По устоявшейся традиции мы сегодня проводим нашу «зимнюю» встречу в Институте философии. Такие семинары организуются в течение уже несколько лет, благодаря совместным усилиям Института философии Российской Академии наук и Синодальной Богословской комиссии Русской Православной Церкви. Обычно это бывает встреча богословов и философов, но сегодня состав участников расширился. Мы рады приветствовать здесь представителей фундаментальной науки.

Тема нашего семинара: «Наука и богословие: от конфронтации к диалогу?» В самой формулировке темы присутствует определенное утверждение. Однако мы поставили его под вопрос, поскольку этот диалог является в большей степени нашим желанием, с которым связаны многие ожидания. И прежде всего мы надеемся, что современная наука и современное богословие от противостояния перейдут к диалогу.

Насколько справедливо такое ожидание? Это нам и предстоит выяснить.

Сегодня не остается сомнений в том, что и наше общество, и мир в целом стремительно меняются. Но перемены происходят не только в силу технического прогресса или социально-политических преобразований. Меняются представления о мире и человеке, то есть сама культура претерпевает изменения.

Это касается и отношения к религии. Религия не только не умерла, как ей предсказывали совсем недавно, но оказалась весьма востребованной в современном обществе и переживает ныне свое возрождение.

Религия—это многоразличная реальность. Она проявляется в разных формах. Кроме того, религиозное сознание имеет разные уровни: от бесхитростной веры простецов—до высокого мистического созерцания; от принятия основных истин христианства—до сложных и подробно разработанных богословских систем.

Сегодня возрождается не только массовая, народная вера, но и богословское умозрение, богословская мысль. Появилось новое поколение молодых богословов, которые получили образование и сформировались уже после снятия запретов на свободное развитие религиозной жизни и мышления.

Мы не только осваиваем наследие прошлого. Мы работаем над тем, чтобы сформулировать современные вопросы для богословия и найти на них ответы, удовлетворяющие и Церковь, и общество. Таким образом, богословие как форма духовно-интеллектуальной деятельности снова возвращается в нашу культуру после долгого отсутствия.

В этой ситуации актуальным становится вопрос о соотношении богословия и науки. В период насильственного подавления богословской мысли наука не просто доминировала, но утверждала свой почти абсолютный авторитет в нашей культуре. Это проявлялось на разных уровнях: в высоком смысле—для людей образованных и ученых, в широком смысле—для тех, кто довольствовался популярными изложениями ее достижений.

Обращаясь к теме нашего семинара, хотел бы отметить что это весьма сложная тема, требующая достаточного знания и мира науки, и мира богословия. Позвольте остановиться лишь на некоторых аспектах этой темы, рассматривая ее с позиции богословия.

В истории взаимоотношений религии и науки было несколько этапов.

В Средние века наука понималась совсем не так, как в Новое время. Тогда предлагалась теория «двойственной истины». Это значит, что познавательные усилия естественного разума признавались столь же законными, как и религиозное познание, согласно формуле апостола Павла: «Верою познаем» (Евр. 11, 13).

Позднее творцы новоевропейского естествознания сформулировали иной научный подход—абсолютно автономный по отношению к религии и богословскому познанию. В данном случае очень показательна известная фраза Лапласа: «Я не нуждаюсь в гипотезе Бога». Здесь не говорится об отвержении Бога. Речь идет о другом—о принципиальном отличии методологии науки от того, что можно назвать методологией веры, имея в виду путь обретения религиозного опыта. Ученый может верить в Бога, но его научное мышление осуществляется в иной, особой области человеческой деятельности. Как раз об этом свидетельствует тот факт, что многие ученые и творцы науки были верующими людьми.

По существу такая позиция сохраняется в науке до сего дня. И сама по себе она не враждебна религиозной вере. Но в определенный исторический период ее омрачила другая позиция, а именно та, которая была отождествлена с научной.

Имею в виду сциентизм, то есть так называемое «научное мировоззрение». Кратко его можно определить следующим образом: сциентизм—это утверждение не столько самодостаточности науки, сколько единственной подлинности того знания, которое добывается посредством процедуры научного исследования.

Богословие выступает против сциентизма вполне определенно. Процитирую современного философа:

«Основатели науки Нового времени лично были религиозными людьми. Однако… тот тип научного мышления, который они сформировали, предполагает такое отношение к миру, которое принципиально отлично от религиозного отношения. Поэтому неудивительно, что развитие современной науки с необходимостью привело к появлению идеологии сциентизма с его резко негативным отношением ко всем без исключения вне-научным формам мышления, а прогресс тесно связанной с наукой техники—к идеологии технократизма с его культом технического преобразования и контролирования всех природных и социальных феноменов». (В. А. Лекторский. Научное и вне-научное мышление: скользящая граница // Эпистемология классическая и неклассическая. М.: 2001. С. 42.)

В европейской культуре XIX и XX веков именно сциентизм как всеобъемлющее мировоззрение претендовал на то, чтобы заместить, вытеснить религию. Таким образом, в этот период он играл роль «светской религии», объясняя и происхождение мира, и сущность человека, и устройство общества, и пути развития цивилизации.

Сциентизм—это не просто опора на разум, это своеобразный культ разума, сопровождающийся оптимизмом и энтузиазмом. А культ не предполагает ограничений, это религиозный феномен. Так наука мифологизируется и превращается в религию, точнее в псевдорелигию. Конечно, в таком случае она становится открытым врагом религии как таковой.

Но нечто подобное, к сожалению, можно обнаружить и в богословии. И богословие также не должно впадать в свой, богословский «сциентизм». А мы и сегодня порой встречаемся с такой религиозной точкой зрения, в соответствии с которой современной науке отказывают в каком бы то ни было знании, если таковое не согласуется с определенными религиозными представлениями. Но это крайняя точка зрения, и ее не следует отождествлять с богословием вообще.

Нужно сказать прямо, какое взаимоотношение науки и богословия будет бесперспективным: это взаимоотношение по типу межрелигиозного диалога.

Сегодня для многих очевидно, что претензии науки на то, чтобы быть больше, чем наука, не оправданы. Это похоже на старые, по существу изжитые претензии богословия на то, чтобы быть тем универсальным знанием, которое готово отрицать очевидные достижения новоевропейской науки.

В то же время надо признать, что неприязнь науки и богословия основана в значительной степени на властных амбициях. Да, были периоды безраздельного господства богословия над свободным научным исследованием. Но были и другие периоды, когда наука захватила командные высоты и стремилась дискредитировать богословие. И если сначала говорили об опасности науки для веры, то позднее стали говорить—об опасности религии для науки и знания вообще.

Хотелось бы думать, что сегодня мы ушли от такой постановки вопроса. О репрессивной роли богословия в культуре давно уже нет речи. Но и проблема сциентизма—это, на мой взгляд, скорее, частный вопрос. Нам следует разобраться в отношениях между строгой наукой, с одной стороны, и строгим богословием, с другой.

Для этого нужно обратить внимание на некоторые аспекты того сложного интеллектуального, социального и экономического комплекса, который является современной наукой. Находясь в стенах Института философии, входящего в систему учреждений Академии наук, это вполне уместно.

Возникает вопрос: какие сферы интеллектуальной деятельности сегодня признаются в качестве научных? Разумеется, это математика и естествознание, так называемые точные науки. Но это также и общественные науки, включая историю. Кроме того—филология и психология. Сюда же включена и философия. Иными словами, существует единый комплекс научных дисциплин, в который, как говорили раньше, входят и «науки о природе» и «науки о духе». И это те дисциплины, которые преподаются в высших учебных заведениях разного профиля.

Не буду сейчас касаться старого, но поныне актуального вопроса о том, в каком отношении друг к другу находятся или должны находиться столь разные «науки»—о природе и о духе. В принципе всем понятно, что научное естествознание и современное гуманитарное знание объединяет, прежде всего, методология, то есть именно процедура получения того знания, которое является научным. И эта процедура, действительно, отличается от познания религиозного, в частности, христианского, которое вот уже две тысячи лет осуществляется внутри Церкви.

Но все-таки у нас, богословов, возникает вопрос о статусе богословия, которое по определению является «наукой о духе». И не надо быть ретроградом, чтобы вспомнить, что богословие—и как учебная дисциплина, и как особая наука—раньше тоже входило в комплекс Российской Академии наук и в российскую систему высшего образования. А в Европе и Америке оно и сейчас в подобную «систему» входит.

Не буду сейчас приводить аргументацию, подтверждающую тот факт, что многие специальные богословские дисциплины вполне соответствуют методологии гуманитарных наук. Да и богословие в более узком смысле,—а именно догматическое и библейское,—также является строгой системой, являющейся необходимой частью европейской христианской интеллектуальной культуры.

Но если философия входит в европейскую «систему наук», то почему в нее не входит и христианское богословие?

Другой важный аспект нашей темы касается тех процессов, которые происходят в самой науке.

В XX веке в науку, которая прежде была подчеркнуто холодной, отчужденной и ограничивалась логикой теоретического мышления и эксперимента, вернулся «человеческий фактор» и даже иррациональность. В саму науку пришли такие понятия, как наблюдатель, синергия, неопределенность, свобода, хаос… Наука пережила трансформацию, так что ныне говорят о классической, неклассической и даже постнеклассической науке…

В ходе диалога богословия и науки было бы важно прояснить эти изменения.

А с другой стороны в общественном сознании возникло понимание или опасение того, что научные исследования в их практическом применении приводят к негативным последствиям для бытия человека, общества и самой природы. Современная техника в разных формах является производной от теоретической науки. Эта техника подверглась жесткой критике со стороны как философов, так и широкой общественности.

И в то же самое время религия, по инерции, продолжала восприниматься «научным сознанием» как сфера иллюзий, как психологический опыт, который невозможно проверить научными средствами, то есть который нельзя признать «объективным», то есть всеобщим.

Такова сложная ситуация, в которой сегодня оказались и наука, и религия. И здесь я хочу обратить ваше внимание на очень важный момент.

Мы не должны сводить нашу сегодняшнюю дискуссию к обсуждению вопроса о власти религии или науки в обществе, об их влиянии на общественное сознание. Этот вопрос можно и нужно обсуждать, но это уже другая тема. Хотя вопрос об общественном статусе и влиянии религии и науки, безусловно, тесно связан с тем, как они сами понимают свое место в культуре.

Наша задача в том, чтобы обозначить свои позиции и по возможности определить перспективы взаимных отношений, а может быть, и взаимодействия.

Осознание и выполнение такой задачи важно по существу. Для общества это важно только в качестве следствия хотя бы в силу того, что и наука, и религия сегодня являются значимыми составляющими нашей культуры. С этим вряд ли возможно (кто-нибудь будет) спорить.

Итак, мы должны достичь понимания того, что такое богословие.

Богословие—это христианская наука. Недавно почивший академик Лев Николаевич Митрохин говорил о религии как о «науке жизни». Но это не совсем точное определение. Конечно, богословская наука—это прежде всего наука жизни—жизни человека перед Лицом Бога. Но в данном случае наука—это не только так называемый жизненный опыт—обыденный или возвышенно-духовный. Это также и понимание такого опыта. А понимание требует процедур анализа и синтеза, то есть строгого размышления, имеющего свою методологию.

Богословие упорядочивает средствами разума, логики и последовательного рассуждения данные индивидуального религиозного опыта в соответствии с тем заданием, которое дает Бог в заповеди о Богопознании.

Конечно, богословие теоретически исходит из догматов веры, данных в Откровении, в Священном Писании и в Предании Церкви. Но богословие ничего не стоит—как «медь звенящая», по слову апостола Павла,—если оно не является теоретическим выражением духовного опыта. Подлинно православное богословие—это «экспериментальное» богословие. Только «экспериментом» здесь является не научный опыт, а опыт личностный, то есть единичный и в принципе неповторимый средствами научного исследования.

Надо прямо сказать: две методологии—научная и религиозная—находятся в разных пространствах деятельности и опыта человека.

Отсюда другой тезис: наука и богословие являются принципиально различными сферами человеческого опыта и познания.

Тогда возникает вопрос о статусе знания.

Тема науки есть тема знания. Но сегодня вопрос о том, кто обладает действительными и всеобъемлющими познаниями о мире, о человеке, о Боге—остается открытым. Система научного знания—даже такая широкая, которая соответствует системе Академии Наук—не охватывает всего поля Знания в целом. Отсюда, кстати, и новый интерес к религиозному знанию.

Церковь не выступает против современного научного знания. Скорее напротив. Если Церковь иногда «запаздывала» с признанием результатов научной работы, то это происходило скорее в силу присущего ей естественного консерватизма и заботы о неконфликтном развитии общества и культуры. Но сегодня этот же церковный консерватизм—как бы это ни показалось странным и парадоксальным—работает именно на утверждение неопровержимых достижений науки.

И это понятно! Церковь не меньше науки заинтересована в ограничении влияния различных псевдо-научных и псевдо-богословских учений и практик вроде оккультизма, магии, культа многообразных суеверий и тому подобного. Здесь наука и богословие являются союзниками, потому что богословие реалистично по своему существу и следует строгой логике. Богословие не в меньшей степени рационалистично, чем наука. Хотя это рационализм другого рода.

Поэтому там, где научное знание не вступало в антагонизм с религиозной верой, Церковь так же не вступала в противостояние с наукой.

Сегодня речь не идет об антагонизме. Речь идет о том, чтобы мы—помимо властных амбиций, которые, кажется, уже не грозят ни науке, ни религии,—увидели друг друга такими, какие мы есть. И осознали обоюдную ответственность перед обществом—как перед ее широкими кругами, так и перед отдельными сообществами интеллектуалов.

Прежде всего, нам нужно прийти к согласию в том, что познание—а, следовательно, и знание—не только может быть, но и бывает «ненаучным». И его нельзя смешивать с псевдонаучным знанием.

Религию и богословие следует отнести к области вненаучного знания. К этой же области относятся мифология, искусство, литература и просто жизненный опыт. И это тоже знание, ибо их нельзя свести лишь к частным психологическим переживаниям индивида. Раньше такое знание называли мудростью, которая, как известно, имеет межчеловеческое, общественное, а значит и «объективное» значение.

Наука и религия в лице богословия—это два разных способа отношения к реальности, два пути ее познания и освоения. Можно сказать и по-другому: это два разных языка, два языковых мира.

Для преодоления антагонизма между ними не нужно стремиться к синтезу, потому что он принципиально невозможен. Задача в другом: правильно сопоставить эти две сферы человеческой интеллектуальной и духовной деятельности и достичь взаимопонимания между людьми науки, носителями научного мышления, и людьми мышления богословского.

Богословие не претендует на статус и авторитет науки в ее светском понимании. Но в ответ оно вправе требовать, чтобы и наука не пыталась опровергать богословие и его предмет со своих, то есть внебогословских, внерелигиозных, позиций.

Вместо этого нам нужно учиться понимать другой язык. Только так мы сможем войти в мир иных смыслов, разобраться в такой логике, которая нам, может быть, непривычна. Здесь могут помочь те люди, которые владеют обоими языками. Например, среди священнослужителей с богословским образованием и среди наших прихожан есть немало людей, имеющих не только светское естественнонаучное или техническое образование, но и ученые степени. Есть и верующие ученые, которые стараются выполнять роль посредников между мирами религии и науки. Здесь уместно вспомнить подобную миссию ныне покойного академика Бориса Раушенбаха.

Если наука и богословие пойдут путем взаимного ограничения своих интеллектуальных притязаний, тогда, возможно, они достигнут не только взаимопонимания. Они смогут взаимно дополнять друг друга.

Снова хочу обратиться к словам философа:

«Научное мышление—один из способов познания реальности, существующий наряду с другими и в принципе не могущий вытеснить эти другие. Но разные способы мышления не просто сосуществуют, а взаимодействуют друг с другом, ведут постоянный диалог (включающий и взаимную критику) и меняются в результате этого диалога. Поэтому сама граница между научными и вне-научными формами мышления является гибкой, скользящей, исторически изменчивой. Наше представление о науке и научности исторически условно, оно меняется и будет меняться (хотя в каждый данный момент и в определенной дисциплине оно более или менее определено). В современной ситуации, в условиях трансформации технологической цивилизации весьма плодотворным является взаимодействие с другими познавательными традициями. Особенно значимым такое взаимодействие представляется для наук о человеке». (В. А. Лекторский. Там же. С. 51.)

Богословие может найти свое «новое» место только во всем комплексе человеческих знаний.

Наконец, хотел бы обратить внимание еще на один аспект нашей темы.

Специфика взаимоотношений науки и богословия, научного и религиозного знания заключается в том, что их сферы одновременно и различны, и накладываются друг на друга. Существуют темы, которые равно значимы и для науки, и для богословия. Это космология, происхождение и эволюция природного мира и человека. Это психосоматическая жизнь человека и антропологическая проблематика в целом. Это так называемые паранормальные явления. И одна из важнейших областей взаимного интереса—последствия активного технического освоения и подчинения природы.

В тех сферах, где наука и богословие встречаются, необходимо не только взаимопонимание, но и взаимодействие. Наука может ответить на вопросы богословов, а богословы—разъяснить свою позицию по тем же вопросам.

Кроме того, сегодня наука делает поворот: от жесткого отношение к природе как к мертвому «объекту» исследования и технического воздействия—к пониманию природы как сообразной человеку живой целостности.

А ведь именно богословие до сих пор сохраняет это понимание космоса как живого организма, как «большого тела» человека и человечества, к которому нельзя относиться прагматически, но обязательно—с благоговением, как к дару и святыне. С богословской точки зрения, мир—это дар Бога, а потому мир является святыней для человека. Так же, как и его собственное тело.

Богословие может косвенно взаимодействовать с современной наукой также в вопросах ее философских оснований. Ведь богословие и философия—родственники.

В отличие от науки, философия обращается к фундаментальному вопросу о Бытии как таковом. Соответственно, философия видит в человеке того, кто не просто живет в природном и социальном мире, но приобщен к бытию и укоренен в нем. Это больше, чем исследование природных феноменов и освоение природы посредством искусственных, технических инструментов.

Богословие же, в свою очередь, говорит о Боге. Но Имя Бога в Священном Писании—Сущий, или: Тот, Кто существует, бытийствует. Это имя относится и ко Христу, поскольку Христос, согласно нашей вере,—не только Человек, но и Бог, то есть Богочеловек. Это Имя—Сущий (по-гречески ООN)—можно прочесть в нимбе Спасителя на Его иконных образах. Таким образом, богословие мыслит не просто о неких религиозных предметах, но о существе Бытия.

Итак:

— наука и богословие не являются антагонистами, если они взаимно ограничивают сферу своей компетенции;

— богословие относится к области вненаучного знания;

— у богословского знания—свой язык, который нужно изучать, чтобы понять, что говорит богословие;

— у науки и богословия есть общие темы и проблемы, которые нужно рассматривать в диалоге.

И, наконец, мы призваны достичь взаимопонимания и, возможно, сотрудничества на основе общей обеспокоенности судьбой человека, природы и культуры.

* Выступление на семинаре «Наука и богословие: от конфронтации к диалогу?». Москва, Институт философии РАН, 22 февраля 2005 г.

Просмотрено: 0 раз.

В последнее время в обществе активно обсуждается вопрос о месте и роли религии и церкви в нашей стране. Диапазон мнений здесь довольно широк. Но обозначились и крайние позиции. Одни утверждают, что религия и церковь – это источник всякого добра, наш духовный воспитатель, важнейший ориентир и идеал. Поэтому они должны быть широко представлены в любом сегменте общественной жизни. Другие, наоборот, предлагают свести присутствие религии и церкви к необходимому минимуму, более того, привлечь к судебной ответственности религиозных деятелей всех рангов за их серьезное мошенничество, за обман огромных масс людей. Хотел бы высказать свою позицию по данному острому и важному вопросу.

На заре человечества, когда процесс познания только начинал набирать свою силу, люди больше выдумывали, чем изучали действительность, так как они еще не знали ни законов природы, ни тем более законов общества.

Постепенно человек накапливал опыт, навыки, умения. Стал изучать Землю, космос, самого себя, общество. И то, что раньше было непонятным, скрытым от него, со временем становилось ясным и понятным. Наряду с предположительным появилось достоверное знание, доказуемое и проверяемое, полученное путем наблюдения за различными явлениями, их сопоставления между собой, анализа и синтеза. Возникла наука, изучающая объективные законы природы и общества, – знание, открывающее новые черты и свойства объективной действительности. Наука с помощью полученных достоверных знаний дает принципиально иную, отличную от религиозной, картину мира и места в нем человека. Она исключает наличие Бога и признает существование объективных законов действительности.

Взаимоотношения между религией и наукой всегда оставались достаточно сложными, но не потому, что это разные формы познания действительности (между ними сложностей нет), а потому, что за ними стояли и стоят конкретные люди и организации со своими целями и интересами.

Сохранять, развивать, пропагандировать и защищать религиозное учение призвана церковь как общественная структура. Религиозные деятели выдают свое учение за высшее достижение человеческой мысли, объявляют его вечной истиной, не подлежащей никакому сомнению. Все они, самого различного ранга, провозглашают себя подлинными Божьими слугами, его помощниками, заместителями на Земле.

За религиозными учениями, особенно мировыми, стоят сотни миллионов и даже миллиарды верующих по всему миру. Это огромная социальная, экономическая, политическая и духовная сила. Обладая ею, церковь располагает громадной властью (вплоть до политической) в отдельных странах и в мире в целом, оказывает сильное влияние на различные стороны общественной жизни и ее структуры, получает большие доходы от своей деятельности.

В условиях неразвитости, слабости науки творческая мысль, образование, культура, искусство текли в основном в религиозных рамках. Создавались новые культы, например культ Иисуса Христа, возникали целые религиозные концепции, например христианство, ислам, индуизм (новая браминская религия во главе с Брамой, Вишну и Шивой). Под религиозным флагом совершались все сколько-нибудь значимые события, будь то крестовые походы за освобождение гроба Господня или восстания бедноты с целью установления царства Божия на Земле. В Европе это продолжалось вплоть до XVII–XVIII вв. И только промышленная революция с ее серьезным запросом к научному знанию, поступательное социально-экономическое, политическое, духовное развитие общества заметно потеснили религию на всех уровнях.

В нашей стране в советский период, когда требовались большие научные знания для коренного преобразования всех сфер общественной жизни, для построения нового социалистического общества и формирования свободной, всесторонне развитой личности, для освоения недр Земли и глубин космоса, религия с помощью антирелигиозного просвещения людей, пропаганды светского образа жизни и научных достижений, а также с помощью радикальных административных мер была сведена к минимуму.

Как показала историческая практика, идеи о высоком покровителе, о всесильном и всемогущем существе, всегда готовом прийти на помощь, весьма притягательны, греют душу человека. Во времена пассионарного подъема они буквально зажигали, сплачивали и объединяли людей. С верой в то, что «с нами наш Господь», люди шли на смерть, совершали героические поступки. Например, в эпоху междоусобных гражданских войн римской империи III–IV вв. н. э. именно пассионарные христиане выходили победителями над инертными язычниками. «Дело в том, – объясняет Л. Н. Гумилев, – что те христиане, которые служили в войсках, знали, что это их война, что они идут за свое дело, и сражались с удвоенным рвением, то есть они сражались не только как солдаты, но и как сторонники той партии, которую они защищали. Овладевшая их умами идея толкала на смерть». Это было в прошлом, есть это иногда и теперь.

Религия оставалась необходимой отдушиной, спасительным средством и тогда, когда наступали тяжелые времена и испытания, когда человек от горя и беды хватался за соломинку, чтобы спастись и выжить, когда ему срочно требовались чья-то помощь, поддержка, сопричастие. Господь все видит, знает и обязательно поможет, не оставит никого в беде.

Возрастающие научные достижения постепенно подрывали религиозные устои, опрокидывали религиозное учение о мироздании в целом и месте в нем человека. Они зарождали сомнения у многих людей в правильности такого учения и в конечном счете вели их к отказу от него.

Церковь не могла с этим мириться. Она никогда не хотела терять своих многочисленных сторонников, а вместе с ними и того положения, которое она занимала в обществе. А она долгое время фактически была государством в государстве. Поэтому в средние века (тогда это было можно) церковь категорически запрещала в государстве иную веру, тем более науку, посредством инквизиции нещадно уничтожала всяких еретиков с их ересями, ученых с их богопротивными идеями. Их жгли на кострах, распинали на крестах, вешали, отрубали головы, отрезали, на худой конец, языки.

Ныне церковь использует несколько иные методы, хотя тоже не вызывающие восторга. Она предает анафеме и отлучает от веры всех ей неугодных, добивается запрета тех или иных научных исследований. В то же время она вынуждена считаться с современными реалиями, с серьезными успехами в области естественных и общественных наук, в медицине, образовании, искусстве и литературе.

Церковь стремится теперь как-то модернизировать содержание отдельных религиозных догматов и представлений, приспособить их к современным условиям жизни и сделать их более привлекательными, использовать некоторые приемы и достижения науки, отказаться от силовых, насильственных методов распространения своей идеологии. Так, о земле, стоящей на трех слонах, или звездах, горящих в качестве свечей на небесном куполе, стараются уже не вспоминать. Не говорят и о Господе, сидящем и летящем на одном из облаков. Уж слишком это выглядело бы дико в наше время бурного развития науки и техники, хотя в какой-нибудь глухой деревне можно еще встретить и старую трактовку. А вот Господа, оказывается, нельзя увидеть не потому, что его нет или он слишком далеко от нас находится, а потому, что он пребывает то ли в четвертом, то ли в пятом измерении и попросту незаметен людям. Активные разговоры и сообщения идут о человеческой душе. Ее якобы наконец обнаружили и даже взвесили. Оказывается, она весит всего лишь три грамма. Будет неудивительно, если скоро сообщат об обнаружении точного местонахождения рая и ада.

В современной России государственная власть широко стала использовать религию, частично компенсируя этим отсутствие четкой идеологии. В разы возросло число прихожан в храмах. Даже бывшие воинствующие атеисты сделались глубоко верующими людьми. Среди них оказались и ученые: физики, биологи, математики, философы и прочие, которые заговорили о Боге как Вселенском, Общемировом Разуме или как Высшей Нравственности, существующей где-то там…

Церковь воспользовалась благоприятной ситуацией и стала всемерно укреплять свои позиции в обществе. Благодаря значительным преференциям со стороны государства, солидным пожертвованиям со стороны отдельных богатых граждан в большом количестве восстанавливаются старые и строятся новые храмы. Церковь сама идет к людям, проникая всюду, куда только можно: в государственные учреждения, на промышленные и сельскохозяйственные предприятия, в армию и на флот, в места заключения, в вузы, колледжи, школы, даже в детские сады. Активно использует все СМИ, в том числе интернет. Выступает с различными общественными инициативами, например против абортов, против войны, за права человека и т. д. И определенные результаты налицо. В армии и на флоте вводятся должности так называемых капелланов, полковых священников. По радио и телевидению транслируются различные религиозные проповеди, крестные ходы, служители культа активно участвуют во многих передачах на актуальные темы. В газетах и журналах широко печатаются их статьи, интервью, публичные выступления. Многие уже поняли, что церковь и религия зашли слишком далеко, пора остановиться. Действительно, мы куда собираемся двигаться? Дружными и стройными колоннами в каменный век или все же в сторону социального прогресса? Разве те бесчисленные жертвы, которые понесла за всю свою нелегкую жизнь наука, постоянно борясь с церковным мракобесием и теряя лучших сынов человечества, были сделаны напрасно? Лишь для того, чтобы тащить сегодня эту церковь с ее догматами на самый высокий пьедестал? Да не кощунство ли это?! Не преступление ли перед памятью тысяч загубленных лучших жизней и несбывшихся великих надежд?

В то время как у нас в стране церковь и религия берут все новые высоты, наука, образование, культура все более деградируют. Начиная с 90-х гг. свернуты многие космические программы; прекращены и не финансируются важнейшие научно-исследо-вательские работы, например международный проект «Геном человека»; развалились десятки отраслевых научно-исследовательских институтов; более 500 тысяч ученых и научных работников уехали за рубеж. Полностью загублены перспективные биотехнологии. «Запустело» строительство новых машин, станков, самолетов, кораблей и пр. По ряду важнейших направлений науки и техники идет серьезное отставание от мирового уровня. Мы становимся неконкурентоспособным государством в мире. Тысячами закрываются общеобразовательные школы, особенно в сельской местности (по данным департамента школьного образования, в России только за период с 2001 по 2007 гг. число средних школ сократилось с 65 до 58 тысяч, то есть на 7 тысяч). Сотни тысяч юных граждан страны ежегодно не садятся за школьные парты, пополняют ряды беспризорников и преступников. В литературе и искусстве процветают порнография, жестокость и насилие.

В современной России многие чиновники и представители интеллигенции помогают церкви укреплять свои позиции в обществе, формировать у граждан религиозное мировоззрение. Предлагается, например, введение курса «Основы православной культуры». Согласно этим чиновникам и представителям интеллигенции церковь – чистейший родник, носитель всего светлого, святого, возвышенного, человеческого. Мне представляется, что подобные благостные ожидания сильно преувеличены. Уверен, что серьезную проблему нехватки нравственного и морального воспитания школьников, о чем без исключения заботимся мы все, могли бы успешно решить не десять так называемых христианских заповедей, которые православная церковь в свое время позаимствовала из общечеловеческой копилки норм морали и нравственности, а приличные знания по современной этике и эстетике. Их и нужно активно продвигать в общеобразовательную школу в виде обязательных или факультативных предметов. Добавлю ко всему, что общечеловеческие моральные нормы – это не заслуга церкви, православной или какой-либо еще, как нам пытаются нередко преподнести, а результат многовековой работы всего человечества, его практической и теоретической деятельности, его опыта, навыков, умений. Многие из них были выработаны человечеством еще задолго до появления иудаизма, буддизма, не говоря уже о христианстве и исламе как более поздних учениях. Церковь постоянно эксплуатирует лишь некоторую часть из них, пользуясь такими, например, как «не убий», «не укради», «возлюби ближнего своего» и др. Поэтому ставить ей в заслугу или приписывать какую-то особую роль в создании общечеловеческой морали и нравственности, а также отдавать ей предпочтение в их защите и распространении вовсе не следует.

Убежден, что от приглашения в общеобразовательную школу православия и православных священников больше вреда, чем пользы. Ничего нового в смысле достоверного знания они не дадут. Будут наполнять головы молодых людей рассказами о всевозможных чудесах и небылицах вроде той, как осел и вол, чтобы спасти от смерти замерзающего маленького Иисуса, отогревали его своим горячим дыханием. Кроме того, приход в школу православия, несомненно, вызовет желание у других конфессий, а их немало, сделать то же самое. Чем они хуже православия? На дворе ведь не XIX в., когда у нас в стране все вероисповедания, кроме православного, были официально сильно ущемлены и ограничены. И что тогда? В таком случае школа вместо того, чтобы спокойно учить наших детей, давать им полезные достоверные знания, превратится в поле битвы различных религий, в клуб, где кипят жаркие религиозные страсти, переходящие порой в конфликты. Нам мало уже имеющихся конфликтов в обществе, чтобы создавать еще новые? Всего этого нужно избежать. Поэтому все предметы на религиозную тематику – обязательные и факультативные – должны быть вынесены из общеобразовательной школы и помещены в воскресные, церковно-приходские и другие учреждения. А в светской школе необходимо преподавать историю мировых религий и делать это силами светских учителей. Выпускник средней школы помимо прочего должен хорошо представлять себе, что такое та или иная религия как форма познания действительности, как и в связи с чем она возникла и формировалась, каковы ее главные ориентиры, ценности, положительные и отрицательные стороны, чем она отличается от других религий и как взаимодействует с ними.

Известно, что любое явление, если ему не противодействовать, может при благоприятных условиях разрастись до предельно возможных размеров. Так, одно семечко одуванчика, размножаясь, покроет всю сушу Земли, а один лепесток ряски – всю водную гладь большого водоема, саранча заполонит и опустошит поля многих стран мира. Поэтому для успешного существования и развития целой системы, например общества, необходим определенный баланс составляющих ее элементов – в данном случае религии и науки. Причем баланс динамичный, меняющийся в зависимости от конкретных условий. Время, когда в обществе безраздельно господствовали религия и церковь, осталось далеко позади. Пытаться всеми силами вернуть его снова не имеет никакого положительного смысла. Теперь другие время и условия, другие люди, знания и представления. Ныне наука стала важнейшей производительной силой общества. Именно она задает вектор, направленность его развития, во многом определяет лицо, положение того или иного государства в мире. И чем дальше, тем больше. Следовательно, баланс взаимоотношений религии и науки должен быть в пользу последней, а не наоборот. Сегодня перед наукой стоят колоссальные задачи, которые она обязана успешно решить. В противном случае никакому обществу, в том числе и самому набожному, несдобровать.

В самом деле, человечество в своем развитии подошло к такому рубежу, когда его дальнейшее существование на Земле становится все более проблематичным. Чтобы жить дальше, ему необходимо либо находить в космосе условия, аналогичные земным, и переселяться туда, либо коренным образом меняться самому – физически, биологически, социально. Одними молитвами тут никак не поможешь. Кроме того, ждут неотложного решения проблемы ядерного синтеза, создания новых био- и нанотехнологий. Одним словом, научных проблем много.

В наш просвещенный век, который дался совсем нелегко в борьбе с религией и церковью, уместно задать вопрос: нужна ли нам какая-либо религия вообще? Если нужна, то на какое по продолжительности время? Ведь, казалось бы, ясны вся ее мировоззренческая несостоятельность и тот негатив, который несет она своими рассказами о все решающем за нас Боге, лишая тем самым человека возможности самостоятельно мыслить и действовать. Бесспорен факт, что наше общество неоднородно. В нем немало людей неграмотных и забитых, слабых характером, немощных умом и телом, чрезвычайно чувственных и импульсивных. Их постоянно нужно утешать несложной детской сказкой про жизнь. Они охотно верят любому человеческому слову и всегда готовы обманываться.

Им нужен добрый, хотя бы и виртуальный, все знающий, все понимающий и все прощающий Дядя (Бог), который всегда может прийти на помощь, наказать обидчика и, наоборот, простить тебя за все, что бы ты ни натворил. Любой грех, каким бы тяжким он ни был, можно отмолить и тем самым освободить свою душу и совесть от тяжести содеянного. При этом человеку важно иногда прийти в публичное место, в храм, где можно все рассказать Дяде, покаяться и попросить у него прощения. Церковь, вооружая людей такой религиозной сказкой, предоставляя им возможность морально освободиться от тяжести содеянного, вносит в сердца верующих какое-то успокоение, вселяет в них надежду на лучшее будущее. Тем самым она и религия играют определенную положительную роль в жизни нашего общества.

В то же время очевидна и их отрицательная роль. Церковь, выдавая свое чувственно-фантастическое учение за вечно истинное, постоянно противопоставляя его научному, основанному на достоверном знании, всегда мешала и продолжает мешать процессу успешного познания и освоения мира, процессу глубокого изучения самого человека и условий его жизни. Она всячески противодействовала положительному решению многих важных назревших проблем жизни, тормозила социальный прогресс. Вот и теперь она максимально пытается остановить разработку и практическое применение результатов исследования генома человека. Бездоказательные выдумки не только не помогают решению острых проблем, но в век ядерного, химического, бактериологического оружия, техногенного производства становятся очень опасными. Ведь религиозный фанатик, вооруженный так называемыми вечными истинами, красочными рассказами о загробном рае, из лучших побуждений может однажды отправить всех нас на тот свет. И поминай как звали. Наглядный тому пример – террористы-смертники из числа православных и исламистов, которые, зная, что идут в загробный рай, охотно убивают себя и окружающих людей.

Думаю, что религия как определенная форма общественного сознания, видимо, будет существовать всегда, пока живо человечество, ибо всегда остаются люди, готовые ее воспринимать, воспроизводить и совершенствовать. Но сфера ее применения будет зависеть от конкретных условий, то есть то сужаться, то расширяться. При этом очень важно соблюдать необходимую меру ее расширения, ее баланс с наукой. В наших нынешних условиях эта мера явно завышена и стремится к опасному максимуму.

Триумфальное шествие церкви и религии по просторам страны необходимо останавливать и четко очерчивать возможные границы их существования. Это означает: 1. Государство должно, наконец, выработать четкую государственную идеологию, содержащую стратегию развития нашего общества с указанием главной цели и задач этого развития, основных средств их достижения, последовательности и важных этапов их выполнения. Эта идеология светского государства исключает религию из своего содержания. Должен соблюдаться принцип отделения церкви от государства, а не сращивание их между собой, что фактически происходит у нас сегодня. 2. На всех уровнях, и прежде всего государственном, должна вестись активная пропагандистская, просветительская, воспитательная работа с населением с целью формирования у него светского образа жизни и повышения его научного мировоззрения. Не пускать этот процесс на самотек. Не превращать государственные каналы радио и телевидения в молельные дома, а давать по ним побольше толковых и правдивых передач и фильмов о жизни, полезных общеобразовательных, научно-познавательных и культурно-воспитательных программ. 3. Необходимо упорядочить деятельность бесчисленных колдунов, магов, знахарей, «Божьих посланников», перевести ее на лицензионную основу. Тем самым положить конец тому беспределу, который они творят с нашим народом. 4. Оградить светские среднюю и высшую школы от наводнения их давно устаревшими и опровергнутыми религиозными идеями. Умы молодых людей должны занимать достоверные научные знания о высоком предназначении человека в мире, его больших способностях и возможностях, а не Закон Божий с его рассказами о выдуманных чудесах и небылицах. Преподавание богословских предметов – обязательных или факультативных – осуществлять строго в специальных духовных школах и учреждениях. 5. Снять всякое табу на конструктивную критику религиозных догматов и деятельность церковных иерархов. Наряду с положительными широко освещать отрицательные инициативы церкви, показывать ее постоянный консерватизм и корыстные корпоративные интересы. 6. Не делать церковь и религию главным приоритетом развития общества. Всемерно оказывать общественную и государственную поддержку науке, образованию, культуре.

Гумилев, Л. Н. Конец и вновь начало. – М., 1994. – с. 105.

Н.А. САВЧЕНКО

НАУКА И РЕЛИГИЯ: ТОЧКИ СОЕДИНЕНИЯ И ПРОТИВОСТОЯНИЯ

В статье рассматривается область интересов науки и религии. Делается попытка определить причины противостояния науки и религии. Описываются измерения человеческой жизни, за которые ответственны наука и религия. Рассматри-

Религия, наука, мировоззрение, атеизм, этика.

Всякий ученый рано или поздно приходит к осмыслению проблемы соотношения науки и религии. Выбор осуществляется между возможными альтернативами: религия и наука независимы, и одна не должна мешать другой; религия и наука противостоят друг другу, и одна должна одержать вверх над другой; религия и наука связаны между собой и могут служить друг другу на пути человеческого блага. Каждый ученый в своей практике выбирает это соотношение самостоятельно, но оно настолько щепетильно, что не может найти однозначного ответа в масштабах человечества.

Данная статья предполагает определить ту область человеческой мысли, которая порождает проблему противостояния и борьбы науки и религии.

Прежде всего, необходимо ответить на вопрос, когда возникла наука. В данном контексте будем понимать под наукой классическую опытную науку, которая дала человечеству технический прогресс и расцвет. И отвечая на данный вопрос, можно уловить две важные детали: наука в обозначенном смысле появилась в Западной Европе в ХУГ-ХУГГ вв. и связана с именами Г. Галилея, И. Ньютона, Н. Коперника, Р. Декарта, И. Кеплера, Б. Паскаля, Г. Лейбница и др. Почему ее возникновение не связано с другими местами земного шара? С Россией, с Китаем, с Индией и т.д.? Классическая опытная наука возникает именно в Западной Европе совсем не случайно. В этом смысле интересен взгляд диакона А. Кураева, который размышляет о причинах возникновения науки . Чтобы исследовать мир, человек должен верить в то, что этот мир познаваем и что он сам (человек) может этот мир познавать. Если человек не верит в эту возможность, то он и не разворачивает исследовательскую деятельность. Если обратиться к восточному способу познания мира, то в нем мир сакрален либо непознаваем. Помнятся слова буддийского мальчика из кинофильма «Матрица»: «Ложки не существует!». Уверенность Р. Декарта в том, что наличие собственной мысли сообщает человеку, что он истинно существует, совсем не очевидна для восточного человека. Подобный мир познать невозможно. Никто не будет тащить свою «священную корову» в лабораторию и ставить с ней эксперименты, это будет воспринято как кощунство. И действительно, во всем мире та самая опытная наука «европейцев», подтвержденная опытом и выраженная числовым значением, является эталонной. В связи с этим, возвращаясь к мьели диакона

вается вопрос о негативных последствиях неограниченного научного исследования и невозможности для светской этики создать границы научного познания. Указывается направление соединения науки и религии.

А Кураева, эту самую опытную науку сделали возможной вера в познаваемость мира, вера в способность человека познать мир и процесс десакрализации природы. И сделать это было возможно в лоне христианства (единобожия), потому что только в христианстве человек несет в себе возможность стать подобным Богу. В разуме основателей западноевропейской науки, многие из которых были священниками, богословами и просто верующими людьми, мы видим союз науки и религии. Они ни в коей мере не сомневались ни в своем естествознании, ни в своей религии. Это можно почувствовать в словах И. Кеплера: «Я окончил теперь подвиг своей жизни, вполне уверенный, что Творец дал мне силу совершить его. Я поведал людям славу Твоих творений настолько, насколько мой ум мог понять их величественную бесконечность» . Это первая точка соединения науки и религии, и возможна она была в четком понимании смысла и назначения науки и религии.

Не будем впадать в долгое описание специфики науки и религии, остановимся на самом главном, описывая зону интересов религии и науки.

Религия изучает связь человека с Богом. Ей не интересен этот мир сам по себе, он интересен ей в связи с чем-то большим, т.е. трансцендентный мир, мир в его отношении к Создателю, где Он является мерой и смыслом всего сущего. Бог — это нечеловеческая, нетварная сила, которая стоит сверх человека. Все, что помогает приблизиться к Нему, изучается, оценивается, интересует. А единственное, что нас может приблизить к Господу, это наш дух, поэтому развивается духовность.

Наука изучает мир материальный, механику мира самого по себе, данного нам в наших органах чувств или в их продолжениях (что и являет собой техника). Наука не изучает Бога, но пытается понять, как устроен мир, каким механизмам и законам он подчиняется. Поэтому развивается мир технический, механика мира — тракторы, компьютеры, Интернет и т.д.

Эта разница в направленности помыслов видна невооруженным глазом, и если держать ее в голове, то противоречий между наукой и религией нет. Наука изучает горизонталь мира, а религия — его вертикаль. Так, религия ничего не говорит о химическом составе клетки, строении головного мозга, как наука ничего не говорит о смысле жизни.

Эта разница, которую хорошо понимали основатели науки, потерялась в процессе развития человеческой мысли. В ХУГГ-ХГХ вв. из наследия

основателей науки изымают их вертикальный взгляд на мир и оставляют только горизонтальный, а религию начинают понимать как тьму, застой, серость и забвение, что обусловило победу атеизма и воплотилось в ХХ в. в кровавой бойне с традиционными религиями. Бурное развитие мысли ослепило мыслителей, и науку начали понимать как самодостаточную силу, способную собственными усилиями найти правду жизни. И достижения науки стали противопоставляться религии. Разногласия в этом вопросе хорошо иллюстрируют слова С. Франка: «Многим полуобразованным людям кажется, будто быть ученым и знающим — значит быть сторонником натурализма, значит питать гордую уверенность, что на свете нет ничего, кроме слепых сил природы, и допущение чего-либо иного презирать, как невежественное суеверие и предрассудки» . В эпоху разбиения двух измерений жизни человека (вертикального и горизонтального) появляются мифы о науке и религии.

В частности, мифы о религии: это отсталое, выдуманное человеком явление, темница разума, не помогающая, а, наоборот, мешающая жить, ложная мысль и прочее. Мифы о науке — это свет, она всесильна, правдива, она сможет указать нам путь в будущее, ее достижения мы положим в основу жизни, поскольку они проверены и доказаны. Миф о всесильности науки, который в данный момент развенчан (не все во власти научного, т.е. опытного постижения), породил довольно притягательную мысль. Мысль, которая заключается в том, что наука сможет дать человеку мировоззрение. Пренебрегая изначально горизонтальным смыслом науки, ей пытаются навязать еще и вертикальное значение, а именно дать смысл нашей жизни. Действительно, все было бы стройно и последовательно, если бы не одно «но», которое хорошо иллюстрируют слова М.-Л. Кинга: «То интеллектуальное и моральное удовольствие, которое мне не удалось получить от утилитаризма Бентама и Милля, от революционных методов Маркса и Ленина, от теории общественного договора Гоббса, от оптимистического призыва Руссо «назад к природе», от философии сверхчеловека Ницше, я нашел в философии ненасильственного сопротивления Ганди» . Так и хочется спросить: по кому будем жить, господа-товарищи? По Миллю, Гоббсу, Ганди или по Фрейду? По Ленину уже пожили, впечатления остались противоречивые. Онтология каждого автора уникальна, а зачастую встает в противоречие, поскольку в этом и есть часть смысла науки — опровергать старое и давать более полезное новое. Ошибочно полагать, что наука сможет дать мировоззрение. Мировоззрение — это система взглядов на мир, на место человека в мире, на отношение людей к миру и к самому себе, на обусловленные этим отношением убеждения, идеалы, принципы. Наука изучает каждый из этих феноменов отдельно, их механику: отношения, «Я», физического мира, идеала и т.д. А вот качества этих феноменов совершенно различны в каждой онтологии. Несложно себе представить, как будет шататься человечество от одной онтологии, одного

смысла жизни к другой, пока люди не договорятся, какая онтология все-таки самая правдивая.

Но на самом деле всегда и сейчас в описании мира есть всего два вида мировоззрения: теистичес-кое (вера в то, что Бог есть) и атеистическое (вера в Его отсутствие). И под соусом науки и ее достижений подается атеистическое мировоззрение. Наука и религия становятся несовместимыми, когда в основу науки закладывается атеизм.

Смысл науки в том, чтобы обеспечить наше материальное благо, она суть средство, служащее человеку. Очень опасно применение науки в двух ситуациях : когда она используется в целях насаждения атеизма и когда она из средства обращается в цель, т.е. в науку ради науки. Если встать на данные позиции, то в первой ситуации человек и его деятельность лишаются смысла, а во второй одариваются смыслом служения материальному производству, т.е. сам человек превращается в средство.

В настоящий момент мы наблюдаем ситуацию, когда наука является самодостаточной целью (познанием ради познания), без необходимости этого для человека. Негативные последствия XX в. показали, какова сила научного исследования, какая опасность заложена в таком доминантном (вертикально-горизонтальном) значении науки. Эту опасность можно обозначить двумя словами — кризис и угроза. Экологический, экономический, политический, смысловой, ценноетный, нравственный кризисы и следующие за ними угрозы масштабной войны, экологического коллапса, порабощения человека. Очевидно, что данные аспекты не могут игнорироваться ответственными перед другими людьми учеными. XX век исканий смысла родил проблему «экзистенциального вакуума», а поиск вечного счастья обернулся поиском «лишней копейки». Итог, к которому пришел человек, показывает, что проблема — в потере координат современного общества, координат, которые содержатся в религии и призваны создать вертикальное измерение мира.

Возможность восстановления системы координат мира иллюстрируют слова М. Планка: «Естествознание нужно человеку для познания, а религия — для того, чтобы действовать. Для верующих людей Бог означает фундамент, а для ученых — вершину построения любых мировоззренческих принципов. И религия, и естествознание нуждаются в вере в Бога, при этом для религии Бог стоит в начале всякого размышления, а для естествознания — в конце» . Наука должна вернуться в свою горизонтальную плоскость и не занимать мировоззренческую и идеологическую позиции, тем более когда эта позиция атеистическая. Вернуть науку в ее изначальную систему — значит дать ей новый толчок созидания и естественное ограничение поля исследования.

Угрозы современного мира показывают, что наука должна быть ограничена, но ограничиться средствами светской этики она не может. Религия ограничена сама по себе конечной инстанцией -Богом. Все, что говорит Он, есть истина непреложная. Что угодно Богу, то угодно человеку, что Ему не угодно, то вредно и плохо для самого человека, т.е.

человек ограничен нечеловеческими энергиями, преступая которые, он приближает свою смерть.

Чем ограничено научное знание? Законом юридическим, светской этикой. Эти явления суть человеческие размышления о добре и зле, о хорошем и плохом, где мое «Я» своими органами чувств определяет границы. Именно мое «Я» решает здесь, что правильно, а что нет. Насколько можно доверять способности человека определить, что правильно, а что неправильно? Откуда исходят критерии правильности? Их рождает человеческое «Я». Они, как и юридический закон, являются «моими творениями» исходя из «моего уровня» развития, интеллекта, логики. Суть этого понимания этики сводится к следующему: хочу доказать, что клонирование -плохо, докажу, хочу доказать, что клонирование -хорошо, докажу. При этом и то и другое может сделать один человек и равно верить как в первое, так и во второе. Как тут не вспомнить слова Попан-допуло из кинофильма «Свадьба в Малиновке», когда он, покупая кресту священнослужителя, давал ему нарисованные ассигнации, приговаривая: «Бери! Бери! Я себе еще нарисую». Нужно что-то «нарисовать» в этических принципах, или в законе, или в критериях правильности, в чем проблема? Все же наше! Далеко углубляться в историю не нужно, пример фашистской идеологии демонстрирует все эти атрибуты логики. В светской этике человек пытается ограничить себя своими же человеческими энергиями, которые, конечно же, подчинены ему и служат только ему. Насторожить человека, верящего, что он способен самостоятельно понять, что такое добро, а что зло, должен и другой факт — большая часть самых ужасных дел на этой земле творилась при безусловной уверенности в правильности совершаемых поступков, которые только потом оценивались, как заблуждение. У человека в его собственном разумении нет ни критерия правильности, ни гарантии его исполнения. В религии же есть и критерии, и гарантия, а цена вопроса — вечная жизнь.

В связи с этим представляется актуальным определение науки, которое рассматривает религия, как вида познавательной деятельности венца Божьего творения — человека, направленного на получение знаний о сотворённом Богом из ничего материальном мире, попытки воспроизвести замысел Творца, оперируя созданной Им материей . В этом есть точка соединения религии и науки. А точки разъединения науки и религии концентрируются в областях предрассудков, борьбы атеизма и теизма, борьбы сверхчеловеческого и человеческого.

ЛИТЕРАТУРА

2. Фомин A.B. Доказательства существования Бога.

М.: Изд-во «Новая мысль», 2005 . URL: http://svitk.ru/004_book_book/

6b/1395_fomin-dokazatelstva.php (дата обращения:

17.12.2012).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

3. Франк С.Л. Религия и наука. Брюссель: Изд-во «Жизнь с Богом», 1953 .

URL: http ://azbykaru/vera_i_neverie/nauka_i_religiya/ Frank_Religiya_1g-all. shtml (дата обращения: