Не спалила, любила Лёха чьих Фармазон подогнал фуфеля Скрасить вечер за стирами в очко, Она круто вошла, ножки, груди, о-ля, Я б всю жизнь с ней сидел в одиночке. Веня лепень одел и расплавился весь, Пальцы веером — здрасте, гражданка, Вам, наверно, ещё не сказали, что здесь Сейф лохматый ваш вскроют, как в банке. Он довольный собой подкатил на контакт, Он по сейфам — учёная степень, А она, плюнув на пол, ему просто так, Вынув ствол, продырявила лепень. Всем сказала — сидеть, мы уважили ствол, А она как ни в чём не бывало Свою шляпку каре положила на стол, Из декольте маляву достала. Веню жалко, хорошим он кольщиком был, Не по воле красючке простили, Пулю в ствол ей действительный вор зарядил И писал, чтоб её полюбили. Слышь, с такого начала не делают дел, Ты же с виду не катишь по масти, Лёха, чьих прохоря через край насадил, А тебе дырку сделать, как здрасьте. Завтра авторитет просит в гости в Москву, Есть дела, да малина подсела, С ихней квалификацией только в тюрьму, А тверским, мол, не в кипеше дело. Надо людям помочь, собрались на гастроль, Взяли вместе с мешками карету, А делить стали филки, заныла мозоль, Я за Веню был с авторитетом. Я всю долю мою оставляю в общак, Мне не надо ни много, ни мало, Дай красючку свою попахать с ней ништяк, Ту, что Веню в Твери рассчитала. Вор достал портсигар, папироски скомкал, Он слегка приподнялся с трамвая, И сквозь зубы с такою тоскою сказал — Забирай, я тверских уважаю. Как зовут-то тебя,- я спросил у неё, Милка, нежное девичье тело, Разряжайся, сегодня ты будешь моё, Чтобы не было здесь беспредела. Вор, как видно, её больше жизни любил, Только чувства не выдал, поднялся, И не глядя, в неё барабан разрядил, Начал что-то толкать, но сдержался. А в тверском ГПУ молодой оперок Шил дела с пролетарским размахом, На столе у него я прочёл некролог, И кольнуло в груди под рубахой. Была зверски застрелена бандой в Москве На задании Савина Мила, На ментов ведь работала, дым в голове, А вора не спалила, любила.
Новой Женевской Библии
23:1-39 Некоторые полагают, что эта глава – еще одна речь Иисуса (тогда получается 6 речей, а не 5; см. Введение: Характерные особенности и темы) или же часть Его эсхатологической речи в гл. 24; 25. Как бы то ни было, она не заканчивается фразой «И когда Иисус окончил…», и, в отличие от других пяти, в конце Иисус обращается к Своим противникам. Скорее, ее следует воспринимать как часть повествования, отражающую пророческое служение Христа («Горе вам, вожди слепые…»; см. ком. к 23,13-36). Однако она связана и со следующей речью, т.к. объясняет причину осуждения Иерусалима.
23:2 на Моисеевом седалище. Хотя Иисус везде осуждает книжников и фарисеев за то, что в исполнении закона они придерживаются человеческих, устных традиций и казуистическими доводами уклоняются от духа закона (ст. 13-32; 15,1-9), здесь Он признает, что они вправе занимать места учителей закона (Втор. 17,8-13).
23:4 См. статью «Законничество».
23:13 лицемеры. См. ком. к 6,2.
затворяете Царство Небесное. Книжники и фарисеи отвращали людей от Христа и Его правды. Ученики должны совершать обратное, открыто провозглашая Евангелие.
23:15 геенны. См. ком. к 5,22. Людей обращали не в иудейство, а в фарисейство, в законничество, чем лишали возможности обрести ту праведность, которую дает вера.
23:16 если кто поклянется. См. 5,33-37. Казуистичность клятв напоминает детское обещание, когда ребенок дает слово, тайком скрестив пальцы. Бог хочет, чтобы дети Его были абсолютно правдивы (5,37).
23:24 комара… верблюда. Комар был самым мелким из нечистых животных, верблюд – самым крупным. На арамейском здесь игра слов, имеющих сходное звучание.
23:26 См. 15,11.
23:35 Преследуя Христа, фарисеи отождествили себя со своими предшественниками – убийцами. Примечательно, что Иисус говорит: «Захарии… которого в убили».
Если бы не слова «сына Варахиина», последняя гипотеза была бы самой вероятной; тогда фраза «от Авеля… до Захарии» обозначала бы «от первого до последнего мученика в еврейском каноне». Можно предположить, что слова эти добавил ранний переписчик (у Луки они отсутствуют).
23:36 Наказание «рода сего» – разрушение Иерусалима и храма в 70 г. по Р.Х. (см. ком. к 24,34).
Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие
Тяжела духовная слепота и потрясающе духовное безумие: вожди слепые оцеживаютъ комара, а верблюда поглощаютъ. Т.е. мелкое превращают в крупное, а крупное — в мелкое; второстепенное — в главное, а главное — во второстепенное; малое — в великое, а великое — в малое; солнце в песчинку, а песчинку — в солнце. Мерила для них совершенно перевернуты, извращены; отброшено все, что нормально, а ненормальное принято за нормальное, и еще: за мерило нормального. В этом состоит главное духовное падение всякого рода фарисейства. Это тип извращенного человека, человека, перевернутого вверх ногами: идет на голове, думает ногами; обожествляет каплю, презирает море; идолатризирует тварь, отвергает Творца. А все это ведет свое происхождение от изобретателя первоначального фарисейства: диавола. Ибо он первым провозгласил второстепенное главным, т.е. себя провозгласил главным, а Бога второстепенным; он первый второстепенным заменил главное, то есть собой — Бога. Его изобретение и идеал: тварью заменить Творца; вместо Творца поставить тварь. А когда этот принцип расширяется и созревает через человеческие души и логику, тогда тварь отрицает Творца; тогда: нет Бога, но есть мир, есть тварь, есть творение. Это верх формализма, гносеологического феноменализма, кантианского рационализма. Тут уже вся логика человеческая сжата в это понятие, в этот принцип: нет Творца, есть тварь. Действительно, все они оцеживаютъ комара, а верблюда поглощаютъ. Или, если этот принцип применяется к человеку, к человеческому существу, он гласит: человек не имеет души, но имеет тело; имеет кожу и кожуру, но не имеет сердца и ядра. Примененный к социологии, этот принцип гласил бы: люди — это кирпичи, механизмы, бездушные винтики в обществе, в человеческом сообществе, в человечестве. Нет свободных личностей, только автоматы. Одним словом: Вавилонская башня…
Толкование на Евангелие от Матфея.