Роль религии

В XIX– XX вв. но мере развития капитализма, сопровождавшегося бурным развитием науки и техники, начался процесс развития и упрочения светской культуры, светской идеологии. Процесс освобождения всех сфер общественной и личной жизни из-под влияния религии и церкви получил название секуляризации. Господство религиозных традиций оказалось подорванным, религия стала одним из социальных институтов, существующим наряду с другими.

На развитие и упрочение светской культуры оказало влияние развитие науки и техники, чьи достижения пришли в противоречие с существовавшими веками религиозными представлениями. Светская культура центром своих приоритетов сделала земную жизнь человека, опирающегося в реализации своих потребностей и интересов не на сверхъестественные силы, а на свои собственные способности и возможности. Процесс секуляризации способствовал распространению атеистического мировоззрения, которое отвергает любые религиозные представления.

Важнейшим результатом секуляризации культуры является то, что религия становится частным делом каждого гражданина, результатом его свободного выбора. Свобода совести, т.е. право граждан исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, гарантировано конституциями многих стран мира. Свобода совести своей оборотной стороной имеет веротерпимость, т.е. признание равноправия, равноценности исповедуемых религий. Для нашей полиэтнической и поликонфессиональной страны принцип веротерпимости имеет первостепенное значение. В России представлены все мировые религии – христианство в его основных течениях (православие, католицизм и протестантизм), ислам, буддизм, а также иудаизм и политеистические верования. В Российской Федерации свобода совести не только гарантирована Конституцией, по и реализуется на практике. В стране большими тиражами издается религиозная литература, религиозные деятели активно выступают в средствах массовой информации, верующие и представители церкви активно участвуют в общественной жизни. Почти все религиозные объединения имеют свои образовательные учреждения, благотворительные организации, собственные периодические издания.

Отделение церкви от государства не означает се изоляцию от политической жизни. Верующие во многих демократических странах организуют политические партии, которые оказывают воздействие на жизнь общества, а церкви активно содействуют решению насущных политических проблем современности. Принцип веротерпимости находит свое воплощение в развитии диалога не только между церковью и другими социальными институтами и организациями, но и между крупными национальными и мировыми религиями. В рамках христианства действует экуменическое движение (от греч. Oikoumene – Вселенная, обитаемый мир), которое направлено на объединение христианских конфессий. В экуменическом движении участвуют представители основных ветвей христианства – католицизма, православия, протестантизма, – объединяющих свои усилия в борьбе с такими социальными проблемами, как война, голод, нищета, расизм, национализм, загрязнение окружающей среды.

Однако противоречивость развития современного мира приводит и к тому, что некоторые религиозные организации выступают в качестве детонатора социальных конфликтов и региональных войн. Речь идет о тех организациях, которые базируются на религиозном фундаментализме. Религиозный фундаментализм представляет собой политическую силу, использующую для достижения своих целей насилие, прибегающую к вооруженным действиям и террористическим актам. Проявлениями религиозного фундаментализма являются религиозный фанатизм, нетерпимость к другим религиозным верованиям, стремление к экспансии своего вероучения любой ценой. Религиозный фундаментализм – пример того, что в современном мире религиозные организации могут играть дестабилизирующую роль.

Нетрадиционные религии и тоталитарные секты

Современное светское государство, руководствуясь принципом равноправия всех религий, предоставляет человеку возможность беспрепятственно осуществлять свой духовный выбор. Вместе с тем неудовлетворенность существующими религиозными направлениями может стимулировать стремление к созданию новых религий, которые отвечают потребностям и интересам социальных групп и отдельных людей.

В истории религии идея единства человечества не раз служила основанием для попыток создания универсальной религии, в рамках которой будут преодолены все межконфессиональные разногласия. Среди итальянских гуманистов эпохи Возрождения существовало немало сторонников идеи создания «всеобщей естественной» религии, где Христос, Мохаммед, Моисей, Зороастр рассматривались бы как персонифицированные воплощения единого для всех людей Бога. В настоящее время проводником идеи «всечеловеческой религии» как основы единения человечества выступает вера Бахай – бахаизм, которую основал в середине XIX в. выходец из Ирана Бахаулла (1817–1892). Всемирная община Бахай имеет своих последователей во многих странах мира, в том числе и в России. В целом деятельность бахаистов мало чем отличается от деятельности традиционных церквей.

Однако в мире и в нашей стране существуют и весьма опасные религиозные объединения, получившие название тоталитарных сект. Тоталитарные секты стремятся изолировать своих членов от мира, заставляют порвать все связи с семьей, друзьями и близкими, полностью подчиниться требованиям руководителя секты.

Руководители таких сект используют техники манипуляции сознанием с целью добиться тотального контроля над личностью. В результате таких манипуляций человек утрачивает волю, превращается в робота, беспрекословно подчиняющегося требованиям секты. Вернуть такого «зомби» в семью, в общество возможно подчас только с помощью психологов и психиатров. Тоталитарные секты представляют большую опасность не только для здоровья и жизни своих последователей, но и для общества в целом.

Даже самая грубая религия освящала правила нравственности задолго до века философии и рассудочного умствования.

Адам Смит.

А другие сочли безрассудством, что обитатели улья бранили то, что раньше любили.

Бернард Мандевиль.

Естественный отбор блюстителей традиций

Завершая книгу, я хотел бы сделать несколько непритязательных замечаний, предназначенных снисходительному читателю и касающихся связи между предметом моего исследования и ролью религиозных верований. Эти замечания могут показаться неприятными некоторым интеллектуалам, поскольку они полагают, что в своём давнишнем конфликте с религией они в какой-то степени ошибались — и сильно её недооценивали.

В данной книге показано, что человечество разрывается между двумя состояниями бытия. С одной стороны, бытуют установки и эмоции, характерные для поведения в малых группах. В состоянии малых групп человечество пребывало более ста тысяч лет, и при этом состоянии бытия лично знакомые соплеменники научились помогать друг другу и преследовать общие цели. Любопытно, что эти архаические, весьма примитивные установки и эмоции ныне отстаиваются большинством сторонников рационализма, а также близких ему эмпиризма, гедонизма и социализма. С другой стороны, есть новая, сравнительно недавняя ступень культурной эволюции, взобравшись на которую люди перестают служить, прежде всего, своим знакомым или преследовать совместные цели. На этой ступени сложились традиции, институты и системы морали, которые дали жизнь очень большому количеству людей — во много раз большему, чем на заре цивилизации, — и теперь жизнь этих людей поддерживается этими институтами, а сами люди поглощены тем, что — по большей части мирно, хотя и в форме конкуренции — добиваются тысяч самых разных целей, свободно вовлекаясь в сотрудничество с тысячами людей, которых они никогда не узнают.

Как же могло произойти такое? Каким образом традиции, которых люди не понимают и не одобряют, воздействия которых они обычно не в состоянии ни разглядеть, ни оценить, ни предвидеть и с которыми они до сих пор яростно сражаются, продолжают передаваться из поколения в поколение?

Часть ответа сводится, конечно, к тому, с чего мы начали, — к эволюции систем морали через механизм группового отбора. Просто-напросто выживают и умножаются группы, ведущие себя требуемым образом. Но нельзя считать, что этим все сказано. Если не понимание благотворности такого поведения для создавшегося и все ещё не подвластного нашему воображению расширенного порядка человеческого сотрудничества, то, что же привело к возникновению этих правил? И ещё важнее: как смогли они выдержать столь сильное сопротивление инстинктов, а с недавних пор — и нападки со стороны разума? Здесь мы подходим к разговору о религии.

Обычаи и традиции, управляющие вне-рациональным приспособлением к окружающему миру, гораздо вернее руководят групповым отбором, когда они подкреплены тотемами и табу, магическими или религиозными представлениями — то есть представлениями, которые сами происходят от предрасположенности к анимистическому истолкованию всякого встречаемого человеком порядка. Очевидно, поначалу основная функция ограничений, налагаемых на индивидуальные действия, заключалась в том, чтобы служить знаками, по которым члены группы узнавали друг друга. Впоследствии вера в духов, способных наказывать нарушителей, привела к консервации этих ограничений. «В общем-то, духи воспринимаются как блюстители традиций… Наши предки стали духами и живут сейчас в ином мире. Они разъяряются и принимаются вредить, если мы не исполняем обычаев» (Malinowski, 1936: 25).

Однако для эффективного отбора этого мало, поскольку подобные верования и связанные с ними ритуалы и обряды должны срабатывать и на ином уровне. Чтобы отбор в ходе эволюции мог стать эффективным, общепринятые практики должны оказывать всевозрастающее благотворное воздействие на группу. Так как же они передаются из поколения в поколение? В отличие от генетических, культурные признаки не передаются автоматически. Передавание или не-передавание их из поколения в поколение имеет такое же позитивное или негативное значение для набора традиций, как и что-либо привносимое индивидами. Стало быть, для осуществления настоящей преемственности, какой бы то ни было из этих традиций, и для того, чтобы в итоге они действительно получили распространение, может потребоваться много поколений. Может быть, для этого нужны своеобразные мифические представления, особенно в тех случаях, когда правила поведения заметно противодействуют инстинктам. Чисто утилитаристское или даже функционалистское объяснение различных ритуалов и обрядов оказывается недостаточным и даже неправдоподобным.

Тем, что благотворные традиции были сохранены и передавались достаточно долго (так, что следовавшие им группы в процессе естественного или культурного отбора смогли разрастись и распространиться), мы отчасти обязаны мистическим и религиозным верованиям, и, прежде всего, я полагаю, — ведущим монотеистическим религиям. Это значит, что — нравится нам или нет — сохранением определённых практик и развитием цивилизации, выросшей на их основе, мы в немалой степени обязаны верованиям, которые не назовёшь ни истинными — или верифицируемыми, или поддающимися проверке (как поддаются научные высказывания), — ни тем более следующими из каких-либо рациональных доказательств. Порою я думаю, что не мешало бы именовать хотя бы некоторые из них (пусть это был бы жест, свидетельствующий о высокой оценке) «символическими истинами», поскольку они помогали своим приверженцам «плодиться и размножаться и наполнять землю и обладать ею» (Бытие, 1:28). Даже те из нас, кто, как и я, не готовы принять антропоморфную концепцию персонифицированного бога, не могут не признать, что преждевременный отказ от верований, не имеющих, как мы считаем, фактической основы, лишил бы человечество мощной поддержки в длительном процессе развития расширенного порядка, которым мы теперь пользуемся, и что даже сейчас утрата этих верований, истинных или ложных, создаёт огромные трудности.

Как бы то ни было, религиозное представление о том, что нормы морали определяются не постижимыми для нас силами, может, во всяком случае, быть ближе к истине (пусть и не по той причине, которая предполагалась), чем рационалистическая иллюзия, будто человек, поднатужив свой интеллект, сумел изобрести нормы морали, а те наделили его могущественной способностью достигать гораздо большего, чем он вообще мог предвидеть. Если мы будем иметь это в виду, то сможем лучше понять и оценить тех представителей церкви, которые, как рассказывают, стали несколько скептически относиться к обоснованию отдельных положений своего учения и всё же не переставали проповедовать их — из опасения, что утрата веры приведёт к падению нравов. Безусловно, они были правы; и даже агностик вынужден признать, что своими моральными нормами и традициями, обеспечившими не только развитие нашей цивилизации, но и возможность самих наших жизней, мы обязаны принятию таких неприемлемых, с научной точки зрения, суждений о фактах.

Существование неоспоримой исторической связи между религией и ценностями, формировавшими и продвигавшими нашу цивилизацию, скажем, такими, как институты семьи и индивидуализированной собственности, разумеется, не означает, что есть и некая внутренняя связь между религией как таковой и этими ценностями. На протяжении последних двух тысяч лет многие основатели религий выступали против собственности и семьи. Однако выжили и сохранились лишь те религии, которые поддерживали собственность и семью. И получается, что перспективы коммунизма, имеющего анти-собственническую, анти-семейную (а также анти-религиозную) направленность, отнюдь не радужные. Поскольку коммунизм, как я полагаю, сам есть религия, и время её вышло, и полный упадок её не за горами. Коммунистические и социалистические страны дают нам возможность наблюдать, как естественный отбор религиозных верований заставляет сходить со сцены самые неприспособленные из них.

Конечно, упадок коммунизма, о котором я говорю, происходит главным образом там, где его идеи были действительно претворены в жизнь, что и привело к утрате утопических надежд. Однако он продолжает жить в сердцах у тех, кому не пришлось испытать на себе его реального воздействия: у западных интеллектуалов и у бедняков, живущих на периферии расширенного порядка, то есть в третьем мире. Среди первых многие, по-видимому, начинают все отчётливее осознавать, что рационализм, вроде того, какой подвергся критике в данной книге, — это идол, кумир; однако потребность в каком-нибудь боге остаётся, и её пытаются удовлетворять, возвращаясь к курьёзной версии гегелевской диалектики, благодаря которой иллюзия рациональности уживается с системой убеждений, закрытой для критицизма из-за безусловной приверженности «гуманистической тотальности» (сама же эта приверженность в высшей степени рационалистична, и именно в том конструктивистском смысле, который я критиковал). По выражению Герберта Маркузе, «подлинная свобода индивидуальной экзистенции (и не просто в либералистском смысле) возможна только в структурированном особым образом полисе — в «рационально» организованном обществе» (цитируется по: Jay, 1973: 119; о том, что подразумевает эта «рациональность», см. ibid, 49, 57, 60, 64, 81, 125, et passim). В конце концов, «теология освобождения» может слиться с национализмом и породить мощную новую религию, которая будет иметь разрушительные последствия для людей, уже находящихся в бедственном экономическом положении (см. O’Brien, 1986).

Как религия поддерживала благотворные обычаи? Обычаи, благотворное воздействие которых не воспринималось теми, кто их практиковал, тогда только могли сохраняться так долго, что их преимущества успевали проявиться в полной мере, когда они были подкреплены какими-то иными могущественными верованиями. И некоторые мощные сверхъестественные и магические представления годились для выполнения этой задачи. Покуда порядок человеческого взаимодействия расширялся и все явственнее угрожал инстинктам, он мог временами попадать в сильную зависимость от сохраняющегося воздействия некоторых таких религиозных верований — ложные причины влияли на людей, заставляя их совершать то, что требовалось для поддержания структуры, позволяющей прокормить все разрастающуюся массу народа (см. приложение G).

Однако нет никаких причин полагать, будто поддержка со стороны религии, как правило, бывала сознательной или что чаще всего она носила характер некоего заговора; наоборот, она, как и само создание расширенного порядка, никогда не была намеренной. Наивно было бы воображать (особенно после того как мы утверждали, что не можем наблюдать последствий, порождаемых нашими нормами морали), будто некая мудрая элита хладнокровно высчитывает последствия от принятия различных систем морали, отбирает их и организует заговор, чтобы, по выражению Платона, «благородной ложью» убедить массы воспринять «опиум для народа» и, таким образом, послушно согласиться с тем, что отвечает интересам правителей. Несомненно, выбор из известных вариантов основных религиозных верований зачастую производился по решению светских правителей и в соответствии с их интересами. Более того, светские правители время от времени заручались поддержкой религии сознательно, иногда даже цинично; однако всё это, как правило, касалось спорных моментов, которые не имели значения для сколько-нибудь длительных периодов эволюционного развития — периодов, когда важнее всего было, содействует ли избранное правило увеличению численности сообщества, а подробности — допустим, какая конкретная правящая клика лелеяла его на протяжении некоего конкретного периода, — не имели значения.

При описании и оценке этих явлений можно столкнуться с рядом языковых проблем. Обычный язык не в состоянии достаточно точно выражать необходимые различия, особенно когда речь идёт о знании. Например, имеем ли мы дело со знанием, когда у человека есть привычка вести себя таким образом, что, сам того не подозревая, он увеличивает вероятность выживания не только для самого себя и своей семьи, но и для многих не знакомых ему людей, — особенно если он придерживался этой привычки по совершенно иным и даже абсолютно ложным основаниям? Очевидно, что им успешно руководило вовсе не то, что обычно подразумевают под рациональным знанием. Бесполезно называть такие усвоенные практики и «эмотивными», поскольку они явно не всегда направляются тем, что по праву можно было бы считать эмоциями, — хотя определённые факторы, например, страх осуждения или наказания (не важно, человеческого или божеского), могут нередко подкреплять и оберегать отдельные привычки. Во многих, если не во всех, случаях вперёд вырывались те, кто следовал правилам вроде «честность — лучшая политика», либо в силу «слепой привычки», либо усвоив их из религиозных учений; и таким образом они одолевали более умных соплеменников, «рассуждавших» иначе. Что касается стратегий выживания, то, как жесткость их, так и гибкость имели важное значение для хода биологической эволюции; нормы морали, выступавшие в виде жёстких правил, порою оказывались действеннее, чем правила более гибкие, хотя приверженцы последних пытались управлять практикой их применения и менять их направленность, сообразуясь с конкретными фактами и ожидаемыми последствиями, — то есть ориентируясь на то, что действительно гораздо больше похоже на знание.

Что касается лично меня, то правильно было бы заявить, что я не чувствую за собой права ни утверждать, ни отрицать существования того, что именуется Богом, поскольку, признаюсь, я не знаю, что должно означать это слово. Я, безусловно, отвергаю любые антропоморфные, персонифицирующие или анимистические интерпретации данного понятия, посредством которых многие ухитряются придать ему смысл. Понятие человекоподобного или разумоподобного действующего существа представляется мне, скорее, продуктом высокомерной переоценки возможностей похожего на человеческий разума. Я не могу наделять значением слова, для которых в структуре моего собственного мышления или в моей картине мира нет такого места, где они обретали бы смысл. Следовательно, я был бы недобросовестен, если бы употреблял эти слова так, как будто они выражают какие-то мои убеждения.

Я долго колебался, но, в конце концов, решил сделать это признание личного характера, поскольку поддержка откровенного агностика может помочь верующим с большей твёрдостью придерживаться тех выводов, которые оказываются для нас общими. Возможно, то, что люди подразумевают, говоря о Боге, является всего лишь персонификацией тех традиционных моральных норм и ценностей, что поддерживают жизнь их сообщества. Теперь мы начали понимать, что тот источник порядка, который религия приписывает человекоподобному божеству, — предлагая своего рода карту или путеводитель, помогающий отдельной части успешно ориентироваться внутри целого, — не находится вне физического мира, но является одной из его характеристик, правда, слишком сложной, чтобы какая-либо из составных частей этого мира сумела составить его «картину» или «образ». Поэтому религиозные запреты на идолопоклонство, то есть на создание подобного рода образов, вполне справедливы. Не исключено, тем не менее, что большинство людей способно воспринимать абстрактные традиции только как чью-то личную Волю. В таком случае, не будут ли они склонны усматривать эту волю в «обществе» в век, когда более откровенная вера в сверхъестественные силы отвергается как суеверие?

От ответа на этот вопрос может зависеть выживание нашей цивилизации.

Православный взгляд на болезнь хорошо нам известен из учения Святых Отцов Церкви. Святые Отцы полагали, что болезни и скорби могут послужить духовному возвышению человека, помочь ему приблизиться к Богу. С православной точки зрения болезнь является нормой земной жизни. Преподобный Иоанн Лествинчик писал, что «болезни посылаются для очищения согрешений, а иногда для того, чтобы смирить возношение». Таким образом святые отцы не считали болезнь местью за грехи, а только средством исправления грехов. Телесная болезнь и страдания болящего, без сомнения находятся в тесной связи с состоянием его духа и души. Человеку естественно задаваться вопросом: Почему именно я или близкий мне заболел, хотя по большому счету этот вопрос из числа неразрешимых. В свое время об этом спрашивал Бога преподобный Антоний Великий: «Господи! Почему одни немного живут и умирают, а другие живут до глубокой старости? Почему одни бедны, а другие живут богато? Почему нечестивые богатеют, а благочестивые бедны?». И святой получил ответ, который дан нам на все времена: «Антоний! себе внимай! То –суды Божии, и тебе нет пользы знать их». Многое зависит от умения человека воспринимать все, что он встречает в жизни, по-христиански, в том числе и болезни. Поэтому в некоторых ситуациях мы можем видеть на одном полюсе людей отчаявшихся, обвиняющих в своих проблемах всех остальных и даже хулящих Бога. Такое часто встречается, когда человек испытывает сильные физические страдания. А на другом полюсе – люди, которые терпят свое болезненное состояние со смирением, с покорностью воле Божией и умудряются во всем найти что-то доброе. Кого-то болезнь делает ближе к Богу, а для кого-то становится настоящим препятствием в вере. Многие болезни остаются неизлечимыми, становятся причиной страданий и смерти. Сталкиваясь с такими недугами, православный христианин призван положиться на всеблагую волю Божию, помня, что смысл бытия не ограничивается земной жизнью, которая является приготовлением к вечности. Страдания есть следствие не только личных грехов, но также общей поврежденности человеческой природы, а потому должны переноситься с терпением и надеждой. Богу было угодно сделать страдание средством спасения и очищения, которое может быть доверием к всеблагой воле Божией.

Болеющий человек, в состоянии беспомощности и страдания, в полной мере начинает ценить человеческое соучастие и заботу, сам начинает проявлять к другим любовь, милосердие и сострадание.

Болезнь раскрывает нам нетленную ценность любви и милосердия.

Болезнь имеет силу смягчить жестокие сердца.

Болезнь научает нас сострадать ближнему и любить его.

Болезнь напоминает человеку, что он не оставлен (не забыт) Богом.

«Как золото, разжигаемое огнем, очищается от ржавчины, так и человек, терпящий болезни, очищается от своих грехов» (Святой Нифонт)

«…как тело очищается щелоком от нечистот, так и душа очищается болезнями и страданиями» (Священник Валентин Жохов)

Люди часто сталкиваются с еще одной из дилемм, когда заболевают: «Нужно ли обращаться к врачам?».

Врачебное искусство благословлено Церковью, поэтому обращаться к врачам можно и нужно. Врачом был один из апостолов и евангелистов – святой Лука. В православии почитают безмездных врачей – великомученика Пантелеимона, мучеников Косму и Дамиана, Кира и Иоанна, и других. С одной стороны, это святые нашей Церкви, а с другой – люди, которые свою жизнь посвятили врачебному искусству в том виде, в каком оно тогда существовало.

Психотерапия, состоящая в словесном, вернее, духовном воздействии врача на больного — общепризнанный, часто дающий прекрасные результаты метод лечения многих болезней.

Использованная литература.

  1. «Православный взгляд на причины болезней» Диакон Свято-Троицкого Архиерейского подворья Сергий Вогулкин.
  2. «Болезнь: довериться Богу» Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин.
  3. «О болезни» Церковь иконы Божией Матери «Утоли моя печали»

Все вышеизложенное определило объект, предмет, цель и задачи исследования. Объектом нашего исследования является профессиональное здоровье педагога высшей школы, а предметом — регулятивная функция продуктивной самооценки как составная часть профессионального здоровья педагога высшей школы.

Целью исследования является определение структуры и механизма регуляции профессионального здоровья, обеспечивающего профессиональное долголетие. Для решения поставленных задач и проверки исходных предположений используется целостная акмеологически ориентированная технология, объединившая, в соответствии с методологией познания закономерностей, развития и оценки деятельности теоретико-методологические и диагностические. Для этого был проведен комплекс экспериментальных исследований (изучение профессионального здоровья) с участием в качестве испытуемых 82 преподавателей Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н.Г. Чернышевского в возрасте 24 — 60 лет.

В процессе диагностического исследования мы получили объективные и субъективные показатели профессионального здоровья педагога высшей школы. Результаты объективных показателей: высокое качество профессионального здоровья преподавателей — 6%, среднее качество профессионального здоровья — 66%, низкое качество профессионального здоровья — 28%. Данные по объективным показателям характеризуют не достаточное развитие профессионального здоровья у преподавателей.

На основании ряда исследований, нами получены следующие результаты субъективных показателей профессионального здоровья преподавателей вуза. Высокое качество профессионального здоровья — 37%, среднее качество — 51%, низкое качество -1%. Субъективные показатели измерялись на основании самооценки преподавателями компонентов профессионального здоровья. Исследования включали изучение оценки функционального состояния организма испытуемых, определение душевного равновесия, социального здоровья, исследование уровня субъективного контроля, изучение мотивации к успеху, трудностей педагогической деятельности и др. личностные компоненты определяющие уровень профессионального здоровья, а так же определение ценностных ориентаций и смысла жизни.

Таким образом, сравнивая значения, мы видим, что существует несоответствие между субъективными и объективными показателями профессионального здоровья педагога высшей школы. Можно сделать вывод о том, что преподаватели нуждаются в развитии продуктивной самооценки как регулятора становления профессионального здоровья, недостаточно только оценивать свое профессиональное здоровье, необходимо активизировать психофизические потенции в единый функциональный орган, способствующий становлению активной позиции при решении системы профессиональных задач содействия будущему педагогу.

Профессиональное здоровье педагогов высшей школы характеризуется низкими показателями и сложной структурой, которое нуждается в продуктивном регулировании и укреплении различными видами оздоровительных воздействий. Как любое сложное психическое явление, профессиональное здоровье включает все показатели регуляции профессиональной деятельности. Они свертываются и трансформируются в структурных связях и функциональных взаимосвязях профессионального здоровья. Основным регулятором — «функциональным органом» — выступает продуктивная самооценка, регулирующая разные аспекты профессионального здоровья, которое исследуется через способность решать профессиональные задачи. То есть деятельностные показатели, которые регулируются продуктивной самооценкой, обеспечивают успешность в труде. Следовательно, мы можем говорить о здоровье педагога высшей школы как о показателе профессионального развития личности.

Можно говорить о том, что для решения проблем регуляции профессионального здоровья педагогов требуются комплексные организационные, лечебные и профилактические меры, направленные на устранение основных причин появления профессионального нездоровья. Необходимо использовать новые технологии диагностики физического и психического здоровья, комплексы психологических, психотерапевтических и физкультурно-оздоровительных процедур. Надо обучать педагогов приемам саморегуляции психических состояний с помощью развития продуктивной самооценки, привлекать к участию в психотренингах и спортивно-оздоровительных мероприятиях.

Литература

1. Бороздина А.В. Что такое самооценка? // Психологический журнал. 1992. Т. 13. № 4. С. 99-100.

2. Захарова А.В. Психология формирования самооценки. Минск, 1993. 98 с.

3. Митина Л.М. Учитель как личность и профессионал. М.,1994. 216 с.

4. Психологическая адаптация и психологическое здоровье человека в осложненных условиях жизненной среды: Материалы Всероссийской научно-практической конференции (18-19 ноября 2010 г.) // Виноградова Н.И. Факторы становления профессионального здоровья педагога высшей школы / Забайкал. гос. гум.-пед. ун-т. Чита: ОАО «Читинская типография», 2011. -360 с.

СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ / SOCIOLOGICAL SCIENCE

Козенова Д.В.

Соискатель, ФГБОУ ВПО «Северо-Кавказский горно-металлургический институт (государственный технологический

университет)»

РЕЛИГИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Аннотация

В данной статье рассматривается вопрос о возможном упадке религии, о ее влиянии на государство и общество в целом. Проанализированы мнения различных ученых. Определена роль религии как довольно значительная, хотя надо иметь в виду, что многое зависит от умения той или иной религии адаптироваться к современным реалиям в скоротечном современном мире. Ключевые слова: альтруизм, самопожертвование, ценности.

Kozenova D.V

An applicant, VPO «North-Caucasian Mining and Metallurgical Institute (State Technical University)»

RELIGION AND PRESENT

Keywords: altruism, self-sacrifice, values.

Всем известно, что религия играет огромную роль в жизни государства и всего общества. Но порой возникает вопрос, возможен ли упадок религии в последнее время в современном обществе на фоне развития двух основных сфер нашей жизни -науки и политики?

Еще давно О.Конт сделал прогноз относительно будущего религии путем «закона трех стадий», который гласит, что религия, в конце концов, будет вытеснена наукой. Правда, при этом Конт ясно осознавал социальную функцию религии, понимая, что обществу необходим идеал, способный побудить к альтруизму и самопожертвованию, что именно без этого общество не сможет обойтись. По мнению одного из наиболее влиятельных теологов нынешнего столетия Д. Бонхёффера, современный человек, овладевший научными методами познания больше не видит надобности обращаться к Богу, чтобы объяснить мир.

Другой, отличной от социологической теории Конта, прогнозировавшей исчезновение религии, была теория К. Маркса. В религии Маркс видел, прежде всего, проявление феномена отчуждения, а потому полагал, что в той мере, в какой будет преодолеваться экономическое угнетение и сопровождающие его формы «превратного мира», религия будет уступать место адекватному, реалистическому пониманию общественной жизни. Для Маркса религия — одна из форм «ложного сознания», прикрывающая иллюзиями жестокую правду, насилие и эксплуатацию человека человеком. Религия, сведенная к той единственной ее модели, к которой она направляет энергию человека на обретение «царства небесного» и противостоит в этом отношении к социализму как построению достойной жизни уже здесь, «на земле», — религия в результате перехода от классового к бесклассовому обществу, скачка из царства необходимости в царство свободы должна «отмереть».

Действительно влияние религии подрывает те ценности «общества потребления», которые ориентируют людей на «мирские» блага. Люди часто делают то, что запрещает церковь (например, законами в подавляющем большинстве развитых стран разрешены аборты, которые запрещает церковь). Многие религиозные праздники оказались «секуляризированными» и «коммерциализированными», в первую очередь рождество и пасха. Нередко вообще то, что было религиозным достоянием, например — этические принципы, как бы изымаются из религиозного контекста и становятся составной частью общей культуры, т.е. происходит передача религиозного содержания мирской сфере. Но все же прогноз Маркса не подтвердился, и в начале XXI столетия религия в России только укрепила свои позиции. Религиозные организации стали все более активно включаться в деятельность, направленную на разрешение самых насущных проблем современности (экология, антивоенное движение и др.).

Через религию, в первую очередь приходит осознание своего единства с обществом. А происходит это потому, что мы пережили нечто вместе с другими. Если религиозное осознание единства человека с обществом, а вместе с ним настоящее доверие и целостность можно разрушить, то само общество будет не в силах устоять перед малейшей преградой. Ведь самое главное и существенное в религии это духовность человека. По мнению наших респондентов, чем люди меньше посещают церкви, тем ниже общий уровень нравственности и больше возрастает преступность.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Религия является необходимым составным элементом общественной жизни, в том числе духовной культуры общества. Она была и остается сегодня важным фактором в развитии любой цивилизации. Ее место в жизни того или иного социума определяется различными обстоятельствами: уровнем развития общества, общественного сознания, культуры, традициями, влиянием смежных социально-политических образований.

Можно сказать, что религия в качестве нравственной духовной силы сегодня получила возможность вступить в диалог с миром, судьбы которого оказались зависимыми от его нравственной состоятельности перед лицом реальных проблем общественного развития.

Литература

1. Мчедлов М.П. «Религия и современность». — М. Издательство политической литературы, 1982 г

2 Гараджа В.И. Г 20 Социология религии. Учебное пособие для студентов и аспирантов гуманитарных специальностей.— М.: Наука, 1995

—223 с.

Оганян К.К.

Кандидат социологических наук, старший преподаватель, Санкт-Петербургский государственный экономический университет ЛИЧНОСТЬ И ОБЩЕСТВО В СОЦИАЛЬНО-ПРАВОВОЙ КОНЦЕПЦИИ Н.М. КОРКУНОВА

Аннотация

В статье рассмотрена проблема взаимоотношений личности и общества в социально-правовой концепции Н.М. Коркунова для выявления социально-психологической составляющей его творчества; более детального анализа понятий личность, общество, право, государство в его концепции; определения пересечений его взглядов с другими западными и отечественными социологами; актуализации его концепции в современном социогуманитарном знании.

Ключевые слова: личность, общество, право, государство, преемственность поколений.

Oganyan K.K.

Keywords: personality, society, right, state, continuity of generations.

После отмены крепостного права правительство России провело ряд реформ (судебная, земская, городская, военная и др.), которые подготовили почву для перехода ее к промышленному строю. Однако реформы носили половинчатый характер, не гарантировали права и свободы широким слоям населения.

В этот период в России продолжалась деятельность социалистов-народников, призывавших крестьян к социальной революции. Развивалась либеральная мысль. Большинство либерально настроенных мыслителей теоретически обосновывали создание в России конституционной монархии, необходимость широких правовых реформ, формирование правового государства, юридического закрепления прав личности.

Программными требованиями либеральных учений были оправдание процессов развития гражданского общества, сохранение таких его основ, как частная собственность, товарно-денежные отношения, формальное равенство субъектов права. Это обусловливало противостояние либеральной политико-правовой мысли различным направлениям социалистической идеологии, выступавшим против развития капитализма .

Несмотря на то, что Россия позже других стран вступила на путь капиталистического развития, политико-правовая идеология российского либерализма в теоретическом отношении стояла на уровне западноевропейской философской мысли, а в некоторых аспектах превосходила ее. В конце XIX — начале XX в. в российском правоведении и государствоведении сложилось много школ и направлений. Все теоретики права и государства относили юриспруденцию к социальным наукам, однако объект и методологию науки о праве понимали по-разному. На этом основывался плюрализм правовых школ.

Социологическое направление в теории права и государства методологически исходило из того, что существование и развитие права и государства определяются общественными факторами. Большое внимание представители этого направления придавали изучению общественных интересов и отношений, классификации социальных групп, исследованию психологических и моральных основ государства и права.

Н.М. Коркунова некоторые исследователи считали представителем юридической школы в истории российской социологии , а другие — к психологической . Первые исходили из того, что одной из главных задач своего творчества Н.М. Коркунов считал применение обобщенного западноевропейского опыта к российской действительности. Это выражалось в основных проблемах,

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *