Таврион батозский

Сегодня день памяти исповедника веры архим. Тавриона (Батозского) (10 августа 1898 (н.с.) – 13 августа 1978). Мы публикуем беседу с матушкой Олимпиадой (Иус) – «письмоводителем» архим. Тавриона Батозского.

Вопрос: Вы познакомились с отцом Таврионом, когда он здесь служил?

Матушка Олимпиада: В первый раз я приехала к нему в 73-м году. Тогда я в Челябинске жила, где был один храм на миллионный город. Было тесно, и мы хлопотали, чтобы разрешили строить новый храм или отдали под него музей. С этим вопросом были даже в Москве, но нигде не получали положительного ответа. Это были 70-е годы, когда наоборот храмы закрывались, тяжелое время было. А мы вдруг вздумали еще просить храм… Когда мы приехали сюда, к отцу Тавриону, и пришли к нему на прием, я стала рассказывать, как мы были во всех этих инстанциях, которые против нас, а он сидел и улыбался. Видимо, такой был довольный, что нашлись люди, которые еще поднимают головы. Как говорил наш покойный архиепископ Свердловский и Челябинский Климент: «Одно хорошо, что вы не положили голову и не ждете, когда топор опустится». И отец Таврион радовался за нас, что мы действуем. Тогда он сказал мне: «Сама ничего не делай, Господь тебе укажет путь». Ну, я уехала домой, на работу пошла, а потом думаю: «Сколько я буду работать? Приду в церковь трудиться». И уехала в Тобольск. А здесь, в Елгаве, была моя сестра и написала отцу Тавриону, что я ушла с работы в церковь. На что он написал мне записочку: «И у нас найдется». Я получила это письмо от старца и сюда приехала. Батюшка меня принял, но сразу не взял в свой домик. Потом мне дал послушание – ответы давать на письма, переводы, телеграммы. Поэтому я у него письмоводителем была.

Вопрос: Что запомнилось из тех, первых времен?

Матушка Олимпиада: Батюшка читал мысли, как листья книжки. Такой пример: он принимает, а я в другой комнате сижу и слышу, что, видимо, женщина жалуется, что сыну изменяет женщина. Отец Таврион говорит: «Ох, эти женщины, ох эти женщины…». А я сижу и думаю: «Ну, так ведь бывает, и мужчины изменяют». А он мне отвечает: «Да, бывает» (общий смех). Батюшка, прости, но это так же было, я и не знала, что придет время, я буду о святости твоей говорить, батюшка, ты же святой человек. Или такой маленький пример: он любил, тех, кто вокруг работал, чем-то, да утешить. Один год арбузов было много. Привезли большую машину арбузов и вечером все приходят с работы, говорят, кто что делал, а я там сижу, пишу. Всем по кусочку арбуза дал, а мне нет. Ну, я сижу, обиделась, значит. Потом сама себя успокаиваю, что ты никогда арбуза не ела, что ли? Он через некоторое время приносит кусочек, говорит: «На, не плачь» (общий смех). Он еще с юмором был.

Вопрос: Да, святые они такие, с юмором.

Матушка Олимпиада: Так что он читал наши мысли, как листья книжки.

Вопрос: Матушка, вы не помните москвичей, которые приезжали?

Матушка Олимпиада: Много очень приезжали, всех не вспомнишь, я все сидела, писала, что они закажут. Помню тех, кто здесь работал, но они уже отошли ко Господу …

Вопрос: Молодые люди приезжали из Москвы?

Матушка Олимпиада: Из Москвы? Да, очень много приезжало, очень много. Я как-то батюшке говорю: «Батюшка, у нас и академия, и семинария, и регентские курсы (смеется). У нас был состав – и неграмотные, и среднее образование, и высшее образование. Говорю, «наш приход, батюшка, это весь Советский Союз. Вся страна». Думаю, вот отовсюду посылки идут, только из Средней Азии, наверное, нету. Не успела подумать – из Ашхабада пришла (смеется). Со всех концов страны, с Камчатки даже, отовсюду принимали посылки. А потом я им писала, что получили в исправности и молимся.

Вопрос: А как батюшка служил литургию?

Матушка Олимпиада: Он служил литургию очень живо. Пели, значит, мы, сестры, только нас мало было – две или три, а с этой стороны все паломники – на два хора пели. Ну, иногда, соберется народ, кто может петь – ничего поем, а другой раз ничего не получается.

Вопрос: Паломники…

Матушка Олимпиада: Да, паломники (смеется). Мне надо было как бы руководить, а я сама ничего не понимаю. Я многому не училась. Батюшка очень высоко служил, у него голос высокий и мне сказали: «Ты, пой как он дает возглас». Он высоко – я тоже высоко. Ну и вот, ничего служба получится, то есть пение наше – я бегу вперед батюшки, открываю ему дверь и думаю: «Батюшка сейчас похвалит». Он заходит и говорит: «Хм, любовались …». И всё. А когда не клеится пение, думаю, сейчас батюшка придет и скажет: «Ну-у, как пели». Он заходит и говорит: «Красота»! А почему красота? Потому что не клеилось, и мы молились «Господи, помоги нам!» А когда клеилось, мы не молились, а любовались собой (смеется). Я, значит, открою двери и дрожу, когда плохо получается, а он: «Красота, красота». Я не знаю, что и сказать (смеется).

Вопрос: Когда же вы успевали? Литургия каждый день и вечером служба…

Матушка Олимпиада: Батюшка вставал в четыре утра, иногда говорил мне, чтобы я постучала в окно ему, разбудила, когда он сам не встанет. Приходил, тут же проскомидию совершал, а потом на исповедь подходили, и я писала имена, а к батюшке подходили на разрешительную молитву. Он на ектенье только о тех молился, кто был записан на причастие. А так он не читал …

Вопрос: То есть на причастие записывали?

Матушка Олимпиада: Писали имена тех, кто идет на причастие, и он на ектенье на литургии молился. Он так говорил: «Священник читает, читает, читает молитвы, а молящиеся стоят с ножки на ножку, с ножки на ножку переминаются». А потом говорил, не приходите рано, жалейте свои ножки, батюшка-то рано придет, а служба в шесть начнется.

Вопрос: А сколько длилась служба?

Матушка Олимпиада: К восьми уже в Елгаву успевали уехать на работу. Быстро. Батюшка так службу вел, больше пели мы, весь народ. «Придите, поклонимся» — все, «Святой Боже, Святой Крепкий …» – все. И во время литургии, и, в общем, «Милость мира» пели. И вот однажды вышли, я уже говорила при воспоминании, и мне что-то так пелось хорошо на душе. А он вышел и говорит: «Олимпиада язва хора». Я и рот разинула (смеется). Иду домой, думаю, что такое батюшка сказал? А оказывается, когда батюшка умер, на нас началось гонение, кто чтил батюшку. И в первую очередь на Олимпиаду… Он предвидел, батюшка-то всё, предвидел мою жизнь. Когда приехала первый раз, зашла здесь в храм деревянный, а там такая красота по сравнению с нашим маленьким храмом, где стоишь, бывало, и руку не поднимешь крестное знамя сделать. А тут цветы, свечи горят, на полу ковры, дорожки. Я восхищаюсь, как он любит Бога. Он вышел и говорит: «А как Его не любить?». И привел пример из своей тяжелой жизни. Думали ли вы батюшка, что вот сейчас я буду здесь говорить …

Вопрос: Многие же к нему за исцелением ехали?

Матушка Олимпиада: Он исцелял, конечно, много. У него был такой порядок – после службы к нему под благословение никто не подходил. Он принимал в домике. Люди уже позавтракают и стоят на прием. И мне было очень радостно, он говорил, чтобы я постучала, когда пора на прием. Я как постучу, он выйдет и говорит так ласково, что я не могу так сказать: «Будем принимать». С такой лаской говорил, что я очень любила это слушать. Смотрю – там народ стоит, и мне настолько становилось на душе легко, тепло и радостно, что я готова была всех обнять.

И люди один за одним подходили, и он там уже беседовал спокойно, могли всё спросить. А ведь это уже было время такое, когда в других обителях священники нигде не принимали – 70-е годы… Здесь (показывает) была баня, приезжали паломники, могли в бане помыться. Кормили три раза в день – после литургии, обед и вечером после вечерней службы. Когда он пришел сюда в пустыньку, был только храм, а в храме – посреди железная печка и всё. И он все здесь поднимал сам. А тогда еще материалы трудно достать было, чтобы строить надо какие-то документы и прочее и прочее. И всё это батюшке удавалось его молитвами, и сам он тут трудился много, сам с таксистами ездил, покупал эти кровати, постельное белье – все, что сейчас есть. Много он потрудился, чтобы эту пустыньку восстановить, и я вот отцу Евгению (Румянцеву) говорю: «Батюшка, я опять выскажу свою обиду, было сто лет пустыньки и хоть бы слово сказали, что эту пустыньку возродил отец Таврион». Да если бы не отец Таврион, не было бы этого ничего! Он это всё сделал.

Вопрос: Господь-то знает…

Матушка Олимпиада: Знает, да, Он это всё знает, но вот я грешница до сих пор… Дорогой батюшка, сколько ты сделал, сколько ты перестрадал. Он же сам мне и говорил, когда я пришла к нему последний раз на благословение. Он лежит, я на коленки встала, а он говорит: «Ты знаешь пророчество о пустыньке»? Я говорю: «Нет». – «Будут ясли, будут овцы, а ясти будет нечего». Ну, вот сейчас многое выстроено и сестер много, а слова Божьего нету. А я тогда не поняла, как это есть нечего… Сейчас и народ-то не едет, а тогда со всей страны ехали, он очень жалел, что в такую даль люди ехали. С Дальнего востока, отовсюду. Народная молва, как морская волна – один съездит и другому скажет, и все поехали, потому что могли все вопросы решить, да ещё такой приём. Потом он говорил, некоторые съездят в одну обитель, там, в Киево-Печерскую Лавру, а потом сюда приедут. Он говорил, все деньги там израсходуют, а потом…

Вопрос: …за молитвой сюда.

Матушка Олимпиада: Да (смеется). А сюда приедут и тут рай.

Вопрос: Матушка Олимпиада, а как вы думаете, почему сейчас людям так трудно придти в храм?

Матушка Олимпиада: Еще во времена страшных гонений старец говорил, что придет время, будут открывать храмы, золотить купола, будет свободное вероисповедание, всё для того, чтобы, когда Господь придет судить, не было отговорки, что не было возможности ходить. Я помню, работала и преподавала по совместительству, так меня попрекали, что я общаюсь с молодым поколением, а это несовместимо… А я только отвечала, что Бог – это любовь. Только этим оборонялась.

А сейчас храмы есть, а где народ? Нет народа. У нас в Елгаве два храма, а тоже нет каждый день службы. Но всё равно, слава Богу, что храмы открыты, и есть куда придти… Я вот недавно была в Петрограде в парке Победы, а там был когда-то кирпичный завод, где сжигали всех погибших во время блокады. А теперь там храм построили Всех Святых, я в этом храме была, молилась и мне казалось, что мои умершие со мной молятся. Там каждый день служба утром и вечером, но народа все равно нет.

Вопрос: Отец Таврион умел вдохновлять людей для богослужения.

Матушка Олимпиада: Он ведь сколько призывал людей активно участвовать… Приедет, бывало, человек никогда ничего не читал, а батюшка дает Шестопсалмие, говорит: «Иди, читай». А он ничего не понимает с листа, растеряется, как уж там читает… Сестры, конечно, сердились на батюшку, что он вот так дает, а потом этот человек пишет письмо, он уже приехал домой и уж чуть не псаломщик. Вот так. Или вот одна женщина приехала с мальчиком, говорила, что он немножко заикается. А батюшка дал ему читать Шестопсалмие. Он читал, заикался, бросил, я даже плакала за него, жалко стало. Через некоторое время прихожу в храм – дьяконом служит, голос такой! Вот как батюшка прославлял людей… В общем, он старался, чтобы народ участвовал в службе, и он в ней действительно участвовал.

Вопрос: А у него было какое-нибудь любимое песнопение?

Матушка Олимпиада: Любимые песнопения были во время литургии, перед причастием пели всегда (напевает) «Аще и всегда распинаю Тя…», «Воскресение Христово видевши», «Милосердия двери отверзи нам», и в это время батюшка открывал Царские врата и выходил с Чашей. А вечером вместо кафизм пели нараспев акафисты или Божьей Матери, или Спасителю, или святителю Николаю. Очень любил он акафист «Слава Богу за всё», сам его читал… Он говорил: «Что вы едете? У нас тут нет никаких таких архитектурных зданий или ещё там чего-то такого, а вы едете?» А едет народ, сам участвует и выходит из храма радостный, что сам поет, и он теперь будет ездить и ездить пока сможет.

Вопрос: Многие же из года в год ездили.

Матушка Олимпиада: Как-то я дверь закрываю, а одна старушка уходит и говорит «уж, наверное, не придется больше приехать», а я её утешила, говорю, ещё прилетите. Прошел год… (смеется)… приходит и говорит: «А вот и я!» (смеется)… А одна псаломщица батюшке письмо писала из Казахстана, где она на поселении была в селение Федоровка, что ее уже на санках зимой в храм возят, потому что сама ходить не может и все такое. Ну, ладно, я почитала это письмо и все. А летом приезжает она. Вот это ходить не может!

Батюшка, видимо, мне давал, как я сейчас понимаю, многие письма читать, знал, конечно, что я буду рассказывать… (смеется)… Один раз читала письмо, там страшно так женщина пишет, что раковое заболевание, как она страдает. Батюшка мне говорит: «Ты ей то-то в передачку собери». Я собираю, отдаю женщине, она той везет, а я про себя думаю: «Какая там передачка, человек смерти ждет, а батюшка ей то-то и то-то насобирал». А она исцелились. Батюшка умер, а она живет.

Все, кто у нас был, приезжали к себе домой, а потом посылали сюда посылки продуктов. Деньги нельзя было переводами, так спрячут в посылку. Да и переводы были. Даже если перевод получили, надо переписать имена и за них молиться. У меня даже всё тело заболело записывать эти имена. Мы вставали, я сказала, в четыре часа, потом шли на службу, там стояли, синодики читали, и иногда так плохо себя чувствовала, что, думала, хоть до причастия дожить. А причащусь – забываю про всё. Приду в домик, батюшка пойдет отдыхать, а мне там лампадки зажечь надо, к приёму приготовиться, и забуду, что плохо было. И, конечно, силы давала благодать батюшкина, он такой был подвижный, что я не успевала за ним …

Вопрос: Быстро ходил он?

Матушка Олимпиада: Быстро, все в движении, как-то на кухне полотенца повесила беленькие – одно, другое. Он вышел и говорит: «Хм, нечем руки вытирать», принес какую-то тряпку – повесил (смеется). Он был очень аккуратный, любил всё красивое, ризы особенно… А вот тот год, как ему умереть, сильные дожди были. Он болел, а они все лили, лили … И когда он умер – все прекратились, а во время отпевания так сверкало солнце …

Вопрос: Под Преображение он скончался? Получается, что он на Троицу последний раз служил и потом уже не выходил из кельи?

Матушка Олимпиада: Ну, да, отец Евгений (Румянцев) уже служил в то время, его причащал, приходил. Еще сестричке батюшка сказал, как его одеть, а то говорит: «Умру, не будет никого из священнослужителей, которые знают, как меня одевать». А она подумала: «Ну как так, так много к нему ездят, его почитают и никого не будет»… А действительно один о. Евгений был. Утром мы пришли на службу, помню, без пятнадцати семь он умер, пришли на службу, и о. Евгений нам объявляет, что сейчас о. Таврион отошел.

Вопрос: Он был с ним, когда батюшка отходил?

Матушка Олимпиада: Нет, никого не было. Даже вот этот юноша, который сейчас книжку написал, отец Владимир Вильгерт, он даже был в это время в пустыньке, но ему не сказали. Вот настолько его поставили последнее время в изоляции. Нас никого не допускали. Тогда гонения уже были, его устроили те, кто раньше его окружали.

Вопрос: А сейчас у вас есть связь с теми, кто к о. Тавриону из Елгавы приезжал?

Матушка Олимпиада: Да, вот когда будет 13 августа день памяти, приедут из Таллина. Они в прошлом году приезжали и в этом году обещали приехать.

Пустынька под Елгавой, по дороге к могиле о. Тавриона, июль 2010

Родился в семье казначея городской управы. Был шестым ребёнком в многодетной семье (всего в ней было десять сыновей). Получил образование в земской школе в 1906—1909 годы, затем в учительской семинарии. С восьми лет прислуживал в церкви, с детства мечтал о поступлении в монастырь.

В январе 1913 года ушёл в Глинскую пустынь, где трудился в иконописной мастерской под руководством о. Серафима (Амелина), учился на миссионерских курсах.

Во время Первой мировой войны был призван в армию, после её окончания вернулся в Глинскую пустынь. В 1920 году был пострижен в монашество.

В 1922 году Глинская пустынь была закрыта, и монах Таврион уехал в Москву, где поселился в Новоспасском монастыре. С 1923 — иеродиакон, с 1925 года — иеромонах. Окончил в монастыре школу рисования и росписи.

В 1925 году, после закрытия властями Новоспасского монастыря, был иеромонахом в Рыльском монастыре Курской епархии. С 1926 года — настоятель Маркова монастыря в Витебске в сане игумена. С 1927 года служил в Перми, где в 1929 году был настоятелем Феодосьевского храма, активно боролся против обновленческого движения. В том же году епископ Павлин (Крошечкин) возвёл его в сан архимандрита.

Аресты, лагеря, ссылки

Осенью 1929 года был арестован. 3 января 1930 года приговорён к трём годам лишения свободы, работал на строительстве Березниковского химического комбината в Вишерских лагерях. В 1935 году был освобождён, жил в Калуге, Курске, Липецке, работал художником. Окормлял тайные православные общины.

27 декабря 1940 года вновь арестован, находился в тюрьме в Казани. 14 марта 1941 года приговорён к восьми годам лишения свободы. Срок отбывал в Туринском лагере на северо-востоке Свердловской области, неподалеку от Тавды. Вначале находился на общих работах на лесоповале, затем был лагерным художником в культурно-воспитательной части.

В августе 1948 года был досрочно освобождён, и направлен в ссылку в Кустанайскую область Казахстана, где вновь работал художником в промышленной артели, а затем сторожем в школе. Освобождён из ссылки в апреле 1956 года.

С 25 мая 1956 года — клирик кафедрального собора Перми.

Настоятель Глинской пустыни

14 марта 1957 года назначен настоятелем Глинской пустыни. Находясь на этой должности, вступил в конфликт с собором старцев монастыря, которые первоначально поддерживали его как бывшего послушника пустыни. Так схиархимандрит Иоанн (Маслов), очевидец тех событий, вспоминал

в Глинской пустыни, обители истинно православной, он стал вводить западные, католические обычаи церковной жизни. Кроме того, после окончания вечернего богослужения о. Таврион зажигал свечи на престоле, открывал Царские врата, начинал читать акафисты и устраивал общенародное пение. Это противоречило уставу Глинской пустыни, в соответствии с которым после вечернего богослужения братия должна была безмолвно расходиться по келиям и исполнять келейное правило в тишине. <…> Отец Таврион приказал вынести Голгофу из храма в соседнюю с храмом комнату, ввёл при богослужении вместо строгих распевов Глинской пустыни партесное пение, никак не соответствующее всему аскетическому духу обители.

Что касается католических симпатий, то, скорее всего, они связаны с западноукраинским происхождением о.Тавриона, где униатское влияние оставляло свой отпечаток на церковной жизни, и прежде всего на обрядовой ее стороне, которая запечатлелась в нем с детства.

Одной из основных причин конфликта было нежелание настоятеля согласовывать свои решения с собором старцев — духовных наставников обители, которые были противниками каких-либо изменений. В этой ситуации священноначалие взяло сторону старцев и в январе 1958 года перевело архимандрита Тавриона в Почаевскую лавру.

Служение в Уфимской и Ярославской епархиях

С 10 апреля 1959 года — секретарь Уфимского епархиального управления и настоятель уфимской Покровской церкви. Много проповедовал, участвовал в реставрации храма, для которого сам писал иконы, был знатоком народного пения. Противодействовал закрытию храмов.

В 1960 году кандидатура архимандрита Тавриона рассматривалась для возможной епископской хиротонии. Уфимский епископ Никон (Лысенко) дал ему такую характеристику:

Архимандрит Таврион Батозский как монах — смиренный, безукоризненно нравственный, благочестивый, богобоязненный, постник, молитвенник, к людским нуждам внимательный, чуткий, милостивый; как администратор — справедливо строгий, умело распорядительный, находчивый. Благодаря его умению, неустанным заботам и трудам были изысканы денежные средства, и по милости Божией, храм Покрова Пресвятыя Богородицы в г. Уфе восстановлен, благоукрашен.

Священный Синод одобрил кандидатуру архимандрита Тавриона, однако его активная деятельность вызвала недовольство властей. Они не только воспрепятствовали его хиротонии, но и, лишив регистрации, вынудили покинуть Уфимскую епархию.

С 1961 года служил в Ярославской епархии — сначала в селе Некрасово, а с 1964 года — в селе Новый Некоуз. Получил известность как духовник, к нему приезжали за советом и молитвенной поддержкой верующие из Ярославля, Москвы, Ленинграда, Перми, Уфы и других мест

Духовник Спасо-Преображенской пустыни

С марта 1969 года — духовник Спасо-Преображенской пустыни Свято-Троицкого женского монастыря Рижской епархии, назначен по инициативе владыки Леонида (Полякова). Под его руководством и при активном участии в разрушавшейся обители был произведён ремонт, отреставрированы два храма, построены трапезная и кельи для паломников, которые уже с 1970 года стали посещать монастырь, приезжая из разных регионов страны. В летние месяцы в монастыре каждый день причащались до 150—200 человек. Старца посещали молодые люди, которых он готовил для рукоположения в священники.

Архимандрит Таврион много проповедовал. По воспоминаниям одной из его духовных чад,

старец стремился донести до сознания исповедников, что Бог смотрит на сердце человека, что в глубине сердца совершается покаяние. О. Таврион учил своих слушателей внимательно относиться к своей жизни, вникать в содержание Таинств христианской веры и жить этим содержанием. Он был непримиримым обличителем равнодушия, мелочности, формализма — удовлетворенности внешним, формальным исполнением молитвенного правила, поста… О. Таврион направлял человека к тому, чтобы он в глубине души поставил себя перед Богом. Он закладывал основы подлинной религиозной жизни, в которой нет места фальшивкам… Такая великая любовь была у старца к людям, что он стремился каждого накормить, утешить, исцелить.

Во время богослужений после чтения Евангелия перечитывал его по-русски и доходчиво толковал.

В конце земного пути старец тяжело заболел, у него был рак. Но он отказался от операции и мужественно переносил боли, с благодарностью к Богу и таким образом подготовил себя к отшествию из сего мира.

Кончина архимандрита Тавриона последовала 13 августа 1978 года, в воскресный день в 6 ч. 40 мин. утра. Воскресная кончина была последним словом его проповеди. Старец всегда призывал тщательно готовиться, сознавать и встречать день Божий – воскресение – как Пасху живую и действенную. Переживая этот день, как День в грядущем Царстве, и всегда причащаясь, лучше всего приготовишься к смерти. В полшестого утра старец позвал о. Евгения, чтобы тот причастил его и читал отходную. После причастия, во время отходной он тихо почил. Во время отпевания, в присутствии архиерея и 22-х священников, читалось Евангелие от Иоанна, – слова, которые чаще всего повторял покойный архимандрит: «Ядый Мою плоть и пияй Мою Кровь имать Живот вечный, и Аз воскрешу его в последний день».

Архимандрит Таврион (Батозский)

Архимандрит Таврион (Батозски

При архимандрите Таврионе в Пустыньку приезжало так много паломников, что он просто физически не мог уделять всем достаточно внимания. Но это восполнялось его прозорливостью и огромным опытом. Приведу здесь несколько примеров.

Вспоминается знаменательный случай, о котором я услышал от ныне правящего Митрополита Рижского и Латвийского Александра. Как-то раз еще в начале его служения я был у него на приеме с одним вопросом, касающимся памяти отца Тавриона. В беседе со мной Владыка рассказал, как он однажды, еще даже не будучи клириком церкви, приехал в Пустыньку и был у отца Тавриона. В ходе разговора старец сказал ему, что его ждет то, чего он даже и представить себе не может. Эти слова впоследствии оказались пророческими: в 1989 году отец Александр был рукоположен во епископа, а после смерти митрополита Леонида в 1990 году стал правящим архиереем Латвийской епархии.

Эстонский композитор Арво Пярт

Эстонский композитор Арво Пярт

Выдающийся эстонский композитор Арво Пярт, много лет живущий в Берлине, в интервью журналу «Ригас лайке» в 2002 году делится своими впечатлениями от встречи с архимандритом Таврионом: «Он был своего рода гигант. Знаток человека, специалист. Я его встретил только один раз, поэтому сохранялась дистанция. Он много страдал, был сослан, в лагерях, только к концу жизни его оставили в покое, и он приехал в Латвию. К нему приходили больные, и он мог помочь словом, простым советом. Приходили с самыми простыми вопросами. Я помню, кто-то приехал из России и в толпе выкрикнул: «Батюшка, скажи, покупать ли мне машину или не покупать?» Человеку казалось — а может быть, это грех? И Таврион ответил: «Купи, если есть деньги!» Вот… А я у него спросил, что я хочу ехать на Запад, как ему кажется, правильный ли это шаг? И он мне сразу ответил: «Эх, вы, литераторы! Всегда ищете, где легче!» Тогда мы начали немного разговаривать. Беседа стала серьёзней. Я не хочу рассказывать, о чём был этот разговор, однако меня поразила откровенность его ответов. И ещё… Я хотел оставить деньги, пожертвовать, но он сам отыскал деньги, довольно большую сумму, и дал мне, говоря: «Нет, нет, я от Вас не возьму, Вам самому понадобится. И уже скоро». И знаете, что случилось? Когда я вернулся в Эстонию, через три дня умер мой отец, и ещё через неделю я потерял своё пособие, которое несколько лет полагалось мне по болезни. И остался совсем без денег. Отец Таврион познал людей и себя познал. Так же, как врачи знают всё о болезнях, так он знал о человеке».

Однажды к отцу Тавриону обратилась мать одного иеромонаха и рассказала ему о своих переживаниях, связанных с переводом ее сына из монастыря на приход. Старец в ответ на это сказал: «Где монах, там и монастырь».

Когда отец Таврион приехал в Некоуз, где он служил до Пустыньки, одна прихожанка, раба Божия Анна, рассказала своей знакомой: «К нам приехал новый батюшка». А та говорит: «Ну посмотрим, что за батюшка». Когда она подошла к исповеди, отец Таврион ей говорит: «Ну смотри — какой я есть».

Паломница Александра Т. вспоминает о своих посещениях благодатного старца как о лучших днях своей жизни, которые оставили в ее душе неизгладимо глубокий след: «Приехав первый раз в Пустыньку, я увидела толпу людей около батюшки, и все что-то у него спрашивали. Я тоже решила подойти с вопросом, но не знала, как обратиться, имя забыла и стояла в стороне, упорно вспоминая. И вдруг он посмотрел на меня, сам подошел ко мне и говорит: «А меня зовут архимандрит Таврион, повторите и запомните». Я была поражена его прозорливостью.

Спасо-Преображенская пустынь под Елгавой.

Спасо-Преображенская пустынь под Елгавой.

Во время поста я пришла домой на обед, а мама не приготовила постное, так как ей нездоровилось. Я рассердилась и ушла, не пообедав, еще хуже маму расстроила. А ночью во сне отец Таврион говорит: «Зачем мать обижаешь, могла бы и сама приготовить», и погрозил мне пальцем.

Я задумала поехать в Питер, решила — не буду брать благословения, батюшка не узнает, а ночью он говорит мне: «Ты куда задумала ехать?», и снова погрозил пальцем. Но я поехала и получила такое искушение, что приехала тут же к нему, а он говорит: «А зачем поехала без благословения?».

Мама в возрасте семидесяти пяти лет заболела воспалением правого легкого. Врач сказала, что не выживет, когда наступит кризис, умрет, готовьтесь, очень слабая, нет надежды. Я тут же поехала к батюшке, а он сказал: «Поживет еще». Так и было, а когда через пять лет я была снова в Пустыньке, он сам спросил: «Как мама?» Я говорю: «Болеет, батюшка», а он ответил : «Пришло время, готовьтесь». И через два месяца мама умерла.

На работе я не ладила с одной женщиной, она презирала религию и верующих. Я рассказала батюшке, и он ответил: «Потерпи немного, ее уберут». И точно — через три месяца ее уволили».

Многие заранее обдумывали, о чём спросить у старца на приёме? В проповеди на Литургии архимандрит Таврион обычно объяснял прочитанное Евангелие, обращаясь ко всем без исключения. Но в то же время сказанное им было направлено именно к кому-то из стоящих в храме, к состоянию его души. Как рассказывали паломники, они неожиданно для себя получали ответы на свои вопросы, и необходимость идти на беседу к старцу отпадала.

Из воспоминаний той же паломницы Александры Т.: «На работе моя бухгалтер выпила, даже на пол свалилась. Я рассердилась и тут же написала на нее рапорт, ее наказали, сняли прогрессивку. Когда я приехала к батюшке, он в храме на проповеди меня обличил: «Вот мы и христиане, человек совершил грех — напился, а мы вместо того, чтобы помочь ему, пишем рапорт, и его наказывают материально».

Спасо-Преображенская пустынь под Елгавой. Храм Преображения Господня.

Спасо-Преображенская пустынь под Елгавой. Храм Преображения Господня.

Со мной приехали в Пустыньку отец и сын, мы стояли на службе, и отец спал почти всю службу. Сын его толкал, мол — упадешь, а батюшка вышел на проповедь и говорит: «Родители спите, все спите… Молитесь, молитесь! Если бы вы знали, что ваших детей ожидает…» И через две недели сына убили. Перед их отъездом батюшка велел сыну в Пустыньке остаться, но он не послушался, уехал, и на второй день погиб.

После своей смерти отец Таврион явился мне во сне и велел чаще причащаться. Все невозможно перечислить, мы не жили, а порхали при жизни батюшки, все дела решались по Божьему, легко и просто».

Нередко бывало, что на исповеди старец сам открывал грехи людей и называл паломников по имени. Известно, что немало христиан к таинству исповеди приступают, не осознавая до конца своих грехов, часто скрывая истинное состояние своей души. В подобных случаях отец Таврион читал разрешительную молитву, практически не задавая вопросов, не вламываясь в душу человека силой и ожидая возрастания самой души. (Но если у исповедника было что-то серьезное на душе, и он хотел высказать это, то батюшка внимательно его выслушивал.) Отец Таврион так поступал не потому, что храм был полон богомольцев, и не хватало времени для подробной исповеди, как это нередко бывает при большом стечении исповедников. Он это делал сознательно, зная, что читает разрешительную молитву над теми, которые ещё только на пути к настоящей исповеди. Некоторые священники упрекали его за такое дерзновение. Это свое отношение к исповеди старец как-то объяснил на проповеди: «Я знаю, что пойду в ад, но верю, что меня оттуда вымолят». Такая была его любовь и вера, что он, подобно апостолу Павлу, мог бы сказать: «Я желал бы сам быть отлучен от Христа за братьев моих…» (Рим.9,3).

Узнав его ближе, я понял, что в те трудные годы духовного голода он так много хотел успеть дать людям, что несмотря на свой возраст нисколько не жалел себя. Он всего себя отдавал на служение им, жертвуя собой, своим подорванным в лагерях и тюрьмах здоровьем, своими силами и временем — всей своей жизнью и даже вечной участью.

Спасо-Преображенская пустынь под Елгавой. Кладбище.

Спасо-Преображенская пустынь под Елгавой. Кладбище.

Несомненно, отец Таврион не забыл тех горячих молитв и искренних обещаний, которые давал Богу перед лицом неминуемой смерти, о чем он писал в своих воспоминаниях «О чудесном избавлении от смерти в 1920 г.». Не случайно, что Евангелие, с которым он тонул, было впоследствии найдено рыбаками открытым на той странице, где Господь говорит Марфе: «Я есмь воскресение и жизнь. Верующий в Меня, если и умрет, оживет» (Ин. 11,25). Скорее всего, именно этим, а также присущими ему благодатными дарами прозорливости, сердцеведения, исцелений и силой молитвы можно объяснить то дерзновение, которое он проявлял во многих случаях.

Впоследствии те, кто ещё не умел или стыдился каяться, уже сами по благодати Божьей и по молитвам старца сознательно раскаивались в своих грехах.

Обычно отец Таврион проводил общую исповедь для всех находящихся в храме богомольцев. После молитв перед исповедью старец всех призывал к осознанию своих грехов и к раскаянию в них. Для этого он часто говорил краткую проповедь. Все повторяли за ним молитву «Боже, милостив буди мне, грешному» и затем подходили под разреши­тельную молитву. Обычно причащались почти все богомольцы. После исповеди и принятия Святых Тайн причастники ощущали большую благодать.

Иногда старцу по-человечески нужна была поддержка, и хотелось перед кем-то облегчить состояние своей души. Однажды к нему на исповедь приехал какой-то священник из далёкой Сибири. После этой исповеди отец Таврион долго не мог успокоиться и одному доброму христианину с болью в сердце высказал свое негодование. Насколько можно было догадаться, этот священник рассказал о чем-то таком, что даже отец Таврион, который в жизни повидал многое, не мог удержаться от того, чтобы не выразить свое возмущение. Конечно, не рассказывая содержание исповеди, но поражаясь — как это вообще возможно.

Приезжавшие паломники привозили отцу Тавриону на молитву немало средств. Это позволяло ему постоянно материально поддерживать как митрополита, так и игумению. Как-то на проповеди он даже весело пошутил: «Я как дойная корова». Вместе с тем это давало ему возможность быть более независимым.

Духовная помощь со стороны старца правящему архипастырю также была огромная. Нередко, когда у Владыки бывали неприятности, он приезжал в Пустыньку и всегда уезжал от старца утешенным и успокоенным. Поэтому он очень любил отца Тавриона, ценил и часто приезжал к нему. Бывало, что митрополиту даже «доставалось» от старца за излишнюю осторожность в отношении к властям. Когда было нужно, старец уважительно, но твердо говорил Владыке, как в определённых ситуациях поступать, ища пользы Церкви.

Архимандрит Таврион (Батозский)

Архимандрит Таврион (Батозский)

Церковь в Латвии была более свободной, нежели в России. Со стороны властей не было такого грубого давления, потому что рядом был Запад. Много самых разных паломников приезжало к отцу Тавриону в Пустыньку со всех концов огромной страны и даже из заграницы. Обладая огромным духовным и житейским опытом, отец Таврион мог понять душу каждого человека, приходящего к нему со своими скорбями и нуждами. Стараясь быть в курсе событий, происходящих в стране и за рубежом, он следил за новостями по радио и в печати, выписывал газеты. Но я думаю, что едва ли он успевал их просматривать, не придавая им слишком большого значения.

Известно, что в советские времена были «свои» люди и среди монахинь, которые следили за всем происходящим. Да и невозможно, чтобы в то трудное для Церкви время таких людей не было. С другой стороны, не все батюшку понимали. Кто-то даже считал, что, донося на старца, «он тем служит Богу» (Ин.16,2). Некоторые пытались старцу навредить, хотя сами получали от отца Тавриона только добро и помощь. Таких он особенно жалел и за них молился. Митрополит и игуменья не могли полностью уберечь его от нападок. Был случай, когда отец Таврион пособоровал одну очень больную женщину во время ее женского недомогания. Когда об этом узнала одна из инокинь, она во всеуслышание стала ругать и «обличать» старца, высказывая свое возмущение: «Как такое возможно?» Через какое-то время эта инокиня, тяжело заболев, попала в подобную ситуацию, и отцу Тавриону пришлось её тоже соборовать. Батюшке от их непонимания пришлось много терпеть.

Из-за большого наплыва богомольцев отец Таврион не имел возможности достаточно уделять внимания монастырским сестрам, хотя тех сестер, которые обращались к нему за советом, батюшка всегда принимал и находил подбадривающие и успокоительные слова. Например, одну из них он наставлял: «Скорби и болезни — это ласка Божия, а ты бежишь от них». Одна сестра по послушанию часто ездила из Пустыньки в Елгаву. Ей приходилось идти одной по лесным тропинкам, и на нее иногда нападал страх. Когда она пожаловалась об этом батюшке, он ей сказал: «А тебе не надо идти одной, надо ходить с Богом». Перед самой смертью отца Тавриона одна инокиня пришла к нему на благословение. Батюшка уже лежал на одре болезни. Она встала перед ним на колени, и он с каким-то особенным чувством, полным сострадания, со слезами на глазах произнёс: «Сколько в мире скорбей, высказанных и невысказанных!»

Большую часть времени старец отдавал паломникам и их нуждам, и за это кое-кто его упрекал. Но у отца Тавриона был миссионерский дух, и он прекрасно понимал, что данное ему Богом время коротко, и необходимо как можно больше дать людям в тот момент, когда они приехали к нему за помощью со своими скорбями, болезнями и бедами. Как вспоминают паломники, он всех встречал с радостью, а при отъезде многим давал деньги.

Нередко паломники приезжали в Пустыньку целыми семьями, вместе с детьми. Отец Таврион всегда относился к детям с любовью, терпением и участием. Интересны его мысли об отношениях между взрослыми и детьми: «Дети и родители вместе молятся Богу. Какая прекрасная картина, какое великое назидание для деток! Ребенок на всю жизнь запомнит это. Душа ребенка способна к мистическому воображению. Она тускло и плоско жизнь не представляет. Деткам нужны иногда и сказочки пречудные. Это интересно для них, потому что в детском уме есть потребность как бы выйти из этого мира и все одухотворить. Ребенок многого не понимает, но хочет, чтобы во всем был разум, во всем была жизнь.

Смотрите, пожилые люди, не мешайте своим деткам, пусть они живут, у них есть разум. Не вмешивайтесь в их жизнь и не делайтесь рабами их. А то бывает сплошь и рядом так: на ваше попечение оставляют своих деток, вам некогда сходить в церковь Божию, почитать и подумать, а сами отправляются на курорты и там безобразничают. Это неправильно. Ваша жизнь была, вы все для них делали, а теперь надо отдыхать, молиться, слово Божие читать и Церкви служить.

…Чьи дети, те и должны за ними ухаживать.» (Святые о воспитании. Журнал «Встреча», 2003 г., №26).

Вдова, мать нескольких детей, жаловалась в письме отцу Тавриону, что ей очень трудно их воспитывать. Батюшка ей ответил, что трудности в воспитании детей надо исправлять не укорами, не огорчениями, а сочувствием.

Одной матери отец Таврион писал: «Если не получается так, как надо, как я говорю, внушаю, наставляю, то надо поручить их всех, детей и внука, Покрову Божей Матери, чтобы Она сама их наставила на путь правый и исцелила их немощи душевные и телесные».

В первые годы моего служения в Рижском монастыре одна прихожанка часто со скорбью говорила мне о своих трудных отношениях со взрослой дочерью, которая вела легкомысленный образ жизни. Через год или два она с радостью поделилась со мной, что их отношения исправились. Они перестали ссориться, дочь надела крестик, стала ходить в церковь и изменила образ жизни. И мать рассказала, что, отчаявшись, она решила обратиться за помощью к отцу Тавриону. Старец дал ей такой совет: «Ничего о Боге ей не говори (раз ее это раздражает), а только молись, Господь спасет. Читай акафисты: Иисусу сладчайшему и Божией Матери. После каждого икоса (как скажешь: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя») говори: «Иисусе, Сыне Божий, вложи божественную искру в чадо мое, рабу Твою /имя/ и приведи ее к покаянию». Так же и Матери Божией читай акафист и после каждого икоса проси: «Матерь Божия, вложи божественную…» и т.д. Утром читай по четкам сорок раз «Отче наш» и там, где говоришь «избави нас от лукавого», молись так: «избави рабу Твою /имя/ от лукавого», а на П-ом большом узелке говори: «Избави чадо мое, рабу Твою /имя/ от лукавого, облегчи ее страдания, а им (у дочери были подруги, которые пагубно на нее влияли) не вмени греха».

Блаженная Анастасия Псковская

Блаженная Анастасия Псковская

После смерти отца Тавриона примерно полтора года я продолжал служить в Пустыньке. Естественно, что для меня, ещё малоопытного священника, это было довольно трудно, и я нуждался в поддержке и молитве. Поэтому мне пришла мысль — поехать в Псков к блаженной Анастасии, известной в тех краях своей прозорливостью. По жизни она была святым человеком, жила как затворница, ни с кем не разговаривала, ела один раз в день в шесть часов вечера и только молилась Богу. Тот, кто к ней приезжал, мог или рассказать о своей нужде, или просто постоять рядом, ничего не спрашивая, так как ей всё было открыто. Старица сразу начинала молиться об этом человеке. То, что ей Господь открывал, она пела или говорила нараспев из Священного Писания (очень часто из Псалтири и из Евангелия), из какой-нибудь богослужебной книги или просто говорила пришедшему то, что было ответом на его мысли. Это её знание Священного Писания напоминало божественную мудрость преподобной Марии Египетской, когда та обращалась к старцу Зосиме словами из Писания. Блаженная Анастасия была обыкновенной женщиной. Во время войны Промыслом Божиим она пришла к Церкви. Однажды она вошла в храм и, подойдя к Распятию, очень долго молилась и плакала. С того момента что-то с ней произошло: она изменилась, стала уединяться и только молилась. Когда я к ней приехал и ещё не успел спросить, только подумал об отце Таврионе, как блаженная Анастасия сказала важные для меня слова: «Память чтить особо». Её ответ на мои мысли был тогда большой поддержкой для меня. В другой раз она о старце выразилась еще яснее: «…ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи» (Матф.7,29).

Высокое мнение об отце Таврионе высказал мне отец Иоанн Крестьянкин: когда я его спросил, как он относится к отцу Тавриону, отец Иоанн ответил, что считает его старцем.

Паломница Татьяна Николаевна приехала в Печорский монастырь и попала на прием к отцу Иоанну Крестьянкину. Он ее благословил ехать в Пустыньку помогать отцу Тавриону. Она вначале не хотела, но батюшка настоял, что ей нужно ехать именно к отцу Тавриону. И действительно, Татьяна Николаевна оказалась полезной старцу. Она печатала на машинке и много помогала ему как делопроизводитель в его обширной переписке.

Хочу еще упомянуть об одной Христа ради юродивой, которую звали Евгения. Она жила в Пустыньке, когда там служил отец Таврион. Евгения зимой и летом ходила босиком, неумытая, обросшая; иногда она к кому-то из паломников подходила и что-то предсказывала. Одна женщина, по имени Клавдия, рассказала мне следующий случай, связанный с этой юродивой. У Евгении были очень правильные и красивые черты лица. Однажды Клавдия ей заметила: «Какая же ты в молодости была красивая». Услышав эти слова, Евгения тут же своими ногтями до крови расцарапала себе лицо. Клавдия пожалела о необдуманно сказанных словах. Часто во время приёма у отца Тавриона юродивая находи­лась среди посетителей и иногда (я сам был тому свидетелем) понуждала их открывать старцу свои грехи. Она была прозорливой: одних обличала, другим предсказывала. Даже старцу Тавриону Евгения заранее предсказала, какой смертью он умрет. Незадолго до смерти, осознавая трудные обстоятельства своего служения Господу, ухудшение здоровья, слабость сил, отсутствие преемника, отец Таврион как-то в проповеди выразил желание, что хотел бы умереть пред престолом Божиим. Услышав это, юродивая Евгения довольно грубо его прервала, высказав мысль, что он будет умирать в постели, и другим придётся за ним ухаживать. Она была резкой и прямой, её иногда трудно было понять, но многие предсказа­ния ее сбывались. После смерти отца Тавриона Евгения какое-то время оставалась в Пустыньке, а потом уехала в Литву. Она умерла где-то около Каунаса. Возле православного храма легла на скамейку, сказала: «Я сейчас умру», и душа её отошла ко Господу.

Размышляя о судьбе Пустыньки, вспоминаю пророческие слова блаженной Анастасии: «Не Пустынька для людей, а люди для Пустыньки». Я тогда понял эти слова так — если во времена отца Тавриона Пустынька была для людей, то сейчас, после его смерти, людям надо какое-то время Пустыньку поддерживать. Число паломников этого монастыря резко уменьшилось. Из-за установившихся границ намного меньше стало приезжать паломников из соседних стран. Другая основная причина в том, что в Пустыньке уже нет больше такого старца. Но первое время после смерти отца Тавриона ещё многие приезжали к нему на могилку. Всякий раз, когда побываешь на могилке старца и попросишь его о помощи, непременно вскоре убеждаешься в силе его молитв. Иногда большим утешением для просящих помощи является невольно появляющееся внутреннее чувство, что батюшка близко, что он услышал просьбу и непременно помолится Господу. Паломница Ольга, которая сейчас живет в Америке и во время ежегодных посещений Латвии всегда старается побывать на могиле отца Тавриона, пишет: «Мы, как минимум, дважды в год пешком (от железнодорожной станции до монастыря немного, но все-таки — около 15 км) ходили в Пустыньку. На могилке служили литии и панихиды. Молились и за него, и ему. Лично я получала от него ощутимую помощь и заступничество, и не раз».

Многим он неоднократно являлся во сне, утешая или советуя то, что по прошествии времени оказывалось верным. К сожалению, я его во сне видел всего несколько раз. Но один сон мне очень хорошо запомнился. Вижу отца Тавриона, стоящего на каком-то огромном поле. Выглядит он, как на иконах изображают святых, во весь рост, на переднем плане. Явно сознаю, что отец Таврион жив. Но вижу, что он болен, как в последнее время своей жизни. И тут вдруг отец Таврион стал произносить какую-то ектенью. И слышу сильное, огромное эхо, которое раскатывается до самого края необозримого горизонта.

Но не только во сне помогал отец Таврион или у могилки. Есть неопровержимые свидетельства того, что Бог слышит его молитвы за людей, прибегающих к его помощи. Недавно мне рассказала одна женщина, как она исцелилась после горячей молитвы к архимандриту Тавриону. «Этой осенью на огороде я обрезала сухие ветки шиповника. И вдруг со мной случилось несчастье — веткой шиповника повредила себе глаз. Врач, к которой я сразу обратилась, сказала, что у меня на роговице глаза пять царапин. Она мне выписала лекарство, которое, к сожалению, не нашла ни в одной аптеке. Этот день и ночь пришлось быть без лекарства, глаз помазывала только соборным маслом и промывала святой водой. Наутро опять пошла к врачу и сказала ей, что лекарства нет. Она удивилась тому, как же я могла терпеть такую боль. Потом я все же нашла лекарство. Больным глазом я уже не могла смотреть, и второй глаз стал закрываться. От боли я с трудом даже передвигалась. Стала применять лекарство, но улучшения не было. Мне стало очень страшно, что ослепну. Поэтому я с верою и со слезами взяла фотографию архимандрита Тавриона и стала просить его о помощи. Потом оградила себя крестным знамением и приложилась ко кресту на груди отца Тавриона. И в этот же момент, как молния блеснула, и открылись мои глаза: больной и другой стали видеть одинаково. Я от радости не могла поверить, что снова вижу, как раньше. Подошла к зеркалу посмотреть, в самом ли деле вижу, или мне просто кажется. Вопреки сомнениям, оказалось, что всё это истинная правда. На другой день я снова пошла к врачу, и она, посмотрев глаз, удивленно сказала: «Как же у вас так быстро зажил глаз, было пять царапин на роговице, сейчас осталась одна еле заметная маленькая царапинка, а четырех как будто и не было». Врач сказала, что лекарство больше принимать не надо, и приходить к ней теперь нет надобности».

По сей день ещё живы очевидцы и духовные чада архимандрита Тавриона, которые хранят в своих сердцах его память. Несомненно, что он очень многим дал сильный толчок в духовной жизни. Своим горением ко Христу он показал живой пример того, как нужно служить Богу. В те времена несвободы Церкви отец Таврион был как огонь, который освещал и согревал всех, кто с ним соприкасался. И этот огонь, который когда-то зажегся в Пустыньке, продолжает гореть в сердцах многих людей. Отец Михаил Четверов (ныне иеромонах Гавриил) рассказывал мне о силе молитвы отца Тавриона, которую он испытал на себе. Однажды он приехал в Пустыньку и попал на чин соборования, которое совершал старец. После соборования Михаил Васильевич почувствовал в душе непреодолимое стремление к духовной жизни и служению Богу, которое все усиливалось и со временем привело его к принятию сана священства.

Но, к сожалению, некоторая часть тех людей, которые не знали отца Тавриона лично, верят разным слухам. Хотя его мужество, стойкость и верность Православию доказаны не только последним подвигом его служения в Пустыньке, но и гораздо раньше, когда ему приходилось бороться с обновленчеством, как, например, в Перми. В 1928 году, приехав по вызову епископа Павлина в Пермь, он добился того, что обновленцы вынуждены были покинуть занятый ими Феодосиевский храм. Распространению слухов об отце Таврионе в какой-то мере способствует то, что за прошедшие четверть века после кончины старца издано мало публикаций, посвященных его жизни и поучениям. Многие свидетели уже унесли в вечность свои воспоминания о его подвигах и благодатных дарах. Ещё не все поучения старца, а также проповеди, записанные в те времена на кассетах, нашли своих благодарных читателей. Несомненно, долг любви и благодарности всех тех, кто лично знал архимандрита Тавриона, — поделиться своими воспоминаниями о нем для прославления имени Божьего, дивного во святых Своих.

Справедливо сказал об отце Таврионе известный московский протоиерей Дмитрий Смирнов: «Старец Таврион расширил свое сердце, он мог спокойно воспринимать то, что другим было непонятно, а следовательно, неприятно. Но нужно отдавать себе отчет в том, что отец Таврион как личность, как пастырь сделал для Русской Церкви в сложнейший период ее истории. А некоторые люди, очевидно, этого не понимают. «Перекрыть» широту отца Тавриона было практически невозможно, поэтому он у людей более «узких» мог вызывать недоумение, отторжение, антагонизм» («Независимая газета», 2003 г.).

Но даже те, которые, может быть, в чем-то не могут согласиться со старцем, не смеют отрицать его дерзновение перед Богом, его святость и то, что без сомнения благодать Божия явно действовала в нем в его служении Богу и людям.

Архимандрит Таврион был человеком решительным и бескомпромиссным. У него была единственная цель — спасение посылаемых ему Богом людей и благодатные средства, как её достичь. Всему остальному он придавал мало значения. Он говорил: «Если бы дело спасения людей не зависело от нашего участия, значит, мы были бы не подобны Богу. В том-то и суть, что Господь миру, пастырству, Церкви Своей дал Духа Святого, чтобы они продолжали дело Христово». Он считал, что надо учить людей, которые могли бы учить других. И еще он говорил, что «кончились верующие по традиции, теперь будут только — по совести». Старец одновременно был и с Богом, и с людьми. Мы обычно на всё окружающее нас смотрим как бы извне, а он к людям обращался изнутри, от сердца, где он пребывал с Богом, где его ум и сердце было воедино. Можно с уверенностью утверждать, что отец Таврион был одним из великих подвижников последнего времени.

В заключение хочу привести прекрасную характеристику роли старчества в современном мире (к сожалению, не помню, откуда я ее выписал): «В нынешнее время величайшего духовного оскудения и глубокой помраченности духа старчество является бесценным даром страждущему человеку, стремящемуся в сегодняшнем мире сохранить верность Евангельской Истине. И к нему призываются только те редчайшие избранники Божии, которые способны соделать жизнь свою беспрестанным мученичеством. Поэтому старец нашего времени уже самим фактом своего существования, в силу своей деятельности, заслуживает глубокого почитания и сохранения памяти о нем со стороны всей Церкви Христовой, всего народа Божия». Считаю, что сейчас, как никогда, это особенно актуально.

Верю, Бог даст, настанет время, и в Пустыньку опять поедут паломники, ища утешения и помощи у могилки благодатного старца Тавриона.

У меня нет ни малейшего сомнения в святости отца Тавриона. Я знаю, что он был человеком святой жизни и большого дерзновения пред Господом. Помню, как на сороковой день после блаженной кончины старца в Пустыньку приехала настоятельница монастыря игумения Магдалина (Жегалова), которой он еще задолго до её игуменства предсказал об этом назначении. Она рассказала, что во сне видела отца Тавриона с радостным и невыразимо сияющим лицом.

Я верю, что на небесах архимандрит Таврион уже прославлен. Убежден, что настанет время, когда это произойдет и на земле. У Господа Свои пути и сроки.

Биография

Архимандрит. Деятель Русской православной церкви.

Родился в семье казначея городской управы. Был шестым ребёнком в многодетной семье (всего в ней было десять сыновей). Получил образование в земской школе в 1906—1909, затем в учительской семинарии. С восьми лет прислуживал в церкви, с детства мечтал о поступлении в монастырь.

В январе 1913 ушёл в Глинскую пустынь, где трудился в иконописной мастерской под руководством о. Серафима (Амелина), учился на миссионерских курсах. Во время Первой мировой войны был призван в армию, после её окончания вернулся в Глинскую пустынь. С 1920 был пострижен в монашество. В 1922 Глинская пустынь была закрыта, и монах Таврион уехал в Москву, где поселился в Новоспасском монастыре. С 1923 — иеродиакон, с 1925 — иеромонах. Окончил в монастыре школу рисования и росписи.

В 1925, после закрытия властями Новоспасского монастыря, был иеромонахом в Рыльском монастыре Курской епархии. С 1926 — настоятель Маркова монастыря в Витебске в сане игумена. С 1927 служил в Перми, где в 1929 был настоятелем Феодосьевского храма, активно боролся против обновленческого движения. В том же году епископ Павлин (Крошечкин) возвёл его в сан архимандрита.

Осенью 1929 был арестован. 3 января 1930 приговорён к трём годам лишения свободы, работал на строительстве Березниковского химического комбината в Вишерских лагерях. В 1935 был освобождён, жил в Калуге, Курске, Липецке, работал художником. Окормлял тайные православные общины.

27 декабря 1940 вновь арестован, находился в тюрьме в Казани. 14 марта 1941 приговорён к восьми годам лишения свободы. Срок отбывал в Туринском концлагере на северо-востоке Свердловской области, неподалеку от Тавды. Вначале находился на общих работах на лесоповале, затем был лагерным художником в культурно-воспитательной части. В августе 1948 он был досрочно освобожден, и направлен в ссылку в Кустанайскую область Казахстана, где вновь работал художником в промышленной артели, а затем сторожем в школе. Освобождён из ссылки в апреле 1956.

С 25 мая 1956 — клирик кафедрального собора Перми. 14 марта 1957 назначен настоятелем Глинской пустыни. Находясь на этой должности, вступил в конфликт с собором старцев монастыря, которые первоначально поддерживали его как бывшего послушника пустыни. С точки зрения сторонников архимандрита Тавриона,

смысл своего служения батюшка видел в возрождении духа подвижничества, в восстановлении богослужебного и монастырского устава, в возобновлении в обители служения полунощницы. Новый настоятель стремился и к возобновлению миссионерского служения обители, призывая братию направить свои усилия не только на личное спасение, но и на спасение душ соотечественников. Однако ревность нового настоятеля натолкнулась на противление братии монастыря… По воспоминаниям духовных чад, посещавших отца Тавриона в это время в Глинской пустыни, имела место и попытка покушения на жизнь настоятеля со стороны молодых озлобленных насельников.

В то же время схиархимандрит Иоанн (Маслов) негативно оценивает деятельность отца Тавриона в качестве настоятеля Глинской пустыни. Он утверждал, что

в Глинской пустыни, обители истинно православной, он стал вводить западные, католические обычаи церковной жизни. Кроме того, после окончания вечернего богослужения о. Таврион зажигал свечи на престоле, открывал Царские врата, начинал читать акафисты и устраивал общенародное пение. Это противоречило уставу Глинской пустыни, в соответствии с которым после вечернего богослужения братия должна была безмолвно расходиться по келиям и исполнять келейное правило в тишине.

Одной из основных причин конфликта было нежелание настоятеля согласовывать свои решения с собором старцев — духовных наставников обители, которые были противниками каких-либо изменений. В этой ситуации священноначалие взяло сторону большинства и в январе 1958 перевело архимандрита Тавриона в Почаевскую лавру.

С 10 апреля 1959 — секретарь Уфимского епархиального управления и настоятель уфимской Покровской церкви. Много проповедовал, участвовал в реставрации храма, для которого сам писал иконы, был знатоком народного пения. Противодействовал закрытию храмов. В 1960 кандидатура архимандрита Тавриона рассматривалась для возможной епископской хиротонии. Уфимский епископ Никон дал ему такую характеристику:

Архимандрит Таврион Батозский как монах — смиренный, безукоризненно нравственный, благочестивый, богобоязненный, постник, молитвенник, к людским нуждам внимательный, чуткий, милостивый; как администратор — справедливо строгий, умело распорядительный, находчивый. Благодаря его умению, неустанным заботам и трудам были изысканы денежные средства, и по милости Божией, храм Покрова Пресвятыя Богородицы в г. Уфе восстановлен, благоукрашен.

Священный Синод одобрил кандидатуру архимандрита Тавриона, однако его активная деятельность вызвала недовольство властей. Они не только воспрепятствовали его хиротонии, но и, лишив регистрации, вынудили покинуть Уфимскую епархию.

С 1961 служил в Ярославской епархии — сначала в селе Некрасово, а с 1964 — в селе Новый Некоуз. Получил известность как духовник, к нему приезжали за советом и молитвенной поддержкой верующие из Ярославля, Москвы, Ленинграда, Перми, Уфы и других мест

С марта 1969 — духовник Спасо-Преображенской пустыни Свято-Троицкого женского монастыря Рижской епархии, назначен по инициативе владыки Леонида (Полякова). Под его руководством и при активном участии в разрушавшейся обители был произведён ремонт, отреставрированы два храма, построены трапезная и кельи для паломников, которые уже с 1970 стали посещать монастырь, приезжая из разных регионов страны. В летние месяцы в монастыре каждый день причащались до 150—200 человек. Старца посещали молодые люди, которых он готовил для рукоположения в священники.

Архимандрит Таврион много проповедовал. По воспоминаниям одной из его духовных чад,

старец стремился донести до сознания исповедников, что Бог смотрит на сердце человека, что в глубине сердца совершается покаяние. О. Таврион учил своих слушателей внимательно относиться к своей жизни, вникать в содержание Таинств христианской веры и жить этим содержанием. Он был непримиримым обличителем равнодушия, мелочности, формализма — удовлетворенности внешним, формальным исполнением молитвенного правила, поста… О. Таврион направлял человека к тому, чтобы он в глубине души поставил себя перед Богом. Он закладывал основы подлинной религиозной жизни, в которой нет места фальшивкам… Такая великая любовь была у старца к людям, что он стремился каждого накормить, утешить, исцелить.

Отличался широтой взглядов на церковную жизнь. Во время богослужений после чтения Евангелия перечитывал его по-русски и доходчиво толковал. Сторонник церковных реформ священник Георгий Кочетков так характеризовал деятельность архимандрита Тавриона:

Вспомним… хотя бы о. Тавриона Батозского, глубоко по духу православного и в то же время открытого к католической и протестантской традициям и, главное, к живым их носителям. Эта открытость позволяла ему и поставить в храме католическую статую, и даже в ряде случаев причащать тянущихся и приходящих к нему инославных, ничего особенного от них не требуя, кроме обычного для всех личностного соучастия на литургии.

По словам игумена Евгения (Румянцева), архимандрит Таврион

так много он пережил, столько испытаний выпало на его долю, что он имел свое понимание христианской жизни, без оглядки на чужое мнение. У него был дух апостольский, и этим своим духом он многих вдохновлял на служение Христу, на перемену жизни, на полное обновление. Люди избавлялись от ложного стыда, который не давал им верить, и от страха, удерживающего их от исповеди. И что особенно важно — он сплачивал людей в духовную семью, живущую единым устремлением к Богу. Это редкий дар.


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *