Казанский край в 17 веке

ИНОРОДЦЫ — В Российской империи в XIX — начала XX веков коренные народы Сибири и Средней Азии, юго-восточной и северо-восточной части Европейской Рос­сии («вос­точ­ные» Инородцы), а так­же ев­реи иу­дей­ско­го ве­ро­ис­по­ве­да­ния («за­пад­ные» Инородцы).

По­след­ние бы­ли вклю­че­ны в со­став инородцев как ино­вер­цы; ев­реи, при­ни­мав­шие хри­сти­ан­ст­во, пе­ре­ста­ва­ли рас­смат­ри­вать­ся как инородцы. Тер­мин «инородцы» вве­дён в официальное упот­реб­ле­ние Ус­та­вом об управ­ле­нии ино­род­цев 1822 года (до это­го ко­рен­ные на­ро­ды Си­би­ри име­но­ва­лись ясач­ны­ми людь­ми), ко­то­рый раз­де­лил ко­рен­ное на­се­ле­ние Си­би­ри (ана­ло­гич­ное раз­де­ле­ние при­ме­ня­лось впос­лед­ст­вии по от­но­ше­нию и к не­ко­то­рым груп­пам инородцев за пре­де­ла­ми Си­би­ри) на осед­лых инородцев (име­ли по­сто­ян­ное ме­сто про­жи­ва­ния, но бы­ли языч­ни­ка­ми или му­суль­ма­на­ми); ко­че­вых инородцев (ме­няв­ших нес­коль­ко раз в год своё ме­сто жи­тель­ст­ва); бро­дя­чих инородцев, или «лов­цов» (пе­ре­хо­див­ших «с од­но­го мес­та на дру­гое по ре­кам и уро­чи­щам»). Ев­реи иу­дей­ско­го ве­ро­ис­по­ве­да­ния от­не­се­ны к инородцам в 1835 году.

К концу XIX века «вос­точ­ные» инородцы про­жи­ва­ли главным образом в Си­би­ри (бу­ря­ты, ко­ря­ки, нен­цы, эвен­ки, юка­ги­ры, яку­ты и другие) и в среднеази­атских вла­де­ни­ях Рос­сии (тад­жи­ки, турк­ме­ны, уз­бе­ки и другие), а так­же в Ме­зен­ском и Пе­чор­ском уез­дах Ар­хан­гель­ской губернии (нен­цы), Ас­т­ра­хан­ской и Став­ро­поль­ской гу­бер­ни­ях (кал­мы­ки); инородцы счи­та­лись так­же ка­за­хи Бу­ке­ев­ской Ор­ды, гор­ские на­ро­ды Кав­ка­за. «Вос­точ­ные» инородцы ос­во­бо­ж­да­лись от рек­рут­ской (с 1874 года во­ин­ской) по­вин­но­сти (в Первую ми­ро­вую вой­ну бы­ло мо­би­ли­зо­ва­но около 10 тысяч си­бир­ских инородцев, од­на­ко к ТВД они от­прав­ле­ны не бы­ли и их вско­ре де­мо­би­ли­зова­ли). Осед­лые инородцы управ­ля­лись и су­дились по об­ще­рос­сий­ским за­ко­нам, за­писы­ва­лись в со­сло­вия куп­цов, ме­щан или государственных кре­сть­ян. Ко­че­вые инородцы, пе­рей­дя к осед­ло­му об­ра­зу жиз­ни, име­ли пра­во за­пи­сать­ся в со­сло­вия куп­цов, ме­щан или государственных кре­сть­ян (с со­хра­не­ни­ем сво­бо­ды от рек­рут­ской по­вин­но­сти). Ко­че­вые и бро­дя­чие инородцы име­ли осо­бые ор­га­ны са­мо­управ­ле­ния. В конце 1890-х годов — начале 1900-х годов для над­зо­ра за са­мо­управ­ле­ни­ем си­бир­ских инородцев вве­де­ны долж­но­сти кре­сть­ян­ских и ино­род­че­ских на­чаль­ни­ков, ана­ло­гич­ные долж­но­стям зем­ских на­чаль­ни­ков в Ев­ропейской Рос­сии. По гражданским де­лам и за мел­кие про­ступ­ки ко­че­вые и бро­дя­чие инородцы су­ди­лись по нор­мам обыч­но­го пра­ва, по уго­лов­ным де­лам и пре­сту­п­ле­ни­ям, со­вер­шён­ным в русских го­родах и се­ле­ни­ях, — по об­ще­рос­сий­ским за­ко­нам.

До 1915 года тер­ри­то­рия про­жи­ва­ния «за­пад­ных» инородцев бы­ла ог­ра­ни­че­на чер­той осед­ло­сти (во 2-й половине XIX — начале XX веков за её пре­де­ла­ми мог­ли се­лить­ся иу­деи — пред­ста­ви­те­ли оп­ре­де­лён­ных со­ци­аль­но-про­фес­сио­наль­ных групп). Они при­над­ле­жа­ли в основном к со­сло­ви­ям ме­щан, ре­мес­лен­ни­ков, куп­цов и по­чёт­ных гра­ж­дан, под­чи­ня­лись об­щей ад­ми­ни­ст­ра­ции. В го­ро­дах «за­пад­ные» инородцы жи­ли вме­сте с ос­таль­ным на­се­ле­ни­ем (од­на­ко до 1844 года об­ра­зо­вы­ва­ли свою собственную об­щи­ну во гла­ве с ка­га­ла­ми); в сель­ской ме­ст­но­сти они со­став­ля­ли отдельные сель­ские об­ще­ст­ва. «За­пад­ные» инородцы бы­ли ос­во­бо­ж­де­ны от рек­рут­ской по­вин­но­сти до 1827 года (вме­сто вы­пол­не­ния по­вин­но­сти они пла­ти­ли осо­бый сбор). Иу­деи под­ле­жа­ли су­ду главным образом по об­ще­рос­сий­ским за­ко­нам. В раз­ное вре­мя су­ще­ст­во­ва­ли различные ог­ра­ни­че­ния на за­ня­тие государственных долж­но­стей для «за­пад­ных» инородцев. С 1880-х годов пра­ви­тель­ст­во ог­ра­ни­чи­ва­ло их до­лю в сред­них и выс­ших учеб­ных за­ве­де­ни­ях.

Ко­че­вые и бро­дя­чие инородцы Си­би­ри пла­ти­ли ясак, кал­мы­ки, ко­че­вые на­ро­ды За­кас­пий­ской области и Тур­ке­ста­на — ки­би­точ­ную по­дать. Сбо­ры с «вос­точ­ных» инородцев бы­ли ме­нее об­ре­ме­ни­тель­ны, чем на­ло­ги, взи­мав­шие­ся с других ка­те­го­рий на­се­ле­ния. «За­пад­ные» инородцы пла­ти­ли об­ще­го­су­дар­ст­вен­ные на­ло­ги, а так­же ко­ро­боч­ный и (с 1844 года) свеч­ной сбо­ры на уп­ла­ту не­дои­мок по государственным на­ло­гам, на со­дер­жа­ние еврейских учи­лищ, бла­го­тво­рительные це­ли, городское бла­го­ус­т­рой­ст­во и другое.

За­ко­но­да­тель­ст­во об инородцах бы­ло об­шир­ным. По­ло­же­ние «вос­точ­ных» инородцев на­ря­ду с Ус­та­вом об управ­ле­нии ино­род­цев 1822 года рег­ла­мен­ти­ро­ва­лось по­ло­же­ния­ми об управ­ле­нии кал­мыц­ким на­ро­дом от 23 апреля (5 мая) 1847 года, об управ­ле­нии Тур­ке­стан­ским кра­ем от 12(24) июня 1886 года, об уп­рав­ле­нии об­лас­тей Ак­мо­лин­ской, Се­ми­па­ла­тин­ской, Се­ми­ре­чен­ской, Ураль­ской и Тур­гай­ской от 25 марта (6 апреля) 1891 года и другим. За­ко­но­да­тель­ст­во о «за­пад­ных» инородцах раз­ра­ба­ты­ва­лось в XIX веке главным образом ев­рей­ски­ми ко­ми­те­та­ми.

Российское пра­ви­тель­ст­во ве­ло по­пе­чи­тель­скую по­ли­ти­ку по от­но­ше­нию к «вос­точ­ным» инородцам, ока­зы­ва­ло им про­до­вольственную и медицинскую по­мощь, при­ни­ма­ло ме­ры к уре­гу­ли­ро­ва­нию взаи­мо­от­но­ше­ний ме­ж­ду ро­допле­мен­ной зна­тью и основным на­се­ле­ни­ем, стре­ми­лось к ог­ра­ж­де­нию инородцев от не­эк­ви­ва­лент­ной тор­гов­ли с при­шлым на­се­ле­ни­ем, а так­же от рас­про­стра­не­ния пьян­ст­ва. Од­на­ко этим ме­рам за­час­тую пре­пят­ст­во­ва­ли зло­упот­реб­ле­ния ме­ст­ной ад­ми­ни­ст­ра­ции. С конца XIX века для соз­да­ния фон­да зе­мель, пред­на­зна­чен­ных для пе­ре­се­лен­цев из Ев­ропейской Рос­сии, пра­ви­тель­ст­во со­кра­ща­ло зе­мель­ный фонд, за­кре­п­лён­ный ра­нее для про­жи­ва­ния «вос­точ­ных» инородцев. По­ли­ти­ка российского пра­ви­тель­ст­ва по от­но­ше­нию к «за­пад­ным» инородцам бы­ла на­прав­ле­на на их хри­стиа­ни­за­цию. Российское пра­ви­тель­ст­во различными льго­та­ми по­ощ­ря­ло пе­ре­ход «за­пад­ных» инородцев к за­ня­тию сель­ским хо­зяй­ст­вом. Все инородцы, как «вос­точ­ные» (за ис­клю­че­ни­ем бро­дя­чих), так и «за­пад­ные», с 1906 года поль­зо­ва­лись пра­вом уча­стия в вы­бо­рах в Государственную ду­му.

В ши­ро­ком смыс­ле инородцами на­зы­ва­лись (осо­бен­но в конце XIX — начале XX веков) все под­дан­ные российского им­пе­ра­то­ра, не от­но­сив­шие­ся к славянским на­ро­дам, например та­та­ры, баш­ки­ры.

Дополнительная литература:

Са­мо­ква­сов Д. Я. Сбор­ник обыч­но­го пра­ва си­бир­ских ино­род­цев. Вар­ша­ва, 1876;

Ор­шан­ский И. Г. Рус­ское за­ко­но­да­тель­ст­во о ев­ре­ях. СПб., 1877;

Го­ли­цын Н. Н. Ис­то­рия рус­ско­го за­ко­но­да­тель­ст­ва о ев­ре­ях. СПб., 1886. Т. 1: 1649–1825;

Ель­ниц­кий К. В. Ино­род­цы Си­би­ри и сред­не­ази­ат­ских вла­де­ний Рос­сии. 2-е изд. СПб., 1908;

Штерн­берг Л. Ино­род­цы: Об­щий об­зор // Фор­мы на­цио­наль­но­го дви­же­ния в со­вре­мен­ных го­су­дар­ст­вах. СПб., 1910;

По­знер С. В. Ев­реи в об­щей шко­ле. СПб., 1914;

Гим­пель­сон Я. И. За­ко­ны о ев­ре­ях: Сис­те­ма­ти­че­ский об­зор дей­ст­вую­щих за­ко­но­по­ло­же­ний о ев­ре­ях: В 2 ч. П., 1914–1915;

Гес­сен Ю. И. Ис­то­рия ев­рей­ско­го на­ро­да в Рос­сии. М.; Ие­ру­са­лим, 1993;

Ко­нев А. Ю. Ко­рен­ные на­ро­ды се­ве­ро-за­пад­ной Си­би­ри в ад­ми­ни­ст­ра­тив­ной сис­те­ме Рос­сий­ской им­пе­рии (XVII – на­ча­ло XX вв.). М., 1995;

Ев­реи в Рос­сии. XIX в.: . М., 2000.

Колонизация края
После иностранной интервенции и подавления крестьянских волнений с новой силой проявился крепостной и национальный гнет.

В XVII веке очень интенсивно шло строительство монастырей. Около Казани открыты были три монастыря: Раифский, Семиозерный и Кизический. Всего за XVII столетие основано было более 20 монастырей, которые отстраивались как крепости и в которых во время крестьянской войны отсиживались помещики и администрация, чтобы избежать народной расправы.

Под селом Мамадыш Спасский монастырь в 1617 г. построил острог формально для защиты от ногайцев, а в действительности от напора тяглого населения в моменты обострения классовых противоречий. В XVII веке монастыри превратились в громадные феодальные латифундии. Например, Казанский Преображенский монастырь по переписи 1646 года имел земли и угодья в 28 населенных пунктах. Национальный гнет царизма, ослабевший в первое двадцатилетие XVII века, усиливается с новой силой. Некрещеным помещикам запретили кабалить крещеных и владеть ими.

Имущество некрещеных переходило по наследству в первую очередь к крещеным родственникам, минуя некрещеных. Эти распоряжения были направлены к тому, чтобы ослабить экономическую состоятельность некрещеных помещиков и обращением в православие отвлечь от них их крестьян. С другой стороны, указы должны были побуждать креститься самих помещиков и всех крестьян. Царская администрация вновь стала проявлять высокомерие, пренебрежение к нерусскому населению. Она не стеснялась получать и двойные ясаки и подношения даже особым сбором в свою пользу.

Помещики незаконно захватывали земли и угодья местного населения, а русское купечество стремилось не допускать некрещеных к оптовым торговым операциям не только в городах, но и в селах и деревнях.

После крестьянской войны в начале XVII в. строительство укрепленных линий, или «засечных черт», стало важной задачей царского правительства, так как постройка городов не обеспечивала подчинения нерусских народов и не гарантировала от набегов ногайцев, калмыков и крымских татар. Сторожевые укрепленные линии должны были обеспечить помещикам безопасность их усадеб и оборону во время народных восстаний. Возведение укрепленных линий началось с постройки «Тетюшской черты», которая проходила около деревни Пролей-Каши на Кильнинский острожек, где соединялась с ранее возведенной «‘Карлинской чертой», проведенной вдоль речки Карлы, впадающей в Свиягу.

В 40-х годах XVII в. началось строительство Симбирской линии по направлению к Саранску, на Тамбов, Воронеж и Харьков. Симбирск стал сильной крепостью. По линии были основаны военные слободы с малыми крепостями. Вслед за Симбирской ведется постройка Закамской черты, которая начиналась на левом берегу Волги: Белый Яр — Ерыклинск — Тиинск — Новошешминск — Кичуев — Заинек — Мензелинск.

Работы производились с 1652 до 1656 года. Ногайцы в 1654 г. прорвали линию между Тиинском и Новошешминском, но ее восстановили, при этом укрепили и острог Билярск. Для постройки этой линии привлекались татары, чуваши, мари и удмурты. На сторожевых линиях ежегодно занято было от 3 до 5 тысяч крестьян, которых мобилизовали по одному человеку с 6 русских и с 3 нерусских дворов. Эти работы были очень тяжелы для ясачников, которые временами оказывали сопротивление администрации.
Экономика края в XVII в. Сельское хозяйство.

Социально-экономическое развитие Татарии в XVII веке шло по пути общего развития России. В это время наблюдается усиление мелкотоварного производства в городах и промышленных селах, возникают зачатки капиталистических ‘мануфактур. Эта общая линия развития происходила в условиях господства феодально-крепостнического строя. В этот период в Татарии окончательно сложились поместно- вотчинное, церковно-монастырское, дворцовое и ясачное землевладения. Поместно-вотчинное землевладение русских и татарских служилых людей увеличилось более чем в два раза. В 1646 г. только в Казанском уезде русских помещиков было 334. Значительно выросли монастырские земли: в разных местах Казанского и Свияжского уездов монастырям и архиерею принадлежало более 50 сел и деревень. Очень много было дворцовых земель, большая часть которых переходила к служилым людям.

Самым значительным было ясачное землепользование. После крестьянской войны русские помещики переводили крепостных из центральных уездов и привлекали беглых кресть ян, которых было много тогда в Поволжье. Администрация не так сурово преследовала беглых, так как русские крестьяне являлись оплотом владычества России. Помещики стремились наладить свое хозяйство таким образом, чтобы привлечь больше крестьян. Это достигалось введением сначала оброчной системы эксплуатации, а потом уже оброчники переводились на барщи ну. Такая тактика имела своим следствием заметное развитие производительных сил: распаханы были многие переложные и поросшие лесом земли, построены сотни крупных мельниц, трехполье стало преобладающей системой хозяйства. Многие крестьяне в малоземельных поместьях стали заниматься ремеслом: деревообделочным, гончарным, валяльным, кожевенными салотопенным и др. Охота и рыболовство приобрели товарный характер.

Землевладение и землепользование татарских помещиков отражено в писцовых книгах 1646 года. По Свияжскому уезду записано 498 помещиков, из которых 378 не имели крестьян. У многих помещиков жили бобыли и соседи. Служилые татары имели поместья в 136 селениях.

То же самое наблюдалось в 1646 г. и в Казанском уезде. Писцовая книга отметила 619 дворов татарских помещиков, из которых 449 совсем не имели крестьян и бобылей, а у осталь ных 170 человек записано 575 дворов крестьян и людей в них 1672 души. Кроме того, были бобыли, дворовые, задворные люди, соседи и наймиты. Большинство наймитов было у служилых татар, у которых в основном практиковались феодально-арендные отношения. В этом заключалась особенность татарского поместья. А так как подавляющее большинство служилых татар крестьян и бобылей не имели, то это сближало их в классовой борьбе больше с антикрепостническими элементами, то есть с ясачниками.

В самом начале XVII века писцовая книга Ивана Болтана зафиксировала до 50 крупных татар-помещиков, а в половине XVII века их было вдвое меньше. Нет сомнения, что это — результат национальной политики царизма, которая направлялась на то, чтобы служилых татар свести постепенно на положение ясачных; поэтому так много было служилых, но не «верстанных поместьями». Это подтверждается положение служилого Урукчея Утешева, который «живет за Богданом мурзою Яушевым, наймуя пашенные земли», а «не верстан де за бедностью».

У татар-ясачников хозяйство было земледельческое. Их наделы, например, в Свияжском уезде равнялись 10 четвертям (5 десятинам) пашни в одном поле и 10 десятин лугов (100 колен сена). В лесах ясачники имели бортные угодья. Лес отводился для всей общины. С целого ясака платили 2 алтына 4 деньги и 20 пудов хлеба.

Ясачные татары платили ясак деньгами и натурой. Натуральные взносы предусматривались хлебом, медом, пушниной. В ясачных хозяйствах преобладала трехпольная система. В середине XVII века перелог начительно уменьшился. Если в XVII веке товарную продукцию составляли сено и лес, то со второй четверти XVII века товарную продукцию составило зерно. Доказательством тому служит оптовая хлебная торговля, перешедшая в руки купцов, которые скупали хлеб у скупщиков, действовавших по деревням. Ясачное хозяйство татар не было исключительно зерновым: кроме хлебных продуктов и льняного семени, на рынок шли мед и воск, беличьи, лисьи и куньи меха, кожи, овчины и козловые шкуры.

Во второй половине ХVII века количество земли на душу уменьшилось, а платежи сильно возросли. На ясак в 1685 г. полагалось меньше земли: 24 чети в трех полях вместо 30; лугов считалось на ясак 8 десятин вместо 10-ти. В деревне Черемышевой не было ни одного ясачника, платившего целый ясак. Если хозяйство полуясачника трудно признать ‘рентабельным, то более мелкие хозяйства были очень слабые и толкали ясачников на развитие ремесла и торговли.
Города и промышленное развитие

Социальный состав населения казанских городов был сложный. По переписной книге 1646 г. Казань стала большим городом, в некоторых отношениях превзошла даже соседний Нижний Новгород. Население города доходило до 17 тыс. человек. Служилых людей, администрации и духовенства было До 3000 душ, что составляло меньшинство перед посадским тяглым населением, составлявшим 2597 дворов с населением почти в 10400 душ. Вокруг Казани возникли многие слободы: Засыпкина, Горшечная, Кирпичная, Ямская, Ягодная, Козья и Кизическая. Казань стала крупным административным и экономическим центром, в котором сосредоточены были многочисленные производственные и торговые предприятия. Тяглое посадское население состояла из купцов, ремесленников, торговцев, бобылей, соседей и наймитов.

В 1654—1656 гг. тяглое население города стильно пострадало от «морового поветрия» (чума), потеряв несколько тысяч человек. Прочие города были значительно меньше Казани. Самым Крупным городом после Казани был Лаишев — 1736 душ, который еще не потерял своего военного значения, так как гарнизон состоял из 776 душ.
В Свияжске население было 903 души, а в Тетюшах — 906 душ, но если в Свияжске посадских и бобылей было подавляющее большинство, то в Тетюшах первое место занимали стрельцы и казаки, а посадских и бобылей было лишь 345.

Таким образом, городское население в половине XVII века было весьма незначительным, но растущим. Промышленное развитие в середине XVII века шло по пути роста мелкотоварного производства на рынок. В Казани мы наблюдаем очень много различных производств. Переписная книга 1646 г. зарегистрировала здесь 4460 ремесленников. В XVII веке и добывающая и обрабатывающая промышленности в связи с запросами внутреннего всероссийского рынка и более глубоким разделением общественного труда принимают новые формы и более глубокую специализацию с целью производства товаров на рынок. Так, возникновение капиталистической мастерской в городах знаменовало собою создание условий для зарождения капиталистического способа производства, а рост наемных рабочих в мастерских вел к возникновению капиталистической мануфактуры.

В пищевой мелкой промышленности были заняты ремесленники из 149 дворов. Пищевики представлены по 28 специальностям. Это обстоятельство указывает, что шло интенсивное разделение труда: хлебников было 27 дворов, Калашников — 26, пирожников -7 и т. д. Большинство пищевиков создавало семейную кооперацию, работающую на рынок. Таких пекарен было 120.

У Минки Макарьева в овощном хозяйстве были заняты сын и двое крепостных его людей. Это уже не семейная кооперация, а крепостное хозяйство типа мастерской, тесно связанное с рынком. Но хозяйств с крепостным трудом было только три.

У С. Иванова-калашника работало два наймита и «приемыш:». Семейная кооперация выросла в этом случае в капиталистическую мастерскую, изготовлявшую калачи для рынка. Таких мастерских в переписной книге 1646 г. по Казани указано 30, количество наймитов доходило до 4 человек. Следовательно, двадцать процентов предприятий мелкой пищевой промышленности носили капиталистический характер да и многие мастерские типа семейной кооперации были на этом же пути. Во второй половине XVII века количество капиталистических мастерских увеличилось.

Довольно значительная специализация и в кожевенном производстве: кожевников указывается 46 дворов, строгальщиков-27, сапожников и башмачников — 64, сыромятников — 15, овчинников — 15, скорняков — 20, бобровников — 4 двора, пушников — 6 дворов и т. д. Мастеров-одиночек и мастерских типа семейной кооперации значится 162 производства. Три мастерских эксплуатировали холопов и крепостных; у одного хозяина работал купленный татарин, у другого — ногаец, а у третьего — 5 дворовых, 2 крепостных и 1 наймит. Тринадцать мастерских имели только наемных работников. Такие мастерские пока составляли малый процент всех предприятий, но будущее было за ними.

Следовательно, кожевенная промышленность в общем была в сфере феодального способа производства, но с XVII века началось возникновение капиталистических мастерских и рост наймитов, которые представляли собою лишенных средств производства специалистов-кожевников. Писцовая книга 1646 г. указывает 129 дворов текстильщиков, 80 дворов металлистов, 34 двора химического производства, 41 двор деревообделочников и т. д.

В дополнение к этому следует иметь в виду промышленные слободы и села, где и ремесло и мелкая промышленность составляли главное занятие населения. Архивные материалы позволяют констатировать, что из 37 сел митрополичьих 17 были промышленными. В селе Дмитриевоком (Ятодная слобода) было 35 дворов крестьянских и 85 бобыльских. Среди ‘бобылей были плотники, горшечники, сапожники, овчинники. В 1678 г. появились сафьяннкюн, сыромятники и крашенники. Особенно ‘много ‘было кожевенных мастерских.

Село Архангельское под Казанью состояло из 26 бобыльских дворов, принадлежавших преимущественно кожевникам и сыромятникам. В деревне Аметьевой изготовляли одежду и рукавицы. В селе Омарах действовали капиталистическая кузница с наемными рабочими и скорняжная мастерская. В селе Кирельском Свияжского уезда развилась кожевенная промышленность. Овчинники и санники были в Матюшкином починке. Многочисленные ватаги рыболовов были в селах Богородское. Капердико. Рыбная Слобода. Татарские деревни Атня и Алаты тоже известны были кожевенным производством. У татар было разиню швейное дело.

С 40-х годов XVII в. стали возникать предприятия типа мануфактуры, в которых было сосредоточено большое количество работников. В Казани и Кукморе появились медеплавильные «заводы». Ими руководил присланный из Москвы мастер Онофреев. На этих мануфактурах работало более сотни рабочих из крестьян.

Около села Спасского помещик выделил до 200 крепостных крестьян для производства селитры. Это предприятие действовало и в XVIII столетии.

Начали возникать мануфактурные предприятия и у частных лиц: у купцов, крестьян и посадских. На казанской мельнице у ее арендатора было 18 наемных рабочих. На квасоварном заводе наемных было 12 человек, не считая подсобных. В Услоне действовала судостроительная артель. Некоторые кожевенные и мыловаренные мастерские, увеличивая оборудование и производство, вырастали в крупные мануфактурные предприятия.

В конце первой половины XVII в. действовала доменная печь с двумя горнами «выше Мурзинской слободы на Каме», построенная татарином Тумашевым, а в конце второй половины XVII в. началось производство кирпича в Казани. Мануфактуры частных лиц были капиталистическими. Свободный труд в мелкотоварном производстве Казани был почти вдвое сильнее крепостного. Резервом для найма были 405 дворов бобылей.

Анализ 1034 дворов посадских товаропроизводителей приводит к выводу, что 829 дворов работали на рынок. Феодальное ремесло уступает место мелкотоварному производству на рынок. Это производство от семейной кооперации переходило к капиталистической мастерской, выражая стремление к укрупнению.

Казанская мелкая промышленность половины XVII века убедительно доказывает, что в товарном производстве капиталистический способ производства уже возник в мелкотоварных мастерских. Преобладают количественно мастерские ремесленников, работающих по заказу, и мастерские семейной кооперации, работающие на рынок. Капиталистическая мастерская появляется тогда, когда семейная кооперация, работая на рынок и следуя его запросам, пополняется наемными работниками. Документы подтверждают наличие в половине XVII века капиталистических мастерских как в городе, так и в слободах и селах, но еще в небольшом количестве.

В. И. Ленин подчеркивает, что «семейная кооперация» является, таким образом, основанием капиталистической кооперации. Само собою разумеется, конечно, что этот «закон» относится только к самым мелким товаропроизводителям, только к зачаткам капитализма; этот закон доказывает, что тенденция крестьянства состоит в превращении в мелкого буржуа. Тем более это можно отнести к капиталистической мануфактуре, так как она представляет собою расширенную мастерскую с увеличенным числом работников, которую возглавляет капиталист-буржуа.

Зародившееся капиталистическое производство начало действовать и на формирование классовой структуры общества. Капиталистическое мелкотоварное производство с самого начала своего возникновения заявило требование на свободный труд, требование ликвидировать крепостничество, так как рынок рабочей силы не мог сформироваться без этого условия. В ответ на это господствующий класс в лице феодального правительст ва стал усиливать и расширять крепостное право. Конфликт между производительными силами и производственными отношениями обострил классовую борьбу. Феодальный строй начинал приобретать консервативный характер. Будущее было за капиталистическим способом производства, который шел на смену феодальному.
Торговля

Торговля а XVII аеке развивалась успешно. Значительное развитие производительных сил края, интенсивный рост ремесла и мелкой промышленности, наконец, очень удобное географическое положение на важнейших путях сообщения еще в XVI веке выдвинули Казань как экономи ческий и торговый центр обширного края, связанного с Москвой, Вятским краем, Уралом и Сибирью, с Ногаями и Крымом, с Персией, Хивой и Бухарой. В XVII столетии связи торговые расширились: Киев, Смоленск, Ярославль, Тверь, Кастрома, Великий Устюг, Архангельск посылали свои товары в Казань и покупали казанские. Многие иногородние купцы имели постоянную торговлю в Казани, посылая сюда своих приказчиков.

В ХXII веке из Казанского края много вывозилось хлеба, льняного семени, мяса, рыбы, кожи, овчин, козловых шкур, мехов, меда и воска. Из Сибири поступали дорогие меха, с юга—соль, фрукты и вино, из Архангельска-заграничные промышленные товары, из Москвы—товары русского промыш ленного производства.

Торговля Казани как центра обширного края в XVII веке со всей очевидностью доказывает слияние местных рынков в единый национальный всероссийский рынок. Таможенные книги Московского государства подтверждают, что уже в ЗО-х годах XVII в. определилась большая группа Казанцев, состоящая преимущественно из русских торговых людей, державшая в своих руках оптовую торговлю с северными центрами страны. Вместе с ними деятельное участие принимали карийские татары, жившие в бассейне Вятки. Во второй половине XVII века на рынках Устюга и Сольвычегодска вместе с русскими появляются варзинские (елабужские), казанские и уфимские татары.

Возникли новые заготовительные и скупочные центры как чебоксарский, козьмодемьянский, мензелинский, варзинский пьяноборский, сарапульский. Торговцы-оптовики появляются не только из городов, но п из сел: Кукарка, Мамадыш, Елабуга, Салмачи, Клыки и др.

Подъем производства и торговли наносил сильный удар господству натурального хозяйства, особенно в городах и в промышленных слободах и селениях, охватывая не только хозяйства русских, но и татар, чувашей, мари и удмуртов. Это свидетельствует о прогрессивном хозяйственном развитии многонационального Казанского края. Законы экономического развития неуклонно ‘вели к новым успехам товарно-денежных отношений и подрыву феодального способа производства. В этих условиях происходило постепенное слияние местных рынков в один национальный внутренний рынок, связи внутри которого все более приобретали капиталистический характер. В. И. Ленин писал: «Только новый период русской истории (примерно с XVII века) характеризуется действительно фактическим слиянием всех таких областей, земель и княжеств в одно целое». Это слияние «вызывалось усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товарным обращением, кон центрированием небольших местных рынков в один всероссийский рынок.

Так как руководителями и хозяевами этого процесса были капиталисты-купцы, то создание этих национальных связей было ничем иным, как созданием связей буржуазных.
Татаро-башкирские восстания
Классовая борьба в XVII веке имела очень широкий размах в предедах современной Татарии и в ее соседних областях. Начиная с побегов помещичьих крестьян, с мелких выступлении против помещиков и монастырских ‘властей, ‘начиная с отказов ясачников платить налоги и выполнять налагаемые повинности, классовая борьба во второй половине XVII ‘века снова достигла высшей своей формы — крестьянской войны под предводительством Степана Разина.

Как особенность Камско-Волжского и Уральского края, необходимо указать башкирские восстания, направленные против колониальных захватов и эксплуатации, в которых горячее участие принимали татары, мари, удмурты и мордва.

В 1645 г. башкиры и татары сожгли Мензелинскнй острог. Это был вооруженный протест против действий царской администрации, основавшей этот острог на башкирской земле и открывшей путь для русской помещичьей колонизации в этом районе.

Весьма значительное башкирское восстание происходило в 1661—1665 гг. Отзвуки его выразились в отдельных вспышках в 1666 и 1667 гг. Кроме башкир, в восстании участвовали татары, мордва, мари, чуваши и Маней (вогулы). Вспыхнув в Кунгурском и Соликамском уездах, восстание распространилось, от зауральской Башкирки на востоке до берегов Волги на западе. Хотя восстание в Поволжье носило не столь упорный характер, но все же под Уфой и вдоль закамской укрепленной линии было весьма неспокойно. Калмыки и ногайцы совместно с башкирами ходили под Уфу, Мензелинск и Шешминск.

Движущей силой восстания были башкиры, ясачные татары, тептяри, то есть податные и тяглые люди. И хотя башкирские феодалы и тарханы дважды сговаривались с русскими властями и прекращали борьбу, восстание народных масс не прекращалось. В 1667-1669 гг. происходят набеги башкир на городки Шешминск, Билярск, Ерыклинск, село Садилово и вотчину Черемшан, окрестности городов Самары и Саратова. В 1670 г., когда развертывались действия Степана Разина -на Волге, башкиры перебирались на правый берег Волги и доходили почти до Пензы, оттягивая на себя царские войска, которые направлялись на борьбу со Степаном Разиным.

Башкиры и татары готовы были поддержать Разина, так как у них классовый враг был один и тот же. Но массовой поддержки крестьянской ‘войне они не могли оказать вследствие того, что восстание не охватило левобережья Волги. В течение последних 6 лет они уже были обескровлены карательными походами царских войск. Татаро-башкирские восстания были лишь прелюдией к более мощному движению.

< Предыдущая

М. А. Фадеичева* ЭТНИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ XIX в. «ПОЛОЖЕНИЕ ОБ ИНОРОДЦАХ»

Сущность и основные положения этнической политики Российской Империи закреплены в важнейшем правовом документе -Своде Законов Российской Империи. Для понимания сущности эт-нополитики в России в XIX в. необходимо проанализировать содержание тех понятий, в которых нашли отражение соответствующие процессы. Термин «этнополитика», «национальный вопрос», которые используются в современной науке применительно к Российской Империи, имеют сравнительно недавнее происхождение. В России в XIX в. термины «этнос», «нация» не были широко распространены. В Своде Законов они и вовсе не употреблялись.

Категориальный аппарат российских имперских законов отличался ясностью словаря. В.И. Даль в «Толковом словаре живого великорусского языка» объяснял, что народ — это люд, народившийся на известном пространстве; люди вообще; язык, племя; жители страны, говорящие одним языком; обыватели государства, страны, состоящей под одним управленьем. Народность — совокупность свойств и быта, отличающих один народ от другого. Было понятно, что нация — то же, что народ, только по-французски.

Люд, народившийся на известном пространстве, поддавался количественной характеристике, тогда он представал как «народо-населенье, население, число народа в данную пору». Также имела значение качественная его характеристика. Тогда люд разделялся по вере, языку и образу жизни. Род — это россияне или русские, главным их признаком была православная вера. Православие являлось ядром русской этнонациональной идентичности. Поэтому принадлежность к вере означала принадлежность к роду. Также было население неправославного вероисповедания. Все неправославные обитатели империи назывались иноверцами. Этот люд иной веры, следовательно, и иного рода — инородцы, которые

* Фадеичева Марианна Альфредовна — старший научный сотрудник отдела философии ИФиП УрО РАН, кандидат философских наук.

тоже народились на российской территории, но верили, говорили, выглядели и жили по-другому. Однако они хоть и иного рода, но были своими в отличие от иностранцев, не российских подданных.

Инородцы были «разных наименований». Разные наименования, вера, язык, внешний вид, образ жизни давали представление о народах Российской Империи. И род, и инородцы были «обитателями империи», ее жителями. Обитатели империи, за исключением кочевых и бродячих, делились на городских и сельских обывателей. В процессе колонизации русское население распространялось и заселяло новые территории, вступало в контакт с народами, исконно населявшими эти территории, существенно отличаясь от них. Местные жители, исконные обитатели земель назывались туземцами. Туземец или туземка означали местного уроженца, природного жителя страны. В Своде Законов использовались понятия «туземное население», «туземный житель», «туземец», «туземная власть». Согласно Своду Законов регулировалась жизнь «туземного населения», его деление на волости и аулы с учетом местных удобств.

Российская Империя обладала всеми признаками империи: единоличная власть государя-императора, огромная территория, большая численность населения, высокая степень его разнородности. Вопрос поддержания спокойствия и порядка — это вопрос жизни империи. В инструментальном смысле он сводится к вопросу о способах управления.

Каждая из частей империи управлялась по Общему Учреждению или по Особенному Учреждению. Те части империи, которые имели одинаковый уровень развития и относительно однородное население, управлялись одинаково. К таким частям относились 49 губерний Центральной России, включая Урал. Те части империи, которые отличались и от центра, и друг от друга по уровню развития, по составу населения, управлялись по-разному. К таким «проблемным» частям империи относились ее «края». Особую сложность представляло разнородное население этих территорий. По Особенным Учреждениям управлялись губернии Царства Польского; Кавказский край, состоящий из двух частей — Северного Кавказа и Закавказья; Закаспийская область; Туркестанский край; облас-

ти Акмолинская, Семипалатинская, Семиреченская, Уральская и Тургайская; Иркутское и Приамурское генерал-губернаторства; губернии Тобольская и Томская и «племена разных инородцев».

Инородцы, кочевавшие по территориям, управляемым по Особенным Учреждениям, управлялись на основании Положения об управлении соответствующих краев и областей. В каждом Положении об управлении содержался раздел, посвященный управлению инородцами: так, например, «Временное Положение об управлении Закаспийской областью» в главе четвертой предусматривало «Местное управление туземным населением»; в «Положении об управлении Туркестанского края» в Установлениях сельских предусматривалось «I. Управление оседлого туземного населения», «II. Управление кочевого населения». «Положение об Инородцах» определяло управление инородцев сибирских, архангельских, инородцев, кочующих в Астраханской и Ставропольской губерниях; киргизов, кочующих в степях между Каспийским морем, Уральской областью и Астраханской губернией. Фактическое неравенство народов вынуждало управлять ими особыми способами, сообразуясь с местными обычаями, «местными удобствами для заведования населением, с порядком кочевания населения или пользования им поземельными угодьями, а где необходимо — и с родовым его разделением».

«Положение об Инородцах» — важнейший документ в Своде Законов Российской Империи, предназначенный для обеспечения рационального управления этносами, проживавшими на территории Российской Империи, существенно отличавшимися по внешнему виду, языку и образу жизни, находившимися на разных этапах исторического развития, составлявшими общества различных типов. Обращение к документу и его философско-категориальный анализ позволяют рассмотреть содержание установлений, которые определяли отношения между имперской властью и ее инородными подданными, пересмотреть некоторые представления, ставшие в отечественном обществознании советского периода стереотипными, сохраняющимися до настоящего времени. Особые установления в отношении различных народов могут быть рассмотрены как основные положения этнической политики. Однако практиче-

ское применение этих положений было затруднено; права этносов, предоставляемые законом, не были вполне реализованы. Невыполнимыми законы, помимо исторических причин, к числу которых можно отнести неграмотность основной массы населения, во многом оказывались благодаря их особым свойствам — их чрезвычайной сложности и излишней детализации.

Все обитатели Российской Империи относились к двум разрядам: к роду и к инородцам. Их многообразие ставило перед имперской властью задачу управления разнородным населением, распространенным на обширной территории. Именно для реализации этой задачи и разрабатывались документы, определяющие порядок управления. «Положение об Инородцах» включает в себя четыре раздела: раздел I — «О Сибирских инородцах»; раздел II — «Об инородцах Архангельской губернии, именуемых Самоедами»; раздел III — «Об инородцах в губерниях Ставропольской и Астраханской»; раздел IV — «Об управлении Киргизов, кочующих в степях между Каспийским морем, землею Уральского казачьего войска и губернией Астраханскою».

Законодатель благосклонно-патерналистски подробно и детально регламентирует жизнь разных народов. Прежде всего, инородцы были подразделены в силу их разнородности. Например, все сибирские инородцы «… по степени их гражданского образования и образу жизни, а именно по качеству их промысла, составляющего главный предмет их пропитания, разделяются на три разряда: 1) на оседлых, 2) кочевых и 3) бродячих. К первому разряду принадлежат те инородцы, кои имеют постоянную оседлость, хлебопашество и живут деревнями или в городах, занимаясь торговлею и промыслом городских обывателей. Ко второму разряду принадлежат те, кои имеют оседлость хотя и постоянную, но по временам года переменяемую, и не живут деревнями. К третьему разряду принадлежат те инородцы, кои, не имея никакой оседлости, переходят с одного место на другое по лесам и рекам, или урочищам, для звероловного и рыболовного их промысла, отдельными родами или семействами»(2). «14. Чукчи в Приморской области, Дзюнгорцы в Юго-восточной части Томской губернии и инородцы островов Командорских составляют особые разряды». Особую проблему пред-

ставляли кочевые и бродячие инородцы. «136. Состояние инородцев, кочующих и бродячих, отличается: 1) непостоянством их жительства, 2) степенью их гражданского образования, 3) простотою нравов, 4) особыми обычаями, 5) образом пропитания, 6) трудностью взаимных сообщений, 7) недостатком монеты в обращении, 8) недостатком способов к сбыванию на месте лова и произведений».

Различный порядок жизни и особые способы управления вне исторического контекста выглядели неким свидетельством неравноправия и угнетения управляемых народов. Например, с точки зрения европейских либералов и демократов XIX в., Россия представлялась «тюрьмой народов». Однако неравноправие народов Российской Империи было обусловлено их неравенством — существенными различиями в исторически складывающемся образе жизни. Поскольку народы существенно отличались «по степени их гражданского состояния и образу жизни», т.е. находились на разных уровнях исторического развития, по сути, были неравны, Законодатель предусматривал для неравных народов неравные права, что было исторически целесообразно и социально справедливо. Для разных «разрядов» предусматривались разные права. Правам посвящена «Глава первая. О правах сибирских инородцев», включавшая в себя три Отделения. В «Отделении первом. О правах оседлых инородцев вообще», самом коротком, говорилось: «16. Все вообще оседлые инородцы сравниваются с Россиянами в правах и обязанностях, в которые они вступят. Они управляются на основании общих узаконений и учреждений». Оседлые инородцы имели равные права с «Россиянами» — своим родом, и не подлежали никаким исключениям, так как имели тот же самый образ жизни, следовательно, и условия для податных сословий были одними и теми же. «Отделение второе. О правах кочевых инородцев» было подразделено на две части: I. О правах личных; II. О правах по имуществу. «26. Кочевые инородцы составляют особенное сословие в равной степени с крестьянским, но отличное от него в образе управления». Весьма существенным представляется Примечание к этой статье: «Кочевые инородцы, с умножением хлебопашества, отнюдь не обращаются против их воли в сословие сельских обывателей и вообще, без собственного их желания, не включаются ни в

какое другое сословие». То же самое относилось и к другим кочевым инородцам: «442. Калмыки, кочующие в губерниях Астраханской и Ставропольской, находясь под покровительством общих законов Империи, наравне с прочими подданными, пользуются сверх того особыми правами. Калмыкам-простолюдинам дарованы все личные права, предоставленные общими законами Империи свободным сельским обывателям».

Империя, не лишая народы их самобытности и традиционности, не исключала возможность их модернизации. Благосклонность империи к инородцам проявлялась в учете их самобытности. Например, особенно предусматривалось в «Положении об Инородцах» сохранение почетных личных званий инородцев: «27. Все инородцы, носящие почетные звания между своими родовичами, как-то: князьцы, тоэны, зайсанги, шуленги и прочие, пользуются теми почестями, какие в местах их жительства обычай и степные законы им предоставляют».

Кочевые инородцы, как все подданные империи, участвовали в общих по губернии повинностях. Сохранение их самобытности требовало особого управления, поэтому они были обложены еще одной повинностью — повинностью для содержания степного управления. «196. Все сборы с инородцев суть трех родов, 1) подать, ясаком именуемая и поступающая в Кабинет Его Императорского Величества; 2) земские повинности; 3) повинности внутренние на содержание степного управления».

Просвещенная империя предусматривала просвещение подданных, кем бы они ни были. Поэтому кочевым инородцам Законодатель предоставлял право на образование. «30. Инородцы имеют право отдавать детей своих для обучения в учрежденные от правительства учебные заведения. Они имеют право заводить и собственные школы, но не иначе, как с позволения начальников губерний или областей». Обучение в русской школе для инородца не было обузой и унижением его «национального» достоинства, но было привилегией и преимуществом. Распространение русского языка среди инородцев, как и распространение православия, было также средством укрепления имперской государственности. Впрочем, учитывая процент неграмотных в Российской Империи даже

среди «населения коренного русского происхождения», рассуждать о насаждении русского языка, рассматривать его распространение как проявление русификации невозможно. Знание русского языка инородцами поощрялось. Иногда применялось материальное поощрение тех местных жителей, чьи дети учились в русских школах. В Туркестанском крае, например, за усердную службу, а также за знание русского языка должностные лица общего управления туземцев могут быть награждаемы, по усмотрению генерал-губернатора, почетными халатами или денежными выдачами. Русский язык распространялся среди инородцев не в качестве языка «господствовавшего» русского народа, а в качестве государственного языка, официального языка центральной власти. В государстве необходим язык, который был бы понятен всем. Без православия и русского языка туземцы, инородцы не могли сблизиться с державным народом, не могли изменить свой статус отсталых народов колониальных окраин. Усвоение православия и русского языка позволяло народам быть включенными в процесс модернизации. Распространение православия и русского языка следует оценивать не как ассимиляцию и русификацию, а как огосударствление недержавных народов. Историческое совпадение веры и языка русского народа с официальной религией и государственным языком Российской Империи создавало иллюзию о русском народе как господствующем и формировало представление о Российской Империи как русском государстве.

Кочевым инородцам гарантировались некоторые свободы. «31. Каждый из инородцев и целые роды имеют полную свободу в учрежденных местах приносить жалобы на стеснения и обиды». Важнейшим установлением была свобода вероисповедания: «33. Кочевые инородцы пользуются свободою в вероисповедании на основании правил, изложенных в Уставе Духовных Дел Иностранных Исповеданий». Принятие инородцами православия приветствовалось и поощрялось, допуская некоторое двоеверие, сохранение традиционных верований: так, например, самоедам, принявшим православие, предоставлялось «. сверх сооруженных уже в их тундрах храмов Божиих, строить новые церкви, не исключая и деревянных, но не иначе как с дозволения и по планам, одобренным Губернским Архитектором и Губернатором» (236).

Кочевым инородцам предоставлялись «широкие права по имуществу». «34. Кочевые инородцы для каждого поколения имеют назначенные во владение земли. Подробное разделение участков сих земель зависит от самих кочующих, по жребью, или другим их обыкновениям». Земли для кочевания строго разграничивались, что было необходимо для защиты не только прав самих инородцев, но и их жизни. Имперская колонизация прекратила междоусобные войны инородных племен. «36. Инородцы ограждаются от взаимных стеснений, какие могут происходить от перехода одних племен на земли, другим племенам принадлежащие, для производства промыслов без обоюдного на то согласия». Особенно оговаривалось отношение русских колонистов к землям автохтонных народов: «37. Строго запрещается русским самовольно селиться на землях, во владение инородцам отведенных; русские могут брать у инородцев места в оброчное содержание, но всегда по условиям с обществами». Соблюдение этнотерриториального принципа, трудно применимого в индустриальных и постиндустриальных обществах, в отношении доиндустриальных обществ имело положительное значение. Инородцы имели право свободно распоряжаться своей землей и заниматься на ней любой хозяйственной деятельностью: «35. Инородцы имеют полную свободу заниматься земледелием, скотоводством и местными промыслами на водах и землях, каждому роду назначенных».

Имперский патернализм распространялся на всех подданных империи. Особое благосклонно-патерналистское отношение к инородцам проявлялось в том, что обязанности налагались в соответствии с их возможностями. Несмотря на неразвитость, они не были лишены прав. Чем менее развиты были племена различных инородцев, тем меньше обязанностей им предписывалось, тем меньше был с них «спрос», тем больше предоставлялось «льгот». Так, на бродячих инородцев, даже тех, кто жил «в отдалении и рассеянии», распространялось все то, что относилось к кочевым инородцам, и кроме этого дополнительные права, которые Законодатель называл «изъятиями и ограничениями»: «1). бродячим инородцам назначаются по удобности целые полосы земли, и определяются только границы оных с землями, оседлым жителям и кочующим инород-

цам принадлежащими. 2) Бродячие инородцы не участвуют в денежных по губерниям земских повинностях и не производят никаких расходов на содержание степного управления. 3) На занимаемой ими полосе позволяется им переходить для промыслов из уезда в уезд и из губернии в губернию без всякого стеснения».

Особую заботу Законодатель проявлял о правах называемых в настоящее время «коренными малочисленными народами». Например, «17. Оседлые инородцы, обитающие на островах Командорских, по званию Российских подданных, наравне со всеми другими, пользуются покровительством общих государственных законов, обязываются повиноваться оным. 18. Во внимание неустроенного еще их (ст.17) состояния правительство не налагает на них ни ясака, ни податей и никаких повинностей». Гарантировалась защита их «прав по имуществу», так, в ст.24 говорится: «Всякое имущество, приобретенное трудами, покупкой или меною инородца, равно доставшееся по наследству, составляет неприкосновенную его собственность; покусившиеся на присвоение оной, или на причинение личных обид, преследуются всею строгостью законов».

К разряду привилегированных бродячих инородцев или ловцов были отнесены самоеды (самодийские народы, к которым относятся ненцы, энцы, нганасаны, селькупы), которым также были предоставлены права, обеспечивающие их самобытность и поддерживающие их традиционный образ жизни. «230. Самоедам для кочевания назначена вся полоса земли, известная под названием Тиманской, Канинской и Большеземельной тундр, за отмежеванием определенных в 1840 г. участков к находившимся в сих тундрах селениям русских жителей. 231. По окончании отмежевания (ст.230), тундры утверждаются в потомственное владение Самоедов». Тундра для них была своеобразной чертой оседлости, которую они могли покидать: «235. Самоеды могут отлучаться из своей тундры или мест своего кочевания на расстояние ста верст в том же самом уезде без письменного вида, а далее не иначе, как с письменным видом Старост, коих надлежащее начальство снабжает для сего бланками». Это представляет собой меру не дискриминационную, но охранительную, так как бродячие инородцы, переходящие

с одного места на другое по рекам и урочищам, неизбежно сталкивались бы с другими бродячими, а также кочующими и оседлыми. Такое положение может показаться ограничением и нарушением «прав и свобод», однако это позволяло сохранить традиционный образ жизни и промысел самоедам: кочевать по территориям центральных губерний не имело смысла.

Законодатель проявлял заботу о здоровье инородцев. Строжайше запрещалось русским ввозить на продажу самоедам «горячих напитков». Следить за этим и останавливать продажу, отбирать напитки и представлять виновных начальству «для поступления по законам» обязан был самоедский староста. Запреты и ограничения на употребление алкоголя касались не только само-дийцев, но и других народов. Например, в процессе улучшения нравственного и хозяйственного быта калмыков улусный попечитель должен был следить, «… чтобы никто не продавал в улусах и не передавал Калмыкам хлебного вина и всякого рода крепких напитков без разрешения местного губернского начальства и Попечителя Калмыцкого народа» (562). Не оставалось без внимания медико-санитарное и врачебное устройство. В калмыцких улусах требовалось сохранение чистоты и обеспечение врачебной помощи. «564. Улусные Попечители, при посредстве своих помощников, должны постепенно и осторожно действовать на убеждение Калмыков в отношении вреда, происходящего от способа их лечения у людей, вовсе к сему не приготовленных, и склонять, дабы они не чуждались медицинских пособий.567. Главный Попечитель и Управление Калмыцким народом в особенности должны заботиться о распространении между Калмыками оспопрививания; для обучения же в оспопрививатели, они избирают из Калмыков потребное число мальчиков».

Таким образом, оказывались прописанными права в отношении всех сторон жизни инородцев. Однако установление прав и строгая регламентация жизни не были самоцелью. Правила прописывались для того, чтобы в соответствии с ними осуществлялось управление с учетом местной специфики. Управление не могло быть единообразным из-за многообразия разнородных обитателей Российской Империи. Именно поэтому, например, из 224 статей

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

«Раздела первого «О Сибирских Инородцах”» 24 статьи первой главы посвящены правам инородцев, а 184 статьи главы второй относились к вопросам управления.

Имперское благосклонно-патерналистское отношение к инородцам имело прагматические основания. Всякая империя стремится к расширению территории и увеличению населения, поскольку территория и население — первые признаки государства и его важнейшие ресурсы. Правители Российской Империи были заинтересованы в увеличении поступлений доходов в казну, что требовало расширения территории и увеличения численности туземного населения. В этом отношении окраины рассматривались как источники пополнения государственной казны. Строго регламентировались подати и повинности, которые относились не только к «державному народу», но и к инородцам. Подданные, они же податные, ясачные должны были быть здоровыми, трезвыми, нравственными, законопослушными, благополучными и относительно состоятельными. Это было необходимо для успешного пополнения казны и поддержания спокойствия и порядка в Российской Империи.

Весьма интересовало получение ясака в казну. Отделение третье раздела второго «Положения об Инородцах» подробнейшим образом прописывало сдачу ясака самоедами и оценку рухляди. Рухлядь (меха) по закону делилась на обыкновенную и дорогую. На обыкновенную рухлядь (песца, горностая, белку и проч.) на три года постоянную цену устанавливал губернатор. Дорогая рухлядь (черные и чернобурые лисицы) оценивалась «на деньги», по виду в присутствии высочайшего начальства. Законодатель предусматривал, что «цена полагается особо на целые шкуры, т.е. с лапами и хвостами, и особая без оных». Все должно было быть собрано, сосчитано и сдано в казну. Сосчитаны должны были быть не только деньги и шкуры, но и население, которое деньгами и шкурами расплачивалось. Империя была заинтересована в увеличении населения, для чего и поддерживались «спокойствие и порядок» на туземных территориях. Там, где быстро устанавливалась твердая государственная власть, коренное население испытывало минимум неудобств и лишений. В отдаленных районах, где государственная власть была недостаточно сильна, туземное население страдало от

бесконтрольного хозяйничанья русских колонистов, например в Приамурье, на Камчатке, островах Курильских и Алеутских.

Что касается особенностей управления, то они зависели от того разряда, к которому относились управляемые: образ управления зависел от образа жизни. «7. Инородцы оседлые в образе их управления причисляются к порядку волостному или городскому». Управление кочевыми инородцами регламентировалось и осуществлялось «от частного к общему». Частное управление касалось каждого стойбища, улуса или рода, что называлось Родовым Управлением. Родовое управление осуществлял родовой старейшина — староста и один или два его помощника. Староста мог именоваться как угодно в соответствии с местными этническими обычаями «…даругою, шуленгою, зайсангом, родовым тайшею, князьцем, но токмо между своими родовичами; в сношениях же с правительством он называется во всех племенах «старостою» (10). По причине отсутствия письменности Родовое Управление производило все дела словесно. При объединении родов, улусов или стойбищ возникало Общее управление, представлявшее собой Инородную Управу, которой во всем подчинялись Родовые Управления. В Инородную Управу входил голова, два или более выборных помощника и письмоводитель, «если можно было завести письмоводство». Для управления многочисленными народами, если много родов соединялись «в одну общую зависимость», тогда необходимо учреждались Степные Думы. Степные Думы выполняли хозяйственные функции. Только забайкальские буряты имели свою Степную Думу. Степная Дума производила дела письменно.

Примечательно то, что все должности на разных уровнях управления были выборными. Закон устанавливал, что и частные старосты, и главные начальники выбираются на общем собрании рода-племени и лишь утверждаются губернским управлением. Из числа туземцев по выбору начальства назначались Волостные Управители и Аульные Старосты — «лица благонадежные, распорядительные и по преимуществу имеющие между туземцами влияние». К управлению не допускались лица, наказанные по приговору суда за преступления или проступки, «порочащие честь и доб-

рое имя туземца». Сменить же законно избранных можно было лишь только доказав их злоупотребления.

Иначе обстояло дело с бродячими инородцами, которые «по образу их жизни не имеют собственно никакого внутреннего управления, кроме семейного». Но если при соединении их в роды они приобретают «некоторую степень общежития», тогда они управляются старостами, которые в своем лице соединяют и Родовое Управление, и Инородную Управу: «64. Родовое Управление бродячих инородцев состоит из одного старосты…65. Староста имеет все права и власть обеих степеней степного управления (Родового Управления и Инородной Управы)». «Письменных дел староста сей не производит», так как среди ловцов «письмоводство» было завести невозможно (как и среди многих других инородных племен), поэтому «потребные сведения о вверенном ему роде» местной полиции предписывалось «заимствовать из его показаний».

Примечательны обязанности, которые Законодатель налагал на Родовые Управления и Инородные Управы. Родовое Управление должно осуществлять надзор за порядком во вверенном ему роде. Важнейшей его обязанностью было «.благосостояние вверенных ему людей, их спокойствие, довольство и безопасность» (139). Инородные Управы выполняли надзорные функции в отношении Родовых Управлений: «154. В качестве надзора Инородная Управа наблюдает: 1) чтобы законы, обычаи и обряды, правительством утвержденные, исполнялись непременно; 2) чтобы Родовое Управление действовало не иначе, как к общей пользе, и ни под каким видом не стесняло вверенных ему людей; 3) чтобы оно не упускало из вида нужд народных, но и не увеличивало бы напрасно показания об оных».

В Приморской и Амурской областях управление кочевыми и бродячими инородцами было предоставлено военным губернаторам, от которых Законодатель требовал управлять «. со строгою осмотрительностью в местном применении, и соображаясь при том с обычаями разных племен. и с местными условиями» (15).

Управлять огромной территорией с многонародным населением, поддерживать на ней порядок и спокойствие можно было лишь разделив эту огромную территорию на части с однородным

населением, строго регламентируя жизнь однородного населения на отведенной для него территории на основании общих для всех обитателей Российской Империи законов, с учетом местной специфики.

Таким образом, каждая полиэтническая империя парадоксально содержит в себе предпосылки этнонационализма и сепаратизма. В процессе модернизации, какой бы она ни была, органической или неорганической (догоняющей, отвечающей на вызовы извне), каждое местное управление — «туземная власть» из местной и подчиненной желает стать независимой и государственной. Так возникает порядок этнонационализма: свой род (гомогенная популяция) — своя земля (территория) — своя волость — власть, правительственная сила (этническая элита, носящая «почетные звания между своими родовичами», пользующаяся почестями) — свое государство.

С одной стороны, Российская Империя из-за разброса цивилизационных характеристик ее народов, из-за существенных различий в их образе жизни и разной степени включенности в процесс модернизации, была вынуждена «разделять и властвовать», опираясь на «державный народ» — имперское ядро. Но, с другой стороны, Российская Империя была собирательницей земель и народов под единым началом. Таким образом, разделяя и объединяя, Российская Империя оказалась между двумя тенденциями: этнонациона-лизмом и империализмом в развитии российской государственности. Перед этой альтернативой государство оказалось в связи с социальными трансформациями наступающего XX в.

Однако для XIX в. «Положение об Инородцах» представляло собой взвешенный и эффективный законодательный документ, дающий возможность осуществлять благосклонно-патерналистскую политику в отношении инородцев, толерантную этническую политику, соответствующую определенному состоянию российского общества.

ПРИХОДСКИЕ УЧИЛИЩА — один из основных типов начальной школы в Российской империи в XIX — начала XX веков.

Уч­ре­ж­да­лись в со­от­вет­ст­вии с Ус­та­вом учеб­ных за­веде­ний, под­ве­дом­ст­вен­ных университетам от 5(17) ноября 1804 года, а так­же Ус­та­вом гим­на­зий и учи­лищ уезд­ных и при­ход­ских от 8(20) декабря 1828 года (в от­но­ше­нии приходские училища дей­ст­во­вал до 1918 года).

Пер­во­на­чаль­но пред­по­ла­га­лось, что и в го­ро­де, и в де­рев­не приходские училища бу­дет от­кры­вать­ся в ка­ж­дом при­хо­де или в ка­ж­дых двух ма­ло­люд­ных при­хо­дах (от­сю­да на­зва­ние), обя­за­тель­но — по хо­да­тай­ст­ву и при уча­стии жи­те­лей, од­на­ко идея все­объ­ем­лю­ще­го рас­про­стра­не­ния приходские училища не по­лу­чи­ла мас­со­вой под­держ­ки при­хо­жан и вско­ре бы­ла ос­тав­ле­на. В приходские училища при­ни­ма­лись де­ти обое­го по­ла. Про­дол­жи­тель­ность обу­че­ния — 3-4 го­да (од­но­класс­ные на­чаль­ные учи­ли­ща), с 1860-х гогов от­кры­ва­лись так­же приходские училища по­вы­шен­но­го ти­па с 5-6 го­да­ми обу­че­ния (двух­класс­ные).

На­хо­ди­лись в ве­де­нии Министерства народного про­све­ще­ния, под не­по­сред­ст­вен­ным управ­ле­ни­ем при­ход­ско­го свя­щен­ни­ка и од­но­го из пред­ста­ви­те­лей ми­рян, в кре­по­ст­ной де­рев­не — по­ме­щи­ка, ко­то­рые са­мо­стоя­тель­но при­гла­ша­ли учи­те­лей; в 1860-х годах пе­ре­шли в основном под управ­ле­ние ин­спек­то­ров и ди­рек­то­ров на­род­ных учи­лищ, часть приходские училища — под управ­ле­ние учи­лищ­ных со­ве­тов.

В 1860-1870-е годы многие приходские училища пре­об­ра­зо­ва­ны в зем­ские шко­лы, а так­же го­род­ские учи­ли­ща по По­ло­же­нию 1872 года; од­но­класс­ные приходские училища ста­ли те­рять своё зна­че­ние в свя­зи с раз­ви­ти­ем других ти­пов началь­ной шко­лы (зем­ских школ, цер­ков­но-при­ход­ских школ, «ми­ни­стер­ских» учи­лищ), од­на­ко двух­класс­ные приходские училища в го­ро­дах до 1907 года ос­та­ва­лись един­ст­вен­ны­ми на­чаль­ны­ми учи­ли­ща­ми по­вы­шен­но­го ти­па, в ко­то­рых мог­ли обу­чать­ся де­воч­ки.

Приходские училища со­дер­жа­лись за счёт каз­ны, ор­га­нов ме­ст­но­го са­мо­управ­ле­ния, со­слов­ных об­ществ. Учи­те­ля приходские училища име­ли пра­ва государственных слу­жа­щих, чин 14-го клас­са и на­мно­го рань­ше других учи­те­лей на­чаль­ной шко­лы по­лу­чи­ли пра­во на пен­сию (с 1845 года), что обес­пе­чи­ва­ло хо­ро­ший пе­да­го­гический со­став. В 1911 году на­счи­ты­ва­лось 785 двух­класс­ных (105,3 тысяч уча­щих­ся) и 3136 од­но­класс­ных (266 тысяч уча­щих­ся) приходские училища; все­го в них обу­ча­лось 5,6% от об­ще­го чис­ла уча­щих­ся на­чаль­ной шко­лы. В 1918 году пре­об­ра­зо­ва­ны в шко­лы первой сту­пе­ни.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *