Животворно таинство нашей воды ибо, смыв ею грехи вчерашней слепоты, мы освобождаемся для жизни вечной! Рассуждение наше не будет праздным; оно обращено и к тем, кто достаточно искушен в вере, и к тем, кому довольно просто верить, не вникая в смысл предания, кто по невежеству исповедует непросвещенную мнимую веру. И потому-то появившаяся здесь недавно гадюка Каиновой ереси многих увлекла своим ядовитейшим учением, обращаясь в первую очередь против крещения . Ясно, что такова ее природа. Ведь обычно гадюки, аспиды и даже василиски держатся сухих и безводных мест . Мы же, рыбки, вслед за «рыбой» (icJuV) нашей Иисусом Христом, рождаемся в воде , сохраняем жизнь не иначе, как оставаясь в воде. Так вот, эта тварь, у которой даже не было законного права учить , хорошо поняла, как убивать рыбок — извлекая их из воды.
Но как же сильно стремится испорченность расшатать или совсем устранить веру, если нападает на нее с тех самых основ, на которых она зиждется! К тому же ничто не смущает души людей больше, чем явная простота Божьих дел, сопоставленная с величием обещаемого результата. Вот так и здесь. Из-за того, что человек, погруженный в воду с такой простотой, без пышности, без каких-либо особых приготовлений и, вдобавок, без расходов, получает крещение при произнесении немногих слов и выходит из воды немногим чище или вообще не чище, тем невероятнее кажется наследование вечности. Пусть я буду лжецом, если идольские мистерии и празднества, напротив, не создают себе веры и уважения приношениями, приготовлениями и расходами. О, жалкое неверие, которое отказывает Богу в Его главных свойствах — простоте и силе! Что же? Разве не удивительно, что омовением разрушена смерть? Да ведь тем более следует верить там, где именно потому и не верится, что это удивительно! Ибо каковы должны быть дела Божьи, если не сверх всякого удивления? Мы и сами удивляемся, — но потому, что верим. Впрочем, неверие тоже удивляется, но не верит, — удивляется простому как незначительному, а величественному как невозможному. Но пусть будет так, как ты думаешь. По поводу того и другого уже были высказаны Божественные речения: Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрость его (ср. 1 Кор. 1, 27), и претрудное у людей легко у Бога (ср. Матф. 19,26). Ведь если Бог и мудр, и могуществен, в чем даже пренебрегающие Им Ему не отказывают, то Он поступил весьма достойно, избрав предметом Своих дел противоположное мудрости и могуществу, — глупость и немощь. Ибо всякая способность ведет свое начало от того, чем она вызывается.
Однажды Иисус Христос во время одной из бесед с учениками воскликнул: «Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!» (Лук.12:50). Но ведь Он уже принял водное крещение от Иоанна Крестителя, что же тогда Он имел в виду?
Это лёгкий вопрос, ответ на который не вызывает затруднения ни у кого из христиан: все согласны с тем, что Иисус говорил о Своей предстоящей смерти на кресте, где Он пролил Свою кровь за людские грехи. А незадолго до этой казни Он сказал апостолам: «Чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься» (Мар.10:39). Очевидно, под «чашей» Он подразумевал гонения и страдания, а под «крещением» – смерть за веру, которую примут многие Его ученики. В связи с этим ранние христиане ввели в употребление термин «крещение кровью» в качестве обозначения мученической смерти за Христа.
Первым это понятие использовал Тертуллиан в уже упоминавшемся нами трактате «О крещении». В нём он написал следующее: «Впрочем, для нас существует ещё и второе крещение, также одно-единственное, а именно крещение крови, о котором Господь, когда уже был крещён, говорит: «Я должен принять крещение» (Лук. 12:50). Это и есть крещение, которое заменяет даже не принятую купель». Отсюда видно, что ранние христиане считали смерть за веру во Христа равноценной заменой водному крещению. Об этом впоследствии писал и Кирилл Иерусалимский: «Одни во времена мира крестились водой, другие во время гонений крестились собственной кровью». В силу таких взглядов тогдашние верующие, не успевшие креститься, не боялись умирать от рук гонителей: они не сомневались, что «крещение кровью» так же смоет все их грехи и откроет им вход в Небесное Царство. На эту тему также есть высказывание у Киприана Карфагенского: «Каков же это грех, который не омывается и крещением крови? Каково преступление, которого нельзя загладить и мученичеством?» Кстати, и сам Киприан был казнён во время гонений в 258 году и стал мучеником. Правда, его смерть не была «крещением кровью», так как он уже был крещён водой.
«Крещением кровью» не является также смерть человека, который покаялся на войне, или в болезни, или будучи приговорённым к казни. Он ведь умирает не за Христа, а в силу обстоятельств или за свои прошлые преступления. Что же в таком случае будет с ним после смерти? Ранние христиане опять-таки верили, что в подобных ситуациях приемлемой заменой водному крещению является само желание человека креститься. Григорий Богослов писал об этом так: «Если ты признаёшь убийством одно намерение убить, без совершения убийства, то почитай крещёным желавшего креститься, но не крестившегося действительно». Для таких случаев в среде верующих было принято другое название – «крещение желанием». Как и «крещение кровью», оно сохраняло всё значение водного крещения, то есть давало человеку спасение и присоединение к Церкви.
Сам факт использования первыми христианами этих двух понятий говорит о том, что они не практиковали крещение обливанием или окроплением. Иначе они могли бы без особых проблем крестить водой и узников, и находящихся при смерти людей, и у них не возникло бы никакой нужды думать о том, что может быть заменой крещению. Кстати, крещение окроплением даже в более поздние времена не считалось полноценным, и Евсевий писал, что такому верующему «не дозволено быть членом клира», то есть занимать церковную должность.