ПОЭТ
«В душе загадочной моей есть тайны…» — признается Константин молодой жене. Но признается, не гордясь этими тайнами, а надеясь на снисходительность к ним. Одна из его тайн Елизавете была известна: ее муж — поэт. Да, Великий князь, Его Императорское Высочество, кадровый военный, не смеющий нарушать династический запрет на занятия поэзией (музыкой, живописью, театром), — поэт.
И это было прекрасно, считала Елизавета. Еще более загадочным становился образ любимого русского князя, писавшего ей и для нее:
Взошла луна… Полуночь просияла,
И средь немой, волшебной тишины
Песнь соловья так сладко зазвучала,
С лазоревой пролившись тишины.
Ты полюбила, — я любим тобою,
Возможно мне, о друг, тебя любить!..
И ныне песнью я зальюсь такою,
Какую ты могла лишь вдохновить. —
читала она, и сердце ее трепетало от его признаний. А он снова и снова бросал к ее ногам поэтические цветы:
… И пронеслися мимолетные виденья,
И целый день с томлением, с тоской
Я темной ночи жду, — жду грезы усыпленья,
Чтоб хоть во сне увидеться с тобой!
(«Взошла луна…», 8 сентября 1883)
Но она не знала, что его поэтический порыв — не мимолетное волшебство любовных впечатлений, а — дар, страсть, колоссальный духовный труд. Не знала еще, что ей придется, встречаясь с ним, идущим с блокнотом в руках в аллеях Павловского или Стрельнинского парка, сворачивать в другую аллею, чтобы не спугнуть свою соперницу — его музу. Не знала, что он, несмотря на все условности и запреты, поклялся служить Отечеству именно словом и что его роман с музой был серьезен и благороден.
Еще до того, как встретить ее, Константин написал:
Я баловень судьбы… Уж с колыбели
Богатство, почести, высокий сан
К возвышенной меня манили цели, —
Рождением к величью я призван. —
Но что мне роскошь, злато, власть и сила?
Не та же беспристрастная могила
Поглотит весь мишурный этот блеск,
И все, что здесь лишь внешностью нам льстило,
Исчезнет, как волны мгновенный всплеск.
Есть дар иной, божественный, бесценный.
Он в жизни для меня всего святей,
И не одно сокровище вселенной
Не заменит его в душе моей:
То песнь моя!.. — пускай прольются звуки
Моих стихов в сердца толпы людской,
Пусть скорбного врачуют муки
И радуют счастливого душой!
Когда же звуки песни вдохновенной
Достигнут человеческих сердец,
Тогда я смело славы заслужённой
Приму неувядаемый венец.
Но пусть не тем, что знатного я рода,
Что царская во мне струится кровь,
Родного православного народа
Я заслужу доверье и любовь, —
Но тем, что песни русские родные
Я буду петь немолчно до конца
И что во славу матушки России
Священный подвиг совершу певца.
(4 апреля 1883)
Первое стихотворение «Задремали волны…» он написал в Крыму, в родительском имении Ореанда. Был май 1879 года, он сопровождал отца на испытаниях броненосцев в Черном море и побывал в белом доме с колоннами, увитыми виноградом. Среди скал над морем расположился сад: мирт, лавр, кипарис, «объятый вечнозеленой думой», кусты роз, прохладный под портиком фонтан. Здесь он «вкусил впервые высшее из благ, поэзии святое вдохновенье». Восемь строк, он их включил в свои сборники, не исправив ошибку, деликатно замеченную поэтом Я. Полонским.
Начинающий поэт рисовал лирическую картину: «Задремали волны, ясен неба свод; светит месяц полный над лазурью вод». «Лазурь вод», конечно, не может вязаться ни с ночью, ни с полным месяцем, — говорил Полонский и, чтобы смягчить замечание, приводил в пример Лермонтова, у которого такая же ошибка: — «Русалка плыла по реке голубой, озаряема полной луной»… Какая уж там лазурь или голубая река ночью?!
Но уроки поэтического мастерства еще впереди, а пока интересна другая деталь: откуда у этого «баловня судьбы», знатного двадцатилетнего юноши, в первом же стихотворном наброске появляются слова «горе», «муки», да и последующие его стихи не лишены тех моментов человеческой жизни, которые мы определяем словами «горькая доля», «печаль», «огорчения», «юдоль земная», «беда». Не о себе он печалился — о других. «В нем была органическая человечность, врожденная гуманность, потому что она не могла быть следствием личного опыта, слишком малого у столь молодого человека», — говорили знавшие его.
Но настоящую тягу к сочинительству он почувствует в последнем заграничном плавании. Стоянки были долгие, и он, лейтенант фрегата «Герцог Эдинбургский», смог быть гостем своей любимой сестры Ольги Константиновны, Королевы эллинов. Стояло жаркое, с синевой в дрожащем воздухе лето, сменившееся тихой, теплой, разноцветной осенью. Над Татоем — 20 верст от Афин, — где стоял дом сестры-королевы, полыхали причудливые закаты. Пламенела вершина Пентлика. Память с услужливостью подсказывала, что Татой — это древняя, овеянная мифами Дакелия. И все эти красоты и историко-романтические мысли пробудили в лейтенанте желание писать стихи. Делал он это робко, неуверенно, но сочинил «целую гору» строф.
Читал он их только сестре Оле. Она была единственной наперсницей его поэтических устремлений. Да еще королевская поросль — племянники и племянницы. А он, который выше всех титулов ставил звание Поэта, даже думать не смел носить это желанное звание и попасть в круг настоящих признанных поэтических имен.
Читал он Ольге стихи каждый день, с выражением и без него, тихо и громко. Она, видя пламень в его глазах, по доброте сердечной хвалила всё.
Но из всего, написанного тогда, остались жить лишь два стихотворения. Остальное, по счастью, не увидело света. «И надеюсь, никогда не увидит», — говорил он.
Остались «Письмо Великому князю Сергею Александровичу» и «Псалмопевец Давид». Первое, обращенное к другу детства и юности, написано в духе посланий пушкинской поры. Но получилось несколько ходульно, пафосно, скучно, где-то с морализаторством классной дамы. Эти общие места спасает интонация сострадания и искреннего дружества. В них Сергей Александрович нуждался: умерла мать, убит отец, Император Александр П. Биографическое поднималось до мировоззренческих обобщений. Злободневное соединялось с интимным.
Второе стихотворение навеяно посещением Святой земли. Свое настроение Константину хотелось выразить в «звуках арфы золотой», в «святом песнопенье», посвященном псалмопевцу Давиду, скорбевшему душой. Уже это стихотворение, первым попавшее в печать, говорило о том, что появился поэт, для которого, как и для Пушкина, поэзия есть выражение религиозного восприятия мира.
… Не от себя пою я:
Те песни мне внушает Бог,
Не петь их — не могу я!..
(Сентябрь, 1881)
«Псалмопевец Давид» был напечатан с подписью «К. Р.» на первой странице августовской книжки «Вестника Европы» за 1882 год.
Никто почти не знал тогда, кто скрывается за этими «милыми двумя буквами», как называл эту скромную подпись один из выдающихся поэтов того времени Аполлон Майков.
Но когда в том же «Вестнике Европы» в конце того же года появилось пять стихотворений под общим названием «Венеция», криптоним «К. Р.» запомнился, хотя и оставался для многих загадочным: кто он, этот «К. Р.»?
Стихи о Венеции, месте в Европе знаменитом, К. Р. писал в Германии, в Гмундене, Штутгарте, но и в России — в Стрельне, в Красном Селе под Петербургом. Европейская культура как целое больше ощущалась издали, на берегах Невы, чем на берегах Темзы, Сены, Рейна, потому что «динамично и уверенно шла ей навстречу русская культура». Цикл «Венеция» был написан русским европейцем и пристрастным «делателем» петербургско-российской культуры. Недаром К. Р. к стихотворному циклу «Венеция» добавит позже, в 1885 году, еще одно — стихотворение «На площади Святого Марка…», где будет точный адрес поэтических начал автора: «И лики строгие угодников святых / Со злата греческой мусии / Глядели на меня… И о родных / Иконах матушки России / Невольно вспомнил я тогда; / Моя душа крылатою мечтою / Перенеслась на родину, туда, / На север, где теперь, согретая весною, / Душистая черемуха цветет, / Благоухают пышные сирени, / И песни соловей поет… / В уме столпилось столько впечатлений!.. / И вздохом я вздохнул таким, / Каким вздохнуть один лишь Русский может, / Когда его тоска по Родине изгложет / Недугом тягостным своим».
Год — 1881-й — первый год очень плодотворного отрезка времени в девять лет. В России родился новый поэт.
Когда речь идет о поэзии, цифрам вроде бы места нет. И все же отметим, что в 1883 году Константин Романов напишет 20 стихотворений, среди них прекрасный цикл «Жениху и невесте», посвященный его друзьям А. Ал. Ильину и его жене, урожденной В. Н. Философовой. И опять они будут написаны в Греции, в гостях у сестры Ольги.
Многие и сейчас не знают, что слова знаменитых романсов «Я вам не нравлюсь», «Я сначала тебя не любила», «Первое свидание» принадлежат Его Императорскому Высочеству Великому князю Константину Романову. В приюте муз, в Павловске, появится стихотворение «Уж гасли в комнатах огни…», в котором нет ни одного лишнего слова, как в математических формулах нет лишних знаков. Ему тоже предстоит стать любимым романсом известных вокалистов и слушателей с изысканным вкусом. Никогда так часто не посещало его вдохновение — он сочинял даже осенью, когда у него «затишье на сердце… тускнеет, меркнет мысль, безмолвствуют уста, круг впечатлений, чувств так узок и так тесен, — в душе холодная такая пустота».
Все, что он создал в 1885 году, полно упоенности жизнью — это 24 стихотворения. Он, кажется, уверен в себе и потому пробует силы в драме, в стихе-размышлении, стихе-балладе, в элегии, в «посланиях на случай».
В этом году К. Р. напишет два шедевра — «Умер, бедняга…» и «Растворил я окно…» Даже если бы августейший поэт ничего больше не создал, его имя как автора этих шедевров навсегда осталось бы в русской поэзии.
Один из шедевров — «Умер, бедняга…» (странный князь называл его попросту «длинным солдатским стихотворением») — сочинялся им в палатке для дежурных офицеров. Палатка была оббита досками. И на этих досках дежурные офицеры обычно писали карандашами и чернилами все, что взбредет в голову. Офицер Кавелин увековечил свой стих с одной более-менее удачной рифмой: «деревня — кочевья». В. Ю. фон Дрентельн упражнялся в гекзаметре, сочиняя что-то комическое. А командир роты, Его Высочество Константин Романов, на одной из досок написал первые строки самого популярного своего произведения «Умер, бедняга…». До сих пор в размеренных октавах он воспевал природу, сады, усадьбы, и вдруг создал народную, с романтическим налетом песню, которую запела вся Россия. Автор музыки — неизвестен.
Однажды, будучи в Москве, Константин Константинович поехал на Воробьевы горы, где никогда не бывал. Там, на высоте, расположился ресторан Крынкина: большой открытый балкон, восхитительный вид на изгибающуюся Москву-реку и всю Белокаменную. Великий князь сел за столик, заказал чай — и вдруг хор в русских боярских костюмах запел:
Умер, бедняга! В больнице военной
Долго родимый лежал:
Эту солдатскую жизнь постепенно
Тяжкий недуг доконал…
Рано его от семьи оторвали:
Горько заплакала мать,
Всю глубину материнской печали
Трудно пером описать!
С невыразимой тоскою во взоре
Мужа жена обняла;
Полную чашу великого горя
Рано она испила.
И протянул к нему с плачем ручонки
Мальчик-малютка грудной…
… Из виду скрылись родные избенки,
Край он покинул родной.
В гвардию был он назначен, в пехоту,
В полк наш по долгом пути;
Сдали его в Государеву роту
Царскую службу нести…
Великий князь и не знал, что его «длинное солдатское стихотворение» поется народом. Он попросил подойти дирижера, который был и руководителем хора. Звали его Григорий Николаевич. Этот Григорий Николаевич узнал в лицо Его Императорское Высочество, знал он и то, что «Беднягу» написал Великий князь.
— А чья музыка? — спросил поэт.
— А что музыка?… Народ сам запел, — ответил дирижер.
* * *
Минуло пять лет со дня его свадьбы с принцессой Елизаветой Саксен-Альтенбургской. Константин Константинович привез жену к ее родным в Альтенбург погостить, а сам должен был возвращаться в Россию. Прощаясь с Альтенбургом, он задержался в комнате, где всегда, приезжая, жил. Тот же вид из высокого окна, тот же письменный стол, за которым он написал стихи, заслужившие ему известность: «Распустилась черемуха в нашем саду…», «Колокола», а также стихотворение «Растворил я окно…», которое останется шедевром во все времена.
Растворил я окно, — стало грустно невмочь, —
Опустился пред ним на колени,
И в лицо мне пахнула весенняя ночь
Благовонным дыханьем сирени.
А вдали где-то чудно так пел соловей;
Я внимал ему с грустью глубокой
И с тоскою о родине вспомнил своей;
Об отчизне я вспомнил далекой,
Где родной соловей песнь родную поет
И, не зная земных огорчений,
Заливается целую ночь напролет
Над душистою веткой сирени.
(13 мая 1885)
Пока же поэт стоит на пороге комнаты, в которой создал свой шедевр. Весна, тепло, и солнце светит так ярко. Все так же, как тогда, но ему кажется, что ничего больше он написать не сможет.
«Я уже не юноша, а должен бы считать себя мужчиной. Жизнь моя и деятельность вполне определились. Для других я военный, ротный командир, в близком будущем полковник, а так лет через 5–6 — командир полка… Для себя же я поэт. Вот мое истинное призвание. Невольно задаю я себе вопрос; что же выражают мои стихи, какую мысль? И я принужден сам себе ответить, что в них гораздо больше чувства, чем мысли. Ничего нового я в них не высказал, глубоких мыслей в них не найти, и вряд ли скажу я когда-нибудь что-либо более значительное. Сам я себя считаю даровитым и многого жду от себя, но кажется, это только самолюбие и я сойду в могилу заурядным стихотворцем. Ради своего рождения и положения я пользуюсь известностью, вниманием, даже расположением к моей Музе. Но великие поэты редко бывают ценимы современниками. Я не великий поэт и никогда великим не буду, как мне этого ни хочется», — записал он 10 августа 1888 года.
* * *
Константин сидел в своем походном кабинете на мызе Смерди, в лагере. Стояло раннее утро. На письменном столе обычный порядок. Здесь вещи, которые он всегда возит с собой. Слева четыре книги: Лермонтов, Пушкин, Новый Завет и сборник «Жемчужины русской поэзии». Чернильница из серебра, свечи, барометр-анероид, часы, два портрета жены, тетради для дневника и записывания стихов.
По листу бумаги бегал солнечный зайчик — за окном ветер качал ветви кустов. Минусами и крестами были отмечены стихи, которые он забраковал и отобрал для своей первой книги. И хотя книга была уже сдана в набор, его мучили неуверенность в отобранном, смущение перед теми, кто станет ее читать…
Из государственной типографии наконец пришли два сигнальных экземпляра, а вскоре и весь тираж — «вся тысяча».
Жизнь приобрела краски. Зрели планы, манили и увлекали вдаль, но вдруг одолевали сомнения: ведь стихи пишут тысячи людей и многие не замечают, что поют с чужого голоса, а если и пишут виртуозно, то ни о чем. Возможно, и он один из них — дилетант, имеющий совсем другие занятия — морскую службу, заграничные плавания, заботу о солдатах, светские обязанности, государственные дела, а Муза случайно забрела к нему на огонек.
В продажу стихи не поступили. Великий князь не имел на это права. Он посмотрел на внушительную стопку и обрадовался, что книга выглядит скромно: «Стихотворения К. Р.». СПб., 1886. Ничего лишнего. Даже названия увлекательного или благородно-романтического не придумал.
Но что же дальше? Он раздарит томики друзьям, знакомым, родственникам. И, пожалуй, никто не скажет правды: одни — его жалея, другие — мало понимая в поэзии и в сочинительстве, третьи — привыкнув к искательству в верноподданных отношениях; кто-то втайне посплетничает и посмеется. Кто серьезно отнесется к его дару, ведь он — Великий князь и не имеет права быть прежде всего Поэтом?!
Хорошо бы сойтись с молодыми литераторами — спорить, хулиганить с рифмами и размерами, пробовать «на зуб» новшества европейской поэзии, ездить по России, вслушиваясь в песни, сказки, поверья, запоминая слова, которые мало-помалу исчезают. Но он всего этого не мог себе позволить. Кроме того, неуверенность, непонятная робость, которая, пожалуй, паче гордости, самолюбие застегнули его на все пуговицы.
Он был одинок.
И вдруг понял, что говорить о поэзии и о себе в поэзии он мог бы только с теми поэтами и литераторами, кого слушал бы без ущерба для своего самолюбия, кто своим заслуженным авторитетом определил бы серьезность его занятий литературой. Ему нужны были учителя и честные рецензенты, без искательства перед Его Императорским Высочеством.
Выбор был сделан интуитивно, но безошибочно. Он пошлет свою первую поэтическую книгу Ивану Александровичу Гончарову — живому классику, Афанасию Афанасьевичу Фету — своему самому любимому поэту после Пушкина и Лермонтова, известному критику Николаю Николаевичу Страхову, а также Якову Петровичу Полонскому и Аполлону Николаевичу Майкову — поэтам пушкинской школы, классицистам, и историку русской литературы Леониду Николаевичу Майкову. И станет ждать суда, решительного и безбоязненного: поэт ли Константин Романов? Или его опусы — лишь нервов раздраженье?
Ожидание требовало ангельского терпения…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Читать книгу целиком
Поделитесь на страничке
Следующая глава >
Константин Константинович, великий князь (1858-1915), второй сын великого князя Константина Николаевича и великой княгини Александры Иосифовны, правнук Павла I, внук Николая I, племянник Александра II и его крестник, кузен Александра III, дядя Николая II. Родился в Стрельне в Константиновском дворце. При крещении был зачислен в Морской гвардейский экипаж, назначен шефом 15-го гренадерского Тифлисского полка, зачислен в списки лейб-гвардии Конного и Измайловского полков, а также других воинских соединений. Получил хорошее домашнее образование.
С детства был предназначен для морской службы. В 1874 г. был произведен в гардемарины и совершил кругосветное путешествие. В 1877 году в чине мичмана в составе экипажа фрегата «Светлана» был в действующей армии на Дунае.
В 1878 году в связи с совершеннолетием произведен в лейтенанты и назначен флигель-адъютантом Александра II.
В 1882 году по состоянию здоровья был из флота переведен в армию и зачислен в лейб-гвардии Измайловский полк. Занимал ряд ответственных военных должностей: командующий лейб-гвардии Преображенским полком (1891), генерал-майор Свиты (1898), главный начальник военно-учебных заведений (1900), генерал-инспектор военно-учебных заведений (1910), член Высшей аттестационной комиссии Военного министерства.
Великий князь Константин Константинович — один из высокообразованных и эрудированных людей своего времени: историк, музыкант, переводчик, актер-любитель и, прежде всего, поэт, известный под криптонимом КР. Многие его стихи положены на музыку П.И. Чайковским, А.Г. Рубинштейном, А.К. Глазуновым и другими.
Создатель любительского общества «Измайловские досуги», где ставились спектакли и обсуждались новинки литературы. Спектакли с участием Константина Константиновича ставились также на сцене Императорского Эрмитажного театра и в театре в Павловске.
Первый переводчик трагедии Шекспира «Гамлет» и исполнитель роли Гамлета в любительском спектакле. Автор драмы «Царь Иудейский», в постановке которой исполнял главную роль Иосифа Аримафейского.
Являясь с 1889 года президентом Императорской Академии наук, внес большой вклад в развитие русской науки и культуры. По его инициативе был создан Пушкинский дом.
Вместе с тем являлся председателем Русского археологического общества, президентом Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, почетным председателем комитета по устройству музея прикладных знаний в Москве (будущий Политехнический музей). Был почетным членом многочисленных обществ, институтов, университетов и академий.
С 1884 года в браке с принцессой Елизаветой Саксен-Альтенбургской, приходившейся ему троюродной сестрой, имел девятерых детей: Иоанна, Гавриила, Татьяну, Константина, Олега, Игоря, Георгия, Наталию, Веру.
С 1892 года — владелец Павловска, издал четыре выпуска альбома «Павловск. Дворец. Парк» (1898), при нем опубликованы очерки о Павловске историка А.И. Успенского в журнале «Художественные сокровища России» (1903), в издании «Историческая панорама Санкт-Петербурга и его окрестностей» (1912), а также в «Записках Императорского Московского археологического института имени императора Николая II» (1915). Умер в Павловске в своем кабинете и был отпет в Дворцовой церкви. В собрании музея имеется живописный портрет Константина Константиновича в парадном мундире кисти О. Браза (1912 г.), а также ряд исторических фотографий конца ХIХ-начала ХХ веков.
Литература: Стечькин Н.Я. К.Р. (25 лет поэтической деятельности) СПб.,1904; Нелюбин Г. К.Р: Критико-биографический этюд. СПб., 1902; Княжна Вера Константиновна: Отрывки из семейных воспоминаний // Петербургский Монархический Вестник. СПб., 1991. № 2; Великий князь Гавриил Константинович. В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи. СПб., «Logos», 1993; Кузьмина Л.И. Августейший поэт. СПб., 1995; Великий князь Константин Константинович Романов (по материалам выставки «Великий князь Константин Константинович – владелец Павловска»). Павловск. Санкт-Петербург, 2000; Вострышев М. Августейшее семейство. Россия глазами великого князя Константина Константиновича. М., 2001; Федорченко В.И. Российский Императорский Дом и европейские монархи. Москва-Красноярск, 2006; Великий князь Константин Константинович поэт и гражданин. (По материалам одноименной выставки). СПб., ГМЗ «Павловск», 2008; Завьялова Л., Орлов К. Великий князь Константин Николаевич и великие князья Константиновичи. История семьи. СПб., 2009; Н.Чернышева-Мельник. К.Р. Баловень судьбы. СПб., 2013.
Елизавета Маврикиевна (1865-1927), супруга великого князя Константина Константиновича.
Урожденная принцесса Елизавета Августа Мария Агнесса Саксен-Альтенбургская, дочь принца Морица Саксен-Альтенбургского и принцессы Августы, урожденной принцессы Саксен-Альтенбургской, являлась праправнучкой Павла I по материнской линии. Ее бабушка, принцесса Мария, дочь Великой княгини Елены Павловны, в замужестве герцогини Мекленбург-Шверинской, породнилась с Саксен-Альтенбургским семейством. Одновременно она приходилась племянницей великой княгине Александре Иосифовне, супруге великого князя Константина Николаевича и матери Константина Константиновича. В 1882 году познакомилась со своим троюродным братом великим князем Константином Константиновичем во время приезда последнего в Альтенбург. Знакомство оказалось решающим, так как молодые люди понравились друг другу. Однако первоначально родители Елизаветы были против брака, так как им было известно о неурядицах в семейных делах родителей жениха. В апреле 1884 году брак был заключен, принцесса Елизавета-Августа получила имя великой княгини Елизаветы Маврикиевны. В православие не переходила. Имела в браке девятерых детей: шестерых сыновей и трех дочерей. Дочь Наталья умерла в младенчестве, а младшая, Вера, родившаяся в Павловске, умерла в 2001 году в возрасте 94 лет. Елизавета Маврикиевна пережила смерть юного сына Олега, погибшего смертью храбрых на полях сражений 1-ой Мировой войны в 1914 году, смерть мужа в 1915 году, трагическую смерть сыновей Иоанна, Константина и Игоря от рук большевиков в Алапаевске в 1918 году.
Активно занималась благотворительностью, являлась попечительницей Императорского Женского патриотического общества. Интересовалась искусством, известна ее роль в организации выставок современных художников в пользу бедных и больных детей.
После смерти супруга в 1915 году часто бывала в Павловске на даче у своего сына Иоанна Константиновича.
После революции с младшими детьми Георгием и Верой, а также внуками, детьми великого князя Иоанна Константиновича Всеволодом и Екатериной уехала в Стокгольм, а затем в Бельгию. Последние годы жизни провела в родном Альтенбурге. В Павловском дворце-музее имеется единственный живописный портрет Елизаветы Маврикиевны, написанный вместе с парным портретом Константина Константиновича художником Осипом Бразом в 1912 году. Портреты были заказы родителями в подарок сыну Олегу на день его совершеннолетия. Имеется также ряд исторических фотографий.
Биография
К. Р. Так подписывал свои произведения «августейший поэт» Константин Константинович Романов, внук Николая I, двоюродный дядя Николая II.
Из псевдонима не делалось тайны: стихи предварялись портретами и статьями, а автор за свои сочинения удостоился звания почётного академика Императорской Академии наук (которую сам возглавлял на посту президента в течение 20 лет). Скромные инициалы вместо царской фамилии подчёркивали, что занятия поэзией — частное дело государственного человека.
Первая книга «Стихотворения К. Р.» (1886) в продажу не поступала, была разослана тем, кого поэт считал близким себе по духу (в том числе Фету, Ап. Майкову, Полонскому). Она вызвала стихотворные посвящения и отклики в письмах — восторженные и не вполне объективные.
Поверив в свой талант, великий князь стал печатать всё, что выходило из-под пера: любовную, пейзажную лирику (в ней он подражал многим — от А. К. Толстого до Некрасова), салонные стихи, переводы из Шекспира, Шиллера, Гёте, — и вскоре занял прочное место в литературе. Мелодичные банальные строфы легко превращались в романсы. Они удержались в вокальном репертуаре, так как музыку к ним писали Чайковский, Рахманинов, Глазунов, Глиэр. Популярной песней стало стихотворение «Умер бедняга в больнице военной».
Самое значительное произведение К. Р. — мистерия «Царь Иудейский» (1913) была запрещена к постановке Синодом, не допустившим низведения евангельской истории Страстей Господних на театральные подмостки. По разрешению царя пьеса была поставлена любительским придворным театром, где автор исполнил одну из ролей.
Сборники поэта и монографии о его творчестве (К. Р. в них называли хранителем заветов «чистого искусства») открывались программным стихотворением «Я баловень судьбы…». Судьба была до конца благосклонна к своему «баловню»: он умер в 1915-м. А через три года в Киеве в театре Корша освобождённому народу была показана драма «Царь Иудейский». В 1918-м вышел и кинофильм с тем же названием, сразу же снятый с экрана «как грубейшая макулатура» — на этот раз запрет исходил от Наркомпроса.
Русская поэзия серебряного века. 1890-1917. Антология. Ред. М. Гаспаров, И. Корецкая и др. Москва: Наука, 1993
К. Р. — литературный псевдоним великого князя Константина Константиновича Романова (1858-1915). Он служил мичманом на фрегате «Светлана» и принял участие в боевых действиях на Дунае во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов, командовал ротой Измайловского полка, где под его покровительством был создан музыкально-литературный кружок (в нём участвовали А. Майков и Я. Полонский). Принадлежа к царскому дому, будучи президентом Академии наук и главным начальником высших военно-учебных заведений, он своим призванием считал поэзию. Его стихотворения издавались многократно (Спб., 1886; Спб., 1889; Спб., 1900; Спб., 1911). Последнее издание — «Стихотворения 1879-1912». Т. 1-3. Спб., 1912-1915. Кроме оригинальных стихотворений, известны некоторые переводы К. Р., в частности перевод «Гамлета» Шекспира и драмы Гёте «Ифигения в Тавриде» (с исследованием и комментариями, Спб., 1912). Более 60-ти его стихотворений положено на музыку, некоторые неоднократно: «Озеро светлое, озеро чистое…» (12 композиторов), «Плыви, моя гондола…» (14 композиторов), «Повеяло черёмухой, проснулся соловей…» (18 композиторов), «Задремали волны…» (18 композиторов, среди них — Ц.Кюи и С.Рахманинов). Большую известность приобрели романсы П. Чайковского (цикл из шести романсов, среди них выделяются «Растворил я окно…» и «Уж гасли в комнатах огни…»). На тексты К. Р. писали романсы и хоры А. Глазунов, Р. Глиэр, А. Гречанинов, М. Ипполитов-Иванов, Э. Направник, С. Рахманинов, А. Рубинштейн, П. Чесноков и другие.
Песни русских поэтов: Сборник в 2-х т. — Л.: Советский писатель, 1988
К. Р. — русский поэт. С 1889 — президент АН. Литературные занятия К. Р., начатые в 1879, носили дилетантский характер. Выступил в печати в 1882. Лирические стихи К. Р., меланхолические по преобладающему настроению, написаны банальным условно-поэтическим языком. Основные мотивы его лирики — поиски чистой красоты, культ неземной любви — эпигонски заимствованы у Я. П. Полонского, А. Н. Майкова, А. А. Фета. Автор исторической драмы «Царь Иудейский» (1914), переводов «Мессинской невесты» Ф. Шиллера (1885), «Гамлета» У. Шекспира (1899-1901), «Ифигении в Тавриде» И. В. Гёте (1911), а также сборников критических статей о произведениях, представленных в АН на соискание Пушкинской премии; критические суждения К. Р. носят субъективный и антидемократический характер. На тексты К. Р. написаны многие романсы русских композиторов. А. К. Глазунову принадлежит музыка к драме «Царь Иудейский». К. Р. — автор текста песни «Умер бедняга в больнице военной».
Соч.: Стихотворения, т. 1-3, П., 1913-15; Критич. отзывы, П., 1915.
Д. П. Муравьёв
Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. — Т. 3. — М.: Советская энциклопедия, 1966
К. Р. — инициалы, которыми подписывал свои произведения великий князь Константин Константинович Романов. Основным занятием К. Р. была военная служба (во флоте, в Измайловском полку и т. д.), занятия же литературой носили характер дилетантский. Тем не менее высокое общественное положение автора вызвало в своё время преувеличенное внимание к литературной продукции К. Р. как читающей публики, так особенно критики, давшей ряд льстивых отзывов об «августейшем» поэте. Узкая тематически и чрезвычайно шаблонная, конфектно-красивая формально поэзия К. Р. должна быть причислена к наиболее эпигонским явлениям выродившегося к концу XIX века «светского стиля».
Поэзия К. Р. проникнута характерным для него возвеличением идеалов смирения и покорности и осуждением всякого протеста и борьбы. Особенно отчётливо вскрывается литературное «охранительство» К. Р. в критических статьях — очень поверхностных отзывах на сборники стихов, представленные в Академию наук для соискания Пушкинской премии. К. Р. пробовал свои силы и как драматург («Царь Иудейский») и как переводчик классических образцов драмы («Гамлет» Шекспира и другие).
Библиография: I. Стихотворения, 3 тт., 1913-1915; Критические отзывы, П., 1915; Царь Иудейский, изд. 5-е, П., 1916.
III. Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, Гиз, Л. — М., 1924.
В. Нечаева
Литературная энциклопедия: В 11 т. — , 1929-1939