Одним из самых серьезных и распространенных искажений христианского способа мысли является приписываемый христианству и восходящий к Платону резкий ДУАЛИЗМ души и тела (духа и материи) , в то время как в христианстве разнородные, сущностно не связанные между собой, элементы образуют состав сознания ТОЛЬКО БУДУЧИ ВМЕСТЕ, и ни один из них при этом не может быть полностью устранен (или синтезирован) в ущерб другому. Другим таким же явным злоупотреблением «именами» является неоправданно завышенное РЕЛИГИОЗНОЕ значение, приписываемое широко представленному в русской религиозной философии первой половины XX века обсуждению вопроса о смысле жизни.
Уже при самом поверхностном приближении становится ясно, что ПРОБЛЕМА СМЫСЛА ЖИЗНИ КАК ПОСЛЕДНЕГО СМЫСЛА, В КОТОРОМ СМЫСЛ И ЦЕННОСТЬ СОВПАДАЮТ ИЛИ ПОДМЕНЯЮТ ДРУГ ДРУГА, НЕ МОЖЕТ ВОЗНИКУНУТЬ В РАМКАХ ХРИСТИАНСКОГО ДУХОВНОГО ОПЫТА И МЫШЛЕНИЯ ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ, и, следовательно, смысложизненная проблематика сама по себе не выражает ни одной из существенных сторон христианства (и соответственно — ХРИСТИАНСКОЙ философии). Достаточно, к примеру, гипотетически поместить Иисуса или кого-либо из Его апостолов в ситуацию серьезной озабоченности проблемой рационального обоснования смысла существования, чтобы понять всю абсурдность и даже комичность подобной ситуации. Это действительно ИНОЙ тип миросозерцания и радикально ИНОЙ тип организации жизни. Лишенные смысла, с точки зрения христианина, вариации на тему «TO BE OR NOT TO BE» могут возникнуть лишь в рамках ОДНОМЕРНОГО МЫШЛЕНИЯ — одномерной логики БЫТИЯ (как целого, как единства всего). В этой связи не менее чуждой христианству представляется и старая жреческая интенция, заключенная в универсальной сакральной (априорно предвзятой) формуле «Познай самого себя» (приписываемой Сократу): с точки зрения одномерного мышления, «познать себя» значит ПОЗНАТЬ МИР (КАК «ВСЕ») ЧЕРЕЗ СЕБЯ, с точки зрения христианина, напротив, познавая себя, мы не можем познать ничего, кроме САМИХ СЕБЯ, ОТЛИЧНЫХ ОТ «МИРА».

Прежде всего зададимся вопросом, о смысле КАКОЙ ЖИЗНИ здесь идет речь? О жизни «посюсторонней» или жизни «по ту сторону мира»? Различаем ли мы их ПО СУЩЕСТВУ (по «бытию») или жизнь, осмыслением которой мы заняты, сама по себе уже заключает в себе некое единство со всеми возможными «потусторонностями», единство и мыслимое («в разуме») и предельное, онтологическое (единство мира, «всего»), т.е. так, как если бы была только ОДНА жизнь, в самой себе содержащая и свое «иное» — жизнь В мире (и ДЛЯ мира) и постольку (!) — не ИЗ мира и к миру несводимая? С.Л. Франк, к примеру, не только различает обе «жизни» (правда, только чисто гносеологически, рационально и логически), но и во что бы то ни стало хочет их единства (на этот раз уже по существу, т.е. по бытию). Он пишет: «То, к чему мы стремимся как к подлинному условию осмысленной жизни, должно, следовательно, так совмещать оба эти начала, что они в нем ПОГАШЕНЫ как ОТДЕЛЬНЫЕ начала, а дано лишь САМО ИХ ЕДИНСТВО (курсив автора. — Д.Г.)» . Но что может быть этим единством, как не то «высшее благо», которое «не может быть ничем иным, кроме самой ЖИЗНИ… как ВЕЧНОГО ПОКОЯ БЛАЖЕНСТВА, как самосознающей и самопереживающей полноты удовлетворенности в себе (курсив автора. — Д.Г.)» . Это ЧИСТО платоновское, вполне гедонистическое определение высшего блага совсем НЕ ЗНАЕТ ни чудесной глубины любви, ни сообщительности личной, духовной жизни и напоминает собой скорее какое-то НИКАКОЕ существование (здесь хотелось бы просто спросить, а стоило ли вообще поднимать весь этот шум вокруг «смысла жизни», окружать его тайной христианской истории и христианского сознания, чтобы в итоге, в который уже раз, реанимировать… Платона?). Позиция, надо сказать, в которой уже НЕТ ПЕРЕЖИВАНИЯ ЦЕННОСТИ, ОТЛИЧНОЙ ОТ МИРА. Нет личности, не выводимой из мира. Но есть «ценность», принадлежащая миру, составляющая как бы скрытую, внутреннюю перспективу самого мира, и через мир преднаходимую. Она потому именно и принадлежит миру, что возникает на основе ЕГО идеализации (и следовательно, ценностью не является). Позиция, которая, кстати сказать, в силу отсутствия таких идеализаций была невозможна в рамках более неприхотливого древнерусского христианского сознания. Как пишет Н.К. Гаврюшин, «Древняя Русь не знала ВОПРОСА о смысле жизни (курсив автора. — Д.Г.)» . Вопрос этот несомненно имеет западноевропейские культурные корни в сочетании с самобытной языковой формой . «Вопрос о смысле жизни» на самом деле ведь очень молод, ему лет 300-400, и его появление в России, как и на Западе, связано с развитием новоевропейского идеализма (с высоты современного пиетета, которым по инерции до сих пор окружен «смысл жизни», остается только удивляться, и как это прежде обходились без него!). Разумеется, со времен древней философии существовал вопрос о «предназначении человека», о его «идее», о «цели» его жизни наконец, но это не был в точном значении слова вопрос о «смысле жизни» как он обозначился в Новое время, — он был, так сказать, вопросом о смысле жизни ЧЕЛОВЕКА ВООБЩЕ (КАК «СОЦИАЛЬНОЙ ЛИЧНОСТИ», РОДОВОГО ИНДИВИДА), и потому, в частности, не был окружен современным почти РЕЛИГИОЗНЫМ фанатизмом приверженности. Вопрос о смысле жизни возникает только вместе С ПОЯВЛЕНИЕМ ЛИЧНОСТИ, которая, однако, на первых порах облекает свое новое, личное сознание в старую, родовую форму мышления вообще. Здесь стоит серьезно задуматься над такими, к примеру, вопросами: а не было ли само возникновение всей новоевропейской смысложизненной проблематики попыткой найти альтернативу религиозному миропониманию? и не утвердился ли вопрос о «смысле жизни» первоначально как раз в среде людей, стремившихся избавиться от религии вообще, и, как мнилось, христианства, в частности? И, напротив, не двигало ли ПОЗДНЕЙШИМ обращением к «смыслу жизни» религиозно настроенных мыслителей их тайное желание обратить оружие критиков религии против них самих? — Вопросы, обычно остающиеся за пределами бесчисленных томов, посвященных обсуждению столь нужного, практически ориентированного и «касаемого всех» «смысла».

Чтобы попытаться понять суть логико-рационального механизма, продуцирующего в обыденном сознании различные «смысложизненные» идеализации, обратимся к следующему признанию Н.А. Бердяева: «пусть я не знаю смысла жизни, но искание смысла уже дает смысл жизни, и я посвящу свою жизнь этому исканию смысла» , т.е. МЫСЛЬ О СМЫСЛЕ дает существование тому, о чем смысл! Этот троп, как бы скачок («заключение») от мысли к существованию (подобно тому, как это происходит, к примеру, в «онтологическом доказательстве» Ансельма Кентерберийского) и есть на самом деле главное условие постановки вопроса о «смысле жизни», т.е. последний может быть только ПРЕДМЕТОМ ВЕРЫ, и ничего более . Как пишет С.Л. Франк, искание, усмотрение, нахождение смысла жизни есть «его действенное созидание, волевое усилие, которым оно «восхищается»» . Приверженец «критической философии», а потому логически более корректный и определенный — А.И. Введенский, прямо указывает на то, что «вера в личное бессмертие есть условие и логической, и нравственной допустимости веры в смысл жизни» . Конечно, не «вера в личное бессмертие», ибо это есть уже «регулятивная» предпосылка, обусловленная игрой нашего мышления, с необходимостью избирающего НАИБОЛЕЕ ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНЫЙ объект для веры, а сама способность «верить» в распространеннейшем и обыденнейшем понимании этого слова. Но эта вера имеет самостоятельное универсальное значение и постольку… не нуждается в христианстве. Не случайно ведь Н.А. Бердяев, описывая свой смысложизненный поворот, говорит о том, что это не было обращением в христианство: «Это был поворот к духу и обращение к духовности» .

Как и всякая другая иллюзия (миф), «смысл жизни» обладает какой-то значимостью в обыденном сознании (как и в сознании философском), лишь постольку, поскольку и пока остается темным, неясным, НЕОПРЕДЕЛЕННЫМ и со стороны смысла и со стороны ценности, поскольку и пока остается ТОЛЬКО «ЗНАЧИТЕЛЬНЫМ» СЛОВОМ «Смысл жизни» (т.е. словом-бытием), как бы неким знаком, символом, магическим обозначением для определенного психологического состояния (состояния сакрализации жизни). Но стоит нам отбросить священный трепет пред «великом смыслом» и попытаться прояснить, что же в нем является смыслом, а что ценностью, как от него ничего не останется — просто потому, что в нем НА САМОМ ДЕЛЕ нет ни ценности, ни смысла, он есть именно их тождество, т.е. нечто синкретическое, смешанное, какой-то «абсолют». Когда иллюзия глубины рассеется, останется очень трезвая (лишенная оценки) мысль, как у А.И. Герцена, с которой можно не соглашаться, спорить, даже сердиться на нее, но которая от этого не перестает быть: «- Вы хотите меня уверить, доктор, что людям предназначено быть мошенниками. — Поверьте, что людям ничего не предназначено. — Да зачем же они живут? — Так себе, родились и живут. Зачем все живет? …Мы часто за цель принимаем последовательные фазы одного и того же развития, к которому мы приучились; мы думаем, что цель ребенка совершеннолетие, потому что он делается совершеннолетним, а цель ребенка скорее играть, наслаждаться, быть ребенком. Если смотреть на предел, то цель всего живого — смерть» . Необходимо отметить, что этот очень прозрачный и логически определенный СМЫСЛ жизни возможен только при условии сознания ЦЕННОСТИ жизни. И наоборот, поскольку ценишь жизнь и дорожишь ею, постольку возможен ясный смысл ее. Таким образом, речь не только не идет об отказе от осмысления жизни (как это не вполне последовательно делает, к примеру, П.А. Кропоткин, просто относя «смысл существования» в область неразрешимых «метафизических понятий» ), но, напротив, настоящий смысл (не «смысл жизни» с восклицательным знаком, а просто смысл), т.е. строгое сознание жизни, ее разумное понимание, и оказывается возможным лишь постольку, поскольку наряду с ним и в отличие от него реализуется еще и неопосредованное мыслью, непосредственное переживание жизни как ее ценности.

Впрочем, нелогическая природа «смысла» всегда подчеркивается и самими его адептами. «Смысл жизни», занимающий столь высокое положение в иерархии обыденной мысли, важен ведь не сам по себе, не как «смысл» (слово, понятие, логическое определение, логическое или иное содержание), а как МЫСЛЕННОЕ УКАЗАНИЕ («фигура мысли») на то, что мыслью уже не является, выходит за рамки языковых реалий. Ведь что такое «смысл жизни»? Это КОНЕЦ мысли, последнее слово, за которым должен наступить обрыв невербализуемого восклицания и прекращение всякой мыслительной активности. «Смысл жизни» как «высший смысл» означает ведь наступление состояния ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ УДОВЛЕТВОРЕННОСТИ — состояния, за которым не должно следовать никаких сомнений, ДВИЖЕНИЙ МЫСЛИ. Когда, к примеру, В.В. Розанов пишет о том, что «смысл — не в Вечном; смысл — в Мгновениях» , то он ведь имеет в виду не темпоральную характеристику протекания физических процессов, измеряемую атомным хронометром, а, в согласии с обыденно-понятийным языком — некое внутреннее ПЕРЕЖИВАНИЕ (одно сравнительно с другим), в котором только мысль в соответствии с собственными законами достигает своего последнего выражения. И если быть совсем уж теоретически и метафизически точным — ТОЖДЕСТВА с тем, что она собой выражает. Но так как КОНЕЦ МЫСЛИ МЫСЛИТЬ НЕЛЬЗЯ (нельзя мыслить «что» конца, но можно мыслить УКАЗАНИЕ на его существование — нельзя мысленно остановить мысль, но можно ПЕРЕЖИВАТЬ, как бы предчувствовать ее прекращение: «мысль приходит, когда «она» хочет, а не когда «я» хочу» ), то отсюда мы заключаем, что «смысл жизни» есть обычное нарушение мыслительного процесса (как бы «короткое замыкание», аберрация мыслительного зрения), вызванное, однако, не самой мыслью, хотя и по ее правилам (иначе не было бы ее нарушения), а тем, что мыслью не является (иначе не было бы САМОГО нарушения). Это последнее, поскольку оно обладает в обыденном сознании высокой практической значимостью (в отличие от других возможных причин возникающих неправильностей мышления), очевидно, и есть «ценность». В свою очередь, высокая практическая значимость «смысла» обусловлена тем, что благодаря ему, благодаря самой возможности возникновения такой ошибки в мышлении, происходит «снятие», обычное мыслительное отстранение от «выхода из мира» — как бы выпадения в полную немоту, в «ничто», в «небытие», в «смерть» (помня о проделках мышления, будем использовать эти понятия крайне осторожно — «символически»), одним словом — в ситуацию, противоположную обыденному стоянию в мире (на Востоке ведь издревле существуют изощренные техники прекращения жизни ПОСРЕДСТВОМ прекращения интеллектуальной деятельности). Хотя, как справедливо замечает А.И. Введенский, здесь мы упираемся в факт «непредставимости или невообразимости своей собственной полной смерти» , тем не менее самая-то эта непредставимость, довольствующаяся обычной формой интеллектуального указания (а не «что») на наличность смерти, как раз и продуцирует собой всю «смысложизненную» проблематику. Ясно, что такое «отстранение» как «смысл жизни» представляет собой иллюзорное снятие проблемы, бегство от реальности, необходимое, однако в той мере, в какой оно обусловлено необходимостью бытия в мире. Впрочем, не нужно проводить глубокого анализа, чтобы понять, что ФУНКЦИОНАЛЬНО «ВЫСШИЙ СМЫСЛ» В ОСНОВЕ СВОЕЙ ВСЕГДА И НАЦЕЛЕН НА ПРИМИРЕНИЕ, «ГАРМОНИЗАЦИЮ» ОТНОШЕНИЙ ЧЕЛОВЕКА С МИРОМ. И прекрасно! Вот только какое все это имеет отношение к христианству?.. Вопрос, как кажется, звучит риторически. Беда в том, что «проклятые вопросы» возникают тогда и только тогда, когда человек призывается к иному пониманию, но вместо этого лишь выпадает из реальности.

Сколько бы мы не твердили: смысл жизни, смысл жизни…, важен-то всегда не смысл, а НАШЕ ОТНОШЕНИЕ К НЕМУ. Вот почему самая постановка вопроса о «высшем смысле» возникает вовсе не из жажды открытия неизвестного, как бы приоткрытая некоторой новой истины относительно самого себя — это не познавательное отношение. Напротив, ответ здесь заранее, априори известен — «высшее благо», к которому с необходимостью, В СИЛУ СВОЕЙ ПРИРОДЫ, склоняется наш обыденный разум. Поэтому и постановка «вопроса о смысле» должна рассматриваться не в качестве ценностно безразличного познавательного акта, а в значении элемента «цельной» ДУХОВНОЙ ПРАКТИКИ, предполагающей своей единственной целью бесконечный (!) процесс «нравственного усовершенствования» человека. Предполагается, что посредством «мучительных поисков смысла существования» человек предает себя на поруки добродетели (как бы некий секулярный инвариант «религиозного» — вообще очень типического — алгоритма «покаяния — искупления»)… Но не таков ли, между прочим, дискурс античной мысли? не таково ли вообще ДУХОВНОЕ наследство греков в европейской философии?.. Прибавьте к этому естественную склонность к «учительству», «старчеству» всякого рода, вот в результате и получится «смысл жизни» — таинственное слово-паразит, в числе многих других слов-призраков увековечивающее естественные притязания одних на ВЛАСТЬ над другими, идеально охраняющее природное господство рода над индивидом. «СМЫСЛ ЖИЗНИ» ВОЗМОЖЕН ВЕДЬ ТАМ И ТОЛЬКО ТАМ, ГДЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНА ПСИХОЛОГИЯ, ДЕФОРМИРОВАННАЯ СОЦИАЛЬНЫМИ ОТНОШЕНИЯМИ ГОСПОДСТВА-ПОДЧИНЕНИЯ, где ясность мышления противопоказана, и, напротив, всячески культивируются инстинкты, побуждающие нас к «священному трепету» и «страху Господню». Благо, против всех чар идеализма есть не менее сильное средство — это ЛЮБОВЬ К СВОБОДЕ (как именно ценности, отличной от смысла).

Не секрет, что обращение к «смыслу жизни» в русской философии во многом обусловлено идейной зависимостью от русской классической литературы XIX века (со всеми ее общественно-политическими и критическими ответвлениями), которая У НАС (если вынести за скобки масонские корни русской мысли), по сути, и явилась если не действительной зачинательницей всего этого столь необъятного по своим скрытым глубинам «искания смысла», то во всяком случае его образцовой ученицей и проводницей. А в философии это был уже только последний отблеск, как бы последняя великая зарница золотого века русского идеализма. Тупиковость современной духовной ситуации как раз и сказывается в попытках реанимировать В НОВЫХ УСЛОВИЯХ «высокие образцы» художественной мысли прошлого эпигонами советской и постсоветской эпох. Ужас не в том, что ОНИ считают ВЫСШИМ ДУХОВНЫМ творчеством сублимированное снятие обычных человеческих страхов пребывающего вне христианства сознания, а в том, что они продолжают «влиять» — через социальные стереотипы и систему школьного образования — не только на нынешние, но и будущие поколения, заведомо обрекая их на болезненную раздвоенность между «гнусной действительностью» и «идеалом», между нигилистическим отрицанием человека и благостным мифом о нем, одним словом, на полное неприятие и даже отрицание современности — как в историческом, так и в мистическом смысле… Отсюда, в частности, и постоянные, штампованные нападки на «массовую культуру» и «безжизненную пустыню современной философии», в «которой под вывесками «постпозитивизма», «постмодернизма», «деконструктивизма» и т.п. вновь воцарился плоский рационализм, полностью лишенный ощущения иррациональной глубины бытия» …

Что и говорить, апеллировать при каждом удобном случае к «иррациональной глубине бытия» значит делать «то, что обыкновенно делают философы: принял НАРОДНЫЙ ПРЕДРАССУДОК и еще усилил его (курсив автора. — Д.Г.)» ! «Усилить предрассудок» в данном случае означает принять «всечеловеческий», универсальный алгоритм обыденного сознания, да еще и объявить его «национальной особенностью», как бы прирожденной чертой русской культуры (а заодно и русской философии) . Лучше Ф. Ницше, пожалуй, никто бы и не смог сформулировать эту подмену: «Под незримым ярмом постоянно вновь пробегают они по одному и тому же круговому пути, и, как бы независимо ни чувствовали они себя друг от друга со своей критической или систематической волей, нечто в них самих ведет их, нечто гонит их в определенном порядке друг за другом — прирожденная систематичность и родство понятий. Их мышление в самом деле является в гораздо меньшей степени открыванием нового, нежели опознаванием, припоминанием старого, — возвращением под родной кров, в далекую стародавнюю общую вотчину души, в которой некогда выросли эти понятия, — в этом отношении философствование есть род атавизма высшего порядка» . При этом неясность, темнота «смысла» здесь является столь же необходимой, сколь и неизбежной — в противном случае это как раз и значило бы РАЗЛИЧЕНИЕ ценности и смысла.
Напротив, ТРЕБОВАНИЕ ЯСНОСТИ, ПРОСТОТЫ И НЕПРОТИВОРЕЧИВОСТИ в отношении «смысла жизни», как и любого иного смысла, есть непременное условие проявления ценности. Как, например, в отношении нравственного сознания: условиями этического являются ведь ясность и прямота, как бы особая «чистота» мышления. Когда же появляются какие-нибудь диалектические завитушки, какая-нибудь «игра с самим собой», болото бесконечного «и да, и нет», тогда всенепременно начинает торжествовать и какая-нибудь «темная совесть», какой-нибудь «первородный грех» (априорное зло) и т.п., так что «кающиеся грешники» своим мнимым «искуплением» столь же мнимых «грехов» могут отравить и замутить существование любого общества (и любой личности), вызвав к действительности множество самых настоящих бесов. Поэтому борьба с «абсолютом», со всякого рода «диалектикой», диалектическим мышлением, очевидно, есть не только дело нравственного и религиозного сознания, но, к примеру, есть также дело цивилизации и культуры в России. Борьба со «смыслом, который есть ценность» — это борьба С ОДНОМЕРНЫМ МЫШЛЕНИЕМ. Водораздел между двумя типами мышления проходит очень глубоко. Если «современность» может быть охарактеризована переходом «общественной системы» в качественно новое состояние, в котором старые типы мышления оказываются в вопиющем противоречии с действительностью, то есть также серьезные основания полагать, что и различные катаклизмы, так или иначе связанные с «современностью», в значительной мере как раз и обусловлены образовавшимся колоссальным разрывом между устоявшимся идеологическим, нравственным, религиозным и т.п. образом действительности («картиной мира»), с одной стороны, и стремительно меняющимися условиями жизни, с другой.

Герасимов Д.,

Примечания:
1. Данная статья представляет собой фрагмент книги «Невидимое христианство». Автор ищет заинтересованного издателя (на постоянной основе) или спонсора для издания этой книги. E-mail: prologic@inbox.ru

Аудио

Что дает православие человеку?

Очень многое. Прежде всего – если подойти с точки зрения такой… интеллектуальной – дает человеку мировоззрение, полноценное, оправданное, которое отвечает на важнейшие вопросы его жизни.

Какие вопросы? Это вопросы смысла жизни. Это же первый вопрос: есть Бог или нет Его? Есть вечность или нет ее? Что самое главное в человеческой жизни? Оно дает человеку не какой-то придуманный, а реальный образ совершенного человека. Не Дон Кихота, не князя Мышкина. Не какого-то героя из романа. А дает реальный образ Христа. Вот Он, тот идеальный человек, о котором мы думаем, гадаем, где он и какой он.

Христианство дает верные нравственные нормы жизни. Это в высшей степени важно. Ведь помним же все: «Кроха сын пришел к отцу, и спросила кроха, что такое хорошо, а что такое плохо».

Действительно, что такое? Где оно? Кто скажет? Мережковский, помните что писал: «И зло и благо – два пути, ведут к единой цели оба. И все равно, куда идти». Здорово? Лучше не придумаешь!..

Христианство дает твердые нравственные и даже духовные ориентиры.

Это первое. Христианство отвечает на вопрос, главнейший вопрос человека: зачем я живу? Зачем? Какой смысл? Какой смысл жизни человечества, если все умрут? А все действительно умрут.

Как , человечество как биологический вид смертно. Смертно! То есть всё, скоро-скоро окончится вообще все человечество как биологический вид. И зачем мы все живем? И какой смысл?

Как это важно!.. Для ищущего человека не ответить себе на этот вопрос – смерть. И многие кончали жизнь самоубийством. Православие отвечает со всей определенностью, ясностью: вы боги – вот кто такие люди. Вы боги и сынове Вышнего все вы, но чтобы стать богами, для этого нужно потрудиться.

Это первое, что христианство дает человеку мыслящему.

А если хотите дает в практическом плане. У кого из нас нет скорбей? Поискать такого человека… Правда, об одном я слышал – это папа Иоанн XXIII, который говорил: у меня не было никогда никаких скорбей. Но если бы вы посмотрели на его портрет, вы б поняли все сразу. Это колобок такой – полненький, толстенький, жирненький, улыбающийся. Может быть, у него действительно не было скорбей. Но это уникальный человек…

На самом же деле все мы исполнены скорбей. И как к ним относиться? Как их понимать? Христианство, православие, дает замечательное средство. Оказывается, все что с нами происходит, говорит оно, это вовсе не злоба людей, которых я знаю – вот мои враги, злодеи, которые ножки ставят. Это вовсе не случайности, это вовсе не общественные катаклизмы, которые произошли независимо от меня, это совсем не случайность природного характера, что налетела на меня та или иная болезнь, то или иное обстоятельство…

Нет, нет, нет, – говорит христианство. Ты ошибаешься, если так думаешь. Если будешь так думать, у тебя вечно будут враги, вечно будешь дрожать, как бы что не случилось. Как бы у тебя что-нибудь с работы не свалилось. Как бы ты не остался без того, сего и прочего.

Вечное напряжение… Сейчас мы начинаем понемножку сознавать, как бы не остаться без работы. Посмотрите, как многие страдают. На Западе что! Я вот в Германии встречался… в других странах. Молодежь сейчас думает, как бы найти место работы. Страдают! А сколько мы страдаем от недругов всяких.

Что говорит православие? Оно говорит следующее.

Приведу хотя бы Исаака Сирина, святого, который просто выразил учение православное. Он писал так. Ни одна тварь (ни одно творение), ни одно животное – ни духи, ни бесы, уж тем боле ни ангелы, ни человеки – никто не может принести человеку ни малейшей скорби без Бога любви и премудрости, всеблагого и всепремудрого Бога, который, если и дозволяет чему случиться, то только по одной причине: ради пользы человека.

Представьте – оказывается, я не в руках каких-то злодеев нахожусь, которые готовы в любой момент со мной сделать что угодно, – нет! Я нахожусь перед лицом любвеобильного и премудрого врача! Вы подумайте только!

Врача… а не палача! Который – вот, я наделал то-то и то-то – и он меня казнит, как это очень многие, к сожалению, думают, что Бог нас казнит за то, за другое, за третье…

Бог – врач. И когда случаются с нами неприятности и прочие вещи – это что такое? Врач вынужден сейчас вспороть мой живот, чтобы отрезать аппендикс, иначе я погибну. Вот что такое делает. Врач, повторяю еще раз, а не палач!

И это вера в то, что все совершается по всеблагой и премудрой воле Божией. Что люди даже, враги, злобные враги, есть только бессмысленные орудия в руках воли Божией – вы слышите, что дает?!

Что дает человеку! Какое утешение! Какую благодарность, какую даже радость!

Вот как важна эта вера. И чем более человек искренне верит, по-православному верит – вот так верит, тем меньше он страдает даже в тех случаях, когда, кажется, Боже мой, смотрите, что с ним произошло!.. С великомученика Евстратия кожу сдирали и поливали горячим маслом, а он воскликнул, эти мучения суть радость рабам Твоим, Господи.

Неслучайно мы видим в истории христианства, когда палачи бросали орудия пыток и заявляли «Я христианин».

Вот что дает православие человеку. Это нам ежечасно, ежеминутно важно. Потому что мы постоянно сталкиваемся со множеством неприятностей. Оказывается – вот от кого это исходит. От любвеобильного и премудрого врача.

О, слава тебе, Господи. Я достоин действительно. Я не вижу своих болезней. Но ты видишь, ты истинный врач. Я считаю себя хорошим, лучшим в мире. А на самом деле – дрянь. Как сказал Феофан Затворник: сам дрянь дрянью, а все твердит «несмь якоже прочии человецы». И вот пока мы видим себя хорошими, и приходится оперировать нас – вырезать и аппендиксы, и другие операции делать.

Вот что дает православие человеку.

Это самое главное. Есть еще целый ряд моментов. Но мы так и до завтрашнего утра не закончим.

Христианское понимание смысла жизни: католический, православный и протестантский подходы

Смысл жизни — это высшая ценность, которую мы пытаемся обрести в нашей жизни, это цель, к которой мы стремимся. Для христианина высшей целью и ценностью является Сам Иисус Христос. Другими словами, смыслом жизни христианина является стремление к жизни во Христе и обретение этой жизни — жизни, о которой апостол Павел сказал: «И уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня» (Гал. 2:20).

Каким же образом обретается этот смысл жизни? Христиане различных конфессий, то есть вероисповеданий, давали различные рекомендации относительно этого пути. Не претендуя на полноту изложения, упомяну три характерных варианта рекомендаций:

первый вариант — католический; он принадлежит Фоме Кемпийскому;

второй вариант — православный — принадлежит святому Серафиму Саровскому;

и, наконец, третий вариант — протестантский, принадлежащий Жану Кальвину.

Суть рекомендаций Фомы Кемпийского — католического монаха, жившего в XV в., можно выразить так: «Подражай Христу и презирай мир и всю суету его».

Святой Серафим Саровский — русский православный монах, современник Пушкина, в свою очередь, смысл жизни христианской высказал в таких словах: «Пост, молитва, бдение и всякие другие дела христианские, сколько ни хороши сами по себе, однако не в делании лишь только их состоит цель нашей жизни христианской, хотя они и служат средствами для достижения её. Истинная цель жизни нашей христианской — есть стяжание (то есть приобретение, добывание. — В.К.) Духа Святаго Божия. Пост же, бдение, молитва, милостыня и всякое Христа ради делаемое добро суть средства для стяжания Святаго Духа Божия… Лишь только ради Христа делаемое добро приносит нам плоды Духа Святаго, все же не ради Христа делаемое, хотя и доброе, мзды (то есть выгоды. — В.К.) в жизни будущего века нам не предоставляет, да и в здешней жизни благодати Божией не дает».

И, наконец, великий протестантский реформатор Жан Кальвин указывает на следующие «ориентиры» в мути ко Христу:

во-первых, направь всю силу своего разума на служение Богу;

во-вторых, терпеливо неси свой крест и страдания, как данные нам Богом;

В-третьих, отрешись от себя (хотя бы отчасти); точнее, отрешись от своего «узкого», эгоистического «я»;

и наконец, в-четвертых, добросовестно трудись.

Предельно кратко суть трех вариантов рекомендаций относительно пути обретения смысла христианской жизни можно выразить так:

первый вариант: подражай Христу;

второй: делай добрые дела ради Христа;

и третий: терпеливо неси свой крест и трудись, подчиняясь Богу.

Логических противоречий между этими тремя вариантами нет. Есть лишь различие акцентов, а именно: для первых двух вариантов, то есть для католического и православного, характерна большая мистичность (созерцательность); для последнего же — протестантскому — характерна большая практичность, ориентация на труд.

Еще одно замечание, с содержанием которого, думаю, согласятся и католики, и православные, и протестанты: необходимой предпосылкой (условием) нашего успешного движения к жизни во Христе являются: во-первых, любовь к Богу больше, чем к себе; и, во-вторых, любовь к ближнему, как к самому себе.

Господь наш Иисус Христос говорит: «По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые; а худое дерево приносит и плоды худые: не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые. Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. Итак, по плодам их узнаете их», — повторяет и тем самым подчеркивает Господь. И продолжает: «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день (Господь говорит о великом дне Страшного Суда. — В.К.): «Господи! Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли! и не Твоим ли именем многие чудеса творили?» И тогда объявлю им: «Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие». Итак всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот; и он не упал, потому что основан был на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое» (Мф. 7: 16–27).

Так говорит Господь! Главное, чего Он ждет от нас, христиан — это жизни по Его заповедям, а не внешнего богопочитания и не «слов» к Нему и о Нем, то есть не «обрядов» и не «богословия». Конечно, ни обряды, ни богословие не отменяются, но они — не главное. Главное для христиан — жить по Христу и во Христе!

Разнообразие цветов, растений, животных радует наш взор. Убежден, что подобным образом радуют Господа различные виды христианского служения, не противоречащие друг другу в понимании смысла христианской кой жизни.

Ну, а как все же оценивать богословские разногласия, которые, несомненно, существуют? А вот как: пусть будут! Но пусть они не становятся поводом для душегубительной вражды между христианами различных вероисповеданий, конфессий и деноминаций. «Ибо Надлежит быть и разномыслиям между вами, — говорит апостол Павел, — дабы открылись между вами искусные» (1 Кор. 11:19).

Что обычно является основанием богословских разногласий?

Основанием этих разногласий, споров и даже вражды, доходившей в прошлом до взаимоистребительных войн, является убежденность каждой из сторон, что только она знает истину, а прочие ее не знают. «Мы и только мы познали Бога (Иисуса Христа, Троицу и т. д.) Правильно, а вы — все прочие, находитесь во лжи, заблуждаетесь» — так, или примерно так, часто думают Представители различных конфессий. Говорить подобное — все равно что утверждать: «Мы прошли бесконечное расстояние, а вы нет!» Ясно, что это — в высшей степени самонадеянное утверждение, ибо шаг за шагом Пройти бесконечность нельзя. Более того, сколько бы «шагов» мы ни сделали на бесконечном пути познания Бога, перед нами будет лежать все та же бесконечность.

Когда представитель того или иного вероисповедание говорит: «Мы знаем истину!» — он очень часто говорит правду. Но когда он продолжает: «Истина есть лишь то, что я знаю как истину!» — он заблуждается, ибо в данном случае дело обстоит примерно так.

Представим себе сферу с бесконечным диаметром, а внутри — меньшие сферы с конечными диаметрами, причем некоторые из этих меньших сфер, возможно, пересекаются друг с другом. Ясно, что никогда ни одна из сфер с конечным диаметром не совпадет с бесконечной сферой, как бы ни увеличивался диаметр конечной сферы. Таким образом, никогда ни одна из богословских концепций не даст абсолютного, исчерпывающего познания Бога (Иисуса Христа, Троицы и т. д.).

Но как же избежать ненужных вероисповедных богословских «битв»? Для этого есть два возможных пути: первый — игнорировать, «не замечать» друг друга; и второй — стремиться понять друг друга. Убежден, что второй путь предпочтительнее, ибо, идя по нему, богословы различных вероисповеданий получают хорошую возможность для взаимообогащения, так как богословие каждого из вероисповеданий содержит в себе истины, которые наиболее глубоко продуманы лишь в рамках данного вероисповедания.

Понять ту или иную богословскую доктрину — это значит прежде всего реконструировать (восстановить, воспроизвести, продумать) вопросы, на которые она отвечает. Наряду с общими вопросами перед богословами различных вероисповеданий стояли и стоят особые, присущие только их вере вопросы. Различие вопросов порождает разнообразие ответов. Каждый из этих ответов может быть правильным на соответствующий вопрос.

Завершая, хочу сформулировать общий вывод в форме призыва к богословам различных вероисповеданий: будьте скромнее и терпимее в предъявлении «претензий» друг к другу при обсуждении богословских вопросов!.. Уместно также вспомнить завершение великопостной молитвы святого Ефрема Сирина: «Господи, дай мне видеть мои грехи и не осуждать брата моего…»

Следующая глава >>

3. Проблема смысла жизни

3. Проблема смысла жизни Имея в виду так называемые «вечные» философские проблемы, Бертран Рассел назвал в числе других следующие: «Является ли человек тем, чем он кажется астроному, — крошечным комочком смеси углерода и воды, бессильно копошащимся на маленькой и

V. ПРОБЛЕМА СМЫСЛА ЖИЗНИ В ФИЛОСОФИИ КРИТИЦИЗМА (КАНТ)

V. ПРОБЛЕМА СМЫСЛА ЖИЗНИ В ФИЛОСОФИИ КРИТИЦИЗМА (КАНТ) Хотя Кант, как это показывают его работы, не посвятил вопросу о смысле жизни отдельного исследования, тем не менее желание установить в общих чертах, как решается этот вопрос на почве его миросозерцания, не является

VI. ПРОБЛЕМА СМЫСЛА ЖИЗНИ В ФИЛОСОФИИ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО ИДЕАЛИЗМА (ФИХТЕ)

VI. ПРОБЛЕМА СМЫСЛА ЖИЗНИ В ФИЛОСОФИИ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО ИДЕАЛИЗМА (ФИХТЕ) Обратимся к Фихте. Уже по всему складу его пламенной и активной натуры можно было ожидать, что проблема смысла жизни займет у него одно из важных мест в его системе философии. Такое отношение к ней

VIII. ПРОБЛЕМА СМЫСЛА ЖИЗНИ В ФИЛОСОФИИ СПИРИТУАЛИЗМА (ЛОТЦЕ, ЛОПАТИН)

VIII. ПРОБЛЕМА СМЫСЛА ЖИЗНИ В ФИЛОСОФИИ СПИРИТУАЛИЗМА (ЛОТЦЕ, ЛОПАТИН) Из новейших философских систем учение Лотце по всему своему существу особенно близко подходит к вопросу о смысле жизни и мира. Это объясняется не только жизненным, религиозно-активистическим духом

XII. ПРОБЛЕМА СМЫСЛА ЖИЗНИ В ФИЛОСОФИИ ТВОРЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ (БЕРГСОН)

XII. ПРОБЛЕМА СМЫСЛА ЖИЗНИ В ФИЛОСОФИИ ТВОРЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ (БЕРГСОН) Жизненные философские идеи загорались в глубине истории в виде едва заметной искорки, которая редко быстро вспыхивала ярким пламенем. Обыкновенно проходят века, пока жизнеспособная мысль развернется во

Собрание 7. О смысле жизни через Любовь человека (Франция. Лазурный берег, Ницца) (еще одна попытка трактовки смысла жизни)

Собрание 7. О смысле жизни через Любовь человека (Франция. Лазурный берег, Ницца) (еще одна попытка трактовки смысла жизни) Сияющее солнечное утро. Авенида дез Англез. Серебряное море. Пустынный майский пляж. Одинокий йог, сплетенный в некий экзотический цветок. Вдали из-за

VII. Фаталистическое и христианское понимание конца

VII. Фаталистическое и христианское понимание конца С этой точки зрения нам нетрудно разоблачить сущность другого отмеченного выше заблуждения – фаталистического понимания конца мира.Конец мира есть второе и окончательное пришествие в мир Христа Богочеловека; это – не

Соединить почитание и понимание: Православный подвиг как предмет и задание православной мысли

Соединить почитание и понимание: Православный подвиг как предмет и задание православной мысли Доклад на Третьей ежегодной всероссийской научно-богословской конференции «Наследие Серафима Саровского и судьбы России». Тема конференции «Возрождение православных

Глава III Первое обращение. Искание смысла жизни

Глава III Первое обращение. Искание смысла жизни Есть ритмичность и периодичность в жизни каждого человека. В своей жизни я ее особенно замечал. Смена разных периодов связана с тем, что человек не вмещает полноты и не может постоянно находиться в состоянии подъема. У меня

166. Что значит явное отсутствие цели и смысла жизни?

166. Что значит явное отсутствие цели и смысла жизни? Это значит, что бесцельная и бессмысленная жизнь гораздо больше всех ее логических целей и смыслов. В слове «смысл» всегда слышен оттенок «здравого смысла», а в слове «цель» – «целесообразности». Одним словом, логика и

О поиске смысла жизни

О поиске смысла жизни Кто не ищет смысл жизни — для того он будет в

К ряду форм смысла жизни, выводимого из опыта разума, примыкает также и соответствующая религиозная проблематика. Она достаточно широкая — ее следы легко обнаруживаются в самых различных смысложизненных перспективах. Не нужно доказывать, что аскетизм может быть религиозным. А многие его только таким и признают. Еще ближе к такой возможности смысл жизни в форме смирения. Да и у категорического императива религиозная координата просматривается достаточно четко. Как известно, постулат свободы, на который опирается данный императив в кантовской моральной системе, с необходимостью дополнен постулатами бессмертия души и существования Бога.
И все же религиозное понимание смысла жизни стоит особняком — оно весьма специфично. Доминирует в нем не разум в человеческой его ипостаси, а вера, т.е. то, что разуму этому как раз противостоит. Религия, как принято считать, удовлетворяет бытийные потребности души, сердца человека, а потом уже, возможно, и разума. В этом смысле религия коренится в каких-то очень фундаментальных эмоциях и чувствах человека.
В этой связи можно понять Л. Н. Толстого, утверждавшего, что человек без религии «так же невозможен, как человек без сердца. Он может не знать, что у него есть религия, как может человек не знать того, что у него есть сердце; но как без религии, так и без сердца человек не может существовать». Смысл жизни в религиозной его интерпретации связывается так или иначе с Богом. Уже упоминавшийся нами П. Тиллих совершенно справедливо заметил: «Если теология спрашивает о смысле жизни, то она спрашивает о Боге». Разум в религии тем не менее не отрицается — он ведь «искра Божия» в человеке.
Что же, однако, это такое — религиозный смысл жизни? Если кратко, он заключается в самоотверженном служении Богу, в выполнении религиозных заповедей и предписаний, прежде всего заповедей любви и непротивления злу насилием, в приготовлении к достойному переходу в вечность, т.е. к жизни иной, на том свете. Как нетрудно понять, сама по себе земная жизнь человека в религиозной ее интерпретации лишена всякого смысла, всякой ценности и цели. Она бессмысленна так же, как бессвязны выдранные из книги клочки страниц (С. Франк). Собственное, внутреннее содержание всего человеческого не может не отдавать ничтожностью и пустотой. «Прах ты и в прах превратишься» — так очерчивается в Библии круг земного существования (земного начала) человека. «…Все — суета и томление духа!» — это о тщете и бесполезности всех земных человеческих дел, забот и стремлений. И еще: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей».
Смысл в человеческую жизнь вносит лишь перспектива потустороннего мира, личного бессмертия и загробного воздаяния. Доминирует здесь убеждение в том, что если за пределами земного бытия для человека нет ничего, жизнь его — суета и тщета, т. е. бессмысленна. Земная жизнь дана человеку в качестве испытания, для страданий, которые, по христианскому вероучению, очищают и закаляют душу, укрепляют веру в Бога. Христос страдал и нам завещал. И от того, как человек выдержит это испытание, испытание жизнью и ее страданиями, будет зависеть дальнейшая, загробная судьба его бессмертной души.
Цель жизни, можно сказать, — в спасении души. Смерть — «врата вечной жизни», единение верующего с Христом. Из земной «юдоли скорби и печали» в эту вечную жизнь переходит лишь душа (нравственно-духовные ее обретения). Все остальное исчезает вместе со смертью. Как сказано в Библии: «И возвратится прах в землю, чем он был; а дух возвратится к Богу, который дал его».
Религиозный смысл жизни привлекателен для очень многих людей. Он достаточно прост и лаконичен, а потому доступен человеку любого уровня развития (блаженны как раз «нищие духом»). Эмоционально-образный строй его оставляет впечатление конкретности и убедительности. Религиозный смысл жизни по-своему примиряет человека с грозным роком — смертью. Последняя, как известно, является ахиллесовой пятой всех других (секуляризированных, светских) вариантов смысла жизни. Согласно религии, истинная жизнь со смертью только и начинается. Лев Толстой, пожалуй, прав: «Сущность всякой веры состоит в том, что она придает жизни такой смысл, который не уничтожается смертью». В религии человек обретает то, чего нет ни в каком человеческом знании, — надежду на бессмертие.
Религиозный смысл жизни дает человеку утешение в его жизненных страданиях, лишениях и невзгодах. Более того, он обещает вознаграждение за все это в будущей жизни. Осуждая погоню за земными, материальными благами и наслаждениями, религиозный смысл жизни ориентирует человека на первенство духовного, нравственного начала в нем. Нравственность, духовность действительно являются самым светлым и благородным измерением нашей жизни.
Посмотрим, однако, как и насколько обоснован религиозный смысл жизни. На чем он стоит? На вере, и только. А можно ли веру считать устойчивым, надежным основанием? Как сказать, в жизненной устойчивости вере вообще-то не откажешь. Можно согласится в данной связи с У.Джеймсом: человек имеет право верить в вещи («воля к вере»), у которых нет рациональных, т.е. ясных и убедительных, оснований, но которые тем не менее весьма полезны для жизни — в процессе адаптации к ее сложностям, заботам и тревогам. К сожалению, это право логически ведет к тертуллиановскому «Верую, потому что это абсурдно». В развернутом своем виде данная формула выглядит так: «Сын Божий распят; нам не стыдно, ибо полагалось бы стыдиться. И умер Сын Божий; это вполне достоверно, ибо ни с чем не сообразно. И после погребения он воскрес; это несомненно, ибо невозможно».
Религиозный смысл жизни обнаруживает известное уничижение человека, обидную недооценку его реальных сил и возможностей — как в отрицательном, так и в положительном плане.
Снятие оппозиции разума и чувств, по-своему (через веру) намеченное в религии, характерно и для смысложизненной концепции, которую условно можно было бы назвать действенно-гуманистической.

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

• Реферат

  Религиозный смысл жизни

  От 250 руб

• Контрольная работа

  Религиозный смысл жизни

  От 250 руб

• Курсовая работа

  Религиозный смысл жизни

  От 700 руб

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту Узнать стоимость

Во все времена люди задавались вопросом о том, что же такое истина, и в чем заключается ее суть. Многие философы высказывали мнение о том, что истины, как таковой, не существует, что важен лишь ее поиск. У каждого человека есть свой путь поиска истины. У одних он имеет философское начало, у других – духовное, у третьих – материальное. Основы мировой религии также направляют людей в своих учениях и заповедях на тот или иной путь.

Именно в поиске духовной истины и заключается в частности смысл жизни, согласно такой религии, как Христианство. Если брать во внимание тот факт, что в Христианстве центральной идеей является концепция вечной жизни при условии верования в высшие силы, то смыслом человеческой жизни, согласно данному представлению, будет являться стремление к воссоединению с Богом. Избрав духовный путь, православный человек посвящает свою жизнь вере в Бога, видит смысл своей жизни в уподоблении Христу.

Эта идея основана на веровании людей христианской религии в то, что жизнь, посвященная Богу, бесконечна, вечна. Именно такая позиция заставляет делать выводы о том, что, отдав себя всецело этой религии, человек не растратит отпущенное ему время на Земле впустую. Согласно Христианству, лишь духовный путь приведет к спасению души.

На чем основаны убеждения Христианства?

Для того чтобы любая религия исповедовалась людьми, ей необходимо иметь основу для своих убеждений. Какие же обоснования выдвигает Христианство в качестве основных, доказывающих подлинность своей идеи? Ведь для того, чтобы человек увидел перспективу в этом, объяснение религиозной идеи должно быть максимально конкретизированным, обоснованным и включать в себя ряд фактов.

Первое доказательство православной идеи, по мнению Христианства, заключается в том, что, посвятив свою жизнь Богу, человек не теряет абсолютно ничего, но при этом приобретает духовные ценности, обретает возможность спасти свою душу и жить вечно в единении с Богом. Из этого убеждения следует, что отвергать христианский смысл жизни, крайне неразумно.

Следующее, что предлагает Христианство, это возможность любить бескорыстно. Эта любовь чистая и искренняя. По мнению православных, в этом и заключаются высшие состояние блага каждого из нас.

Таким образом, приводя таковые доводы, данная религия объясняет нам свою точку зрения, касаемо ответа на вопрос о смысле жизни.