Вот уже почти две недели наиболее обсуждаемым событием в православном русскоязычном интернете остается открытое письмо трех клириков Ижевской епархии к Московскому патриарху Кириллу. Три священника, открыто заявившие о несогласии с курсом церковной политики патриарха, ныне выведены за штат Ижевской епархии и запрещены в священнослужении. Однако, судя по сообщениям в Интернете, они не подчинились этим прещениям и продолжают совершать богослужения. При этом священники не противились своему удалению с мест прежнего служения и всячески подчеркивали, что не считают себя раскольниками.

События в Удмуртии вызвали самые разные оценки. Один из аналитиков поспешил заявить, что мы имеем дело с началом новой Реформации. Более сдержанные комментаторы скептически смотрят на перспективы нового движения «непоминающих» (уж слишком малочисленная группа духовенства, заявившая свой протест). Тем не менее, произошедшее в Ижевске достаточно ясно свидетельствует о целом ряде характерных для современной российской (да и вообще постсоветской) церковной жизни тенденциях.

«Немонимающие»

К удмуртским церковным бунтарям сразу же прилепилось вот это странное прозвище: «НЕПОМИНАЮЩИЕ». Его употребляют и противники опальных клириков, и симпатизирующие им журналисты. Термин «непоминающие» сразу же рождает в сознании целый шлейф исторических ассоциаций. Это слово вошло в церковный обиход в 1920-е годы, когда ряд епископов и священников заявили о несогласии с церковным курсом митрополита Сергия (Страгородского) и выразили это несогласие в отказе от поминовения за богослужением имени митрополита Сергия (на тот момент он был заместителем Патриаршего местоблюстителя, а фактически — единственным признанным советской властью высшим «администратором» Московского патриархата). Вот эти несогласные с митрополитом Сергием и его линией на соглашательство с атеистическим режимом и получили прозвище «непоминающие». При этом наиболее здравомыслящие из противников митрополита Сергия специально подчеркивали, что они не выходят из состава Русской Церкви и не создают «параллельную юрисдикцию», а лишь отвергают тот курс, которым пошел «заместитель местоблюстителя», то есть отвергают то, что позже стали называть «сергианством».

Аналогия с ижевскими событиями достаточно прозрачная. Три автора открытого обращения также настаивают на том, что не учиняют раскола, а лишь не соглашаются с курсом, проводимым патриархом Кириллом и потому отказываются от возношения за богослужением его имени.

Как оценить это деяние с канонической точки зрения? Ответ на этот вопрос был дан еще пятнадцать лет назад комиссией по канонизации святых Московского патриархата. В документе под названием «Историко-канонические критерии в вопросе о канонизации новомучеников Русской Церкви в связи с церковными разделениями XX века» было признано, что церковные разделения далеко не всегда выводят их инициаторов за границу Церкви. Документ прямо говорит: «В действиях «правых” оппозиционеров, часто называемых «непоминающими”, нельзя обнаружить явно злонамеренных, исключительно личных, предательских мо­тивов. Как правило, их действия обусловлены были по-своему понимаемой заботой о благе Церкви» (Журнал Московской Патриархии. № 2, 1996. С. 53-59). Поэтому впоследствии Московский патриархат принимал «непоминающих» в общение в сущем сане. Более того, за ними даже признавали сан, полученный в отделении от законного священноначалия. А в 2000-е годы целый ряд «непоминающих» был причислен Русской Церковью к лику святых.

Казалось бы, все ясно. Выступление против курса, проводимого предстоятелем Церкви, вовсе не означает выход из этой Церкви. Однако теперь, в 2011 году, оценивая поведение новой «правой оппозиции», епархиальный совет Ижевской епархии пришел совсем к другому выводу: «Констатировать, что, заявив во всеуслышание о своем отказе поминать за богослужением имя Предстоятеля Русской Православной Церкви Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, вышеупомянутые священнослужители тем самым поставили себя вне Русской Православной Церкви, вышли из ее юрисдикции» (постановление совета от 5 апреля 2011 года). Это постановление вступает в явное противоречие с той официальной оценкой, которую дал Московский патриархат церковным разделениям 1920-40-х годов. В этом отношении «правая оппозиция», заявившая о себе в Ижевске, типологически примыкает именно к тем церковным течениям, которые восемь-девять десятилетий тому назад, отказываясь от поминовения высшей церковной власти, все же не создавали параллельных церковных структур. Кстати, на этом же основании можно сделать вывод о принципиальном отличии позиции ижевских клириков от позиции епископа Диомида. Последний, как известно, заявил, что отлучает от церковного общения патриарха Кирилла и сам принимает на себя руководство Церковью. Никаких подобных заявлений из Ижевска слышно не было.

Новая Реформация

Заявленная ижевскими «протестантами» консервативная программа вряд ли тянет на «Реформацию». Половина их тезисов, как единодушно отметили аналитики, представляет собой смесь безграмотности и неосведомленности. Смешно слышать об униатском проекте, который якобы стремиться реализовать патриарх Кирилл. Не менее эксклюзивно выглядят и рассуждения о сближении с католиками на фоне перманентных скандалов, фактически загнавших в тупик официальные взаимоотношения между Римом и Москвой. Все антиэкуменические выпады ижевских бунтарей слишком уж наивны и поверхностны. Вполне очевидно, что авторы послания не очень хорошо себе представляют насколько серьезную эволюцию прошел Московский патриархат в своих отношениях со Всемирным советом церквей за последние двадцать лет. Да и недавний конфликт с Евангелической церковью Германии из-за избрания на пост председателя Совета этой церкви женщины-епископа Маргот Кесман явно свидетельствует о существенном сдвиге Московского патриархата вправо. Похоже, в Ижевске этого не заметили. Или не захотели заметить.

Но есть в послании и вторая часть, посвященная реальным проблемам церковной жизни в России. К сожалению, она оказалась практически не услышанной из-за усиленного «педалирования» темы «экуменизма, папизма и униатства». И все же в видеообращении ижевских клириков ясно прозвучали вопросы о взаимоотношениях Церкви и российской власти, Церкви и российской бизнес-элиты, о гомосексуализме в церковной ограде, о материальном расслоении в среде клириков, о подмене пастырско-отеческих отношений административной вертикалью. И если эти вопросы были заданы один раз, значит, они могут прозвучать снова и снова. А главное, что задали их не какие-то «светские» (а значит, по определению «нецерковные» или даже «антицерковные») журналисты, а вполне респектабельные и уважаемые священнослужители. И задали они эти вопросы вполне спокойно, с явным осознанием соей внутренней правоты. Пожалуй, не только правоты, но и силы. И в этом три ижевских священника вполне выразили недоумение, которое нет-нет, да и слетит с уст благочестивых прихожан во время очередной телетрансляции из Кремля или из Храма Христа Спасителя. Вот тут ижевские батюшки стали голосом народа, а значит подлинными пастырями. И в этом, наверное, можно видеть какое-то их внутреннее родство с ранними реформаторами. Ведь поначалу Лютер не стремился расколоть западное христианство, а лишь предлагал папе провести уже давно назревшие церковные реформы.

В учебниках по истории церкви много написано о том, что к началу Реформации вся Западная Европа понимала, что необходима реформа, однако иерархия во главе с папой этой реформе всячески противилась. В результате произошел взрыв, расколовший средневековый церковный космос на несколько враждующих лагерей. Конечно, голос, раздавшийся из далекой Удмуртии, вряд ли сопоставим по своей внутренней силе с теми призывами, которые звучали на Западе в XV – начале XVI века. Однако, он все же сигнализирует усиление «протестных настроений» в российской глубинке. Глушить их сугубо административными методами едва ли эффективно…

Новое тысячелетие

И еще одна интересная аналогия с веком Реформации приходит на ум в связи с видеообращением ижевских клириков. Взрыв, произведенный Лютером в XVI веке, в значительной степени стал плодом открытия нового средства хранения и распространения информации. Именно к началу XVI века Европа была покорена книгопечатанием, которое позволило быстро и дешево тиражировать новые идеи. Фактически тогда свершилась не столько религиозная, сколько информационная революция. Католичество потерпело сокрушительное поражение в борьбе за умы европейцев. В результате в дома простых бюргеров вошла дешевая Библия на национальных языках, а с ней заодно и протестантские песенники с катехизисами. Каждый отдельно взятый индивид стал, пользуясь своим разумом, изучать Писание. И Католической церкви пришлось немало потрудиться, чтобы выпустить на интеллектуальный рынок конкурентноспособный продукт. Пришлось открывать школы, печатать книги, вести открытые диспуты.

Вот и теперь всплески «правой оппозиции» в Московском патриархате сигнализируют о начале новой эпохи. Выброшенное в Интернет видеообращение стало сильным ходом в борьбе за умы рядовых прихожан. От Владивостока до Ужгорода православный народ смотрит, затаив дыхание, как три бесстрашных батюшки говорят «правду» про патриарха. И постановления епархиального совета едва ли могут составить достойную конкуренцию этому медиа-продукту.

И вот что интересно. Хотя ижевские «оппозиционеры» занимают крайне правую позицию, все же они делают ставку на новые информационные технологии. Протоиерей Сергий Кондаков ведет живой журнал, в котором выкладывает видео о своем выдворении из храма и рассказывает о последних событиях в Удмуртии. А епархиальный совет в ответ на это издает постановление, осуждающее «практику подобных «открытых писем» и видеообращений». Ничего вам это не напоминает? Ну конечно! Средневековые индексы. Фактически епархиальный совет осуждает те средства коммуникации, с которыми не способен конкурировать. И тут отчетливо видна параллель не только со средневековым католицизмом, но и с московским православием XVI века. Вспомним судьбу Ивана Федорова. Это в ХХ веке его имя прочно вошло в учебники истории. А при жизни он вынужден был бежать из Москвы в польско-литовские земли, где его труд оказался куда более востребованным.

Понятно, что, несмотря на осуждения епархиального совета, видеообращения уже не прекратятся. Как не прекратятся живые журналы и социальные сети. Логика исторического процесса неумолима. Рано или поздно церковная оппозиция освоит весь арсенал новых средств коммуникации. А это вкупе с нарастающим недовольством в глубинах церковного народа чревато не европейской Реформацией, а новым старообрядческим бунтом. Учитывая протестно-консервативный потенциал народного российского православия, такая перспектива вполне реальна. При этом в отличие от XVII века Русскую Церковь поджидают абсолютно постмодернистские потрясения. Не за горами то время, когда церковные оппозиционеры станут организовывать не крестные ходы, а скажем, флэшмобы и смартмобы. И что ответит церковная власть на эти простые, дешевые и при этом чрезвычайно эффективные и резонансные формы выражения протеста?

Так что, дорогие братья и сестры, добро пожаловать в третье тысячелетие!

Митрополия Украинской православной церкви Московского патриархата проверяет храмы Киева поминают там на литургиях патриарха Кирилла

Об этом со ссылкой на священников сразу трех приходов УПЦ МП, которые пожелали остаться неназваными, передает Укринформ.

«К нам приходит наше руководство из Киево-Печерской Лавры, спрашивают, мы поминаем патриарха, требуют. В случае отрицательного ответа требуют, чтобы поминали, а в случае несогласия говорят, что будут накладывать прещение (церковное наказание) до запрета в служении», — рассказал один из них.

При этом, как утверждают священники, их протесты и возражения о том, что прихожане отказываются поминать патриарха РПЦ, во внимание не принимаются.

• Читайте также: В РПЦ заявили, что папа Франциск раскаялся и хочет перекреститься в православную веру

По их словам, подобные инспекции начались после того, как управляющий делами УПЦ МП митрополит Антоний (Паканич) вернулся из совместного с Кириллом путешествия на Кубу и в Антарктиду.

Напомним, ранее бывший «голос» РПЦ Всеволод Чаплин после увольнения разразился критикой в адрес патриарха Кирилла.

Знакомый мне священник перестал поминать Патриарха. Неизвестно, как далеко зашёл он в противлении, однако, боюсь, обычный «ревнительский» путь к расколу повторится. Почти в каждом подобном случае это выглядит сходно. Сначала человек не видит оснований своих поступков и мыслей. Он допускает своеволие и осуждение, будучи занят подробным критическим разбором слов и поступков вышестоящих лиц. Интересная мысль посещает его: сделать конфликт идейным. Право же, лучше представить это борьбой принципов, стоянием за правду, против экуменизма и унии, а вовсе не банальным брюзжанием в адрес начальства. Его, отца N, украсит роль защитника самого важного и дорогого, тогда как иерархи ‒ объекты его критики ‒ окажутся не просто людьми с несовершенствами, допускающими ошибки, но лицемерами и изменниками, посягнувшими на святое. По сему поводу примеряется тога ревнителя чистоты Православия, а пафосная театральность входит в привычку.

Печальная реальность разрыва канонической и литургической связи с иерархией терзает Поместные Церкви

Литургическое поминовение Патриарха и епархиального епископа – залог канонической общности, как бы маячок, подтверждающий своевременный выход на связь, распознавание «своего» от «чужого». Однако упоминание за богослужением «Великого отца и господина нашего Святейшего Кирилла, Патриарха Московского и Всея Руси и господина, преосвященного епископа С-ского…» болезненно отзывается в самолюбии, заставляя переживать униженность перед теми, чьи самые низкие, злодейские скрытые мотивы он раз за разом поставлял перед мысленным взором.

Увы, печальная реальность разрыва канонической и литургической связи с иерархией терзает Поместные Церкви. Не только Русскую, но и Элладскую, Сербскую, Румынскую, Болгарскую. Ежегодно значительное число клириков в разных местах «хлопают дверью», извещая о своем намерении отложиться. Видимая простота действия подталкивает новые души к совершению этого духовного самозаклания.

«Непоминающий»: этапы разрыва

В его устах обличение, в руках его знамя истины, он «истинный христианин», учитель веры

Отложиться от «зараженного ересью архиерея» – только начало. О, если бы «непоминающим» двигали соображения осторожности, благоговения, осознания хрупкости веры и опасения нечаянно пасть! Тогда бы он постарался выйти из отношений, смущающих совесть, прилепившись к архиерею, чье правоверие к него не вызывает сомнений. Зилота интересует другое. Не существует внутренних целей воздержания и самодисциплины. В его устах обличение, в руках его знамя истины, он «истинный христианин», учитель веры, подобен Максиму Исповеднику и Фотию, и долг его – одолеть изменников и врагов веры. Каждый шаг обставляется и провозглашается им наиболее громким образом.

Первый тупик: как быть с поминающими Патриарха? Множество друзей и братьев по вере оказываются на другом берегу стремнины. «Необходимо как-нибудь срочно заставить остальных думать, как я, присоединиться ко мне, а всего лучше ‒ поступить в послушание мне, иначе дело моё будет казаться слишком малозначительным, чтобы не сказать ‒ идиотской глупостью», ‒ рассуждает он. В попытках продавить идею отступничества иерархии ревнитель домышляет, расцвечивает в тона судьбоносного выбора цитаты из выступлений иерархов, отдельные эпизоды церковной дипломатии. Тут-то и происходят подлинное каноническое отступление и раскол, который, по словам Златоуста, не лучше ереси, и степень вины за который столь велика, что не смывается даже мученической кровью. Каноны разрешают блюсти совесть и не иметь общения с ложноучащими. Но прежде соборного определения не дозволяется выносить собственный суд и тем более обвинять в еретичестве кого-либо во всеуслышание.

Совестные дилеммы и полутона мало интересуют «истинного христианина». Он сыплет готовыми обвинительными вердиктами вроде: «лжепатриарх», «лжеепископы», «разбойничья иерархия», «христопродавцы», «иуды» и прочие. По одному собственному решению ему не составляет труда низвергнуть иерархию, перестать признавать духовные звания, считать своих оппонентов лишенными сана и благодати совершения таинств, называть по фамилиям… Постыдная самодеятельность!

Примитивная апология раскольников

Свое положение раскольник расценивает как определенное и прочное. Достаточно один раз сказать волшебную формулу: «Прещения в мой адрес еретичествующих епископов вменяю ни во что», ‒ и: «чик-чирик, я в домике», ‒ наступает состояние полной безмятежности. «Непоминающий» становится неуязвим и самодостаточен, не нуждается ни в засвидетельствовании своего канонического статуса, ни в субординации. Воистину памятник человеческой самоуверенности и утраты здравого смысла!

Раньше или позже «непоминающий» встанет перед фактом своего разрыва не с одной иерархией Церкви, но и с ее полнотой, продолжающей сохранять верность каноническому порядку. Выбор небогат: признать отступниками всех принадлежащих к мировым Поместным Церквям либо согласиться, что цели спасения души достигаются без диссидентских истерик с заламыванием рук и метанием громов и молний.

Раскольники с жаром предаются тому, что умеют и знают лучше всего, – продолжать раскалываться!

На данном моменте «истинное христианство» впадает в умоисступление. Анафемы и ругательства оказываются едва ли не единственным его вдохновением. Меж полюсов своего девиза ‒ «Ортодоксия или смерть» ‒ оно избирает второй, то есть смерть: неуклонное духовное разложение под отравляющим действием яда злословия.

Ряды зилотов разделяются. Некоторая часть всерьез считает себя последними и единственными на всем земном шаре хранителями истинного Православия; «умеренные» вступают в спор с этим самодовольным вздором. «Непримиримые» не сдаются, они упрямо стоят на своем. Их опасения несложно понять: а что, если в качестве не «единственно и исключительно истинной» их юрисдикция окажется никому не нужна?

На почве обсуждения отношения к мировым Поместным Церквям происходят многочисленные разделения. Раскольники с жаром предаются тому, что умеют и знают лучше всего, – продолжать раскалываться! Недавние соратники по борьбе, они хронически не переносят друг друга, огревают прещениями, извергают из сана, отлучают и признают благодать не действующей… Право, комично, если б не так грустно.

Болезненный, искривленный мир раскола

Ригоризм – сущностная основа движения «непоминающих». Ригорист не желает видеть сути дела, за которое взялся, а выбирает внешнюю видимость и служит ей. На увещания совести такой человек отвечает не делами совести, а удвоенным, утроенным упорством. Неважно, зло ли выходит из поступка или добро. С дотошностью он следует выбранной программе и игнорирует любые обстоятельства или отрицательные последствия своих действий.

То, что психология «непоминающих» представляет духовное повреждение и срыв, доказывает одновременно несколько признаков. Дробление – характернейший из них. Так же, как раскольники-старообрядцы некогда разделились на десятки толков и согласий, не имеющих общения друг с другом, современный мир «истинно православных церквей» составлен десятками юрисдикций, являющимися, как правило, не более чем сектами или самосвятами. В Греции насчитывается около 20 враждующих друг с другом раскольничьих групп; в России их около десяти.

В то же время внутреннее брожение охватывает большинство раскольничьих групп. Любой из «непоминающих» являет отдельную единицу, печётся о своей собственной неприкосновенности. Вот вам тайный, не афишируемый источник вдохновения: в вопросах вероучения быть самому себе головой, толковать каноны по собственному усмотрению. Лидеры раскольников признают: «Я боюсь положить запрет в служении на своего клирика даже на десять дней, поскольку он уйдет к другим». Некоторые и впрямь успели покочевать уже между нескольких юрисдикций. Чуть что-то не нравится – возникает желание нового, более «истинно православного» сообщества. Нередки самочинные хиротонии с нарушениями. Больно видеть, как, начав однажды с пристрастного исследования чужих прегрешений, «непоминающие» приходят к ужасающему расстройству канонической дисциплины.

Трудно понять, чего больше во всём этом: консерватизма и заботы о строгом следовании Преданию или же современного диссидентства и свободы слова? Зилотство оказывается знаком уныния и неспособности наладить собранную, аскетическую молитвенную жизнь. «Расцерковление» ‒ не в одном обмирщении; им сопровождается любая остановка в духовном развитии. Переход на позиции политизированного «протестного движения», пропагандистская война с иерархией вполне отвечают образу внутреннего застоя и охлаждения в вере.

Совет недоумевающим от Златоуста

«Церкви грозят две опасности, ‒ пишет известный греческий автор, архимандрит Епифаний (Феодоропулос), ‒ с одной стороны, приводимый в движение диаволом экуменизм, а с другой – душепагубный фанатизм, который в конце концов ведет к ужасным богохульствам и ересям и затемняет истину. Да убоимся этих зол, и да минуют они нас. Не будем уклоняться ни направо, ни налево, но шествовать – царским путем».

Немногочисленные примеры, в которых архиереи и клир прекращали поминовение священноначалия, всегда были вызваны чрезвычайной крайностью обстоятельств. Например, в обстановке жестоких советских гонений 1920–1930-х и неопределённости с наследованием поста Патриаршего Местоблюстителя некоторая часть Русской Церкви под началом митрополита Кирилла (Смирнова) отказалась подчиняться митрополиту Сергию (Страгородскому). Монастыри Афона после самовольного «снятия» Патриархом Афинагором анафем с католиков в 1965 г. прекращали на некоторый срок возношение его имени за литургией. Тем не менее Афон сегодня продолжает признавать каноническую юрисдикцию над собой Патриарха Варфоломея (Архонтониса), ведущего подчас рискованную экуменическую политику. Риторике ультиматумов большинство святогорского братства предпочитает тон братского вразумления своего Первоиерарха.

Не секрет, что для Русской Православной Церкви экуменизм, соглашательство также представляют проблему. Приходят на память размытые формулировки по церковно-дипломатическим и церковно-политическим вопросам, высказывания либерально настроенных священников и отдельных официальных лиц. Естественно не соглашаться с подобными заявлениями и оппонировать им. Однако не меньшее беспокойство вызывают назойливая раскольничья агитация и демарши «непоминающих». Необычайно легкомысленно и опасно отважиться на разрыв с Церковью в условиях, когда допускающие модернистские, расходящиеся с духом Предания сентенции находятся в меньшинстве, а соборный голос Поместной Церкви выражает здравое учение.

Пример разрешения дилеммы сложного морального выбора в церковной истории дает святитель Иоанн Златоуст. «Церквей ваших не оставляйте, общение (со священноначалием) имейте, дабы не произвести раскол в Церкви, а подписей своих (под сомнительными, противоречащими учению и канонам документами – А. Р.) не ставьте», ‒ говорил он своим ученикам накануне беззаконного изгнания из Константинополя. Вот общее правило для православных христиан, как ревновать о вере, не удаляясь в раскол. Благой выбор для христианина заключается в том, чтобы ограждать себя одновременно и от лжеучения, и от соблазнов личного произвола.