Толстой анафема за что

АиФ.ru вспомнил, за что именно великий писатель Толстой попал в немилость Церкви и кого еще из исторических персонажей предавали анафеме.

«Толстовщина»

Несмотря на то, что Лев Николаевич Толстой был человеком крещеным и даже по-своему верующим, его конфликт с Церковью длился многие годы. Писатель отвергал большинство православных догм. В божественное происхождение Христа он не верил, троичность Бога не принимал, да и вообще считал библейские сказания не более чем набором мифов и суеверий. Но главное даже не это, а то, что он резко критиковал сам институт Церкви. Толстой открыто говорил и писал о том, что Церковь свои интересы ставит превыше всех остальных.

Все бы ничего, в конце концов, и другие видные писатели того времени выступали против религии, но авторитет Льва Николаевича был слишком уж велик. В народе его антирелигиозные воззрения прозвали «толстовщиной». Верующие активно оскорблялись чуть ли не после каждого выступления писателя и называли его дьяволом, неверующие не менее активно поддерживали. Естественно, Церковь не могла бесконечно терпеть выпады звезды литературного мира и приняла решение предать его анафеме. Конечно, разразился скандал. Одни принялись защищать Толстого, другие — с утроенной силой посыпать его проклятиями. Льву Николаевичу, впрочем, было глубоко наплевать на всю эту религиозную свистопляску. В поисках правды. Зачем Лев Толстой ушёл из дома? Подробнее

Дженерик Дмитрия I

Григорий Отрепьев, известный как Лжедмитрий I, так же, как и много лет после него Лев Толстой, долго и упорно нарывался на то, чтобы оказаться преданным анафеме. Сам он был католиком и в открытую мечтал сделать католической всю Русь. Возможно, Церковь даже на это закрыла бы глаза — в конце концов, этот его план выглядел настолько абсурдным и неосуществимым, что волноваться и не стоило. Однако Лжедмитрий продолжал попирать чувства верующих при любом удобном случае. Обворовывал монахов, демонстративно не соблюдал никаких постов и обрядов. Даже в день венчания на царство отказался причащаться. Гришка потерял страх настолько, что когда его жестоко убили и предали анафеме, которая не снята до сих пор, никто особо не удивился.

Обещать не значит жениться

Одно из самых громких отлучений в российской истории связано с именем гетмана Ивана Мазепы. Но тут получилась чисто политическая история. Мазепа был союзником и другом Петра I. Он клялся ему в верности, любви, обещал, что не оставит его ни в печали, ни в радости. Петр Мазепе верил, как самому себе. Но нет ничего постоянного в этой жизни. До царя то и дело стали доходить слухи о том, что Мазепа не такой уж белый и пушистый. И в один прекрасный день слухам нашлось реальное подтверждение. Стало доподлинно известно, что Иван Степанович изволил окончательно и бесповоротно перейти на сторону шведского короля Карла VII. А на дворе Северная война, между прочим. Петр был в ярости. Он тут же посодействовал тому, чтобы Мазепу предали анафеме. А также приказал изготовить специально для предателя орден Иуды, распорядился изготовить чучело Ивана Степановича и в лучших традициях оккультной технологии вуду публично это чучело казнить. Народу понравилось. Навечно проклятый. 10 фактов из жизни гетмана Ивана Мазепы Подробнее

Ты нам не вождь

История с преданием анафеме вождя всех народов дедушки Ленина, равно как Сталина и прочих идеологов коммунизма, довольно мутная. Одни источники утверждают, что эти «призраки» советской эпохи прокляты и забыты Церковью. Другие источники говорят, что ничего подобного не было и быть не могло. Правда, как всегда, посередине. В начале 70-х годов красных вождей от Церкви, похоже, действительно отлучили. Но анафему провозгласил Архиерейский Собор Русской православной церкви за границей.

Правда на правду. Имела ли силу «Анафема Советской власти»? Подробнее

Куба рядом!

Одно из самых странных отлучений от церкви связано с именем другого коммуниста – кубинского лидера Фиделя Кастро. В 1962 году понтифик Иоанн XXIII вдруг объявил, что отлучает Кастро от Церкви за кубинскую революцию. Фидель сильно удивился. Революция, конечно, была, но вот никаких гонений на католиков он не устраивал и в помине. Более того, после того, как закончилась «холодная война», кубинский лидер дважды приезжал в Ватикан и встречался с Папой Римским. В дальнейшем ситуация и вовсе запуталась донельзя. Католическая Церковь заявила, что никто Фиделя анафеме не предавал. Однако существуют, якобы, документы, доказывающие совершенно обратное. И что, мол, об отлучении Фиделя публично заявлял архиепископ Дино Стаффа. Даже если отлучение и было, оно не помешало лидеру кубинской революции лично встретиться в Папой Римским Бенедиктом XVI во время его апостольского визита на Кубу. Встреча, утверждали очевидцы, прошла в «тёплой, дружеской атмосфере». Последний герой. Почему больше не будет второго Фиделя Кастро Подробнее

Автор Игорь Буккер 16.09.2011 15:00

Со школьной скамьи многие полагают, что Русская православная церковь предала анафеме или отлучила от церкви великого писателя с мировым именем Льва Николаевича Толстого. Правы эти люди в одном — проблемы у Толстого были серьезные, и дело чуть было не дошло до анафемы или отлучения от церкви. Церковь не проклинает ни живых, ни мертвых.

Фото: AP

Поводом к серьезным выводам послужила ХХХIХ глава романа «Воскресение», в которой писатель, описывая церковное богослужение, заменяет малопонятные старославянские слова на обыденные названия. Еретические — с точки зрения официальной Церкви — взгляды Толстого были давно и хорошо известны всем, кто читал его книги и публицистику. Но одно дело его, пусть и публичные, высказывания на этот счет в тесном кругу близких людей и даже статьи, но подобные пассажи с описанием церковной службы в романе самого читаемого автора в мире — этого Льву Николаевичу не могли спустить.

Так в чем же священнослужители обвиняли человека, который однажды признался в частном письме: «Жизнь у меня делает религию, а не религия жизнь».

Читайте также: Анафема взяточникам и олигархам — дело Церкви?

В Определении Святейшего синода от 20-23 февраля 1901 года №557 с посланием верным чадам Православной Греко-Российской Церкви говорится о том, что граф «не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из Таинств — святую Евхаристию» и надругался «над самыми священными предметами веры православного народа». В Определении синода осуждались противное христианству лжеучение и «новый лжеучитель», который «проповедует с ревностью фанатика ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности веры христианской».

Синод объявил, что церковь «не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею». Слова «отлучение» и тем более «анафема» в Определении нет. Дипломатично говорится лишь об «отпадении». Однако при желании священники могли по своему усмотрению возглашать анафему «лжеучителю» Толстому.

Реакция толпы несколько напугала Толстого. Об этом он сам написал в «Ответе на определение Синода от 20-22 февраля и на полученные мною по этому случаю письма»: «И если бы толпа была иначе составлена, очень может быть, меня бы избили, как избили несколько лет тому назад человека у Пантелеймоновской часовни».

Фото: AP

По воспоминаниям очевидцев, Лев Толстой уходил от толпы почти бегом, хотя его скорее приветствовали, чем собирались бить, но писателя, наверное, смутила брошенная по отношению к нему кем-то фраза: «Вот дьявол в образе человека!» Толстому и его попутчику удалось сесть на извозчика, но сани продолжали хватать. Положение спас отряд конных жандармов, который отрезал толпу. Получал Толстой письма с угрозами и бранью, но сочувственных было все-таки больше.

Определение Синода возмутило прежде всего интеллигенцию и студенчество. И не только настроенное революционно. Чехов отмечал: «К отлучению Толстого публика отнеслась со смехом. Напрасно архиереи в свое воззвание всадили славянский текст. Очень уж неискренно». Но были и другие мнения, в том числе людей известных и авторитетных. Отец Иоанн Кронштадский называл классика литературы «апокалипсическим драконом», который «делается величайшим пособником дьяволу, губящему род человеческий, и самым отъявленным противником Христу». Накануне 80-летнего юбилея писателя, без малого за два года до смерти Толстого и в год своей собственной, Иоанн Кронштадский молился, чтобы Господь удалил этого злостного еретика с лица земли.

Неистовство Иоанна Кронштадского прямо-таки настораживает — неужели это говорит пастырь, которого на Руси почитают за чудотворца и праведника. Откуда столько злобы в священнике, столько грубости в его выражениях? Может, от зависти к личности, тоже пользующейся популярностью, или прав был писатель и философ Василий Розанов, который симпатизировал отцу Иоанну. Розанов полагал, что на Толстого отца Иоанна науськивали другие, он писал: «Ему (Иоанну Кронштадскому) указали ‘перстом’ на некоторые слова у Толстого и предложили ‘осудить’ его; он — осудил».

Любопытна точка зрения родоначальника русского космизма Н. Ф. Федорова: «Многоталантливый художник и ремесленник и совершенно бесталанный философ, Толстой не подлежит вменению. Ему очень бы хотелось поруганий, поношений, что придало бы ему ореол мученика, а он так жаждет дешевой ценой приобретенного мученичества». Не один только литературный критик Н. К. Михайловский считал Льва Николаевича «из ряда вон выходящим беллетристом, но плохим мыслителем».

Василий Розанов, никогда не сочувствовавший «учению» Толстого, посчитал, что косноязычный акт Синода «потряс веру русскую более, чем учение Толстого». «Толстой, при полной наличности ужасных и преступных его заблуждений, ошибок и дерзких слов, есть огромное религиозное явление,может быть — величайший феномен религиозной русской истории за 19-й век, хотя и искаженный, — писал философ и писатель В. Розанов. — Но дуб, криво выросший, есть дуб, и не его судить механически-формальному учреждению, которое никак не выросло, а сделано человеческими руками (Петр Великий с серией последующих распоряжений)».

Отвечая на Определение Синода, Лев Толстой писал: «Кощунство не в том, чтобы назвать перегородку — перегородкой, а не иконостасом, и чашку — чашкой, а не потиром и т. п., а ужаснейшее, не перестающее, возмутительное кощунство — в том, что люди, пользуясь всеми возможными средствами обмана и гипнотизации, — уверяют детей и простодушный народ, что если нарезать известным способом способом и при произнесении известных слов кусочки хлеба и положить их в вино, то в кусочки эти входит Бог; и что тот, во имя кого живого вынется кусочек, то тому на том свете будет лучше; и что тот, кто съест этот кусочек, в того войдет сам Бог».

«Я не говорю, чтобы моя вера была одна несомненно на все времена истинна, — подчеркивает Лев Толстой, — но я не вижу другой — более простой, ясной и отвечающей всем требованиям моего ума и сердца; если я узнаю такую, я сейчас же приму ее, потому что Богу ничего, кроме истины, не нужно». Ответ писателя Синоду было запрещено перепечатывать, но запреты уже не действовали.

И хотя до «десяти дней, которые потрясли мир» оставалось еще более пятнадцати лет, процесс был запущен, старые запреты и предостережения уже не действовали. И для интеллигенции, и для простого народа миф смешался с реальностью. Но кто же был творцами этого мифа?

Во-первых, неизвестные народные таланты. Еще в начале века в нескольких сельских церквях Курской губернии были нарисованы фрески, изображающие графа Толстого в аду. Можно представить, какое воздействие они оказали на малограмотных прихожан, привыкших более доверять изображению, чем речи батюшки. Во-вторых, собрат Толстого по литературному цеху А. И. Куприн. В 1913 году был опубликован его рассказ «Анафема», который говорил о мучениях протодиакона, получившего предписание предать «болярина Льва Толстого» анафеме во время службы (но в конце концов протодиакон отказался сделать это, провозгласив Толстому «многую лету»).

Обманутая гением Куприна интеллигенция приняла его вымысел за чистую монету, и никто не вспомнил о том, что с 1869 года и до революции в Русской Церкви при возглашении анафематизмов в чине Торжества Православия не упоминались имена ни еретиков, ни государственных преступников.

Однако, насколько вообще характерно объявление анафемы конкретному лицу в христианстве? Это непростой вопрос, который может поставить в тупик даже подкованного богослова. Тем не менее, если обратиться к традиции, то, во-первых, следует заметить, что чаще всего под ересью понимают предпочтение одной линии вместо целой картины, а еретик — это тот, кто упорствует в своем ошибочном мнении перед церковной традицией. Исходя из этого, в церковной литературе существовало мнение, согласно которому, анафемы могут налагаться только на те или иные учения, но не на людей.

Во-вторых, позиция, высказанная, скорее всего, святым Иоанном Златоустом и поддержанная блаженным Августином, заключается в том, что нельзя проклинать ни живых, ни умерших. Поэтому анафеме чаще предается какое-то учение, а не его основатель. Авторитет этих Учителей Церкви весьма высок, и их мнение часто является решающим для разъяснения какого-либо спорного вопроса. И раз уж они негативно относились к проклятию, то их последователям не следует никого проклинать, в том числе и еретиков.

Читайте также: Основатели учений в реальности: Августин

Однако на предводителях еретических учений лежит большая вина, нежели на их пастве. Именно из-за этого, возможно, многим верующим показалось, что Толстому за то, что он создал ересь, должна быть обязательно объявлена анафема. В результате данное заблуждение (состоящее в том, что желаемое приняли за действительное), объявленной якобы Льву Толстому овладело умами множества неспециалистов в данном вопросе, причем не только мирян, но и рядовых священников (вспомнить того же Иоанна Кронштадского).

Оттого данное заблуждение дожило и до наших дней, даже несмотря на разъяснение протоиерея Всеволода Чаплина о том, что: «Синодальное определение должно восприниматься не как проклятие, а как констатация того факта, что убеждения писателя очень серьезно расходились с православным учением». То есть несмотря на фактическое признание Православной Церкви того факта, что никакой анафемы Льву Толстому не было.

Читайте все статьи из серии «Мельница заблуждений»

Читайте самое интересное в рубрике «Наука и техника»

Темы религия

Lvyonok Yasnopolyanskiy 07.10.2016 15:17:00

Несмотря на стотридцатипятилетний срок, отделяющий нас от времени создания Львом Николаевичем представленной в данном сборнике его статьи, актуальность высказанных в ней идей только возрастает. Почуявшая поддержку правительства и эксплуататоров народа в путинской России, т.н. «православная» церковь, одна из «исторических» ЛЖЕхристианских церквей, примазавшихся к образу и извращённому ими учению Христа, проводит вновь активную идеологическую политику, экспансионистскую в отношении светских науки и образования и пропагандистскую в отношении как детей православных и неверующих родителей, так и самих этих неверующих, равно как и представителей иных вероисповеданий. «Религиозной оболочкой» мнимого христианства прикрываются и рационализируются, оправдываются как многие преступления путинского режима, так и предрассудки и фобии рядовых обитателей России: например, ненависть(к внутренним и иностранным «врагам», политической оппозиции, к педерастам, терророристам и др.), наконец, поведение самих представителей «православия»…
Истоки этого положения и анализирует Лев Николаевич в статье «Церковь и государство» (1879) и ряде других своих прекрасных, остро-нецензурных работ, таких как статья-обращение «К духовенству» (1902) или статья 1907 года «Почему христианские народы вообще и в особенности русский находятся теперь в бедственном положении».
Об обстоятельствах, при которых эта статья стала, собственно говоря, статьёй и получила распространение, подробно рассказал один из «виновников» всего этого, Павел Иванович Бирюков (1860 — 1931, семейная кличка в доме Толстых — «Поша»).
Поша известен, главным образом, как единомышленник Льва Николаевича и участник его просветительского проекта — народного книгоиздательства «Посредник», а также как автор фундаментальнейшей и подробной Биографии Толстого.Благодаря ближайшему, доброму и замечательному другу Толстого Владимиру Григорьевичу Черткову он в 1884 году познакомился с Толстым и стал частым гостем и любимцем дома.
В одно из своих посещений Ясной Поляны, в 1885 или 1886 г., он раз уединился в кабинете Толстого и стал перебирать книги, лежавшие у того на полках.
«На нижних полках под книгами лежали рукописи. — рассказывал много позднее Поша. — Я запустил туда руку и вытащил несколько тетрадей… Порывшись ещё немного, я вытащил одну тетрадь, представлявшую нечто цельное, это было несколько листов бумаги большого формата, мелко исписанных почерком не Льва Николаевича, и сверху была белая, в обыкновенный лист писчей бумаги, обложка, и на ней надпись: «Церковь и государство». Название заинтересовало меня; я присел к столу и стал читать. Я прочёл всю статью залпом и пришёл в восторг. Она начиналась так: «Было разбойничье гнездо в Риме — это двор Константина»; затем в этой статье цари назывались разбойниками, а попы — обманщиками. Это вполне соответствовало моему тогдашнему настроению. Я немедленно же принялся переписывать, и скоро копия была готова.
В кабинет зашёл Лев Николаевич и спросил, что я делаю; я указал ему на рукопись и сказал, что мне она очень понравилась. Он посмотрел и равнодушным тоном, как о деле его мало интересующем, сказал: «Ах, это сочинение Александра Петровича». Это меня озадачило, и я стал добиваться разъяснения. Оказалось, что это Лев Николаевич сказал шутя, это были его черновые наброски, Александр Петрович Иванов, переписчик, переписал их и сам дал заглавие: «Церковь и государство»; поэтому Лев Николаевич и назвал это сочинением Александра Петровича.
Эта статья представляет неоконченный вариант, вероятно, времени писания «Критики догматического богословия», и была брошена Львом Николаевичем без внимания. Хотя статья была уже переписана мною, я всё-таки попросил у Льва Николаевича позволения увезти с собой копию, на что он охотно согласился, не придавая никакого значения как самой статье, так и копированию её.
Я увёз с собой копию, а самую статью положил на прежнее место и не знаю, где она теперь находится. Копию я привёз в Петербург, в «Посредник». Нас посещали студенты из разных революционных кружков. Одним из них был студент Василий Васильевич Водовозов. Он усердно занимался в университете литографированием лекций. Я думаю, что это занятие его привлекало главным образом тем, что этим путём ему удавалось литографировать запрещённые революционные сочинения. Так как новые религиозно-философские произведения Льва Николаевича были запрещены, то он занялся изданием и этих произведений, хотя и не был согласен с ними. Таким образом, он издал «Исповедь», «Краткое Евангелие», «В чём моя вера?», «Так что же нам делать?». Я снабжал его оригиналами, получая их от Владимира Григорьевича Черткова.
Когда Василий Васильевич зашёл ко мне по моём возвращении из Ясной, чтобы узнать, не привёз ли я чего-нибудь нового, я показал ему «Церковь и государство». Он прочёл, пришёл в восторг и сказал, что это непременно надо издать.
Мне тоже этого хотелось, но я не решился бы это сделать, не получив на то разрешения Льва Николаевича. Василий Васильевич разрешил моё сомнение революционным путем. Он попросил у меня позволения переписать для себя. Я дал ему, полагая, что если Лев Николаевич так охотно и без всяких оговорок позволил мне увезти копию, то он не будет против того, чтобы кто-нибудь списал её у меня. Водовозов взял у меня копию и через несколько дней, возвратив мне её, вручил мне уже готовый, прекрасно изданный литографированный экземпляр, сказав, что статья эта имеет большой успех среди студенчества.
Я был смущён и, кажется, написал Льву Николаевичу об этом или сказал при следующем свидании, но он никакого внимания на это не обратил, и с моей души свалился тяжёлый камень ответственности за это подпольное издание, сделанное без его ведома, и притом такого произведения, которое он сам не предназначал для печати» (П. И. Бирюков, «Мои два греха» «Толстой. Памятники творчества и жизни», 3, редакция В. И. Срезневского, изд. «Кооперативного т-ва изучения и распространения творений Л. Н. Толстого», М. 1923, стр. 48—50).
Итак, мы видим, что статья «Церковь и государство», собственно говоря, как статья Толстым не готовилась: это лишь вариант к одной из частей его большого религиозно-реформаторского проекта, куда входили знаменитые «Исповедь», «В чём моя вера», «Соединение и перевод четырёх евангелий» и «Исследование догматического богословия». Самым погромным в отношении церковного лжехристианства «православия», острейше-нецензурным, но и самым трудным для читателя было и остаётся, конечно, «Исследование догматического богословия», для которого и готовился отрывок, волей судьбы ставший особенной статьёй Л.Н. Толстого.
Рассказ П. И. Бирюкова о происхождении статьи «Церковь и государство» вполне подтверждается перепиской Льва Николаевича. 23 октября 1886 г. Г. А. Русанов писал Толстому: «Мне пришлось как-то прочесть, кажется в «Новом времени», что в Петербурге ходит по рукам новое произведение ваше под заглавием «Государство и церковь». (Имелось в виду, очевидно, вышеупомянутое литографированное издание.) На это Толстой отвечал около 10 ноября 1886 г.: «Церковь и государство» есть мысли некоторые, набросанные мною. Переписчик озаглавил их и пустил в ход. Особенно нового и значительного в них ничего нет. Что будет, вам сообщу, если и это попадётся, пришлю вам» (Т. 63, стр. 406).
О том же писал Толстой В. Г. Черткову 11 июня 1903 г. Указав на то, что в издании «Свободного слова» статья «Церковь и государство» неверно датирована 1892 г., Толстой далее писал: «Она была написана вместе с Евангелиями . Переписал же её и пустил в ход Александр Петрович гораздо позже. Я не думал её издавать и ни разу не перечёл её и ни слова не поправил в ней» (т. 88).
Но Толстой ошибался, говоря как в письме к Г. А. Русанову, так и устно П. И. Бирюкову, что заглавие статьи «Церковь и государство» дано переписчиком: заглавие это крупным и чётким почерком написано рукою автора наверху первой страницы сохранившейся рукописи этой статьи. Ошибкой Толстого является также и его утверждение, будто бы он ни разу не перечитал и совершенно не поправлял статью «Церковь и государство». Сохранилась копия статьи, просмотренная и исправленная Толстым. Забывчивость его в данном случае объясняется тем, что статья, против обыкновения, была просмотрена только один раз, и исправлений в ней было сделано сравнительно немного.
*****
Статья «Церковь и государство» — не что иное, как развитие мыслей, записанных Толстым в Записной книжке в сентябре и октябре 1879 г.:
«Церковь, начиная с конца <т.е. с современной Л.Н. Толстому эпохи. — Р.А.> и до III века — ряд лжей, жестокостей, обманов» (30 сентября).
«Проповедовать правительству, чтобы оно освободило веру — всё равно что проповедовать мальчику, чтобы он не держал птицы, когда будет посыпать ей соли на хвост.
<Старинное суеверие, которым, по воспоминанию Льва Николаевича, обманывали и его в детстве: якобы птица, которой посыпали соли на хвост, уже сможет взлететь и может быть поймана. — Р.А.>
1) Вера, пока она вера, не может быть подчинена власти по существу своему, — птица живая та, что летает.
2) Вера отрицает власть и правительство — войны, казни, грабёж, воровство, а это всё сущность правительства. И потому правительству нельзя не желать насиловать веру. Если не насиловать — птица улетит. Христианство насиловано при Константине <Константин I Великий, ок. 285 — 337, римский император, придавший христианству характер государственной религии утверждавшейся им Византийской империи. — Р.А.> — при разделении Запада и Востока» (30 октября) (Т. 48, стр. 195 —196).
Близкие идеи появляются и в обращении Л.Н. Толстого «К духовенству». Истоки извращения христианства, самой возможности идеологического союза церквей и правительств, Л.Н. Толстой видит в забвении учениками истинного Божьего откровения о доброй и разумной жизни, истинного учения Христа, и лукавой (не без помощи лукавого-дьявола!) подмене его учением еврея Савла (в крещении Павла), человека грубо-суеверного, фанатичного и тщеславного, передавшего свои пороки и ЛЖЕхристианской церкви, берущей начало от созданной им и примазывавшейся к Христу секты. Далее ЛЖЕхристианство развивалось по линии антихристова союза с князями и властителями мира сего, с богачами, рабовладельцами, попутно закрепляя не имеющие никакого отношения к Богу и Христу, его учению, его примеру земной жизни — суеверные богословские «аксиомы»: пресловутый «символ веры», ложь о «божественности», о «воскресении» Христа, о «богородице», иконопочитание, грубое колдовство обрядоверия, «богослужений»…
Так и пришло христианское культурное сообщество к кризисному состоянию, когда только по инерции да из соображений социоконформности люди воспитывают детей в тех суевериях, которым не верят сами, соблюдают внешнее богопочитание, но веры, истинной веры, мотивирующего помыслы и поступки религиозного отношения к бесконечной жизни, к Богу, к жизни временной земной, к окружающим — не имеют… (Об этом подробно пишет Л.Н. Толстой в другой своей статье с «говорящим» длинным заглавием: «Почему христианские народы вообще и в особенности русский находятся теперь в бедственном положении»).
Образ птицы, которой сыпят соли на хвост — великолепен! Он встречается у Льва Николаевича ещё, по крайней мере, один раз: в фундаментальном религиозном слове к современникам и потомкам «Царство Божие внутри вас, или Христианство не как мистическое учение, а как новое жизнепонимание». Там речь идёт о насильнической и лживой сущности всяких правительств в лжехристианском мире, о невозможности посредством уговоров, конференций мира или международных арбитров унять их хищнические военные похоти, имманентные самой природе всякой государственной власти. В связи с этим нельзя не провести некоторые сопоствления… Вот Толстого любят винить, в числе прочего, и в идейной подготовке большевистских гонений на церковь «православных». Так ВОТ ещё одно доказательство несправедливости таких мнений! Гонение от хищников, от неуёмных и неодолимых «посыпанием соли на хвост» князей мира сего и их слуг и смиренное приятие гонений от них, как и веротерпимость, — естественное состояние ИСТИННОЙ христианской церкви, её членов. Правительства же и прислужники — или используют извращённое, ослабленное, и оттого не противящееся их насилию «христианство» церквей (тех птиц, которым можно сыпать соль на хвост, а можно и не сыпать — дадутся и так…), или уж — как большевики — без разбору жестоко расправляются и с церковными, и с истинными (независимыми, способными расправить крылья) христианами, с верой вообще. Цари, Сталин, Путин — используют «православное» ЛЖЕхристианство, особо на соль не тратясь. Толстой же в образе птицы, которой нельзя посыпать соли на хвост (ибо настоящая, живая птица — улетит!..) подразумевал не мёртвые формы «церквей», а — живое, истинное христианство, разумное религиозное понимание жизни, опирающееся на учение и пример земной жизни Христа и бесконечно совершенствующееся, открывающееся всё новыми, высшими идеалами, по мере уяснения истины и совершенствования в разумности и добре, не только христианскому человечеству в целом, но и каждому человеку в отдельности.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *