Скопцы, кто это?

Вычитала у Эткинда, что «Сказка о золотом петушке» Пушкина является «самым глубоким из литературных высказываний о скопцах». Страшно поразилась — дескать, я ее читала в детстве, и ничего там такого не было.
Побежала перечитывать.
И действительно, Дадон, боясь соседей, «с просьбой о помоге / Обратился к мудрецу, / Звездочету и скопцу.» Скопец, соответственно, дает ему золотого петушка, наказывает посадить на спицу и объясняет, что как только в земли царя вступит угроза, петушок закричит и укажет в нужную сторону. Предупредит. В благодарность, царь обещает ему исполнение любого желания.
Дальше нам уже прямо указывают на опасность и губительность сексуального желания: петушок кукарекает, сыновья Дадона по очереди ведут рать на восток, где и убивают друг друга из-за шемаханской царицы Царь завыл: «Ох дети, дети! / Горе мне! попались в сети / Оба наши сокола!»].
Но тут из шатра выходит, собственно, шемаханская царица; Дадон сражен в самое сердце, проводит с ней неделю и везет ее обратно в столицу.
Но, уже при въезде в город, им встречается тот самый скопец, который просит исполнить его желание и отдать ему девицу. Царь возмущен — и заметьте, что он предлагает взамен:
«Что ты? — старцу молвил он, —
Или бес в тебя ввернулся,
Или ты с ума рехнулся?Что ты в голову забрал?
Я, конечно, обещал,
Но всему же есть граница.
И зачем тебе девица?
Полно, знаешь ли кто я?
Попроси ты от меня
Хоть казну, хоть чин боярской,
Хоть коня с конюшни царской,
Хоть пол-царства моего».
В общем, опять сексуальное влечение разрушает национальную целостность; обуянный желанием, царь готов разорить казну и раздробить государство. Когда скопец стоит на своем, Дадон бьет его жезлом по голове и убивает.
Но туууууут…
«Вот — въезжает в город он…
Вдруг раздался легкой звон,
И в глазах у всей столицы
Петушок спорхнул со спицы,
К колеснице полетел
И царю на темя сел,
Встрепенулся, клюнул в темя
И взвился… и в то же время
С колесницы пал Дадон —
Охнул раз, — и умер он.
А царица вдруг пропала,
Будто вовсе не бывало.
Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок.»
Вот тут я застряла. С одной стороны, вроде бы все ясно: поддавшись соблазну, Дадон сам становится угрозой государству и, соответственно, петушок с ним борется при въезде в город, а царица — демоническое наваждение, как в истории Св. Антония.
Но при чем тут скопцы? При том еще, что по интерпретации Эткинда, скопец и царица происходят из одного места: «В пушкинских черновиках и скопец назывался шемаханским скопцом. Шемаха — область Закавказья, куда ссылали скопцов из разных мест России, и под Шемахой образовались известные их поселения. В песнях скопцов их герой-искупитель Селиванов часто символизируется птицей, которая трубит в золотую трубу» (А. Эткинд, «Секс, секты и тексты: руские сектанты…» в Non-fiction по-русски правда: книга отзывов, 2007, С. 89-90). Значит ли это, что она из той же секты? А зачем тогда она вступает на земли Дадона?
Есть у кого-нибудь теории?

Кондратий Селиванов

Во второй половине XVIII века в Орловской губернии обосновалась община одной из самых влиятельных на тот момент сект Российской империи, так называемые «хлысты». Общину они называли кораблем, а капитаном того корабля была некая Акулина Ивановна, которую братья и сестры называли «богородицей». Сами хлысты называли себя «люди Божьи». Секта эта была довольно закрытой, адепты этого течения проповедовали крайне аскетичный образ жизни и отказ от всех земных наслаждений. Впрочем, по слухам, в секте царила вовсе не чистота помысла и тела, а свальный грех.

В эту секту и пришел странный немой крепостной. Он пошел напрямую к Акулине Ивановне и жестами объяснил ей, что бежал от рекрутской повинности. Но стоило «богородице» милостиво принять пришельца в «корабль», как к нему тут же вернулся голос. Разумеется, Кондратий никогда и не был немым, а вот внимание привлечь умел всегда. Акулина пришла в восторг от такого «чуда» и объявила, что Кондратий Селиванов — никто иной, как «сын божий», а она сама, «богородица», родила его, как и возвестил святой дух.

Получив власть, Кондратий обвинил адептов секты в разврате и сказал, что единственный способ совладать с телесными искушениями — лишить себя даже возможности поддаться плотским утехам. По слухам, Кондратий настаивал на кастрации и сам подал пример, оскопив себя каленым железом. Но братьев и сестер такая жертвенность оттолкнула, а не восхитила, так что Кондратию пришлось покинуть секту. Чтобы основать свою.

Скопцы у штурвала

Уйдя с «корабля» Акулины Ивановны, Кондратий остановился в Тамбовской губернии и основал там собственный «корабль». К тому времени у него уже был полностью сформированный концепт нового учения. Он объявил себя сыном божьим и искупителем, который призван спасти род человеческий от лепости (похоти) и сокрушить душепагубного змия (вы уже поняли, что это).

Сам процесс оскопления он назвал «огненным крещением». Поразительно, но секта росла довольно быстро. В первую очередь туда привлекали богатых крестьян, которые способны были закабалить своих односельчан, шантажируя их огромными долгами и обещая простить их, только если те вступят в секту. Богобоязненные крестьяне прислушивались к адептам секты — они искренне верили, что апостолы тоже были скопцами и что отсечь свою плоть — это богоугодное дело. Скопцы ловко манипулировали священными текстами, выискивая целые цитаты из Евангелия, будто подтверждающие необходимость оскопления.

На удивление, секта быстро росла. Многие вступали в нее ради денег. У членов секты не могло быть детей по естественным причинам, так все их богатства доставались братьям и сестрам. В отличие от других сект, где рост учения происходил за счет привлечения детей адептов, скопцы привлекали других участников силой убеждения и обещали им Царствие Небесное. Иногда они оскопляли младших родственников.

Ритуалы

Любая секта держится на ритуальной части. Чем более жестокие и кровавые ритуалы проповедует группа, тем теснее связь между ее членами — людям хочется верить, что вся боль, через которую они прошли, была не зря.

Оскопляли и мужчин, и женщин. Операцию проводили обычно мастера или старухи, которые путешествовали из одной общины в другую, предоставляя свои «услуги» всем желающим. Мужчины оскопляли мужчин, а женщины — женщин. Временами сектанты не дожидались, пока в их деревне появится специально обученный человек, а сами оскопляли друг друга и даже сами себя.

Мужское оскопление было двух видов. Самый распространенный сводился к «отсечению яичек вместе с частью мошонки после предварительного стягивания мошонки, выше захваченных яичек, толстою ниткой, тесемкой или веревкой» (Пеликан Е., «Судебно-медицинские исследования скопчества»). «Такой род оскопления, — пишет далее Евгений Пеликан, — называется у них «малою печатью» или «первою печатью», «первым убелением», «первою чистотою», причем они называют яички «ключом ада», а ствол — «ключом бездны». Но так как оскопление, известное под именем малой печати, по естественному физиологическому закону еще неокончательно освобождает скопцов от вожделения и даже полового совокупления, то фанатики… решаются на отнятие у себя полового члена. Эта операция, называемая ими «второю» или «царскою печатью», «второю чистотою» или «вторым убелением» («сесть на белого коня» в противоположность к первому убелению или «сесть на пегого коня»), делается или совокупно с отнятием ядер…, или же ствол (что замечается чаще) отнимается впоследствии. <…> При этом скопцы иногда вставляют особые оловянные или свинцовые шпеньки в отверстие мочеиспускательного канала для воспрепятствования, по показанию их, самопроизвольному истечению мочи».

Проще говоря, так как удаление яичек все равно давало возможность скопцам заниматься сексом, они прибегали к более радикальным мерами и удаляли половой член полностью. Редко прибегали и к «третьей печати» — удалению сосков.

Временами «оскоплению» подвергались и женщины: им удаляли половые губы, клитор, иногда — груди. Так как, в отличие от мужчин, женщины при этом все равно были способны иметь детей, известны случаи, когда покинувшие секту крестьянки обзаводились семьями.

Преследование

Вскоре движение скопцов стало таким многочисленным и влиятельным, что в 1772 году состоялся суд, в результате которого около трех сотен скопцов сослали в Сибирь, вместе с Кондратием Селивановым, которому удалось бежать.

Несмотря на то, что во времена царствования Екатерины движение скопцов было вне закона, число адептов росло стремительно. Говорили даже, что Кондратий Селиванов — никто иной, как Петр III, свергнутый муж Екатерины.

Расцвет секты приходится на царствования Александра I, в дом Селиванова запретили доступ полиции. Вероятно, у секты были влиятельные покровители. Селиванов оскоплял мальчиков и юношей уже открыто.

Торжество секты закончилось в 1820 году, когда один из фаворитов Александра, граф Милорадович выяснил, что под влияние секты попали двое его племянников. Провели следствие, дело дошло до суда, и Селиванова отправили в один из суздальских монастырей. Там он и умер в 1832 году.

Казалось бы, на этом и конец секте. Но число адептов насчитывало уже десятки тысяч человек — и дело Селиванова продолжило жить после его смерти.

Скопцы в СССР

Вторым лидером секты стал уже не крестьянин, в купец первой гильдии — Плотицын. Когда в 1869 году, уже при Александре II, он попался на взятке должностному лицу, при обыске у него изъяли 30 млн рублей. Огромные деньги!

Тогда-то власти и поняли, с сектой какого размаха имеют дело — любой, кого заподозрили в связи со скопцами, отправлялся в Сибирь.

Впрочем, окончательно с сектой покончили только в середине XX века. Последний задокументированный процесс над скопцами прошел в 1929 году, скопцов из села отправили в Сибирь, а из города — посадили. Это была последняя капля, после этого секта так и не была восстановлена.

УДК: 28, ББК: 63.3

Носырев И.Н.

СКОПЧЕСТВО: ФУНКЦИЯ ОБРЯДА КАСТРАЦИИ, АУДИТОРИЯ И СТРУКТУРА ОБЩИНЫ

Nosyrev I.N.

SKOPTSI SECT — THE FUNCTION OF CASTRATION, THE AUDIENCE AND

STRUCTURE OF COMMUNES

Ключевые слова: скопчество, русское сектантство, старообрядчество, хлыстовство.

Key words: Skoptsi, russian sects, the Old Rite, hlystovstvo

Аннотация: скопчество, традиционно рассматриваемое историками как фанатическая секта, в действительности была сложной системой общин, соединявших в себе черты секты, экономической корпорации и структуры взаимопомощи. Ключевой для скопчества вопрос о выживании общин глубоко отразился на религиозном мировоззрении сектантов.

Русское сектантство представляет собой любопытнейший религиозный феномен, который активно исследовался и в дореволюционную, и в советскую, и в постсоветскую эпоху. Однако внутри этого многообразного явления есть течения с любопытной обрядностью и догматикой, которым историки уделяли мало внимания, а если и уделяли, то сосредоточивались на простом описании наиболее шокирующих деталей культа, не пытаясь их анализировать. Таково скопчество -пожалуй, самая одиозная в восприятии современников секта, появившаяся в конце XVIII в. и практически сошедшая на нет после Октябрьской революции. При том, что о скопчестве в XIX в.-начале ХХ в. писали много и часто, большая часть публикаций носила характер практически

беллетристический — домыслов в них содержалось больше, чем достоверных сведений. Те же немногие работы, которые могут претендовать на строгость исследовательского подхода, имеют характер скорее этнографического описания (что превращает их в отличные источники по теме), нежели исторического исследования. Среди них следует упомянуть

исследование В.И. Даля — Надеждина, очерк П.И. Мельникова «Белые голуби», «К истории раскола и сектантства на Кавказе» Г. Прозрителева, «Сведения о русских скопцах, извлеченные из различных документов и рукописей» Е. Соловьева и т.п. В схожем ключе написано «Скопчество и стерилизация» советского исследователя Н. Волкова — рассматривая явление в узком срезе современной ему эпохи (начало ХХ в.), автор не столько старался понять его сущность, сколько написать

антирелигиозную агитку. Важный вклад в исследование проблемы сделал историк-марксист Никольский, обративший внимание на кредитно-финансовую деятельность скопчества1. Однако советским историками тема, судя по всему, казалась неудобной, невыигрышной — если в хлыстовстве и духоборчестве историки (например, А.И. Клибанов) могли искать революционные настроения, то скопчество было для этого малоподходящей сектой.

Из современных исследований отметим серию работ А. Панченко («Христовщина и скопчество: Фольклор и традиционная

1 Никольский, Н.М. История русской церкви. — М., 1983. — С. 353-365.

культура русских мистических сект», «Петербург как столица скопцов и т.п.), подробно рассмотревшего эволюцию учения, вопрос о политическом и экономическом могуществе скопцов, проанализировавшего общее в культе хлыстов и скопцов, а также «Мистическое сектанство в Среднем Поволжье в Х1Х-первой половине XX вв.» А. Бермана, давшего любопытный анализ мифологических сюжетов скопчества. Немногочисленные работы других авторов не слишком подробны и демонстрируют сильный акцент на изучение верований и религиозных практик скопцов при невнимании к проблемам, касающимся структуры секты, ее аудитории и экономической деятельности. Как нам кажется, без рассмотрения этих проблем многие аспекты вероучения скопцов просто не могут быть поняты правильно. Еще один минус — авторы редко обращаются к вопросу о связях между скопчеством и русским старообрядчеством, а ведь такие связи не только есть, но и позволяют пролить свет на происхождение обряда оскопления.

Резюмируя, можно сказать, что интересующие нас вопросы о структуре скопческих общин-«кораблей», аудитории скопчества и о связи между экономическим могуществом и агрессивным

прозелитизмом, которым славилась эта секта, в историографии рассматривались редко. Не были преодолены и восходящее еще к XIX в. стереотипное восприятие скопцов как религиозных фанатиков — так, А. Берман в интервью радио «Свобода» говорит: «…Для чего они скопились? Они хотели обрести бессмертие»1. На наш взгляд, это представление не соответствует действительности для большинства сектантов, которые, согласно

свидетельствам современников, отнюдь не были не только фанатиками, но зачастую и вовсе не отличались религиозностью.

Наконец, слабо анализировались механизмы выживания и распространения учения, а напротив, отличались практическим и направленным на

1 История и современность (расшифровка радиопередачи). Радио «Свобода» URL:

материальные ценности мышлением. Дореволюционные публицисты и исследователи часто выражали удивление: как же может существовать и успешно распространяться столь антигуманное, пугающее и неестественное учение? Так, профессор Субботин, выступая на процессе по делу оскопителей Кудриных, предполагал: если изолировать скопческие общины и подождать несколько десятилетий, секта попросту вымрет2. Попытаемся объяснить, каким же именно образом скопчеству удавалось избежать исчезновения.

Значение обряда оскопления и аудитория скопчества

При всем пугающем ореоле, которым было окружено оскопление в общественном сознании XVШ-XIX вв., отметим, что требование кастрации не является чем-то совершенно неожиданным в общем контексте идеологий русских раскольнических сект. Практически для всех старообрядческих беспоповских течений, а также для хлыстовства, из которого выделилось скопчество, характерен запрет на супружеские и любые другие половые связи. Запрет этот вызывался предельным аскетизмом мировоззрения старообрядцев и был тесно связан с их эсхатологическими ожиданиями — поскольку конец света признавался весьма скорым событием, смысла вступать в брак и плодить детей не имело. Отметим, что начиная с отрицания брака, все течения русского раскола в дальнейшем де факто разрешили половые отношения между верующими. Это негласное разрешение, в свою очередь, провоцировало наиболее радикальные групп сектантов покидать свой толк, обвиняя его в «обмирщении» и провозглашая выделение нового течения. В этом плане основание скопчества очень похоже на выделение федосеевщины, филипповщины, бегунства и многих других старообрядческих толков. Не представляет сомнения, что изначально скопчество представляло собой попытку ригоризации хлыстовства, из которого оно выделилось. Основатель скопчества

2 Процесс Кудриных и других 24-х лиц, обвиняемых в скопческой ереси. Печатня А.И. Снегиревой, 1900. — С. 56.

Кондратий Селиванов яростно критиковал хлыстовские «корабли» (общины): «Ходил я по всем кораблям, и поглядел: но все лепостью перевязаны; того и норовят, где бы с сестрою в одном месте посидеть»,1 намекая на то, что целомудрие, которое рассматривалось в хлыстовской доктрине как одно их важнейших моральных требований, в действительности постоянно нарушалось. Основатели скопчества, Кондратий Селиванов и Александр Шилов видели в кастрации единственный действенный способ борьбы с грехом, причем, судя по всему, способ технический — в источниках, касающихся раннего скопчества, операция лишена какого-либо ореола торжественности, свойственного для обрядов.

Итак, сами основатели скопчества были строгими ригористами, людьми, искавшими Царства Небесного, но верно ли сказанное для всех последователей учения? Едва ли. Аудитория скопчества не представляла собой какого-либо единства. На раннем этапе формирования скопческих общин сектантами в основном становились действительно те, кто активно искал спасения. Операция при этом часто осуществлялась самим человеком, а не тем, кто его соблазнил в ересь, и носила добровольный характер, причем исход мог даже быть фатальным для самого адепта. Источники позволяют восстановить психологические портреты фанатиков, по своей воле подвергшихся кастрации: так, активный проповедник учения, штабс-капитан Борис Петрович Созонович, сосланный в 1821 г. в Соловки, — человек мистического склада ума (однажды Созонович признал в погнавшемся за его санями черном псе диавола), в молодости пресытившимся мирскими наслаждениями и активно искавший спасения — все равно, какой ценой2. Помимо людей мистического склада, в числе приверженцев скопчества можно обнаружить еще одну категорию «добровольцев»- это те, для кого плотские

1 Селиванов, К., Страды // Н.И. Надеждин. Исследование о скопческой ереси. — СПб., 1845. — С. 216.

2 Мельников, П. И. Материалы для истории хлыстовской и скопческой ересей. Отдел I.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Соловецкие документы о скопцах // ЧтОИДР. 1872. Кн. I. — С. 85.

желания превратились в надоедливую помеху из-за холостяцкого образа жизни: солдаты, рабочие, отправлявшиеся на сибирские рудники без семей, молодые приказчики, попавшие в Москву или Петербург из деревни и не имевшие возможности жениться и содержать супругу. Наконец, была и третья категория добровольных скопцов, чаще всего из деревни — те, кто не желал обременять себя детьми: лидер саратовской скопческой общины Василий Иванов жаловался, что «многие из скопцов для того только отрезывают у себя ядра, чтобы, сообщаясь с женою, не рождать детей и тем избавиться от многочисленности семейства»3.

Однако такого рода «добровольцы», судя по всему, составляли в скопчестве меньшинство. Согласно материалам дела о массовых оскоплениях во 2-м егерском полку, находящемся под командованием вышеупомянутого штабс-капитана

Созоновича, кастрация солдат, проводимая им и его единомышленниками, чаще всего предшествовала их обращению в ересь, а не наоборот. Так, барабанщик Гаврила Овчинников рассказывал на допросе, что ничего не знал о содержательной стороне ереси, а оскопление принял под давлением командира. И лишь после операции его стали «просвещать», заставляя принять тезис о Селиванове как новом воплощении Христа4. Судя по всему, скопчество в XIX-начале XX вв. в основном распространялось именно таким образом -путем использования зависимого положения потенциального адепта или его стесненных обстоятельств, а также соблазнение деньгами. Если в старообрядчестве этот метод применялся лишь иногда, от случая к случаю, в скопчестве его, что называется, поставили на поток. Источники упоминают следующие способы вовлечения: выкуп крепостных на волю5, освобождение из

3 Сведения о русских скопцах, извлеченные из различных документов и рукописей Ефимом Соловьевым. — Кострома, 1870. — С. 52.

4 Мельников, П.И. Материалы для истории хлыстовской и скопческой ересей. Отдел I.

Соловецкие документы о скопцах // ЧтОИДР. 1872. Кн. I. — С. 57.

5 Кутепов, К., Секты хлыстов и скопцов. -Ставрополь, 1900. — С. 419.

тюрьмы1 и рекрутерства2, постепенное втягивание в долговые обязательства,3 соблазнение богатством и торговым

4 5

успехом , переездом в столицу, оскопление малолетних, зависимых людей6 и т.п. Легко заметить, что большая часть способов подразумевает насилие или безвыходную ситуацию, а не свободный выбор.

Принявший оскопление человек вынужден был поддерживать лояльность по отношению к своей секте и ее учению, каким бы бессмысленным оно ему ни казалось. Н. Волков свидетельствует о том, что усомнившийся в своей вере скопец испытывает нечеловеческие страдания, причем невозможность возврата к нормальной жизни имеет именно физиологические причины. Волков говорит о том, что женщинам-сектанткам, «оскопление» которых не отнимало репродуктивных способностей, удавалось иногда, покинув секту, стать женами и матерями. Для скопца-мужчины такая судьба была невозможна — осознание этого факта и формировало у него жестчайшую привязанность к своей мировоззренческой системе7. Эту роль кастрации подчеркивает популярный в XIX в. анекдот, приведенный П. Мельниковым, — скопец, убеждаемый православными в абсурдности своего вероучения, не выдерживает и горько восклицает: «Сделайте меня не скопцом, и я с радостью скажу, что все это нелепость, а теперь волей-неволей должен твердить то же и то, хотя и знаю, что это ложь» . Иными словами, кастрация оказалась, по сути, идеальным способом удержания адепта в секте — в отличие от членов сект хлыстов

1 Там же. — С. 418.

2 Сведения о русских скопцах, извлеченные из различных документов и рукописей Ефимом Соловьевым. — Кострома, 1870. — С. 80.

3 Кутепов, К. Секты хлыстов и скопцов. -Ставрополь, 1900. — С. 421.

4 Процесс Кудриных и других 24-х лиц, обвиняемых в скопческой ереси. Печатня А.И. Снегиревой, 1900. — С. 74.

5 Там же. — С. 31.

6 Волков, Н. Скопчество и стерилизация. — М., 1937. — С.83.

7 Там же. — С. 96.

8 Материалы для истории хлыстовской и скопческой

ересей, собранные П.И. Мельниковым. Отдел первый. —

Спб., 1872. — С. 71.

или общин старообрядцев, он оказывался навсегда выброшенным за своеобразную point of no return, точку, за которой нет возврата.

Показательно, что мифология скопчества полна диких фантастических образов, которые, вероятно,

свидетельствуют не только о травмированной психике скопцов, но и о том, что невозможность возврата к нормальной жизни оборачивалась готовностью сектантов принимать сколь угодно фантастическую догматику, лишь бы не оказаться отторгнутыми своей общиной. Так, своего учителя Селиванова скопцы отождествляли не только с Христом, но и с Петром III, якобы бежавшим из дворца после принятия скопчества и долженствующего воцариться на

российском престоле — это и ознаменует начало Страшного суда. Страшный суд означает не гибель мира, а лишь перемену людьми образа жизни — все станут скопцами, «а для продолжения рода человеческого деторождение от плотского соединения зависеть не будет, но единственно от целования»9. Антихристом скопцы признавали уже умершего Наполеона — рассказывалось, что он жив и укрывается в Турецкой империи, затем вновь явится миру, но после новых злодеяний примет скопчество и станет его избранным сосудом. Он считался внебрачным сыном Екатерины II, бежавшим из-за обиды в Европу10. В русском расколе нет другой секты со столь фантастичной картиной мира.

Отметим, что поиски «точки невозврата», подобной той, о которой мы говорили выше, составляли постоянную заботу учителей различных

раскольнических сект, постоянно и вполне обоснованно опасавшихся ослабления изначальной радикальной доктрины. Если проанализировать раскольнические

саможжения конца XVII в., становится ясно, что такого рода акции часто были не коллективными самоубийствами, а попыткой учителя (именно он и поджигал сруб, в котором община укрывалась от

9 Там же. — С. 71.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

10 Там же. — С. 74.

царских войск) «уберечь» уже готовых сдаться сектантов от «потери веры»: Иван Филиппов красноречиво свидетельствует: «аще бы не Господь малыми людьми (т.е., малым количеством поджигателей — И.Н.) укреплял, и вси бы сдалися сами»1. Судя по всему, самосожжения в старообрядчестве носили характер такой же point of no return, как и кастрация в скопчестве — однако если «гари» вели к гибели общины, то изувеченные скопцы, сплоченные психологической травмой, напротив, превращались в дальнейшем в сильную общину единоверцев. Для нашей задачи неважно даже, понимали ли основатели учения роль кастрации именно как point of no return или нет — в любом случае в скопчестве она закрепилась именно в такой роли. И если другие раскольнические секты не нашли столь эффективного способа борьбы с постепенным ослаблением эсхатологических настроений и

ригористских установок (что выразилось и в переходе сектантов в официальное православие, и в постоянном дроблении старообрядчества на новые толки, и в постепенной отмене догм о безбрачии, нестяжательстве, общежитии и т.п.), то скопчество всего в кратчайшие сроки — за два первых десятилетия XIX в. -превратилась в мощную систему взаимопомощи и вовлечения, ведущую диалог с первыми лицами в государстве.

Скопческий прозелитизм и его происхождение

При всей своей фантастичности мифология скопцов поражает сильным налетом обыденности, повседневности и направленностью на построение «рая на земле». В противоположность

старообрядческой эсхатологии, в скопчестве Страшный суд воспринимается отнюдь не в качестве вселенской катастрофы: «Бытие же видимого мира сего полагают быть бесконечным», а лишь как время полного торжества скопчества. Точно так же стилистически снижена миссия на земле «Спасителя»-Селиванова: после завершения своих дел, он должен умереть, как самый обычный человек. Любопытно, что

1 Там же. — С. 66.

2 Там же. — С 71.

приближение времени Страшного суда считалось находящимся в прямой зависимости от усилий самих общинников: чтобы Суд начался, им нужно было лишь оскопить ровно 144 тысячи человек. Это «стимулирование» Страшного суда вновь заставляет нас вспомнить о самосожжениях старообрядцев: как считает М.Б. Плюханова, самосожигатели, возможно, пытались посредством огненной смерти поскорей приблизить апокалипсис4. Есть и другая интересная аналогия: и самосожжения, и скопчество можно рассматривать как доведение до своего логического конца христианской идеи об аскезе и умерщвлении плоти (О скопчестве как о насильственном уничтожении сексуальной стороны человеческой психики и физиологии писали В. Розанов5 и

A.Эткинд)6. Как отмечает Плюханова, у «морельщиков» — участников массовых самоубийств голодом — аскетизм становился самодовлеющим, переставал быть формой жизни, оказываясь «неупорядоченным балансированием на грани между жизнью и смертью» . При этом сами расколоучители трактовали смерть в том же смысле, который упоминает британский этнолог

B.Тэрнер, исследуя категорию лиминальности — как «силу слабости»8: покидая свою телесную оболочку, человек тем самым оказывается сильнее своих гонителей — «потерпите в малое се время, да царствовати имамы в непроходимых вецех».9 Та же самая «сила слабости»

3 Надеждин, Н.И. Исследование о скопческой ереси. СПб., 1845. — С. 169.

4 Плюханова, М.Б. О некоторых чертах народной эсхатологии в России XVII-XVIII вв. // Уч. зап. Тартуского ун-та. — 1985. Т. 645. — С. 62.

6 Эткинд, А. Хлыст. Секты, литература и революция. Новое литературное обозрение. — М. 1998. -С. 180.

8 Тэрнер, В. Символ и ритуал. — М. 1983. — С.182.

прослеживается и в идее скопчества: адепты секты считали, что посредством потери сексуальной стороны своей личности они становятся не слабее, но сильнее — и душой, и разумом. Примечательно, что то же самое понимание скопчества, но уже на материалистическом уровне, дает в 20-е годы ХХ в. идеолог секты Меншенин, говоря о том, что скопец не только физически не слабее нормального человека, но и выглядит «солиднее и представительнее», имеет «здравость ума», «способность политически мыслить» и зарабатывать деньги. Меншенин даже рекомендовал Советскому правительству брать скопцов на ответственные должности, противопоставляя их обычным,

разменявшим свою личность на мелкие страстишки людям: «Что заставляет зава делать растрату? Тайный уд…»1. Этот анекдотический пример, тем не менее, обнаруживает важные черты осознания скопцами собственного учения. Берман отмечает, что скопец в народном фольклоре, восприятии других людей часто выступает потусторонним существом, посланником мира мертвых, обладающим в связи с таким своим статусом мистической силой.

Идея о вовлечении 144 000 человек оказалась для скопчества буквально навязчивой. Прозелитское рвение скопцов отмечают практически все

дореволюционные исследователи. Но следует ли считать его порождением упомянутой идеологемы? На наш взгляд, нет — необходимостью выживания общины, поддержания численности адептов. В отличие от подавляющего большинства других сект мира, скопческие общины не могли увеличиваться путем естественного воспроизводства. Это делало поддержание их численности острой проблемой. Историк XIX в. Прозрителев приводит примеры полного исчезновения скопческих сект, не сумевших пополнить свои ряды новыми адептами: так, полностью исчезла к 1898 г. сосланная на Кавказ община, чья пропаганда учения среди горских народов оказалась тщетной2.

1 Волков, Н. Скопчество и стерилизация. — М. 1937. — С. 104.

2 Прозрителев, Г.К Истории раскола и сектантства

Необходимость постоянного

вовлечения новых адептов отразилась на мировоззрениии скопчества: в отличие от старообрядческого, оно фокусируется не на самой общине, а на окружающем мире -православные рассматриваются не как слуги антихристовы, но как заблудшие люди, которых необходимо спасти путем обращения. Скопцы не изолировали себя от православных, но, напротив, постоянно вели скрытую проповедь в их среде. Едва ли не главными подтверждениями верности скопческой доктрины в глазах ее адептов выступает чисто материальные аспекты -сопутствующая общине финансовая удача (в скопческом фольклоре Селиванов «разослал своих гонцов, отыскал он всех дельцов», на его зов являются скопцы-«купцы земли греческой, миллионщики знаменитые»,3) и близость общины к властям. Целый пласт легенд ставит своей целью показать приверженцами скопчества первых лиц государства — царей Петра III и Александра I, великого князя Константина, в песнях скопцов фигурируют царские знамена, полки, блеск золота4, добрая воля Селиванова рассматривается как главная причина победы над Наполеоном в 1812 г.5, и т.п. Богатство скопческих общин и их близость к власти, особенно в первые десятилетия XIX в. — реальный факт, признаваемый и самими адептами секты, и ее критиками. Однако в мифологии скопцов богатство общины и ее влияние намеренно гипертрофированы.

Простая установка на финансовое процветание в этой жизни способствовала выработке оптимальных механизмов взаимодействия внутри общины: в то время как отвлеченно-религиозные споры старообрядцев создавали внутренние конфликты, общая экономическая

деятельность общин скопцов эти конфликты, напротив, сглаживала. Отметим важную разницу между структурой хлыстовских и

на Кавказе. Скопцы. — Ставрополь. — 1911. — С. 17.

3 Кутепов, К. Секты хлыстов и скопцов. -Ставрополь-Губернский, 1900. — С. 413.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

4 Сведения о русских скопцах, извлеченные из различных документов и рукописей Ефимом Соловьевым. — Кострома, 1870. — С. 398.

5 Кутепов, К. Секты хлыстов и скопцов. -Ставрополь-Губернский, 1900. — С. 186.

скопческих сект, на первый взгляд, схожих. Хлыстовские секты никогда не образовывали единой системы: в каждой общине был свой харизматический лидер — «христос»; переход адепта из общины в общину не приветствовался. В скопчестве же харизматичные вожди присутствовали лишь на самом раннем этапе формирования учения; в дальнейшем кормчие «кораблей» были просто авторитетными предпринимателями, без какого-либо ореола магической власти. Личность в скопчестве нивелирована, растворена в общей массе последователей учения, каждый из которых ждет пришествия лишь одного «христа» — Петра III. Предводитель каждого отдельного «корабля» выступает таким образом не как лидер, но как работник, служащий во имя общего дела. Скопчество, таким образом, можно представить как одну большую компанию, корпорацию в почти современном смысле этого слова.

Источники хранят массу упоминаний о требовании к новичкам отдать свое имущество «кораблю». При этом предпочтение отдавалось деньгам, а не недвижимости, вещам и скоту.1 Однако хлыстовские и скопческие секты употребляли эти средства для разных целей: если хлыстовские «христы» пользовались ими для личного обогащения, то в скопчестве оно, даже сделавшись частной собственностью конкретного «кормчего», де факто все равно имело характер достояния всей общины. Приведем в поддержку сказанного два аргумента. Во-первых, деньги, которыми располагал кормчий, часто использовались для вовлечения новых адептов, спасения от полиции и суда собратьев по вере и т.п., — иными словами, для общих целей секты. Во-вторых, по смерти скопца его имущество отдавалось по завещанию кому-либо из собратьев, т.е. оно являлось частью совокупного капитала всей секты и не выходило за ее пределы. Таким образом, скопческая община представляла собой своеобразную коммуну, частная собственность имущества в которых носила

1 Мельников, П. И. Материалы для истории хлыстовской и скопческой ересей. Отдел I.

Соловецкие документы о скопцах // ЧтОИДР. 1872. Кн. I. — С. 118.

относительный характер, являясь в то же время общественной.

Взаимопомощь между единоверцами достигала значительного размаха: часто богатые скопцы за взятку спасли от суда членов других общин, с которыми даже не были знакомы, при этом не ленясь проделать путь в десятки верст, чтобы разыскать их в остроге и договориться с нужным чиновником . С.В. Максимов упоминает скопческую традицию встречать каждую проводимую через город партию арестантов — если в ней были «белые голуби», им оказывалась материальная помощь3. Именно взаимопомощь способствовала циркуляции внутри общины огромных денежных средств, которые было легко мобилизовать, вложить в дело -другими словами, обладающих высокой ликвидностью.

При этом прозелитизм скопцов имел рамки, и очень жесткие. Диктовались они той же основной проблемой выживания общины. Во второй половине XIX в. «корабли» отказались от практики обязательной кастрации адептов при вступлении. Так, в скопческом «корабле», созданном купцом Василием Пановым в Саратове, большинство сектантов не были оскоплены и считались «мирскими». Тем не менее за «мирской» частью секты «избранные» скопцы следили со всей тщательностью, препятствуя нарушению запрета на половую жизнь. После нескольких лет наблюдения

зарекомендовавший себя с положительной стороны «мирской» допускался к оскоплению4. Такая структура, вне всякого сомнения, обладает высокой прочностью к репрессиям — взамен обнаруженных полицией и сосланных скопцов оставшиеся могли пополнить ядро общины новообращенными из числа «мирских». Судя по всему, такое двухчастное устройство общины у скопцов было довольно распространено: Соловьев говорит, что

2 Кутепов, К. Секты хлыстов и скопцов. -Ставрополь-Губернский, 1900. — С. 407.

3 Максимов, С.В. Сибирь и каторга. — СПб., 1900. — С. 256.

4 Сведения о русских скопцах, извлеченные из различных документов и рукописей Ефимом Соловьевым. — Кострома, 1870. — С. 26.

«скопцы составляют у них («мирских» — И.Н.) — при этом обряд оскопления оказался

как бы род монашествующих, так что самодовлеющим, приводил к порочному общество скопцов может состоять из кругу: те, кого уже оскопили, вынуждены нескольких сот и даже тысяч человек, а были разделять мировоззрение общины и оскопившихся бывает очень немного». стараться увеличить число обращенных.

Подытожим все вышесказанное: Агрессивный прозелитизм скопцов

— аудитория скопчества отнюдь не объясняется проблемой выживания общины: состояла из религиозных фанатиков; поскольку ее численность не могла вовлечение адептов обычно происходило поддерживаться путем естественного путем использования безвыходной ситуации воспроизводства или массового притока или путем прельщения деньгами; добровольцев, без постоянного вовлечения

— лишь на самом раннем этапе общины попросту исчезли бы; существования скопчества смысл кастрации — агрессивный прозелитизм превратился сводился к борьбе с грехом; в дальнейшем эта в главную заботу общины — экономическая операция оказалась удобной «точкой деятельность секты была подчинена вопросам невозврата», препятствовавшей выходу из вовлечения адептов. Это определило не общины тех, кто уже обратился, только повседневную жизнь секты, но и эффективным средством поддержания многие черты мировоззрения и мифологии эсхатологических настроений и скопцов.

ригористических установок;

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Берман, А.Г. Мистическое сектантство в Среднем Поволжье в XIX- первой половине XX вв. — Саранск, 2006.

2. Волков, Н.Н. Скопчество и стерилизация (исторический очерк). — М.- Л.: Изд. Академии наук СССР, 1937.

3. Кутепов, К. Секты хлыстов и скопцов. — Ставрополь, 1900.

4. Максимов, С.В. Сибирь и каторга. — Спб.: Издание В.И. Губинского, 1900. — 492 с.

5. Мельников, П.И. Материалы для истории хлыстовской и скопческой ересей. Отдел I. Соловецкие документы о скопцах // ЧтОИДР. 1872.

6. Материалы для истории хлыстовской и скопческой ересей, собранные П.И. Мельниковым. — СПб., 1872. Отдел первый.

7. Надеждин, Н.И. Исследование о скопческой ереси. — СПб., 1845.

8. Никольский, Н.М. История русской церкви. — М., 1983

9. Прозрителев, Г.Н. К истории раскола и сектантства на Кавказе. Скопцы. -Ставрополь, 1911.

10. Процесс Кудриных и других 24-х лиц, обвиняемых в скопческой ереси — Печатня А.И.Снегиревой, 1900.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

11. Розанов, В.В. Возрождающийся Египет. Апокалиптическая секта (хлысты и скопцы). Малые произведения 1909-1914 годов. — М., 2002.

12. Сведения о русских скопцах, извлеченные из различных документов и рукописей Ефимом Соловьевым. — Кострома, 1870.

13. Эткинд. А. Хлыст. Секты, литература и революция. Новое литературное обозрение. — М., 1998.

120 лет назад, в 1887 году, в Москве состоялся Всероссийский миссионерский съезд, который впервые открыто заявил о том, что российскому православию угрожает нашествие сект. С тех пор об опасности тоталитарных и не очень тоталитарных сект в России говорили много и часто. Между тем популярность сектантства часто объяснялась довольно просто: люди надеялись, вступив в секту, улучшить свое материальное положение.

«Сокрушить душепагубного змия»

Обычно люди уходят в секту для того, чтобы начать новую жизнь — более правильную, более осмысленную, более спокойную или, наоборот, более яркую. Однако далеко не всеми сектантами движет религиозное чувство. Довольно часто люди выбирают для себя новую религию только для того, чтобы улучшить свое материальное положение. В России секты появились еще в Средние века, причем уже первые течения такого рода обещали своим последователям материальную выгоду от нового учения. Начало русскому сектантству положили новгородские диаконы Никита и Карп, которые в XIV веке стали обвинять русское духовенство в стяжательстве и прочих грехах. Также диаконы отвергали церковные таинства, сомневались в истинности святого предания и выдвигали прочие еретические идеи. Поскольку за крещение, отпевание, венчание и прочие обряды, совершаемые от случая к случаю, православные пастыри взимали с прихожан плату, секта, отрицавшая таинства, сулила своим последователям некоторую экономию. Секта стригольников, как стали называть группу Никиты и Карпа, была разгромлена в 1375 году, а ее основатели были утоплены в Волхове, но идея дешевой церкви — без платных треб, без драгоценной утвари и даже без священников — с тех пор владела многими умами. В XVII веке появились хлысты, которые обожествляли своих вождей, а потому могли себе позволить жизнь без церкви. А в XVIII веке возникли общины духоборов и молокан, которые отвергали церковную иерархию и государственную власть. Все эти секты позволяли своим членам сэкономить на требах, но лишь одна из российских сект давала шанс стать миллионером. Это была секта скопцов.

Движение скопцов зародилось в середине XVIII века в Орловской губернии, где в ту пору существовал хлыстовский «корабль» (община), во главе которого стояла самозваная «Богородица» Акулина Ивановна. К «кораблю» прибился крестьянин Кондратий Селиванов, который поначалу разыгрывал из себя немого, а после неожиданно заговорил. Акулина Ивановна поспешила провозгласить Селиванова «богом над богами, царем над царями» и сделала его вторым человеком в общине. Нравы в хлыстовских «кораблях» были довольно свободными, о чем, в частности, писал лютеранский епископ Сигнеус, наблюдавший хлыстовские радения в начале XIX века: «Собрание продолжалось с 8 часов вечера до полуночи; тогда присутствовавшие ложились спать попарно, каждый со своею избранною… по формальному дознанию, плотское сближение не подлежало никакому сомнению». Против подобного свального греха и выступил Селиванов. «Бог над богами» предложил радикальное средство избавиться от греховных влечений раз и навсегда — «раскаленным железом отжечь детородные своя уды». Селиванов провел самокастрацию, но понимания среди хлыстов не встретил и был вынужден уйти из общины.

Вскоре Селиванов основал собственную общину в Тамбовской губернии и нашел немало последователей, возжелавших по его примеру «сокрушить душепагубного змия» путем оскопления. Богословских аргументов в пользу кастрации у Селиванова было более чем достаточно, поскольку в Евангелии было ясно сказано, что глаз, который тебя соблазняет, надлежит вырвать, а руку или ногу отсечь и «бросить от себя». Но секрет успеха нового учения заключался не только в этом. Селиванову удалось привлечь на свою сторону нескольких богатых крестьян, возжелавших праведной жизни и царствия небесного. А поскольку у кастрата прямых наследников быть не может, в общине утвердился порядок, согласно которому одному скопцу наследует другой скопец. Таким образом, ценой утраты мужского достоинства сектант вступал в клуб богатых наследников и мог по прошествии лет разбогатеть. К тому же скопцу не надо было тратиться на семью, что также вело к немалой экономии. Поэтому, когда власть наконец-то обратила внимание на новую секту, среди ее членов было немало обеспеченных людей.

Первый «скопческий процесс» имел место в 1772 году, когда перед судом предстали 246 человек. В списке обвиненных в ереси были в основном крестьяне, но крестьяне отнюдь не бедные. Например, скопец Яковлев имел две избы, 10 лошадей, семь коров, 15 овец и пять свиней; его единоверец Запольский имел три избы, девять лошадей, пять коров, 10 овец, пять свиней. И таких богатеев среди подсудимых были десятки. Сам Селиванов тогда бежал, но попался в 1774 году, был высечен и выслан в Нерчинск. До Нерчинска он не дошел и последующие 20 лет жил Иркутске, но дело его не было забыто. Хотя скопчество было поставлено вне закона, число его последователей продолжало расти. Более того, учение проникло в городскую среду и нашло новых приверженцев среди купцов и приказчиков. Те, в свою очередь, привлекали в секту своих работников, бедных родственников, должников и прочих зависимых людей, мечтавших о повышении зарплаты или богатом наследстве.

Постепенно скопчество обрастало собственной мифологией, в которой перемешались суеверия, вера в доброго царя и надежда занять однажды высокое положение возле трона. Сектанты уверовали, что томящийся в Сибири Селиванов есть не кто иной, как чудом спасшийся государь Петр III, воцарение которого якобы было ознаменовано кометой «с птичьими ногами, с крестами на голове, знаменами по бокам и палящей со спины пушкой». Рассказывались бредовые истории о том, что Петр III оскопился еще в родной Голштинии, а его жена Екатерина его за это невзлюбила и свергла. По другой же версии, Екатерина тоже уверовала в скопческое дело и ушла странствовать, оставив вместо себя фрейлину, которая и свергла кастрированного царя. За всеми этими россказнями стояла вера в скорое возвращение Селиванова и золотой дождь, который затем прольется на его последователей.

Какой бы абсурдной ни была вера скопцов, их деловая хватка оставалась крепкой. На рубеже XVIII-XIX веков лучшими российскими менялами были именно они. Главным занятием скопцов-менял стала скупка мелкой разменной монеты. Закупленная за год мелочь отправлялась на Нижегородскую ярмарку, где всегда ощущался дефицит мелкой наличности. Там копейки сбывались выше номинала. Были у скопцов и иные методы приумножить свое богатство. Скопчество распространилось по многим городам России, а значит, скопцы-торговцы имели своих агентов всюду, где проживали борцы с «душепагубным змием». Агенты эти сообщали братьям по вере все последние новости, так что скопцы узнавали о колебании цен раньше своих некастрированных конкурентов.

В 1796 году у скопцов появилась надежда на исполнение всех их заветных мечтаний. С воцарением Павла I отношение к тем, кто был сослан при Екатерине II, резко изменилось, и Кондратий Селиванов сумел покинуть Сибирь. Верховный скопец объявился в Москве, а вскоре, по легенде, был вызван к самому императору. «Ты мой отец?» — якобы спросил Павел у новоявленного Петра III. «Греху я не отец,— ответил Селиванов.— Прими мое дело, и я признаю тебя своим сыном». «Принять дело» и оскопиться император не пожелал и отправил нахала в сумасшедший дом.

Оскопиться, чтобы скопить

И все-таки скопцы дождались своего часа. Александр I, который относился к деяниям отца так же плохо, как Павел I относился к деяниям своей матери, выпустил Селиванова из лечебницы и, подержав в богадельне, отдал на поруки бывшему камергеру польского короля Алексею Елянскому, который сам принял скопчество. С этих пор и начался золотой век кастрированных сектантов. Селиванов установил контакты с представителями высшей петербургской аристократии, которая в то время увлекалась всевозможными мистическими учениями, и даже благословил Александра I на войну с Наполеоном. За это благословение император пожаловал главному скопцу три богатых кафтана. Петербургский «корабль» Селиванова обрел небывалые привилегии. Достаточно сказать, что ни один полицейский не имел права переступать порог его дома, где совершались сектантские радения и оскопления. Безнаказанность была полная. Около 1818 года капитан Борис Созонович, уверовав в проповедь «белых голубей», как называли себя скопцы, кастрировал 30 солдат своей роты. Сам капитан был сослан в монастырскую тюрьму, но секте эта история никак не повредила. С Селивановым общались представители кружка генеральши Татариновой, в котором состояли придворные аристократы и в который был вхож сам князь Голицын, тогдашний министр просвещения. Кончилось дело тем, что скопцы слишком зарвались. Алексей Елянский подал государю проект государственного переустройства России, по которому Селиванов должен был стать духовным учителем самого царя. При губернаторах, министрах, генералах и капитанах кораблей тоже должны были состоять комиссары из скопцов. На себя Елянский был готов взять руководство вооруженными силами.

Более того, в 1819 году генерал-губернатор Петербурга Милорадович узнал, что два его племянника обратились в скопчество. Это была последняя капля, и в 1820 году Селиванов был арестован и отправлен в монастырь, где и оставался до своей смерти в 1832 году.

Однако секта продолжила свое существование, а ее члены по-прежнему накапливали огромные богатства. В Москве в 1843 году было раскрыто убийство сестер Ивановых, которые содержали скопческий молельный дом, причем одна из них считалась «пророчицей». Убивший их извозчик после ареста рассказал, что скопчихи склоняли его «перейти в их секту, обещая денежную помощь на покупку хороших лошадей и сбруи». Убив сестер, он забрал из их дома более 15 тыс. рублей — настоящее богатство по тем временам.

О богатстве скопцов было хорошо известно, и желающие купить благосостояние ценой утраты «детородных уд» по-прежнему находились. Вот что рассказывал молодой скопец, оскопленный в 14 лет собственным дядей, у которого он состоял в работниках: «Сначала он (дядя.— «Деньги») очень хорошо со мной обращался, кормил хорошо и жалел меня, работать тяжело не заставлял. Потом стал говорить: «Тебе тоже надо сделать как я. Так будет лучше. Хорошо жить будешь. Будешь святой, и душа будет как у ангелочка. Ходить никуда не надо будет. Будешь богатый один жить». Все не хотел. А он говорит, что четыре шубы енотовых мне отдаст и дом подпишет мне, все будет мое. Потом показывает коробку: в ней золото и серебро. «Это тоже,— говорит,— тебе отдам». «Ну,— я говорю,— что же, давай сделаем и мне». Потом сходили в баню, попили чаю. Дядя сходил и принес нож. Острый-острый».

Если бедные стремились в общину скопцов, чтобы стать богатыми, то богатые оставались в ней, чтобы стать еще богаче, ведь если богачи отписывали свое имущество беднякам, то бедняки завещали свое достояние богатым лидерам общины. Таким лидером был, в частности, купец первой гильдии Максим Плотицын, который верховодил скопческим «кораблем» города Моршанска в Тамбовской губернии. Сам Плотицын не был оскоплен, но в его доме было нечто вроде монастыря, в котором проживали шесть женщин с удаленной грудью. Поскольку Тамбовщина, где Селиванов создал свою первую общину, была священным для скопцов местом, многие сектанты завещали свои богатства Плотицыну. Он же был хранителем скопческого «общака». По некоторым сведениям, у купца находилось около 30 млн рублей золотом. Всего этого богатства Плотицын лишился в 1869 году, попавшись на даче взятки должностному лицу. Плотицына посадили в тюрьму, многих скопцов сослали в Сибирь, а деньги в ходе следствия были кем-то разворованы.

Но, даже оказавшись на поселении под Иркутском, скопцы с успехом применяли свои предпринимательские навыки. Те, кто был сослан раньше, сумели захватить земли на реке Мархе, а те, кто прибывал позже, становились их батраками. При этом скопцы использовали возможности своей земли по максимуму. Выгоднее всего было выращивать пшеницу, которая в Сибири шла по самым высоким ценам, и «белые голуби» специализировались именно на ней.

Своего богатства скопцы лишились только после 1917 года. Известно, что у сестер Смирновых, менял, было экспроприировано 500 тыс. рублей, у купца Павла Бурцева — 4 млн, у братьев Никифоровых — 1 млн. Но с началом НЭПа многие из разоренных вернулись в бизнес. Окончательно скопческое предпринимательство было уничтожено лишь в 1929 году в ходе большого процесса над сектантами, состоявшегося в Ленинграде. Сельских скопцов раскулачили, городских посадили, а те, кто остался на свободе, влачили довольно жалкое существование.

Святая вода на киселе

Скопцы были не единственными сектантами, умевшими извлекать выгоду из своей религии. Самой успешной сектой пореформенной России была так называемая штунда — протестантское движение, близкое баптизму, зародившееся на юге страны в середине XIX века. Название секты происходило от немецкого слова stunde, то есть «час», как называли немецкие колонисты, проживавшие на юге России, время, отведенное на изучение Библии. Главными проповедниками нового учения стали как раз немецкие колонисты, которые начали устраивать «штунды» для своих православных соседей и батраков. Духовный авторитет немцев среди местного населения поддерживался главным образом их экономическим влиянием. Вот как описывал обращение в штунду епископ Алексий: «Несколько лет тому назад в хуторе Старо-Донской Балке, Новопокровской волости, второго стана Одесского уезда находится один немец-штундист, посессор (владелец.— «Деньги») одного хутора, который живет на всех помещичьих правах до обнародования Высочайшего Манифеста от 19 февраля 1861 года. Он собрал в арендуемый им хутор, состоящий из 25 дворов, все свое поколение, а также дает приют всем бродягам без всяких видов, обращает их в штунды и дает им полное право на проживательство в арендуемом им хуторе, чем прославил себя между народом, так что каждый не имеющий никакого вида дезертир, преступник или беспаспортный бродяга стремится на жительство к посессору Б-ру, где свободно проживает без всякой опасности. Сельское правление в экономии посессора показываться не осмеливается, чтобы проверить проживающих там лиц, потому что Б-р не раз выталкивал из хутора сотских». О том же говорили и участники Всероссийского миссионерского съезда, состоявшегося в Москве в 1887 году: «Одною из главных причин перехода православных крестьян в рационалистические секты, особенно на юге России, служит их материальная зависимость и крайнее стеснение от крупных землевладельцев, молокан и немцев, особенно баптистского и менонитского исповедания, которые, захватив в свои руки почти все крупные земельные участки и отличаясь страшным стремлением к наживе, перестали отдавать свою землю в аренду… делая уступки православным крестьянам только под условием перехода их в молоканство или штунду». Такое экономическое давление оказалось весьма эффективным — в штундисты уходили целыми деревнями. Экономически от этого выигрывали обе стороны: немцы-колонисты получали лояльных работников, а новообращенные получали покровительство своих господ.

Первое время местные власти не обращали на штундизм особого внимания, поскольку не видели в действиях сектантов ничего опасного. Однако вскоре их мнение изменилось, поскольку штундисты, не умея создать стройной религиозной концепции, обеспечивали единство рядов регулярными нападками на православие. Церковь, стремительно терявшая прихожан, стала просить заступничества у власти и вскоре его получила. В 1894 году правительство объявило штунду «сектою особенно вредною в церковном и общественно-государственном отношениях», и штундистам запретили собираться на их молитвенные собрания. И все же, несмотря на запрет, в начале ХХ века в России насчитывалось 89 штундистских общин, в которых состояло несколько десятков тысяч человек. Когда же в 1905 году под давлением революционных событий был издан императорский указ об укреплении начал веротерпимости, в котором утверждалось, что «отпадение от Православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию», штундистские общины вновь начали быстро расти. В 1906 году в штунду ушли 1427 человек, в 1909 году — 2323, а в 1911-м — 7615 человек.

Не меньшего успеха на рубеже веков добились так называемые иоанниты, которые умело использовали популярность в народе Иоанна Кронштадтского. Если официальная церковь считала отца Иоанна чудотворцем, то сектанты называли его воплощенным Богом и наживались, продавая простодушным свою якобы православную, а на деле сектантскую литературу. О предприимчивости иоаннитов говорит такой случай. В 1915 году крупный российский сектовед Терлецкий писал: «Из Кронштадта учение иоаннитов было занесено в Костромскую губернию. Проповедником этого учения здесь явился крестьянин д. Хорошева Солигаличского уезда Иван Артамонович Пономарев… По ходатайству местного преосвященного еп. Виссариона Св. Синод в 1902 г. командировал о. Иоанна в Костромскую губернию с миссионерскою целью для вразумления сектантов на месте. Получив указ, о. Иоанн немедленно отправился в путь в захолустную весь… Помолившись, о. Иоанн обратился с речью к сектантам об их заблуждении, разъясняя, какой великий грех принимают они на душу, считая его святым. «Я такой же грешный человек, как и все другие,— говорил он.— Чем замолите вы перед Богом этот великий грех?» Долго продолжалась речь пастыря, то гневная по отношению к сектантам, то приглашавшая их к покаянию. Глубокое впечатление оставила она в слушателях. По окончании ее из среды сектантов раздались голоса: «Прости нас, батюшка, прости нас окаянных». На глазах у них были слезы… После литургии о. Иоанн снова обратился к сектантам: «Искренно ли вы раскаялись?» «Каемся, батюшка, каемся; помолись за нас». Подозвав к себе руководителя секты Пономарева, о. Иоанн неоднократно предлагал и ему тот же вопрос. Пономарев приносил полное раскаяние, прося о. Иоанна простить ему его грех. Выйдя из церкви, о. Иоанн по просьбе Пономарева посетил его дом, где совершил водосвятие… Исполнив свою миссию, о. Иоанн направился в обратный путь. Однако же оказалось, что раскаяние Пономарева было неискренним, и он продолжал действовать по-прежнему в духе сектантского заблуждения. Мало того, он воспользовался посещением его дома о. Иоанном в корыстных целях, и вода, которая была освящена здесь о. Иоанном, сделалась источником дохода Пономарева. Она вся почти была распродана почитателям о. Иоанна, а остатки ее Пономарев вылил в свой колодец, который и запер на замок, чтобы другие без его ведома не могли брать «святую воду». Затем на пожертвования, поступавшие к нему от многочисленных последователей, Пономарев соорудил особое помещение, где нарисовал на полотне (он маляр-живописец) громадную картину, изображающую, по его словам, «небесное служение» о. Иоанна в Хорошеве 2 октября 1902″. Хуже всего было то, что, по словам Терлецкого, «из Костромской губернии учение Пономарева об о. Иоанне Кронштадтском стало распространяться в Донской области».

«Молиться везде, где что-нибудь дают «даром»»

Некоторые секты давали возможность не только заработать деньги, но и красиво их потратить, что было весьма актуально для скучающей и пресыщенной аристократии. В 1874 году в Петербург прибыл англичанин лорд Рэдсток, проповедовавший характерную для протестантизма идею спасения через веру в Иисуса вне зависимости от того, совершает ли человек добрые дела. Один из современников так объяснял популярность его проповеди среди многих российских богачей: «Рэдсток же уверял, что довольно лорду сказать: «Я верю» — и он спасен, т. е., не расставаясь с своими сокровищами, хладнокровно отказывая умирающему от голода в куске хлеба, он не расстанется с «сокровищами» и на том свете! Чего же лучше?» Вместе с тем именно проповедь Рэдстока побудила русских аристократов раздавать сотни тысяч рублей на благотворительность. Причина этому была проста: последователи лорда убедили себя и окружающих в том, что благотворительность — это шик, доступный лишь сливкам общества. Кроме того, добрые дела считались не условием спасения души, а следствием веры.

Первым шиковать по-сектантски принялся отставной гвардии полковник Василий Пашков. Это был настоящий светский лев, которого знакомые описывали так: «В. А. (Василий Александрович.— «Деньги») — красивый брюнет, роста выше среднего, с манерами и обращением чистого аристократа». К тому же он был по-настоящему богатым помещиком, так что деньги для него никогда не были проблемой. Скучающий богач увлекся идеями лорда и вскоре уже активно тратил деньги на пропаганду нового учения в Петербурге. Принцип вербовки в новую секту, в сущности, мало отличался от скопческого: людям давали понять, что где секта, там и деньги. «Пашков открыл свои собеседования в собственном доме на Гагаринской улице,— вспоминал писатель Николай Животов, лично знавший Пашкова.— Большой с колоннами белый зал, украшенный золотыми орнаментами и уставленный рядами легких золоченых стульев. Хотя все собиравшиеся у Пашкова считались «братьями» по вере, однако для простых посетителей отводились места сзади и с довольно резкой границей, так что попадать из одного конца зала в другой представлялось весьма трудным, почти невозможным (из стульев была сделана загородка)… Народу собиралось на пашковские проповеди масса. Причин популярности было много: Пашков производил в широких размерах пожертвования, а желающих сорвать без труда и заботы несколько рублей (иногда и более крупные суммы), конечно, всегда много; на чтениях раздавались даром брошюрки и духовные книги, а публика наша будет молиться везде, где что-нибудь дают «даром», хотя бы это был прейскурант торгового дома купца Обиралова; и затем на беседах лакеи во фраках и белых галстуках разносили подносы с чаем и печеньем, причем на подносе всегда стоял графин с ромом и коньяком (высшей марки)».

Угощением дело не ограничивалось. Пашков и его последователи, в основном из числа богатых петербургских дам, организовали канцелярию по выдаче пособий. Деньги давали практически всем желающим, причем порой выплачивали даже суммы, позволявшие просителям открыть собственное дело. Условие было только одно: прослушать душеспасительную лекцию и взять литературу, отпечатанную, кстати, на деньги того же Пашкова. Но если человек приходил за деньгами второй раз, его экзаменовали на знание пашковского учения, а также осматривали его жилище. Если оказывалось, что проситель избавился от православных икон и перестал ходить в церковь, ему давали деньги. В первый же год своей деятельности Пашков растратил порядка 100 тыс. рублей и был при этом совершенно счастлив. В дальнейшем его траты были немногим меньше, но его богатство было столь велико, что такая расточительность не могла разорить его.

За свой прозелитизм Пашков был выслан из страны и поселился в Лондоне, а его последователи подверглись преследованиям в России. И все же его деньги продолжали работать на дело «евангелизации». Достаточно сказать, что благодаря его стараниям среди российских простолюдинов появились люди, способные вести грамотную богословскую дискуссию. Тот же Животов сокрушался в 1891 году: «В прошлом году на собеседованиях иеромонаха Арсения в Галерной гавани выходили десятки пашковцев, очень бойко и начитанно возражавшие о. миссионеру. Простой слесарь Ефим П-в цитировал на память целые главы из Священного Писания и, как оказалось, был основательно знаком с историею церкви. В Александровском рынке есть торговка Маланья С-ва, которая осмысленно ведет целый богословский диспут и знает прекрасно на память все «любимые стихи» пашковцев». Таким образом, деньги Пашкова были потрачены не зря.

После революции всех российских сектантов ждала схожая судьба. Вначале сектанты воспрянули духом, поскольку православие перестало быть государственной религией, но вскоре выяснилось, что пролетарскому государству чужда любая идеология, кроме большевистской. Секты, конечно, не перестали существовать, но возможности зарабатывать с их помощью стало гораздо меньше, поскольку богатых спонсоров вроде Пашкова или скопческой верхушки больше не было. Теперь быть сектантом было не столько выгодно, сколько опасно, и число сектантов стало быстро сокращаться.

КИРИЛЛ НОВИКОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *