Однорядка одежда

Опашни шились с подкладкой, под рукавами опашня делались прорехи для рук, а сами рукава откидывались назад и на спине завязывались узлом. Видимо, этот богатый летний наряд надевали, когда выходили из дома в хорошую погоду. Есть две версии происхождения названия «опашень». В старину выражение «наопаш» значило внакидку, чаще все так и носили опашень. Слова «запахнуться», «запахиваться» также родственные слову «опашень».
Были и другие одежды для выхода. Охабнем назывался плащ с длинными декоративными рукавами и с откидным, подобно капюшону, воротником. Он был четырехугольным и откидывался на спину. Охабни шили из сукна, мухояра и других шерстяных тканей, нарядные — из объяри, бархата, камки и парчи. Слово происходит от глаголов «обхватить», «охватить», «охабить», то есть накрывать все то, что под ним надето. Родственное слово «охапка», то есть что-то охваченное руками.

Строкой источника

В. О. Ключевский. «Исторические портреты»
«Когда древнерусский боярин в широком охабне и высокой горлатной шапке выезжал со двора верхом на богато убранном ногайском аргамаке, чтобы ехать в Кремль челом ударить государю, всякий встречный человек меньшего чину по костюму, посадке и самой физиономии всадника видел, что это действительно боярин, и кланялся ему до земли или в землю, как требовал обычай, потому что он — столп, за который весь мир держится. Появись он на улице кой-как запросто, в растрепанном виде, с легкомысленными смеющимися глазами, он только неприятно смутил бы встречных».


Боярские одежды.
Фрагмент картины А. П. Рябушкина «Сидение царя с боярами»

Ферезеей называли дорожные плащи с рукавами. Они были прямые, несколько расклешенные книзу, широкие и с откидными рукавами. Шили ферезеи из сукна, отделывали мехом и вышивкой, носили внакидку. К накидной одежде относили и епанчу. Дорожные епанчи были из верблюжьей шерсти, грубого сукна. Были и нарядные епанчи из богатой материи, подбитые мехом больше для пышности, чем для тепла. Епанчу делали без рукавов и без прорех для рук, ее накидывали на плечи и соединяли на шее завязками или пуговицами.
Самой богатой верхней одеждой все же были шубы. Чтобы показать свое богатство, знатные люди шубы носили даже летом, сидели в них подолгу в помещениях, принимали гостей. Мех считали символом плодородия и богатства, поэтому шубы надевали не только ради тепла и знатности. Качество меха определяло степень знатности человека. Меха различали хребтовые, черевьи (из чрева), пупковые, горлатные (из горла), лапчатые и хвостиковые. Шубы в основном шили на пупках, чревах и хребтах, но не смешивали различные части звериного меха, употребляя и соответствующие названия. Иногда только рукава делали из меха, отличного от самой шубы: шуба горлатная, рукава лапчатые. Люди зажиточные делали себе шубы беличьи и куньи, богатеи — собольи и лисьи. Горностаевые шубы изготавливали в те времена только из щегольства.


А. П. Рябушкин. Пожалован шубой с царского плеча

Шубы шили обязательно мехом внутрь и обыкновенно сверху покрывали сукном или шелком. По бокам разреза спереди пришивали нашивки, которые отличались от материи самой шубы. На них нашивали петли и пуговицы, а сам разрез окаймляли металлическим кружевом. Шубы обычно были в старину широкими распашными и длинными, с отложными воротниками. Турские (то есть турецкие) шубы отличались двойными рукавами — для рук и украшения. На исходе XVII в. появились еще шубы польские, без воротников, петлиц и пуговиц, они застегивались у шеи запонами и имели просторные рукава. Различали также шубы нарядные — для выходов и санные — для дороги. Санные шубы обыкновенно были нагольными, то есть не покрывались сверху материей. Вкусы того времени требовали ярких цветов — чем ярче, тем больше уважения. Черные и темные тона использовались лишь для траурных одежд. Любимыми цветами знати был червчатый (красно-фиолетовый), лазоревый (голубой), зеленый, желтый, шафранный, кирпичный, сливный (темно-синий).


Костюмы московитов. Гравюра XVII в.

Модные мелочи

Самой дорогой и модной вещью в костюме допетровского времени была пуговица. Слово произошло от древнерусского «пуговина», имеющее значение: возвышение, горб. Пуговицы были тогда крупные, выпуклые, рельефные. Они изготовлялись из золота, серебра, хрусталя, меди, дерева, обтягивались тканью или обвивались канителью. Пуговицами украшали не только одежду, но и ожерелья-воротники, существовал даже термин «ожерельные пуговицы». На Руси были сделаны самые крупные пуговицы размером с куриное яйцо. В то время были популярны пуговицы-кляпыши в виде удлиненных палочек из серебра с золочением, обвитые шелками или драгоценной проволокой. Все кляпыши были шарообразной формы. Пуговицы украшали эмалью, чеканкой и сканью. Для торжественных случаев использовали пуговицы из крупных сверленых драгоценных камней.

Достоинство и богатство мужских нарядов в то время заключались в нашивках, запястьях, ожерельях, пуговицах, завязках и кистях. Последние назывались ворворками. Отделка всегда выбиралась отличного от платья цвета, унизывалась жемчугами и камнями. Пуговицы делали из золота, серебра, жемчуга, хрусталя, металлические и плетенные из канители. В старину они так ценились, что каждая пуговица имела свое название. Подчас пуговицы стоили дороже самого платья. В XVI в. митрополит Даниил едко высмеивал московских щеголей, у которых «ум всегда плавает об ожерельях и пуговицах». Кружево называли в старину аграмантом. Оно было различных видов — решетчатое, кольчатое, плетеное, петельчатое, всегда окаймлялось бахромой. Кружево плели тогда из тяжелых ниток с металлической накруткой золота и серебра.


Пуговицы. Конец XVII в.

Примеры употребления слова риза в литературе.

Слабо теплившиеся неугасимые лампады бросали колеблющийся свет кругом, выхватывая из окружающей темноты глубокую резьбу обронных риз, хитрые потемневшие узоры басменного дела, поднизи из жемчуга и цветных камней, золотые подвески и ожерелья.

Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно-белыми, не смятыми, видимо, только — что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко-зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно-благородными крупными морщинами на красивом красно-желтом лице.

Но вот стройная белокосая красавица дочь с литовскими светло-голубыми глазами стоит в венечном уборе в Спасовом храме рядом с семнадцатилетним своим женихом и, вздрагивая долгими ресницами, взглядывает любопытно и пугливо на стоящего рядом жениха, на золотые ризы митрополита, на свечи, на плотную толпу, согласно волнуемую соборным чувством радостного ожидания.

Его орденскую ризу, ладно опоясанную витым вервием, чрез которое были продеты четки, оттопыривало небольшое брюшко, казавшееся скорее выражением спокойной совести, нежели бременем, и отнюдь не лишавшее фигуру аббата приятной подвижности, замечательной для его лет, а лет ему было пятьдесят.

Источник: библиотека Максима Мошкова

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *