С именем митрополита Ионы связано важное событие в истории Русской Православной церкви. В 1439 г. во Флоренции прошел VIII Вселенский собор, принявший решение об унии православной и католической церквей. Флорентийская уния предполагала признание латинского вероучения и главенства папы и была, по сути, им продиктована. На соборе присутствовал и митрополит всея Руси грек Исидор, горячий сторонник объединения церквей .
Однако в Москве не приняли унии. В условиях формирования национального самосознания она ассоциировалась с утратой самобытности и истинной веры, как отступничество от благодати. Исидор был арестован и позднее сбежал в Литву.
С низложением Исидора место митрополита оказалось вакантным. На традиционное назначение нового митрополита из Константинополя не приходилось рассчитывать – греки сами «отступились от веры», приняв Флорентийскую унию. Новый митрополит был выбран в 1448 году собором высших русских иерархов без формального согласия Константинопольского патриарха. Им и стал Иона. Со временем были восстановлены прежние отношения между Константинопольской патриархией и русской церковью. Однако это уже была скорее формальная зависимость: по сути. Русская церковь стала самостоятельной. Это событие неразрывно связано с именем митрополита Ионы, который возвысил духовный авторитет Москвы. Позднее он был канонизирован, став третьим, наряду с Петром и Алексием, святителем-митрополитом, особенно почитаемым московскими правителями.
Русская церковная власть обрела фактическую самостоятельность еще в XV веке. Однако русское патриаршество было утверждено только в 1593 году. Повышение правового статуса главы русской церкви стало залогом для обострения соперничества между светской и духовной властями.
О том, как русскому правительству удалось добиться от константинопольского патриарха предоставления собору местных епископов права поставления московских патриархов, а также об экономико-политических контекстах этого события рассказывает в десятом эпизоде своего расследования кандидат исторических наук, депутат Госдумы первого созыва Александр Минжуренко.
В 1448 году на Соборе русских епископов в Москве, без согласования с Константинопольским патриархом, был избран митрополитом не грек, а соотечественник — Иона. После этого русская церковная власть стала самостоятельной и только номинально считалась зависимой от патриарха. И в Константинополе мирились с этим. А почему? Да потому, что у патриархии был в этом свой интерес, и совсем не из духовной сферы.
Русский митрополит получал большие вотчинные доходы с земель и значительные доходы церковные. От поставления епископов ему шли пошлины и дары как от поставленного, так и от его епархии. Во время своих поездок митрополит также получал много даров, а духовенство, кроме того, везде платило ему «подъезд» на содержание со свитой и обеспечивало подводами.
Важную статью доходов митрополита составляли судные пошлины с духовенства и мирян за церковный суд. В своей собственной епархии митрополиты, как и все архиереи, получали со всех церквей дань, петровские и рождественские сборы, «подъезд», пошлины ставленые, сбор на десятильников и других служилых и домовых людей.
При таких средствах кафедра русского митрополита по богатству занимала первое место в Константинопольском патриархате. Патриархи и императоры смотрели на нее как на весьма важный источник своих доходов, и усердно старались сохранить ее, пусть номинальную, зависимость от Византии.
Предыдущие митрополиты-греки пересылали из России в Грецию и Византию большие суммы, и потому константинопольский патриарх сохранял надежду на то, что и в дальнейшем ему удастся вернуться к тому, чтобы в Москву им назначались митрополиты-греки. Этот пост был весьма привлекательным по своему богатству, значимости, авторитету и объему прав.
Двор митрополичий был устроен как двор удельного князя. Митрополит имел право содержать своих бояр, отроков, слуг, стольников, конюших и другие чины; у митрополита был и свой полк с воеводой. Для управления митрополичьей областью у него имелись особые духовные и светские органы митрополичьей власти.
Постоянными помощниками митрополита по управлению были его соборяне, составлявшие постоянный совет, его «клирос». В Киеве всеми делами заведовал наместник митрополита из духовных лиц. Разные духовные — судные и административные — дела поручались иногда протопопам и архимандритам. Для суда над церковными людьми по гражданским делам и для сборов с духовенства назначались из мирских людей митрополичьи десятильники, в ведении которых были округа из нескольких приходов, а для управления вотчинными волостями — волостели.
В итоге, при таком высоком правовом статусе и степени самостоятельности русской церкви ее союз с восточной церковью выражался, пожалуй, только в одних вспомоществованиях страждущему востоку. За ними почти каждый год приезжало в Россию по нескольку духовных лиц от восточных иерархов, а также из афонских, палестинских, египетских, сербских и других монастырей. Все эти дары с русской земли могущественные православные патриархи не стеснялись называть «милостыней».
После захвата Константинополя турками в 1453 году даже номинальная зависимость русского митрополита от патриарха уже выглядела неуместной, так как Россия стала могущественной державой, а патриарх оказался подданным турецкого султана.
К этому присоединилось еще подозрение относительно сохранения «истинного» православия в греческой церкви, доходившее до того, что около 1480 года в архиерейскую присягу в Московском государстве было официально внесено «обещание» или обязательство не принимать от греков никого ни на митрополию, ни на епископии.
Таким образом, расширение прав русской православной церкви и возвышение статуса ее главы до самого высшего уровня в церковной иерархии — патриарха — было обусловлено целым рядом событий и факторов. К ним, в первую очередь, можно отнести рост могущества Московской державы, попытки Константинополя установить унию с папой римским и католической церковью, что было воспринято на Руси как «изменническое отступление» от чистоты ортодоксального православия, и захват турками Византии и Константинополя.
В 1586 году прибыл в Москву за милостыней антиохийский патриарх Иоаким; это был первый случай приезда в Москву одного из православных патриархов. Воспользовавшись его приездом, царь Федор на совете бояр и духовенства предложил идею: нельзя ли при посредстве приезжего святителя устроить на Москве собственный патриаршеский престол.
Мысль эта была всеми одобрена, и с этим обратились к приехавшему в гости патриарху. Иоаким тоже одобрил эту инициативу, но заметил, что для ее реализации нужно согласие всех восточных патриархов. Уезжая из Москвы, он обещал поспособствовать претворению в жизнь этой идеи и внести соответствующее предложение собору восточной церкви.
Летом 1588 года в Москву прибыл сам константинопольский патриарх Иеремия, и русское правительство также поспешило воспользоваться его приездом для более решительной постановки вопроса ο русском патриаршестве.
Быть патриархом в Москве сначала предложили было самому Иеремии. Но при этом взяли в расчет и крайнее неудобство иметь патриархом грека, к которому относились недоверчиво. К тому же он не знал ни русского языка, ни русских обычаев. С другой стороны, ни царю, ни Годунову, правившему всеми делами, не хотелось отстранять от себя наличного первосвятителя Русской церкви, митрополита Иова, к которому они оба чувствовали полное доверие.
Поэтому патриарху предложили жить не в Москве, где по-прежнему оставляли Иова, а во Владимире, ο котором весьма кстати вспомнили теперь как ο городе, возникшем раньше Москвы. Иеремия не согласился на это, говоря: что это за патриаршество, если жить не при государе? Тогда уже прямо предложили ему поставить патриархом Иова.
Торжество поставления совершилось 26 января 1589 года. При отъезде из Москвы Иеремия оставил здесь уложенную грамоту об учреждении им патриаршества и обещал по возвращении на восток провести это дело через собор восточных иерархов.
Собор состоялся в Константинополе в 1590 году. Но поскольку на нем не было патриарха александрийского Мелетия Пигаса, который не одобрял действий патриарха Иеремии в Москве как совершенных без полномочия других патриархов, то собор ο патриаршестве, по желанию московского правительства, был созван в Константинополе снова в 1593 году с участием и Мелетия.
Русское патриаршество было утверждено с назначением для нового патриарха пятого места, после иерусалимского. Право поставления московских патриархов было полностью предоставлено собору местных епископов.
Учреждение патриаршества не произвело принципиальных перемен в правах русского первосвятителя. Общий иерархический строй Русской церкви остался таким же, каким был при митрополитах. Вся разница по сравнению с прежними временами сводилась в этом отношении лишь к тому, что глава РПЦ сравнялся с другими православными патриархами по своей самостоятельности и к атрибутам его иерархической чести.
Прежние богослужебные преимущества первосвятителя — белый клобук и саккос — перешли ко всем митрополитам нового патриархата; патриарх стал отличаться от них крестом на митре и на клобуке, бархатной цветной мантией с образами на скрижалях, саккосом с нашивной епитрахилью, преднесением пред ним креста и в церковных ходах свечи. Во время служения он облачался среди церкви, тогда как прочие сослужившие с ним архиереи — в алтаре. Один только патриарх садился на горнее место. Наконец, один только он причащался сам, прочие же архиереи принимали причащение из его рук.
Β своей административной обстановке патриарх окружил себя большей сравнительно с прежним временем пышностью и величием. Если ранее все дела по церковному управлению митрополиты поручали вести разным доверенным лицам, то теперь место этих лиц заняли целые учреждения — приказы наподобие царских, состоявшие каждый из боярина, дьяков и подьячих.
Таких приказов было три: 1) судный; 2) казенный, ведавший всякими церковными сборами патриарха; 3) дворцовый, заведовавший вотчинами и домовым хозяйством патриаршего дома.
Учреждение патриаршества на Руси привело к росту авторитета церкви, а повышение правового статуса ее главы создавало предпосылки для нового витка соперничества между светской и духовной властями. В зависимости от личностных характеристик патриарха и царя дело могло доходить и до «двоевластия».
Продолжение читайте на сайте РАПСИ 26 февраля
ПОСТАВЛЕНИЕ МИТРОПОЛИТА ИОНЫ
Что же оставалось делать? Ждать более благоприятных обстоятельств? Но Россия и без того ждала уже очень долго и около семи лет оставалась без митрополита. А притом неизвестно было, настанут ли и скоро ли настанут такие обстоятельства в Константинополе. И вот Василий Васильевич решился на последнее средство, какое у него оставалось,- решился созвать всех епископов своей земли и предложить им, чтобы они сами поставили для России митрополита, и именно Иону, епископа Рязанского, как избранного к тому еще прежде. По зову великого князя прибыли в Москву епископы: Ефрем Ростовский, Аврамий Суздальский, Варлаам Коломенский, Питирим Пермский, а владыки — Новгородский Евфимий и Тверской Илия прислали свои грамоты, в которых выражали свое согласие на поставление Ионы в митрополита. Собор открылся в церкви святого архангела Михаила, и здесь присутствовали, кроме святителей, множество архимандритов, игуменов и прочего духовенства. Прежде всего обратились к правилам святых апостолов и Соборов и нашли, что правила эти не только не возбраняют, напротив, повелевают епископам известной области поставлять большего святителя или митрополита. Чувствовали, что в России для этого нужны согласие и благословение Цареградского патриарха, и сослались на то, что патриарх с своим освященным Собором уже давно благословил Иону быть митрополитом после Исидора, когда Иона ездил в Константинополь. Припомнили, что в России и прежде по нужде ставились митрополиты Собором своих архиереев: Иларион при великом князе Ярославе и Климент при Изяславе. Вследствие всего этого Иона, епископ Рязанский, 5 декабря 1448 г. поставлен был в митрополита. Самое поставление состояло в том, что при совершении Ионою Божественной литургии на него возложен был митрополичий омофор, а в руки ему дан был великий митрополичий посох — символ митрополитской власти. Это был первый митрополит, поставленный своими епископами собственно в Москве, тогда как прежние два опыта совершены были еще в Киеве.
Поставление митрополита Ионы, хотя имело все свойства законности, но как выходившее из ряда естественно должно было привлечь на себя внимание и возбудить мнения и толки. Потому сам святитель сознавал нужду выяснять значение этого события верующим. Едва только взошедши на свою кафедру, он в своей окружной грамоте ко всем христианам русским между прочим писал: «Вам известно, дети, сколько лет вдовствовала Церковь Божия без большего святителя, без митрополита, и оттого много учинилось лиха и истомы христианству нашей земли. И ныне, волею Божиею, собрались на священный Собор владыки, и архимандриты, и игумены со всем великим Божиим священством нашей земли и, припомнив прежнее о нас повеление святого царя и благословение святого Вселенского патриарха и всего святого Вселенского Собора, поставили меня митрополитом по Божественным правилам и по думе господина сына моего великого князя Василия Васильевича и младшей его братии — князей, которые, пока было в Царьграде православие, оттуда принимали и благословение и митрополита».
«НО В МОСКВЕ СОГЛАШЕНИЯ НЕ ПРИНЯЛИ…»
При многострадальном князе Василии Васильевиче произошло важное событие в жизни русской церкви. Как известно, в 1439 г. на соборе православного и католического духовенства во Флоренции была совершена уния церквей восточной и западной. Император и партиарх константинопольские искали этой унии, надеясь, что когда будет уничтожена церковная распря востока и запада, тогда папа и западные государи помогут грекам в их борьбе с турками. Погибая от турок, греческие власти готовы были на всякие уступки папе, и уния поэтому была устроена так, что греки сохраняли свой церковный обряд, но признавали все католические догматы и главенство пап. В то самое время, когда в Царьграде готовились к собору, надо было назначить на Русь митрополита. Назначили ученого грека, очень склонного к унии, Исидора. Приехав в Москву, он сейчас же стал собираться на собор в Италию, отправился туда с большой свитой и там стал одним из самых ревностных поборников соединения с латинством. Обласканный папой, возвратился он в 1441 г. в Москву и объявил о состоявшемся соглашении с Римом. Но в Москве соглашения не приняли, так как сами же греки целыми столетиями воспитывали в русских ненависть к католичеству. Исидор был взят под стражу и ухитрился бежать, «изшел бездверием», скрылся в Литву и оттуда перебрался в Италию. А в Москве решились отделиться от константинопольского патриархата, который предал православие папе, и впредь самим ставить себе митрополита по избранию собора русских архиереев. Новым порядком и был поставлен в митрополиты московские рязанский епископ Иона. В то же время в юго-западной Руси, на старой киевской митрополии, водворились особые митрополиты, по-прежнему назначаемые из Константинополя.
ДЕЛА ЦЕРКОВНЫЕ
Своим последним несчастием как бы примиренный с судьбою и в слепоте оказывая более Государственной прозорливости, нежели доселе, Василий начал утверждать власть свою и силу Московского Княжения. Восстановив спокойствие внутри оного, он прежде всего дал Митрополита России, коего мы восемь лет не имели от раздоров Константинопольского Духовенства и от собственных наших смятений. Епископы Ефрем Ростовский, Аврамий Суздальский, Варлаам Коломенский, Питирим Пермский съехались в Москву; а Новогородский и Тверской прислали грамоты, изъявляя свое единомысле с ними. Они, в угодность Государю, посвятили Иону в Митрополиты, ссылаясь будто бы, как сказано в некоторых летописях, на данное ему (в 1437 году) Патриархом благословение; но Иона в грамотах своих, написанных им тогда же ко всем Епископам Литовской России, говорит, что он избран по уставу Апостолов Российскими Святителями, и строго укоряет Греков Флорентийским Собором. По крайней мере с того времени мы сделались уже совершенно независимы от Константинополя по делам церковным: что служит к чести Василия. Духовная опека Греков стоила нам весьма дорого. В течение пяти веков, от Св. Владимира до Темного, находим только шесть Митрополитов-Россиян; кроме даров, посылаемых Царям и Патриархам, иноземные Первосвятители, всегда готовые оставить наше отечество, брали, как вероятно, меры на сей случай, копили сокровища и заблаговременно пересылали их в Грецию. Они не могли иметь и жаркого усердия к Государственным пользам России; не могли и столько уважать ее Государей, как наши единоземцы. Сии истины очевидны; но страх коснуться Веры и переменою в ее древних обычаях соблазнить народ не дозволял Великим Князьям освободиться от уз духовной Греческой власти; несогласия же Константинопольского Духовенства по случаю Флорентийского Собора представили Василию удобность сделать то, чего многие из его предшественников хотели, но опасались. — Избрание Митрополита было тогда важным Государственным делом: он служил Великому Князю главным орудием в обуздании других Князей. Иона старался подчинить себе и Литовские Епархии: доказывал тамошним Епископам, что преемник Исидоров, Григорий, есть Латинский еретик и лжепастырь; однако ж не достиг своей цели и возбудил только гнев Папы Пия II, который нескромною Буллою (в 1458 году) объявил Иону злочестивым сыном, отступником, и проч.
Карамзин Н.М. История государства Российского. T.5. Глава III http://magister.msk.ru/library/history/karamzin/kar05_03.htm
МЕЧ ДУХОВНЫЙ
Если русское духовенство в лице своего представителя, митрополита, так сильно содействовало возвеличению Москвы, то одинаково могущественно содействовало и утверждению единовластия, ибо в это время духовенство сознательнее других сословий могло смотреть на стремление великих князей московских, вполне оценить это стремление. Проникнутое понятиями о власти царской, власти, получаемой от бога и не зависящей ни от кого и ни от чего, духовенство по этому самому должно было находиться постоянно во враждебном отношении к старому порядку вещей, к родовым отношениям, не говоря уже о том, что усобицы княжеские находились в прямой противоположности с духом религии, а без единовластия они не могли прекратиться. Вот почему, когда московские князья начали стремиться к единовластию, то стремления их совершенно совпали с стремлениями духовенства; можно сказать, что вместе с мечом светским, великокняжеским, против удельных князей постоянно был направлен меч духовный