Лампомоб-2017
2/13
Удивительное впечатление произвела на меня книга Шмелева. Такое ощущение, что я читала о совсем другой стране. Не о той, которую вспоминали в эмиграции Бунин и Набоков, не о той, которую описывали Чехов и Куприн, и уж точно — не о той, которая встречается в романах Горького, Эртеля, Салтыкова-Щедрина или зарисовках Гиляровского. Такая яркая, праздничная, благостная, православная, невероятно вкусная!
И я не могу сказать, чего в моих первых впечатлениях оказалось больше — сомнения в правдивости автора, или изумления от совершенно иного взгляда на обыкновения московской жизни начала ХХ века.
Понятно, что этот роман, написанный Шмелевым в эмиграции, своей целью ставил зафиксировать воспоминания о детстве, о той светлой поре, когда мальчик Ваня еще был абсолютно счастлив. Не случайно история обрывается на событии, которое эту пору завершило, и дало начало следующему этапу в жизни героя. То, что последовавшие потом события не несли такого благостного оттенка, можно понять хотя бы уже потому, что писатель довольно долго не упоминает человека, который наверняка занимал в его жизни не последнее место — о матери. Возможно, я была недостаточно внимательна, но у меня сложилось впечатление, что первые упоминания о ней возникают только в «Радостях», то есть примерно к середине книги. Помню, что в какой-то момент я точно поймала себя на беспокойстве — не сирота ли главный герой, ведь все самые теплые его впечатления были связаны только с отцом и Горкиным. Но нет, мать появилась, причем где-то на краю жизни сына, и по контрасту с отцом — описанная без малейшего доброго слова, нежности и тепла. Возникли и сестры, и тоже не в праздничном контексте, а затем и братья, но вовсе уж невнятно. И тогда стало ясно, что действительно счастливым автор себя ощущал только в те самые годы, в возрасте 6-7 лет, когда его отец был деятелен и здоров. И именно поэтому он в своих воспоминаниях так сосредоточился на праздниках, вкусном угощении, интересных делах, ярких событиях и добрых людях. Все прочее, что не вписывалось в прекрасную картину безоблачного детского счастья, заботливая память позволила ему забыть, или просто посчитать не самым важным для этой книги.
Мне кажется, особенно должен нравиться роман глубоко религиозным людям. Описание православных традиций, постов и праздников дается скурпулезно и подробно, так что весьма пригодится тем, кто воспитывает своих детей в духе патриархальной русской культуры. Впрочем, небесполезна будет эта информация и тем, кто к вере равнодушен, но культуру собственной страны хотел бы понимать глубже.
Очень образный и яркий у Шмелева язык. Симпатичные слова, сейчас уже практические вышедшие из оборота, интересные выражения, необычные обороты… Единственное, что меня коробило во время чтения, это невероятное количество просторечных и искаженных выражений, которое автор употребляет в тексте. Наверное, всякие там «крылосы» и «питимьи» — должны вызывать умиление, но я искренне огорчалась, всякий раз встречая эти словечки в речи героев. Все-таки в нашей семье одним из самых важных достоинств считался хороший и правильный русский язык. Еще мне показалось, что автор злоупотреблял уменьшительно-ласкательными суффиксами. После Михаила Евграфовича с его Иудушкой меня по-настоящему пугали такие фразы, как «Смотрю на картинку у его постели, как отходит старый человек, а его душенька, в голубом халатике, трепещет, сложив крестиком ручки на груди» или «Умолк органчик. А соловушка пел и пел, будто льется водицей звонкой в горлышке у него». Так и ждала подвоха. Понимаю всё про стилистику и достоверность, но все равно я вздрагивала всякий раз, натыкаясь на такие речевые капканы.
Не правы, на мой взгляд, те, кто говорит о том, что Шмелев писал только о светлых сторонах своих воспоминаний — так, в рассказе о крестном явно видно как раз то купечество, о котором нам с блеском рассказывал Островский, да и внешне благостные истории о раздаче милостыни — заставляют задуматься. Люди приходят зимой, на Рождество, плохо одетые, замерзшие, с детьми, чтобы получить немного еды в богатом купеческом доме, чего стоит хотя бы ожидающий подачки барин в прюнелевых ботинках, пришедший с мороза? Да и грустные истории пьяниц, обездоленных вдов, калек и бесприютных скитальцев встречаем мы на страницах этого романа… Но Ивану Сергеевичу важнее другое — ему нужно было сохранить этот свет и тепло детства, свою веру и культуру, всё то, что давало ему опору в эмиграции, в грустные годы оторванности от Родины. Пожалуй, это ему удалось.
Занавеска на окне слабо колыхалась в утреннем, по – летнему ярком солнце. Лёгкий ветерок гулял по лицу Алексея, принося волнующие запахи русской деревни – берёзовых листьев и свежескошенной травы. С трудом размыкая сонные веки, Алексей проснулся на большой мягкой кровати в доме своей тётки, Надежды Петровны, не самой богатой, но достаточно уважаемой дворянки в губернии.
Имение её было не большим, однако три – четыре сотни душ у неё имелось. Из далека через открытое окно, вдоль которого стояла кровать, в комнату начали доноситься приближающиеся девичьи голоса.
– Ой Валюха, а барин – то молодой какой симпатичный стал! За два года вымахал вон как, я прямо не могу, как хочу его! Аж между ног засвербело…
Под окном снаружи вдоль стены шли две местные девки.
– Так чего ж ты теряешься! Смотри, вот Наташка – то – стерва, вернётся вечером от Никольских, так уж приберёт его к рукам обязательно. Эта шалава ни одного мужика в округе не пропускает, а тут – барин молодой на отдых приехал! Вот посмотришь вечером уже, и стреножит его где – нибудь на заднем дворе.
– Да – а, тебе легко говорить – то. Как мне его прикажешь захомутать – то? Не говорить же прямо вот так – Милости просим Алексей Викторович, п%зда моя ждёт вас не дождётся никак!
Раздался приглушенный смех.
– Да чего тут придумывать, там в городах – то у них, я слышала, чай всё по – простому. Возьми его за руку невзначай и в глаза смотри, если руку свою сразу не вытянет, значит и не против. Тут рубашку свою и скидывай, не зевай.
– А как же мне его за руку – то взять?
– Так вон он спит пока и зайди, хозяйка ещё в уезде, занеси ему квасу что ли, ключница вон вчера ставила, готов уже поди, ядрёный, на меду.
Опять раздалось приглушённое весёлое хихиканье. И голоса скрылись за углом дома.
– Ни чего себе, – обомлел спросонья Алексей, – как у них тут всё просто – то оказывается. Член, как обычно по утрам, был крепок и упрям. Но чтобы с первого дня на отдыхе у тётки и вот так свезло, он никак не ожидал.
Вспомнилось скольких трудов бывало стоило ему добиться разрешения поцеловать ручку какой – нибудь городской девице. И комплиментов – то ей наговори, и цветочков – конфеточек – то принеси, да ещё и неизвестно, что та потом ответит.
В сенях скрипнула входная дверь, и раздались осторожные шаги.
– «Что же делать?» – думал он – «А что делать – да ничего! Всё само идёт как надо». Подумал Алексей и быстренько притворился спящим.
Дверь в комнату отворилась, и сквозь приоткрытые ресницы он увидел, как тихо ступая по полу босиком, в комнату вошла молодая, невысокая, светловолосая девчушка в простой рубахе с кувшином в руках. Фигура её была плохо различима из – за грубого полотна и широкого покроя. Свет, падавший на неё из окна, проходил над кроватью и упирался в запотевший кувшин в её руках.
Она помедлила, прислушиваясь и, решив, что барин ещё не просыпался, не уверенно подошла к комоду стоящему у изголовья кровати.
– А – а… ! – негромко вздохнул «просыпаясь» Алексей и потянулся обеими руками назад за голову.
– Ты кто? – Спросил он, увидев девку. Вытянутая в сторону комода правая рука замерла в воздухе, как бы приглашая за неё ухватиться.
– Я… – Машка, – хихикнула девка. – Дворовая вашей тётеньки, не помните меня? Позапрошлом году, когда вы летом приезжали, виделись с вами, барин. Я ещё воду с колодца несла. – Она поставила кувшин на край комода ближе к кровати, и на секунду задумавшись, как бы решаясь, положила руку на его правое запястье. Карие глаза уставились на него в упор.
Действительно, сейчас он вспомнил её. Тогда это была худенькая девчушка в голубом сарафане с соломенного цвета косой и коромыслом на плече. «Вон как расцвела!» Всё это пронеслось у него в голове за мгновение, но он выдержал паузу, замерев в той же позе и уверенно глядя ей в глаза. Девушка не решалась пошевелиться, но и руку его не отпускала.
Алексей перехватил её кисть своей левой рукой и перекинул её через себя к окну. Девке пришлось нависнуть над ним. Губы встретились. Поцелуй был жаркий. Совсем повалив её на себя, Алексей нежно обнял девушку и погладил её гибкое тело. Ответные ласки не заставили себя ждать. Пообнимавшись с минуту, убедившись в решительности его намерений, Машка отстранилась и наскоро освободилась от одежды. Девушка снова прижалась к нему сверху. Пока она сбрасывала свой балахон, Алексей успел её рассмотреть.
Стройное гибкое тело, крепкие округлые яблоки грудей с маленькими розовыми сосочками задорно глядели в разные стороны. Простыня, которой он накрывался в жару, сбилась к стенке. Лобок с нежным пушком светлых волос доверчиво прижимался и елозил по его члену. Там было горячо.
– Ох, Алексей Викторович, как я хочу вас… – промурлыкала лукавая бестия, прогибаясь в талии и скользя своим лобочком вперёд и назад.
– Ну, значит, сейчас ты меня и получишь. – Он провёл ладонями по её спине, сжал округлую попку, разведя половинки в стороны, потянул их вдоль себя вниз и мягко наехал её щёлкой на своё орудие. Девчушка застонала. Её киска, сладко хлюпнув, узеньким чулочком оделась на член и замерев запульсировала. Маша начала двигаться вдоль ствола. Ощущения у обоих были приятные.
Подвигавшись так с пару минут, она подтянула коленки к груди и приподняла плечи. Сев верхом она ускорила движения, с усилием раздавливая свою мокрую щёлку о его лобок. Пружинящие подскоки постепенно раззадоривали её. Покружив ей немного с закрытыми глазами она энергично засопела и, крепко прижавшись к основанию члена, кончила.
– А – а – а… а – а. ., как хорошо – то, – разомлела она. Алексей, наклонившись к окну, перекатился на неё сверху, уютно расположившись между разведённых в стороны ног. Член крепко стоял и требовал продолжения. Он дал ей немного прийти в себя, а затем начал не торопясь её наё%ывать. Движения были размашистые, медленные и уверенные. Прижимаясь каждый раз плотно к своду лобка Алексей хорошо чувствовал своего друга в глубине её п%здёнки. Машенька доверчиво подставляла себя ласкам, разрумянилась и, немного времени спустя, с удовольствием кончила ещё раз.
Парень был близок. Он не хотел тянуть дальше, руки девчушки обнимали его спину, поглаживали и пожимали ягодицы. От члена вверх по его телу пошла волна и, засадив поглубже, он излился в нежную глубину.
– Машенька, ты – прелесть! – выдохнул молодой человек, чмокнув её в шею.
– Ну уж! Скажете то же – смутилась девчушка. – Сладко вы меня вы%бли!…
– Налей – ка мне кваску.
Девочка выбралась из – под него и метнулась к комоду.
– Сейчас. Ой, а вы откуда знаете, что я квасу принесла?
– Да слышал твой разговор под окном, как тебя Валюха наставляла…
– Ой! – Маша закрыла ладошкой рот, – всё – всё слышали?
– Ну, достаточно – улыбнулся он, прихлёбывая душистый напиток. – А что же она сама? Или я ей не понравился?
– А можно? – спросила Маша и застеснялась своей дерзости. – А то ведь она меня с ума сведёт теперь расспросами. А ведь ей – то тоже хочется, её Петька Крюков два раза ёб, а потом его в полицию в уезд забрали – у соседского барина сено скосил. И поёб – то так себе, а она теперь грустная ходит не знает к кому пристроиться. Робкая.
– От чего же нельзя, ты же видишь – я не кусаюсь – улыбнулся Алексей. Девушка присела на кровать и, прижавшись к парню грудками, поцеловала его в губы
– Не кусаетесь – согласилась она – и ласкаете так нежно, – добавила, рисуя у него на груди пальчиком замысловатые узоры.
– Ну, так приведи её после обеда – взвесил в руках девичьи груди Алексей.
– А барыня не заругается?
– Надежда Петровна – то? Да нет, она меня любит и всё дозволяет, не бойся, да и не будет её до вечера, сказала в городе к знакомой зайдёт чаю попить, так что быстро не вернётся. А что вы там с Валюхой про какую – то Наташку болтали?
Девушка нахмурилась.
– Да ну её эту Наташку, всех лучших парней у наших девок отбила, ни одного мужика не пропускает. Ну и что, что сиськи большие выросли, что ж теперь всё ей что ли? Ну, правда последнее время она всё у Никольских пропадает, хвалилась барина ихнего Николая Васильевича охмурила, бывает даже ночевать домой не приходит, брешет, наверное.
– Ну, так она же наша, тётушкина? – уточнил Алексей, – Что же никто её не вразумит – то?
– Ладно, – добавил он, подумав, – я сам с ней разберусь, и соседа на место поставлю. А сейчас ступай, скажи, пусть на обед мне курочку пожарят, да чаю с мёдом, а часам к четырём с Валюхой приходи. Ещё раз поцеловав девушку в губы и помяв ей п%здёнку, Алексей отправил её делиться впечатлениями с подругой. Машка очень довольная собой оделась и убежала восвояси.
59039 7 8454 
+7.07 Следующая часть
Гусары, Лето, Баня
Роман «Лето Господне» Шмелева, написанный в 1948 году в Париже, является автобиографическим произведением. В книге глазами маленького мальчика описана жизнь патриархальной купеческой семьи. Привычный жизненный уклад русского купечества показан через церковный богослужебный год.
Для лучшей подготовки к уроку литературы рекомендуем читать онлайн краткое содержание «Лето Господне» по главам. Проверить свои знания можно при помощи теста на нашем сайте.
Главные герои
Ваня – добрый, живой и веселый мальчик, которому нет еще и семи лет, от его лица ведется повествование.
Другие персонажи
Сергей Иванович – отец Вани, зажиточный купец, живущий по совести.
Михаил Панкратович Горкин – старый плотник, духовный наставник Вани.
Праздники
Великий пост
Чистый понедельник
В Чистый понедельник «в доме чистят». Ваня вспоминает, как Горкин вчера рассказывал, что нужно готовить душу к светлому празднику: «говеть, поститься, к Светлому Дню готовиться». Старый плотник Горкин всегда рядом с Ваней и помогает ему понять смысл религиозных праздников и обрядов.
Ефимоны
На Ефимоны Ваня отправляется с Горкиным в храм. Это его первое стояние, и мальчику «немножко страшно».
Мартовская капель
Засыпая, Ваня слышит, как в окно стучит не серый унылый дождь, а «веселая мартовская капель». Он рисует картины прихода долгожданной весны, и на душе его становится легко и радостно.
Постный рынок
На следующее утро Ваня с Горкиным отправляется на «Постный Рынок». Дорога их лежит мимо Кремля, и всеведущий Михаил Панкратович рассказывает мальчику все, что знает о Москве.
Благовещенье
Часть 1
Завтра у всех православных «красный денечек будет» – Благовещенье. Неожиданно в отцовском кабинете «жавороночек запел, запел-зажурчал, чуть слышно» – до этого дня он молчал больше года.
Часть 2
На Благовещенье торговец приносит в купеческий дом множество птиц, и, по старому обычаю, их выпускают вместе и хозяин, и работники. Ваня, выпуская на волю маленьких пичужек, чувствует большую радость.
Пасха
Ваня всем своим сердцем, своей юной душой чувствует, насколько «необыкновенные эти дни – страстные, Христовы дни». Горкин ведет Ваню в храм, откуда берет начало Крестный ход.
Розговины
Во дворе накрыты праздничные столы, хозяева садятся за стол вместе с работниками: так повелось исстари.
Царица Небесная
В дом должны принести Иверскую икону Богородицы, и по этому случаю двор тщательно убирают. Все молятся Заступнице, икону торжественно вносят в дом, обходят с ней амбары, скотный двор, рабочие спальни.
Троицын день
На Вознесенье в доме пекут «Христовы лесенки» и едят их осторожно, перекрестясь: «кто лесенку сломает – в рай и не вознесется, грехи тяжелые». Все углы и иконы в доме украшены березовыми ветвями. Церковь выглядит словно цветущий сад – «благоприятное лето Господне».
Яблочный спас
Горкин объясняет мальчику, что в яблочный Спас плоды необходимо кропить святой водой перед тем, как съесть, поскольку «грех пришел через них».
Рождество
На Рождество «на улицах – сугробы, все бело», а за несколько дней до праздника «на рынках, на площадях, – лес елок». Под образа, на сено ставят кутью «из пшеницы, с медом; взвар – из чернослива, груши, шепталы». Все эти угощения – в дар Христу.
Святки
Птицы Божьи
Утро Рождества. Из кухни раздаются головокружительные запахи: это «густые запахи Рождества, домашние». Сергей Иванович поздравляет всех с Рождеством Христовым и приглашает к праздничному, богато украшенному столу.
Обед «для разных»
В купеческий дом «проходят с черного хода, крадучись» бедно одетые люди. Первым делом они греются у печки, а после – принимаются за праздничный обед.
Круг царя Соломона
У Вани «горлышко болит», и родители без него отправляются в театр. Домашние собираются за столом, и Горкин принимается гадать по кругу царя Соломона – кому что выпадет.
Крещенье
В Крещенье стоит трескучий мороз. Горкин умывает Ваню «святой водой, совсем ледяной». Впервые Ваня едет со взрослыми на Москву-реку смотреть, как народ ныряет в прорубь в ледяную воду.
Масленица
Сергей Иванович отдает распоряжения: сам преосвященный «на блинах будет в пятницу». На кухне «широкая печь пылает», здесь полным ходом идет работа. Хозяин дома торжественно встречает архиерея и принимается угощать его.
«В субботу, после блинов» все едут кататься с горок, специально залитых льдом. Там уже полным-полно людей. Кататься с таких горок – одно удовольствие, «дух захватывает, и падает сердце на раскате».
Радости
Ледоколье
Горкин отправляется на ледокольню вместе с Ваней. Мальчик оказывается там впервые и поражается тому, что «там такая-то ярмонка, — жара прямо». Здесь работают все «»случайный народ», пропащие, поденные».
Петровками
Петровский пост или «Петровки» – «пост легкий, летний». Горкин объясняет мальчику, что он так назван в честь первых апостолов Петра и Павла, которые «за Христа мученицкий конец приняли».
Крестный ход
«Донская»
Перед Крестным ходом хоругви украшают живыми цветами, улицу посыпают песком и травой, «чтобы неслышно было, будто по воздуху понесут».
Покров
Горкин рассказывает Ване, как Покров «всю землю покрывает, ограждает». Под таким Покровом ничего не страшно, знай себе работай прилежно да живи по совести.
Именины
Предверие
Осень в купеческом доме – самая «именинная пора». В эту пору празднуют именины Ваня, его отец и матушка, Горкин, а также другие, не столь близкие мальчику люди. На именины Сергея Ивановича родные решают удивить его невиданным доселе кренделем, на котором сверху красуется надпись «на День Ангела — хозяину благому».
Празднование
Когда вносят роскошный крендель в дом, «по всем комнатам разливается сдобный, сладко-миндальный дух», а Сергей Иванович утирает слезы счастья и со всеми целуется.
Михайлов день
Михаил Панкратович празднует именины в Михайлов день. От Ваниного отца он получает дорогие подарки, и старик искренне радуется им, как ребенок.
Филиповки
На Филипповки «снегу больше аршина навалило, и мороз день ото дня крепчей». Так зовется Рождественский Пост, «от апостола Филиппа». Сергей Иванович с помощниками принимается ставить «ледяной дом», а Ване дает задание – «нашлепать» билеты для катания с гор.
Как только на Конную площадь начинают стекаться обозы с живностью, значит, скоро Рождество. После службы Ваня любуется звездным небом, на котором особенно выделяется «Рождественская звезда».
Ледяной дом
При строительстве Ледяного дома в Зоологическом саду отец очень боится нежданной оттепели: «все и пропадет, выйдет большой скандал». При торжественном его открытии в небо запускают шипящие ракеты, которые освещают сказочный, хрустальный замок миллионом огней.
Крестопоклонная
В субботу третьей недели Великого Поста, перед Крестопоклонной, в доме выпекают «кресты»: «особенное печенье, с привкусом миндаля, рассыпчатое и сладкое». В Крестопоклонную неделю выдерживают строгий, священный пост. Все домашние опечалены дурным предзнаменованием: зацвел «змеиный цвет», сулящий скорую смерть.
Говенье
Ваня, наряду со взрослыми, впервые говеет. Он не ест сладкого, смывает грехи в бане, в пятницу перед вечерей просит у всех прощения, и в церкви кается в своих детских прегрешениях.
Вербное воскресенье
Дом украшают пышной, красивой вербой. Горкин рассказывает, что в это день Господь воскресил Лазаря – «вечная, значит, жизнь всем будет, все воскреснем».
На святой
В светлый праздник Пасхи у Вани отличное настроение: он рад всему, что его окружает. Дворовые наказывают дворника Гришку, который всех обманул, что поговел, а сам этого не сделал. Его облили ледяной водой, а «вечерком повели в трактир, сделали мировую».
Егорьев день
В этот год «Пасха случилась поздняя, захватила Егорьев День». Прилетели первые ласточки, но скворечники все еще пустуют – дурное предзнаменование.
Радуница
Радуница – «усопший праздник», как любит говорить Горкин. В этот день православные идут на могилки и мысленно радуются, что все воскреснем. «Потому и зовется — Радуница».
После посещения кладбища Ваня и Горкин узнают страшную новость: Сергея Ивановича сильно ушибла лошадь.
Скорби
Святая радость
В купеческий дом с утра до вечера приходят гости со всей Москвы: беспокоятся за Сергея Ивановича, молятся за его здоровье. Со временем отцу становится лучше, но голова еще «тяжелая, будто свинцом налито, и словно иголки колют».
Живая вода
Чтобы «скатить» остатки болезни, отец отправляется в «Тридцатку» – это «самая дорогая баня, 30 копеек, и ходят в нее только богатые гости, чистые».
Москва
После бани Сергею Ивановичу, действительно, стало лучше. Все радуются, что добрый и справедливый хозяин «жив-здоров». В компании Горкина и Вани он отправляется в Воробьевку и «смотрит на родную свою Москву, долго смотрит». Однажды на стройке у отца сильно закружилась голова, и он чуть не упал с лесов. Настроение в доме стало унылым – отцовская «болезнь воротилась».
Серебряный сундучок
Доктор ругается, что отец совсем себя не бережет и, «чуть голове получше», уезжает по делам. Люди приносят ему различные чудотворные иконы, «заздравные» просвирки, но Сергею Ивановичу не становится лучше.
Горькие дни
Отцовская болезнь угнетающе действует на Ваню, который даже боится смотреть на него. К Сергею Ивановичу приезжают известные доктора, и на консилиуме они приходят к выводу, что единственный способ облегчить сильные головные боли и головокружения – операция, но выживает после нее только один из десяти. Остается только уповать на волю Божью.
Благословение детей
После Успенья, как всегда, в доме солят огурцы. Но только песен не поют: отцу совсем плохо. В день Ивана Богослова «матушка, в слезах» просит Сергея Ивановича благословить детей. Он уже никого не видит, но благословит Ваню и трех дочек: Сонечку, Маню и Катюшу.
Соборование
На Покров в доме рубят капусту, но былой радости нет. Все знают, «что нет никакой надежды: отходит» Сергей Иванович. Приезжают батюшки, собираются все родные – «неторопливо, благолепно» проходит служба соборования отца, которому трудно даже сидеть на подушках.
Кончина
В день своих именин Сергею Ивановичу так плохо, «что и словечка выговорить не может». Целый день имениннику несут поздравительные пироги, «родные и неродные приезжают, справляются, как папашенька». К вечеру Сергей Иванович тихо умирает.
Похороны
Детей ведут к гробу, чтобы в последний раз попрощаться с усопшим отцом. При виде сморщенного желтого отцовского лица Ване становится плохо. От пережитых волнений его совсем не держат ноги, и он не может идти на похороны. Льется холодный осенний дождь, «улица черна народом», во дворе стоит серебряный гроб – «это последнее прощанье, прощенье с родимым домом, со всем, что было…».
Роман Шмелева «Лето Господне» нередко называют энциклопедией православной жизни: настолько подробно автор описал все важные для каждого христианина религиозные праздники. Нравственные качества главного героя – мальчика Вани – формируются под влиянием религии, и благодаря этому ему удается пережить смерть горячо любимого отца и обрести новый смысл жизни.
Краткий пересказ книги «Лето Господне» будет особенно полезен для читательского дневника и при подготовке к уроку литературы.
Тест по роману
Проверьте запоминание краткого содержания тестом:
- Вопрос 1 из 10
Кто является автором произведения «Лето Господне»?
- Александр Пушкин
- Максим Горький
- Иван Шмелев
- Иван Бунин
Начать тест(новая вкладка)