Правда понятие

Комментарии (3)

Новейший философский словарь

в русской народной и философской культуре — узловое синтетическое понятие, обозначающее абсолютную истину, дополнительно фундируемую предельной персональной убежденностью ее автора. Конституируя дополнительные «измерения» к истине, «П.» в русскоязычной традиции выступает синонимом слов: «закон», «справедливость», «правосудие», «обет», «обещание», «присяга», «правило», «заповедь» и т.п. (например, «Русская П.» как правовой кодекс древней Руси; «П.» у П.И.Пестеля). Понимаемая и принимаемая как итог и результат общения человека и Бога, «П.» артикулирует собственное божественное начало, в отличие от истины как действительности, как начала человеческого, — см. Псалтырь: истина «от земли восходит», П. же «с небес принимается». (Ср.: В.Даль, Флоренский выводили «истину» от «естины» — «есть», т.е. принадлежит самому сущему.) Выступать («стоять») за П. в России, как правило, означало защищать, отстаивать истину, которой необходимо добиваться. Постижение истины (при условии осмысления существования еще и «П.») выступает процедурой жизнедеятельности, компонентом цельного человеческого бытия (а не функцией «познающего субъекта»): гносеология становится «гносеургией», предполагая одновременную трансформацию самого постигающего. Истина оказывается в этом контексте в известном смысле «подчиненной» П. (П. нормативна: задает модель-стратегию действия-долженствования — ипостась должного; истина дескриптивна: задает модель сущего.) Сложность и неоднозначность статуса истины в культуре порождали в историко-философской и культурной традициях ряд проблем, не находивших адекватного разрешения. Еще Юм отмечал нетрадиционность взаимосвязи дескриптивного и нормативного: как оказалось, посредством логики невозможно перейти от утверждения со связкой «есть» к утверждению со связкой «должен»; дополнительно необходимы внелогические процедуры. Согласно Канту, человеку неизбывно свойственны симуляция и притворство, приобщающие его к массиву культуры. Различая «ложь» и «не-П.», Кант полагал, что процедура «умалчивания» может результироваться либо ложью, либо не-П. По мысли Канта, когда мы обещаем открыть некую истину и формулируем ложное утверждение — мы творим ложь; в том же случае, когда нас принуждают открыться, побуждают к откровению, не имея на это соответствующего права, — наше умолчание или уклончивый ответ явятся всего лишь не-П. (По поводу мыслей Канта о том, что голос категорического императива — глас Божий, а голос «вещи-в-себе» может быть верно понят человеком лишь тогда, когда он будет трансформирован в язык принципов всеобщего законодательства, Флоренский писал: «Платон в «Законах» все думает об организации жизни ради духа, а Кант в «метафизических началах естествознания» говорит о внешнем знании, в сущности, ради внешней жизни, ибо техника и есть продукт науки… Платон — богач и аристократ. Кант — бедняк и плебей; но Платон вращался во всех кругах, ища достойных, а Кант искал состоятельных и аристократических знакомств… Платон — поэт, весь пронизан эротическим волнением и борется со своей чувственностью, одухотворяя ее; Кант — сух, чужд эросу, скопец, но весьма заботится о комфорте, столе и состоянии. В пределе — Платон ищет Богочеловечества, а Кант — человекобожник. Платон всегда и во всем благороден… Кант же… всегда филистер. Платон ищет святости, Кант же — корректности».) С точки зрения Ницше, ложь — атрибут жизни как таховой; истина, по Ницше, — всего лишь «стадная ложь», живущая и вне условий, ее породивших. Задавая ряд ключевых философских вопросов 20 в., Ницше утверждал «ложь» и в статусе этической, и в качестве риторической фигуры: используя язык, человек у Ницше «необходимо» лжет (см. Аналитическая философия, Рассел, Язык, Языковые игры). В рамках русской философии и в пределах российской ментальности поиск П. выступает несущей конструкцией всего философского творчества и социально-политической деятельности. Совмещающая в себе идеал теоретической (научной) истины, требование социальной (а не только персональной) справедливости, а также горизонт высокой актуально-активистской нравственности («жить по совести», «жить не по лжи» у Солженицына), П. может быть правомерно истолкована как центральный регулятивный мировоззренческий, гносеологический и нормативный принцип русской духовности. Ориентация на П. (в контексте ее неизбывного противостояния то ли государственной власти, то ли различным воплощениям Великого Инквизитора) в существенно значимой мере присуща русским христианским мыслителям и философам (протопоп Аввакум, Бердяев и др.); русским социологам-рационалистам (например, Михайловский); русским социалистам (Герцен, Плеханов и др.); русско-российским анархокоммунистам (Бакунин, Кропоткин, Н.И.Махно, в значимой степени — вайнахское освободительное движение 19- 20 вв.). Безусловно, особняком в этом ряду стоит понимание П. как продукта идеологического препарирования и мировоззренческой возгонки истины в интересах тоталитарного режима: феномен ленинской «Правды» как официально-культовой газеты 1920-1980-х в СССР, неукоснительно отражавшей с середины 1920-х немыслимо широкий диапазон реальных колебаний «генеральной линии» партии большевиков (см. Марксизм-ленинизм). (Ср. у О.Ю.Мандельштама: «жесткая партийная девственница — Правда — Партия».) Историческую неоднозначность замещения установкой на П. процедур коммуникации в режимах диалога и полилога, только и способных гармонизировать социальные отношения и минимизировать общественные конфликты (см. Открытое общество) отмечал еще Розанов. Он писал: «Во всем славянофильстве и бесчисленных его полемиках нельзя найти ни одной злобной страницы, — и бедные славянофилы только именно «вскрикивали», когда палачи — поистине палачи! — западнического и радикального направления жгли их крапивой, розгой, палкой, колом, бревном… Да, это мученики русской мысли: в полемике со Страховым «торжествующий» Соловьев со своим тоном «всегдашнего победителя» был мучителем. Страхов — спорил, строил аргументы; Соловьев хорошо знал, что дело «в настроении», и, не опровергая или слегка опровергая аргументы, обжигал противника смехом, остроумием и намеками на «ретроградность» и «прислужничество правительству» как покойного Данилевского, так и «недалеко уже до могилы» Страхова. Во всей этой полемике, сплетшей наиболее лучший, т.е. наиболее либеральный венок Соловьеву, он был отвратителен нравственно… Жажда потушить чужое лицо (воистину «человекоубийца без искони») была пожирающа в Соловьеве… В нем глубочайше отсутствовало чувство… радости о другом и о достоинстве другого». . Историческая и контекстная подвижность границы между истиной и ложью сделала очевидным эвристическое преимущество триад типа «П. — истина — ложь» перед бинарной оппозицией «истина — ложь» как для представителей европейской гуманитарной традиции, так и для космополитически ориентированных интеллектуалов всего мира. Так, по версии В.П.Руднева, оппозиции «П. — не-П.», «истина — ложь» и т.д. предпочтительнее (что особо заметно на примере современной России) рассматривать в интервале вербальных оборотов «на самом деле» и «как бы». Согласно Рудневу, «на самом деле» — это понятие, присущее поколению 1960-х, преуспевшему в 1970-е, — генерации позитивно мысливших физиков, кибернетиков, семиотиков-структуралистов. Они веровали в истину «в последней инстанции», которую было осуществимо описать адекватно. Их идеалом выступали логический позитивизм и верификационизм; внешняя реальность наделялась самодовлеющей ценностью; эта реальность и описывающие ее тексты полагались разведенными в бинарную оппозицию и изоморфными. (См., например, Верификация, Фальсификация, Венский кружок, Шлик.) «Как бы», по Рудневу, — атрибут словесной палитры поколения 1980-х, не реализовавшегося в 1990-е, — современников (с учетом задержек в процедурах меж-культурной трансляции соответствующих произведений) постструктурализма и постмодернизма, явивших собой продукт и (в известном смысле) жертву концептуального манипуляционизма. (Ср. с зафиксированной В.Е.Кемеровым «сослагательной метафизикой» середины 1990-х, конституирующей менталитет на постсоветском культурном пространстве в парадигме «как бы».) Культовыми фигурами этой возрастной генерации выступали Р.Барт, Деррида и Фуко; ее привлекали и манили семантика возможных миров, стратегии неуверенности и неопределенности, сулившие большую интерпретационную глубину. С точки зрения представителей данного поколения, текст и реальность тесно переплетены; реальность менее фундаментальна, нежели тексты; к универсуму приложимы лишь многозначные логики, сопряженные с многозначностью смыслов; ими отрицается процедура отрицания как таковая, ибо сомнение само по себе — избыточно фундаментально. Вероятно, справедливо предположить, что П. в «подлинном» смысле не может и не должна рассматриваться и — более того, — в принципе, не может отыскиваться вне структур общения и коммуникации. Так, сам Бог, с одной стороны, есть «истина» (Иерем. 10:10), с другой — Иисус Христос как Сын Божий, как Слово Бога, ставшее плотью, несет людям слово П.: «Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя; Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела. Верьте Мне…» (Ин. 14: 10-11). Абсолют в своих «посюсторонних» явлениях вряд ли вправе каждый раз требовать Божественной санкции, он «ныне, присно и во веки веков» будет «вспыхивать» в глазах Другого, когда контакт с ним будет обретать заповеданный в Евангелиях культурно-интимный градус. В ракурсе постмодернистских представлений соотношение «истина — П.» в контексте текстуально-коммуникативной природы подобных феноменов оценивается, в частности, так: «Как можно писать иначе, как не о том, чего не знаешь или плохо знаешь? …Восполнить незнание — значит лишь отложить письмо на завтра или, вернее, сделать его невозможным» (Делез).
А.А. Грицанов

  • Авторы
  • Файлы

Шандулаева А.И. 131 KB Правда — это величайшая социальная и личностная ценность. Оно находится в одном ряду с такими понятиями, как «справедливость», «добро», «смысл жизни», и другими ценностями человека. В представлении Г. Риккерта ценности заложены в культуре как созданной и сотворенной человеком реальности, противоположной существующей и возникающей самой по себе реальности природы. Ключевым в вопросах о ценности является проблема их существования. Тот же Риккерт считал, что о содержащихся в объектах культуры ценностях «нельзя говорить, что они существуют или не существуют, но только что они значат или не имеют значимости».

Неудачи в поисках доказательств существования общепризнанных ценностей чаще вызваны, на наш взгляд, фактом проблематичности всеобщих, так называемых, общечеловеческих ценностей. Ведь, нередко выходит, что за «общечеловеческими ценностями» скрываются ценности определенных социальных групп, навязывающих другим свои представления, превратившиеся к тому же в чрезвычайно консервативные системы. Поэтому переоценка ценностей дается труднее, чем исправление ошибок в знаниях, но вопреки Г.Риккерту, ценности существуют, только не в природе, а в человеческой ментальности, обнаруживаясь в том, что они определяют исторически конкретные формы социальной жизни.

Правда в народной и философской культуре — узловое синтетическое понятие, выступающая синонимом слов: закон, истина, правило, справедливость. Понимаемая и принимаемая как итог и результат общения человека и Бога, правда артикулирует собственное божественное начало, в отличие от истины как действительности, как начала человеческого. Об этом свидетельствуют многие священные книги, скажем, Псалтырь: истина «от земли восходит», правда же «с небес принимается».

Современное общество во всем мире имеет дело не с истиной, а с многочисленными и соперничающими представлениями об удобных, модных, полезных, научных истинах, которые чаще всего называют «правдами». Понятие «правда» имеет явно выраженный социальный смысл, связано с признанием соответствующего утверждения социально-значимым, полезным, необходимым, соответствующим требованиям некоторой социальной нормы. Это значит, что статус правды имеет не какой-либо факт, событие и т.п., а его общественное значение, его интерпретация. Употребляя понятия Истина и Правда, многие не видят между ними никакой разницы, а она есть и принципиальная. Истина — объективна, а правда — нет. Каждый человек имеет свою правду и часто он считает свою правду абсолютной истиной, с которой другие люди должны безоговорочно соглашаться.

В соотношение истины и правды некоторую ясность вносит вопрос о правде и лжи. Правда — это субъективная истина, то, что человек считает истиной. Но часто мы специально лжем, считая, что ложь поможет нам решить проблему. По своим побуждениям различают ложь или обман прикрывающую, посягающую, приукрашивающую, компрометирующую и т.д. Не секрет, что неотъемлемым, зачастую нравственным элементом культуры всех народов является ложь или неправда как непреднамеренное, непроизвольное заблуждение и преднамеренная ложь как антипод правды. И как отмечал еще Кант, «умалчивание» может рассматриваться либо ложью, либо неправдой. По мысли И.Канта, когда мы обещаем открыть некую истину и формулируем ложное утверждение — мы творим ложь; в том же случае, когда нас принуждают открыться, побуждают к откровению, не имея на это соответствующего права — наше молчание или уклончивый ответ явятся всего лишь неправдой.

Стремление к справедливости — вечное стремление человечества, и вопрос о том, что такое справедливость, выступает как вечный вопрос философии, важность которого возрастает по мере роста человечества. Ныне мы наблюдаем рост числа тех, кто не только стремится к справедливости, а хочет ее и ради нее готов браться за оружие, за терроризм. К чему же стремятся и какой справедливости хотят люди?

Из простых наблюдений мы можем заметить, что, когда люди ищут справедливости, то они выражают некое стремление осуществить для себя или для кого-то другого нечто такое, чего у них в данный момент нет. Если данное наблюдение может нас подвести к философскому выводу, то речь идет о несправедливости, связанной с нарушением прав или с пренебрежением правами. И здесь мы должны прибегнуть к услугам познания, понимания, правды и истины. Ведь есть разные виды прав, по-разному проявляющиеся в различных фактических ситуациях, поскольку есть разные способы нарушать их или пренебрегать ими, и во всем этом надо вдумчиво разобраться.

Однако нередко само утверждение правды и истины несет в себе столкновение интересов, к подчинению человека к неким правилам, отчужденных от него и подчиняющих человека. Есть и другие обстоятельства и вопросы существования истины, превращающие ее проблематику в конфликтную территорию современной культуры. Свою лепту вносит и современная постмодернистская философия, отрицающая существование не только истины, но некого единого субъекта познания, хотя деконструкция постмодернизма не может снять с повестки дня вопросов истинности в науке и философии. Но социально организующая роль истины настолько велика, что эти затруднения, возникающие в теориях и концепциях истины указывают на необходимость продолжения поиска ответов на поставленные вопросы, в том числе и связанные с соотношением истины и справедливости, истины и правды в жизни человека.

Работа представлена на научную международную конференцию «Научные исследования высшей школы по приоритетным направлениям науки и техники», 22-29 июня 2008 г. Поступила в редакцию 22.07.2008.

Риккерт Г. Наука о природе и науки о культуре// Культурология. XX век. Антология. М., 1985. С.84.

Новейший философский словарь. Под ред. Кондрашова В.А. Ростов-на-Дону, 2005. С.235.

Там же. С.237.

Библиографическая ссылка

Шандулаева А.И. ПРАВДА И СПРАВЕДЛИВОСТЬ // Современные наукоемкие технологии. – 2008. – № 8. – С. 103-104;
URL: http://www.top-technologies.ru/ru/article/view?id=24174 (дата обращения: 28.10.2020).Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания» (Высокий импакт-фактор РИНЦ, тематика журналов охватывает все научные направления) «Современные проблемы науки и образования» список ВАК ИФ РИНЦ = 0.791 «Фундаментальные исследования» список ВАК ИФ РИНЦ = 1.074 «Современные наукоемкие технологии» список ВАК ИФ РИНЦ = 0.909 «Успехи современного естествознания» список ВАК ИФ РИНЦ = 0.736 «Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований» ИФ РИНЦ = 0.570 «Международный журнал экспериментального образования» ИФ РИНЦ = 0.431 «Научное Обозрение. Биологические Науки» ИФ РИНЦ = 0.303 «Научное Обозрение. Медицинские Науки» ИФ РИНЦ = 0.380 «Научное Обозрение. Экономические Науки» ИФ РИНЦ = 0.600 «Научное Обозрение. Педагогические Науки» ИФ РИНЦ = 0.308 «European journal of natural history» ИФ РИНЦ = 1.369 Издание научной и учебно-методической литературы ISBN РИНЦ DOI

2. Отношения между понятиями по их объему

Совместимые понятия. Сравнимые понятия могут по объему также иметь два основных вида отношений — совместимость и несовместимость. А сами соотносящиеся понятия называются «совместимыми» и «несовместимыми».

Совместимые — это такие понятия, объемы которых полностью или хотя бы частично совпадают (совмещаются — отсюда и само название их отношений). У несовместимых объемы не совпадают полностью.

Между совместимыми, в свою очередь, складываются следующие отношения.

1. Равнозначность (равнообъемность). В подобном отношении находятся понятия, объемы которых совпадают полностью, хотя их содержание может в той или иной степени различаться. Такие понятия называются «равнозначными» (или равнообъемными). Графически их отношение выражается в логике с помощью следующей круговой схемы:

где А и В — равнозначные понятия, а круг — их общий объем.

Примеры: «Персия» и «Иран» (до 1935 г. Иран назывался Персией); «Ленинград» и «Санкт-Петербург»; «Автор романа в стихах «Евгений Онегин» и «А. Пушкин».

Равнозначные понятия нередко используются в юридической практике. Таковы, например, понятия «гражданство» и «подданство». В Федеральном законе «О гражданстве Российской Федерации» сказано: «Иное гражданство — гражданство (подданство) иностранного государства» (ст. 3). В государствах с республиканской формой правления, где есть конституция, употребляется понятие «гражданство», а при монархической форме правления ему соответствует «подданство».

В Конституции Российской Федерации понятия «Российская Федерация» и «Россия» применяются как равнозначные. И это специально оговорено в ст. 1: «Наименования Российская Федерация и Россия равнозначны». В качестве равнозначных употребляются также понятия «Федеральное Собрание» и «Парламент Российской Федерации». В Гражданском кодексе Российской Федерации как равнозначные используются понятия «граждане» и «юридические лица».

2. Подчинение (субординация). В таком отношении находятся понятия, из которых одно входит в объем другого, но не исчерпывает его, а составляет лишь часть. Более общее называется подчиняющим, а менее общее — подчиненным. Вот графическое изображение этого отношения:

где А — подчиненное понятие, В — подчиняющее.

Таковы, например, понятия «золото» и «металл» (всякое золото есть металл, но не всякий металл есть золото), «береза» и «дерево», «физический труд» и «труд».

Из двух общих понятий более общее иначе называется родом, а менее общее — видом. Поэтому отношение между ними именуется также отношением рода и вида или родо-видовым отношением. Род включает в себя не менее двух видов. Юристы, как теоретики, так и практики, часто пользуются родовыми и видовыми понятиями. Например, «конституционность» и «законность», «правовая защита трудящихся» и «правовая защита населения», «пенсионное обеспечение» и «социальное обеспечение».

Деление понятий на родовые и видовые в логике относительно. Одно и то же понятие может быть родовым в одном отношении и видовым в другом и наоборот. Так, понятие «республика» выступает как родовое по отношению к понятию «федеративная республика» и как видовое — по отношению к понятию «государство» вообще. Графическое изображение этой логической ситуации:

где В — родовое понятие по отношению к А и видовое по отношению к С.

Вспомним также аналогичный пример с соотношением понятий «русский» — «славянин» — «человек», где понятие «славянин» и родовое и видовое одновременно, но в разных отношениях.

Исключение составляют лишь две группы понятий. С одной стороны, это предельно общие понятия — категории: они являются родовыми для других, менее общих, но сами не могут быть видовыми, так как для них нет еще более общего, родового понятия. А с другой стороны, понятия об отдельном предмете — единичные: они, наоборот, имеют более общее понятие, но сами не могут быть родовыми для других.

Перекрещивание (пересечение). Это отношение существует между понятиями, объемы которых совмещаются лишь частично. Графически это выглядит так:

где А и В — перекрещивающиеся понятия, а заштрихованная часть — область частичного совпадения их объемов.

Примеры. Понятия «россияне» и «русские» — перекрещивающиеся. Это значит, что некоторые россияне — русские, а некоторые русские — россияне, но некоторые россияне — не русские (в России живут еще другие народы: мордва, калмыки, башкиры и т.д.), и в то же время не все русские — россияне: некоторые русские живут за пределами России — на Украине, в Беларуси, Балтии и т.д.). Или: «ораторы» и «дипломаты», «поэты» и «драматурги».

Можно привести немало примеров перекрещивающихся понятий из юридической области: «юристы» — «депутаты», «судьи» — «председатели», «юрисконсульты» — «работники министерств», «работающие» — «пенсионеры», «протоколы» — «юридические документы» и т.д.

Несовместимые понятия. Они могут находиться в следующих отношениях.

1. Соподчинение (координация). Данное отношение характеризует понятия, которые имеют общий род и, взятые в отдельности, подчинены ему как виды, а вместе — соподчинены и, следовательно, обладают одной и той же степенью общности. Графически:

где А и В — соподчиненные видовые понятия, а общий круг — их родовое понятие.

Например, понятия «растительный мир» и «животный мир» — виды родового понятия «органический мир», находящиеся на одной ступени обобщения; следовательно, это соподчиненные понятия. Понятия «хвойные деревья» и «лиственные деревья» — тоже соподчиненные: их общий род — «деревья». Выше отмечалось, что род включает в себя не менее двух видов. Но он может включать в себя и большее их число. Например, родовое понятие «общественные явления» охватывает и политику, и право, и мораль и т. д. Все это соподчиненные понятия. В Древней Греции особо ценились четыре добродетели: мудрость, мужество, справедливость, умеренность. Это тоже виды родового понятия, соподчиненные ему.

Юристы оперируют множеством соподчиненных понятий: это «монархия» и «республика» («формы правления»); «унитарное государство» и «федеративное государство» («формы государственного устройства»); «трудовое право», «гражданское право», «уголовное право» и др. («отрасли права»).

2. Противоречие (контрадикторность). Это отношение существует между понятиями, из которых одно отражает наличие у предметов каких-либо признаков, а другое — их отсутствие (т. е. отношение между положительными и отрицательными понятиями). Важнейшая особенность взаимоотношений противоречащих понятий: исключая друг друга по содержанию в рамках общего для них рода, они по объему полностью исчерпывают объем родового понятия. Это видно на схеме:

где А и не-А — противоречащие понятия, а круг — их общий род.

Такими, например, выступают отношения между понятиями «щедрость» и «нещедрость» с точки зрения отношения людей к материальным благам. Нетрудно заметить, что область не-А расплывчата, неопределенна. Она охватывает самые разные категории «нещедрых» людей, объединяемых только по одному признаку — отсутствию щедрости. Такое же отношение между понятиями «металл» и «неметалл» в химии, «живое» и «неживое» в биологии, «производственная сфера» и «непроизводственная сфера» в экономических науках. В юридической области так соотносятся понятия «правовые отношения» и «неправовые отношения», «справедливость» и «несправедливость», «виновный» и «невиновный».

3. Противоположность (контрарность). В отношении противоположности находятся понятия, каждое из которых выражает наличие у предметов каких-либо признаков, но сами эти признаки носят противоположный характер. Важнейшее отличие отношений между такими понятиями сводится к тому, что, будучи взаимоисключающими по содержанию, они могут не исчерпывать объема родового понятия. Вот схема:

где А и С — противоположные понятия, занимающие лишь крайние позиции в рамках общего для них рода и не исключающие чего-то среднего (В).

Например, между понятиями «щедрость» и «скупость» — отношение противоположности. Наряду с ними в объем родового понятия входят еще «экономность», «бережливость», «расчетливость» и т.д. Подобные же отношения между понятиями «богатство» и «бедность», «мудрость» и «глупость», «добро» и «зло». Многие противоположные понятия — в арсенале юристов: «судья» — «подсудимый», «истец» — «ответчик», «обвинительный приговор» — «оправдательный приговор».

Следует учитывать, что противоположность понятий может быть относительной. Так, «щедрость» противоположна «скупости», но сама выступает как нечто среднее между «расточительностью» и «скупостью».

В естественном языке (в данном случае — русском) противоречащие и противоположные понятия выражаются словами-антонимами.

Теперь после характеристики каждого из видов отношений между понятиями дадим их сводную классификацию.

Подобная классификация отношений между понятиями кажется довольно стройной. Однако в ней есть свои недостатки. Она, естественно, не отражает всей сложности взаимоотношений понятий и выделяет лишь наиболее распространенные и типичные. В свою очередь, в приведенных видах отношений есть известные неточности. Так, соподчиненные понятия — не один из видов несовместимых по объему понятий, существующий наряду с противоречащими и противоположными понятиями, а по существу, все несовместимые понятия вообще, включая и противоречащие и противоположные. Следовательно, для собственно соподчиненных требуется иное наименование (например, отношение «исключающего различия»).

Значение изучения отношений между понятиями. Какое значение имеет знание отношений между понятиями? Без преувеличения, огромное и разнообразное — для правильного употребления понятий в устной и письменной речи. И наоборот, незнание этих отношений способно повлечь за собой искаженное отражение действительности — отношений между самими вещами.

Возьмем в качестве примера равнозначные понятия. Имея одинаковый, равный объем, они тем не менее могут иметь иногда весьма различное содержание. А это очень важно учитывать в практике мышления.

Особое значение имеет употребление различных понятий об одном и том же событии или лице в политике. Политическая ситуация зачастую меняется очень быстро, и вслед за этим меняются оценки одного и того же. Вспомним из истории эпизод с Наполеоном, когда он самовольно отбыл с Эльбы на материк и за короткий срок вновь покорил Францию. Вот как быстро менялись понятия о нем по мере его приближения к Парижу. Первые сообщения гласили: «Корсиканское чудовище высадилось в бухте Хуан»; «Людоед идет к Грасу»; «Узурпатор вошел в Гренобль». Далее: «Бонапарт занял Лион», «Наполеон приближается к Фонтенбло». И последнее: «Его императорское величество ожидается завтра в своем верном Париже». Это все примеры равнозначных понятий, но какую интенсивную эволюцию претерпело их содержание: от непримиримо враждебного к нейтральному и затем к верноподданническому.

Недавняя и современная политическая практика еще более богата подобной сменой оценок событий и лиц. Вспомним хотя бы массовое переименование городов и других населенных пунктов, улиц, театров, библиотек и пр. после победы большевиков в октябре 1917 г. Вспомним также многочисленные переименования всего и вся после 1991 г. (с приходом к власти демократов), на которые приходилось тратить огромные средства. Но за этим стоит радикальная смена политики.

Определенное значение имеет оперирование равнозначными понятиями в юридической практике. Прежде всего речь идет о своеобразном стилистическом значении. Например, на суде вместо того, чтобы нудно и однообразно повторять то и дело «Петров», «он», можно и нужно использовать богатый арсенал равнозначных понятий: «пострадавший», «потерпевший», «жертва нападения», «жертва насилия» или «жертва произвола», «подзащитный» и др., хотя речь все время идет об одном и том же человеке.

Великолепным образцом подобного использования равнозначных понятий можно назвать заметку в газете «МК» от 10.09.02. Один и тот же человек, который представлялся работником «Мосгаза» и грабил одиноких пенсионерок, здесь охарактеризован целым букетом таких понятий: «юноша», «молодой человек», «грабитель», «гангстер», «проходимец», «налетчик», «завсегдатай бара».

В юридической практике по отношению к равнозначным по-нятиям нередко допускаются две крайности. Одна из них — это употребление неравнозначных (различных) понятий в качестве равнозначных: например, «плебисцит» и «референдум» (лишь в некоторых странах, например во Франции, они используются как синонимы, а вообще плебисцит — это опрос населения с целью решить судьбу той или иной территории, хотя в юридическом плане его процедура и не отличается от референдума). Или «закон» и «право», хотя это не одно и то же; «повод» и «основание» для возбуждения уголовного дела.

Другая крайность — использование равнозначных понятий в качестве различных. Например, говорят: «суверенность» и «независимость», хотя суверенитет — это и есть полная независимость государства во внутренних и внешних делах. Или «легитимность» и «законность» (например, заголовок одной из газетных статей был сформулирован так: «Легитимен или законен?»), хотя легитимность и есть законность. Нельзя разводить сами понятия, в действительности равнозначные. Можно говорить: легитимен (законен) в одном отношении, нелигитимен (незаконен) в другом.

Много значит знание отношений между родовыми и видовыми понятиями. Вот что писал по этому поводу П. С. Пороховщиков (П. Сергеич) в известной книге «Искусство речи на суде»: «Когда мы смешиваем несколько родовых или несколько видовых названий, наши слова выражают не ту мысль, которую надо сказать, а другую; мы говорим больше или меньше, чем хотели сказать, и этим даем противнику лишний козырь в руки. В виде общего правила можно сказать, что видовой термин лучше родового. Г. Кемпбель в книге «Philosophy of Rhetoric» («Философия риторики». — Е. И.) приводит следующий пример из третьей книги Моисея: «»Они (египтяне) как свинец, погрузились в великие воды” (Исход, XV, 10), скажите: «они, как металл, опустились в великие воды”, — и вы удивитесь разнице в выразительности этих слов».

И далее автор приводит ряд собственных интересных примеров неправильного употребления родовых или видовых понятий. «Прислушиваясь к судебным речам, — говорит он, — можно прийти к заключению, что ораторы хорошо знакомы с этим элементарным правилом, но пользуются им как раз в обратном смысле. Они всегда предпочитают сказать «душевное волнение…» вместо «радость», «злоба», «гнев» или «нарушение телесной неприкосновенности» вместо «рана»; там, где всякий другой сказал бы «громилы», оратор говорит: «лица, нарушающие преграды и запоры, коими граждане стремятся охранить свое имущество» и т. д.».

Среди других — и такой пример. Судится женщина. Вместо того чтобы назвать ее по имени или сказать: «крестьянка», «баба», «старуха», «девушка», защитник называет ее «человек» и сообразно с этим произносит всю речь не о женщине, а о мужчине.

«Обратная ошибка, то есть употребление названия вида вместо названия рода или собственного имени вместо видового, может иметь двоякое последствие: она привлекает внимание слушателей к признаку, который невыгоден для оратора, или, напротив, оставляет незамеченным то, что ему нужно подчеркнуть. Защитнику всегда выгоднее сказать: «подсудимый», «Иванов», «пострадавшая», чем «грабитель», «поджигатель», «убитая»; обвинитель уменьшает выразительность своей речи, когда, говоря о разоренном человеке, называет его Петровым или потерпевшим. В обвинительной речи о враче, совершившем преступную операцию, товарищ прокурора называл умершую девушку и ее отца, возбудившего дело, по фамилии. Это была излишняя нерасчетливая точность; если бы он говорил: «девушка», «отец», эти слова каждый раз напоминали бы присяжным о погибшей молодой жизни и о горе старика, похоронившего любимую дочь».

Нередки, пишет автор, и случаи смешения родового понятия с видовым. Обвинители негодуют на «возмутительное и нехорошее» поведение подсудимых. Не всякий дурной поступок бывает возмутительным, но возмутительное поведение хорошим быть не может.

Еще пример. «Если вы пожелаете сойти со своего пьедестала судей и быть людьми, — говорил товарищ прокурора в недавнем громком процессе, — вам придется оправдать Кириллову по соображениям другого порядка. Разве судья не человек?»

Новый пример. «Клевета», т. е. сообщение ложной информации в целях негативной оценки кого-либо, — это по существу видовое понятие по отношению к «дезинформации» как родовому. Поэтому правильно говорить: «дезинформация вообще и клевета в частности» или «клевета и вообще всякая дезинформация», но нельзя сказать: «клевета и дезинформация» или «дезинформация и клевета», иначе это будет смешением родового и видового понятий.

Аналогично следует употреблять такие пары понятий, как «лесть» — «дезинформация», «блеф» — «дезинформация».

Знание родо-видовых отношений между понятиями имеет значение для правильного написания соответствующих слов. Если в одно сложное слово объединяются слова, выражающие род и вид, то оно пишется слитно: «сельскохозяйственное производство» («хозяйство» — «сельское хозяйство»), «западноевропейские государства», «незаконнорожденный» и т. д.

Но если взять в качестве сравнения соподчиненные понятия, то тут ситуация иная. Равноправность соподчиненных понятий в смысле степени обобщения требует написания их через дефис: «юго-запад Москвы», «газетно-журнальное дело», даже «красно-коричневые» (при всем желании сблизить или отождествить то и другое сами слова приходится в силу законов логики разделять дефисом).

Эту логическую разницу между подчиненными и соподчиненными понятиями в свое время тонко уловили словаки и потребовали писать название всей страны не слитно «Чехословакия» (как родовидовое, подчиненное одно другому), а «Чехо-Словакия» (т. е. как соподчиненные, равноправные понятия). Впрочем, это не спасло федерацию от распада.

Знание особенностей соподчиненных понятий дает возможность правильно связывать их в речи. Например, если сказать: «Будущие юристы изучают римское гражданское право и логику» — это правильно. А если мы скажем: «Будущие юристы изучают римское гражданское право и учебник логики В. Кириллова и А. Старченко» — это будет неправильно. По крайней мере, следовало бы сказать: «…а по логике — учебник такой-то».

Нередко можно встретить такое сочетание понятий: «Институт объявляет набор на факультеты: технологический, механический (и т. д.) и вечернее отделение». Это неправильно. Вначале следовало сказать: «…на дневное и вечернее отделение», а затем уже называть факультеты.

Наконец, несколько слов о противоречащих и противоположных понятиях. Различение их отношений, как будет показано ниже, имеет принципиальную важность для понимания сфер действия формально-логических законов — противоречия и исключенного третьего.

Знание их различий важно и для доказательства. Как, например, правильнее, осторожнее опровергнуть высказывание «Петров щедрый» — с помощью противоположного понятия «скупой» или противоречащего «нещедрый»? Очевидно, что предпочтительнее противоречащее понятие. Если ложно утверждение «Петров щедрый», то ведь точно так же может быть ложным утверждение «Петров скупой», так как он может оказаться экономным, рачительным, бережливым. Для того чтобы опровергнуть, что Петров щедрый, правильнее (да и легче) доказать, что он нещедрый, чем то, что он скупой.

Сказанного достаточно, чтобы уяснить себе, какое многообразное познавательное и практическое значение имеют изучение и знание отношений между понятиями, овладение приемами их анализа в тех или иных интеллектуально-речевых фрагментах.

Следующая глава >>

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *