Почему Толстого отлучили от церкви?

Елена Ханенкова, 24 февраля 2016, 23:31 — REGNUM

И. Репин. На пашне. 1887

Есть ли что-нибудь общее между Гришкой Отрепьевым, Степаном Разиным, Иваном Мазепой и Львом Николаевичем Толстым? Между самозванцем, бунтовщиком, вероломным предателем и гениальным писателем? Оказывается, есть. Все они, каждый в свое время, были отлучены от Русской православной церкви. Судьбы этих таких разных людей оказались связаны таким грозным и страшным словом — анафема.

Отлучение графа Льва Николаевича Толстого от церкви в феврале 1901 года произвело эффект разорвавшейся бомбы. Популярность графа в обществе была очень высока, и реакция образованного российского общества на решение Синода была однозначной — «произошла страшная, вопиющая несправедливость, реакционное бескультурное духовенство посягнуло на великого русского писателя». Толстого быстро провозгласили жертвой режима, и над головой писателя засиял ореол мученика. Но среди газетной шумихи мало кто задумывался о том, что же все-таки произошло между русской церковью и Толстым?

Лев Николаевич Толстой и Антон Павлович Чехов

Самое парадоксальное заключается в том, что, строго говоря, анафеме знаменитого русского писателя никто не предавал. Все ограничивалось сухим определением Синода об отпадении графа Толстого от церкви. Причем, сам зачинщик конфликта, несмотря на то, что вокруг его имени бушевали страсти, по началу на решение высших судебных иерархов не реагировал никак.

Духовная жизнь писателя была скрыта не только от посторонних глаз, но даже от самых близких. И так было с самого детства. Маленький Лев и его братья забираются под стулья, занавешиваются платками и загораживаются ящиками. Они сидят в темноте, прижавшись друг к дружке, и от этого испытывают особенное чувство умиления и счастья. Смысл игры почти сакральный. Это даже не игра, а своеобразный ритуал. Маленькие Толстые изображают членов некоего «муравьиного братства», которое пытается разгадать великую тайну и ответить на вопрос «как сделать людей счастливыми?». Формулу человеческого счастья они записывают на волшебной зеленой палочке и закапывают на краю одного из оврагов в Ясной Поляне. Но пройдут годы, и детская игра станет чуть ли не навязчивой идеей великого писателя и мыслителя: формула или рецепт всеобщего счастья — на меньшее бывший член «муравьиного братства» был не согласен. Такой у него был масштаб личности.

Н.Ге. Портрет Льва Толстого. 1884

В юности Толстой увлекается учениями философов-гуманистов, зачем-то облачается в неудобный балахон собственного изготовления и не снимает его даже ночью. Он бродит по полям с томиками Вольтера и Руссо. Домашние в шоке, гости в ужасе, когда фигура Толстого в уродливом балахоне появляется в гостиной. Он же держится как ни в чем не бывало и уверенным голосом вещает о тщетности всяких условностей, призывая к «простой естественной жизни». Такова, по мнению юноши, универсальная формула человеческого счастья.

Проходит более 20 лет, а «жить простой жизнью» у Толстого как-то не выходит. Он именитый литератор, счастливый семьянин, владелец большого имения… Казалось бы, живи и радуйся. Но Толстой не рад. Он часто водит уже своих собственных детей на край того самого оврага и ведет разговоры о всеобщем благе.

В 1870-е годы близится к финалу новый роман Толстого «Анна Каренина», но неожиданно наступает творческий кризис. Толстой понимает: все его лучшие произведения уже написаны. Повторить успех «Войны и мира» вряд ли получится. Что писать дальше? А главное — зачем? Творческие рефлексии приводят писателя в состояние глубокой депрессии. После вопроса «зачем писать?» появляется вопрос «зачем жить?». Русская душа загадочна, а душа русского писателя — загадочна вдвойне. Писатель уже не ходит на охоту с ружьем — боится себя. Разум уже не в силах возвратить волю к жизни. И за помощью писатель обращается к христианской религии. Постепенно он приходит к мысли, что причина всех причин — Бог. Теперь смысл жизни по Толстому — поиски Бога.

И. Репин. Лев Николаевич Толстой на отдыхе в лесу. 1891

В своей «Исповеди» Толстой писал: «Живи, отыскивая бога, и тогда не будет жизни без бога. И сильнее, чем когда-нибудь, все осветилось во мне и вокруг меня, и свет этот ужас не покидал меня… И я спасся от самоубийства».

В первые годы после душевного исцеления граф Лев Николаевич регулярно ездил на церковные службы, молился, соблюдал посты, писателя воодушевляла сила веры простых крестьян, которая помогала им спокойно и безропотно переносить и бедность, и болезнь, и смерть близких.

Толстой считает своим долгом осмыслить и пережить религиозные чувства этих людей. Он едет в Оптину пустынь и навещает знаменитого старца Амвросия, но встречей оказывается разочарован. Амвросий был хорошо знаком с Гоголем, Соловьевым, Достоевским. Именно с него Федор Михайлович пишет образ старца Зосимы в «Братьях Карамазовых».

Постепенно Толстой разочаровывается в церковной жизни вообще. Молитвы не приближают писателя к достижению заветной мечты — всеобщему счастью. Зачем ходить в церковь, если окружающая жизнь от этого не меняется? И писатель принимается за поиски истинного, как он считает, христианства. «Не гневаться, не противодействовать злу насилием — все это не далекий евангельский идеал, к которому стоит стремиться, а обязательное правило человеческого общежития», — решает он.

Лев Николаевич Толстой в Крыму

Засев за изучение Евангелия, Толстой совсем не выходит в свет. Его жена Софья Андреевна в сердцах бросает: «По-моему, раньше без Евангелия этого было много лучше!». В поисках ответа на вопрос, что есть русский человек и человек вообще, Толстой приходит к мыслям о религиозной сущности человека и вопросу, что такое «русская религия»?

Он приходит постепенно к такому неутешительному выводу: «Если еще и существует та форма, которую мы называем церковью, то потому, что люди боятся разбить сосуд, в котором было когда-то давно драгоценное содержимое». Практически все произведения Толстого с 1890-х годов содержат в себе нападки на обрядовую сторону церковной жизни. Кроме того, к этому времени писатель вступает в связь с русскими сектантами-пацифистами «духоборами». Он защищает их от правительственных репрессий, помогает им с выездом за границу — в Канаду. И в церковных кругах забеспокоились уже всерьез. Мало того, что Толстой идет на разрыв с Православной церковью, публично заявив об этом — уже тогда это было, по сути, личное дело каждого — мало того, что помогает сектантам — готовы были закрыть глаза и на это…

Лев Николаевич Толстой с посетителем сектантом. Крекшино. Сентябрь 1909

Главная опасность заключалась в другом — учение Толстого начало распространяться среди русской интеллигенции, входить в моду. Сам писатель приобрел ореол духовного учителя и наставника. Авторитет Православной церкви стремительно падал. Авторитет же Толстого столь же стремительно рос: приверженцев толстовского учения становилось с каждым годом всё больше и больше. Появляется реальная угроза духовного бунта. И церковь не могла позволить себе молчать. Именно попытка сформулировать и создать свое религиозно-нравственное учение и вызвало самую жесткую реакцию. Это и взрывало, по мнению церковных авторитетов, самую душу русского народа. Поэтому и опасен был Толстой, «толстовщина», и потому она и была так сильна.

Существует две версии того, как появился роковой документ об отлучении Толстого. По одной версии, инициатива всецело принадлежала Константину Победоносцеву, всесильному обер-прокурору Синода — главному надсмотрщику над церковью со стороны государства. Согласно другой версии, инициатором отлучения стал санкт-петербургский митрополит Антоний. В частных беседах он часто говорит о необходимости приструнить зарвавшегося графа. Наконец, неизбежно свершилось — и в феврале 1901 года определение Святейшего Синода об отпадении графа Толстого от Православной церкви было официально опубликовано в «Церковных ведомостях». Спустя два дня его напечатали все светские газеты. Это стало настоящей сенсацией. «Граф Толстой в прельщении гордого ума своего дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила вселенную, которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и крепка была Русь святая… Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею».

И.Репин. Л.Н.Толстого с женой С.А.Толстой в Ясной поляне. 1907-1911

Это было свое «Не могу молчать» церкви. Констатация того факта, что граф отпал от церкви. Если бы Толстой был предан анафеме — это бы означало, что он извергается из церкви окончательно, и не в праве рассчитывать даже на предсмертное покаяние.

Никому из противников Льва Николаевича, даже Иоанну Кронштадтскому, и в голову бы не пришло опровергнуть утверждения о том, что Толстой — великий писатель. Но великий писатель — это великая ответственность, а это не всегда совпадает. Как не всегда совпадает великий ум и великий дух.

Л.Пастернак. Портрет Льва Толстого

7 ноября 1910 года великий правдоискатель покинул грешный мир. На похоронах никто не крестился, священнослужителей не было. Похоронили Льва Николаевича на краю оврага в Ясной Поляне — такова была воля Толстого: после смерти быть рядом с главной святыней своего детства — волшебной зеленой палочкой, на которой начертана формула всечеловеческого счастья.

В истории русской литературы нет, пожалуй, темы более тяжелой и печальной, чем отлучение Льва Николаевича Толстого от Церкви. И в то же время нет темы, которая породила бы столько слухов, противоречивых суждений и откровенного вранья.

История с отлучением Толстого по-своему уникальна. Ни один из русских писателей, сравнимых с ним по силе художественного дарования, не враждовал с Православием. Ни юношеское фрондерство Пушкина, ни мрачный байронизм и нелепая смерть на дуэли Лермонтова не вынудили Церковь перестать считать их своими детьми. Достоевский, прошедший в своем духовном становлении путь от участия в подпольной организации до пророческого осмысления грядущих судеб России; Гоголь, с его «Избранными местами из переписки с друзьями» и » Объяснением Божественной литургии»; Островский, которого по праву называют русским Шекспиром, Алексей Константинович Толстой, Аксаков, Лесков, Тургенев, Гончаров… В сущности, вся русская классическая литература XIX века создана православными христианами.

На этом фоне конфликт Льва Толстого с Русской Православной Церковью выглядит особенно угнетающе. Наверное, поэтому любой интеллигентный русский человек вот уже более ста лет пытается найти для себя объяснение противоречию: как же так, величайший из отечественных писателей, непревзойденный мастер слова, обладавший потрясающей художественной интуицией, автор, при жизни ставший классиком… И в то же время — единственный из наших литераторов, отлученный от Церкви.

Вообще русскому человеку свойственно становиться на защиту гонимых и осужденных. Причем неважно, за что именно их осудили, почему и откуда гонят. Пожалуй, главная черта нашего национального характера — сострадание. А пострадавшей стороной в истории с отлучением в глазах большинства людей, безусловно, выглядит Толстой. Его отношения с Церковью часто воспринимаются как неравный бой героя-одиночки с государственным учреждением, бездушной чиновничьей машиной.

Но все жуткие проклятия — не более чем плод буйного воображения расцерковленного российского интеллигента начала двадцатого столетия. Ни в одном из храмов Российской империи анафема Толстому не провозглашалась. Все было гораздо менее торжественно и более прозаично: газеты опубликовали Послание Священного Синода. Вот его полный текст:

Божией милостью

Святейший Всероссийский Синод верным чадам православныя кафолическия греко-российския Церкви о Господе радоватися.

Молим вы, братие, блюдитеся от творящих распри и раздоры, кроме учения, ему же вы научитеся, и уклонитеся от них (Римл. 16:17).

Изначала Церковь Христова терпела хулы и нападения от многочисленных еретиков и лжеучителей, которые стремились ниспровергнуть ее и поколебать в существенных ее основаниях, утверждающихся на вере во Христа, Сына Бога Живого. Но все силы ада, по обетованию Господню, не могли одолеть Церкви Святой, которая пребудет неодоленною вовеки. И в наши дни, Божиим попущением, явился новый лжеучитель, граф Лев Толстой.

Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно перед всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила вселенную, которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и крепка была Русь Святая.

В своих сочинениях и письмах, в множестве рассеиваемых им и его учениками по всему свету, в особенности же в пределах дорогого Отечества нашего, он проповедует с ревностью фанатика ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности веры христианской; отвергает личного Живого Бога, во Святой Троице славимого, создателя и промыслителя Вселенной, отрицает Господа Иисуса Христа — Богочеловека, Искупителя и Спасителя мира, пострадавшего нас ради человек и нашего ради спасения и воскресшего из мертвых, отрицает божественное зачатие по человечеству Христа Господа и девство до рождества и по рождестве Пречистой Богородицы, Приснодевы Марии, не признает загробной жизни и мздовоздаяния, отвергает все таинства Церкви и благодатное в них действие Святого Духа и, ругаясь над самыми священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из таинств, святую Евхаристию. Все сие проповедует граф Толстой непрерывно, словом и писанием, к соблазну и ужасу всего православного мира, и тем неприкровенно, но явно пред всеми, сознательно и намеренно отверг себя сам от всякого общения с Церковью Православной.

Бывшие же к его вразумлению попытки не увенчались успехом. Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею. Ныне о сем свидетельствуем перед всею Церковью к утверждению правостоящих и к вразумлению заблуждающихся, особливо же к новому вразумлению самого графа Толстого. Многие из ближних его, хранящих веру, со скорбию помышляют о том, что он, в конце дней своих, остается без веры в Бога и Господа Спасителя нашего, отвергшись от благословений и молитв Церкви и от всякого общения с нею.

Посему, свидетельствуя об отпадении его от Церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаяние в разум истины (2 Тим. 2:25). Молимтися, милосердный Господи, не хотяй смерти грешных, услыши и помилуй и обрати его ко святой Твоей Церкви. Аминь.

Подлинное подписали:

Смиренный АНТОНИЙ, митрополит С.-Петербургский и Ладожский.
Смиренный ФЕОГНОСТ, митрополит Киевский и Галицкий.
Смиренный ВЛАДИМИР, митрополит Московский и Коломенский.
Смиренный ИЕРОНИМ, архиепископ Холмский и Варшавский.
Смиренный ИАКОВ, епископ Кишиневский и Хотинский.
Смиренный ИАКОВ, епископ.
Смиренный БОРИС, епископ.
Смиренный МАРКЕЛ, епископ.
2 февраля 1901

Совершенно очевидно, что даже намека на какое-либо проклятие этот документ не содержит.

Русская Православная Церковь просто с горечью констатировала факт: великий русский писатель, граф Лев Николаевич Толстой перестал быть членом Православной Церкви. Причем отнюдь не в силу определения вынесенного Синодом. Все произошло гораздо раньше. В ответ на возмущенное письмо супруги Льва Николаевича Софьи Андреевны Толстой, написанное ею по поводу публикации определения Синода в газетах, Санкт-Петербургский митрополит Антоний писал:

«Милостивая государыня графиня София Андреевна! Не то жестоко, что сделал Синод, объявив об отпадении от Церкви Вашего мужа, а жестоко то, что сам он с собой сделал, отрекшись от веры в Иисуса Христа, Сына Бога Живого, Искупителя и Спасителя нашего. На это-то отречение и следовало давно излиться Вашему горестному негодованию. И не от клочка, конечно, печатной бумаги гибнет муж Ваш, а от того, что отвратился от Источника жизни вечной».

Сострадание гонимым и сочувствие обиженным — это, конечно, благороднейшие порывы души. Льва Николаевича, безусловно, жалко. Но прежде, чем сочувствовать Толстому, необходимо ответить на один очень важный вопрос: насколько сам Толстой страдал по поводу своего отлучения от Церкви? Ведь сострадать можно только тому, кто страдает. Но воспринял ли Толстой отлучение как некую ощутимую для себя потерю? Тут самое время обратиться к его знаменитому ответу на определение Священного Синода, который был также опубликован во всех русских газетах. Вот некоторые выдержки из этого послания:

«…То, что я отрекся от Церкви называющей себя Православной, это совершенно справедливо.

…И я убедился, что учение Церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же — собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающего совершенно весь смысл христианского учения.

…Я действительно отрекся от Церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей и мертвое мое тело убрали бы поскорее, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую противную и ненужную вещь, чтобы она не мешала живым.

…То, что я отвергаю непонятную Троицу и басню о падении первого человека, историю о Боге, родившемся от Девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо

…Еще сказано: «Не признает загробной жизни и мздовоздаяния». Если разумеют жизнь загробную в смысле второго пришествия, ада с вечными мучениями/дьяволами и рая — постоянного блаженства, — совершенно справедливо, что я не признаю такой загробной жизни…

…Сказано также, что я отвергаю все таинства… Это совершенно справедливо, так как все таинства я считаю низменным, грубым, несоответствующим понятию о Боге и христианскому учению колдовством и, кроме того, нарушением самых прямых указаний Евангелия…»

Достаточно для того, чтобы стало ясно: по существу дела у Льва Николаевича к определению Синода претензий не было. Были претензии к формальной стороне. Толстой сомневался в каноничности этого определения с точки зрения церковного права. Проще говоря, Лев Николаевич был уязвлен именно тем, что о его отлучении не было громогласно объявлено со всех кафедр Русской Православной Церкви. Его отношение к Определению показывает случай, рассказанный секретарем Толстого, В. Ф. Булгаковым:

«Лев Николаевич, зашедший в «ремингтонную», стал просматривать лежавшую на столе брошюру, его «Ответ Синоду». Когда я вернулся, он спросил:

— А что, мне анафему провозглашали?

— Кажется, нет.

— Почему же нет? Надо было провозглашать… Ведь как будто это нужно?

— Возможно, что и провозглашали. Не знаю. А Вы чувствовали это, Лев Николаевич?

— Нет, — ответил он и засмеялся».

Не вдаваясь в подробности и оценку религиозных воззрений Льва Толстого, можно, тем не менее, ясно увидеть, что эти воззрения не совпадали с Православным вероучением. Со стороны Церкви он получил всего лишь подтверждение этого различия. Напрашивается такое сравнение: мужчина много лет как оставил свою семью. Живет с другой женщиной. И вот, когда первая жена подала на развод и получила его, этот мужчина начинает возмущаться юридическими огрехами в процедуре развода. По-человечески все понятно — чего в жизни не бывает… Но сочувствовать такому человеку, по меньшей мере, странно.

Толстой страдал не от формального отлучения. До самой смерти он не был окончательно уверен в правильности избранного им пути конфронтации с Церковью. Отсюда и его поездки в Оптину пустынь, и желание поселиться в монастыре, и просьба прислать к нему, умиравшему на станции Астапово, оптинского старца Иосифа (тот болел, и в Астапово послан был другой старец, Варсонофий). И в этой своей раздвоенности Лев Николаевич действительно глубоко несчастен и заслуживает самого искреннего сочувствия. Но бывают в жизни человека ситуации, когда никто на свете не в состоянии ему помочь, кроме него самого. Толстой так и не смог выбраться из той петли, которую всю жизнь сам на себе старательно затягивал.

Александр ТКАЧЕНКО

Материал опубликован в 9 (32)-м номере «Фомы» 2005 г. Журнал можно заказать в редакции, а также оформить подписку.

«О, как ты ужасен, Лев Толстой, порождение ехидны…», — писал в 1902 году известный протоиерей Иоанн Кронштадтский, позже канонизированный Русской Православной церковью. С ним был согласен другой публицист-проповедник, прославленный в лике святителей – Феофан Затворник. В одном из своих писем он называл автора романов «Война и мир» и «Анна Каренина» не иначе как «Врагом Божия и слугой диавола».

«На днях один помещик рязанский прислал мне рукопись Льва Толстого башибузука, Врага Божия и слуги диавола. Заглавие: в чем моя вера? говорит, был я безбожником. Теперь принял учение Христа. Но и Христос у него не наш, — и учение не нашего Христа Бога», — писал он.

В другом своем письме он заявлял, что был поражен тем, «сколько зла творит он (Лев Толстой – прим.), и все тайком».

«Разбил мою голову башибузук Лев Толстой. Наболтал он кучу глупостей, — а взяться у него не за что. <…> Вступать в споры так противно! К тому же ярость берет, — и бывает искушение махнуть крупною речью», — горячился епископ.

Чем же так разгневал святых людей писатель, который заявлял о необходимости всепрощения, непротивлению злу и отказа от вражды с любым народом? В годовщину отлучения Льва Толстого от церкви SPB.AIF.RU вспоминает историю конфликта графа и РПЦ.

Практическая религия «без веры и таинственности»

«Разговор о божестве и вере навел меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта – основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле», — эту запись в 1855 году оставил в своем дневнике 26-летний Толстой.

К идее осмыслить религию «по-своему» он вернулся почти через 20 лет – в конце 70-х – начале 80-х годов. Анализируя Библию, он решился на смелый шаг – создать религиозный трактат, в который бы вошло все самое «необходимое», без лишней мистики. Отделяя в священных книгах то, что говорил Христос, от того, что ему приписывали, он создал «Четвероевангелие: Соединение и перевод четырех Евангелий».

Также в этот период он написал «Исповедь», «В чём моя вера?», «О жизни», «Христианское учение». Представители церкви моментально отреагировали на эти тексты, воспротивившись распространению такой «вредной» литературы. Так, к примеру, автобиографическое произведение «Исповедь» должно было быть опубликовано в 1882 году в номере «Русской мысли», но его не пропустила церковная цензура. В итоге полное русское издание вышло в свет только через 24 года — в 1906 году. Трактат же «В чем моя вера?», изданный в 1884 году, сразу получил цензурный запрет. Тираж был конфискован. Любопытно, что вскоре после этого в Цензурный комитет стали поступать индивидуальные запросы о выдаче экземпляров книги. Причем среди желающих ознакомиться с противоречивым текстом были министр внутренних дел граф Толстой, а также другие начальствующие лица и приближенные к царскому двору. Так, своеобразным способом тираж разошелся по рукам вполне легально.

Лев Толстой с внуками Ильей и Соней. 1909 год. Фото: Commons.wikimedia.org

В своих работах Толстой противопоставлял учение Христа «учению церкви». Он подвергал сомнению учение о Троичности Бога, отмечая, что в Евангелиях нет утверждения, что Христос — это второе лицо Троицы. Также он ставил под сомнение необходимость церковных таинств и непогрешимый авторитет Вселенских соборов. Из Нагорной проповеди он выделил идеи: не противься злу, не клянись, не гневайся, не разводись, не воюй и не осуждай.

Толстой уделял немало внимания таким аспектам жизни человека как свободный физический труд, крепкая семья, здоровье, общение с землей и животным миром. Эти идеи стали так популярны, что его сторонники стали объединяться в колонии — «культурные скиты». Эти религиозно-этические сообщества стали набирать популярность в Симбирской, Тверской губерниях, в Закавказье. Одним из самых известных толстовцев был видный индийский политический деятель Махатма Ганди.

«Дерзко восстал на Господа»

Популярность толстовства не на шутку насторожила представителей РПЦ, которые усмотрели в этом основы сектантства. В 1901 году Святейший Синод официально заявил, что «Толстой отторг себя сам от всякого общения с Церковию», отрёкся от неё, а потому не состоит более её членом.

В Определении Синода, которое было опубликовано 24 февраля, говорилось: «Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние». В сообщении говорилось, что данный от Бога талант писатель посвятил распространению учений, чуждых Церкви, идей, нацеленных на «истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной».

«Лев Толстой в аду». Фрагмент стенной росписи из церкви села Тазова Курской губернии. 1883 г. Фото: Commons.wikimedia.org

На писателя, с одной стороны, обрушилась лавина критики, с другой – сочувствия.

«Льву Николаевичу три дня подряд делали овации, приносили корзины с живыми цветами, посылали телеграммы, письма, адресы… Несколько дней продолжается у нас в дому какое-то праздничное настроение; посетителей с утра до вечера — целые толпы», — писала 6 марта в своем дневнике Софья Андреевна Толстая.

В апреле 1901 года Лев Толстой подготовил свой ответ Синоду, который был опубликован в нескольких церковных изданиях. В нем он утверждал, что верит в Бога, которого понимает как дух, как любовь: «Я начал с того, что полюбил свою православную веру более своего спокойствия, потом полюбил христианство более своей церкви, теперь же люблю истину более всего на свете. И до сих пор истина совпадает для меня с христианством, как я его понимаю. И я исповедую это христианство; и в той мере, в какой исповедую его, спокойно и радостно живу, и спокойно и радостно приближаюсь к смерти».

После того, как самочувствие Толстого ухудшилось, предпринималось несколько попыток помирить графа с Церковью. По словам Софьи Андреевны, Толстой решительно отверг такую возможность: «О примирении речи быть не может. Я умираю без всякой вражды или зла, а что такое церковь? Какое может быть примирение с таким неопределённым предметом?»

В апреле 1901 года Лев Толстой подготовил свой ответ Синоду. Фото: Архивное фото

Лев Толстой умер в ноябре 1910 года в возрасте 82 лет. Сохранилась история, что встретиться с умирающим писателем хотел тульский епископ Парфений, но, к сожалению, его в живых уже не застал. Священнослужитель опросил сына Толстого и жандармского ротмистра Савицкого, которые были у смертного одра Льва Николаевича, пытаясь выяснить – покаялся ли писатель, желая примириться с церковью. Те были категоричны, ответив епископу «нет».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *