— Сегодня много говорится о необходимости миссионерской деятельности, о том, что наша Церковь должна быть миссионерской. Существует множество отдельных миссионерских проектов, инициатив — в Интернете, направленных на студенческую среду и так далее. Но наша страна, где большинство людей крещеные, так и остается по преимуществу нецерковной. В чем причина этого и на что ориентироваться верующему человеку, если он хочет как-то в миссионерской деятельности Церкви участвовать?

— Думаю, что ориентироваться нужно на эффективность. Безусловно, задача миссии перед нами стоит. Но постоянно происходит некое изобретение велосипеда. В какой-то неудержимой погоне за осовремениванием всего, в том числе и церковной жизни, и того в ней, что вечно современно и его современнее не сделаешь, рождаются формы миссионерской работы, которые на деле не дают результата. Вот миссионерская деятельность апостолов была предельно эффективна. Была, безусловно, эффективна миссионерская деятельность таких людей, как равноапостольный Николай Японский, как митрополит Иннокентий (Вениаминов). Значит, когда мы хотим понять, каким образом нам миссионерской работой заниматься, нам нужно к их опыту обратиться.

Мы видим, что происходят попытки собирать огромные аудитории — это может быть стадион или университет — и в таком формате открывать для нецерковных людей Православие. Но каков эффект, выстраивается ли дорога от этой аудитории к храму? Можно работать в Сети, создавать какие-то виртуальные миссионерские площадки, часами напролет общаться там с людьми, о чем-то спорить — но опять-таки, если посмотреть на КПД, он тоже достаточно небольшой: мы прекрасно знаем, сколько людей готовы в Интернете о чем угодно спорить и ровным счетом никак не сопрягать это со своей жизнью. А христианство — это то, что требует, скажем так, полного вхождения в него — и практики, и опыта.

— Допустим, сутки напролет на интернет-форумах мы сидеть не будем. А какая деятельность имеет смысл?

— Самая эффективная миссия сегодня, на мой взгляд, заключается в том, что священник на приходе говорит с теми людьми, с которыми у него уже сложились какие-то отношения, которые понимают церковную жизнь и которые понимают его. Он говорит им примерно следующее: «Вот вы пришли в храм, в вашей жизни произошла определенная перемена, для вас другая, иная жизнь открылась. И нельзя жить, не поделившись этим знанием с другими людьми. Не превращайтесь в сектантов, которые вламываются в квартиры, не тащите сюда никого на аркане, но вы живете в обществе, и рядом с вами находятся люди. Если вы видите, что в какой-то ситуации есть возможность человека без нажима, без давления в храм привести, что-то ему о вере рассказать, дать почитать, заинтересовать, вы должны обязательно это сделать. То есть это ваш долг — это не просто то, что можно сделать при случае, а это обязанность». И вот если прихожане, с одной стороны, будут на это откликаться, а священник, с другой стороны, будет готов приведенных ими людей в храме встретить и стараться, чтобы там была теплая, доброжелательная атмосфера, это и будет в полном смысле слова миссионерской деятельностью. Один человек приведет двоих-троих, эти трое приведут девятерых, и дальше мы получаем разрастающийся спектр вовлечения. Это гораздо продуктивнее, чем обращение к большой аудитории. Проповедь с экрана телевизора, в Интернете тоже необходима, но она должна находиться на периферии и быть только лишь фоновой поддержкой для непосредственной работы с людьми.

— Но опять же возникает вопрос: вот я, допустим, постоянный прихожанин. Как мне привести в храм этих двоих, троих, пятерых людей? Смогу ли я вообще это?

— Естественно, людей надо этой работе учить. Необязательно всех отправлять на миссионерские курсы, необязательно со всеми вести занятия по догматическому богословию, по истории Церкви и так далее, но желательно, чтобы на каждом приходе было как можно больше людей грамотных и именно выращенных для этой работы. При этом человек на самом деле может быть безнадежно необучаемым, он может все на свете путать и все у него может быть вперемешку, но если он сам живет с простой истиной, что с Богом хорошо и что без Бога нельзя, и при этом любит других людей, он будет успешным миссионером. Да он на пальцах даже, будучи глухонемым, сможет объяснить эту суть… А другой и обладая знаниями ничего не сможет дать, потому что первично нужно вложить что-то в сердце человека, а не в его голову. Поэтому такой вот опорой настоятеля в миссионерских делах может стать человек любого возраста, обстоятельств жизни и образовательного уровня. Главное, чтобы у него было определенное расположение и отношение к людям.

— По поводу отношения к людям… Придя в храм, человек понимает, что те вещи, которые были интересны ему в доцерковной жизни, перестали его интересовать, и в том числе пропадает общность с какими-то людьми, с которыми раньше связывали приятельские отношения. И это бывает достаточно болезненным, потому что эти люди по-прежнему хотят его видеть и с ним проводить время, а воцерковляющийся понимает, что это тот самый «совет нечестивых», на который ему идти не хочется. Как вести себя в этом случае?

— Я думаю, что когда человек приходит в храм и воцерковляется, далеко не все из того, что было ему интересно в его прежней жизни, должно перестать его интересовать. Многие вещи должны получить, может быть, иную оценку, иное наполнение. Естественно, что человек, обратившийся к Богу, оставляет какие-то греховные стороны своей жизни и то, что его непосредственно ко греху толкает. Но занять непоколебимую позицию «надо все бросить и от всего отойти» — это неверно, здесь необходима осмотрительность. Нередко первый неофитский жар и пыл приводит человека к тому, что он сначала вообще от всего отказывается, а потом не просто к этому всему возвращается, но и набирает в свою жизнь массу таких вещей, которых в его доцерковном прошлом не было.

Что же касается отношений с людьми, здесь тем более нужно быть осторожным. Мы должны помнить, что христианство — это религия любви и Господь ни к чему не относится так, как Он относится к человеку. И когда мы собираемся с кем-то разрывать отношения, мы должны обязательно задаться вопросом: а как относится этот человек к нам? Может выясниться, что мы, в свою очередь, ему дороги, нужны, даже необходимы. Тогда имеем ли мы право разрывать с ним отношения, будет ли это действием по закону любви? Нет. Мы обязательно должны постараться сохранить хорошие, добрые, близкие отношения с теми людьми, с которыми у нас такие отношения были. Не важно, пришли они в Церковь или не пришли, праведные они или грешные. Если мы понимаем, что общение с этими людьми влечет нас ко греху, то должны постараться определить, в чем заключается причина влечения к этому греху внутри нас, и в себе ее искоренять. И только если мы понимаем, что общение с человеком влечет нас ко греху неизбежно, то есть человек живет так, что, соприкасаясь с ним, попадаешь в поле действия каких-то определенных сил, пребывая в котором уже невольно грешишь, нужно от этого общения отходить. Но прежде нужно использовать все возможности сохранения. Когда у человека начинается заражение крови от раны на руке или ноге, он же не позволит сразу себе их ампутировать. Он сначала должен убедиться, что других способов излечиться нет.

— Иногда, стоя на службе, можно увидеть, как в храм заходит какой-нибудь человек, и видно, что он находится в растерянности, не знает, что дальше делать. Но в то же время он не пытается обратиться с вопросом, ни к кому не подходит. Стоит ли первым сделать шаг, чтобы помочь ему?

— Знаете, бывает, что человек заходит в большой магазин и так же беспомощно озирается. Обычно в таких случаях подбегает продавец и спрашивает: «Вам чем-то помочь?». И вот бывает так, что подошел к тебе продавец и ты рад, что он заметил тебя и предложил помощь. А может быть иначе: ты туда зашел и видишь, что у тебя ни на что не хватает денег, или ты не определился, стоит ли вообще там что-то покупать, а тут еще продавец к тебе… Казалось бы, где храм и где магазин, но тут тоже происходит что-то подобное. Человек стоит с потерянным видом, и кажется, что он ждет совета и помощи, а на самом деле он, может быть, всего боится, и когда к нему подойдут, он испугается еще больше. Попытаться сделать какой-то шаг все равно нужно, но это надо делать очень деликатно и при первых сигналах того, что человек не расположен общаться, отходить в сторону и ни в коем случае не обижаться.

— Когда Вы упомянули про продавца в магазине, сразу вспомнилась уличная проповедь сектантов с их «давайте поговорим о Боге»…

— На самом деле сектанты зачастую делают то, что должны делать и не делаем мы — пусть и в каком-то карикатурном и, я бы сказал, уродливом виде. Но даже на то, что они делают искаженно и неправильно, имеет смысл посмотреть внимательно и постараться понять суть этих действий. Скажем, у них есть так называемая «бомбардировка любовью», которая носит искусственный, нарочитый характер,— но и мы должны человека окружать любовью, только не выдуманной, не искусственной, а подлинной, а для этого должны стремиться ее обрести. У них есть, допустим, такая практика: закрепление за каждым новичком куратора, который несет ответственность за него перед руководством. Что-то подобное должно быть и у нас, но не на уровне официального закрепления, а на уровне естественных отношений. Порой это так и происходит: приходит человек на исповедь, и понимаешь, что он не знает даже каких-то элементарных вещей,— и тогда кого-то из поблизости находящихся прихожан выдергиваешь и просишь этим человеком заняться, помочь ему подготовиться к исповеди и Причастию.

И опять-таки, когда мы говорим о сектантах, я бы не стал как-то абсолютизировать и всегда относиться к ним плохо — среди сектантов на самом деле достаточное количество добрых, хороших людей. Да, зачастую их сознание уродуется, но надо знать, что там очень много людей, которые искали какого-то человеческого участия у нас и не нашли, и оказались там — где общение между людьми носит гораздо более непосредственный характер. И поэтому когда к вам кто-то подходит на улице и говорит: «Давайте поговорим о Боге», не надо смотреть на него как на негодяя и преступника. Все равно нас с ним соединяет общая вера во Христа, какой бы эта его вера ни была искаженной.

Мне вспоминается один прочитанный когда-то эпизод: преподобный Силуан Афонский беседовал с неким архимандритом-миссионером. И этот архимандрит рассказывал, как он проповедует и объясняет людям, что их вера — это блуд. А преподобный Силуан говорил ему на это: «Но ведь они же верят в Бога?» — «Верят».— «Верят в Пресвятую Богородицу?» — «Да, верят».- «Ну тогда они никогда не поверят, что их вера — это блуд,— сказал святой.— Ты должен сказать им, что то, во что они верят, это хорошо, а потом начать говорить о том, чего в их вере не хватает, и тогда они расположатся тебя слушать». И в принципе, это относится не только к проповеди среди инославных — в самом человеке всегда нужно найти какую-то основу. Не надо начинать с того, что все мы люди падшие, грешники и достойны погибели. Надо что-то хорошее в человеке назвать и у него самого обострить это чувство хорошего. У каждого человека есть ощущение, что в его жизни что-то не так, что чего-то в этой жизни не хватает. И его надо постепенно подвести к тому, что не хватает ему, прежде всего, общения с Богом, присутствия Бога в его жизни.

Газета «Петропавловский листок» № 5, 2015 г.

Методология НИР :

УДК 001.8:17 ББК 72+87.7

ЭТИЧЕСКИЕ НОРМЫ И ПРИНЦИПЫ НАУЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

© А.М. Склярова, 2006

Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет «ЛЭТИ» 197376, г. Санкт-Петербург, ул. Профессора Попова, 5

Рассуждая о формировании новой дисциплины — этики науки, автор исходит из противопоставления И. Кантом теоретического и практического разума, ценностного подхода, преобладающего в науках исторических, и его антипода — естественно-научного (в неокантианстве). В литературе по методологии научного познания проникновение ценностных факторов в науку рассматривается в качестве одного из ведущих «каналов» социализации. Сегодня анализ социокультурных ценностей как регуляторов развития научного знания выдвинулся на видное место, что связано с общей тенденцией смещения акцента с исследования относительно завершенных, безличных структур знания на его процессуальную сторону. В отечественной общегносеологической и методологической литературе значительное внимание уделяется анализу собственно познавательных ценностей. Но, несмотря на то что ценностный подход к познанию приобрел право «гражданства», соотношение истины и ценностей (прежде всего моральных) все еще вызывает дискуссии, известную напряженность, побуждающую к дальнейшему, более тщательному исследованию всех аспектов данной проблемы. Вот почему автор рассуждает об этических ценностях науки, научных исследований, этике ученого и сводит этические нормы в современной парадигме знания к пяти основополагающим ценностям: универсализму; бескорыстности в научной деятельности и внедрении ее достижений; принципу коллективизма; организованному скептицизму; высочайшему профессионализму (строгое соблюдение профессиональной этики.

Ключевые слова: этика науки, система ценностей.

Особый интерес в разделе гуманитарного знания составляют этические аспекты науки. Формируется новая дисциплина — этика науки. Свои истоки она находит в учении И. Канта, в его противопоставлении теоретического и практического разума и зафиксированной им резкой антиномии сущего и должного. Кант трактует это следующим образом: в мире сущего, где действует закон причинности, природная необходимость, нет места моральному закону. Моральное сознание достраивает, по убеждению Канта, мир сущего миром должного, в котором действует высший моральный закон — категорический императив. Человек, как постигающий и реализующий безусловный моральный закон, противостоящий миру естественных и общественных зависимостей, свободен и разумен. Кант подчеркивает, что моральное долженствование по самой природе его не может быть обосновано эмпирической наукой, теоретическим разумом. Оно — требование практического разума. Несомненной заслугой Канта является фиксирование специфики моральных ценностей в системе научного и ценностного отношения. И. Кант формулирует эту проблему в виде дихотомии (метафизического противопоставления).

Указанная дихотомия получила свое крайнее выражение в философии неокантианства Баденской школы, представители которой В. Виндель-

банд и Г. Риккерт резко противопоставили науки о природе и науки о культуре. Принципиальная особенность (и ограниченность) естествознания усматривается ими в раскрытии закономерностей бытия и отсутствии средств для уяснения общественной жизни как области принципов, норм, идеалов для решения вопросов о назначении человека и смысле жизни. Все это было отнесено к сфере компетенции наук о культуре.

Ценностный подход, преобладающий в науках исторических, «науках о духе», был представлен в неокантианстве в качестве антитезы подходу научному, точнее, естественно-научному /1/. Ценностный и научно-познавательный аспекты рассматриваются как расположенные в разных плоскостях и в известном смысле дополняющие друг друга. При этом определяющая роль приписывается ценностному подходу, а философия истолковывается как чистое учение о ценностях. Абсолютизация ценностного подхода в неокантианской философии, утверждение приоритета аксиологии как учения о системе всеобщих норм и ценностей в ряду наук о природе и обществе завершились в конечном счете явным отождествлением философии в целом и отдельных ее разделов с аксиологией. «Я могу понимать под философией, — писал В. Виндельбанд, — в систематическом ее смысле только практическую науку об общеобязательных ценностях» /2/.

Точка зрения чужеродности науки и ценностей, но с противоположным акцентом на науку, сохраняется и в неопозитивизме, где статус научности приписывается только информативным, проверенным в опыте положениям. Оценочные же положения считаются нефактуальными, непроверенными, лишенными смысла.

Другая крайность в понимании интересующей нас проблемы заключается в стирании специфики познавательного и ценностного. Так, осознание того факта, что отношение человека к миру является не просто созерцательно-теоретическим, но несет на себе печать заинтересованности, субъективного, эмоционально окрашенного предпочтения, нашло своеобразное отношение в прагматизме. Отрицая логическое различие между познавательной и оценочной деятельностью, считая, что путь к истине и осмысление ценностей, как и сама истина и ценность, совпадают, Д. Дьюи формулирует это в виде тезиса: «Истина… — это родовое название для всех видов определенных рабочих ценностей в опыте» /3/.

В советской литературе 60-70-х гг. ХХ в. активно обсуждались проблемы ценностного отражения, его специфики и взаимодействия с научным познанием. Работа по усвоению специфики познавательного и ценностного привела к пониманию их глубокой взаимосвязи, нерасторжимости, принципиальной включенности ценностно-нормативных компонентов в познавательный процесс и в само знание. Это положение отчетливо фиксируется в рамках методологии научного познания в общегносеологических работах П.В. Копнина, А.М. Коршунова, К.Н. Лобутина.

В литературе по методологии научного познания проникновение ценностных факторов в науку рассматривается в качестве одного из ведущих «каналов» социализации, весомым элементом социокультурной детерминации. Под таким узлом зрения проблема изучается в работах В.С. Степина, Е.А. Мамчур, Л. А. Микешиной, А.Ф. Зотова и других авторов.

В связи с этим в ряде работ исследуются конкретные механизмы проникновения социальноэтических ценностей в познавательный процесс и науку, разнообразные формы их проявления и функционирования в них /4/.

То, что анализ социокультурных ценностей как регуляторов развития научного знания выдвинулся в последнее время в методологической литературе на видное место, связано с общей тенденцией смещения акцента с исследования относительно завершенных, безличных структур знания на его процессуальную сторону. Сейчас уже ясно, что создание конкретного образа развивающейся науки требует всестороннего учета множества детерминирующих ее факторов.

Очевидно, что ценности при таком подходе рассматриваются как внешние факторы по отношению к самому познанию. Взаимодействие же познания и ценностей представляется производным от синтеза различных областей культуры, естествознания, обществознания и этики, призванного придать науке гуманистическую значимость и, следовательно, соответствующую направленность. Это означает, что понимаемый таким образом ценностный аспект познавательного процесса следует рассматривать не только в общей методологии, но и в специальных разделах общефилософской теории, социологии, психологии и этики науки.

Вместе с тем в нашей общегносеологической и методологической литературе значительное внимание уделяется анализу собственно познавательных ценностей. К ним относят, прежде всего, науку в целом. Ценность науки, по мнению И. А. Май-зеля, определяется тем, что она — «высшее, специфически человеческое средство ориентации человека в жизненно-практической сфере» /5/. Кроме того, к собственно «гносеологическим» ценностям можно отнести разнообразные критерии оценки знания, выбора, предпочтения.

Несмотря на то что ценностный подход к познанию приобрел право «гражданства», тем не менее соотношение истины и ценностей (прежде всего моральных) все еще вызывает дискуссии, известную напряженность, побуждающую к дальнейшему, более тщательному исследованию всех аспектов данной проблемы.

Остановимся на этических ценностях науки, научных исследований, этике ученого. В условиях проникновения науки во все сферы общественной и личной жизни, в процессе углубляющейся и расширяющейся глобализации, это весьма актуальная проблема: можно сказать, что это проблема перспектив выживания и существования. Спектр проблем, которые входят в этику науки, — это нравственные критерии деятельности ученых и их социальная ответственность за судьбу своих открытий и их применение, а также нравственные нормы и ценности ученого, его установки, отражающие гуманистические устремления. Особенно важны нравственные оценки в условиях современного общества, углубляющегося и расширяющегося научно-технического прогресса, позволяющие заглядывать и вмешиваться в генное строение человека (генная инженерия), совершенствовать биотехнологию и даже конструировать новые формы (клонирование) /6/.

Этические нормы в современной парадигме знания можно свести к пяти основополагающим ценностям: универсализму; бескорыстности в научной деятельности и внедрении ее достижений; принципу коллективизма; организованному скептицизму; высочайшему профессионализму (строгое соблюдение профессиональной этики).

Реализация этих ценностей в деятельности ученых означает реализацию гуманистической функции этики и самой науки. Поскольку в развитии науки есть своя логика, и никакая мораль ее остановить не может, то все чаще ставится вопрос о соблюдении принципа коллективизма. Сущность его состоит в необходимости соблюдения ученым правил огласки научных исследований: ученый не имеет права скрывать результаты своих исследований. Это один из аспектов ответственности ученого за результаты своего труда и их использование, ибо при современных достижениях и технологиях без общественного контроля (соблюдения принципа коллективизма) за внедрением научных исследований последствия могут быть необратимыми.

Конкретизацией принципа коллективизма является универсализм в науке. Он означает внелич-ностное использование научных открытий, принадлежность открытий всему мировому научному сообществу. Несмотря на видимость нарушения принципа справедливости (вознаграждение и признание персонализации научных открытий), для науки не столь важно, кто сделал открытие. Принцип универсализма реализуется через международное многостороннее сотрудничество ученых сообществ: международные конференции, коллоквиумы, научно-технические проекты, форумы и другие формы коллективного сотрудничества. Оба принципа — коллективизма и универсализма — опираются на бескорыстие в деятельности ученого и научных сообществ. Бескорыстие само по себе является сущностной характеристикой морального отношения субъекта к миру и другим людям. Бескорыстие в науке рассматривается в смысле широких этических позиций. Этот принцип означает, что ученый принадлежит к особой когорте людей, которые руководствуются высшими, абсолютными ценностными установками — стремлением к Истине, Добру, Красоте. Эти ценности для подлинного ученого должны быть безусловными, не требующими обоснования. Здесь, как говорил Вольтер, уместно правило: «Добродетельную мораль ничто в мире не опровергает, кроме фактов». Фактом является для ученого бескорыстный мотив исследования. Многие достижения в науке и культуре остаются не вознагражденными не только в материальном, но и в моральном отношении. Поэтому, конечно же, истинный ученый должен «карабкаться по каменистым тропам, не боясь обжечь пальчики». Современная Россия является ярким тому подтверждением. Оплата ученых ниже прожиточного минимума, научные исследования не финансируются, социальный статус ученого в обществе очень низок. Тем не менее тысячи ученых трудятся бескорыстно уже в течение многих лет на благо России. Сам процесс творческой работы и поиск

истины являются главным принципом самореализации этих бескорыстных людей. Поэтому наличие бескорыстия как принципа в деятельности ученых очевидно. И для российских ученых этот гражданский подвиг в течение всех лет «перестройки» подтверждает, что бескорыстие воплощено в полном объеме. Вся история науки также подтверждает это. Многие ученые, находясь на грани истощения, отдавали свои сбережения во имя науки — вкладывали в исследования не только свои силы, но и состояния.

Обязательным этическим принципом в научных исследованиях является организованный скептицизм. Сущность его заключается в умении выступать с критикой и самому выдерживать критику к себе и своему исследованию. Этот этический принцип позволяет бороться с консерватизмом и догматизмом в науке, которые могут становиться существенным препятствием в развитии науки и деятельности отдельных ученых.

Основные этические принципы деятельности ученых, сформулированные Мертоном, которые выше были приведены, были подвергнуты очень серьезной критике с двух позиций. Во-первых, с точки зрения их реализации. Сами по себе они хороши, но дело в том, что множество ученых не соблюдают их в полном объеме: они очень редко реализуются. Однако можно сказать, что это возражение не существенно, ибо речь идет об идеале. Если нет идеала абсолютного, то не будет и относительного. «Если нет мадонны, то не будет и сапог». И это справедливо. Во-вторых, многие критики принципов Мертона говорят об их чрезвычайной абстрактности. Есть сферы исследования, которые сразу не могут быть обнародованы и т.п.

На современном этапе развития научного знания классические принципы, выдвинутые Мертоном, актуальны и дополняются требованием соблюдения профессиональной этики учеными и научными сообществами. Профессиональная этика — это прикладная этика. В ней сочетаются интересы общества и гарантии суверенности личности как носителя определенной профессии, а также высокие требования к профессионалу, в том числе к его моральному облику. Профессиональная честь и достоинство — это показатели моральной ценности человека. Это своеобразный эталон для определения нравственности человека, который представляет определенную социальную группу. И мнением этой социальной группы, представителем которой он является, человек дорожит больше всего.

Профессиональная честь и достоинство, как правило, выступают мерой профессионализма в любой области. В науке это связано с гарантией социальной безопасности, так как на современном этапе функционирование социальных систем свя-

зано с двумя особенностями: во-первых, знания и умения, которые требуются от работников, связаны больше с профессиональными, а не моральными качествами (конструктор авиалайнера, корабля, машинист должны быть профессионалами — это гарантирует нашу безопасность, когда мы пользуемся этими видами транспорта); во-вторых, предохранить общество от злых намерений отдельных личностей общество может только в том случае, если социальные субкультуры и институты вообще не будут зависеть от моральных мотивов. Политика, скажем, становится подлинной, когда она не зависит от доброй воли политиков, а ее институты могут успешно функционировать даже в том случае, если бы, как выразился Кант, на месте людей оказались бы дьяволы /7/.

Следует также заметить, что сохраняется тенденция этического насыщения образовательных программ во многих странах. Выпускник, освоивший такую программу, должен обладать такими моральными убеждениями, которые обращали бы его профессиональные знания на благо общества. Вводится дополнительный этический критерий при приеме в вуз — отсеивать кандидатов с искаженными моральными устоями уже на стадии зачисления, во время обучения ставится цель сделать этическую проблематику неотъемлемой частью каждой дисциплины, не ограничиваясь одним курсом по этике.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Интересным направлением, иллюстрирующим появление новых этических принципов в медицинской, психологической и биологической науках, является биоэтика — направление современной философии и этики, в русле которого осмысливаются морально-этические дилеммы, порожденные развитием медико-биологических наук последней трети XX в., в особенности применением новейших технологий в клинической практике. В настоящее время биоэтика отождествляется с современной медицинской этикой. Ее исследования сосредоточены на проблемах границ жизни и смерти -тех проблемных ситуаций, которые возникают, с одной стороны, при медицинских вмешательствах в процессы репродукции человека, а с другой — при оказании помощи терминальным (в критическом состоянии, безнадежным, умирающим) больным, например смерть головного мозга, когда он не функционирует, а сердце еще несколько суток продолжает биться; эвтаназия, отказ от экстраординарных методов лечения, так как они лишь затягивают умирание терминального больного, тягост-

ны для него и др. Комплекс проблемных ситуаций, связанных с зарождением человека, включает проблемы искусственного аборта, контрацепции, стерилизации, искусственного оплодотворения, клонирование. Поиск выходов из таких ситуаций — это моральный выбор, стоящий перед человечеством. Благодаря биоэтике в медицине сформировалась новая система ценностей, во многих отношениях отличающаяся от традиционной. Базисные принципы биоэтики: благодеяние (милосердие, гуманность), непричинение вреда, справедливость, уважение автономии (самоопределения) пациента.

Биоэтика является не только научной дисциплиной, но и социальным институтом. Свидетельство тому — существующие во многих странах центры биоэтических исследований, многочисленные биоэтические журналы и другие издания, этические комитеты для общественного контроля за решением морально-этических проблем в биомедицинских исследованиях, а затем и в практическом здравоохранении. В состав комитетов входят врачи, медицинские сестры, юристы, администраторы, духовные лица и просто граждане. Этические комитеты выполняют консультативные, образовательные, а иногда и властные функции. Так, уже 25 лет действует запрет на публикацию в научных журналах результатов биомедицинских исследований на людях, если эти исследования не были одобрены этическим комитетом, который курирует данный научный проект. Национальная консультативная комиссия по биоэтике США выступила за мораторий на финансирование (в течение ближайших трех — пяти лет) любых практических попыток клонирования человека. В России этические комитеты возникли в 90-х гг. XX в. /8/.

Список литературы

2. Виндельбанд, В. Что такое философия? — СПб., 1904. -С. 23.

3. Цит. по: Джемс, Д. Прагматизм. — СПб., 1910. -С. 42.

4. Майзель, И. А. Наука и проблема ценностей // Проблема ценностей в философии. — М. ; Л., 1966. — С. 60.

5. Там же.

6. Обществознание. — СПб., 2001. — С. 267.

7. Гусейнов, А. А. Великие моралисты. — М. : Республика, 1995. — С. 267.

8. Человек : филос.-энцикл. слов. — М. : Наука, 2000. -С. 54-56.

Материал поступил в редакцию 15.05.2006 г.