Ломоносов стихотворение

Благословен Господь мой Бог,
Мою десницу укрепивый
И персты в брани научивый
Сотреть врагов взнесенный рог.
Заступник и Спаситель мой,
Покров, и милость, и отрада,
Надежда в брани и ограда,
Под власть мне дал народ святой.
О Боже, что есть человек?
Что Ты ему себя являешь,
И так его Ты почитаешь,
Которого толь краток век.
Он утро, вечер, ночь и день
Во тщетных помыслах проводит;
И так вся жизнь его проходит,
Подобно как пустая тень.
Склони, Зиждитель, небеса,
Коснись горам, и воздымятся,
Да паки на земли явятся
Твои ужасны чудеса.
И молнией Твоей блесни,
Рази от стран гремящих стрелы,
Рассыпь врагов Твоих пределы,
Как бурей плевы разжени.
Меня объял чужой народ,
В пучине я погряз глубокой,
Ты с тверди длань простри высокой,
Спаси меня от многих вод.
Вещает ложь язык врагов,
Десница их сильна враждою,
Уста обильны суетою;
Скрывают в сердце злобный ков.
Но я, о Боже, возглашу
Тебе песнь нову повсечасно;
Я в десять струн Тебе согласно
Псалмы и песни приношу.
Тебе, Спасителю царей,
Что крепостью меня прославил,
От лютого меча избавил,
Что враг вознес рукой своей.
Избавь меня от хищных рук
И от чужих народов власти,
Их речь полна тщеты, напасти,
Рука их в нас наводит лук.
Подобно масличным древам
Сынов их лета процветают,
Одеждой дщери их блистают,
Как златом испещренный храм.
Пшеницы полны гумна их,
Несчетно овцы их плодятся,
На тучных пажитях хранятся
Стада в траве волов толстых.
Цела обширность крепких стен,
Везде столпами укрепленных,
Там вопля в стогнах нет стесненных,
Не знают скорбных там времен.
Счастлива жизнь моих врагов!
Но те светлее веселятся,
Ни бурь, ни громов не боятся,
Которым Вышний сам покров.

«салом» — рассказ. Опубликован: Накануне, Берлин — М., 1923, 23 сент. Вошел в сборник: Булгаков М. Трактат о жилище. М.-Л.: Земля и фабрика, 1926 (Библиотека сатиры и юмора).
В П. отражена жизнь Булгакова в Нехорошей квартире — кв. №50 в д. 10 по Б. Садовой. Первая жена писателя Т. Н. Лаппа вспоминает атмосферу тамошней жизни: «Вообще дом был знаменитый… Кого только в нашей квартире не было! По той стороне, где окна выходят на двор, жили так: хлебопек, мы, дальше Дуся — проститутка; к нам нередко стучали ночью: «Дуся, открой!» Я говорила: «Рядом!» Вообще же она была женщина скромная, шуму от нее не было; тут же и муж ее где-то был недалеко… Дальше жил начальник милиции с женой, довольно веселой дамочкой… Муж ее часто бывал в командировке; сынишка ее забегал к нам…»
Она также утверждала, что в доме 10 действительно жила женщина, Александра Николаевна Кибель, с сыном Вовкой, однако ее комната была в квартире №34, куда Булгаковы переехали только в августе 1924 г. Кто именно из них послужил прототипом Славки и его матери в П., трудно определить однозначно. Писатель Владимир Артурович Лёвшин (Манасевич) (1904-1984), сын крупного финансиста А. Б. Манасевича, живший в квартире 34 и знавший Булгакова, в своих воспоминаниях назвал прототипом Славки именно Вовку из 34-й квартиры.
Однако сын Н. А. Кибель родился 3 февраля 1922 г. и в 1923 г. ему никак не могло быть около четырех лет, как герою П. Скорее всего, Булгаков взял в основу П. житейскую драму Н. А. Кибель, о которой рассказал В. А. Лёвшин: «Молодая миловидная женщина (комната по коридору направо) потихоньку глотает слезы, напрасно ожидая возвращения любимого человека. «Скоро приедет муж!» — говорит она соседке. «Скоро приедет папа!» — обещает она своему малышу». Славку же автор П. списал с сынишки начальника милиции.
В П. отразилась любовь Булгакова к детям, притом, что своими детьми он так и не обзавелся. Т. Н. Лаппа, вспоминая, что ей приходилось делать от Булгакова два аборта, один — в 1912 г., еще до свадьбы, а другой — в конце 1916 или начале 1917 г., не без основания считала: «Он любил чужих детей, не своих. Потом, у меня никогда не было желания иметь детей. Потому что жизнь такая. Ну что б я стала делать, если б у меня ребенок был? А потом, он же был больной морфинист. Что за ребенок был бы?» (морфинизм Булгакова описан в автобиографической повести «Морфий»).
Вторая жена писателя Л. Е. Белозерская в мемуарной книге «О, мед воспоминаний» свидетельствует: «М.А. любит детей и умеет с ними ладить, особенно с мальчиками». При этом она рисует трогательную картину, как он успокаивал четырехлетнего Витьку, сына соседки, когда они жили во флигеле во дворе дома №9 по Обуховому переулку. Происходило это в 1924 г., уже после создания П., но вел себя Булгаков совсем так, же, как автобиографический герой рассказа: «Когда плаксивые вопли Витьки чересчур надоедают, мы берем его к себе в комнату и сажаем на ножную скамейку. Здесь я обычно пасую, и Витька переходит целиком на руки М. А., который показывает ему фокусы. Как сейчас слышу его голос: «Вот коробочка на столе. Вот коробочка перед тобой… Раз! Два! Три! Где коробочка?».
Третья жена Е. С. Булгакова в своем дневнике неоднократно фиксирует самые теплые отношения, сложившиеся между Булгаковым и жившим вместе с ними ее сыном Сергеем Шиловским (1926-1975), а также с другим сыном, Евгением (1921-1957), оставшимся с отцом, Е. А. Шиловским (1889-1952).
Строки, которые разучивают автор со Славкой: «Куплю я себе туфли к фраку, /И буду петь по ночам псалом, /И заведу себе собаку. /Ничего, как-нибудь проживем», — это несколько измененная цитата из песни Александра Вертинского (1889-1957) «Это все, что от Вас осталось» (1918):
Вот в субботу куплю собаку,
Буду петь по ночам псалом,
Закажу себе туфли к фраку…
Ничего. Как-нибудь… проживем.

Наверх

Читать стих «Я знак бессмертия себе воздвигнул…» Ломоносова Михаила Васильевича нужно как произведение очень необычного жанра – надписи. Изучение его на уроке литературы в классе дает возможность понять, что автор стихотворения восславляет себя. Ниже можете ознакомиться с полным анализом стихотворения «Памятник» Ломоносова М. В.

Полный текст стихотворения М.В. Ломоносова «Памятник»

Я знак бессмертия себе воздвигнул

Превыше пирамид и крепче меди,

Что бурный аквилон сотреть не может,

Ни множество веков, ни едка древность.

Не вовсе я умру, но смерть оставит

Велику часть мою, как жизнь скончаю.

Я буду возрастать повсюду славой,

Пока великий Рим владеет светом.

Где быстрыми шумит струями Авфид,

Где Давнус царствовал в простом народе,

Отечество мое молчать не будет,

Что мне беззнатной род препятством не был,

Чтоб внесть в Италию стихи эольски

И перьвому звенеть Алцейской лирой.

Взгордися праведной заслугой, муза,

И увенчай главу Дельфийским лавром.

Краткий анализ стиха М. В. Ломоносова «Я знак бессмертия себе воздвигнул…»

Вариант 1

Произведение представляет собой первое переведенное сочинение Горация «Памятник» («Exe­gi mon­u­men­tum»), сделанный поэтом в период подъема его научного, литературного и педагогического таланта, а также по причине увлечения литературой античности. Часто стихотворение Ломоносова сравнивают с пушкинским «Я памятник себе воздвиг нерукотворный”, так как в них отображено много схожего.

Отличительной особенностью произведения является его классический перевод, соответствующий принципам сложения стихотворений в форме оды, выражающей основную тематику произведения в качестве роли поэта в творческом процессе, а также во взаимоотношениях с читательской аудиторией, властными органами и собственной натурой.

Композиционная структура оды представляется в виде трехчастного строения, заключающегося в тезисе, размышлении и выводе и выполненного как монолог поэта.

В качестве стихотворного размера в оде используется форма двусложного ямба, придающего четкую, чеканную ритмику нерифмованным строфам. Среди средств художественной выразительности в стихотворении присутствуют высокостильные слова (отечество, превыше, воздвигну), а также греко-римские выражения и фразы, заимствованные из мифологических историй (дельфийский лавр, аквилон).

При создании произведения поэт стремится не выделять свои личные заслуги, а передать их значение в общественном и национальном понимании. Таким образом, смысловая нагрузка оды заключается в донесении идеи о делах человека, которые станут бессмертными плодами вложенного труда в виде книги, изобретения, взращенного цветка для будущих поколений человечества.

Поэт сознательно допускает в стихотворении две погрешности с целью приближения содержания первоначального текста Горация к русским читателям, состоящих в изображении размаха Римского государства, олицетворяющего необъятный размер российской земли, а также в исключении из текста упоминания древнего римского ритуала подъема жреца с молчащей девой по капитолийским ступеням, символизирующего стабильность Рима.

В переводе поэта ода «Я знак бессмертия себе воздвигнул…» более ярко и отчетливо раскрывает тему талантливости русских людей, который необходимо раскрывать, имея ввиду происхождение автора оригинала произведения и свое собственное.

Стихотворение является литературной традицией творческих людей, подводящих итоговые результаты поэтической деятельности в виде изображения нерукотворного памятника.

Стихотворение «Я знак бессмертия себе воздвигнул…» – анализ по плану

Вариант 1

Михаил Васильевич Ломоносов отличился в разных областях наук и искусств, его недаром называют русским Леонардо да Винчи. Стихотворение «Я знак бессмертия себе воздвигнул» — перевод чужого произведения, ставший авторским под пером ученого и поэта.

Стихотворение написано в 1747 году. Его автору 36 лет, он профессор химии Академии наук и художеств, женат. В этот же год он создает оду, приветствующую восшествие на трон императрицы Елизаветы Петровны. Произведение является переводом из римского поэта Горация.

Сразу вспоминается как «Памятник» Г. Державина, так и «Памятник» А. Пушкина. М. Ломоносов первым заложил эту традицию в отечественной поэзии.

По жанру — ода, по размеру — ямб, без деления на строфы. Лирический герой — и Гораций, и сам М. Ломоносов. Он видит бессмертие в делах на пользу людям и стране. Для таких людей он считает заслуженной славу в веках. Надо заметить, что Гораций величает свою литературную славу, тогда как русский поэт имеет в виду и свои научные, педагогические, просветительские успехи. Невольной насмешкой выглядит строка: пока великий Рим владеет светом. Что ж, к XVIII веку это давно не так, но поэт действительно не забыт, он пережил древнюю империю.

Впрочем, оду следует рассматривать и как вполне самостоятельное произведение М. Ломоносова, поскольку он ее переосмыслил на свой лад. Некоторые строки опустил, некоторые подчеркнул: мне беззнатный род препятством не был. Лексика возвышенная. Рифм нет, но в некоторых строках слова словно сопрягаются: бессмертия-меди. Четкий ритм держит каркас стихотворения.

Авфид — река, Давнус — царь той местности, откуда был Гораций родом. Лира, муза, лавр — привычные атрибуты поэтов. Алцей — древний поэт, аквилон — северный ветер, Дельфы — город, где лавровым венком увенчивали деятелей культуры, полководцев, правителей, спортсменов. Обоих авторов роднит тот факт, что они были реформаторами стихосложения, из низкого сословия. Сравнение: превыше пирамид и крепче меди. Эпитеты: бурный Аквилон, быстрыми струями, праведной заслугой. Метафора: отечество мое молчать не будет (то есть, всегда будут люди, с благодарностью вспоминающие предшественников).

Создав «Я знак бессмертия себе воздвигнул», Гораций обрел на русской земле XVIII века талантливого переводчика — М. Ломоносова. Поэт распространил смысл оды не только на себя, но и на весь даровитый народ России.

Анализ стихотворения «Я знак бессмертия себе воздвигнул…» М. Ломоносов

Вариант 1

Михаил Ломоносов – знаковая фигура 18 века. С его именем связаны многие научные открытия. Но не только как ученый известен этот человек, но и как талантливый поэт и философ. Анализируя творчество Михаила Ломоносова, можно смело утверждать, что его жизненный опыт, идеи служат хорошим примером для всех поколений. А значит, этот человек не будет забыт.

Память о нем увековечена не в металле, а в его трудах, как научных, так и литературных. Сам поэт об этом тоже размышлял. Созвучие своих идей он нашел в стихотворении античного автора Горация «К Мельпомене». Великий римлянин сочинил оду во славу поэзии, утвердив бессмертие поэта в его творчестве.

Будучи прекрасным переводчиком, Михаил Ломоносов подарил миру первый русскоязычный вариант латинской оды «К Мельпомене». Это положило начало всем будущим переводам и вариациям античного стихотворения.

«Памятник» Михаила Ломоносова – это не вольный перевод оды Горация, а очень точное воспроизведение на русском языке латинского оригинала. Он ставил перед собой важную задачу – точно передать суть гениального произведения римского автора. Поэтому в стихотворении «Памятник» присутствуют устаревшие слова, таки как: воздвигну, превыше, препятство. Они придают торжественности тексту, окунают в атмосферу давних времен.

Перевод осуществлен Ломоносовым был в 1747 году. В это время он уже подводит определенные итоги своего жизненного пути, задумывается о значении своего творчества. Поэтому, несмотря на точный перевод оригинала, в стихотворении прослеживается «я» самого русского поэта.

Для того чтобы сохранить оригинальную структуру построения оды Горация, Ломоносов отвергнул стандартные приемы рифмования. Талантливый переводчик использует устаревшие слова, высокопарные эпитеты, подчеркивая высокий стиль произведения. «Памятник» написан двусложным ямбом, что помогло сочетать мало рифмующиеся строки. В конечном итоге, стихотворение Ломоносова вышло стилистически целостным, эмоционально насыщенным и мотивирующим.

О каком памятнике идет речи в стихотворении? Он «превыше пирамид и крепче меди». Он – «знак бессмертия», который не может уничтожить ни бурный ветер (аквилон), ни время. Этот памятник позже назовет Пушкин «нерукотворным». Его не ваяли из металла, как многим царям. Он – это не меркнущая в веках слава поэта. Речь идет о культурном бессмертии творческой личности.

В конце стихотворения поэт просит Музу увенчать голову Дельфийским лавром в знак заслуг перед Родиной.

Ломоносову было близко стихотворение Горация с его высокой гражданской позицией, воспеванием искусства.

К оде Горация в переводе Михаила Ломоносова позже обращались многие известные русские поэты. Знаменитыми стали переводы Державина и Пушкина. Но в отличие от Михаила Ломоносова, они не придерживались точно текста оригинала, а делали свои варианты оды.

В стихотворении заложен важный смысл того, что материальное можно уничтожить, а творчество будет жить всегда.

Вариант 2

Стихотворение «Я знак бессмертия себе воздвигнул…» является первым переводом тридцатой оды Горация «Exe­gi mon­u­men­tum» («Памятник») на русский язык. Ломоносов создавал этот перевод в 1745–1747 годах, время расцвета своего научного, педагогического и литературного дарования. Обратился Ломоносов к поэзии Горация и в связи со своими долгими занятиями античной литературой и с работой над «Риторикой», выпущенной в 1748 году.

Для правильного понимания перевода важно уяснить, что Ломоносов стремился передать не столько важность личных заслуг, сколько их общественное и национальное значение. Сотворённое человеком не уничтожится в веках, а фраза «не вовсе я умру» означает, что бессмертие — в его делах, то есть не умирают плоды вложенного труда, будь то книга, изобретение или выращенный цветок.

В переводе Ломоносова есть две неточности, но вызваны они не тем, что он недостаточно понимал текст оригинала, а тем, что поэт в обоих случаях хотел приблизить содержание оды Горация к русскому читателю. Во-первых, он стремится показать размах Римской империи во фразе «возрастать повсюду славой», помещая её между рекой Авфид и территорией, где правил царь Давн, в то время как это была одна местность — Апулия, родина Горация. В этом перевод Ломоносова повлиял на многие последующие русские переводы «Памятника», в которых авторы изображали необъятность Русской земли.

Кроме того, перевод Ломоносова исключает строки о древнем римском ритуале, когда по ступеням Капитолия поднимается жрец в сопровождении безмолвной девы, эпизод, которым Гораций подчёркивал незыблемость Рима. Ломоносов, видимо, убрал упоминание об этом ритуале в силу его неясности для русского читателя. И наконец, Ломоносов, зная о невысоком происхождении Горация, усиливает эту тему, подчёркивая тем самым не только сходство судеб своей и Горация, но, в более широком контексте, — талантливость русского народа и необходимость раскрыть этот талант.

Василий Кириллович Тредиаковский, как никто другой из поэтов XVIII века, в своем творчестве «стремился к соединению сакральной душеполезности со светской художественностью в литературе» Уподобляясь древнерусскому книжнику, поэт считал главными своими добродетелями филологическое трудолюбие в сочетании с благочестием и смирением. Доказательством того, что в представлении Тредиаковского поэт – посредник между Богом и человеком, а поэтическое вдохновение генетически восходит к молитвенному созерцанию, стали его филологические работы и знаменитое переложение Псалтири. В 1752 году Тредиаковский во второй книге «Сочинений…», кроме исправленного переложения 143 псалма, издал девять новых стихотворных переложений, выстроенных в определенной последовательности. Они составил целый раздел – «Оды Божественные» . Но не об этих одах пойдет речь, а о переложении 143 псалма.

До появления в свет в 1826 году книги Ф.Н. Глинки «Опыты Священной поэзии» , в которой были собраны в основном стихотворения, восходящие к своему духовному истоку – священной книге Псалтири, русская литература имела довольно устоявшуюся традицию переложения псалмов слогом изящной словесности или, как еще говорили, создания их «парафразисов». Еще в 1744 году три крупнейших поэта XVIII века В.К. Тредиаковский, А.П. Сумароков и М.В. Ломоносов решили продемонстрировать возможности отечественной поэзии в воспроизведении возвышенного духа стихов из наиболее популярной на Руси книги Ветхого Завета, дав своим сочинениям одинаковое жанровое определение – ода. Таким образом, получились переложения 143-й псалма (Сумарокова – «Благословен Творец вселенны…», Ломоносова – «Благословен Господь мой Бог…», Тредиаковского – «Крепкий, чудный, бесконечный…»). В Петербурге была издана книга, известная под кратким названием «Три оды» , в которую и были включены показательные парафразисы «соревновавшихся» в переложении одного и того же псалма поэтов.

Однако переложение псалмов как своеобразное жанровое явление в своей основе опирается не столько на литературно-эстетические традиции (классики – (160) романтики) и уж, тем более, не на стремление писателей отразить великие события эпохи, а, прежде всего, на сокровенную духовную жизнь авторов. Опирается на традицию богодухновенного и в то же время лирического прочтения поэтами текстов Священного Писания. И, как видим, в данном переложении отразилась не только духовная жизнь авторов, но и концепция каждого из них по поводу стихосложения, и этот спор положил начало силлабо-тонического стихосложения.

В рассматриваемом нами переложении отражена концепция Тредиаковского В.К. Поэт считал, что метр изначально не определяет семантику, одическая «грандиозность» или элегическая «мягкость» зависят лишь от использования того или иного стиля, системы образов и лексики. «Все <…> зависит токмо от изображений, которые стихотворец употребляет в свое сочинение». Но при этом Тредиаковский утверждал, что героический стих должен быть сочинен непременно хореем, ибо иначе он «не красен и весьма прозаичен будет».

… На защиту мне смирену
Руку сам простри с высот,
От врагов же толь презренну,
По великости щедрот,
Даруй способ – и избавлюсь;
Вознеси рог – и прославлюсь;
Род чужих, как буйн вод шум,
Быстро с воплем набегает
Немощь он мою ругает
И приемлет в баснь и глум.

Как видим, поэт переложил псалом хореем, следуя и доказывая свою точку зрения. Данное 10-тистишие (строфа), как и все остальные, написаны не чистым 4-х стопным хореем, а с осложнением стоп пиррихием и спондеем. Проанализировав весь ритмический строй оды, мы заметили, что пиррихий чаще всего появляется в 3, 4, 5, 6, 7, 8 и 9 стихах в 1 и 3 стопах, где ритм замедляется, а к концу восстанавливается. Спондей, как и пиррихий, встречается часто, но немного реже. В основном эта утяжеленная стопа встречается в основном в 8 и 10 стихах в 1, 2 и 3 стопах. Эти стопы произносятся с усилением. Пиррихии и спондеи подчеркивают самое важное в строке. Эти облегченные (пиррихий) и утяжеленные (спондей) стопы позволяют создавать различные варианты сочетания ударных и безударных слогов, усиливая выразительность и образуя ритмическое и звуковое разнообразие поэтических произведений.

Если рассматривать рифму данного произведения, то она имеет следующий вид: ababccdeed. Такая рифмовка впервые появляется у Тредиаковского, так же как и строгая 10-ти строчная строфа, которая потом послужила для Ломоносова образцом канонизированной им в последствии десятистишной одической строфы. В зависимости от расположения ударения в первом катрене 10-тистишья 1-3 стихи с женской рифмой, 2-4 – с мужской, а по расположению в строфе – перекрестная. Средние строки (5 и 6) рифмованы парно женской рифмой. Во втором катрене видим то же, что и в первом, то есть чередование женских и мужских рифм, только 1-4 строки – мужская рифма, 2-3 – женская, расположение в строфе – опоясываю(161)щая. Во всем произведении по своей форме рифма является простой, по звучности – точной. Чередование мужских и женских рифм придает стихам энергичное, резкое звучание, но сменяющееся более мягким, за счет женской рифмы.

А теперь перейдем к жанру данного произведения и всему, что вытекает из определения жанра произведения. Так как авторы спора сами определили жанр – ода, то они наделили переложение чертами характерными для выбранного жанра.

История постижения русским церковно-религиозным сознанием глубины и смысла Ветхого и Нового Завета неизменно сочетала в себе две тенденции: стремление полно и точно воспроизвести оригинал священных книг и стремление сделать их понятными для русского человека. Если сравнивать с синодальным переводом, то можно заметить, что автор делал переложение придерживаясь основного текста. В соответствии с определенным жанром поэт выбирал и соответствующую лексику, поэтому в переложении так много слов возвышенного стиля, что является одной из особенностей жанра оды. Другой особенностью, которую можно выделить, является трехчастное композиционное деление текста произведения. Можно выделить вступление (1-3 строфы), основную часть (4-14 строфы) и заключение (15 строфа).

Тредиаковский, сохраняя в основном библейский текст, развивает и «орнаментирует» его в своем переложении. В 143-м псалме сказано: «Посли руку твою с высоты, изми мя и избави мя от вод многих, из руки сынов чуждих». Тредиаковский распространил эту метафору, реализовал выражение «от вод многих»:

Даруй способ – и избавлюсь;
Вознеси рог – и прославлюсь;
Род чужих, как буйн вод шум,
Быстро с воплем набегает,
Немощь он мою ругает
И приемлет в баснь и глум.

Сравнивая позднее переложение этих строк у трех участников поэтического спора, автор одобрил ломоносовское переложение, он писал: «Розум сего четверостишия есть тот же, что и Давидов: так меня чужой народ объял, что я погряз, как в глубокой пучине. Того ради, ты мне с высокия тверди простри длань, и тем избавь меня от оных многих вод пучинных» . Зато сумароковское переложение этих же строк 143-го псалма он осудил за излишнюю смелость метафор и разрыв логических связей.

Тредиаковский определяет сущность поэзии, которая «влита в человеческие разумы от Бога». По Тредиаковскому, поэзия изначально представляет собой Божественный дар, а задача поэта – славить величие Бога. Если поэзия – художественная концепция человеческой жизни в целом, то стих – лишь формальный элемент, с помощью которого поэт это целое создает: «…в отличие от поэзии, которая является даром Божиим, стих изобретен самим человеком для славословия Бога» .

Боже! Воспою песнь нову,
Ввек тебе благодаря,
Арфу се держу готову,
Звон внуши и глас царя:
Десять струн на ней звенящих, (162)
Стройно и красно гласящих
Славу спаса всех царей;
Спаса и рабу Давиду,
Смертну страждущу обиду
Лютых от меча людей.

Таким образом, обращение Тредиаковского к переложению псалмов и создание стихотворной Псалтири, рукопись которой была подготовлена к печати к 1753 году, мотивированы логикой поэтической концепции, генетически восходящей к платоновской идее Божественного происхождения поэзии.

Поэт стремится повысить эстетическое качество своего переложения приемом «амплификации» (словесного распространения): первые четыре слова псалма Тредиаковский перелагает в грандиозный поток слов, который развернут в десяти строках одической строфы:

Крепкий, чудный, бесконечный,
Полн хвалы, преславный весь, Боже!
Ты един превечный,
Сый господь вчера и днесь:
Непостижный, неизменный,
Соврешенств пресовершенный,
Неприступна окружен
Сам величества лучами
И огньпальных слуг зарями,
О! будь ввек благословен.

Если в целом рассматривать стихи Тредиаковского, то они большей частью в высшей степени темны. Их читать еще труднее, чем Ломоносова, не говоря уже о Сумарокове. Он так строит свою речь, так располагает мысли, выбирает такие слова, что иной раз они становятся почти невразумительными. Главное, что создает эту трудность восприятия, эту темноту, многочисленные и ничем не ограниченные инверсии. Возражая Сумарокову, который высмеивал их, он указывает, что русский язык допускает всевозможные перестановки порядка слов. И Тредиаковский пользуется этим правом так, как никто в русской литературе не пользовался :

Крепкий, чудный, бесконечный, // Полн хвалы, преславный весь, //Боже!.. Немощь он мою ругает // И приемлет в баснь и глум…

Но, не смотря на это, в поэзии Тредиаковского есть и положительное. Сквозь запутанный, искусственный педантически сделанный стиль иногда пробивается свежая струя. Тогда мы слышим у Тредиаковского звуки и интонации, которых мы не найдем у других современных ему поэтов: какая-то интимность, простая и задушевная, изредка нарушаемая характерными чудачествами, странностями, свойственными этому поэту. В этом смысле показательно выбранное нами переложение Псалма 143. Оно написано другим стилем: преобладающий в нем церковно-славянский язык уместен, более того он подчеркивает высоту стиля, ибо какими словами еще можно славить величие Бога, а интонации звучат нередко искренним чувством:

Ныне круг земный да знает
Милость всю ко мне его; (163)
Дух мой твердо уповает
На заступника сего:
Он защитник, покровитель,
Он прибежище, хранитель.
Повинуя род людей,
Дал он крайно мне владети,
Дал правительство имети,
Чтоб народ прославить сей.

И в заключении хотим отметить, что экспериментальные сочинения В.К. Тредиаковского, А.П. Сумарокова и М.В. Ломоносова по переложению прозаического текста 143-го псалма разными стихотворными размерами уже показали, что трепетное соприкосновение поэтического воображения со священным текстом пробуждает, прежде всего, духовную область лирического сознания автора и порождает произведение глубоко исповедального характера. А эстетические, исторические, биографические или бытовые контексты становятся сопутствующими духовной первооснове. «Алгебра» ритмических чередований стихотворного размера или «малое время» появления стиха на бумаге – лишь внешние данные таинственного богодухновенного рождения духовного сочинения. Поэты XVIII века, сочинявшие три оды парафрастические Псалма 143, казалось бы, «особливо” решали одну и ту же задачу, поставленную умом, – показать достоинство того или иного стихотворного размера, но у каждого из них получилось сочинение, своеобразно открывающее, прежде всего, их личный опыт духовного делания и общения с Богом.

___________
Примечания:

1. Бонди С.М. Тредиаковский, Ломоносов, Сумароков // Тредиаковский. Стихотворения. М., 1935.

2. Глинка Ф.Н. Опыты священной поэзии. СПб., 1826.

3. Луцевич Л.Ф. Псалтырь в русской поэзии. СПб., 2002.

4. Растягаев А.В. Теологическая концепция поэтического творчества Тредиаковского // Знание. Понимание. Умение. 2008. №2.

5. Серман И.З. Поэтический стиль Ломоносова. М., Л., 1966.

6. Тредиаковский B.K. Избранные произведения. М.,Л., 1963.

Страхова Ольга Андреевна – студент ГосИРЯ им. А.С. Пушкина

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *