Основные формы религиозных организаций в современном российском обществе: проблемы и тенденции развития

Фисенко В.А.
стажер-исследователь,
администрация Находкинского городского округа,
РФ, г. Находка
e-mail: fisa_va@mail.ru

Винокурова А.В.
кандидат социологических наук, доцент,
департамент социальных и психологических наук,
Дальневосточный федеральный университет,
Россия, Владивосток
e—mail: vinokurova77@mail.ru

В современных условиях вопросы взаимодействия церкви и государства приобретают особую актуальность. Особенно явно эти проблемы встают перед человеком сегодня, когда мировосприятие тесно связано религиозным мировоззрением. Изучение деятельности религиозных организаций, их структуры и форм является крайне важным в контексте современной геополитической ситуации. В настоящее время в России мы наблюдаем период возрождения религиозности населения, поиск человеком своего места в плане духовного развития.

Современное российское общество развивается в русле общемировых трендов, но с особенностями своего исторического пути и менталитета. Основной мировой тенденцией является процесс глобализации как стандартизация социальных условий жизни, соответственно, проявляются такие общие тенденции, как либерализация межличностных отношений, стремление к личностной автономности, всё это в своей совокупности приводит к системному кризису, которым можно охарактеризовать состояние современного российского общества. Многие люди в нынешней ситуации пытаются найти точку опоры, внести чувство осмысленности в свое бытие, часть выбирает путь духовного развития, обращается к нравственным и духовным ценностям.

Оживление духовной жизни человека зачастую достигается через обращение к религии. Это дает возможность личности максимально легко и безболезненно включиться в деятельность той или иной социальной общности. Принадлежа к определенному религиозному объединению, исповедуя соответствующее вероучение, человек, как правило, получает искомое чувство полноты и осмысленности бытия, ощущение счастья и гарантии социальной поддержки.

Ряд исследований, проведенных в последнее десятилетие показали бурный рост религиозности в современной России, разрушение атеистических настроений. Основным индикатором такого роста является стремительное увеличение числа религиозных организаций. Религия все чаще рассматривается как фундамент подлинной морали, незаменимый инструмент нравственного возрождения России, реабилитационное средство в условиях социально-экономического кризиса и нестабильности. Другими словами, имеет место огромная личностная потребность в принадлежности к тому или иному религиозному течению. Поэтому сегодня еще одной явной тенденцией современного российского общества является кардинальное изменение роли и статуса церкви в структуре социума.

Принцип отделения церкви от государства является базовой формой взаимодействия на современном этапе. Церковь становится самоорганизующейся и самоуправляющейся структурой общества. Функции церкви и государства отличны, не пересекаются и не накладываются друг на друга. Это дает церкви широкие возможности участия в негосударственной сфере, которая в современном мире значительно расширилась и имеет существенное влияние на социум.

Большинство современных государств, и Россия в том числе – светские, это означает, что взаимодействие церкви и государства распространяется не на все области жизни и реализуется на принципе взаимного невмешательства в дела друг друга. В то же время, государство понимает, что полностью абстрагироваться от вопросов нравственности, духовного развития, которые лежат в области религиозной идеологии, невозможно. Поэтому цели и задачи церкви и государства в решении определенных социальных, духовных, нравственных проблем могут лежать в одной плоскости.

Церковь не должна брать на себя функции, принадлежащие государству. В то же время церковь может обращаться к государственной власти, если вопросы требуют решения на самом высоком уровне, но право решить данный вопрос всегда остается за государством. В тоже время и от государства ожидается невмешательство в жизнь церкви, в ее управление, равно как и вообще в деятельность любых церковных учреждений, за исключением случаев, определенных законодательством.

В современном демократическом государстве религиозные вероучения являются регуляторами нравственных ценностей в обществе, носителями моральных традиций и устоев. Причем государство больше склонно опираться на религиозные традиции в том случае, если культура народа и общества была сформирована под влиянием определенной религиозной идеологии, и насторожено относится к идеям, привнесенным извне.

Здесь необходимо отметить актуальность определения социального статуса церкви в современном социуме. Долгий период истории развития общества основное внимание уделялось правам религиозных организаций, сегодня акценты смещаются в сторону прав индивида. Тем самым актуализируется вопрос о статусе церкви как организации и ее правах в общественном устройстве.

В настоящее время отсутствует общепринятое, единое определение церкви. В результате существуют отличия в практике признания той или иной организации религиозной, и, как следствие, возникают трудности в вопросах взаимодействия государственных органов и церкви в решении большого количества вопросов.

Согласно светским определениям, церковь – организационное объединение последователей определенного вероучения. Государство – структура господства, обладающая внешними атрибутами власти. Оба общественных института призваны поддерживать нравственные устои общества на основе общечеловеческих ценностей.

Особый интерес для нашего исследования представляет типологизация форм религиозных организаций, предложенная немецким теологом ХХ века Эрнстом Трельчем, согласно которой он выделяют четыре формы: церковь, секта, деноминация и культ. Основными отличиями между ними являются отношения религиозного объединения с социальными слоями общества, наличие связи с государством, приверженность или отвержение доминирующих в обществе догм и культов. Необходимо иметь в виду, что приведенная классификация религиозных организаций в какой-то мере является условной. Процессы образования различных религиозных течений происходят постоянно, видоизменяются, взаимно проникают друг в друга. Возникающие харизматические культы, секты в процессе своей эволюции могут превратиться в церкви. Так, например, возникли и христианство, и ислам. В свою очередь, от церквей постоянно отделяются какие-то группы и образуют секты. В связи с этим перед государством всегда остро стоит вопрос отслеживания новых религиозных течений и культов, отнесение новых веяний к той или иной религиозной организации, вообще, возможность получения официального статуса на территории России.

По данным Росстата на 1 января 2015 в России зарегистрированы 27496 религиозных организаций, члены которых принадлежат к 50 различным религиозным направлениям . В то же время необходимо отметить, что существуют и такие религиозные группы, которые функционируют без государственной регистрации.

Лидирующее место по числу приверженцев принадлежит Русской православной церкви (РПЦ). Второй по численности и влиянию религией в России после христианства является ислам. Россия многоконфессиональное государство, где на протяжении веков совместно друг с другом проживают представители различных этнических и религиозных групп. Русской православной церкви в нашей стране принадлежит уникальная роль в деле единения русского народа, становления российской государственности. Влияние РПЦ в нашей стране не вызывает сомнения, но наряду с этим мы с каждым годом наблюдаем рост числа новых религиозных групп.

На протяжении последних десятилетий имеет место постоянный рост числа приверженцев нетрадиционных для России религиозных объединений и организаций. Наиболее активный интерес к нетрадиционным религиям проявляет молодежь в возрасте до 25 лет, главным образом учащиеся, студенты, а также научно-техническая, художественная интеллигенция, т.е. наиболее продвинутые группы общества, которые быстрее других улавливают происходящие социальные перемены .

Проникновение новых религиозных движений в Россию началось с 70-х годов прошлого века. Среди них выделяют религиозные образования восточной направленности, христиански ориентированные культы, а также неоязычество и интерконфессиональные религиозные образования. Эти организации отличаются идеологическими основаниями, но обладают рядом общих черт, такими как, активная миссионерская деятельность, агрессивная коммерциализация, строгая иерархия структур управления.

Здесь мы и сталкиваемся с основными проблемами и противоречиями. Дело в том, что оценить степень религиозности современного российского общества задача не самая простая. Конечно, существуют цифры официальной статистики, но очень часто при определении приверженности к той или иной церкви используют так называемый «этнический принцип», т.е. традиционно русских, украинцев, белорусов относят к православным и т.п. Исходя из этнического принципа исчисления религиозной принадлежности, сейчас в России: 120 млн православных, 600 тыс. католиков, более миллиона верующих Армянской Апостольской Церкви, 14 млн мусульман, 230 тыс. иудаистов и 900 тыс. буддистов. Применение данного принципа приводит к громадным цифрам, которые при детальном подходе не соответствуют действительности. Так, в число православных попадают и протестанты, и атеисты, и люди, формально не определившиеся с религиозными взглядами. Также в это количество входит большинство представителей нетрадиционных религиозных движений и взглядов, которые вообще очень сложно поддаются анализу и статистике.

Согласно исследованиям С.Филиппова, Р. Лункина, можно привести следующие данные по численности людей, реально практикующих ту или иную религию: русская православная церковь – 3-5 млн чел.; староверы – 50-80 тыс. чел.; католики – 60-200 тыс. чел.; протестанты – более 1,5 млн чел.; иудаисты – 30 тыс. чел.; мусульмане – не более 2,8 млн чел.; буддисты – не более 500 тыс. чел.; авторитарно организованные новые религиозные движения – не более 300 тыс. чел. .

За этими неоднозначными цифрами скрывается целый пласт проблем, которые обнажаются при более глубоком и детальном рассмотрении. Современное российское общество является, прежде всего, обществом секулярной культуры, где для многих вера является просто культурным символом. Зачастую оперирование цифрами о количестве «последователей» используют в своей политической борьбе религиозные лидеры традиционных конфессий. Соответственно, чем больше последователей, тем сильнее влияние данной религиозной организации в обществе. Но наличие исторической связи народа с традиционной религией предков не делает их автоматически верующими людьми.

Сегодня не хватает исследований, которые показали бы реальную картину о структуре религиозных групп и движений в современном российском обществе. Различные политические партии, общественные движения и религиозные группы используют данные статистики в своих интересах, и не всегда объективно и корректно. Так, например, отмечается, что современная статистика не успевает за ростом протестантских конфессий, а также подъемами и падениями численности новых религиозных движений. Как пишут исследователи, численность «сектантов» очень часто бывает искусственно завышенной и растиражированной в средствах массовой информации .

В тоже время, нельзя не отметить ежегодный рост и общественное влияние зарубежных религиозных течений, которые особо не замечаются и не освещаются в прессе. Так, например, депутат Государственной Думы Сергей Гаврилов отмечает, что в настоящее время в России насчитывается порядка 300-500 различных сект с числом последователей до 800 тыс. чел. . Большинство координационных центров таких организаций располагаются и финансируются из Соединенных Штатов Америки. В современном российском обществе активно распространяются различные оккультные, эзотерические идеи, которые формально не относятся к тем или иным религиозным группам, но оказывают значительное влияние на личность человека, могут действовать деструктивно.

Поэтому сегодня требуется понимание важности изучения религиозных организаций российского общества. Мы должны отдавать отчет, что официальная статистика не всегда показывает нам реальную картину, очень часто становится инструментом идеологической и политической борьбы. Традиционные церкви, занятые вопросами борьбы за сферы государственного влияния не замечают проникновения на территорию нашей страны деструктивных религиозных групп и течений. Распространение таких групп может дестабилизировать политическую ситуацию в стране . Реальная религиозная статистика должна помочь сделать социальную, политическую и культурную позицию религиозных объединений и их лидеров более прозрачной и понятной для российской общественности.

Таким образом, исследование современных религиозных организаций не может ограничиваться только изучением структуры конфессий и состоянием религиозности населения. Важно выявить основные направления взаимодействия религиозных организаций с обществом в различных областях, характер и способы этих взаимодействий, оценки их разными социальными слоями.

Список используемой литературы:

1. Гаврилов С. 2016. Сектам расставят сети // Русская народная линия
2. Королева Э.В. Социальная роль религии в миграционных процессах // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. – 2008. – № 2. – С. 42-44.
3. Лобазова О.Ф. Исследование религиозности в рамках интегративного подхода // Международный научно-исследовательский журнал. – 2016. – № 1-4 (43). – С. 76-78.
4. Мчедлов М.П. О религиозности российской молодёжи // Социологические исследования. – 1998. –№ 6. – С. 107-110.
5. Сгибнева О.И. Религиозная ситуация: основные параметры исследования // Социология религии в обществе позднего модерна: материалы международной научной конференции. НИУ «БелГУ», 12 сентября 2014 г. / отв. ред. С.Д. Лебедев. – Белгород: ИД «Белгород», 2014. – С. 89-93.

Главная / Новости СМИ/

ДЕСТРУКТИВНЫЕ СЕКТЫ И СЕКТАНТСВО В РОССИИ

Трунов Игорь Леонидович – д.ю.н. профессор, адвокат,

Национальный президент Всемирной Ассоциации юристов,

Заместитель председателя Международного союза юристов,

Руководитель отделения права РАЕН.

Активная деятельность на территории России деструктивных, нетрадиционных религиозных объединений, в большинстве случаев культивирует асоциальность, отрицание конституционных обязанностей, подвергают риску нравственное, психическое и физическое здоровье граждан, мошенническим путем отнимают имущество. Сектанско-культовый характер носят экстремистские и террористические организаций использующие психотехники для подавления критического мышления человека с целью овладения его сознанием и порабощение воли. Этим объясняет непрерывное производство шахидов-террористов, взрывающих мины на себе. Наиболее типичным агрессивным сектантством может служить поведение приверженцев ваххабизма.

Деструктивная религиозная секта (культ) — это группы и организации, которые используют крайние психотехники манипулирования для вербовки и удержания своих членов, подавления критического мышления, прямо осуществляют тотальный контроль сознания, чувств и воли своих приверженцев с определенными, как правило, криминальными целями. Лидеры таких групп часто претендуют на божественность или сверхчеловеческие способности. Как правило, руководители и организаторы это грамотные образованные люди, преступный характер деятельности хорошо замаскирован и становится известен страшными криминальными последствиями.

В целях вербовки и обработки адептов часто используется гипнотическое нейрофизиологическое изменение сознания для внушения. Используется комплекс методик целенаправленного словесно-звукового воздействия на психику человека через заторможенное определённым способом сознание, приводящее к бессознательному выполнению различных команд и реакций, находящегося при этом в искусственно-вызванном состоянии заторможенности организма с последующим закреплением в нормальном состоянии. Широко используется нейролингвистическое программирование (НЛП). Практикуется использование специальных наркотических, психотропных веществ. Применяется воздействие разрушительное по отношению к естественному гармоническому духовному, психическому и физическому состоянию личности (внутренняя деструктивность), а также к созидательным традициям и нормам, сложившимся социальным структурам, культуре, правопорядку и обществу в целом (внешняя деструктивность). Часто используют религиозное прикрытие, но встречаются политические, коммерческие, псевдотерапевтические, восточные медитационные и т.п.

Деструктивная религиозная секта (культ), маскируется как дружелюбная организация, активно желающая помочь людям в самостановлении, развитии, преодолении жизненных трудностей. Избавлению от алкоголя и наркотиков, в которых одна форма зависимости заменяется другой. Именно избавление от алкогольной и наркотической зависимости восхищались некоторые московские и петербургские чиновники и психологи, при появлении Японской секты «Аум Синрике» в России. Устроившей в последующем газовую атаку в Токийском метро, где погибло 11 человек и 5000 пострадало.

Основной мыслью международной конференции центров по сбору информации и исследованию деятельности тоталитарных сект при Совете Европы (FECRIS) была мысль — Государство должно нести ответственность за все, что происходит на его территории, в том числе и за деятельность тоталитарных сект.

Отдельная проблема, которой должно заниматься государство при поддержке гражданского общества – помощь и ресоциализация жертв. Попасть в секту не сложно, работают широкой сетью специально обученные вербовщики. Выйти самому из секты практически невозможно, а вернувшиеся домой — полуинвалиды, уже не способные работать, учиться, не находящие себя в жизни и в обществе. Вышедших из сект 1 на 1000 человек. Сказывается разрушительное влияние на сознание, приводящее к психическим расстройствам среди большинства адептов деструктивных религиозных организаций, что обусловливает высокую вероятность агрессивных акций с их стороны в состоянии психической невменяемости и легкое их превращение в запрограммированных шахидов-террористов. Тем более, что в деструктивных религиозных организациях внушается снятие греха с адепта за любое тяжкое преступление, совершенное якобы во имя высших целей, за что в последствии гарантировано попадание в рай. Наблюдается нарушение идентичности, связанное с тем, что после психологической обработки человек становится уже совсем другой личностью, при этом, оказываются разорваны все внекультовые привязанности пострадавшего.

Аналитический вестник Госдумы РФ «О национальной угрозе России со стороны деструктивных религиозных организаций» констатирует, что в России действует примерно 80 крупных и 800 более мелких «общественных» организаций сектантской направленности деятельности. Легко разворачивающие свою деятельность благодаря пробельности уголовного законодательства и быстрой регистрации под видом религиозных организаций, которые предусматриваются законом «О свободе совести и религиозных организациях». В дополнение появилось множество доморощенных психологических центров развития личности и повышения уровня личностного роста, действующих по тому же принципу, что и настоящие секты. В секты вовлечено от 3 млн. до 5 млн. человек, 70% из них — молодежь в возрасте от 18 до 27 лет, 80% адептов — с высшим и средним образованием, а около 1 млн. — студенты, из которых 25 — 30% бросили учебу. Анализ деятельности сект показывает, что они оказывают разрушительное воздействие не только на здоровье личности, но и на здоровье семьи, одной из главных опор стабильной жизни общества и государства. Разрушено до 250 тыс. семей, не меньшее число — несовершеннолетних детей, брошенных родителями. Около 100 тыс. пожилых людей продали жилье, отдав вырученные деньги своим «духовным наставникам», переехали в глухие места, получив при этом запрет обращаться за медпомощью.

В социальном аспекте характерными чертами деструктивной секты является замкнутостью всех сторон своей внутренней жизни и склонностью к активному противоборству государству и обществу. Многие черты, по мнению ряда криминалистов, определяют их сходство с организованной преступностью.

Призывы к убийству и самоубийству и их поощрение часто содержатся в вероучениях целого ряда сект, действующих в России. Так, например, «Сайентологическая церковь», основанная Р. Хаббардом и считающаяся одной из наиболее агрессивных тоталитарных сект в мире, в кодексе чести сайентолога призывает: «Никогда не бойтесь причинить вред другому по справедливой причине»; «Ваше самоопределение и ваша честь являются более важными, чем ваша текущая жизнь»; «Ваша целостность важнее, чем ваше тело». Как легко заметить, вышеприведенные цитаты снимают запреты на совершение как убийства, так и самоубийства. Те же призывы звучат и в книгах Береславского, руководителя секты «Богородичный центр»: «Нельзя ни минуты работать на себя, желать что-то для себя. Надо решиться убить себя. Это именно та жертва, к которой призывает Господь».

Регулярно минюст запрещает небольшое количество общественных объединений, так по решению судов за экстремистскую деятельность, закрыли — «Духовное управление асгардской веси Беловодья Древнерусской инглиистической церкви православных староверов-инглингов», «Славянскую общину ведической культуры российских ариев скифской веси Рассении», «Раду земли Кубанской духовно-родовой державы Русь», «Ахтубинское народное движение «К богодержавию» и «Благородный орден дьявола» из Мордовии. Но сотни остаются и множество действует без всякой регистрации. Наибольшее количество сект действует в Москве, Приморском и Хабаровском краях, Еврейской автономной области, Таймыре, Республике Коми, Архангельской, Мурманской, Пензенской и Сахалинской областях, Северной Осетии, Хакасии. В свою очередь, не много сект во Владимирской, Кировской, Костромской, Курской, Смоленской и Ярославской областях, Мордовии, Дагестане, Татарии, Чувашии, Башкирии, Калмыкии.

Длительной деятельностью коммунистической партии Советского союза по атеизации советского общества и, как следствие, утратой ценностных ориентиров, подготовленная почва для активной деятельности псевдо религий и сект. Пользуясь правовой неграмотностью и пробелами правового регулирования, обладая значительными финансовыми ресурсами, иностранные миссионеры и просто мошенники, ведут активную вербовочную работу, делая основную ставку на молодежь. Под прикрытием культурно-просветительской деятельности они пытаются реализовать идею замены социально-психологического кода населения страны, что автоматически приводит к стиранию в памяти людей более чем тысячелетней истории российской государственности, пересмотру таких понятий, как самоидентификация нации, Родина, патриотизм, культурное наследие.

Уголовное законодательство России содержит нормы преследующие создание религиозного или общественного объединения, посягающего на личность и права граждан ст. 239 УК РФ. Квалифицирующими признаками которой являются насилие над гражданами или иное причинением вреда их здоровью, либо деятельность, которая сопряжена с побуждением граждан к отказу от исполнения гражданских обязанностей или к совершению иных противоправных деяний.

На практике, статья нерабочая, содержащая расплывчатые формулировки не возможные к применению. По данным ГИАЦ МВД России, за 10 лет зарегистрировано всего 24 таких преступления, а привлечено к ответственности 17 лиц, их совершивших, наказание которых в основном не связано с лишением свободы.

Как пример, одно из единичных уголовных дел. В октябре 2013 г. предъявили обвинение по двум статьям УК РФ: ст. 282 (возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства) и ст. 239 (создание некоммерческой организации, посягающей на личность и права граждан), главе секты, которая зомбировала беременных. Организация «Рожана» была создана семейством Цареградских в Москве в 1989 году, имела филиалы в других регионах России, клиентками учреждения были тысячи женщин страны. Сотрудники Центра (не имевшие даже начального медицинского образования) убеждали будущих мам ни в коем случае не обращаться за помощью к работникам системы здравоохранения. Женщины проходили психологическую обработку, после которой бросали семьи и переписывали все свое имущество на Жанну Цареградскую. Несогласных или «провинившихся» вывозили в лес и оставляли там одних ночью, запирали в погребе, выгоняли зимой на снег босиком. В 2010 году отец и сын Цареградские, применив оружие, силой пытались удержать людей, решивших покинуть секту. Андрей Цареградский получил пять лет строго режима за причинение вреда здоровью, а глава организации «королева-мессия по велению небес, принесшая в наш жестокий мир свет и добро» Жанна Цареградская, два года была в бегах и попала в руки полиции только недавно и находится под подпиской о не выезде, вероятность серьезного наказания ей крайне мала.

Криминальные проблемы о разрушительном воздействии сект на семьи, социальные группы, трудовые коллективы, мошенничество, экстремизм, терроризм, мировая проблема. Американские специалисты насчитывают в США от 2500 до 3000 деструктивных культов с вовлечением от 5 до 15 миллионов человек».

Некоторые ужасающие примеры. Волна самоубийств адептов «Белого братства» прокатилась по России, в частности по Новгородской области. Самоубийство трех девочек в подмосковной Балашихе. Самоубийства нескольких последователей секты «Новое поколение» в Ярославле . Гибель 923 человек, членов Народного храма в Гайане. 88 сожженных приверженцев Дэвида Кореша в Вако (США), 53 сожженных адепта Храма Солнца в Швейцарии и Канаде, 913 членов американской секты «Народный храм» покончили жизнь самоубийством, выпив коктейль из фруктового сока с цианином……

Рассматриваемая международная проблема носит комплексный характер и требует скоординированных действий широкого круга специалистов и организаций.

Необходимо ввести в действующее законодательство понятие деструктивного культа и тоталитарной секты, четко регламентировать криминальную составляющую об использовании психотехник для подавления критического мышления человека с целью овладения его сознанием и порабощением из корыстных и иных противоправных побуждений. Наряду с этим необходимо повысить эффективность деятельности правоохранительных органов по предупреждению, выявлению и пресечению преступлений, совершаемых на религиозной почве экстремистскими организациями. В системе МВД необходимо создание специализированного отдела по расследованию и анализу деятельности тоталитарных сект и культов деструктивного характера. Доработка и устранение пробельностей действующего уголовного кодекса для привлечения манипуляторов сознанием к ответственности. Создать информационные базы данных на юридических и физических лиц, оказывающих финансовую и иную поддержку таким объединениям, совершенствовать международное сотрудничество в противодействии сектантству и религиозному экстремизму.

В.А. Власенко. Преступность сектантов в России: Социологический и психологический анализ. Система Консультант плюс.

Современные ереси и секты в России. Рязань, 1996.

Соколов М. Экстремистов лишат организационных прав // Газета. 02.07.2013.

Должен ли МККК поддерживать связи с религиозными кругами, и если да, как организация может это сделать, не ставя под угрозу свой нейтральный гуманитарный мандат? От Ирака до Ватикана, от Мексики до Иерусалима, от Центрально-Африканской Республики до Бангладеш МККК вступает в диалог с религиозными лидерами и организациями. Советник МККК по мировой политике Рональд Офтерингер объясняет, почему это необходимо для того, чтобы и дальше обеспечивать защиту и уважение людей и сообществ, пострадавших от конфликтов и насилия.

Последние два десятилетия МККК значительно расширяет свои контакты с религиозными организациями и лидерами. Чего вы ожидаете от такого взаимодействия?

Сохранение человеческого достоинства и защита людей во время вооруженных конфликтов уходят корнями в заповеди основных – если не всех – мировых религий. Диалог между гуманитарными организациями и религиозными лидерами помогает создать прочную основу для взаимопонимания и убедительно воздействовать на общины, вооруженных лиц и политиков. Он может помочь защитить жизнь людей и ограничить применение силы.

На международном уровне религиозные деятели играют ключевую роль в укреплении уважения к гуманитарным ценностям и защите гражданских лиц, в том числе женщин и детей, во время войны. На национальном и местном уровнях ответственные религиозные лидеры играют наставническую роль в своих общинах и могут помочь им сохранить единство посреди хаоса и насилия.

Религиозные организации и местные инициативы часто играют определенную роль в обеспечении неотложной гуманитарной помощи. Они являются важными партнерами национальных и международных гуманитарных организаций и помогают им понять ситуацию и местные особенности. Они могут также помочь в разработке эффективных программ, которые удовлетворят нужды пострадавших, в разъяснении работы и целей таких нейтральных, беспристрастных и независимых организаций, как МККК, и обеспечении безопасного доступа к пострадавшим для таких организаций.

Tихуана, Мексика, 2014. Центр «Desayunador salesiano» открыли салезианцы (католическая конгрегация, занимающаяся благотворительностью). Они раздают еду мигрантам, направляющемся в США. МККК помог центру с ремонтом и установкой солнечных батарей. / CC BY-NC-ND/ICRC/J. Cornejo

Религиозные лидеры иногда способствуют росту напряженности. Как может МККК с ними сотрудничать?

В ситуациях насилия, во время вооруженных конфликтов религиозные и основанные на религии идеологии могут сыграть весьма положительную роль в ограничении ужасов войны, установлении диалога и примирении общин и воюющих сторон. Приведу один пример: в Центрально-Африканской Республике и великий имам, и архиепископ Банги выступили за примирение воюющих фракций и расколотых общин и за ограничение насилия.

Последние два десятилетия в мире наблюдается возрождение религиозности, сопровождаемое некой «дерегламентацией» и постепенным замещением духовности внешними проявлениями и символизмом, а также появлением самопровозглашенных лидеров. Учитывая широкое применение современных средств передачи информации, такие голоса, – слишком часто проповедующие нетерпимость, межконфессиональную и межрелигиозную рознь, – слышны, к сожалению, все громче и способствуют росту межрелигиозной и межобщинной напряженности.

В подобных ситуациях совершенно необходим всеохватный диалог и построение доверительных отношений. Во многих случаях это оказалось эффективным средством для обеспечения большего уважения к гуманитарным ценностям и принципам, а значит, для облегчения страданий людей и общин, затронутых конфликтом или насилием. Диалог и доверительные отношения могут помочь предотвратить дальнейший раскол общества и, если это возможно, снизить число пострадавших.

Связь с такими группами или людьми – одно из основных преимуществ МККК: она необходима, чтобы объяснить, как работает организация, каковы ее роль, цели и задачи. Это, в свою очередь, позволяет МККК осуществлять его гуманитарную деятельность.

Как вы согласуете религиозные заповеди с мандатом МККК как нейтральной, беспристрастной и независимой организации?

Уважение религиозных убеждений и права военнопленных на выполнение обрядов их религии закреплены в принципе гуманности и в нормах международного гуманитарного права (МГП).

Гуманитарная деятельность МККК никоим образом не препятствует диалогу и обмену мнениями с религиозными лидерами, организациями и общинами, сформированными на основе религии. То же самое можно сказать о любой группе или человеке, с которыми МККК поддерживает контакт в целях усиления защиты человеческого достоинства и уважения к праву. МККК также работает, например, с политическими организациями, что не сказывается на его нейтральности, беспристрастности или независимости.

МККК в первую очередь заботится о людях, пострадавших из-за конфликта и насилия. Организация будет укреплять диалог и взаимодействие с любыми лицами и организациями, которые могут положительно повлиять на их судьбу. В своих отношениях с религиозными кругами – как и с политическими организациями, этническими общинами и другими образованиями – МККК поддерживает свой образ организации, не имеющей отношения к религии, и воздерживается от участия в спорах по религиозным и политическим вопросам.

До сих пор большая часть деятельности и контактов касалась исламских кругов. Почему?

В различных частях мусульманского мира МККК ведет с мусульманскими учеными и исламскими кругами активный диалог, посвященный общим чертам и различиям международного гуманитарного права и соответствующих норм в исламской юриспруденции, а также конкретным гуманитарным вопросам, таким как доступ к пострадавшим и защита медицинских работников, медицинских учреждений, раненых и больных. В частности, он давно поддерживает академический диалог с мусульманскими учеными в Иране. Он также принимает участие в конференциях и круглых столах, посвященных вопросам шариата и МГП, в Пакистане, Африке и по всему Ближнему Востоку.

МККК всегда стремится установить доверительные и открытые отношения с ключевыми фигурами и организациями в странах-участницах Организации исламского сотрудничества не в последнюю очередь потому, что потребности жертв конфликтов в мусульманском мире, к сожалению, выросли за последние два десятилетия. В середине 1990-х гг., в дополнение к своему обычному сотрудничеству с правительственными органами и структурами гражданского общества, организация начала более регулярно консультироваться с мусульманскими учеными, мыслителями и гуманитарными деятелями. Его целью при этом было — и остается – преодоление заблуждений с обеих сторон и усиление защиты человеческого достоинства во время вооруженных конфликтов путем обсуждения правовых, богословских и нравственных основ гуманитарных норм, а также конкретных проблем, возникающих в современных конфликтах, и путей их решения.

Каковы отношения МККК с другими религиозными лидерами и организациями?

В МККК существует давняя практика и глубокий интерес к диалогу и взаимодействию с религиозными учреждениями, движениями и общинами. Это относится ко всем религиям. В марте 2014 г. президент МККК Петер Маурер встретился с папой Франциском. Они обсудили целый ряд гуманитарных вопросов, включая более эффективные пути защиты человеческого достоинства, обеспечение большего уважения к медицинским учреждениям и персоналу, судьбу пленных и права мигрантов.

МККК также поддерживает постоянный диалог с иудаистскими религиозными организациями и общинами, особенно в Израиле и на оккупированных территориях. В Мексике и Центральной Америке, как и повсюду в миру, МККК сотрудничает с местными религиозными и духовными учреждениями: совместные усилия помогают смягчить — порой значительные — тяготы, с которыми сталкиваются мигранты на своем долгом пути вдалеке от дома. Можно также упомянуть исламские благотворительные и гуманитарные организации, которые играют значительную роль в оказании гуманитарной помощи в ходе кризиса, связанного с сирийскими беженцами, в Ливане, Иордании, Ираке и Турции.

Во многих странах МККК установил или устанавливает контакты с соответствующими религиозными деятелями и организациями, которые могут воздействовать на конфликты и ситуации насилия, включая буддистские группы и ассоциации в Азии, евангелистские и пятидесятнические церкви в некоторых африканских странах. Основные цели установления такого диалога и развития деятельности в этом направлении – это укрепление взаимопонимания, преодоление заблуждений с обеих сторон, обеспечение большего уважения к человеческому достоинству, сохранение жизни людей, усиление защиты тех, кто не участвует в вооруженном конфликте или насилии, и предотвращение страданий.

УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ КАЗАНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА Том 149, кн. 5 Гуманитарные науки 2007

УДК 1:

ДЕСТРУКТИВНОСТЬ В РЕЛИГИОЗНОМ ПОВЕДЕНИИ:

К ВОПРОСУ О МЕТОДОЛОГИИ ИЗУЧЕНИЯ НОВЫХ РЕЛИГИОЗНЫХ ДВИЖЕНИЙ

Л.С. Астахова, А.В. Токранов Аннотация

Авторы предлагают термин «религиозная деструктивность» для анализа религиозных практик, имеющих негативное влияние на личность человека и направленных на разрушение традиционных религиозных норм и практик. Вера, лежащая в основе человеческой личности, рассматривается здесь с точки зрения объективации религиозного опыта, в зависимости от характера которой может искажаться экзистенциальная интерпретация веры.

ХХ век стал веком религиозных противоречий, веком великого заката и расцвета религий и религиозности. Именно в прошлом столетии произошёл качественный сдвиг в религиозной истории человечества, наблюдались и глобальная антирелигиозная пропаганда, и потеря религиозных ориентиров, и появление самого значительного числа новых религиозных течений за всю историю человечества. Темой предлагаемой работы стал один из важных факторов этого сдвига: распространение так называемых «новых религиозных движений» (НРД) — явления во многом уникального, ставшего характерной особенностью нынешней эпохи глобализации.

Религиозная ситуация современности (даже при эмпирическом ее понимании как совокупности религиозных практик на определенной территории) характеризуется колоссальным разнообразием религиозных образований, выходящих за рамки локальных культур, бросающих вызов традиционным конфессиям. Многие из них претендуют на новое, универсально-синтетическое слово в религиозной истории человечества. Религиозная ситуация всегда анализируется с учетом исторических тенденций, но сам диагностический срез в свете скоростей появления новых течений может быть сформирован исключительно на данный момент времени.

Религиозная ситуация в России в середине первого десятилетия XXI века характеризуется целым рядом специфических составляющих: в результате резкой смены идеологических перспектив развивается религиозная аномия; наблюдается снижение проявлений религиозности, например, интенсивности посещаемости храмов; происходит обострение четкого конфессионального противостояния, затухание «экуменистических» движений в регионе; заметен рост фундаменталистских и экстремистских настроений; резко увеличиваются про-

явления религиозных фобий (обычно позиционируемых в терминах «террор» и «секты»); присутствует болезненное восприятие массами религиозной тематики, особенно в поли- и биконфессиональных регионах.

В результате становится возможным вывести спектр наиболее значимых религиозных проблем, среди которых далеко не последнее место занимает устранение неадекватного понимания религиозного акта и религиозной жизни в целом.

В ситуации провозглашённого «кризиса религиозности» НРД получают всё более широкое распространение. Тем не менее, несмотря на очевидную актуальность, этот феномен ещё не получил должного освещения в религиоведческой науке, столкнувшейся с трудностями не только при определении его сущности и классификации форм, но даже при поиске его адекватного обозначения. Уже на первой стадии исследования проявляются две методологические крайности, характерные для всего современного религиоведения. Во-первых, это — позитивистская описательность, превращающая науку в труд коллекционера фактов, архивариуса, не дающая ответа на главный вопрос — о мировоззренческой ценности НРД, их влиянии на личность, культуру и социум. Работы такого рода подчас отличает невысокая содержательность и боязнь собственной позиции. Во-вторых, это — отчётливая конфессиональная ориентация, оценка НРД с позиции какой-то конкретной религии. Выводы таких исследований по необходимости субъективны (хотя и не иррелевантны), нуждаются в критической проверке и не могут быть общезначимыми.

При исследовании данного феномена в религиоведении используются различные наименования: секта, культ (часто с эпитетами «деструктивный», «тоталитарный»), новое религиозное движение1. Способ именования в данном случае характеризует не столько сущность объекта, сколько позицию, изначально занимаемую исследователем по отношению к этому объекту. Так, термин «тоталитарная секта» (введённый у нас А.Л. Дворкиным) (см. ), отражает концепцию, согласно которой особенность новых религиозных движений -наличие строгой внутренней иерархии, в которой лидеры секты используют формы психологического воздействия на её членов, приводящие к порабощению их сознания и воли и полному подчинению контролю секты. Под это определение, однако, не подходят многие НРД (от движения New Age до «ива-новцев»). Не столь конкретизирующий термин «деструктивный культ» также ограничивает круг исследуемых новых религиозных образований теми из них, методы которых оказывают негативное воздействие на личность человека. Но деструктивное воздействие (в нынешнем понимании) можно наблюдать и в некоторых традиционных религиозных практиках, и, наоборот, далеко не все религиозные новообразования определённо являются деструктивными (что имплицитно предполагается при такой терминологии). В то же время, оценочно нейтральный термин «новые религиозные движения» подчас служит средством вуалирования той несомненной опасности, которую несут в себе «нетрадиционные», девиантные формы религиозности. Поэтому очень важно определить то, что является предметом исследования: процессы, вследствие которых воз-

никают и становятся востребованными НРД, специфические особенности этих учений или причины, по которым религии (не только новые) становятся деструктивными. И при исследовании религиозной девиантности/деструктивности предмет исследования нецелесообразно определять через институциональные категории (организация, движение, секта).

Вся человеческая жизнь, социальное поведение, взаимодействие с окружающими пронизаны культурными нормами, слагавшимися веками. Девиация вполне наблюдается во всех областях жизни общества, однако наказывается (либо поощряется) в разной степени. Ведь инновация, как известно, также есть девиация (примеры, иллюстрирующие данный тезис, можно обнаружить в истории формирования некоторых религиозных организаций).

Аналогичные процессы мы наблюдаем в религиозной жизни. Религия — сфера наибольшей степени концентрации нормативных условностей, однако данные нормы подвержены временным изменениям менее, чем в какой-либо иной сфере (речь в данном случае идет, в первую очередь, о традиционных религиях).

Что такое религиозная норма? С нашей точки зрения это есть принцип, выработанный в процессе коллективного религиозного опыта, определяющий (явно или неявно) образ мышления и поведения верующего и санкционированный религиозным сообществом, к которому он принадлежит. Строго говоря, вся жизнь верующего строится на постоянном подтверждении истинности таких принципов в религиозных актах и в индивидуальном религиозном опыте. В связи с этим мы считаем возможным определить религиозное девиантное поведение как отклоняющееся от сложившихся и ставших традиционными в данном религиозном сообществе социально-религиозных норм, специфические социально-религиозные действия. Девиантные поступки людей и их групп приводят к нарушению и дестабилизации наличных, базовых норм, ставят под сомнение истинность общепризнанного, традиционного религиозного опыта и вызывают необходимость соответствующего реагирования со стороны социальной группы, религиозного сообщества либо общества в целом.

Деструктивность, как религиозная, так и социальная в целом, предполагает направленность на разрушение норм, ценностей, связей, а подчас и институтов данного социума, в том числе и объективно-необходимых в конкретно-исторических условиях. В данном случае речь идет о явных или латентных характеристиках теоретических систем либо спровоцированных ими форм поведения, разрушающих не исторически отмирающие, а вполне дееспособные формы религиозного существования, необходимые обществу для нормального функционирования. Базой для подобных систем в религиозной жизни чаще всего выступает вера.

Акт веры есть акт, формирующий предельный горизонт личности, событие, в котором фокусируются все «пограничные ситуации» личностного бытия. «Вера — это состояние предельной заинтересованности» , выражение и реализация предельного интереса человека. Религиозная вера есть наиболее требовательная заинтересованность, реализация таких духовных интересов, которые подчиняют себе все прочие ценности. Все прочие интересы — социальные, познавательные, эстетические — подчинены религиозной вере, в некоторых же случаях совершенно отринуты. Именно поэтому характер и содержание религиозной веры является одной из определяющих характеристик личности.

Акт веры — акт всей личности как целостной сущности, ибо это не есть функция либо всего лишь часть человеческого бытия (подобно, например, бессознательному). Акт веры предполагает, как верно подметил П. Тиллих , не только принятие того, что составляет предельный интерес, но и обещание предельного исполнения этого интереса, возможного, впрочем, лишь при активном соучастии субъекта веры. «В любом … случае человеку обещано «предельное исполнение», а в случае неповиновения безусловному требованию ему грозит исключение из такого исполнения» . Это внешнее выражение религиозной веры является неотъемлемой частью процесса самополага-ния и самоопределения личности, экзистенциального «усвоения», интериори-зации религиозных ценностей и смыслов, а равно и её социализации в качестве личности религиозной. Новозаветное высказывание «Вера без дел мертва» (Иак. 2; 20) есть классическое, можно даже сказать, сакраментальное выражение этой ситуации. Именно поэтому религия никогда не сможет стать «частным делом». Подлинная религиозная вера, даже самая интровертивная, обязательно предполагает некую специфическую социальную активность, религиозную деятельность — понятие, близкое по смыслу к понятию религиозного действия.

Определяя веру как состояние предельной заинтересованности, можно лишь констатировать, что объект и содержание веры важны для самого верующего, однако формально определить объект веры представляется весьма затруднительным. Вера не обладает предметной очевидностью, подобно чувственному опыту, в связи с чем к ней вряд ли можно применить категории понимания, но легко применить деструктивно-корректирующие действия. Очевидно, и с точки зрения религиозного поведения вера не есть целиком рациональный акт; кроме того, она не совпадает с рациональной структурой человеческой личности.

«Бог есть для меня по мере того, как я в свободе действительно становлюсь самим собой» . Таким образом, содержание веры определяет собой содержание личности, и недаром крах веры — всегда экзистенциальная катастрофа. Но в любой религии присутствует ещё и «методологическая» сторона -«Как» веры, способы её реализации, конкретный характер религиозной деятельности, разумеется, связанный с религиозным содержанием и, что важнее, раскрывающий подлинное, экзистенциальное понимание веры, подчас закрытое за чересчур общими или общепринятыми догматическими формулировками. Именно здесь происходит прояснение содержания веры (в том числе и для самого субъекта), институционализация её практик, рационализация её оснований и становление универсальной системы смыслов, собственно говоря, и представляющей собой выражение религиозных норм, всегда вырастающих из экзистенциального акта веры. Данная схема в целом воспроизводится в истории развития большинства религий: священный текст (выражение личного религиозного опыта основателя/основателей религии) — становление религиозной общины (институционализация практики) — формализация вероучения, развитие религиозной философии. В буддизме и христианстве, например, догматические формулировки вырастали, как правило, из различных религиозных ритуалов и практик.

Представляя собой, таким образом, взаимодействие двух компонентов -экзистенциально-личностного и социального, религиозное поведение включает

в себя два компонента веры: «вера объективная», «предельная заинтересованность», как она воспринимается большинством таких же верующих, некое поле универсальных смыслов, и «вера субъективная» — акт веры в его понимании самим актором. Религиозный опыт также воплощает эти две составляющие, хотя, как правило, и не воспринимается актором в его объективно-субъективной полноте: он (актор) может идентифицировать лишь одну из компонент целостного религиозного опыта и таким образом интерпретировать свой опыт в определенном ключе, сопоставляя или отрицая опыт как результат осмысления веры, акт веры. Следует также отметить, что именно последний, субъективный компонент и несёт в себе мотивировки индивидуального религиозного действия.

Религиозная практика, складывающаяся в систему религиозного действия, в своих основах определяется системами субъективных смыслов, отличающих антропологическую модель той или иной религии и интериоризируемых в ходе этой практики. На наш взгляд, путь к анализу религиозной деструктивности лежит через определение основных экзистенциальных характеристик модели личности, предлагаемой той или иной религией, её догматикой, философией, и через соотнесение этой модели с конкретной религиозной практикой и конкретными способами интериоризации этой модели. В свою очередь, это исследование должно строиться на феноменологическом анализе субъектных смыслов, конституирующих религиозный акт как таковой, и их интерпретации в той или иной религиозной практике.

В наиболее общем виде ситуация выглядит следующим образом. Религиозный акт по своей интенции имеет двойственную структуру. Основная его интенция — трансцендентное, Абсолютное, «то, больше чего нельзя помыслить» (Ансельм Кентерберийский). В то же время акт веры, изначально направленный на Предельное, Безусловное, не может полагать его как некую данность, как определённое нечто, как пред-мет, ибо сам порождается и объемлется им. Если вслед за Брентано и Гуссерлем определить сознание как изначально направленное на предмет, то следует признать, что объект интенционального акта веры никогда не может быть дан полностью, собственно, он вообще не может быть дан как предмет, он может быть лишь о-предмечен. Предмет (идеальный объект) поэтому лишь проявляет Предельное, лишь выражает его, но никогда не репрезентирует его как таковое. Таким образом, в самой структуре религиозного акта заложено то, что человек всегда может воспринимать Предельное лишь опосредствованно.

С другой стороны, вера «мертвеет» в условиях чистой рациональности; невозможна вера как акт рационально-волевого утверждения выбранного предельного интереса: воля может породить деятельность, спровоцировать поведение, но не может являться побуждающей, или, пробуждающей причиной веры. С. Л. Франк, к примеру, решает данную проблему, разделяя такие понятия, как «вера-доверие» и «вера-достоверность», и определяя достоверность как «реальное присутствие самого предмета знания или мысли в нашем сознании. Такое реальное присутствие самого предмета есть то, что в отличие от суждения как мысли о трансцендентной реальности называется опытом» . Но этот опыт нуждается ещё в свободном принятии, в санкции, утверждении его свободным выбором человека. «Религия как человеческое состояние есть прежде

всего религиозный опыт» . Однако само по себе наличие религиозного опыта не гарантирует его принятия субъектом. Таким образом, вырисовывается основная антиномия религиозного опыта: его объект, будучи данным в самых глубинных переживаниях личности, часто даже отождествляемый с самой личностью, никогда не принадлежит самой личности, не может быть адекватно схвачен и удержан ни в форме чувства, ни в форме понятия, оставаясь абсолютно Иным. Поэтому интерпретация религиозного опыта особенно сложна, и именно на данном этапе возникают всевозможные искажения.

Действительно, прорыв иной преобладающей реальности возможен в плане религиозного опыта. Присущий повседневности акцент преобладающей реальности вследствие переживания подобного опыта резко бледнеет, уменьшается, а иногда и исчезает вообще, сопровождаясь «выпадением за пределы» окружающей действительности.

Разбирая первую ситуацию опыта как личностного религиозного переживания в качестве процесса, потока событий, в котором постоянно изменяется структура и объем наличного багажа знаний и опыта, где Иное «переводится» на язык повседневности, нетрудно понять, что не каждое переживание внесет в него определенные коррективы. В то же время каждое «Сейчас» , если оно является чем-то особенным, обращает нас к тому опыту, что был нами уже получен (неважно, будет ли это опыт прошлых поколений и институализированный он или наш собственный).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Структурирование религиозных переживаний, при всей доступности типо-логизирования, далеко не всегда идет по той же схеме, что и другие группы человеческого опыта. Проблема, главным образом, заключается в том, что наличный опыт, внесенный в комплекс знаний, предлагает нам схемы интерпретаций возникающих в данный момент переживаний. Это достигается путем сравнения текущего переживания с комплексом социально-индивидуальных переживаний — пред-переживаний — в терминах знакомости, подобия, сходства либо аналогии.

Религиозный опыт, переживания, рассматриваемые нами, есть опыт, не вписываемый субъектом в рамки типичного комплекса повседневности. Более того, субъекту свойственно относить — иногда — опыт любого не поддающегося типизации переживания к сфере трансцендентального.

Создаваемая через религиозный опыт, религия как социальный институт, хотя и основывается на переживании предельного, вместе с тем обладает всеми сущностными характеристиками института. Как институт религия начинает обладать внешней реальностью, т. е. экстернальностью, формируя свое местонахождение вне жизненного мира индивида. Религиозный опыт может быть воспринят также как переживание, принудительно навязанное объектом/объективной предельной реальностью, так как институт вообще обладает принудительной силой. Первоначальный религиозный опыт, переживание, опыт доинс-титуциональный, не имеющий четкого аналога и не разделяемый сообществом, в любом случае потребует легитимации. Сохраненный в памяти, этот опыт высокого напряжения чувств вновь и вновь переживается субъектом в потоке

По терминологии Шюца.

ретроспекции, не теряя своей актуальности, требуя разделения с другими. Так, Мухаммед в потоке своего переживания должен был поделиться полученным с женой и согражданами. Коммуникативный процесс запущен: субъект начинает своим поведением информировать сообщество об опыте, полученном в прошлом, разворачивая процесс в настоящем, включая в него не только и не столько свои «чистые» переживания первоначального опыта, сколько результат собственной рефлексии и интерпретации полученных данных. Переживший религиозный опыт может использовать слова, жесты, коммуникативные методы языка, легитимные в данном сообществе; это упрощает восприятие окружающих. Однако новая реальность может настолько коренным образом менять устоявшийся мир субъекта, что посвящающий в свой опыт может выплескивать свое переживание как некую нерасчлененную целостность слов и телесных экспрессий, что позволяет, конечно, некоторым образом интерпретировать его коммуникацию окружающими, но не всегда будет понято ими верно. «Язык принадлежит к интерсубъективному миру работы и, следовательно, упрямо отказывается служить средством выражения значений, выходящих за эти рамки» . В качестве иллюстрации здесь вполне уместно вспомнить библейскую притчу о беседе Пилата с Христом о призывах Христа к разрушению храма. В любом случае, готовность принять включает воспринимающих в некое новое сообщество, разделяющих это новое измерение, формируя новое «мы-отношение».

Схваченный в традиции религиозный опыт переживает и претерпевает в потоке переживаний множество модификаций, в связи с чем уже не может быть постигнут в рефлексии непосредственно, проявляясь на горизонте за диспозициями. Несомненно, существует проблема легитимации религиозного опыта и в условиях сформировавшейся традиции, в случае неожиданного противоречия результатов рефлексии общепринятым установкам мира повседневности. Однако мы можем говорить о фактической институционализации первоначального религиозного опыта, о формировании новой традиции.

Теперь религиозный мир, в который погружают каждого нового члена религиозной общины, есть институализированный опыт поколений; он существовал до его рождения и, скорее всего, будет существовать и после его смерти. Этот мир предлагает каждому вступающему в мы-группу актору социально оправданную систему типизаций и релевантностей. Чтобы функционировать в нем, субъект должен принять предлагаемые установки и использовать именно эту систему типизаций как схему ориентаций, формирования новых проектов религиозных действий, интерпретаций своего религиозного опыта. То есть можно сказать, что первоначальный религиозный опыт не просто накладывает отпечаток на дальнейшую судьбу будущего сообщества, а является фактором будущих релевантностей и интерпретаций многих поколений. Обобщая, можно отметить, что религиозный опыт основателей такой религии, как христианство (а также его ветвей), фактически создал современность в том виде, в каком она существует сегодня.

Однако время религиозного опыта не прошло. Прорывы реальности путем религиозного опыта, причем опыта, понимаемого субъектом именно как концептуального, и в условиях сформировавшейся традиции продолжают иметь место. Это можно эмпирически пронаблюдать по участившимся случаям формирования новых религиозных движений, новых мы-групп.

Хотелось бы отметить, что зачастую этот опыт не является первоначальным в строгом смысле этого слова, однако он понимается актором как выпадающий из предложенных социальным наследием систем типизаций, в результате чего актор считает необходимым творить новую мы-группу. Иногда это является и следствием того, что субъект, оценивая переживание, не находит группы для его социального одобрения в ближайшем окружении и прекращает попытки к поиску, хотя подобные группы существуют. В результате мы-сооб-щества и институционализированные религии, так называемые новые религиозные движения множатся, хотя их схемы интерпретации опыта могут практически полностью совпадать.

Рассмотрим еще раз на основе новых религиозных движений, как происходит институционализация религиозного опыта и формирование системы релевантностей религиозного актора. Для институционализации недостаточно исключительно первоначального религиозного опыта, необходимым является формирование привычной системы действий. разделяемой с субъектом опыта еще хотя бы одним актором. Новые религиозные движения провоцируют к действию именно стремящихся сломать ход повседневности и получить потусторонний (для повседневности) опыт. Вслед за Бодрияром, хотелось бы поименовать эти религиозные течения «разочарованной формой мира», ибо именно в этом разочаровании можно уловить желание разорвать поток повседневного опыта и пережить некий новый опыт. Новые религиозные движения сигнифицируют тайну, провоцируют желание узнать, прикоснуться к новым смыслам. Тайна соблазняет.

«Очарование недостающего измерения — вот что нас околдовывает». Религии традиционные, имеющие в своей системе типизации объективированного религиозного опыта, не несут в себе загадки, скорее создают видимость объективного (ну, почти объективного — с религиозной точки зрения) знания. В них нет моего, собственного прикосновения к сфере сакрального, следовательно, субъекта влечет мистическое знание. Именно оно кажется истинным, если противопоставлять истину и тайну. Истина в религиозном опыте не сводится только к адекватному представлению. Она соразмерна той тайне, к которой «прикасается» адепт. Пытаясь приблизиться к истине, адепт познает — но отдаляет её, сохраняя соблазн познавать далее. Без религиозного опыта — в любой форме -религиозное поведение необоснованно.

Итак, мы обнаруживаем религиозный опыт в основе повседневности, в основе его типизированных схем интерпретации; однако он сам по себе противоречит повседневности, в силу чего мы можем расположить его и в основе ломки повседневности. Рассмотрев это противоречие на примере христианства, многие века задававшего миру социальные рамки, можно отметить, что ныне существующий христоцентричный когда-то (а ныне все-таки христианско-мо-ральный) западный мир сегодня воспринимает религиозный опыт как нечто выпадающее за рамки повседневности.

Кроме того, по нашему мнению, еще одной из причин возникновения деструктивных форм религиозности (по крайней мере, с точки зрения структуры современной религиозной личности), является монополизация средств интерпретации репрезентантов Абсолютного (религиозных символов), проявляю-

щаяся как непререкаемый внешний религиозный авторитет. Такая возможность заложена, как мы видим, в самой структуре религиозного акта. В этом случае тот поиск самого себя перед лицом Абсолютного, «становление в свободе самим собой» в ходе автономной интерпретации религиозных символов, которое К. Ясперс считал основным содержанием религиозного бытия, подменяется усвоением личностью неких чуждых ей внешних ценностных и поведенческих моделей.

Говоря о деструктивности, мы недаром сделали оговорку «с точки зрения структуры современной религиозной личности». На самом деле, говоря о негативном воздействии на личность человека различных религий, все исследователи явно или неявно подразумевают личность современного человека, сформировавшегося на основе принципов эпохи модерна. Поэтому некоторые практики, к примеру, средневекового монашества, сложившиеся в культуре, ориентированной на некий универсальный личностный идеал святости, лишь воспроизводившийся в отдельных индивидуумах, и «работавшие» тогда, могут оказаться полностью неприменимыми в современных условиях. Религиозные практики Средневековья формировались для создания некоей типической святости, игнорирующей и даже отрицающей индивидуальность. (Именно поэтому средневековые жития святых кажутся современному читателю однообразным набором штампов, переходящих из одного текста в другой, стандартных историй, легенд и т. п.). И несмотря на внешнюю схожесть с практикой некоторых нынешних «деструктивных культов», между ними нельзя ставить знак равенства. Но само это сходство показательно, на наш взгляд, в другом аспекте.

Преобладающая повседневная реальность парадоксальна: являясь реальной, она, по выражению П. Бергера, «совершенно случайна». Социальное подтверждение, соответственно, социальное подкрепление установок на «правильное» понимание реальности легко прерывается, стоит актору переместиться в более интересную ему «реальность». Более того, историческое понимание повседневной реальности, то есть реальности нормальной с точки зрения общества, постоянно меняется, исправляя наиболее необходимые характеристики на более адекватные для данной исторической ситуации. Нахождение в зоне реальности религиозного опыта изначально не предполагало «выпадения» из повседневности. Осознание особой функции этой области опыта является характерной чертой гораздо более позднего времени, главным образом, в связи с процессами секуляризации.

При взгляде с этой точки зрения бросается в глаза архаичный способ формирования личностных моделей в «новых религиях» ХХ века. Многие НРД берут на вооружение прежние «средневековые» методики: ограничение круга общения, жёсткий распорядок дня, одинаковая одежда, строгий пост, ограничение в сне, безоговорочное послушание «гуру» и т. п. (в целом мало распространённые в современных христианских церквях, сохраняющих преемственную связь с традицией). Это демонстрирует зависимость их от традиционных религий, глубинную анахронистичность и сомнительность их претензий на «новое слово» в религиозной истории человечества. Несмотря на внешнюю «мо-дерновость», НРД в действительности воспроизводят во многом формы теории и практики классических религий, которые и вызвали настоящую кризисную

ситуацию в религиозной сфере: непререкаемость духовного авторитета лидеров этих общин, приводящий к крайнему фидеизму и враждебности к критике, как внешней, так и внутренней, агрессивный иррационализм и, как следствие, тенденция к авторитарным методам управления и организации жизни, изоляционистское отношение к «внешней», светской, общечеловеческой культуре. «За процессом секуляризации … стоит пафос свободы и освобождения от объективного принуждения», — пишет в этой связи кардинал В. Каспер .

Религия есть наиболее мощное средство как созидания, так и разрушения личности. Известно расхожее выражение: «Человек есть то, во что он верит». Тезис о равноправности всех религий, могущий быть приемлемым только при внешне-феноменологическом их рассмотрении, с экзистенциальной точки зрения неприемлем совершенно. Для современного человека вера должна предполагать возможность саморефлексии и критичности.

Литература

1. Дворкин А.Л. Сектоведение. — Н. Новгород: Изд-во братства во имя св. князя Александра Невского, 2002. — 462 с.

2. Тиллих П. Динамика веры // Тиллих П. Избранное. Теология культуры. — М.: Юристъ, 1995. — С. 132-215.

3. Ясперс К. Введение в философию. — Минск: Пропилеи, 2000. — 192 с.

4. Франк С.Л. С нами Бог. — М.: АСТ. 2003. — 752 с.

5. Ильин И.А. Аксиомы религиозного опыта. — Минск.: Изд-во Белорусского экзархата, 2006. — 591 с.

6. Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. — М.: РОССПЭН, 2005. — 1056 с.

7. Каспер В. Иисус Христос. — М.: Изд-во ББИ, 2005. — 402 с.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Поступила в редакцию 05.09.07

Астахова Лариса Сергеевна — кандидат социологических наук, доцент кафедры религиоведения философского факультета Казанского государственного университета, докторант.

Токранов Александр Владимирович — кандидат философских наук, ассистент кафедры религиоведения философского факультета Казанского государственного университета.