Волхвы

Предыдущее изложение много раз подводило нас к теме славянского жречества, но, к сожалению, в дошедших до нас источниках (преимущественно церковного происхождения) эта тема умышленно не разрабатывалась, и фигуры языческих волхвов появлялись на страницах летописей лишь в исключительных случаях, когда им удавалось увлечь за собой чуть ли не целый город.(Интересной промежуточной стадией между волхвами средневековья и ведунами, знахарями и сказителями XIX в. являются севернорусские скоморохи XVI-XVII вв., которых справедливо считают наследниками языческих волхвов. См.: Фаминцын А. С. Скоморохи на Руси. СПб., 1889, с. 129 и след.; Морозов А. Скоморохи на Севере. — Альманах «Север». Архангельск, 1946.)

Этнография дает нам ценнейшие материалы по деревенским знахарям и знахаркам, колдунам и ворожеям, которые лечат людей, заговаривают скотину, насылают порчу или привораживают, определяют злодеев, предсказывают будущее, оберегают от эпидемий, знают свойства трав и помнят десятки архаичных заговоров. Эти материалы о знахарях (которых еще в XVII в. продолжали называть волхвами) возвращают нас на тысячу лет назад и позволяют нам почти во всей полноте представить себе религиозный быт славянской языческой деревни.(Наиболее ценным исследованием о славянских чародеях и жрецах до сих пор остается очерк Любора Нидерле «Carodejove a knezi» в его «Славянских древностях» (Niederle L. Slovanske starozitnosti Oddil kulturni delu II svazek 1. Praha, 1924, s. 205-242. Интересна близость двух западнославянских слов: «knez» — волхв, жрец и «knize» — князь. Возможно, что в условиях первобытного родового строя князь (от корня «кънъ»-основа) был и главой семьи и главным исполнителем обрядов. В русском крестьянском быту XIX в. жениха и невесту во время свадьбы называли «князем со княгинюшкой». Hа таком семейно-родовом уровне «князь», очевидно, расценивался как глава житейских дел и как руководитель семейных религиозных заклинаний.)

Однако одних этих деревенских волхвов нам мало для того, чтобы воссоздать общую картину славянского первобытного язычества. Ведь мы знаем, что еще в I тысячелетии до н. э. существовали «события», «соборы», «толпы» — многолюдные общеплеменные сборища со сложным сценарием языческого ритуала, с разработанным комплексом обрядов, сопровождаемых заранее изготовленным реквизитом.

В составе племенной знати должны были быть люди, разрабатывавшие и совершенствовавшие систему обрядов, знавшие (или создававшие вновь) тексты молений и песнопений, мелодии напевов, формулы обращения к богам. Вековая традиция неизбежно должна была переплетаться с творчеством и расширением репертуара. Жрецы были неотъемлемой частью любого первобытного общества и, чем больше усложнялась его социальная структура, чем ближе оно было к верхней грани доклассовой первобытности, тем яснее и многообразнее выступала роль общеплеменных жрецов, жриц н князей, выполнявших часть жреческих функций.

Одну из важных жреческих функций мы можем определить по археологическим материалам. Это — календарь, точное определение сроков молений. Мы уже видели сложность и высокую астрономическую точность календаря IV в. н. э., предназначенного для молений о дожде (кувшин со знаками из Ромашек). Hа кувшине для священной воды обозначены дни от общеевропейского срока появления первых ростков — 1-2 мая — до конца жатвы в полосе Среднего Поднепровья. Указан общеславянский праздник ярилин день (4 нюня) и общеевропейский праздник летнего солнцестояния — 24 июня (Иван Купала). Есть и день Перуна (20 июля) и начало приготовлений к этому дню, подтвержденное спустя 600 лет летописью (12 июля 983 г.).

Помимо всех празднеств, на глиняном календаре определены четыре периода дождей, необходимых для яровых хлебов в этой местности! Календарь черняховской культуры с такими разнородными и точными показателями — образчик глубокой жреческой мудрости многих поколений. Выше я указывал, что этот календарь древних антов подтвержден агротехническим руководством конца XIX в. для Киевщины. Славянские волхвы антской эпохи должны были долго вести наблюдения, как-то фиксировать их, чтобы в конце концов создать безупречное расписание магических молений о четырех периодах дождей на протяжении лета. А для фиксации наблюденного была придумана особая знаковая система. Прочтение календаря IV в. позволяет теперь нам понять фразу Черноризца Храбра, писавшего в X в.: «Прежде убо словене не имеxу къниг, но чрьтами и резами чьтяху и гатаху (гадааху) погани суще».(Куев К. Черноризец Храбр. София, 1967, с. 195.)

Создание знаковой системы было, очевидно, делом нескольких поколений «водою влъхвующих» жрецов, которые «навыкли зело хытрость вльшебъную».

Черты и резы на кувшине, сделанные специально еще на сырой глине, должны были отвечать главной задаче молений о дожде — заклиная земную воду из родника, вызвать, вымолить y Рода воду небесную: «Ов требу створи на студеньци — дъжда искы от него…» Волхвы, знающие заклятия от засухи, производящие точные расчеты оптимальных сроков дождей, рассматривались народом как особые существа, умеющие превращаться в волков, повелевать облаками и даже устраивать затмение луны или солнца:

«Облакогонештеи от селян влъкодлаци (вурдалаки) нарицаються: егда убо погыбнеть луна или слънце — глаголють: влъкодлаци луну изъедоша или слънце».

Магическим действиям волхвов-волшебников приписывалось влияние на все силы природы, обеспечивающие урожай. Серапион Владимирский писал, упрекая свою паству: «От ких писаний се слышасте, яко волхвованиемь глади бывають на земле и пакы волхвованиемь жита умножаються?»(Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. М., 1958, с. 382.)

Деятельность «управляющих облаками» иногда определялась очень многообразно: «… Глаголемыя облакопрогоньнпкы и чаровьникы и хранильникы и вълшвьбникы…» (Срезневский И. И. Материалы…)

Чародейство — магические действия с водой и различными отварами из трав, требующие специального сосуда — «чары». Известны заздравные круговые чары, рассчитанные на сотню участников пира.(Такова, например, чара черниговского князя Владимира Давыдовича середины XII в. с пожеланием здоровья всем, пьющим из нее. Иногда чародейство понималось как отравление: «… исходят … чаровници по лугам и болотам … ищуще смертные травы» (Срезневский И. П. Материалы…, т. III, стлб. 1472. Грамота 1505 г.)

Большой интерес в связи с археологическими материалами представляет значение слова «хранилышкы», поставленное в один ряд с чаровниками и волшебниками. Этим словом переведено греческое «изготовитель талисманов».(Срезневский И. И. Материалы…, стлб. 1400.) Следовательно, в разряд языческих волхвов наряду с «волшебниками», влиявшими на природу, включались и те мастера оберегов и амулетов, с продукцией которых мы хорошо знакомы по археологическим находкам.

Сложные космологические композиции на зооморфных и антропоморфных фибулах V — VII вв. из Среднего Поднепровья с их Дажьбогом, знаками земли и солнца, птицами и змеями, с неизменным ящером, теперь становятся нам понятны. Это не стихийное бессознательное творчество славянских литейщиков, а воспроизведение той картины мира, которая была истолкована и воплощена в образы многими поколениями ведунов и облакопрогонителей или «хранильников»-филактериев, как назвал их русский переводчик. Фибулы были предназначены не только для украшения, но и для охранения от рассеянных повсюду невидимых носителей зла — упырей-вампиров и вредоносных навий.

Все виды работ с металлом в древности были связаны со множеством обрядов, поверий и представлений, перераставших в мифы. Общеизвестна связь кузнецов с образом волка («волкодлаки»?).(Абаев В. П. Скифо-европейские изоглоссы на стыке Востока и Запада. М., 1965.)

В этой работе о славянском язычестве много раз приходилось упоминать о волшебном кузнеце Кузмодемьяне (из двух христианских имен Кузьмы и Демьяна), выковывающем плуг в 40 пудов и обучающем людей земледелию. Мифический кузнец (кузнецы) побеждает страшного змея и пропахивает на нем гигантские борозды — «змиевы валы» 10.(Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981, с.541-547.) Кузнец, выковывающий свадебные кольца, расценивался и в XIX в. как покровитель брака и семьи. Дохристианским именем волшебного кузнеца было, очевидно, Сварог или Сварожич — огонь.

Если пытаться воспроизвести состав жреческого сословия древних славян, то, кроме универсальных волхвов, — «облакогонителей», руководителей языческих обрядов и жертвоприношений, мы непременно должны включить в общий перечень волшебников также и кузнецов, изготавливавших не только орудия труда и оружие (что уже придавало им значительный вес), но и «женскую кузнь», «кузнь многоценную», проявляя «хытрость» и «художьство кузньчьско».

Как увидим далее в разделе о языческих элементах в прикладном искусстве христианской Руси XI — XIII вв., эти «коварные» златокузнецы в совершенстве знали языческую символику и широко применяли свои знания как для изготовления деревенских амулетов и украшений с оберегами, так и для «гривной утвари» самых знатных женщин страны вплоть до великих княгинь. Помимо волхвов, колдовскими действиями занимались и женщины ведуньи-ведьмы, «чаровницы», «обавницы», «потворницы», «наузницы». Существовал и женский род от слова волхв — «вълхва». По всей вероятности, общественные магические действия производили мужчины-волхвы, а в семейном, домашнем обиходе, в вопросах гадания о личной судьбе, в лекарском знахарстве видная роль принадлежала женщинам, тем ведьмам (от глагола «ведать» — знать), которых в XVII в. называли «бабами богомерзкими».(Смирнов С. Бабы богомерзские. — Сб. статей, посвященных В. О. Ключевскому. М., 1909, с. 217-243.)

В летописи под 1071 г. по поводу волхования сказано: «Паче же женами, бесовьская вълшвения бывають; искони бо бес жену прельсти, си же — мужа. Тако и в си роды (в нашем поколении) мъного вълхвують жены чародействъмь и отравою и инеми бесовьскыми къзньми».(Шахматов А. А. Повесть временных лет. Пг., 1916, с. 228.)

В одном из киевских кладов, зарытом во время нашествия Батыя, среди дорогих княжеских вещей из золота и серебра находилось пряслице для веретена с любопытной надписью:

Надпись можно понять только как определение принадлежности данного веретена какой-то чародейке, знахарке. Сама она едва ли могла пометить свою вещь таким рискованным способом. Клад найден в самой аристократической части древнего Киева в 30-40 м от Софийского собора. Мы должны допустить, что в ближайшем окружении киевской княгини или боярыни конца XII — начала XIII в. находилась женщина, занимавшаяся колдовством, «потворами» или в лучшем случае гаданьем. Поскольку все письменные источники говорят о потворницах с явным осуждением, то следует допустить, что, очевидно, владелица прясленя была неграмотной и не знала о том, как коварно была подписана кем-то её вещь.

Единственным предметом, который отличает данный клад от подобных ему и косвенно может быть связан с потворами, является нож (Кондаков Н. П. Русские клады, с. 126, рис. 81.) с серебряной рукоятью с изображениями птиц (принесение в жертву «убогого куряти»?).

В итоге обзора сведений XI — XIV вв. мы располагаем данными о следующих разрядах людей, причастных к языческому культу:

Мужчины Женщины

Волхвы Хранильники Волхвы (ед. число «вълхва»)

Волшебники Потворники Ведьмы

Облакопрогонители Кощунники Чародейки

Жрецы Баяны Чаровницы

Ведуны Кудесники Обавницы

Чародеи Кобники Наузницы

Чаровники Потворы, потворницы

Перечисление различных разрядов специалистов по тем или иным видам предсказаний и заклинаний свидетельствует о многочисленности и многообразии того, что я условно назвал «жреческим сословием» древней Руси.

К предметам, связанным с бытом волхвов, следует отнести находки неолитических кремневых орудий и стрел. Такая находка была сделана В. А. Городцовым в вятическом кургане у с. Барыбина. Исследователь сопоставил её с обычаем хоронить колдунов с «громовыми стрелами».(Городцов В. А. Археология. Каменный период. М., 1923, с.77-78.) Обычно под громовыми стрелами подразумевают фульгуриты, но вполне вероятно, что к ним причисляли и изделия каменного века. Подобные находки есть и в других местах. Особый интерес представляет кремневый наконечник копья, найденный в Новгороде в слоях рубежа XIII — XIV вв. Кремень оправлен в серебро с чернью. М. В. Седова определяет дом, в котором найден этот талисман, как дом волхва, так как в его фундаменте зарыты 4 детских черепа.(Седова М. В. Амулет из древнего Новгорода. — Сов.археология, 1957, № 4, рис. 1. с. 166-167.) Наличие православного восьмиконечного креста на серебряной оправе говорит о любопытном синкретизме представлений этого колдуна-знахаря.

Прямых сведений о волхвах и их роли в общественной жизни молодого государства Руси в IX — X вв. у нас мало. Лишь к XI столетию относятся записи о действиях волхвов в медвежьих углах северо-восточной окраины — в Суздале и в Пошехонье. Быть может, поэтому такая исторически интересная тема, как жреческое сословие, и не ставилась в нашей литературе даже как проблема, подлежащая рассмотрению. Нередок взгляд на волхвов, лишь как на деревенских колдунов, знахарей мелкого масштаба. Такими стали далекие потомки древних волхвов в XVI — XVII вв., по традиции все еще называвшиеся волхвами. Но даже отрывочные сведения о волхвах XI в., действовавших на самом краю подвластных Руси земель, рисуют их нам как могущественных деятелей, поднимавших руку и на местную знать («старую чады») и на знатного киевского боярина, прибывшего с целой дружиной.

В 1024 г. волхвы, обосновавшись в Суздале, подняли «мятежь велик» во всем Верхнем Поволжье; в 1071 г. два «кудесника» распоряжались на огромном пространстве от Волги на 300 км к северу до Белоозера. В обоих случаях языческие жрецы (возможно, местного мерянско-вепского происхождения) приносили человеческие жертвы: «и убивашета (двое волхвов) многы жены и имения их имашета собе».(Шахматов А. А. Повесть временных лет, с. 222.) Белозерские кудесники мотивировали свою жестокость тем, что принесенные в жертву женщины будто бы содействовали неурожаю: «ти дьржать обилие; да аще истребиве и избиеве сих — будеть гобино (урожай)». И это местным населением считалось в порядке вещей; народ не выдавал своих жрецов боярину Яну Вышатичу, а сами волхвы заявляли, что их судить вправе только лишь великий князь киевский.

Каково было значение волхвов в языческой среде, мы уже видели на примере Новгорода, где в момент введения христианства волхвы возглавили народ и в открытую вели бои с правительственными войсками. Спустя столетие в том же Новгороде «вълхв въстал при Глебе (Святославиче, внуке Ярослава Мудрого) … Глаголашеть бо людьм, творяся акы бог и мъногы прельсти — мало не вьсего града … И бысть мятежь в граде и вьси яша ему веру и хотяху побити епископа …И разделишася надъвое: кънязь бо Глеб и дружина его сташа у епископа, а людие вьси идоша за вълхва…».(Шахматов А. А. Повесть временных лет, с. 229.)

Этот общеизвестный эпизод свидетельствует о силе влияния языческих жрецов не только в деревенской глуши, но и в городе, где давно была учреждена епископская кафедра и построен величественный Софийский собор. В Радзивиловской летописи этот эпизод иллюстрирован специальной миниатюрой: слева — князь с бердышом, епископ с крестом и их сторонники; справа — волхв и его сторонники. Волхв одет необычно: на нем длинное до земли белое одеяние с широкими рукавами и с большим количеством крупных пуговиц. Оплечье у волхва орнаментировано; волхв безбород.(Фотомеханическое воспроизводство. Радзивиловская летопись.СПб., 1902.) (Рис. 63).

В Новгороде волхвы продолжали действовать вплоть до XIII в. В летопись занесена краткая заметка: «В лето 6735 (1227) сожьгоша волхвов 4 — творяхут их потворы деюще. А то бог весть! И сожгоша их на Ярославле дворе».(Новгородская I летопись. М.; Л., 1950, с. 270.)

Публичное аутодафе четверых волшебников-колдунов в центре города говорит о том значении, которое придавалось волхвам. Полнее всего религиозная и политическая роль жречества прослеживается у балтийских славян в XI — XII вв. В особенности интересны свидетельства католических писателей XII в. Саксона Грамматика и Гельмольда, на основании которых А. Гильфердинг говорил даже о теократическом образе правления у лютичей и бодричей.(Гильфердинг А. История балтийских славян. СПб., 1874, с.200-203.) У балтийских славян, пишет Гильфердинг, «жрецы имели значение особого, строго отделенного от народа сословия … они совершали в святилищах всенародные моления и те гадания, которыми узнавалась воля богов. Они пророчествовали и говорили народу от имени богов … Они пользовались особенным почетом и богатством, распоряжались и доходами с поместий, принадлежавших храмам и обильными приношениями поклонников».

Наиболее прославленным у балтийских славян был знаменитый храм Святовита (соответствовавшего русскому Роду) в Арконе на берегу Балтийского моря.(Schuchhardt К. Arkona, Retra, Vineta. Berlin, 1926.)

«Земная власть, — продолжает Гильфердинг, — принадлежавшая Святовиту, находилась, разумеется, в руках жреца. Жрец был настоящим повелителем и властелином райского племени … Жрец почитается у ран более, чем князь». Языческое духовенство племенного союза Лютичей представляло собой феодализирующуюся верхушку, обладая земельными угодьями, собирая дань («дары»), облагая пошлинами купцов, присваивая третью часть военной добычи и располагая собственным отборным войском Святовита.(Гильфердинг А. Ф. История балтийских славян, с. 205-207.)

Такую же картину наблюдаем и у соседних племен: у Поморян, у Бодричей и др. Существовала целая иерархия жрецов разных рангов: в каждой жупе, наряду с жупаном существовал жрец; в каждом племени наряду с князем — жрец всего племени, а наряду с этим, над этой локальной системой, господствовал жрец главного бога целого союза племен (Святовита, Радогоста, Перуна и др.).

Проводить полную параллель с Киевской Русью, разумеется, нельзя, так как, во-первых, между сведениями о конгломерате балтийских племен и киевской державой был хронологический интервал около двух столетий, а, во-вторых, Русь уже в середине X в. была огромным государством с сильной властью киевского князя, стоявшего над «светлыми князьями» отдельных племенных союзов, аналогичных союзам бодричей или лютичей. Говорить о теократическом правлении применительно к Руси не приходится, но разветвленность и влиятельность жреческого сословия в русских землях IX — X вв. едва ли подлежит сомнению; сведения Саксона и Гельмольда раскрывают перед нами то типическое, что должно было существовать в любом языческом обществе накануне создания государственности (может быть, даже опережая её) и в первый период существования языческого государства. Безусловно, прав Г. Ловмянский, говоря, что славянское жречество, как общественная группа, «иерархически организованная, формируется на этапе государственной организации (от которой получает материальную поддержку) … и управляет религиозной жизнью определенной области».(Lowmianski H. Religia slowian i jej upadek. Warszawa, 1979, s. 159.)

Управление религиозной жизнью было непростым делом даже на уровне единичного поселка; оно было сложным на уровне племени с общеплеменным святилищем и оно стало весьма усложненным и многообразным на уровне государства, объединившего около полусотни племен. Простой сельский волхв должен был знать и помнить все обряды, заговоры, ритуальные песни, уметь вычислить календарные сроки всех магических действий, знать целебные свойства трав. По сумме знаний он должен был приближаться к современному профессору этнографии с тою лишь разницей, что этнограф должен долго выискивать полузабытые пережитки, а древний колдун, вероятно, получал многое от своих учителей-предшественников. Без непрерывной преемственности поколений нельзя представить себе тысячелетнюю традиционность всех разновидностей восточнославянского фольклора.

В этом отношении интересны рассмотренные выше календарные расчеты приднепровских славян-антов IV в. н. э. То, что они совпали (и довольно точно!) с многолетними научными наблюдениями русских агрономов XIX — XX вв., позволяет уверенно говорить о том, что календарь IV в. был тоже основан на длительных наблюдениях, на тщательной фиксации из поколения в поколение связи урожая с той или иной погодой. И все это в свою очередь было пронизано языческим взглядом на вещи. Календарными рубежами были: вегетативные фазы яровых (наиболее древних) хлебов, оптимальные сроки дождей и приуроченные к ним языческие моления — 2 мая (позднее — «Борис Хлебник») — первые ростки; 4 июня — семик; 24 июня — «Иван Купала»; 12 июля — начало подготовки к перунову дню; 20 июля — день Перуна (позднейший ильин день); 7 августа — конец жатвы (позднейший «Спас» 6 августа).

Выработка таких устойчивых календарных сроков была не только результатом общенародных наблюдений славян-пахарей, но, судя по обозначению этих сроков молений о дожде, особыми языческими празднествами, справлявшимися торжественно и всенародно, наблюдения и обобщение, усреднение их было делом особых специалистов, которыми в условиях первобытности и ранней государственности и являлись волхвы-«облакопрогонители».

Такие же длительные, на протяжении многих десятков поколений, наблюдения велись ведуньями («ведьмами») над свойствами разнородных трав. Первобытная фармакология, как показывают поздние этнографические исследования, была делом наследственным, и далекие праматери «богомерзких баб» XVII в. и знахарок XIX в. входили в состав того, что можно условно назвать «сословием жрецов». Недаром летописец, повествуя о волхвах 1060-х годов, писал, что «Паче же женами бесовьская вълшвения бывають. …Мъного вълхвують жены чародейством и отравою и инеми бесовьскыми къзньми».(Шахматов А. А. Повесть временных лет, с 228.)

Фармакология XIX в. примерно на две трети состояла из набора лекарственных трав, изученных древними чародейками и через лечебники и «травники» XVI — XVII вв. ставших достоянием науки. Организация многодневных общеплеменных «событий», «соборов», собиравших, судя по западнославянским материалам, тысячи участников, безусловно требовала руководства со стороны опытных, знающих сценарий каждого празднества жрецов, которые почти несомненно подразделялись на разряды по степени своего значения. Вероятно, был и верховный жрец (pontifex maximus), были и его помощники (pontifices minores). У позднейших православных епископов и священников должны были быть языческие предшественники. По всей вероятности, у каждого языческого храма («храмъ»-от полногласной формы «хоромы», т. е. «круговая постройка», святилище) был свой постоянный жрец и служители, так сказать причт. Мы знаем, например, что в круглом святилище Перуна под Новгородом поддерживался неугасимый огонь; это должны были выполнять какие-то постоянные служители, подобные позднейшим дьячкам, звонарям и церковным сторожам. Круг их обязанностей нам неизвестен, но следует допустить, что они заботились об отборе жертвенных животных, их содержании, собирали и хранили приносимые в святилище дары, оповещали народ о приближении того или иного празднества — моления, участвовали в самом языческом богослужении, быть может, являлись актерами тех «игрищ», в которых воспроизводились те или иные эпизоды мифов. Такими театрализованными действами могли быть новогодние и масленичные карнавалы с различными сценами с участием ряженых, танец пробуждающегося медведя (24 марта — «комоедицы» — комедия), жертвоприношения Ящеру, похороны Костромы, Морены или Ярилы, одним словом, все то многообразие древних ритуальных игрищ, которые со временем превратились в веселые игры деревенской молодежи и в конце концов выродились в малопонятные для участников детские игры. Делом языческого «причта» могло быть и изготовление реквизита празднеств (маски, жезлы, ковши с головой ящера и т. п.). Помимо ежегодных, издавна регламентированных празднеств, возникали и особые случаи, когда требовались знания мудрых волхвов — например, похороны знатного человека, князя, языческие мероприятия при эпидемии и т. п. Такие княжеские мавзолеи, как Черная Могила или Гульбище, порядок сооружения которых, равно как и всю погребальную церемонию, так подробно описал Ибн-Фадлан на примере погребения знатного руса в 800 км от Чернигова, были сложными комплексами с устойчивым, выработанным ритуалом. Вот эта-то устойчивость и однотипность и говорят о сложившейся обрядности, за соблюдением которой и должны были следить волхвы.

Судя по поучениям против язычества XI — XIII вв.. волхвы, как особая постоянная категория людей, существовали в русских городах и селах и после крещения; к ним обращались за помощью и советом, что и осуждалось церковниками. Впрочем, сила волхвов в глазах народа признавалась даже самими церковниками. Иаков Мних, написавший «Похвалу Владимиру» в XI в., говорил: «Много бо и волъсви чюдес сътвориша бесовьскым мечтанием…».(Голубинский Е. Е. История русской церкви. М., 1901, т. I, вторая половина тома, с. 243.)

Наибольший интерес для нас представляет, однако, не эта повседневная практика волхвов и даже не организация торжественных ежегодных «соборов» у святилищ или похорон в огромных курганах — для понимания уровня развития славянского язычества важнее теологическое творчество волхвов-друидов, те сказания, мифы, «кощюны», ради которых «многы събирающеся к кощюньником».

Только волхвы высшего разряда могли дать указания скульптору-каменотесу на берегах Збруча, как изобразить на каменном столбе всю Вселенную с человечеством на земле (мужчины, женщины, ребенок), с благожелательным божеством подземного мира (Волос -Плутон), с божествами на небе и всему этому многообразному трехъярусному комплексу придать общую, объединяющую форму живоносного начала (лингама). И судя по сложным космологическим фибулам Среднего Поднепровья, не в IX в., к которому относится збручский Род-Святовит, а много раньше уже существовали волхвы-«хранильники», знавшие, как следует изготавливать нагрудное украшение, чтобы оно отгоняло от его владелицы всякую нечисть (упырей, навий) не одним каким-либо добрым знаком, а тоже символическим изображением всей Вселенной с солнцем-Дажьбогом наверху и Ящером внизу.

Языческая теология не была, очевидно, единообразной и неизменной. На збручской композиции нет Ящера, хотя в землях соседних вислян этот подводно-подземный бог дожил, как мы видели выше, до XV в., а в Новгороде образ этого «поддоного царя» уцелел в былинах о Садке до XIX в. Второй персоной после Рода в этом пантеоне был не Волос, как в формуле присяги в договорах с Византией, а богиня плодородия Макошь.

В эпоху соперничества с христианством, при Святославе и Владимире языческие волхвы создали новый государственный пантеон, главой которого стал не Род, а воинственный Перун, а пантеон 980 г. в целом отражал две новых интересных идеи: во-первых, здесь была создана антитеза христианскому пантеону, а, во-вторых, волхвы постарались воскресить как можно больше архаичных местных божеств, восходящих к сколотскому времени, к эпохе Геродота, писавшего о приднепровских пахарях.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Читать книгу целиком на Litres.ru
В зелёных и ласковых мечтах нынешних славянских нью-язычников, время язычества от самой палеолитической древности до 1000 года нашей эры видится как духовная власть и наставления от неких мудрых славян, с белыми бородами. Каждый то был умён, справедлив и конечно никак не напоминал нынешних деятелей церкви. Но на деле уже к 400 годам нашей эры определённо сложилась непробиваемая прослойка волхвов-язычников. Равно как и у кельтов, живших вообще 3000 лет назад, точно так же прослойка жрецов была не из простого народа. Уже тогда это сплошь богатые и знатные выходцы. Славяне ведуны никоим образом не исключение и поэтому думать, будто они были за простой народ, это как думать что средний миллионер радеет о справедливом труде и лёгкости бытия для уборщицы.

Волхвы были отдельной, приблатнённой такой людской общностью. Придумали хитрую легенду, что талант ведьмы-ведуньи передаётся только по материнской линии, замкнув таким образом передачу должности ведуньи как это замыкается у тех же князей-дворян. Ну мужики то же самое — мол талант ведуна от отца к сыну или ближайшему по родне парню. Удобно? Ещё бы! Учитывая что письменности языческая Русь не ведала ( своей письменности ) то передавались все знания только из уст в уста. И вот здесь надо растолковать.
Средний ведун ни в коем случае не был глупым, наоборот, средний ведун был умнее чем средний поп русской церкви. Причина проста — обучение ведунскому ремеслу ( а это типичное ремесло ) начиналось ровно с того момента, когда ребёнок только-только начинает понимать человеческую речь, лет с 2 — 3. Ребёнок к вхождению в возраст должен был запомнить кучу легенд, сказок, традиций, рецептов, обрядов, правил, песен. Всё это надо было держать строго в голове и ни в коем случае не записывать, точно так же было организовано и у кельтов и скорее всего у скифов. Именно поэтому никаких написанных традиций нет и не будет найдено — это было запрещено самими же волхвами славян, что либо записать! Записать, значит подвергнуть угрозе утечку знаний, данных которые кормят целые рода тысячи лет к ряду. Эдакая жадность до тупости. Ибо с одной стороны сохранялась тотальная закрытость и прочность ведунской прослойки, но при этом она была тотально не приспособлена к быстрой эволюции как будущие церкви мировой системы.

Смотрите сами — никакой общей системы обучения нет и не было. Каждый учил своего сына и каждая учила свою дочь — сами. Все обряды в итоге чуть по чуть отличались, все традиции были плавающими. Письменности не было, только «черты и резы». Это не буквы, как думали горячие поборники язычества, это просто символы на горшках и блюдах для гадания. У славян были скажем чары с нанесёнными символами, в них ставили воды под звёзды и после на ней гадали. Отсюда же пошло — чаррдейка, чары. Однако такое дело тоже было сильно плавающим по символам, не алфавит явно. Ведуны были везде — в обрядах включающих как жертву плодов с первого сбора урожая, так и с жертвами людей на капищах. И каждое капище было в хорошем и плохом смысле уникально. Чуток разные тексты сказаний, обрядов. Это было делом всей жизни и целых поколений. Волхвы были наблюдательны и запоминали кучу всего просто в силу обучения с детства. Это позволило дойти до циклов солнечной системы в том или ином регионе, когда они определяли солнцестояние, равноденствие и тому подобное. По сути каждый волхв доживший до 20 лет был по уровню как кандилдат нынешних исторических наук. Но кандидат такой — мудрецово-уникальный, исключительно со своими мыслями и никакой общей системы между племенами. Как знахарь или ведьма — каждая лечила по своему, по знаниям накопленными именно её родом.
Пометка — борода это выдумка. Они были бритолицые. Во всяком случае многие.

Считать их какими то колдунами? Да хватит, просто умные в своём ремесле люди. Кормились они с этого занятия и не хило, имели власть над племенем. Плюс высшие ведуны уже несколькими племенами верховодили.
И вот с увеличением численности населения, особенно после начала знаменитого Средневекового оптимума в 800-е годы, в связи с резким напором кочевья с Юга, скандинавов с Севера будущие русские оказались между молотом и наковальней. Нужна стала религия, общая. Была попытка по быстрому апгрейдить Перуна, сделав его центральным богом. Но кое что мягко говоря не получилось — стандартизировать. Евреи в далёком Израиле в древнем, ещё 3000 лет назад дошли до того что надо бы записать все умные мысли по управлению диковатыми людьми своего народа. У славян с этим не срослось, даже намёток не было чего то подобного Библии, только устный жанр, у каждого в итоге свой. Кто может обучить скажем 1000 стандартных ведунов? Никто, и взять систему обучения с нуля неоткуда, если говорить о язычестве. А вот свара между ведунами гарантирована, ведь это дело было строго внутрисемейным и ведуны не шли на реформу обучения. В итоге княжеская власть потыкалась и ринулась за религиями на Юга. В России прижилось в итоге православие.
Но кто был ведун для славян? В первую очередь знавший досконально быт и свою общину человек. Родился в местном роду, скажем в деревне в пределах 10 км от центра территории племени. Всё, он свой в доску. А священники долгое время были пришлыми, балакающими с явным акцентом или вообще кое как балакавшие по древне-русски. Ведун знал все сказания и обряды, а священник толкал только новые в народ, а всё прошлое ругал нещадно. И вроде ведун лучше? Нет, он хуже, потому что священники были обучены каждый по одной и той же библии, а ведуны каждый на свой лад. Это как командующий обучившийся в поле командовать армией или которого обучали в академии. Ведун в итоге был оперативником и тактиком, а вот священник — стратегом. Ведуны могли думать на год, священники думали на поколения вперёд. Ведуны знали приметы, зато священники знали как успокоить толпы и образумить и направить их терпение на то, что бы преодолеть ту же засуху или войну, да ещё и не требовали никогда человеческой жертвы. Ведуны так не умели, их вера и их способы были просты и рассчитаны на дикие порядки. Там где ведун требовал улить кровью детей и девок алтари или воду, там священник просто читал торжественную службу и всего делов. Никого христиане не думали даже резать у храмов.

У язычников активно продолжали метать жребий на ту же человеческую жертву и после согласия жертвы никто не испрашивал.

Вот здесь жребий упал на христианского сына — варяга на службе у князя. Его спросили? Нет, просто зарезали, несмотря на лютое сопротивление и парня и его родителей. Вот вам и всё ведунство и вся их сила. С одной стороны отлично знали именно свою местность, но при этом стратегии никакой.

Варяг пробовал схоронить сына в доме — оба геройски пали в битве.

Не менее известный момент из Радзивилловской летописи. Глеб Святославович вынужден был зашарашить топором волхва. К слову волхвы зачастую НЕ БОРОДАТЫЕ на гравюрах. А то на всяких фолк-хистори ( выдуманных ) картинках, анти исторически их ваяют с окладистой белой бородой. На деле они именно что брились, видимо что бы как раз отличаться от сплошь болродатого населения особой внешностью. В итоге канонический вид волхва мягко говоря иной, нежели на картинах. Это бритый, поджарый, несоменно умный и говорливый дядька. Никакой старостью не пахло, ибо тогда и жили то до 50-ти лет в лучшем случае.

И каждый раз провоцируя восстания, ведуны просто хотели власти, теократии. Это были строго классовые, шкурные, личные интересы. При этом стать альтернативой христианам они физически не могли, равно как виндовс 95 не получится улучшить до уровня 2020 года. Язычество ушло в простые народные традиции по всей Европе, от Польши и русских до Шотландии. Это не случайно, это эволюция и закономерность.

Древнерусские волхвы

Издревле у славян существовали волхвы, носители народных религиозных представлений и таинственных знаний, заклинавшие и предсказывавшие, врачевавшие и исполнявшие различные религиозные обряды. Волхвы – представители старой, языческой религии, религии общинных времен. Это строгие блюстители дедовских обычаев, руководители языческих празднеств, справляемых из поколения в поколение, хранители чудесных таинств и сверхъестественных знаний.

Волхвы – всеми уважаемая и почитаемая профессия. Это мудрейшие из мудрых. Стать волхвом можно только после многих лет обучения. Волхвы служили посредниками между людьми и богами, совершали обряды, моления и жертвоприношения (в том числе человеческие). Волхвы решали споры между людьми, советовали, кого избрать князем. Колдовали с помощью обрядов, заклинаний, магических снадобий. Умели и лечить (особенно магические болезни типа сглаза).

Жрецы руководили обрядами языческого богослужения, приносили жертвы от имени всего народа, составляли мудрые календари, знали «черты и резы» (древняя письменность), хранили в памяти историю племен и стародавние предания, мифы.

В составе жреческого сословия было много различных разрядов. Известны волхвы-облакопрогонители, или облакопрогонники, которые должны были предсказывать и своим магическим действием создавать необходимую людям погоду. «Облакогонители» – это один из высших разрядов волхвов, ведающих погодой, облаками и даже солнцем.

Были волхвы-целители, лечившие людей средствами народной медицины. Существовали волхвы-хранители, которые изготовляли различные амулеты-обереги и изображения богов.

Н. Рерих. Заклятие земное. 1907 г.

Многие жрецы за свою близость к богам получали неограниченное доверие народа и приобретали огромную власть.

Следующая глава >>

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Читать книгу целиком на Litres.ru