать как попытку реформировать религию. Если он усматривает высшую сущность в чем-то другом, то считать его приверженцем религии будет неправомерно. Эта позиция принципиальна, поскольку любая христианская конфессия считает безусловные атрибуты Бога ядром вероисповедания и именно с ними связывает остальные религиозные догматы в мировоззренческую целостность.
Логик и философ В.Ф. Асмус считал, что Кант видел высшую сущность в сверхъестественном существе — Боге. Асмус ссылался на то, что Кант перенес бытие Бога из действительного мира в мир ноуменов, «чтобы навсегда вывести религию из-под ударов всякой возможной критики» (1, с. 35). Нам трудно считать вывод Асмуса научным, а не идеологическим, поскольку знаем, сколько мучений он испытал в тридцатые годы. Он один из двух мужественных людей, выступивших с реальной оценкой творчества Бориса Пастернака на его похоронах. Асмус преподавал в последние годы жизни научный атеизм в Академии наук. Когда вскрыли завещание, то узнали о его последней просьбе — отпевании в церкви. ЦК КПСС вынужден был дать такое разрешение.
Существуют другие точки зрения, что Кант не стремился к сохранению, а тем более к укреплению религии. Дело в том, что Кант расходился с богословами в трактовке природы высшей сущности и ее взаимосвязи с существующей действительностью. Теология, как во времена Канта, так и сегодня, изображает творца мира всесильным, всемогущим, всеведущим. Соответственно, бытие мира трактовалось и трактуется теологами как вторичное, зависимое и относительное.
В отличие от теологов Кант ищет безусловное в естественной среде, связывает его с реальным применением разума. Реальное применение, отмечает философ, имеет место в силу того, что разум наряду с отвлечением от всякого содержания познания в своем формаль-
ном применении также «сам заключает в себе источник определенных понятий и основоположений, которые он не заимствует ни из чувств, ни из рассудка» (2, с. 340). Разум самостоятельно вырабатывает трансцендентальные понятия и умозаключения, выполняющие регулятивные функции в научном познании и в нашей практической деятельности. Они позволяют определять действительные границы человеческих поступков и знаний.
Рожденные разумом регулятивные понятия и умозаключения Кант считает безусловным. Безусловное лежит за пределами опыта, т. е. оно трансцендентно. Вместе с тем безусловное тесно связано с опытом. Оно вызвано к жизни потребностями систематизации опыта и является его регулятивом. Формально-логически познать безусловное невозможно, здесь может помочь иная логика, а именно трансцендентальная логика. Природа трансцендентальных идей не может быть понята при полном отвлечении от всякого содержания, на чем настаивает формальная логика. Следует учитывать реальный источник этих идей, а не брать в качестве первоисточника божественное созерцание.
Такое решение проблемы безусловного расходилось как с католическим, так и с протестантским утверждением, что носителем и творцом безусловного является Бог, создатель всего мирского. Причем бытие Бога рассматривалось ими как трансцендентальное и иррациональное. А тем самым разум не мог раскрыть специфические формы, разнообразные компоненты и грани безусловного.
Согласно Канту, безусловное не возникает под воздействием чего-то потустороннего: оно — совершенно естественный продукт творческой деятельности человеческого разума. Кант определенно утверждает, что мы должны исходить из «порожденного разумом понятия безусловного» (2, с. 90).
Такая позиция требовала развернутого доказательства. С этой целью Кант обратился к функционированию чистого разума. Он предположил, что в фигурах трансцендентальной логики можно найти подлинные корни безусловного. «Трансцендентальная аналитика дала нам пример того, как одна лишь логическая форма нашего знания может быть источником чистых априорных понятий… Точно так же мы можем ожидать, что форма умозаключений, если применить ее к синтетическому единству созерцаний сообразно категориям, окажется источником особых априорных понятий, которые мы можем назвать чистыми понятиями
разума, или трансцендентальными идеями» (2, с. 354-355). Таким образом, делает вывод философ, форма умозаключения является источником чистых понятий разума, выступающих в роли безусловного. Суждение опыта, соотнесенное с суждением всеобщности, дает истинное суждение. Можно сказать определеннее: вне соотнесения обусловленного с безусловным истинность суждения не может быть достигнута.
Для подтверждения Кант использует суждение «Кай смертен». Мы могли бы прийти к этому суждению из опыта, но чтобы быть уверенным в истинности данного суждения, мы должны взять его во всем объеме (все люди смертны). Лишь соотнеся суждение обусловленное (Кай смертен) с суждением безусловным, всеобщим (все люди смертны) через промежуточное звено (Кай человек), мы получаем истинное знание.
Безусловное и обусловленное являются структурными компонентами умозаключений. Обусловленное появляется в результате деятельности нашей низшей способности — рассудка, а безусловное — результат деятельности разума. Разум подключается к выработке безусловного тогда, когда обусловленное уже создано рассудком. Какова роль разума в познании? Разум подыскивает безусловное для приведения в целостную систему знаний, уже выработанных рассудком. Безусловное, выработанное разумом, относительно самостоятельно. Его можно рассматривать отдельно от наличного знания. Отдельное существование безусловного — убедительное свидетельство творческой деятельности человеческого разума. Человек, обладающий разумом и творящий как обусловленное, так и безусловное, предстал в кантовской философской концепции высшей ценностью.
Таким образом, Кант обнаружил в познавательном процессе естественную природу безусловного. Атрибуты Бога — абсолютность и безусловность-превратились в творения человеческого разума. Для каждого богослова человек с его разумом и свободной волей всегда лишь тварное существо, созданное владыкой небесного и земного.
Логика исследования вела Канта к следующей задаче. Не объектами разума следует заниматься — их великое множество, а исследовать сам разум в его определенности. Продукт деятельности разума — совокупность специальных понятий и умозаключений, имеющих трансцендентальную форму. Именно эта совокупность понятий и умозаключений выполняет регулятивную функцию в познавательной и
практической деятельности, а также четко указывает границы, до которых способны доходить наш здравый смысл, наука и морально детерминированные действия. Знание этих границ предохраняет от заблуждений и довольно частых устремлений в заоблачные дали.
Кант не свел, как материалисты его времени, разум к природному явлению. Будущие исследователи обнаружат социальную, коммуникативную и информационную природу разума. Зафиксировав моменты безусловного в умозаключениях, Кант намечает целую программу исследований. Мы «должны искать, во-первых, безусловное категорического синтеза в субъекте, во-вторых, безусловное гипотетического синтеза членов ряда и, в-третьих, безусловное разделительного синтеза частей в системе» (2, с. 356).
Кант привлек к дальнейшему исследованию разума философов и психологов. Психологи нашли свой предмет исследования, отличный от философии, что привело к возникновению психологии как самостоятельной науки. Философам предстояло выявить главные формы бытия безусловного и найти особенности его функционирования в человеческом познании и практической деятельности.
Во всех этих намечаемых к исследованию формах безусловного нет ни грана чудотворного. В рамках этих логических форм человеческого мышления Кант был бы за пределами теологии. Однако Кант ввел в трансцедентальную диалектику религиозные суждения и теологические идеи. Возможно, повлияли обстоятельства. Фридрих Вильгельм II указом от 1 октября 1791 г. осудил философские идеи Канта и запретил писать в дальнейшем по вопросам, касающимся религии. Сам Кант не был радикальным атеистом.
Каждая форма безусловного, говорит Кант, содержит в себе класс трансцендентальных идей и имеет определенного носителя. В соответствии с формами умозаключений следует выделить три класса идей: психологические, космологические и теологические. Предметом психологических идей является мыслящий субъект; предметом космологических идей — совокупность мира явлений, а предметом теологических идей — «высшее условие возможности всего, что можно мыслить (сущность всех сущностей)», открывающая нам дорогу «для трансцендентального познания Бога» (2, с. 363).
Бог Канта — это трансцендентальный идеал, являющийся регулятивным принципом человеческого практического разума. Богу нельзя приписывать какое-либо реальное суще-
ствование. На этом основании Кант доказывает ложность известных в то время доказательств бытия Бога.
Согласно Канту, представление о сверхъестественном в научном познании возникает вследствие трансцендентальной подмены, которую мы совершаем непроизвольно, представляя формальный принцип разума «как конститутивный, и мыслим это единство, гипостазируя его» (2, с. 536). Но такая подмена уведет нас в сторону от истины.
Кант выделяет две возможных ошибки. Научный поиск может быть подменен верой в божественное провидение. Либо вместо поиска действительного единства природных явлений исследователи будут искать это единство в боге. Таким образом, природе будут навязаны цели, к которым она не стремится. Истинные цели природы надлежит исследовать только эмпирически. Ясно видно, что мыслитель не допускает в научное познание сакральные истины. Определяющая функция безусловного является своеобразным регулятором, не позволяющим научному познанию останавливаться на достигнутом. Другая функция безусловного — способствовать в систематизации научных знаний.
Ряд критиков утверждают, что Кант исключил Бога из внутренней структуры философского знания и перенес его в сферу моральной веры. Но вера, по Канту, состоит в необходимости принимать для людей в качестве решающего пункта поведения категорический императив. Вера включает, по Канту, веру в добродетель и счастье людей. Третье условие веры заключается в том, что существует Бог и загробный мир. Но это последнее утверждение, по Канту, не морально достоверно, а можно лишь сказать: я морально уверен. Моральная вера, таким образом, не является доказательством, а находится в самом субъекте.
Многие отождествляют моральную и религиозную веру у Канта на основании его высказывания, что ему «пришлось ограничить знание, чтобы освободить место вере» (там же, с. 95). Кант разводит естественнонаучное знание с долженствованием и верой. Знание не сводится к научным фактам. Это иной смысл, нежели тот, что вкладывает В.И. Ленин, когда в «Философских тетрадях» указывает: «Кант принижает знание, чтобы очистить место вере» (3, С. 153).
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
На каком основании Кант включает веру в бога в структуру моральной веры? Моральный мир включает в себя всю совокупность эмпирических человеческих действий. При совершении действий люди одновременно чего-то же-
лают, на что-то надеются. Если система моральных законов, регулирующих их деятельность, самодостаточна, то о блаженстве этого сказать нельзя. За неукоснительное исполнение законов морали может наградить человека или угрожать самыми жестокими карами один лишь Бог. Верить в него, отмечает философ, нам приходится, иначе наша система морального мира будет недостаточной и несовершенной.
Однако Кант подчеркивает, что не нужно воображать, что, осознав необходимость идеи бога и загробного мира, мы уже перенеслись в более высокий мир. Моральные законы про-изводны не от этих предметов, о которых мы не имеем никакого понятия. Идея бога лишь предположение нашего разума, которое делается на основании существования необходимых нравственных принципов. Моральным людям нужна лишь вера в бога, а не его реальное бытие. Религиозная вера в бога является, согласно Канту, лишь доктринальной верой, которая есть нечто зыбкое.
Для Канта религиозные персонажи не могут быть высшей сущностью. Они всего-навсего придатки к трансцендентальным понятиям и умозаключениям — носителям безусловного и абсолютного. Придатками они становятся лишь тогда, когда мы используем трансцендентальные идеи для регуляции нашего поведения. Во всех остальных случаях сущность не является объективной реальностью, а полностью подчинена человеческому разуму.
Поступки и действия людей определяются моральными принципами, а эти последние не находятся в компетенции религии. «Конечной целью мудро пекущейся о нас природы служит, собственно, моральное», — замечает философ (2, с. 658). Иначе говоря, моральные законы и максимы, включая категорический императив, есть та область проявления безусловного, которую мы непосредственно наблюдаем в повседневной практике. Основное назначение безусловного -направлять и регулировать наше поведение в обществе, строить его на моральных началах. И только в таком случае возникает потребность в тех образах сверхъестественного, которые при-
званы дополнить силу моральных законов обе-тованиями и угрозами. Эти образы лишь придают действенность моральным принципам, то есть выполняют вспомогательную функцию.
Моральный мир вполне самодостаточен. Можно и нужно жить морально и без религиозных догматов. Однако некоторые люди стремятся достичь счастья и блаженства. Таких людей не убеждает А.С. Пушкин: «Нет счастья на земле, но нет его и выше». В морали, указывает Кант, не содержится механизма распределения между людьми блаженства и счастья. Люди, верящие в достижение всеобщего блаженства и счастья, должны предположить существование Бога и загробного мира.
Таким образом, высшая сущность для Канта — это не бог, а человеческий разум, вырабатывающий безусловные принципы. Перед судом разума должны предстать все явления, в том числе и мнимое сверхъестественное, составляющее сущность религиозного мировоззрения.
Кант считал, что не религиозные догматы, а «присущая христианству моральность, которая делает его достойным любви», сможет сохранить за ним сердца людей, что нравственные задатки человечества, которые всегда плетутся сзади, при наличии мудрого правителя мира перегонят культуру одаренности, мнения и вкуса. Однако те правители мира, при которых жил М. Булгаков, не оставляли ему надежды, что нравственные качества человечества даже в отдаленной перспективе пересилят стремление людей к удовлетворению все возрастающих потребностей. Превратить людей в аскетов плоти и духа, чтобы сделать всех счастливыми и блаженными, не удалось ни одной религии мира. М. Булгаков согласился с нравственным доказательством бытия Бога Канта, но не разделил его надежд на нравственное преображение мира.
XX век заставил переосмыслить наследие великого немецкого философа, но удержал главное: никакое реформирование религии, никакая поддержка ее административным ресурсом не поможет. Все религиозные феномены должны предстать перед судом разума, чтобы оправдать свою роль и предназначение.
Список использованной литературы:
1. Асмус В.Ф. Иммануил Кант. М., 1973.
2. Кант И. Соч.: В 6-ти т. М., 1964. Т. 3.
3. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 29.
Так вот, еще будучи школьницей и читая запоем книгу Булгакова, я подумала: а что это за шестое доказательство?! Но потом забыла об этом, увлеченная дальнейшим сюжетом книги.
Теперь, прочитав и самого Канта, я знаю, что это за доказательство. Кстати, тот же незабвенный Берлиоз о нем сказал:
«Доказательство Канта также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством».
Это мнение убежденного атеиста, закончившего свою жизнь, как известно, под колесами трамвая.
Тем не менее, надо сказать о доводе Канта. Его доказательство не относится к физическим или метафизическим, оно опирается исключительно на этику и связано с понятием категорического императива.
Итак, про шестое доказательство.
Как все уже поняли, Канта не устроила аргументация Фомы. Из комментариев к той моей статье я поняла, что некоторые ошибочно решили, что, опровергая эти доказательства, философ тем самым опровергает бытие Бога как такового. Хочу пояснить этот момент. Критика и опровержение чьей-то аргументации не означает отрицания предмета рассмотрения. Это означает несогласие именно с логикой самой аргументации.
Поэтому, предлагать свои аргументы в противовес опровергнутых — совершенно нормальная и закономерная ситуация. Так поступает любой порядочный человек, а в философском споре это показатель профессионализма.
То есть Кант не был атеистом, он размышлял на том же поле, что и Фома Аквинский. Он считал, что Бог есть, но его существование нельзя доказать логически. Поэтому аргументы Фомы казались Канту ущербными. Не буду здесь вдаряться в его опровержения подробно, это длинно и сложно. Кому интересно — читайте самого Канта.
Скажу только, что блестяще опровергнув все пять доводов Фомы Аквинского, Кант свел их, в сущности, к трем видам: онтологическому, космологическому и теологическому. Ни один его не устроил. Поэтому Кант сформулировал свое доказательство — нравственное.
Немецкий философ считал, что в людях изначально (априори) сидит нравственный закон, который требует действовать порой вопреки всякой логике и прагматике. И вот это внутреннее требование Кант назвал категорическим императивом.
Откуда в людях это? Иммануил Кант считал, что это (как и наша способность мыслить о всеобщем и понимать красоту) просто заложено в человеческую природу. A priori означает — изначально, то есть человеку это дано просто потому, что он человек. То есть это от Бога.
Таким образом, доказательство бытия Бога, данное Кантом, опирается не на внешний предмет, не на вопрос устройства мира, его движения и т.п., а на внутреннее, духовное, человеческое свойство. Это доказательство в каждом из нас в тот момент, когда мы подчиняемся закону категорического императива и поступаем по совести.
«Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут». Так говорил «загадочный иностранец» в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» о моральном доказательстве бытия Бога, которое сформулировал Кант. А Берлиоз утверждал, что рациональные доказательства бытия Бога человечество давно сдало в архив, поскольку «… в области разума никакого доказательства существования Бога быть не может».
Действительно, какое-либо рациональное доказательство бытия Бога может показаться бесплодным и бессмысленным, даже противным религиозной вере занятием, ведь таинство скрыто от человеческого разума. Но вот средневековый философ и теолог Ансельм Кентерберийский, сформулировавший знаменитое онтологическое доказательство бытия Бога, полагал, что истинная вера подразумевает стремление познавать то, во что веруют. Суть его доказательства, как известно, в том, что понятие наисовершеннейшего существа необходимо должно включать и его существование, — Богу как наисовершеннейшему подобает быть в действительности, а не только в представлении. Вокруг этого аргумента (ряд схоластов, например, Фома Аквинский, отвергали это доказательство) было очень много споров. Для поверхностного взгляда это доказательство может показаться простым и неубедительным, но на самом деле оно содержит ряд метафизических и логических моментов и предпосылок, которые делают его далеко не простым для понимания. Но это, конечно, не является сейчас предметом нашего обсуждения.
Рациональные доказательства бытия Бога основываются на идее Бога, включающей такие предикаты, как бесконечность, существование вне мира, вечность, вездесущее, всемогущество и т. п.), — идее, которую Кант называл безукоризненным идеалом для разума. Вот пример рассуждения Декарта, основанного на этой идее. Человек имеет в своем уме идею божественных совершенств, но сам этими совершенствами не обладает. Значит, человек не может происходить ни от себя, ни от того, кто не имеет в себе этих совершенств. Следовательно, человек происходит от наисовершеннейшего существа — от Бога. Это рассуждение опять-таки может показаться слишком простым, если не принимать в расчет его философского контекста.
Следует упомянуть еще и физикотеологическое доказательство. Оно, по всей видимости, наиболее соответствует обыденному человеческому разуму, удивленному порядком, целесообразностью в мире, которые, с точки зрения разума, могут возникнуть лишь из разумной причины. Но вот Кант полагал, что посредством этого аргумента можно доказать существование лишь зодчего мира, ограниченного обрабатываемым им материалом, но не безусловного его Творца.
Свое же доказательство бытия Бога Кант строит на основе метафизических предпосылок морального сознания. «Морально необходимо признавать бытие Божье» — тезис, обоснование которого явилось одной из вершин философского творчества Канта. (Здесь сразу вспоминается «Преступление и наказание» Достоевского: Если Бога нет, то все дозволено). «Ирония» Булгакова по поводу доказательства Канта, по крайней мере, подчеркивает всю неординарность мысли философа, а главное – философский интерес к вопросам, которые — не только во времена Булгакова, — но и в наше время в нашей культурной среде обсуждать с такой последовательностью и методичностью не принято. Но что говорит Кант? Передам его аргументы в максимально упрощенном виде. Вера в Бога, полагает философ, связана с моральными убеждениями и поступками человека, без чего не может быть и речи об искренней вере. Но ведь человеку невозможно реализовать моральный императив во всей его категоричности: личная максима поступка человека – нормального человека – никогда не может иметь в буквальном смысле силу всеобщего закона. Иначе человек должен был бы поступать так, как если бы его самого не было. Скажем, можно ли защитить женщину от хулигана не из чувства гнева к нему, не из чувства жалости к женщине, не из чувства симпатии к людям вообще, не из страстного желания справедливости, а из одного лишь убеждения чистого практического разума, отвергающего всякую, даже вполне позитивную страсть, склонность? Согласно строгому моральному императиву, если в основе поступка лежит какой-либо интерес, воля не может быть свободной, а закон – моральным. Но именно поэтому законы каждой свободной воли, полагает Кант, «… необходимо рассматривать как заповеди высшей сущности, потому что высшего блага, которое моральный закон обязывает нас полагать предметом наших стремлений, мы можем ожидать только от морально совершенной (святой и благой) и вместе с тем всемогущей воли…». Это — всего лишь один из моментов обоснования Кантом морального доказательства бытия Бога. Возможно, это странно звучит для верующего человека, чуждого всяких умствований в сфере религиозной веры. Но ведь Кант говорит здесь о том, без чего и веры никакой быть не может. Впрочем, сам философ и не считал возможным рационально постичь не только бытие Бога, но даже и безусловности требований морали, которая, тем не менее, имеет несомненную силу в человеческом мире: «Итак, мы не постигаем практической безусловной необходимости морального императива, но мы постигаем его непостижимость; больше этого уже нельзя по справедливости требовать от философии, которая стремится в принципах дойти до границы человеческого разума». Так что для Канта, показавшего ограниченность рациональных доказательств бытия Бога, само это бытие Бога осталось, по всей очевидности, принципиально непостижимым.
Кант И. Критика практического разума. // Иммануил Кант. Основы метафизики нравственности. Критика практического разума. Метафизика нравов. – С.-Пб., «Наука», 2007, с. 232.
Кант И. Основы метафизики нравственности. – Указ. изд., с. 119. Так что для Канта, показавшего ограниченность рациональных доказательств бытия Бога, само это бытие Бога осталось, по всей очевидности, принципиально непостижимым.