Кто такой кант?

«Волю Кант отличает от простой способности желания: последняя полностью определяется эмпирическим субъектом и одинаково свойственна как человеку, так и животным. Желание всегда субъективно, определяется индивидуальными потребностями и в этом смысле лишено всеобщего (объективного) характера. Напротив, воля — это способность, которой наделены только разумные существа; она «мыслится как способность определять самое себя к совершению поступков сообразно с представлением о тех или иных законах… То, что служит воле объективным основанием ее самоопределения, есть цель, а цель, если она дается только разумом, должна иметь одинаковую значимость для всех разумных существ». Таким образом, воля — это способность человека определять свои действия всеобщими предметами (целями разума), а потому Кант, в сущности, отождествляет волю с практическим разумом. Если в сфере теоретического разума, т. е. в «мире при роды», вообще нет места понятию цели (не случайно в системе категорий, как она представлена в «Критике чистого разума», нет такой категории), то в сфере практического разума, в мире свободы цель — это ключевое понятие. Определяя основания воли, разум в его практическом применении ставит воле ее цель; возможность же действовать в соответствии с целями разума есть сущность свободной воли, как ее понимает Кант. В этом смысле этика Канта глубоко рационалистична. В сфере нравственности, в отличие от мира природы, разум рассматривается «не в отношении к предметам, а в отношении к воле и ее причинности. Понятие цели определяется Кантом как «причинность из свободы»; если в мире эмпирическом, в мире природы всякое явление обусловлено предшествующим как своей причиной, то в мире свободы разумное существо может «начинать ряд», исходя из понятия разума, вовсе не будучи детерминированным природной необходимостью. Свобода, по Канту, и есть «независимость от определяющих причин чувственно воспринимаемого мира»».(П.П. Гайденко, «Научная рациональность и философский разум»)
Очень интересный отрывок; насколько я понимаю, с т.з. Канта свобода воли заключается в том, что она может следовать целям разума, а может и не следовать — и в последнем случае она «попадает в плен» к природной необходимости, тем самым поступки человека перестают быть подлинно свободными. Осталось разобраться, что именно Кант понимает под разумом. Если дать ему теологическую интерпретацию — разум как Божественный Закон — то понимание свободы воли у Канта станет очень похожим на то, которого придерживались восточные отцы-либертарианцы.

Ваш комментарий о книге
Все книги автора: Кант И. (16)

Кант И. Всеобщая естественная история и теория неба

Я представляю себе материю Вселенной в состоянии всеобщего рассеяния и полного хаоса. Я вижу, как на основе всем известных законов притяжения начинает формироваться вещество и как благодаря отталкиванию видоизменяется его движение. Я испытываю чувство удовлетворения, убеждаясь, как без помощи произвольных вымыслов созидается под действием всем известных законов движения благоустроенное целое, столь схожее с той системой мира, которая находится у нас перед глазами, что я не могу не принять его за эту самую систему. Это неожиданное и величественное развертывание естественного порядка кажется мне вначале подозрительным: ведь столь сложная правильность строится ни таком простом и несложном основании.

Но, скажут мне, защита твоей системы — это вместе с тем защита столь сходных с ней взглядов Эпикура. Я не стану отрицать, что здесь есть какое-то сходство. Из безупречных основоположений извращенный ум часто делает выводы, достойные всяческого порицания; такими именно и были выводы Эпикура, хотя замысел его соответствовал проницательности великого ума.

Итак, я не буду отрицать, что теория Лукреция или его предшественников Эпикура, Левкиппа и Демокрита во многом сходна с моей. Так же как и эти философы я полагаю, что первоначальным состоянием природы было всеобщее рассеяние первичного вещества всех небесных тел, или, как они их называют, атомов. Эпикур предполагал, что существует тяжесть, заставляющая падать эти элементарные частицы; она, по-видимому, немногим отличается от принимаемого мною Ньютонова притяжения. Эпикур приписывал этим частицам и некоторое отклонение от прямолинейного падения… это отклонение до некоторой степени совпадает с тем изменением прямолинейного падения, которое, по нашему мнению, вызывается отталкивательной силой частиц. Наконец, вихри, возникавшие из беспорядочного движения атомов, составляли один из главных пунктов в системе Левкиппа и Демокрита, и эти вихри встречаются в нашем учении. Столь большая близость к учению… не вовлекает, однако, мою систему в круг его заблуждений. Даже в самых бессмысленных взглядах, которые когда-либо пользовались успехом у людей, всегда можно найти какую-то долю правды. Ложное основание или два-три опрометчивых обобщения незаметным образом сбивают человека со стези истины в пропасть. Несмотря на отмеченное сходство между старой космогонией и предлагаемой ныне, между ними все же имеется существенное различие, которое позволяет сделать из нашей теории прямо противоположные выводы.

Названные выше сторонники учения о механическом происхождении мироздания выводили всякий наблюдаемый в нем порядок из слепого случая, который столь удачно объединил атомы, что они составили одно стройное целое. Эпикур, несколько не смущаясь, утверждал даже, что атомы, дабы стала возможной их встреча, без всякой причины отклоняются от своего прямолинейного движения. . Все эти философы доводили эту несуразность до того, что приписывали происхождение всех живых существ именно этому слепому случаю и поистине выводили разум из неразумия . Я вижу, как из ее состояния полнейшего разложения и рассеяния вполне естественно развивается некое прекрасное и стройное целое. И происходит это не случайно и не вслепую, а, как мы видим, необходимо вытекает из естественных свойств.

Я полагаю, что вся материя, из которой состоят небесные тела нашей Солнечной системы, т. е. все планеты и кометы, была в начале всех вещей разложена на свои элементарные составляющие, заполняющие все мировое пространство, в котором ныне обращаются эти уже сложившиеся тела. Такое состояние природы, если даже его рассматривать само по себе, без всякого отношения к какой-либо системе, представляется наиболее простым, какое может только последовать за небытием. В то время все было еще бесформенно. Образование обособленных друг от друга небесных тел, их удаленность в зависимости от притяжения, их форма, определяемая равновесием сгустившейся материи, — все это уже позднейшее состояние… Материя, которая кажется совершенно инертной и нуждающейся в форме и организации, уже в простейшем своем состоянии таит в себе стремление подняться к более совершенному состоянию путем естественного развития.

В наполненном указанным образом пространстве всеобщий покой длится только одно мгновение. Элементы, коим присущи силы для приведения друг друга в движение, имеют источник жизни в самих себе. Материя с самого начала стремится к формированию.

Итак, если в очень большом пространстве имеется точка, где притяжение находящихся там элементов действует около себя сильнее, чем в любом другом месте, то рассеянные во всем окружающем пространстве частицы основного вещества будут падать по направлению к этой точке. В результате этого всеобщего падения прежде всего образуется в этом центре притяжения тело, которое, начавшись, так сказать, с бесконечно малого зародыша, быстро растет. Но, по мере того как увеличивается его масса, оно все с большей силой побуждает окружающие частицы присоединяться к нему. Когда масса этого центрального тела возрастет настолько, что скорость, с какой оно притягивает к себе частицы с больших расстояний, отклоняется в сторону из-за слабого отталкивания, коим эти частицы мешают друг другу, и превращается в боковые движения, которые благодаря центробежной силе могут совершаться по кругу около центрального тела, — тогда возникают сильные вихри частиц…

Излагаемая нами теория образования планет имеет то преимущество перед всякой другой, что она одновременно объясняет и происхождение масс, и происхождение движений, и положение орбит, и притом так, что даже малейшее отклонение в этих процессах, равно как и полное совпадение в них выявляется сразу. Планеты образуются из частиц, совершающих точные круговые движения на той высоте, на которой они парят; следовательно, составленные из этих частиц массы будут продолжать те же движения, с той же скоростью, в том же направлении. Этого достаточно, чтобы понять, почему движение планет совершается приблизительно по кругу и почему их орбиты лежат в одной плоскости.

Не требуется много слов, чтобы пояснить, что центральное тело всегда представляет собой главную часть своей системы, и, следовательно, Солнце по своей массе должно превосходить все планеты, вместе взятые; то же самое следует сказать о Юпитере и Сатурне по отношению к их спутникам. Центральное тело образуется оседанием всех частиц, которые расположены во всей сфере его притяжения и которые не смогли приобрести точно определенное круговое движение вблизи общей плоскости притяжения, причем этого рода частиц, без сомнения, неизмеримо больше, чем частиц, приобретших круговое движение.

Планеты собирает частицы из далеко отстоящих друг от друга пунктов, где скорости круговых движений различны; эти частицы сходятся на ней, обладая различной степенью скорости кругового движения, отличной от той, которую надлежит иметь планете на данном расстоянии ее; они придают планете эксцентриситет постольку, поскольку их различные взаимные воздействия не в состоянии полностью уравновесить разницу их движений.

Эксцентриситет — наиболее важный отличительный признак комет.

Стремление планеты образовываться из окружающих частиц основного вещества обусловливает и вращение ее вокруг оси, и появление спутников, которые должны двигаться вокруг нее. То, что Солнце со своими планетами представляет собой в большом масштабе, в меньшем масштабе представляет собой планета с большой сферой притяжения, а именно главную часть системы, отдельные звенья которой движутся благодаря притяжению центрального тела.

Чистая случайность выбирает из всех возможных то, по которому движение вещества к центру переходит в круговое движение. В самом деле, вращение главной планеты нисколько не сообщает кругового движения веществу, из которого должны около него образоваться спутники: все частицы, окружающие планету, движутся одинаково с ней вокруг Солнца и, следовательно , находятся относительно нее в покое. Единственная причина здесь — притяжение планеты. Круговое движение, которое должно возникнуть благодаря этому притяжению, само по себе безразлично в отношении направления, поэтому достаточно лишь незначительного внешнего воздействия, чтобы оно было направлено скорее в одну сторону, чем в другую…

Природа, будучи предоставлена своим собственным силам, даже в состоянии хаоса проявляет свои богатые возможности, а следующее за этим развитие являет столь прекрасные связи и согласия для общей пользы творения, что… они с полной достоверностью свидетельствуют о том великом бытии, в котором они в своей взаимной зависимости соединяются в общую гармонию.

Мироздание с его неизмеримым величием, с его сияющими отовсюду бесконечными разнообразием и красотою приводит нас в безмолвное изумление. Но если представление обо всем этом совершенстве поражает наше воображение, то, с другой стороны, разум восторгается по-иному, видя, сколько великолепия, сколько величия вытекает из одного всеобщего закона согласно вечному и строгому порядку. Планетный мир, в центре которого находится Солнце, заставляющее своим могучим притяжением обращаться по вечным орбитам населенные светила своей системы, всецело образовался, как мы видели, из первоначально рассеянного основного вещества всей мировой материи. Все неподвижные звезды, доступные глазу в неизмеримой глубине неба, где они кажутся рассеянными с какой-то расточительностью, представляют собой солнца и центры подобных же систем.

Если предположить, что в неизмеримом пространстве, где образовались все солнца Млечного Пути, имеется одна точка, вокруг которой по какой-то неведомой нам причине началось первое формирование природы из хаоса, то там должна была появиться чрезвычайно большая масса и тело с громадной силой притяжения , которое благодаря этому оказалось в состоянии заставить все системы, образующиеся вокруг него в огромной сфере, падать по направлению к нему как центру и создать вокруг него такую же систему в большем масштабе, какую в малом создало вокруг Солнца то основное первичное вещество, из которого образовались планеты. Наблюдение делает это предположение почти несомненным. Скопление звезд, расположенных возле одной общей плоскости, составляет такую же систему, как планеты нашего солнечного мира вокруг Солнца. Млечный Путь представляет собой зодиак этих миров высшего порядка… Разве нельзя на основании столь полного сходства в строении прийти к заключению об одинаковой причине и одинаковом способе образования?

Но если неподвижные звезды образуют одну систему, размеры которой определяется сферой притяжения центрального тела, то разве не могут возникать еще иные системы солнц и, так сказать, еще иные млечные пути в безграничном мировом пространстве? Мы с изумлением увидели на небе фигуры, которые представляют собой не что иное, как именно подобные системы неподвижных звезд, ограниченные общей плоскостью, — млечные пути, если можно так выразиться, которые представляются нашему глазу при различном положении относительно его в виде эллиптических образований, мерцающих слабым светом из-за бесконечной удаленности от нас…

Притяжение есть, без сомнения, столь же широко распространенное свойство материи, как сосуществование, которое образует пространство; оно связывает субстанции взаимосвязью, или, вернее, притяжение и есть эта всеобщая связь, соединяющая в одном пространстве все части природы; стало быть, оно простирается по всему протяжению пространства, во всю даль его бесконечности. Если до нас доходит свет от этих удаленных систем, свет, который есть лишь сообщенное движение, то не ясно ли, что притяжение — этот первоначальный источник движения, предшествующий всякому движению, — тем более не нуждается ни в какой посторонней причине и не может встретить никакой помехи, ведь оно без всякого толчка проникает в самую глубь материи и действует даже тогда, когда природа находится в состоянии всеобщего покоя, — не ясно ли, говорю я, что в начале зарождения природы из хаоса рассеянной материи притяжение должно было сообщить этим системам неподвижных звезд, несмотря на их неизмеримые расстояния, то самое движение, которое, как мы это видели в малом масштабе, составляет источник их объединения в систему и нерушимого постоянства ее звеньев, предохраняющий их от гибели?

Рассеянная масса мирозданий, какими бы большими расстояниями они ни были бы отделены друг от друга, беспрепятственно стремились бы к гибели и разрушению, если бы с помощью присущих системам движений не было механизма связи с некоторым всеобщим центром — центром притяжения Вселенной и точкой опоры всей природы.

Вокруг этого всеобщего центра тяготения всей природы, и сформировавшейся, и первозданной, в котором, без сомнения, находится масса, с необычайной притягательной силой вовлекающая в сферу своего притяжения все миры и системы, которые уже созданы временем и еще будут созданы вечностью, вокруг этого центра, по всей вероятности, начала впервые формироваться природа, и именно там наиболее густо сосредоточены системы, а по мере удаления от этого центра они все более и более рассеиваются в бесконечности пространства. К этому закону можно было бы прийти на основании аналогии с нашей Солнечной системой: кроме того, отсюда можно сделать вывод, что не только общее центральное тело, но и вращающиеся вокруг него системы объединяют на больших расстояниях свои притяжения, действуя как бы из одной массы на более отдаленные системы. А это помогает понять всю природу во всей ее бесконечности как одну единую систему.

Но что особенно важно и заслуживает наибольшего внимания, так это то, что по излагаемой нами системе творение, или, вернее, формирование природы согласно порядку в ней, начинается прежде всего у этого центра, беспрестанно распространяясь отсюда все дальше и дальше, дабы в течение вечности наполнить бесконечное пространство мирами и системами миров. Остановимся на миг в немом восторге перед этой картиной. Прошли, быть может, миллионы лет и веков, прежде чем та сфера сформировавшейся природы, в которой мы пребываем, достигла присущего ей теперь совершенства; и пройдет, быть может, столько же времени, пока природа сделает следующий столь же большой шаг вперед в хаосе; однако сфера сформировавшейся природы беспрестанно занимается своим расширением. Сотворение мира — дело не одного мгновения. Начавшись с создания бесчисленного множества субстанций и материй, оно продолжается через всю вечность со все возрастающей степенью плодотворности. Если можно было бы смелой мыслью, так сказать, охватить всю вечность в одном понятии, то можно было бы представить себе все бесконечное пространство наполненным системами миров и творение завершенным. Но так как в действительности оставшаяся часть вечности всегда бесконечна, а истекшая часть всегда конечна, то сфера завершившей свое формирование природы составляет всегда лишь бесконечно малую часть того целого, которое таит в себе зародыши будущих миров и стремится в более длительные или короткие периоды развиться из первичного состояния хаоса. Творение никогда не кончается. Оно, правда , однажды началось, но оно никогда не прекратится. Оно всегда деятельно и создает новые явления природы, новые вещи и новые миры. То, что оно создает, имеет определенное отношение к тому времени, которое оно на это затрачивает. Для него нужна целая вечность, чтобы оживить всю беспредельность бесконечных пространств мирами без числа и конца.

Если системное устройство ввиду присущей ему бренности приближает даже мельчайшую часть, какую себе можно вообразить, к состоянию распада на протяжении длительного периода времени, то в бесконечном течение вечности должен наконец наступить момент, когда этот постепенный упадок приведет к прекращению всякого движения.

Мы не должны, однако, жалеть о гибели того или иного мироздания как о действительной потери для природы.

По-видимому, этот конец, предопределенный мирам, как и всем вещам в природе, подчинен некоторому закону, рассмотрение которого дает новое доказательство серьезности нашей теории. По этому закону раньше всех гибнут те небесные тела, которые находятся ближе всего к центру Вселенной, так же как и возникновение и образование началось прежде всего около этого центра; оттуда разрушение и гибель постепенно распространяются все дальше, чтобы в конце концов путем постепенного прекращения движений похоронить в одном общем хаосе весь мир, завершивший период своего существования. С другой стороны, на противоположной границе сформировавшегося мира природа неустанно занята образованием миров из первичной рассеянной материи и, достигнув старости по одну сторону вблизи центра, она на другой юна и обильна новыми образованьями. Таким образом, сформировавшийся мир находится между развалинами уже разрушенной и хаосом еще не сформировавшейся природы…

Есть ли основание не верить, что природа, сумевшая перейти из хаоса к закономерному порядку и строгой системе, способна с такой же легкостью восстановить себя из нового хаоса, в который ее ввергло уменьшение ее движений, и возобновить первоначальную связь? Разве пружины, приводившие в движение и порядок вещество рассеянной материи, не могут вновь, после того, как остановка машины привела их в состояние покоя, быт приведены в действие приумноженными силами и довольствоваться согласованностью по тем же всеобщим законам, по которым было осуществлено первоначальное формирование? Не потребуется долгого размышления, чтобы ответить на эти вопросы утвердительно, если принять во внимание следующее. После того, как вялость круговых движений в нашем мироздании в конце концов низвергнет все планеты и кометы на Солнце, жар последнего неизмеримо возрастет благодаря смешению в нем столь многих и больших масс… Усиленный до крайности новым притоком питания и чрезвычайно летучей материей , огонь этот, без сомнения, не только вновь разложит все на мельчайшие элементы, но и с расширяющей силой, соответствующей степени жара, и со скоростью, не ослабляемой никаким сопротивлением промежуточного пространства, вновь разбросает и рассеет эти элементы в том же огромном пространстве , которое они занимали до первоначального формирования природы, чтобы затем, когда сила центрального огня из-за почти полного рассеяния его массы уменьшится, сочетанием притягивающих и отталкивающих сил повторить с не меньшей закономерностью прежние образования и присущие системам движения и породить новое мироздание. Если, таким образом, отдельная планетная система распадается и затем снова восстанавливается присущими ей силами и если этот процесс повторяется не один раз, то может наконец наступить время, когда великая система, звеньями которой служат неподвижные звезды, с уничтожением своих движений так же будет ввергнута в хаос. В этом случае еще меньше можно сомневаться, что соединение бесчисленного множества таких раскаленных масс, как эти пылающие солнца, вместе с сонмом их планет рассеет вещество их массы, разложенной невероятным жаром, в том пространстве, где они когда-то образовались и даст таким образом материал для новых образований по тем же механическим законам, на основании которых пустынное пространство может снова оживиться мирами и системами . И тогда через всю бесконечность времен и пространств мы следим за фениксом природы, который лишь затем сжигает себя, чтобы вновь возродиться юным из своего пепла…

Какой-то почти всеобщий предрассудок заставлял большинство философов сомневаться в способности природы произвести что-либо упорядоченное на основании ее общих законов…

Но если принять во внимание, что… именно согласие и стройность всего производимого природой по всеобщим законам в таком изобилии показывают, что сущность всех вещей должна происходить от одной основной сущности… то природа предстанет пред нами более достойной, чем она представляется обычно, и от ее эволюции можно будет ожидать только гармонии, только порядка. Если же, наоборот, мы будем придерживаться необоснованного предрассудка, будто всеобщие законы природы сами по себе могут порождать лишь одно беспорядочное, а в полезной для существ целесообразности, которая видна в устройстве природы, следует усмотреть непосредственную десницу божью, то придется всю природу обратить в чудо. Тогда нельзя будет объяснить присущими материи силами ни прелесть прекрасной многоцветной радуги , сияющей в дождевых каплях, когда они разлагают цвета солнечного света, ни полезность дождя, ни незаменимые и бесконечно разнообразные услуги, оказываемые ветром потребностям человека, одним словом, нельзя будет объяснить какие-либо изменения мира, приносящие с собой согласованность и порядок. Естествоиспытателям, предавшимся подобной мудрости , придется просить торжественного прощения перед судилищем религии. Действительно, тогда уже не будет никакой природы и только Бог будет неожиданно и сразу производить все изменения в мире. Не случайное стечение атомов, как думал Лукреций, образовало мир; присущие им силы… были неизменным началом того порядка, который должен был возникнуть из них не случайно, а по необходимости.

Итак, если можно отказаться от старого и необоснованного предрассудка и от той глупой философии, которая под личиной набожности старается скрыть косное невежество, то надеюсь неопровержимыми доводами убедить в следующем: мир имеет источником своего устройства механическое развитие по всеобщим законам природы; во-вторых, тот путь механического создания, который мы представили, истинен.

Небесное пространство, как уже не раз говорилось, пусто или по крайней мере наполнено бесконечно тонкой материей, которая не могла поэтому послужить средством для сообщения небесным телам общих движений. Это затруднение столь значительно и реально, что Ньютон, который имел основание доверять выводам своей философии не меньше, чем любой другой смертный, счел себя вынужденным оставить здесь всякую надежду объяснить законами природы и силами материи присущие планетам центробежные силы, несмотря на всю их согласованность, указывающую на их механическое происхождение. И хотя философу бывает грустно отказаться от исследования сложного явления, далекого от простых основных законов, и довольствоваться только ссылкой на непосредственную волю Бога, тем не менее Ньютон усмотрел здесь рубеж, отделяющий друг от друга природу и перст божий, действие установленных законов природы и мановение Бога. Если уж такой великий философ потерял здесь всякую надежду, то не может не казаться дерзостью рассчитывать на успех в таком трудном деле.

Однако именно эта трудность, лишившая Ньютона надежды объяснить силами природы сообщенную небесным телам центробежную силу, направление и действие которой показывают, что мироздание образует систему, — эта трудность и послужила источником того учения, которое мы изложили в предыдущих главах. Стало быть, та материя, которая наполняла это пространство прежде и движение которой послужило основой существующих теперь обращений небесных тел, после того, как она скопилась в этих небесных телах и таким образом очистила пространство, оказавшееся ныне пустым, или та материя, из которой состоят планеты, кометы да и само Солнце, первоначально должна была быть рассеяна по всему пространству планетной системы и в этом состоянии должна была быть приведена в движение, которое она сохранила и после того, как соединилась в отдельные сгустки и образовала небесные тела, содержащие в себе прежде рассеянное вещество мировой материи. При этом нетрудно найти и механизм, который мог привести в движение это вещество формирующейся природы. Тот импульс, который осуществил соединение масс, а именно сила притяжения, присущая материи и потому как нельзя лучше пригодная к тому, чтобы быть первопричиной движения при первом порыве природы, и был источником этого движения.

Доказательством такого образования небесных тел из основного вещества, первоначально рассеянному по всему пространству, может служить широта тех промежуточных пространств, которые отделяют их орбиты друг от друга и которые, с нашей точки зрения, следует считать как бы пустым сосудом, из которого планеты уже извлекли всю материю для своего образования. И вот мы видим, что эти промежутки между орбитами находятся в определенном отношении к величине масс, образовавшейся из наполнявшей их материи.

Человек создан таким образом, что впечатления и возбуждения, вызываемые внешним миром, он воспринимает при посредстве тела — видимой части его существа, материя которого служит не только для того, чтобы запечатлеть в обитающей в нем невидимой душе первые понятия о внешних предметах, но и необходима для того, чтобы внутренней деятельностью воспроизводить и связывать эти понятия, короче говоря, для того, чтобы мыслить. По мере того как формируется тело человека, достигают надлежащей степени совершенства и его мыслительные способности; они становятся вполне зрелыми только тогда, когда волокна его органов получают те прочность и крепость, которые завершают их развитие. Довольно рано развиваются у человека те способности, при помощи которых он может удовлетворять потребности, вызываемые его зависимостью от внешних вещей. У некоторых людей развитие на этой ступени и останавливается. Способность связывать отвлеченные понятия и свободно располагать своими познаниями, управлять своими страстями появляется поздно, а у некоторых так и вовсе не появляется в течение всей жизни; но у всех она слаба и служит низшим силам, над которыми она должна была бы господствовать и в управлении которыми заключается преимущество человеческой природы. Когда смотришь на жизнь большинства людей, то кажется, что человеческое существо создано для того, чтобы подобно растению впитывать в себя соки и расти, продолжать свой род, наконец, состариться и умереть. Из всех существ человек меньше всех достигает цели своего существования, потому что он тратит свои превосходные способности на такие цели, которые остальные существа достигают с гораздо меньшими способностями и тем не менее гораздо надежнее и проще. И он был бы, во всяком случае с точки зрения истинной мудрости, презреннейшим из всех существ, если бы его не возвышала надежда на будущее и если бы заключенным в нем силам не предстояло полное развитие.

Если исследовать причину тех препятствий, которые удерживают человеческую природу на столь низкой ступени, то окажется, что она кроется в грубости материи, в которой заключена духовная его часть, в негибкости волокон, в косности и неподвижности соков, долженствующих повиноваться импульсам этой духовной части. Нервы и жидкости мозга человека доставляют ему лишь грубые и неясные понятия, а так как возбуждению чувственных ощущений он не в состоянии противопоставить для равновесия внутри своей мыслительной способности достаточно сильные представления, то он и отдается во власть своих страстей, оглушенный и растревоженный игрой стихий , поддерживающих его тело. Попытки разума противодействовать этому, рассеять эту путаницу светом способности суждения подобны лучам солнца, когда густые облака неотступно прерывают и затемняют их яркий свет.

Эта грубость вещества и ткани в строении человеческой природы есть причина той косности, которая делает способности души постоянно вялыми и бессильными. Деятельность размышления и освещаемых разумом представлений — утомительное состояние , в которое душа не может прийти без сопротивления и из которого естественные склонности человеческого тела вскоре вновь возвращают ее в пассивное состояние, когда чувственные раздражения определяют всю ее деятельность и управляют ею.

Эта косность мыслительной способности, будучи результатом зависимости от грубой и негибкой материи , представляет собой не только источник пороков, но и заблуждений. Поскольку трудно рассеять туман смутных понятий и отделить общее познание, возникающее из сравнения идей, от чувственных впечатлений, душа охотно приходит к поспешным выводам и удовлетворяется таким пониманием, которое вряд ли даст ей возможность увидеть со стороны косность ее природы и сопротивление материи.

Из-за этой зависимости духовные способности убывают вместе с живостью тела; когда в преклонном возрасте от ослабленного обращения соков в теле движутся только густые соки, когда уменьшается гибкость волокон и проворство движений, тогда подобным же образом истощаются и духовные силы; быстрота мысли, ясность представлений, живость ума и память становятся слабыми и замирают. Долгим опытом приобретенные понятия в какой-то мере возмещают еще этот упадок сил, а разум обнаруживал бы свое бессилие еще явственнее, если бы пыл страстей, нуждающихся в его узде, не ослаблялся вместе с ним и даже раньше, чем он.

Не является ли несчастная способность грешить свойством некоторого промежуточного состояния между мудростью и неразумием? Кто знает, не слишком ли возвышены и не слишком ли мудры обитатели отдаленных небесных тел, чтобы снисходить до глупости, которая кроется в грехе, и, наоборот, не слишком ли привязаны обитатели низших планет к материи и не одарены ли они слишком слабыми духовными способностями, чтобы быть ответственными за свои деяния перед судом справедливости?

Действительно, когда дух исполнен размышлений, подобных настоящим и выше приведенным, тогда вид звездного неба в ясную ночь доставляет такое удовольствие, какое испытывает только благородная душа. При всеобщем безмолвии природы и спокойных чувствах заговорит тогда скрытая познавательная способность бессмертного духа на неизъяснимом языке и внушит неразвитые понятия, которые можно, правда, почувствовать, но нельзя описать. Если среди мыслящих существ нашей планеты имеются низкие твари, которые, несмотря на все очарование, коим может привлекать их столь высокий предмет, все же в состоянии упорно служить тщеславию, то сколь несчастен земной шар, который мог воспитать столь жалкие существа! Но как он, с другой стороны, счастлив, ибо ему при благоприятнейших условиях открыт путь к достижению блаженства и величия, бесконечно возвышающихся над теми преимуществами, которых способно достичь наивыгоднейшее устройство природы на всех небесных телах!

Книги и статьи И.Канта на ПолитНауке:

  • пока нет

Иммануил Кант — немецкий философ и ученый, основоположник классического немецкого идеализма — родился 22 апреля 1724 года в Кенигсберге (ныне Калининград), умер 12 февраля 1804 года там же. Четвертый ребенок в небогатой семье шорника. Наречен в честь святого Иммануила, в переводе это библейское имя означает «с нами Бог». Всю жизнь прожил в Кенигсберге. С января 1757 г. по июль 1762 г. — российский подданный.

В 1745 году закончил университет. В течение девяти лет жил и работал домашним учителем в аристократических семьях, что давало материальные средства для занятий — на досуге — философскими исследованиями. В 1755 году получил звание приват-доцента университета. Следующие 15 лет, в ожидании профессуры, служил в Кенигсбергской дворцовой библиотеке в должности помощника библиотекаря.

Этот период философского развития Канта называют «докритическим». В числе основных работ — «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755), «Новое освещение первых принципов метафизического познания» (1755), «Грезы духовидца» (1766).

С 1770 года принято вести отсчет «критического» периода в творчестве Канта. В этом году в возрасте 46 лет он назначен профессором логики и метафизики Кенигсбергского университета, где до 1797 года преподавал обширный цикл дисциплин — философских, математических, физических.

К этому времени вызрело принципиально важное признание Канта о целях его работы : «Давно задуманный план относительно того, как нужно обработать поле чистой философии, состоял в решении трех задач: 1) что я могу знать? (метафизика); 2) что я должен делать? (мораль); 3) на что я смею надеяться (религия); наконец, за этим должна была последовать четвертая задача — что такое человек? (антропология, лекции по которой я читаю в течение более чем двадцати лет)». В этот период Кантом были написаны «Критика чистого разума» (1781), «Критика практического разума» (1788), «Критика способности суждения» (1790) — фундаментальные философские работы, принесшие ученому репутацию одного из выдающихся мыслителей XVIII века и оказавшие огромное влияние на дальнейшее развитие мировой философской мысли. Но даже далеким от философии людям известно его знаменитое изречение: «Две вещи наполняют душу все новым и нарастающим удивлением и благословением, чем чаще, чем продолжительнее мы размышляем о них, — звездное небо надо мной и моральный закон во мне».

О роли объединяющей идеи для победы добра

«…Высшее нравственное благо не может быть осуществлено исключительно посредством стремления отдельного человека к его собственному моральному совершенству, а требует объединения людей в одно целое ради той же цели, т.е. системы благомыслящих людей, в которой и благодаря единству которой это благо только и может осуществиться…»

О свободе слова

«…Гражданин государства, и притом с позволения самого государя, должен иметь право открыто высказывать свое мнение о том, какие из распоряжений государя кажутся ему несправедливыми по отношению к обществу… Свобода печатного слова есть единственный палладиум прав народа…»

О войне и мире

«Должно признать, что величайшие бедствия, терзающие культурные народы, суть последствия войны, а именно последствия не столько происходящей ныне или происходившей, сколько неослабевающего и даже беспрерывно увеличивающегося приготовления к будущей. На это тратятся все силы государства, все плоды его культуры, которые могли бы употребляться для еще большего распространения последней; свободе наносятся во многих местах весьма чувствительные удары, и материнская заботливость государства о единичных членах выражается в неумолимо суровых требованиях, которые оправдываются также интересами внешней безопасности».

«…Вечный мир (конечная цель всего международного права) есть, разумеется, неосуществимая идея. Но политические принципы, нацеленные на то, чтобы вступать в такие связи, которые служили бы постоянному приближению к состоянию вечного мира, вполне осуществимы…»

О необходимости соотнесения веры и морали

«Если я принимаю веру в качестве принципа безотносительно к морали… то такая вера вовсе не часть религии».

О реформе образования

«…Способность суждения есть отличительная черта так называемой смекалки, и отсутствие ее нельзя восполнить никакой школой, так как школа может дать даже ограниченному рассудку, как бы вдолбить в него, сколько угодно правил, заимствованных у других, но способность правильно пользоваться ими должна быть присуща даже ученику, и если нет этого естественного дара, то никакие правила, которые были бы предписаны ему с этой целью, не гарантируют его от ошибочного применения их… Отсутствие способности суждения есть, собственно, то, что называют глупостью, и против этого недостатка лекарства нет».

О роли бессознательного в творчестве

«…На большой карте нашей души, так сказать, освещены только немногие пункты, — это обстоятельство может возбуждать у нас удивление перед нашим собственным существом; ведь если бы некая высшая сила сказала: да будет свет!, то без малейшего содействия с нашей стороны перед нашими глазами открылось бы как бы полмира (если, например, мы возьмем писателя со всем тем, что он имеет в своей памяти)».

Категорический императив Канта

«…Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству — и в своем лице, и в лице всякого другого также — как к цели. И никогда не относился бы к нему только как к средству».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *