Все о загробной жизни

Все авраамические религии, то есть иудаизм, христианство, ислам, сходным образом описывают посмертную участь всех людей: душа и тело разъединяются, тело возвращается в землю, из которой было сотворено, душа получает временное пристанище до Дня всеобщего воскресения. Тогда душа вновь воссоединится с воссозданным телом для вечной жизни.

Тора, Талмуд и раввинская литература

В Торе процесс освобождения души от оков тела с возвращением к своему источнику описан неоднократно как отправление к месту отдыха у своих предков, в «лоне Авраамовом». В Талмуде содержатся обсуждения нескольких случаев, когда души человеческие несколько раз проделывали такой путь туда и обратно.

Обширная раввинская литература следующим образом трактует посмертную участь человека: поскольку смерть неизбежна, душа и тело должны разъединиться. Поскольку смерть временна, на срок до воссоединения тела с душой, то есть, до воскрешения, каждая их этих составляющих должна получить своё место.

Телу необходимо вернуться к исходному состоянию, утратив структуру и форму, то есть, обратиться в прах и оставаться таковым, чтобы быть заново построенным к тому времени, когда душа снова войдёт в него.

Проведение похорон по религиозным обрядам

В ожидании этого душа находится в особом мире, разделённом на две части, Рай и Ад. Райская обитель уготована душам праведников, то есть, людей, которые сделали больше добра, чем зла. В иудаизме особо подчёркивается, что со времён, когда Адам и Хава были вынуждены покинуть Га-Эден, полностью безгрешных людей нет на земле.

Душа грешника, при жизни творившего больше зла, чем добра, попадает в ад, где будет испытывать страдания, чтобы искупить свои грехи и прийти в будущий мир очищенной от них. При этом страдает именно душа — описания телесных мук здесь вряд ли уместны. Например, душа человека, который при жизни был сильно привязан к материальным благам, в посмертии будет испытывать невыносимые терзания от того, что ничем из достояния, накопленного при жизни, воспользоваться уже нельзя.

Посредничество праведных душ и молитвенная помощь

Без посредничества праведных душ Свыше, как сказано в книге «Зоар», наш мир не смог бы просуществовать и секунды. Точно так же жизнь каждого иудея находится под сильным влиянием предков, души которых пребывают в потустороннем мире. Они, согреваемые Божественным светом, все еще беспокоятся о том, что происходит в мире, так как знают правду, которая недоступна живущим на земле. Наш мир с его материальными устремлениями — это лишь промежуточный этап, но не истинная цель Творения, и в конце концов все души вернутся в этот мир, в тела людей.

Кроме того, душам умерших евреев помогает молитвенное служение, совершаемое живущими родственниками. Для этого в течение 11 месяцев после кончины ежедневно читают поминальную молитву Кадиш. После положенного срока то же делается в дни годовщин смерти, а во время еврейских праздников читаются специальные молитвы (Изкор – т.е. Помни!). Считается, что в потустороннем мире это полезно даже для тех евреев, которые не соблюдали религиозных предписаний при жизни.

Пришествие Машиаха

Вечная жизнь на Земле начнется с приходом Машиаха (Мессии). Тогда прекратятся все войны, будет снова отстроен Храм, как место обитания Бога, точнее, место наибольшей концентрации Шхины – Его Духа – на земле. Все мёртвые будут воскрешены и возрождены для радостного познания сокровенного Духа Всевышнего и проявления Его в мире.

Относительно того, как способствовать приходу Машиаха, сейчас существует две концепции. Согласно первой, иудеям надо вести праведную жизнь и усердно молиться. Тогда Храм будет восстановлен так же, как был разрушен, то есть, исчезнув в огне пожара, в огне же спустится с небес.

Второй путь предполагает вполне земные усилия по восстановлению храма, то есть, сбор средств и строительство, когда для того сложатся все необходимые предпосылки. Можно предположить, что должные условия пока не соблюдены. В частности, в Израиле к выборам 1992 года был представлен список «За восстановление Храма» с программой: «Восстановить Иерусалимский Храм с целью счастья народа Израиля, увеличения туризма и благоденствия страны». Избирательную комиссию он не прошел, так как супруга главы списка похитила и уничтожила перечень рекомендателей (по израильским законам таковых должно быть не менее 20 000).

Жизнь после смерти невозможна. С таким безапелляционным заявлением выступил профессор философии и ученый из Университета Колорадо в США Майкл Тули. На протяжении последних лет он последовательно отстаивает свою теорию о невозможности существования загробной жизни и бессмертия души.

Главное оружие противников его взглядов — идеологическое, считает Тули. Люди по-прежнему боятся смерти, и вера в продолжение жизни на небесах или в ином измерении успокаивает их, полагает профессор.

«К сожалению, маловероятно, что такой сценарий возможен. Есть веская причина думать, что нематериальные умы не существуют, основываясь на последствиях повреждения мозга от наркотиков или болезней. Даже если вы посмотрите на спиритизм, вы обнаружите огромное количество мошенников», — цитирует заявление философа издание Daily Express .

Космолог и профессор физики из Калифорнийского технологического института Шон Кэрролл полностью согласен со своим коллегой и предложил перенести дискуссию в научное русло, где любые доводы о потенциальном бессмертии разбиваются о простые факты.

«Законы физики, лежащие в основе повседневной жизни, полностью понятны, и в этих законах нет способа обеспечить сохранение информации, хранящейся в нашем мозгу, после нашей смерти. Чтобы верить в жизнь после смерти, мягко говоря, требуется физика за пределами стандартной модели», — считает космолог.

Однако не все так категоричны. О существовании загробной жизни часто заявляют пациенты больниц, пережившие клиническую смерть . Как правило, такие рассказы похожи друг на друга. Люди наблюдают за своим телом со стороны, словно покидая его, или встречаются со своими давно умершими родственниками и даже разговаривают с ними.

Журнал включен в Перечень ВАК

и i. Fî I С H ‘ S PfJHOCXCALS t)lBf( lORV-

УДК 811.161.1’282.2(470.1/.2)+81’42+27-4 DOI: 10.24224/2227-1295-2017-11-77-92

Душа, Бог, грех и загробная жизнь в зеркале диалектного дискурса Волго-Двинского Междуречья1

© Коган Екатерина Сергеевна (2017), orcid.org/0000-0003-2456-1868, научный сотрудник кафедры русского языка, общего языкознания и речевой коммуникации, Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина (Екатеринбург, Россия), ekaterinakogan@yandex.ru.

Статья посвящена исследованию представлений о духовных религиозных категориях, проявленных в дискурсе диалектоносителей на территории Волго-Двин-ского Междуречья (Архангельская, Вологодская, Костромская области). Рассматриваются способы описания в живых рассказах информантов таких понятий, как «душа», «бог», «грех», «представления о загробной жизни». Представлен анализ контекстной сочетаемости, слов-партнеров, в некоторых случаях — переносных значений. Предлагаются модели восприятия и описания духовных понятий в народном дискурсе. Также для сравнения привлекаются результаты исследований духовной сферы через призму фольклора и древнерусской книжной традиции. Проводится сопоставление народного восприятия религиозных категорий с позицией официальной церковной традиции. Актуальность исследования обусловлена обращением именно к речевому материалу, демонстрирующему картину мира, актуальную для сознания носителей культуры в настоящее время, а не архаическую, закрепленную в языке. Также актуальность работы задается тем, что в научный оборот вводится новый материал — данные полевых записей Топонимической экспедиции Уральского федерального университета имени первого Президента России Б. Н. Ельцина. Выдвигается гипотеза о восприятии народным сознанием «души» как своеобразного «двойника» человека в сфере как физической, так и эмоционально-волевой; «Бога» как генерализующего понятия духовной сферы в целом; «греха» как материального объекта; «загробного мир»а как официальной административной структуры.

1 Исследование выполнено при поддержке гранта РНФ «Контактные и генетические связи севернорусской лексики и ономастики» (проект 17-18-01351).

Ключевые слова: дискурс; народная культура; картина мира; религия; диалект;

духовные категории.

1. Введение

Духовные идеи христианства на русской почве осмыслялись и осваивались народным сознанием при помощи более привычных и чувственно ощутимых материальных категорий. «Христианство лишь частично уничтожило довольно свободную структуру язычества, поставило его в иные условия и подчинило своей значительно более высокой иерархии ценностей» . Таким образом, реконструируемая по языковым данным мировоззренческая картина существенно отличается от «эталонной», диктуемой системой культа.

В данной статье предлагается обратиться к некоторым христианским категориям («душа», «Бог», «грех» и «представления о загробном мире») и рассмотреть их трансформацию в народном сознании, проявленную в живой речи. Исследование языковых единиц позволяет выявить древний пласт культурных представлений. «Язык, консервирующий в себе архаические элементы мировоззрения, психологии, культуры, оказался одним из самых богатых и надежных источников для реконструкции доисторических, лишенных документальных свидетельств форм человеческой культуры» . Однако представляется продуктивным обращение также к дискурсу, непосредственной речи диалектоносителя, поскольку данный материал позволяет проанализировать особенности картины мира, проявляющие себя через речь и, следовательно, актуальные на момент высказывания, а не закрепленные в языке как устойчивые единицы с относительно стертой внутренней формой. Живое рассуждение «объединяет такие гетерогенные сущности, как сознание (и «бессознание») участников дискурса, так и ситуацию, обстановку, которая их объединила <.. .> именно в этом пространстве метонимически соединены идеи и вещи, отражением чего является несвободная сочетаемость лексических единиц <…> сопоставимая со свободной» . Исследование дискурса представляет интерес и с когнитивной точки зрения, поскольку «дискурс может быть определен как такая форма использования языка в реальном (текущем) времени (on-line), которая отражает определенный тип социальной активности человека, создается в целях конструирования особого мира (или его образа) с помощью его детального языкового описания и является в целом частью процесса коммуникации между людьми»

Основным источником материала послужили полевые записи Топонимической экспедиции Уральского федерального университета имени пер-

вого Президента России Б. Н. Ельцина (УрФУ), собранные на территории Волго-Двинского Междуречья (Архангельская, Вологодская, Костромская области). Также привлекались иллюстративные речения, приведенные в Архангельском областном словаре, Словаре вологодских говоров, Словаре говоров Костромского Заволжья и Словаре говоров Русского Севера.

Для того чтобы выявить комплекс представлений, связанных с данными христианскими категориями в народном сознании, представляется методологически обоснованным проанализировать контексты, включающие данные понятия, и исследовать в них: (а) контекстную сочетаемость понятий (взаимодействие в диалектной речи данных понятий с глаголами и прилагательными); (б) наличие контекстных партнеров; (в) текстовые смыслы исследуемых лексем.

2. Материальность души в народных представлениях

Анализ глагольной контекстной сочетаемости выявляет представление о душе как, по сути, «дублере» тела с несколько расширенными возможностями. Она ходит: До сорокового дня душа ходит по земле (Костр: Пав);

Над входным дверям, над косяком ложат ладан, чтобы душа не доходила, оберег это называется (Костр: Вохом); Придёшь с кладбища, бежи на двор, хватай по углам: «Не было её да и не будет» <… > Чтоб душа не пришла (Влг: Тот); Как выходит душа, перед ней труба (Костр: Пав); Мы вот Валю хоронили, воде, вот поточка билась на окошке — это душа её приходила посмотреть, — когда мы стол накрывали — всё ли как надо идёт (Костр: Вох) (возможно, этот же мотив способности души ходить проявляется в номинации бездушники ‘пирожки из пресного теста’: Бездушники — это пресные сочни делали. Тесто раскладываешь таким небольшим и ложишь картошки. С краёв защипываешь, чтоб не сбегала. В них души нет: пресное тесто (Костр: Пыщ) — ср. наименование дрожжевого теста хожалое, обозначение поднимания теста на закваске как тесто ходит и пр.); лежит: Как выходит душа, перед ней труба. Она лежит, а в стороне сидят родные, знакомые, зовут её (Костр: Пав) сидит: Сидит душа на заборке или на печке и ждёт (Костр: Пав); ест: А на сороковой день она даст какой-то знак. Стукнётся тут где-то или с улицы поколотится. Это уж она прощается с домом. А до сорока дён она вкруг дому да в избе: вот и собирают на стол, что придёт она есть, завтракать (Влг: Тот); обладает руками и может стучать (см. предыдущий контекст); До сорокового дня душа ходит по земле. Вечером стук можно услышать, гром на чердаке (Костр: Пав). «Специализированным» действием души, не присущим телу, является способность летать: Как

выходит душа, перед ней труба. Она лежит, а в стороне сидят родные, знакомые, зовут её. Она должна лететь дальше, на суд (Костр: Пав); Сидит душа на заборке или на печке и ждёт, когда кто-нибудь зайдёт. Дверь откроют — она вылетит (Там же). На базе последнего свойства происходит своего рода персонификация души в образе летающих созданий — птицы и бабочки: Бабочек боговой душой называли; богова душа, говорили, вылетала из груди у покойников, берегли, не били богову душу, даром что вредители (Влг: Ваш); Мы вот Валю хоронили, воде, вот по-точка билась на окошке — это душа её приходила посмотреть (Костр: Вох). Персонификации такого рода являются общими для русской и финно-угорской традиций; они фиксируются также в речевой и материальной культуре коми-зырян (см. об этом: ). Данные действия, присущие телу, осуществляются душой исключительно после смерти. Возможно, такое восприятие является осмыслением христианской концепции о вечной жизни души, переложением ее в материальные, ощутимые образы. Нормой же для души при жизни человека является устойчивость в ее закрепленности за телом: Одну родила — души не могла закрепить, а у меня шестеро (Влг: Бел).

Летописные материалы характеризуют сферу эмоциональных реакций души (душа плачет, тоскует, страшится и т. д.), но не проявления ее воли или желаний: «В летописях контексты, в которых душа выступала бы как орган желаний, отсутствуют, подобная функция приписывается исключительно сердцу» . Напротив, С. Е. Никитина отмечает, что фольклорный материал (а именно — духовные стихи) отражает представление о том, что именно душа определяет желания человека: «Когда же она пребывает в теле, то она, душа, и есть человеческая личность, человек мыслящий и чувствующий <.. .> Все человеческие действия и поступки — деятельность души, она за них в ответе» . В исследуемом дискурсе проявлены представления о том, что воля души проявляется ею и после смерти тела: это дело еённое, это уж ей когда слюбится (Влг: Тот); Как выходит душа, перед ней труба. Она лежит, а в стороне сидят родные, знакомые, зовут её. Она должна лететь дальше, на суд (Костр. Пав); Сидит душа на заборке или на печке и ждёт, когда кто-нибудь зайдёт (Там же).

Для церковно-религиозной традиции характерно «триадное» восприятие души, при котором она «бытийствует на трех уровнях. На самом первом — низшем — уровне она оживляет тело <…> И это так называемая животная или растительная часть души, отвечающая за жизнь тела, бытий-

ствующая на материальном уровне существования. Душевный уровень — это в первую очередь сфера социального взаимодействия, область науки и культуры. И духовный, где мы выходим в область незримого и нетвар-ного» . Анализ летописного материала выявляет отражение в книжной традиции всех этих уровней: «В древнерусский период душа обладала полифункциональной структурой: она являлась жизненным центром, участвовала в эмоциональной, ментальной и речевой деятельности, с ее помощью строились отношения между человеком и другими людьми, между человеком и Богом, поскольку душа <…> выступает в качестве органа, регулирующего нравственно-религиозную жизнь личности» . Однако дискурсный материал представляет только две первых «ступени», не проявляя душу как связующее звено между человеком и Богом. Возможно, причиной этого является тематическая специфика материала, собираемого Топонимической экспедицией, не предполагающая специализированного диалога с диалектоносителями на данные темы.

Несмотря на то, что душа является источником желаний и воли человека, его посмертное существование дает картину, скорее, телесного бытия, душа же начинает представлять собой отвлеченного от него субъекта: Ходит не сам человек, это летает душа. Она летает, не знает, где место найти, где вот её примут (Влг: Баб). Дискурс же, описывающий жизнь после смерти, вообще, как правило, не использует ни слова душа, ни слова человек: та сущность, что ведет посмертное существование, называется он: Утром в сорочины сойдут на могилку. Зовут его в дом на угощенье (Влг: Баб), Мочалку и мыло кладёшь под подушку. В левую руку носовик — он им утирается, а правую — ничего, он ею здоровается (Там же). В данном случае снова возникает мотив телесного поведения, однако осуществляет это поведение некая сущность, отличная от души, но ведущая, подобно ей, вечную жизнь.

Контекстные партнеры души задают ее пространственную характеристику. Объекты домашнего быта определяют вертикаль, где «нормальным» представляется более высокое расположение души по отношению к телу: Сидит душа на заборке или на печке и ждёт, когда кто-нибудь зайдёт (Костр: Пав); До сорокового дня душа ходит по земле. Вечером стук можно услышать, гром на чердаке (Костр: Пав). Связь души с печью как единственным вертикальным путем проявляется также

одна. Из дому не трогай ничего и никогда». Они, вишь, пай берут из дома, как этак не направишь (Влг: Тот);

— в рассказе, демонстрирующем параллель печи как жизненного «органа» дома с «душой», как витальной силой человека: Печка в доме сердце. Вот у нас один Ванька Чёрный мужику печку выложил, который сильно ему не нравился, так печка воет и свистит, душу высвистывает. Вот у него за год полсемьи вымерло — это печка душу звала (Влг: Баб.) (См. об этом также: ).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

На вертикальную позицию души указывает и фразеологическая сочетаемость: из души / духа спуститься ‘умереть’ (Арх: В-Т, Пин), — причем в данном случае контекст дает представление о движении именно тела, а душа выступает как неподвижная составляющая, «зафиксированная» где-то вверху. Однако некоторые контексты указывают и на другое расположение души и тела, их пространственную близость, неразрывность даже при посмертном разделении: А после сорокового дня в землю уж уйдёт, домой, на место. Тут уж ничего не собирают дома, ходи только да поминай на кладбище. <а в небо когда пойдёт?> — это дело еённое, это уж ей когда слюбится. Хозяин-барин. А так она все равно уж с телом не расстается. А тут она с домом простится — и пойдёт на место. А в земле. Бог уж знает, где ей любо, на небе ли где (Влг: Тот).

Контекстные партнеры души манифестируют «привязанность» ее к дому. Связь эта представляется амбивалентной: с одной стороны, душа связана с домом как местом обитания человека (см. в контекстах, приведенных выше: она приходит к дому, стучит на чердаке, сидит на печи и т. д.). С другой — она обладает собственным «домом»: А после сорокового дня в землю уж уйдёт, домой, на место (Влг: Тот). И даже в загробном существовании душа получает свой дом, хоть даже и «коллективный», а также «компанию», «семью»: Ходит не сам человек, это летает душа. Она летает, не знает, где место найти, где вот её примут. Ко мне тятя ходил во сне. Придёт, скажет: «Куда ни приду, нигде меня не спускают. Скоро определят уж меня в другой барак!» Душа ищет людей, которые её примут. Её умершие должны принять, как в бригаду свою. А примут какие на неё похожие, так уж там и живёт вечно, бесконечно (Влг: Баб).

В номинации двоедушник ‘оборотень’ (Днем как человек, а ночью волком бегат, вот двоедушник-то (Арх: Лен)) можно увидеть представление о том, что душа не является прерогативой человека, животные также об-

ладают ею. Ср.: «У животных есть душа, но животная. А у человека душа человеческая, высшая, как и сам человек <…> В человеке надо различать душу и дух» . Однако для народного сознания (по крайней мере, на исследуемой территории), по-видимому, не актуально противопоставление «души» и «духа». Это проявляется и в легкой взаимозаменяемости соответствующих слов в схожих контекстах (Из души спустилася (Арх: В-Т); Все уж пали, вымерли, спустилися из духа (Арх: Пин)), и напрямую, в объяснениях диалектоносителей: Дух Святой — это и есть душа (Влг: Тот); Никак её не заметишь, душа, дух она, так чего заметишь? (Там же).

Контекстов со словом дух фиксируется существенно меньше, при этом высказывания, содержащие данную лексему, тяготеют к почти дословному цитированию текстов Священного Писания: В сентябре опять Успленьев День, 21 сентября. Вот Мати-то Божья успела. На нее пришел странничек, говорит: «Ты родишь сына». А она ему отвечает: «Как я тебе могу родить сына, когда я не имею мужа?» А ей этот странничек и сказал: «На тебя нанесет Святой Дух, ты родишь спасителя мира и наречешь ему имя Иисус» (Влг: Тот) <ср.: «И сказал ей Ангел: <…> И вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус <…>. Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю? Ангел сказал ей в ответ: Дух Святый нанесет на Тебя.» >; После Троицы еще большой праздник был — Духов День. Дух живой над рекой летает, его и не увидит никто <Ср.: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» >.

Душа предстает как предмет в глагольной сочетаемости: Душу на исповедание припасали, грехи сдавали (Костр: Мак); С пьяницами нечего душу заматывать (Костр: Вох). Однако в целом в речевом представлении почти не встречается контекстов, где душа выступала бы как объект, а не субъект действий, что отличается от исторической книжной традиции, где фиксируются контексты типа «аще кто положить дшю свою за другъ свои, можеть мои оученикъ быть» (И. л.); «ти тако скончашася, предавше своя-душа господеви» (Н. л.) и др. (см. Кондратьева, 2004, с. 146—147).

3. Бог как генерализующий образ духовной сферы

Одним из ключевых моментов представляется идея «многобожия», проявленная грамматически (использование слова во множественном числе) и лексически (сочетаемость с порядковыми числительными и указательными местоимениями). Основной причиной представляется размытость значения слова Бог, недифференцированность его с рядом других

понятий из сферы духовного и шире — просто нематериального, наложив-шаяся на языческую традицию. Можно выделить следующие пары:

— Бог / святой: Иисус Христос — первый бог, а Николай Чудотворец — второй бог (Костр: Окт); причем включение в ряд богов доказывается через наличие религиозной атрибутики: Феодосий Преподобный — он ведь бог, вон иконка стоит (Влг. Тот). Такое восприятие (вкупе с логикой доказательства) может вызывать диссонанс и для самого диалекто-носителя, вступая в противоречие с установкой о единстве Бога: А ведь один Бог, вроде, есть, а на картинках много нарисовано (Костр: Окт); Это видишь, церковные праздники, и тут его нету. Это как… в честь такого-то Бога, как день рожденья ему (Костр: Вох). В последнем случае грамматически создается картина многобожия, причем указанный бог противопоставляется церковной традиции.

— Бог / библейский персонаж: Боги там, один над другим что-то держит — Адам Еву хочет прибить; Учёные говорят, там горы какие, вот и пятна, а в народе считается, что брат брату голову рубит, два бога это, братья, а поругались (о пятнах на Луне) (Костр: Кад).

— Бог / сверхъестественное существо: Этот человек верит двум богам: Иисусу Христу и нечистой силе. Она ходила в церковь, но и нехорошие ей покоя не давали (Влг: Тот).

— Бог / стихия: Охлупень сверху положат — так уж никакими богами не сдует крышу (Арх: Уст).

Последнее представление присутствует также и в контекстах, представляющих стихийность и погодные явления как атрибуты Бога: Поднимается Иисус Христос на небеса и тепло нам отпускает (Влг: Ник); Он ходит и каждому в избу заходит. От Пасхи до Рождества. Только его не видно. А вознесется — будет нас помиловать дождем

За счет контекстной сочетаемости в диалектном дискурсе проявляется идея очеловечивания Бога. Ему приписываются человеческие культурные атрибуты: Это как… в честь такого-то Бога, как день рожденья ему (Костр: Вох).

Также анализ контекстной сочетаемости дает представление о волеизъявлении Бога в отношении всех проявлений земной жизни: Медовая роса-то быват не на кажной ёлке, а каку бог выбрал (Влг: Нюкс); Буча-ги — как пруды, они не выкопанные, а сотворены богом (Костр: Ней).

Так же, как и в случае с душой, локализация Бога амбивалентна. С одной стороны, он находится рядом с человеком и вписан в человеческое пространство: Он ходит и каждому в избу заходит. От Пасхи до Рождества. Только его не видно (Влг: Тот). Данное пространство является предельно «своим», реализуясь в сферах домашнего быта и местного локуса. В первой из них в качестве контекстных партнеров Бога выступают наиболее важные, «опорные» блюда и продукты: хлеб, молоко и овсяный кисель: Кисель варили в Вознесеньев день. От киселя-то пар, и на этих парах поднимается Иисус Христос на небеса и тепло нам отпускает (Влг: Ник); В хлебе дырочка или что-то такое, это боженька ночевал (Костр. Окт). Для второй же сферы характерно включение библейских событий в местнозначимый хронотоп: Господь дал потоп, после потопа все сюда понаехали: печенеги, бары, татары (Костр: Буй); Богородица опять побежала, а впереди река. Она так измолилася: «Господи, дай мне третью руку. Одной-то рукой Христа надо держать, а двум-то рукам грести». Богородица-троеручица-то, коль так. «А бабушка, какая река?» А бабушка: «Так Волга, какая ещё-то!» (Влг: Шексн). Таким образом, можно говорить о стремлении народного сознания «приблизить» Бога, сделать ощутимым его самого и свидетельства его существования, пребывания в мире.

Но в то же время в контекстах проявляется представление и о пространственной отдаленности Бога: Хоть он и кстится, а до Господа Бога не доходит (Влг: В-Уст); Гонтай (шнур с нательным крестом) на тебе — как бог рядом (Влг: Чаг). Последний случай за счет сравнения, выраженного союзом как, демонстрирует идею иной картины, где человек и Бог

удалены, но возникает ощущение их сближенности. В контекстах, проявляющих дистанцированность Бога и человека, дается представление о их «вертикальной» связи: Я не могла быстро схватиться за Бога, всё как груз какой-то был — я при коммунизме была воспитана так. А сейчас все так быстро за Бога схватились. Я 70 лет прожила — и ко мне бог спустился — так я постепенно пришла, не сразу верить, получается, стала (Костр. Вохма). В данном высказывании стоит подчеркнуть мотив легкости, сопряженной с верой и проявляющийся также в выражении груз грехов. Также характерна материальность Бога, восприятие его как объекта, за который можно «схватиться».

Контекстными партнерами Бога, выступающими в одной семантической функции и фигурирующими в схожих высказываниях, являются черт и персонажи языческой низшей демонологии — домовой и леший. В общенародном языке привычной является конструкция черт / бог знает. В диалекте же контексты, допускающие замены, более вариативны: Не было позоры, так чёрт принёс, или бог принёс, скажут, пословица такая (Арх: Прим); Поклянёмся плохими словами — чёрт-от, бог ли жениха покажет (Влг: Баб); Есть у нас на болотах такие места, где, говорят, бог водит, кружает (Влг: Ник). Возможно проведение параллелей, умозаключения на основании сходства, причисления понятий к одной категории: Бог один, так и суседушко, наверное, один (Костр: Пав) и даже полного объединения их: Дедушко-суседушко нами руководит. Когды чего неладно, так ты злис-ся, так бы и заколол <.. .> А он тебя утихомирит <.. .> Без Бога не до порога <…> А что Бог, то и дедушко-суседушко (Влг: Тот).

4. Овеществление греха в народной традиции

Как отмечает С. М. Толстая, «народная нравственность, как и народное христианство, одновременно и расширяет, и конкретизирует (материализует) христианское понятие греха, придает ему нередко предметную, специфическую направленность» . В дискурсе такая материализация получает два способа воплощения:

1. Представление о грехе как материальном объекте. Понимание греха как внутренней, нравственной категории и в то же время стремление «овеществить» его приводят к появлению высказываний, в которых грех предстает как то, что ближе всего к телу человека — одежда и грязь: Лучше ничё не сделашь, только грех на себя оденешь (Влг: В-Важ); В Крещенье женщины в иордане купались, грехи смывали (Арх: Вин). Как абстрактная вещь, допускающая передачу от одного человека другому, грех предстает в уже приведенном выше контексте, описывающем исповедь: Душу на ис-

поведание припасали, грехи сдавали (Костр: Мак); Я сдала грехи в Пасху. В церкву ходила, перед попом стояла (Влг: Баб).

2. Отождествление определенного материального объекта с грехом. В данном случае грех понимается как тот или иной продукт, употребление которого является нарушением религиозных поведенческих норм. В качестве такового выступают алкоголь и масло (в последнем случае происходит расширение восприятия с периода поста на все ситуации в целом): Нельзя носить греха на кладбишше. <…> Не давали греха детям и родителям. <…> Будешь носить греха — в ад попадешь (об алкоголе) (Костр: Пав); Греха какого тебе в кашу-то? (о масле, сметане и пр.) (Костр: Пав).

Расширение представлений о греховности происходит также и в социальной сфере. Если «грехом в христианстве считается нарушение отношений между человеком и Богом, проступок, противоречащий божественному порядку» , то в народном сознании грехом становится сам человек, нарушающий нормы социального поведения: Аред всё загребает. Ад, аред, ашпид, акид — всё похожие слова, всё грехи называют (Костр: Пав).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

5. Представления о загробном мире как бюрократической системе

В рамках данной статьи хотелось бы остановиться только на одном аспекте в описании посмертного существования человека — его структурированности и наделенности чертами официальной организации. Такое восприятие проявляется через указание конкретных пространственных (коридор) или структурных (организация) реалий «учреждения», характерную глагольную лексику (определить, распределить), а также через общую безличность субъекта (субъектов), присутствующую при описании определения посмертной участи: Попадают в колидор, где делят, кого в рай, кого в ад. Стоят в колидоре, ждут, когда их распределят (Костр: Пав); Нельзя никуда уходить ночевать из дома до сорокового дня после смерти. Потому что душа еще живет дома. Потом она улетает на небеса. У них там своя организация: если родных нет, то вниз. Если есть, то к Богу отправляют (Влг: Кад). Стремление «освоить», сделать по-

нятным и постижимым концепцию посмертного существования приводит к описанию «того света» в реалиях конкретной эпохи — советского периода с присущими ему бытовыми и социальными чертами: Ходит не сам человек, это летает душа. Она летает, не знает, где место найти, где вот её примут. Ко мне тятя ходил во сне. Придет, скажет: «Куда ни приду, нигде меня не спускают. Скоро определят уж меня в другой барак!» Душа ищет людей, которые её примут. Её умершие должны принять, как в бригаду свою. А примут какие на неё похожие, так уж там и живёт вечно, бесконечно (Влг. Баб). Можно предположить, что в данном случае происходит сближение двух «высоких» сфер: духовной жизни и административного устройства. Подтверждение возможности такого сопоставления обнаруживается и в приведенном выше высказывании: Бог — это человек был, а потом его перевели на Бога (Влг: К-Г), где также прослеживается восприятие религиозной категории через административно-структурную реалию (Бог как должность).

6. Выводы

1. В народном сознании сфера духовного, к которой относятся Бог и душа, обладает амбивалентным локусом: ее объекты воспринимаются и как находящиеся в непосредственной близости от человека, активно взаимодействующие с его жизненным пространством, и как обладающие собственной «вертикальной» локализацией, расположенные выше, чем область человеческого.

2. Основным способом осмысления и освоения духовных категорий в народном сознании является своеобразное их «очеловечивание» посредством приписывания человеческих свойств и через сочетаемость их с материальными контекстными партнерами.

3. В осмыслении духовных категорий народное сознание следует двумя путями, первый из которых (присущий таким категориям, называемым душа и грех) предполагает конкретизацию и материализацию понятий, другой же (наблюдаемый в случае со словом Бог), стремится к генерализации значения, обобщению всей сферы духовного в одном слове.

Источники и принятые сокращения

5. СРЯ XVIII в. — Словарь русского языка XVIII века. — Ленинград : Наука. Ленинградское отделение, 1984—… . — Вып. 1—… .

Литература

1. Андрюнина М. А. Дымоход в верованиях и обрядах Полесья / М. А. Андрю-нина // Живая старина. — 2010. — № 3(67). — С. 27—29.

4. Королева Е. Е. Отражение мифологических и христианских представлений о болезни в свете языковых данных (старообрядцы Латгалии) / Е. Е. Королева // Этнолингвистика. Ономастика. Этимология : материалы III Международной научной конференции. Екатеринбург, 7—11 сентября 2015 г. / отв. ред. Е. Л. Березович. — Екатеринбург : Издательство Уральского университета, 2015. — С. 150—152.

5. Егоров Г. Проблема дихотомии-трихотомии человеческой природы и парадокс личности в антропологии святителя Феофана (Доклад на Всероссийской научно-практической конференции «Святитель Феофан Затворник — основатель христианской психологии», посвященной 200-летию свт. Феофана Вышенского Затворника (5—7 февраля 2015 г., Санкт-Петербург)) / Г. Егоров. — Режим доступа : http://orthodox.education/problema-dikhotomii-trikhotomii-chelovecheskoj-prirody/.

7. Кубрякова Е. С. Язык и знание : на пути получения знаний о языке : части речи с когнитивной точки зрения : роль языка в познании мира / Е. С. Кубрякова. — Москва : Языки славянской культуры, 2004. — 560 с.

11. Толстой Н. И. Очерки славянского язычества / Н. И. Толстой. — Москва : Индрик, 2003. — 624 с.

14. ЧернейкоЛ. О. Лингвофилософский анализ абстрактного имени / Л. О. Чер-нейко. — Москва : ЛИБРОКОМ, 2010. — 272 с.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Soul, God, Sin and Afterlife in Dialect Discourse of Volga-Dvina Interviuve1

Key words: discourse; popular culture; world picture; religion; dialect; spiritual categories.

Material resources

Andryunina, M. A. 2010. Dymokhod v verovaniyakh i obryadakh Polesya. Zhivaya starina, 3 (67): 27—29. (In Russ.).

Cherneyko, L. O. 2010. Lingvofilosofskiy analiz abstraktnogo imeni. Moskva: LIBRO-KOM. (In Russ.).

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *