Экзамены (слово происходит от лат. examen, обозначавшее поначалу язычок, стрелку у весов, а уже затем оценку, испытание) появились ещё в середине III тысячелетия до нашей эры в Древнем Вавилоне в школах, где готовили писцов. У выпускников проверяли умение писать, а также разбираться в тканях, металлах, растениях и знания всех четырёх арифметических действий.
А в Древнем Египте для обучения искусству жрецов всем желающим предстояло пройти воистину суровые испытания. Поначалу новичков ждало что-то вроде собеседования: выясняли уровень образованности, биографию и разговорные навыки. Следующий этап: проверка умения трудиться, молчать и слушать. И, наконец, завершающий и самый сложный этап: испытания огнём, водой и угрозой смерти. Кстати, такие испытания преодолел, в частности, Пифагор, проходивший обучение в Египте, а вернувшись в Грецию, он основал школу с подобными испытаниями.
В Древнем Китае, например, учителя чань-буддизма проводили экзаменационные испытания с элементами психологического стресса. Учащиеся должны были быстро, не раздумывая отвечать на загадки и вопросы-парадоксы вроде «Была ли борода у бородатого варвара?» и «Имеет ли собака природу Будды?».
В Европе экзамены, более приближенные к современной форме, возникли в средневековых университетах при испытании на должности бакалавра и магистра. Например, по данным Лейпцигского университета, в 15-начале 16 века из 100 человек, записавшихся на слушание лекций, через два года экзамен держало 30 человек, а к выпускному экзамену явилось всего 6 человек. Как видим, сложность экзаменов тех времён не поддаётся сомнению, ведь за всё время обучения отсеялось 94 процента слушателей.
В 19 веке система экзаменов уже использовалась во всех европейских странах. В России, например, учреждением-первопроходцем, принявшим такую форму проверки знаний, как экзамен, была школа Э. Глюка, основанная в 1705 году в Москве. В 1837 году «Правилами для испытания в уездных училищах и гимназиях» приняты экзаменационные билеты и знакомая нам (правда, ставшая уже историей) пятибалльная система оценки знаний учащегося.
А в начале XX века появилось много противников экзаменационных испытаний из числа педагогов, считавших экзамены необъективными и склоняющими обучающихся к пустой механической «зубрёжке». Так, после Октябрьской революции 1917 года экзамены в СССР были отменены, но ненадолго, так как их отмена привела к существенному ухудшению знаний учащихся.
«ЕГЭ — это зеркало, отражающее уровень подготовки абитуриентов. Можно, конечно, его расколотить, потому что с утра не побрился и физиономия у тебя опухла. Но лучше пойти побриться, и к зеркалу отношение будет гораздо лучше.
Глубинная причина общественного неприятия ЕГЭ — не в методике, а в его социальном эффекте. Интересы значительных групп — а именно населения крупнейших городов страны — оказались ущемлены. Жители Москвы, Питера, Екатеринбурга, Новосибирска, Нижнего Новгорода после краха СССР в течение 15 лет имели возможность почти монопольно пользоваться важным социальным благом — бесплатным высшим образованием для своих детей в лучших вузах. Они просто оказались к ним ближе и имели средние доходы, позволявшие платить за курсы подготовки к вузовским экзаменам. Жители же других регионов, малых городов, сел оказались вне системы подготовки в лучшие вузы — и по своему месту проживания, и по своим доходам, в 2-3 раза более низким, чем у живущих в мегаполисах.
Но ведущие вузы в свое время строились для всей страны, и при советской власти 75% московских студентов были иногородними. В начале же 2000-х, когда ЕГЭ только задумали, в Москве осталось лишь 25% студентов из других регионов, в Питере — треть. Сейчас у нас в «Вышке», например, их уже почти 60%. Например, если раньше в ВШЭ или МГУ на бюджет можно было поступить с 70-75 баллами (наши экзамены, «пересчитанные» в ЕГЭ), то сегодня — с 80-85. В нормальный хороший московский вуз пять лет назад мог поступить москвич, который имел «четверку» (по ЕГЭ это 55-70 баллов) по профильному предмету, сегодня граница проходного сместилась вверх — это не меньше 62-65 баллов. Ситуация поменялась, и интересы людей, которые не могут платить за обучение детей в лучших вузах, но могут тратиться, скажем, на вузовских репетиторов, оказались против ЕГЭ. Они 15 лет строили счастье своих детей на отрешении от возможности развиваться остальному населению страны. Не москвичи это устроили, но они привыкли к этим обстоятельствам, и восстановление справедливости не вызывает у них поддержки».
Ярослав Кузьминов, ректор Высшей школы экономики.