29 октября 2017 года в Музее истории города Ярославля в рамках совместного проекта «Путешествие в страну Культуры» Музея и Ярославского Рериховского общества «Орион» была представлена программа «Образ Преподобного Сергия Радонежского в русской культуре». Ведущий программы – председатель Ярославского Рериховского общества «Орион», член президиума Ярославского областного отделения ВООПИиК С.В.Скородумов. В программе принял участие сотрудник общества А.В.Кононов.

«Как бы ни болело сердце русское, где бы ни искало оно решения правды, но имя Святого Сергия Радонежского всегда останется тем прибежищем, на которое опирается душа народа», – писал всемирно известный художник, философ, путешественник и общественный деятель Н.К.Рерих.

Ярославцы с особым чувством хранят память о Преподобном. Святой Сергий родился в 1314 году в семье именитых бояр Кирилла и Марии в местечке Варницы, которое расположено под Ростовом Великим. С.В.Скородумов познакомил зрителей с историй Троице-Варницкого монастыря, который основан в 1437 году на месте рождения Преподобного Сергия.

Именно в Варницах произошла удивительная встреча отрока Варфоломея (будущего Преподобного Сергия) со Старцем. Этот сюжет отобразили в своем творчестве многие мастера искусств. Картина русского художника М.В.Нестерова «Видение отроку Варфоломею» стала первой из цикла его работ, посвящённых Сергию Радонежскому. Скульптор В.М.Клыков воплотил этот сюжет в памятнике, который установлен в Радонеже. Ярославский художник В.А.Бутусов написал картину «Варфоломей и Старец».

Дивный облик Сергия, его деяния во все времена привлекали к себе сердца писателей, художников, поэтов. «Вглядываясь в русскую историю, в самую ткань русской культуры, мы не найдём ни одной нити, которая не приводила бы к этому первоузлу; нравственная линия, государственность, живопись, зодчество, литература, русская школа, русская наука – все эти линии русской культуры сходятся к Преподобному Сергию», – утверждал священник и ученый о. Павел (Флоренский). О Сергии с любовью и восхищением писали В.О.Ключевский, Е.Н.Трубецкой, Н.М.Карамзин, П.А.Флоренский, В.Г.Распутин, Д.С.Лихачев и многие другие представители передовой русской интеллигенции.

Духовная деятельность Сергия Радонежского относится к тяжелому времени раздробленности Руси и нашествия монголо-татарских завоевателей. Почувствовав неповторимость и важность исторического момента, Преподобный благословил князя Дмитрия Донского на Куликовскую битву с полчищами Мамая и предсказал князю победу. Этот сюжет показан в работах многих художников. Его отобразили в своих картинах А.Д.Кившенко, В.А.Челышев, Ю.М.Ракша и многие другие художники.

Монастыри, основанные самим Сергием и его учениками, более точно можно было бы назвать не только религиозными, но и трудовыми общинами, где выковывался дух русского народа. Сколько таких духовных магнитов, связанных с именем и памятью Преподобного Сергия, находится на Руси! До сих пор эти места притягивают людей, стремящихся к Высшему смыслу жизни.

Святой Сергий был высоко почитаем в семье Рерихов, которые видели в нем своего Учителя и свою жизнь строили по его заветам. Елена Ивановна Рерих под псевдонимом Н.Яровская написала прекрасный очерк «Преподобный Сергий Радонежский». Многие картины Николая Константиновича Рериха связаны с именем и образом Преподобного. «И мы не боимся», «Церковь Сергия», «Святой Сергий», «Сергиева пустынь», «Сергий-строитель», «Часовня Святого Сергия на перепутье», «Сам вышел», «Мост славы» – вот названия только некоторых из них. Николай Рерих впервые показал на своих полотнах Сергия как труженика, общинника, строителя русской духовной культуры.

«Через многие тяжкие испытания прошла Земля Русская, но все они лишь послужили к ее очищению и возвеличению – так было, так будет. Сильна Россия мощью Светоносного Вождя и Хранителя своего!..», – писала Елена Ивановна Рерих в 1934 году в очерке «Преподобный Сергий Радонежский».

«Одним из отличительных признаков великого народа, – говорил академик В.О.Ключевский в 1892 году, – служит его способность подниматься на ноги после падения. Как бы ни было тяжко его унижение, но пробьет урочный час, он соберет свои растерянные нравственные силы и воплотит их в одном великом человеке или в нескольких великих людях, которые и выведут его на покинутую им, временно, прямую историческую дорогу». Именно таким человеком и стал для России Преподобный Сергий. Его образ на протяжении многих веков вдохновляет русский народ на защиту Родины и является путеводным на нелегких исторических перекрестках, через которые проходит Россия.

УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ КАЗАНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА Том 152, кн. 2 Гуманитарные науки 2010

УДК 821(091)

ИЗУЧЕНИЕ «ЖИТИЯ СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО»

В ОТЕЧЕСТВЕННОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ 90-х ГОДОВ XX ВЕКА

Е.Ю. Липилина Аннотация

В статье определяются основные направления исследования «Жития Сергия Радонежского» в 90-е годы XX в. и делается вывод о том, что наступивший в науке в условиях сложившейся общественно-исторической обстановки период «освобождения от догм» способствовал смещению акцентов в исследовании данного памятника в сторону раскрытия его духовно-религиозного аспекта.

Ключевые слова: история русского литературоведения, древнерусская агиография, «Житие Сергия Радонежского».

«Житие Сергия Радонежского» — одно из самых исследуемых произведений древнерусской агиографии, которое привлекает внимание специалистов разных областей науки на протяжении нескольких веков. Актуальной является задача выстраивания истории изучения жития в отечественном литературоведении. В настоящей статье мы предприняли попытку выявить специфику исследовательского подхода к данному памятнику в 90-е годы XX в., поскольку в 1992 г. в России отмечалось 600-летие со дня кончины Сергия Радонежского и было опубликовано большое количество работ, посвященных Преподобному.

Важно обратить внимание на наметившуюся еще в то время тенденцию к обобщению всех наиболее известных агиографических текстов, переложений биографии Сергия Радонежского и систематизации научных работ, ему посвященных (см. ). Многие ученые указывали на отсутствие отвечающей современным требованиям библиографии литературы о святом. Более детально этот вопрос освещался Р.Б. Бутовой (доклад «500-летие Преподобного Сергия в русской исторической литературе») (см. ). В 1993 г. была предпринята попытка дать краткий обзор литературы, вышедшей к 600-летнему юбилею Преподобного (см. ). Однако, насколько нам известно, полной библиографии работ о Преподобном до сих пор нет, хотя ее создание остается по-прежнему актуальной задачей.

Цель настоящей статьи — выявить основные направления работ, посвященных изучению «Жития Сергия Радонежского». Объектом исследования стали труды, опубликованные в России в 90-е годы XX в.

Прежде всего необходимо дать краткую характеристику состояния общества и науки рассматриваемого исторического периода. В начале 90-х годов

российская наука претерпела ряд значительных изменений: освобождение от идеологических догм, снятие «запретных» тем позволили открыто заговорить о духовном аспекте при изучении всей русской литературы, особенно агиографии (многие научные проблемы стали рассматриваться сквозь призму религиозно-нравственных идей). Долгий этап неприятия и замалчивания религиозных идей в обществе обострил проявившуюся в 90-е годы XX в. тягу к духовным проблемам, поиску нравственного идеала.

Произошедшая смена парадигм особенно отразилась на гуманитарных науках, в частности на таком направлении литературоведения, как изучение древнерусской литературы. В советские годы в условиях жесткого контроля и идеологического давления агиографией как таковой заниматься было крайне трудно. В начале 90-х годов перед медиевистами открылись большие перспективы, они обрели право свободно обсуждать ранее «запретные» темы.

Закономерно, что при обращении к «Житию Сергия Радонежского» в рассматриваемый период более пристальное внимание уделялось осознанию роли Сергия Радонежского в духовной сфере, оценке его нравственного учения. Благодаря этому во многих статьях отсутствует строго научный анализ литературного памятника, большинство из них представляют собой скорее публицистические очерки.

В этом смысле показателен сборник «Сергий Радонежский» (см. ), в котором опубликованы жизнеописания Сергия Радонежского и связанных с ним подвижников, литературные произведения, посвященные Преподобному, а также статьи писателей, философов и богословов.

В условиях идеологической свободы стал возможен диалог между Церковью и светской наукой, о чем свидетельствует проведение международной научной конференции «Преподобный Сергий Радонежский и традиции русской духовности». В докладах участников неоднократно звучала мысль о необходимости обращения к опыту дореволюционных отечественных ученых, многие из которых были незаслуженно забыты в советские годы.

В этой связи особое место среди вышедшей к юбилею литературы занимают репринтные переиздания книг, опубликованных на рубеже XIX — XX вв. Так, неоднократно в разных сборниках (см. ) встречается очерк В.О. Ключевского «Значение Преподобного Сергия для русского народа и государства».

Академическое литературоведение рубежа XIX — XX вв. в целом отличалось высоким уровнем развития текстологии — одной из самых сложных и в то же время важных филологических наук. Актуальной и трудноразрешимой проблемой для медиевистов в отношении «Жития Сергия Радонежского» является атрибуция текста. Этот вопрос связан с выявлением части произведения, принадлежащей первому агиографу святого — Епифанию Премудрому, и ее отделением от позднейшей редакторской правки Пахомия Логофета. У истоков текстологической и издательской линии в изучении Жития Прп. Сергия стоят работы В.О. Ключевского, Н.С. Тихонравова и др.

Расцвет русской религиозной философии в первой трети XX века способствовал дальнейшему проникновению древнерусского памятника в мир. Г.П. Федотов, посвятивший Сергию Радонежскому одну из глав своей книги «Святые

Древней Руси», сумел показать органическую связь учения «великого старца» с традицией древнерусского монашества, дать краткий обзор его заветов.

В 20-30-е годы в советском литературоведении и исторической науке преобладал вульгарно-социологический подход, анализ житий зачастую сводился к определению жизненной достоверности произведения и отражения в нем общественно-исторических реалий своего времени. Так, обращение к образу Преподобного было связано, как правило, с разработкой различных гипотез о его роли в идейной подготовке Куликовской битвы и т. д.

Это положение стало меняться к середине XX в., когда в отечественной медиевистике начался процесс более пристального и глубокого изучения памятников агиографии, был поднят вопрос о необходимости выявления художественного своеобразия житийной литературы. Наиболее значительные успехи были достигнуты в определении отличительных черт риторико-панегирического стиля и характерных признаков писательской манеры агиографа-новатора Епи-фания Премудрого.

В советское время стали активно изучаться связи древнерусской литературы и искусства. Обращаясь к «Житию Сергия Радонежского», искусствоведы анализировали преимущественно установление Преподобным особого почитания Троицы, влияние на него мировоззренческих установок исихазма и др.

Рассматриваемый нами период отмечен дальнейшим развитием традиций академического и советского литературоведения.

К юбилейным торжествам вышли многочисленные издания пересказов «Жития Сергия Радонежского». В этой связи следует обратить внимание на сборник «Жизнь и житие Сергия Радонежского», составленный В.В. Колесовым (см. ). В первой его части представлены оригинальный текст «Жития Сергия Радонежского» и его позднейшие переложения. Вторая часть включает в себя работы историков и философов (В.О. Ключевского, П. Флоренского, С. Булгакова, В. Соловьева и др.), посвященные проблемам русской государственности и основам православия. Таким образом, происходит постепенный отход от конкретного жизнеописания святого к проблемам национального самосознания. Приведенные выдержки из трудов различных ученых и мыслителей дают читателю возможность ретроспективного взгляда на русскую историю сквозь призму отношения в различные ее эпохи к духовному наследию Преподобного.

В послесловии к сборнику В.В. Колесов (см. ) поясняет его общую концепцию, показывая, что в истории культуры русский Сергий Радонежский существует и как «историческое лицо», и как «образ литературы», и как «идеальный лик». Однако во всех его проявлениях «лик» Варфоломея-Сергия, по мнению исследователя, создан народом. Таким образом, у читателя формируется представление о разносторонней, но внутренне цельной личности Преподобного.

Для литературоведения 90-х годов XX в. характерен также особый интерес к выстраиванию наиболее полной и достоверной биографии Сергия Радонежского. Специфика «перестроечного» времени сказалась в том, что ученые-историки, обращающиеся к житию, стремятся осмыслить духовную роль и значение фигуры Преподобного (см. ).

С точки зрения филологии исторические исследования, посвященные «Житию Сергия Радонежского», важны тем, что содержат в себе ценные текстологические разыскания, затрагивают вопросы атрибуции текста. В ряде работ Б.М. Клосса (см. по ) выстраивается хронология жизни Преподобного с опорой на открытия современной исторической науки. В вышедшем в 1998 г. первом томе «Избранных трудов» Клосса, посвященном «Житию Сергия Радонежского» (см. ), приведено большое количество вновь открытых редакций текста памятника, которые классифицированы и исследованы по текстологическим и палеографическим особенностям.

Данный труд встретил резкую критику со стороны В. А. Кучкина, который опубликовал на страницах журнала «Древняя Русь. Вопросы медиевистики» статью «Антиклоссицизм» (см. ). В ней он с большой степенью доказательности опроверг ряд основных положений и выводов ученого.

Несмотря на усилия ученых восстановить историю текста древнего «Жития Сергия Радонежского», многие из поставленных в дореволюционных трудах текстологических вопросов остаются открытыми. Их дальнейшему решению служат работы ученых-филологов, в которых рассматриваются особенности стиля Епифания Премудрого, в том числе и в «Житии Сергия Радонежского». Проведенный анализ так называемой Пространной редакции жития позволил

В.М. Кириллину (см. по ) выдвинуть гипотезу о том, что первые десять глав принадлежат перу Епифания Премудрого. Сопоставив их с последующими двадцатью главами, написанными Пахомием Логофетом, он установил структурно-текстологические особенности письма Епифания.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Часть исследователей выявляют характерные черты образа Сергия Радонежского через его сравнение с другими подвижниками веры. Д.С. Лихачев предпринял попытку типологического сравнения двух наиболее значительных фигур итальянского и русского Предвозрождения — Франциска Ассизского и Сергия Радонежского (см. ). Тем самым он продолжил линию типологического изучения древнерусской и западноевропейских литератур (намеченную в 80-е годы XX в. Е.Н. Купреяновой, Г.П. Макогоненко, А.Н. Робинсоном и др.). Ученый выделил сходства и различия между типами двух святых, связанные с национальными особенностями религиозной жизни. При характеристике образа Сергия Радонежского исследователь акцентировал внимание на его трудолюбии, бедности, назвав его одним из самых популярных среди русского крестьянства подвижников. Как известно, такой социологический подход не совсем оправдан при рассмотрении образа святого человека. С нашей точки зрения, в своих суждениях Д.С. Лихачев не всегда последователен, сделанные им выводы не бесспорны и в целом статья носит характер кратких заметок.

Наиболее значимым трудом по изучению древнерусской агиографии, в частности «Жития Сергия Радонежского», является исследование В.Н. Топорова «Святость и святые в русской духовной культуре» (см. ). Оно представляет собой одну из немногих удачных попыток построить концептуальную историю русской святости без клерикализма и излишней политизированности. Тем самым Топоров выступил продолжателем традиций Г.П. Федотова, заложенных им в работах по исследованию феномена святости.

Топоров подробнейшим образом рассматривает личность Преподобного, тип праведности, им явленный, идею его духовного подвига и текст, опосредованный им. При этом основное внимание исследователя направлено на «уяснение психологии святого подвижника, вскрытие «невидимой” части религиозного подвига» .

Центральной фигурой первого тома топоровского исследования стал преподобный Феодосий Печерский, а второй посвящен Сергию Радонежскому и его житию, составленному Епифанием Премудрым. Обоих героев объединяет явленный ими тип святости — «труженичество во Христе, понимаемое как творческое собирание души, духовное трезвение, забота о мире, чтобы он не остался вне света Христова.» . По мнению ученого, личность Сергия Радонежского занимает исключительное место в отечественной культуре, как духовной, так и светской.

Плодотворным направлением, продолжающим развиваться в конце XX в., является сопоставление литературных памятников с произведениями изобразительного искусства. В этой связи следует остановиться на работе В. Брюсовой (см. ), в которой проведен сопоставительный анализ житийных икон Сергия Радонежского.

Подытожим сказанное. В работах ученых конца XX в. мы видим развитие идей, решение задач, поставленных в трудах отечественных ученых как дореволюционного, так и советского периодов, что подтверждает мысль о наследовании традиций в процессе развития науки. Тем не менее, несмотря на активно развивающееся текстологическое изучение «Жития Сергия Радонежского», исследование особенностей стилистической манеры Епифания Премудрого, попытки типологического анализа, многие статьи не носят строго научного характера и напоминают публицистические очерки, содержащие эмоциональный отклик их авторов на события своего времени.

В то же время обострение интереса к интерпретации житийной литературы сквозь призму ее религиозного содержания не только вызвано конкретно-историческими условиями, но и вытекает из самого процесса развития науки. На протяжении XIX — XX вв. духовная составляющая агиографии часто оставалась вне поля зрения ученых. Хотя «Житие Сергия Радонежского» всегда было в центре внимания как литературоведов, так и историков и искусствоведов, в целом изучение оставалось «внешним», литературно-историческим (некоторым исключением могут служить работы В. А. Грихина), без достаточного внимания к проблемам святости как категории духовной жизни.

Этот пробел стал активно восполняться к концу двадцатого столетия. В 1990 г. в России была опубликована книга Г.П. Федотова «Святые Древней Руси», в 1998 г. — фундаментальный труд В.Н. Топорова «Святость и святые в русской духовной культуре», в которых при рассмотрении житийной литературы раскрывается духовный аспект русской святости, предпринята попытка выстроить ее типологию. Тем самым подтверждается тезис о том, что развитие науки идет не только путем следования традиции, но и через вступление с ней в определенную полемику.

Таким образом, мы можем сделать заключение о том, что в 90-е годы XX в. в отечественном литературоведении при рассмотрении «Жития Сергия Радонежского» собственно филологический анализ вытесняется рассмотрением проблем духовности и национального самосознания, поиском в данном памятнике нравственных идеалов, что более характерно для публицистических работ.

E.Yu. Lipilina. Russian Literature Studies on «Life of Sergey Radonezhsky” in 1990-s.

Key words: history of Russian literature studies, Old Russian hagiography, «Life of Sergey Radonezhsky”.

Литература

4. Сергий Радонежский: Сб. / Сост. В.А. Десятников. — М.: Патриот, 1991. — 539 с.

5. Жизнь и житие Сергия Радонежского / Сост., посл. и комм. В.В. Колесова. — М.: Сов. Россия, 1991. — 368 с.

6. БорисовН.С. И свеча бы не угасла. — М.: Мол. гвардия, 1990. — 301 с.

7. Клосс Б.М. Избранные труды. — М.: Языки рус. культуры, 1998. — Т. 1. Житие Сергия Радонежского. — 568 с.

8. Кучкин В.А. Антиклоссицизм // Древняя Русь. Вопр. медиевистики. — 2002. — № 2. -С. 113-123; № 3. — С. 121-129; № 4. — С. 98-113; 2003. — № 1. — С. 112-118; № 2. —

С. 127 — 133; № 3 — С. 112-130; № 4. — С. 100-122.

9. Лихачев Д. С. Сергий Радонежский и Франциск Ассизский // Наука и религия. -1992. — № 1. — С. 8-10.

11. Брюсова В. Деяния Сергия Радонежского в зримых образах житийных икон // Сергий Радонежский: Сб. — М.: Патриот, 1991. — С. 440-452.

Поступила в редакцию 16.02.10

Липилина Елена Юрьевна — аспирант кафедры русской литературы Казанского государственного университета.

ПРЕПОДОБНЫЙ СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ

СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ (в миру Варфоломей) (1314, с. Варницы близ Ростова Великого — 25 сентября 1392, Троицкий монастырь) — древнерусский подвижник. Канонизирован Русской Православной Церковью. Был, по словам летописца, «всей Русской земли учителем и наставником». Его родители Кирилл и Мария (канонизированы в 1992) переселились в Радонеж, на земли Московского княжества, в конце жизни постриглись в Хотьковском Покровском монастыре, где и погребены. Юный Варфоломей принял монашество с именем Сергий, поселился в глухом лесу на холме Маковец, где воздвиг деревянный храм во имя Св. Троицы. Основанная им обитель стала сакральным центром России, сам он — «Ангелом земли Русской» (П. -А. Флоренский). Введя общежительный Студийский устав, преподобный возродил монашество, направив его на духовное, нравственное, социальное служение Отечеству. Им, его учениками и последователями создана «Северная Фиваида», преобразившая глухой лесной край. Став игуменом в 1340, отвергал предложения перебраться в Москву и возглавить Русскую Церковь. В решающий момент благословил Дмитрия Донского на Куликовскую битву 1380, стал духовным вождем сопротивления ордынским завоевателям. После кончины погребен в Троицком соборе; его рака является местом паломничества всего православного мира, у нее традиционно крестили московских князей. Основным источником о подвижнике является житие, написанное его учеником Епифанием Премудрым ок. 1418, затем переработанное Пахомием Логофетом и Симоном Азарьиным. Сквозь него проходит тема Св. Троицы как символа божественной гармонии, благоустроения и единства, противостоящего «ненавистной розни мира сего». Преподобный не оставил никаких письменных трудов, но его идеи выражены в трудах сподвижников и учеников, создавших в лавре подлинную сокровищницу духовной культуры, искусств и мудрости.

Философская энциклопедия

СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ И РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ XIV ВЕКА

Главою и учителем нового пустынножительного иночества был, бесспорно, преподобный Сергий, величайший из святых Древней Руси. Большинство святых XIV и начала XV века являются его учениками или «собеседниками», то есть испытавшими его духовное влияние. Из всех подвижников XIV века лишь для преподобного Сергия мы имеем современное житие, составленное его учеником Епифанием (Премудрым), биографом Стефана Пермского. Епифаний был иноком Троицкой обители при жизни преподобного Сергия, и в течение двадцати лет после его кончины собирал заметки и материалы для будущего обширного жития. Несмотря на многословие, неумеренное цитирование священных текстов и «риторическое плетение словес», оно содержательно и вполне надежно. Бессильный в изображении духовной жизни святого, биограф дал точный бытовой портрет, сквозь который проступает внутренний незримый свет. Обширность этого жития была причиной того, что искусное его сокращение, выполненное заезжим сербом Пахомием, совершенно вытеснило на Руси первоначальный труд Епифания.

Епифаниева биография преподобного Сергия представляет единственное древнерусское житие, широко известное в настоящее время. Это избавляет нас от необходимости пересказывать его содержание. В большей мере, чем для преподобного Феодосия, мы можем ограничиться анализом духовного направления Сергиевой святости.

Когда, похоронив родителей, Варфоломей зовет своего старшего брата Стефана, уже постригшегося в Хотькове, «на взыскание места пустынного», это он берет почин нового, необычного подвига. Варфоломей вообще не имел учителя в своей духовной жизни. Брат Стефан, не выдержавший сам тягости лесного жития, и приходивший к нему для богослужения монах Митрофан, постригший его, могли ознакомить его с обиходом «монастырского дела» — не более. Св. Сергий сам находит свой путь.

При всей необычности Сергиева подвига, не следует все же забывать, что избранное им лесное урочище (Маковец) находилось в четырнадцати верстах от Радонежа и в десяти — от Хотьковского монастыря, где постриглись его родители и брат. Оттуда или из другого места навещал его игумен Митрофан, кто-то снабжал его, хотя и скудно, хлебом, за «укрухом» которого каждый день являлся из чащи укрощенный медведь. Двадцатилетний Варфоломей еще не отважился удаляться на десятки и сотни верст от человеческого жилья, как это сделают его ученики. Но Маковецкая пустынь уже не пригородный монастырь. Жизнь в ней уже северная Фиваида, среди зверей и бесовских страхований, среди природы, суровой к человеку, требующей от него труда в поте лица. В последнем уже дано отличие северной трудовой Фиваиды от южной, созерцательной, — Египта.

Пустынножитель, помимо своей воли, превращается в игумена монастыря. Не без сожаления встречает он первых своих учеников, которых не могли отпугнуть труды сурового жития. «Аз бо, господие и братиа, — говорит он им, — хотел есмь един жити в пустыни сей и тако скончатися на месте сем. Аще ли сице изволшу Богови еже быти на месте сем монастырю и множайшей братии, да будет воля Господня». Так же вздыхает он и отрекается, понуждаемый братией взять на себя игуменство после смерти Митрофана. Но, «побежен был от своего милованного братолюбия», принимает поставление от епископа вместе со священством, от которого он отказывался доселе. Наконец он получает от цареградского патриарха грамоту, чрезвычайно смутившую его смирение, с предложением устроить в монастыре «общее житие». Сергий советуется в Москве с митрополитом и лишь тогда заводит у себя общежитие, взяв на себя все бремя хозяйственной и административной ответственности. Письмо патриарха Сергию косвенно свидетельствует о том, что киновийная жизнь, разрушившаяся в Киеве еще в XII столетии, ко временам Сергия была уже неизвестна на Руси. Так, шаг за шагом, преподобный Сергий возвращается из излюбленной им пустыни в человеческий мир, хотя бы замкнутый монастырской оградой, — чтобы вскоре переступить и эту самую ограду. Пустыню он завещает своим более счастливым ученикам, сам же выходит на проторенную стезю Феодосия.

С середины, особенно с конца XIV века начинается — или возобновляется — сильное греческое и славянское влияние на северную Русь. При жизни преподобного Сергия в одном из ростовских монастырей, мы видели, изучались греческие рукописи, митрополит Алексий переводил им исправленное Евангелие с греческого подлинника. Сам преподобный Сергий принимал у себя в обители греческого епископа и получал грамоты от константинопольского патриарха. Одним из учеников преподобного Сергия был тезоименитый ему Сергий Нуромский, по преданию, пришелец с Афонской горы, и есть основания отождествлять ученика преподобного Сергия Радонежского Афанасия, Серпуховского игумена, с тем Афанасием Русином, который списал на Афоне в 1431 г. «под крылием св. Григория Паламы» сборник житий для Троицы-Сергия. Библиотека Троицкой лавры хранит древнейшие славянские списки Григория Синаита XIV и XV веков. В XV же веке там были списаны и сочинения Симеона Нового Богослова. Все это еще не устанавливает прямых влияний Греции на религиозность преподобного Сергия. Но пути духовных влияний таинственны и не исчерпываются прямым учительством и подражанием. Поразительны не раз встречающиеся в истории соответствия – единовременно и, по-видимому, независимо возникающие в разных частях земного шара духовные и культурные течения, созвучные друг другу. В свете мистической традиции, которая утверждается среди учеников преподобного Сергия, его собственный мистический опыт, озаряемый для нас лишь видениями (можно сопоставлять светоносные видения Сергия с Фаворским светом исихастов), приобретают для нас большую определенность.

Князья московские и удельные посещали Сергия в его обители, и сам он выходил к ним из ее стен, бывал в Москве, крестил сыновей Дмитрия Донского, брал на себя выполнение политических поручений. Нет сомнения, что в своих политических шагах преподобный Сергий руководился волей митрополита Алексия, совмещавшего сан святителя с властью правителя государства. Это Алексий посылает Сергия в Нижний Новгород к рассорившимся братьям-князьям, чтобы заставить покориться младшего, противника Москвы. По приказанию митрополита Сергий «затворил» все церкви в Нижнем, чтобы вынудить князя к подчинению. Эта небывалая на Руси мера, соответствующая католическому интердикту, не имела успеха, но ответственность за нее, как и за ее неудачу, ложится всецело на митрополита. В другой раз преподобный Сергий ездил послом к рязанскому князю Олегу, чтобы склонить его к примирению и союзу с великим князем Дмитрием. На этот раз его миссия увенчалась успехом. Всякий русский помнит благословение преподобным Сергием Донского на его битву с Мамаем. Уже перед самым боем подоспел скороход с посланием от святого: «Без всякого сомнения, господине, со дерзновением пойди противу свирепства их, никакоже ужасайтеся, всяко поможет ти Бог». В течении всей кровавой Куликовой сечи прозорливый старец в своем монастыре указывал братии перипетии боя, называл имена павших. Летопись рассказывает, что св. Сергий дал князю даже двух своих иноков, из бывших бояр Пересвета и Ослябю.

Достойно внимания, что жития преподобного Сергия — как Епифаниево, так и Пахомиево — не упоминают ни об иноках воинах, ни о политических миссиях преподобного Сергия. Летописи и жития освещают нередко разные стороны деятельности святых. В этом нужно видеть тонкое различие оценки. Не все в политической деятельности преподобного Сергия было «оцерковлено». Его помощь московскому князю против удельных принадлежит его времени, и мы не в праве канонизовать ее, как и политику святых князей. Остается вечным в церковном сознании благословение Сергия на брань с врагами христианства. На Куликовом поле оборона христианства сливалась с национальным делом Руси и политическим делом Москвы. В неразрывности этой связи дано и благословение преподобного Сергия Москве, собирательнице государства русского.

Когда митрополит Алексий перед кончиной хотел избрать преподобного Сергия своим преемником, возложив на него попечение об общерусском церковном (и конечно, государственном) деле. Сергий оказался непреклонным: «Владыко святый, аще не хощеши отгнати мою нищету от слышания святыни твоея, прочее не приложи о сем глаголати к моей худости». Сергий умел отстоять на какой-то границе права своей духовной жизни и над национальным церковным служением. Но и ему приходилось приносить жертвы родине, как ранее — своим братьям. В его завершенной святости, по-видимому, не было места для тяжелых конфликтов, — или они остались скрыты от нас. Преподобный Сергий, в еще большей мере, чем Феодосий, представляется нам гармоническим выразителем русского идеала святости, несмотря на заострение обоих полярных концов ее: мистического и политического. Мистик и политик, отшельник и киновит совместились в его благодатной полноте. Но в следующий век пути разойдутся: ученики преподобного Сергия направятся в разные стороны.

Федотов Г.П. Святые Древней Руси

О ВОСКРЕШЕНИИ ОТРОКА МОЛИТВАМИ СВЯТОГО

Некий благочестивый человек, живущий в окрестностях монастыря того, имел веру великую в святого Сергия. Сын же человека этого, малолетний отрок, единственный ребенок его, от болезни страдал. Отец отрока, зная Сергия добродетель, понес сына в монастырь к святому, размышляя так: «Если только живым донесу его к человеку Божьему, он обязательно выздоровеет». Принес он сына в монастырь, умоляя святого помолиться.

Но пока человек этот просьбу излагал, отрок, жестокой болезнью страдавший, ослабел и испустил дух. Когда увидел человек этот, что умер сын его, он всякую надежду утратил и заплакал: «Увы! — говорил он. — О человек Божий! Я с верой и слезами в безмерной печали к тебе пришел, надеясь утешение получить, а теперь вместо утешения вверг себя в большую печаль. Лучше бы мне было, чтобы в моем доме отрок мой умер! Увы мне! Что делать? Что этого страшнее или хуже?» Пошел человек приготовить гроб, чтобы положить умершего сына, а тело ребенка оставил в келье. Святой же сжалился над человеком этим, преклонил колени и начал молиться за умершего. И внезапно отрок ожил, и душа к нему возвратилась, и начал он двигаться.

Пришел отец отрока, неся все, что нужно для погребения; увидев его, святой сказал ему: «Зачем ты, человек, трудишься, неверно помыслив: отрок твой не умер, но жив». Тот же не мог поверить: ведь был убежден он, что сын его умер. И пришел он, и нашел сына живым, как сказал святой; и припал он к ногам человека Божьего, благодарность ему принося. Святой же ему сказал: «Ошибся ты, о человек, и не знаешь, что говоришь: потому что отрок твой, когда нес ты его сюда, по пути от холода ослабел, и тебе показалось, что он умер. Теперь же он в теплой келье согрелся, а ты думаешь, что он ожил. Ведь не может ожить никто до общего воскресения». Но человек упорствовал, говоря: «Он твоими молитвами ожил». Святой же запретил ему так говорить, сказав: «Если разгласишь это, сам себе навредишь и отрока окончательно лишишься». Тот обещал никому не говорить; и, взяв отрока здорового, ушел в дом свой. Молчать он не мог, а разглашать не смел; но только про себя удивлялся, хвалу воздавая Богу, совершающему удивительные и славные вещи, «которые видели, — как сказано, — глаза наши». Известно же стало чудо это от ученика святого.

Житие Сергия Радонежского