Никейская империя

НИКЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ — греческое государство (1204-1261 годы), возникшее в Вифинии после распада Византии в 1204 году. Основано тестем византийского императора Алексея III Ангела Комнина деспотом Феодором I Ласкарисом.

Ус­пе­хи в борь­бе с кре­сто­нос­ца­ми и пре­тендо­вав­ши­ми на власть в Ма­лой Азии греческими ди­на­та­ми по­зво­ли­ли ему за­нять го­ро­да Ним­фей, Пру­са и Ни­кея (ны­не Из­ник) и про­воз­гла­сить се­бя им­пе­ра­то­ром (осень — зи­ма 1204/1205 года).

Никейская иперия из­на­чаль­но име­но­ва­лась им­пе­ри­ей ро­ме­ев и пре­тен­до­ва­ла на на­сле­дие Ви­зан­тии, кон­со­ли­да­цию греческого на­се­ле­ния в борь­бе с «ла­тиня­на­ми».

Опи­ра­ясь на эко­но­мические ре­сур­сы (пло­до­род­ные зем­ли императорского фис­ка и мо­на­сты­рей, до­хо­ды от за­жи­точ­ных го­ро­дов Ви­фи­нии) и под­держ­ку Все­лен­ско­го пат­ри­ар­ха, сде­лав­ше­го в 1208 году сво­ей ре­зи­ден­ци­ей Ни­кею, Фео­дор I Лас­ка­рис смог на­ла­дить ус­пеш­ную обо­ро­ну Никейской иперии и на­нес­ти ряд по­ра­же­ний вой­скам Ла­тин­ской им­пе­рии. В 1207 и 1214 годы он одер­жал ре­ши­тель­ные по­бе­ды над Тра­пе­зунд­ской им­пе­ри­ей, так­же претен­до­вав­шей на роль на­след­ни­цы Ви­зан­тии, и за­хва­тил у её пра­ви­те­лей Ком­ни­нов Ве­ли­ких зап. Паф­ла­го­нию.

В 1211 Фео­дор I Лас­ка­рис на­нёс по­ра­же­ние сель­джу­кам в бит­ве у Ан­ти­охии на Ме­ан­д­ре, в 1214 и 1219 годы за­клю­чил до­го­во­ры с Латинской им­пе­ри­ей и Ве­не­ци­ей, а в 1216 году — с сель­джу­ка­ми; ста­би­ли­зи­ро­вал гра­ни­цы Никейской империи, воз­ве­дя сис­те­му ук­ре­п­ле­ний, ко­то­рые обо­ро­ня­ли ак­ри­ты (во­енные по­се­лен­цы из за­жи­точ­ных кре­сть­ян) и гар­ни­зо­ны на­ём­ни­ков.

Глав­ные ус­пе­хи Никейской империи дос­тиг­ну­ты в прав­ле­ние зя­тя Фео­до­ра I — Ио­ан­на III Ду­ки Ва­та­ца. По­да­вив со­про­тив­ле­ние феодальной оп­по­зи­ции, он ещё ши­ре, чем пред­ше­ст­вен­ник, прак­ти­ко­вал по­жа­ло­ва­ния зе­мель фис­ка в по­жиз­нен­ные про­нии на ус­ло­ви­ях обя­зательного не­се­ния по­лу­ча­те­лем во­ин­ской служ­бы, ор­га­ни­зо­вал уме­лое хо­зяй­ст­во в императорских по­ме­сть­ях на государственной зем­ле. Го­су­дар­ст­во про­во­ди­ло по­ли­ти­ку по­ощ­ре­ния ре­мес­ла и тор­гов­ли, по­строи­ло не­боль­шой флот, пре­дос­тав­ля­ло мо­на­сты­рям на­ло­го­вые при­ви­ле­гии.

Опи­ра­ясь на сво­бод­ное кре­сть­ян­ст­во, про­ниа­ров, ак­ри­тов, западно-ев­ропейских на­ём­ни­ков, по­лов­цев, по­се­лён­ных на зем­лях им­пе­рии, Ио­анн III пе­ре­шёл в ре­ши­тель­ное на­сту­п­ле­ние на Латинскую им­пе­рию (это­му спо­соб­ст­во­ва­ли воз­рос­шие до­хо­ды каз­ны) и к 1225 году ос­во­бо­дил поч­ти всю Ма­лую Азию. Вос­поль­зо­вав­шись по­ра­же­ни­ем Эпи­ра от Бол­га­рии в бит­ве при Кло­кот­ни­це в 1230 году, он за­хва­тил об­шир­ные об­лас­ти Фра­кии и Ма­ке­до­нии, в 1246 году без боя во­шёл в Фес­са­ло­ни­ки.

К 1254 году гра­ни­цы Никейской империи на Бал­ка­нах до­стиг­ли Ад­риа­ти­ки — по­сле по­бед над эпир­ским пра­ви­те­лем Ми­хаи­лом II Ан­ге­лом и сда­чи го­ро­дов Во­ден, Кас­то­рия и Де­вол. Ио­анн III ов­ла­дел Лес­бо­сом, Хио­сом и др. ост­ро­ва­ми Эгеи­ды. Же­лая обез­опа­сить свои вла­де­ния, уже ок­ру­жав­шие Кон­стан­ти­но­поль, Ио­анн III в 1253-1254 годы вёл пе­ре­го­во­ры с па­пой Ин­но­кен­ти­ем IV об унии. По­сле смер­ти Ио­ан­на III его пре­ем­ник Фео­дор II Лас­ка­рис ре­ши­тель­но из­ме­нил курс, от­ка­зав­шись от сбли­же­ния с ка­то­лич. Цер­ко­вью. Фео­дор II уси­лил борь­бу с ди­на­та­ми, от­ме­нил мн. фис­каль­ные при­ви­ле­гии и по­дав­лял про­яв­ле­ния се­па­ра­тиз­ма. Это при­ве­ло к спло­че­нию не­до­воль­ных ди­на­тов, и по­сле смер­ти Фео­до­ра II пре­стол в Никейской империи за­хва­тил их пред­ста­ви­тель, опе­кун его 8-лет­не­го сы­на Ио­ан­на IV Лас­ка­ри­са — ве­ли­кий дука Ми­ха­ил Па­лео­лог. Он ко­ро­но­вал­ся в начале 1259 года (Ми­ха­ил VIII Па­лео­лог) в Ним­фее, ос­ле­пил и от­стра­нил ма­ло­лет­не­го Ио­ан­на IV Лас­ка­ри­са от пре­сто­ла. Оп­по­зи­ция, во гла­ве с пат­ри­ар­хом Ар­се­ни­ем, бы­ла по­дав­ле­на, а сам ар­хи­пас­тырь ос­та­вил пат­ри­ар­ший пре­стол. Ми­ха­ил VIII Па­лео­лог воз­вра­тил ди­на­там ут­ра­чен­ные при­ви­ле­гии.

К это­му вре­ме­ни на Бал­ка­нах воз­ник ан­ти­ни­кей­ский со­юз, в ко­то­рый вхо­ди­ли пра­ви­тель Эпи­ра Ми­ха­ил II Ан­гел Ду­ка Ком­нин, мо­рей­ский князь Гий­ом II Вил­лар­ду­эн, император Латинской им­пе­рии Бал­ду­ин II и си­ци­лий­ский ко­роль Ман­фред. В 1259 году ни­кей­ские вой­ска в бит­ве при Пе­ла­го­нии на­нес­ли со­юз­ни­кам ре­ши­тель­ное по­ра­же­ние. Гий­ом II Вил­лар­ду­эн и из­вест­ные французские ры­ца­ри, уча­ст­во­вав­шие в бит­ве, бы­ли взя­ты в плен. В мар­те 1261 года Ми­ха­ил VIII за­клю­чил со­юз­ный до­го­вор с Ге­ну­ей, обе­щав­шей по­слать на по­мощь флот про­тив ве­не­ци­ан­цев (ос­нов­ной морской си­лы Латинской им­пе­рии) в об­мен на при­ви­ле­гии бес­по­шлин­ной тор­гов­ли в им­пе­рии. По­мощь не по­на­до­би­лась. В ночь с 24 на 25 июля 1261 года ни­кей­ский пол­ко­во­дец Алек­сей Стра­ти­го­пул без боя во­шёл в Кон­стан­ти­но­поль при под­держ­ке греческого на­се­ле­ния, от­крыв­ше­го ему во­ро­та. Ла­ти­ня­не бе­жа­ли из го­ро­да. 15 августа Ми­ха­ил VIII тор­же­ст­вен­но всту­пил в Кон­стан­ти­но­поль, вос­ста­но­вив Ви­зантийскую им­пе­рию.

Куль­ту­ра Никейской империи яви­лась пря­мым про­дол­же­ни­ем куль­ту­ры Ви­зан­тии. Лас­ка­ри­сы ос­но­вы­ва­ли шко­лы и скрип­то­рии, бы­ли адеп­та­ми и за­щит­ни­ка­ми эл­лин­ской куль­ту­ры. При дво­ре ни­кей­ских им­пе­ра­то­ров тру­ди­лись вы­ход­цы из Кон­стан­ти­но­по­ля, вы­даю­щие­ся пи­са­те­ли и учё­ные, сре­ди них — Ни­ки­та Хо­ни­ат, Ни­ко­лай Ме­са­рит, за­тем — эн­цик­ло­пе­дист, бо­го­слов и фи­ло­соф Ни­ки­фор Влем­мид, ис­то­рик, ди­пло­мат и при­двор­ный Ге­ор­гий Ак­ро­по­лит. По­кро­ви­те­лем на­ук и ис­кусств был Ио­анн III. Вид­ным эру­ди­том и вы­со­ко­об­ра­зо­ван­ным пи­са­те­лем яв­лял­ся Фео­дор II Лас­ка­рис, во­круг ко­то­ро­го сло­жил­ся кру­жок греческих ин­тел­лек­туа­лов.

Исторические источники:

Ге­ор­гий Ак­ро­по­лит. Ис­то­рия / Пер., вступ. ст., ком­мент. и прил. П. И. Жа­во­рон­ко­ва. СПб., 2005.

Север и Запад.

Цивитот, 31 марта — 2 апреля 1207 г.

Разгром Синадина устрашил Великих Комнинов, они стали искать союзников — и нашли понимание в Константинополе. Император Анри, весьма огорченный сношениями Ласкариса с неугомонным Калояном, счел их нарушением заключённого перемирия. Кроме того, усиление Никеи никак не устраивало латинян. Обращение Комнинов пришлось кстати. «И тогда император держал совет и послал на ту сторону Рукава в город Эспигаль (Пиги) Пьера де Брашэ, которому была выделена земля в этом краю, и Пэйана Орлеанского, и Ансо де Кайо, и Эсташа, своего брата, и большую часть своих добрых ратников, чуть ли не 140 рыцарей. И они начали войну против Тольдра л’Аскра, войну большую и очень жестокую». Первым делом пилигримы захватили Кизик, отстроили разрушенную крепость и стали совершать набеги на ромеев. Реакция не замедлила последовать, подданные Феодора отвечали адекватно, началась долгая и безрезультатная «малая война».

Одновременно Тьерри Лоосский, воспользовавшись моментом, захватил Никомидию; города и крепости как таковых не было, оставалась только церковь святой Софии. Предприимчивый сенешаль Романии «убедился в том, что крепость разрушена; и он укрепил каменной кладкой церковь св. Софии, очень высокую и красивую, и отсюда он также повел войну в этой местности». Пилигрим Макэр де Сент-Менеу стал укреплять замок Харакс, в шести лье от Никомидии в сторону Константинополя; а Гийом де Сен начал укреплять другой замок, Цивитот, расположенный на берегу Никомидийского залива, по другую сторону, против Никеи. Мероприятия, направленные против Ласкариса, отвлекли значительные силы латинского воинства, чем не замедлил воспользоваться Калоян. В начале марта 1207 года войско из болгар и куманов в очередной раз осадило Адрианополь. О серьёзности намерений владыки Болгарии свидетельствует наличие тридцати трех «больших камнеметательниц», непрерывно обстреливающих город. Анри приказал трубить общий сбор, части крестоносного воинства потянулись к Константинополю.

Тут уж благоприятный случай решил использовать Феодор. 31 марта 1207 года он осадил Цивитот. Гарнизон состоял из 40 рыцарей, «весьма добрых ратников», их командиром был Макэр де Сент-Менеу. Ромеи плотно обложили город с моря и суши. За день боев «лишь пятеро рыцарей не были ранены; а один убит», сержантов и прочих ратников не считали. Благодаря портовым городам, Ласкарис к тому времени смог построить флот. Во главе поставил калабрийского пирата Иоанна Стириона, прославившегося ещё во времена службы у Исаака II и Алексея III.

На этот раз Феодор оплошал, не смог скрыть свои планы: уже утром субботы — дня штурма, к завтраку, во Влахернский дворец примчался гонец с мольбой о помощи. Император Анри прервал трапезу и взошёл на галион. Рать собирали второпях, кого могли найти, экипажи кораблей составляли венецианцы и пизанцы. Всего набралось 17 больших и малых судов. С рассветом 1 апреля флот показался в виду Цивитота. «И они поплыли с этой стороны, построив корабли в одну линию по фронту, и все на кораблях были при оружии, в шлемах с опущенными забралами». Никейские корабли (их, по словам Виллардуэна, было 60) отошли к берегу, под прикрытие сухопутного войска. Ромеи подтянули лучников и камнемёты. Весь день длилось противостояние, к вечеру со стороны Константинополя подошла подмога. Утром следующего дня Анри вошел на своём корабле в город и вывез гарнизон.

Маршал Жоффруа говорит о несомненной победе, но это вызывает сомнение: уже в мае флот Иоанна Стириона (который, по словам Виллардуэна, сожгли) осаждает Кизик с моря, а никейское войско — с суши. Против диверсии снаряжается эскадра из 14 галер с лучшими людьми на борту, ведёт их сам Виллардуэн, но удар приходится в пустоту, неприятель исчезает без следа. И ни с того ни с сего объявляется у Никомидии. Анри срочно спешит туда, но врага опять нет.

Два императора.

Никомидия, май 1207 г.

Оставив в Никомидии Тьерри Лоосского, сенешаля Романии, со всеми его рыцарями и оруженосцами, Латинский император возвратился в Константинополь с надеждой наказать, наконец, Калояна, разорявшего Фракию. Но и этому не суждено было сбыться. Однажды в мае Тьерри Лоосский и Гийом де Першуа отправились по окрестностям Никомидии за фуражом, или просто пограбить, было их около трехсот; наверное, все «добрые воины», их оруженосцы и славные представители италийских сеньорий, оказавшиеся в тех местах, решили поправить своё материальное положение. Алчность завела пилигримов в горы. «Но здесь, близ никомидийских горных трущоб, неожиданно настиг их Андроник Гид», один из полководцев Ласкариса. По другой версии, славная прогулка была вовсе не грабительским набегом, а целенаправленным походом в помощь Великим Комнинам, окончившимся провалом. Иначе чем объяснить объединение ВСЕХ сил пилигримов, оставленных в Азии в одном месте. Ведь от Никомидии, владения Тьерри, до Кизика, оставленного на попечение Гийома де Першуа, не один и не два дня пути, а гораздо больше, ещё по враждебной территории. Да и участие трех сотен рыцарей (а на них должно было приходиться не менее шестисот сержантов) заставляет больше верить второй версии.

Битва, по описанию Хониата, произошла жестокая. Победа несколько раз склонялась то на одну, то на другую сторону. Виллардуэн с горечью пишет, что Тьерри дважды был сбит с коня, «а его люди силою вновь усаживали его в седло». Наконец, получив «смертельную» рану в лицо, сенешаль Романии оказался в плену. Второй предводитель пилигримов — Гийом де Першуа — проявил не меньше доблести: был сбит с коня, опять посажен в седло, получил рану в руку и спасся на коне. Причину поражения славный маршал Франции видит в неожиданности нападения, неисчислимости ромеев и нерыцарском поведении некого Ансо де Реми. Хониат скромно намекает на устроенную Гидом засаду, благодаря которой мало кто из «итальянцев» убежал. Спасшиеся пилигримы скрылись в крепости святой Софии, что в Никомидии, и срочно послали в Константинополь гонца с мольбой о помощи. Поход на Адрианополь откладывался в очередной раз.

Император Анри переправился через Рукав святого Георгия (Гелеспонт), «построил свои боевые отряды и поскакал, переход за переходом, пока не прибыл к Никомидии». Продвижение в боевом порядке было вызвано всеобщим восстанием населения, воодушевлённого долгожданной победой. Император Феодор Ласкарис, проведав о том, стянул все наличные силы к Никее.

Так и стояли они, два войска, два христианских, но различных мира, разделённые высотами, называемыми сейчас Бейлик Даг. На пятый день решили не пытать судьбу в битве и заключили перемирие на два года. Феодор получал всю Финию (с разрушенными крепостями Кизика и святой Софии в Никомидии), а Анри — «смертельно раненого в лицо» сенешаля Романии — Тьерри Лоосского и «всех пленников, которые были захвачены во время того поражения и в других местах, которых было немало». Наконец Латинский император мог отправиться во Фракию для наведения порядка, а Никейский — заняться внутренними делами и короноваться официально. К тому времени власть Ласкарис признавали Пруса, Никея, Лидия, Филомолп, Смирна, Эфес и «все места, лежащие в этих границах».

Ласкарису выпала большая удача – несколько мирных лет. Использовал он их с большой пользой. Первой заботой было войско. Феодор Скутариот пишет: «Он укрепил и украсил себя архиерейством и синклитом, лучшими полководцами и тагмами, а также частями стратиотских войск. С Божьей помощью и своими трудами он сделал такое, что показал себя почти сверхчеловеком». Располагая весьма ограниченными ресурсами, только двумя фемами: Вифиния и Фракисион, Феодор не мог рассчитывать на многочисленность воинов. Тогда император решился на отчаянный шаг: «Он принимал всех ставших пленниками латинян и искавших у него защиты, приветливо ко всем расположенный, он снабжал средствами для жизни и делал подобные благодеяния, становясь поручителем всех и всем». Взамен требовал одного – верной службы. Ласкарис не ошибся: вскоре латинская аллагия стала, как стародавнее войско тагм, кузницей командных кадров, туда посылали молодых ромеев обучаться латинскому способу боя, да и сам император сражался в их рядах. Латиняне, «которых боялся император Ерис (Анри), потому что среди них было много знаменитых как по знатности рода, так и по присущему им мужеству», не подвели и доказали свою преданность. Латинский контингент составлял больше трети всей рати, которую можно было двинуть в поход. Ромейские прониары и стратиоты уступали в вооружении и выучке, но потихоньку подтягивались к идеалу. Кроме того, аллагии включали в свой состав пехоту, которая несла гарнизонную службу и охраняла горные проходы. В походы пехота не ходила, но границы защищала вполне успешно. Конные части аллагий включали в свой состав как латников, так и лёгкую конницу, вооруженную луками, весьма сходную с турецкой.

«Блудный тесть» и султан.

Иконийский султанат, 1210 г. — июнь 1211 г.

Три года протекли более или менее спокойно, но неожиданно из латинского заключения вернулся «блудный тесть»: Алексей Ангел. Естественно, он хотел занять подобающее ему место, но Феодор привык уже быть первым в Нике и уступать престол не собирался.

Низложенный василевс, не принятый зятем, направил усталые стопы к крёстному сыну — Гийяс ад-Дину Кай-Хосрову.

Конечно, повелителю правоверных вспоминать грех юности — переход в православие в бытность свою изгнанником в Царьграде — было несколько не с руки, но уж повод подвернулся очень хороший. Причин было много: и непомерное усиление Ласкариса, и отказ выплачивать им харадж – плату за союз; да и возможность прибрать к рукам отбитое у латинян манило необычайно. Но нужен повод, чем весомее, тем лучше. А тут богоугодное дело: вернуть корону законному владельцу, да ещё не имеющему наследников; от такого мог отказаться только властитель, лишенный ума (государственного). Для соблюдения приличий в Никею отправили послов с заведомо неприемлемыми требованиями. Не дожидаясь ответа, Гийяс ад-Дин собрал диван, где изволил сказать: «Там, где рана, нужен остро отточенный индийский ланцет, сахарный сироп торговца виноградом не принесет пользы. Все равно им, увещевал ты их или не увещевал, — они не веруют». По всему Руму объявили газават и джихад. По провинциям разослали фирманы, оповещая о войне малых и больших эмиров и всех воинов. «Согласно высочайшему приказу, военачальники, предводители и вожди в полном вооружении явились с многочисленными и сподвижниками к месту сбора; войска (а от страха, произведенного их видом, лев земли выбросил бы когти, а орел неба сбросил бы оперенье) услужливо шли у султанского стремени» — пишет сельджукский хронист Ибн Биби. Всего собралось «немного меньше 20 000, вооруженных пращами и стрелами, равно как копьями и мечами», пехоты и конницы — это уж из греческих источников.

Феодор Ласкарис не растерялся, хотя дела были у него, «как говорится, на острие бритвы». Для начала, «созвав своих людей, он спросил их, будут ли они верны ему или его тестю императору Алексею. Они все дружно, как будто в один голос, сказали: или жить вместе с ним, или погибнуть». Заручившись поддержкой войска, император выступил из Никеи. Султанского посла, дабы исключить возможность утечки информации, не отпустили, но везли с собой. Быстрым маршем рать прибыла в Филадельфию. Произвели смотр: налицо оказалось 2000 человек, из них 800 «латинян», в большинстве своём личных врагов императора Анри. Из сообщения Анонимной турецкой хроники, где говорится, что император выступил против султана «с четырьмя сотнями эмиров из франков и румийцев», можно сделать предположение о двух тысячах всадников как о полном составе войска вместе с оруженосцами. Скорее всего, рать включала три аллагии:

1. «Латинская» — 100 рыцарей, 200 сержантов, 500 всадников типа «туркополы»;

2. «Вифинская» — 150 конных латников, 450 всадников типа «туркополы»;

3. «Фракисийская» — 150 конных латников, 450 всадников типа «туркополы».

Гийяс ад-Дин выступил со своим воинством из Аталлии и осадил Антиохию на Меандре. Город являлся ключом к ромейским владениям. Расставив осадные орудия, султан предвкушал скорое падение крепости. Для морального воздействия под рукой мельтешил Алексей Ангел с супругой Ефросиньей.

Феодор вышел из Филадельфии одновременно с султаном, приказав оставить всё лишнее, налегке, но ненамного опоздал. Вблизи Антиохии он отпустил посла, дабы известить Кай-Хосрова о своём прибытии. Выбрав место узкое, неудобное для действий крупного конного войска, остановился и стал ждать.

Султан, выслушав посла, сперва удивился: он не ожидал от Ласкариса подобной прыти; потом решил, что это воля Аллаха: проще разбить ромеев в полевом сражении, чем выковыривать из горных крепостей. Оставив возле Антиохии часть сил, турецкая рать вышла навстречу. Сколько воинов повел Кай-Хосров в роковую для себя битву, доподлинно неизвестно. Можно только предположить, что отряд субаши Кайсарии, Йа’куба Кабаклака, в четыре тысячи воинов, который, как утверждает турецкий Аноним, подошел к полю боя на следующий день, составлял осадный корпус. Если это так, то у турок, должно было быть около шестнадцати тысяч, восьмикратное превосходство!!! Даже если половина войска изначально состояла из пехоты и тоже осталась осаждать крепость, для решительной схватки султан вывел шесть тысяч отлично вооруженных всадников.

Остановимся на последнем, наименьшем, трёхкратном превосходстве. О построении сельджуков прямо не говорится, известно только, что эмиры постановили: «Пусть султан находится в центре, а мы пожертвуем своими душами». Аноним еще добавляет: «Акчийа-йи Айаси, следуя за султаном, напал на центр Кира Луки и проявил большое рвение». Из первого можно заключить о наличии передового отряда, который прикрывал «серединную» рать с султаном, из второго – резервного отряда, атаковавшего следом за «серединной» ратью. Косвенно о наличии резерва говорит и фраза Григоры: «пока не проникли до самого хвоста неприятельского». В ромейской терминологии: голова – авангард, тело — главные силы, хвост – арьергард. По ходу сражения видно и присутствие крыльев – фланговых отрядов. Налицо широко применяемый на Переднем Востоке «пятичастный» боевой порядок.

Чудо.

Антиохия на Меандре, 17 июня 1211 г.

Битва при Антиохии достаточно подробно описана: у ромеев — Акрополитом и Григорой, у сельджуков — Ибн Биби и Анонимом. Дополняя известия одно другим, можно довольно правдоподобно реконструировать ход сражения.

Выйдя из осадного лагеря, Кай-Хосров прошел некоторое расстояние и наткнулся на ромеев. Оценив обстановку, он приказал остановиться и выстроить боевой порядок. «Правда, он был недоволен местностью, потому что она была узка и тесна для конницы, и столько же представляла удобств для малого войска, сколько неудобств для большого; однакож ждал». Началось почти ритуальное приготовление к бою: «Султан, как лучезарное солнце, надев казаганд (боевая одежда, подбитая ватой, надеваемая под кольчугу) подобный бадахшанскому лалу, закинув за плечо лук, жесткий как сердце среброгрудых , привязав к поясу паларак (сабля индийской стали), падающий как слезы влюбленных», воссел на «башнеподобную» лошадь. Собравшиеся вокруг эмиры услышали слова: «Если я убью, то стану газием, а если меня убьют, то я стану шахидом». Зачем он это сказал — чувствовал смертный час или пытался убедить эмиров, а через них и всё войско, в своей приверженности исламу? Кто знает; но человеку, единожды предавшему, веры мало, а уж дважды преступившему устои — и подавно.

Феодор понял, что приятель молодости и милый собутыльник предоставил ему право первого удара. Стоять и ждать смысла не было, можно попробовать решить бой одним сильным ударом. В прямом бою его латиняне, отпрыски лучших фамилий франкских земель, сильнее турок. Никто и ничто не могло остановить железный каток, а для маневра у мусульман не было места, да и многочисленность скорее мешала. Приказав архонтам ромейских аллагий прикрывать фланги, император въехал в центр латинского строя и дал сигнал к бою. «Восемьсот царских латинян, сомкнув ряды, прежде всего, разорвали средину неприятельской фаланги, ударив на нее с необыкновенною силою, и пробивались вперед до тех пор, пока не проникли до самого хвоста неприятельского. Потом обратились назад, и так превосходно повели дело, что персидским пращникам и стрелкам ничего нельзя было сделать, потому что те неслись сплошною массою, рука с рукой».

Гийяс ад-Дин с ужасом наблюдал, как вал латной конницы шутя раздавил «голову» войска, врубился в «сердце», прошел как нож в масле, развернулся и покатил назад. Но за это время крылья обратили противостоящих им ромеев в бегство и, развернувшись, ударили по флангам латинян. Отдав приказ резерву Акчийа-йи Айаси атаковать, он взял в руку короткое копье и сам бросился в бой. Окружённые со всех сторон латиняне дорого отдавали свои жизни, но силы оказались несоизмеримы, на каждого приходилось по несколько врагов, а строя уже не было, каждый бился сам по себе. Почти все они полегли.

Ласкарис стоял среди боя и как завороженный смотрел на крушение своих мечтаний. Всё, чего он добивался почти десять лет, рушилось в одночасье. Телохранители ещё отбивались, но он понимал: долго это не продлится. Неожиданно раздалось: «Эй, зять!». Поворотившись, Феодор увидел улыбающегося султана. Сильнейший удар в голову повалил императора вместе с конем на землю, шлем отлетел в сторону, голова шла кругом… Неожиданно на Ласкариса снизошло свыше озарение, он, шатаясь, поднялся, вытащил меч; Кай-Хосров уже оборотился спиной и кричал своим гулямам, указывая через плечо: «Возьмите его!». Размахнувшись двумя руками, император ударил лошадь по задним ногам. Гигантская кобыла завалилась, вслед за ней, как башня, рухнул султан. Ещё раз размахнувшись, Феодор отсёк названному брату жены голову, воткнул её на копьё, поднял и закричал… Как пишут историки, битва мгновенно прекратилась, турки, до того беззаботно грабившие павших, мгновенно снялись с места и разбежались. Может быть, этому способствовало возвращение оправившихся ромейских крыльев? Бог весть. Но ЧУДО свершилось. Ласкарис победил. Ибн Биби с горечью заключает свой рассказ: «Когда эмиры и предводители войска узнали, что султан мученически пал за веру, они растерялись, утратили присутствие духа и посчитали удобным бегство. Войско Ласкариса оправилось, воодушевилось и стало преследовать бегущих мусульман. Множество народу пало в этом кровавом побоище: одних убили, некоторые утонули, а иные погибли, увязнув в грязи и переходя через брод. Ина чашнигира привели связанным к Ласкарису».

«Ласкарис не победил, а побеждён».

Поход Анри в Малую Азию, июль 1211 – осень 1212 гг.

На поле боя Феодор Ласкарис передал останки поверженного султана Сайф ад-Дин чашнигиру и велел предать их достойному упокоению. Тогда же была достигнута договорённость о поддержке ромеями сына Кай-Хосрова принца Ияз ад-Дина Кай-Кавуса I. Чашнигир с остатками войска и телом султана прибыл в Иконию, где беспокойный султан окончил свой земной путь, полный приключений, теперь ему предстояло отвечать перед Вышними силами (интересно какими? Хотя умные люди говорят: Бог один, ученья разные). А у живых оставались свои проблемы. Со скандалом и небольшой войной, чашнигир посадил на престол протеже Ласкариса. Ияз ад-Дин Кай-Кавус I «воссел в Конье шестого числа месяца сафар шестьсот восьмого года» – 20 июля 1211 года. Немалую роль в этом сыграла помощь Феодора, впоследствии он в ней не раскаялся.

А победитель не знал, что делать: радоваться победе или оплакивать латинскую аллагию. Именно она сдерживала императора Анри. Акрополит пишет, что, узнав о битве при Антиохии, Латинский повелитель воскликнул: «Ласкарис не победил, а побеждён!» и срочно повелел собирать полки. Этот поход походил на 1204 год. Уже в июле 1211 года ромеи потерпели поражение под Пигами. 15 октября 1211 года — на реке Риндаке около Лопадия. 13 января 1212 года Анри занял Пергам, сначала он думал захватить резиденцию Ласкарисов – Нимфей, городок в 15 км восточнее Смирны с его четырёхэтажным императорским дворцом, но решил, что военная польза важнее. Латинское войско повернуло в земли фемы Опсикий, к крепостям Лентианы и Пиманион.

Защитники Лентианы покрыли себя славой. Сорок дней гарнизон крепости отбивал штурмы. Лишённые воды и пищи воины ели кожу со своих щитов и сёдел, но не сдавались. Когда стены пали под стенобитными орудиями, Константин Ласкарис, начальствующий над ними, приказал зажечь огромный костёр по периметру, и пока не сгорело всё деревянное, крепость стояла. Наконец, средства борьбы исчерпались. Анри, поражённый мужеством «людей, посвятивших себя Аресу», поступил мудро: отпустил военачальников – Константина Ласкариса, Дермокаита, зятя императора Андроника Палеолога, — а остальных воинов взял себе на службу. Разбил их на отряды, поставил во главе единоплеменников, главным назначил Георгия Феофилопула и повелел охранять восточные пределы державы. Случилось это летом 1212 года.

Убедившись в возрожденной доблести ромеев, Анри заключил с Феодором осенью перемирие. «Они договорились, что всеми землями к западу от Кимины (так называется гора около Ахирая) вместе с самим Ахираем владеют франки, что Калам (это – деревня, от которой начинается фема Неокастра) остаётся необитаемой, и что отсюда начинаются владения императора Феодора: а именно Неокастра и города Кельвиан, Хлиар и Пергам, а также земли, лежащие между фемами Магидия и Опсикия. Кроме того, императору Феодору принадлежала и другая территория, начинающаяся от Лопадия и включающая Прусу и Никею».

Последний шаг…

Пафлагонский поход Феодора, сентябрь-декабрь 1214 г.

Подписав договор с Анри, Феодор не угомонился: на северо-востоке оставались враги – Великие Комнины. Братья к тому времени передрались; Давид, властвовавший в Пафлагонии, возжелал стать императором, Алексей пресёк эти поползновения, ослепил претендента и услал в Афонский монастырь, где тот и умер 13 декабря 1212 года. В следующем году умерла покровительница Трапезундского дома царица Тамар. Новому царю Георгию-Лаша, занятому внутренними делами, стало не до греческих родственников.

Ласкарис действовал коварно: опасаясь недовольства Анри (ведь у Комнина был союзный отряд латинян – 30 рыцарей, именно для защиты от нашего героя), он послал султану Ияз ад-Дину известие. В грамоте сообщалось о возможных «преступлениях и посягательствах Кира Луки (Алексея Комнина)» на владения султана. Зерно попало на благодатную почву, кроме того, какой-то отряд трапезундского войска находился на турецких землях, и это вполне походило на вторжение. Совет эмиров решил наказать соседей; надо думать, и деньги, посланные Ласкарисем, сыграли немалую роль. Удобнее всего было ударить по Синопу: в случае захвата города государство Комнинов, протянувшееся вдоль Понта Эвксинского, оказывалось разрезанным на две части. Но Синоп слыл очень сильной крепостью, кроме того, там находился сильный флот.

Неизвестно, долго ли ещё ломали свои светлые головы мусульманские стратеги, но опять как-то неожиданно пришла весть, что Кир Алексей решил позабавиться охотой, и со свитой всего в пятьсот человек развлекается в окрестных Синопу лесах. Спешно направленный отряд застал самодержца во время пира. Часть перепившейся свиты перерезали, часть разогнали. Императора пленили. И тотчас сельджукские рати появились под стенами крепости. «Бахрам Таранблуси примерно с тысячью воинами направился к морскому берегу и сжег корабли». Город обложили со всех сторон, а начальнику гарнизона предоставили на обозрение плененного владыку и его послание со слёзной просьбой о сдаче. Стратег заартачился, говоря, мол, у императора есть наследники, и может, турки оставят его себе? Началась торговля.

О всех этих радостных новостях Ияз ад-Дин известил старшего друга и наставника. Весть достигла Феодора на прогулке, недалеко от стен Никеи, в конце сентября 1214 года. Ласкарис «немедленно, не заботясь ни о чём, так что почти и пищи не отведав, стремительно напал на землю пафлагонов, которую одним военным кличем за семь дней смирения подчинил неодолимой деснице своей».

Вот так вот в тринадцатом веке завоёвывались царства. Надо думать, что всё никейское войско «гуляло» вместе со своим императором, или очень недалеко. Во всяком случае, неожиданности не было, Феодор ждал известия, рать была собрана и по условному знаку совершила молниеносный поход с отличным результатом.

Под Синопом трагифарс продолжался своим чередом. Ияз ад-Дину порядком надоело увещевать осажденных, и однажды он приказал вывести Кир Алексия перед стенами города и начать пытку. Два дня василевса мучили на глазах верных подданных. «О, безбожники, — взывал Алексей, — для кого бы вы ни берегли город, если убьют меня, а вас всё равно опутают в гневе оковами плена, то, что за польза от такого сопротивления?!».

Наконец император утратил силы и лишился сознания, а сердобольные горожане согласились принять турецкого переговорщика. Город сдали в обмен на освобождение владыки и разрешения горожанам с имуществом и семьями беспрепятственно удалиться, кто куда пожелает. Султан поклялся блюсти договор. 1 ноября 1214 года над стенами крепости водрузили санджак Ияз ад-Дина. Алексей обязался платить ежегодно дань: десять тысяч динаров, пятьсот лошадей, две тысячи коров, десять тысяч овец, пятьдесят вьюков даров, а в случае необходимости приходить на помощь со всем своим воинством.

После этого императору и подданным было позволено взойти на корабли и отплыть в сторону Трапезунда. Хуже всех поступили с союзным латинским отрядом: со всех тридцати «с живых содрали кожу, набили ее соломой и возили по всему Руму».

Так чужими руками Феодор Ласкарис присоединил Пафлагонию и отделил себя мусульманскими землями от возможных соперников. А Комнины, потеряв две трети владений, больше не помышляли о Константинополе.

Вместо заключения.

А жизнь прошла…

11 июня 1216 года в Фессалонике, на 39 году жизни умер imperator Romaniae Анри, достойнейший из противников и самый выдающийся предводитель латинских рыцарей. Никто из ромейских историков не промолвил о нём плохого слова. Говорили, что его отравила жена, дочь Калояна. Невольно задумаешься: как нелегка была жизнь коронованных особ, которые жизнь свою связывали не по любви, не по влечению, а в угоду политической необходимости, а политический просчет, помноженный на личные отношения, отнял жизнь у многих…

Феодор Ласкарис лишился, казалось, вечного противника — и жизнь потеряла смысл. На этом можно было бы закончить, но император совершил ещё одно полезное для возрождавшейся державы дело: подобрал приемника и продолжателя своих дел.

Первая жена Анна Ангелина умерла в конце 1211 года, от неё у Ласкариса было два сына — Николай и Иоанн. Старший, Николай, в 1208 году был объявлен соправителем в апреле 1208 года. Но оба сына умерли прежде отца. Вторым браком Феодор сочетался 25 декабря 1214 года, супругой стала Филиппа, дочь давно умершего царя Киликийской Армении Рубена III. Брак оказался неудачным, и в конце 1216 года развенчанную императрицу отправили на родину. Плодом брака стал сын Константин, его судьба неизвестна; может быть, дука Фракисийской фемы Константин Ласкарис, упоминаемый под 1249 годом, и он — одно лицо. Третий брак состоялся или в 1217, или 1218 году; женой стала сестра нового латинского императора Робера Мария Куртене, женщина «мудрая и твердая».

О преемнике Ласкарис задумывался давно, своим многочисленным братьям он почему-то не доверял. Может, не видел в них особых талантов, может, не хотел вносить в семью дух соперничества и ненависти. Решил использовать опыт своего тестя — наверное, забыв, что сам приказал ослепить Алексея Ангела, или же считал для себя такой исход невозможным.

С первым кандидатом — Андроником Палеологом — вышла незадача. Жених был хорош, зарекомендовал себя храбрым воином, и в середине 1211 года за него выдали 11-летнюю Ирину Ласкарину. Но Андроник отличался любвеобильностью, а так как малолетняя жена не могла остудить пыл витязя, то он пустился во «все тяжкие» и скончался через год от «любовных излишеств».

Следующим кандидатом стал Иоанн Дука Ватац; отец его Василий, несмотря на невысокое от рождения положение, стал одним из наиболее прославленных полководцев при Исааке II. Феодор наметанным взглядом угадал отцовские задатки в сыне. В этот раз он не ошибся: дело, им начатое, попало в достойные руки.

Умер Феодор Ласкарис в ноябре 1221 года. Страна неподдельно оплакивала его. Он не был великим полководцем, проигрывал войны, иногда действовал коварно, юлил, хитрил, нарушал союзы. Но он смог вернуть ромеям веру в себя, доказал на деле возможность возрождения державы — и в этом заслуги его не измерить ничем. Он воистину был Божьим даром, сотворившим чудо.

ИОАНН IV ЛАСКАРИС — им­пе­ра­тор Ни­кей­ской им­пе­рии (с августа 1258 года по 25 декабря 1261 года).

Един­ст­вен­ный сын императора Фео­до­ра II Лас­ка­ри­са и Еле­ны, до­че­ри болгарского ца­ря Ива­на Асе­ня II. Унас­ле­до­вав власть в ма­лолет­нем воз­рас­те, Иоанн IV Ласкарис пра­вил под опе­кой ре­ген­та, а с 1259 года — им­пе­ра­то­ра-со­пра­ви­те­ля Ми­хаи­ла VIII Па­лео­ло­га. По­сле от­вое­ва­ния Кон­стан­ти­но­по­ля у ла­ти­нян Ми­ха­ил Па­лео­лог за­хва­тил всю пол­но­ту вла­сти в им­пе­рии; Иоанн IV Ласкарис был ос­ле­п­лён и за­клю­чён в кре­пость в Ви­фи­нии.

От­стра­не­ние от вла­сти по­пу­ляр­ной в на­ро­де ди­на­стии Лас­ка­рей вы­звало вол­не­ния. За на­ру­ше­ние клят­вы пат­ри­арх Ар­се­ний Ав­то­ри­ан под­верг Ми­хаи­ла цер­ков­но­му от­лу­че­нию. В 1284 году Ан­д­ро­ник II Па­лео­лог по­се­тил Иоанна IV Ласкариса и про­сил про­ще­ние за зло­дея­ние, со­вер­шён­ное его от­цом. Чти­мые ос­тан­ки Иоанна IV Ласкариса (в мо­на­ше­ст­ве Ио­а­са­фа) хра­ни­лись в монастыр Святого Ди­мит­рия в Кон­стан­ти­но­по­ле, где в 1349 году их ви­дел русский па­лом­ник Сте­фан Нов­го­род­ский.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *