Климент александрийский

А. Ю. Братухин

H AAH&HE Ф1А0ЮФ1Л КЛИМЕНТА АЛЕКСАНДРИЙСКОГО

Климент Александрийский, в отличие от апологетов, называвших защищаемое ими учение «варварской философией», не всегда обозначал ортодоксальное христианство этим термином (к «варварской философии» он иногда относил еретические школы). Однако, говоря в других местах о ней как об идеальном основанном на Библии учении, он не отличал ее от «истинной философии». Введя в употребление этот термин, использованный еще Платоном, Климент пытался превратить новое учение в законного наследника греческой философии.

Ключевые слова: Раннее христианство, апология, александрийская школа, Климент Александрийский, философский трактат.

Обращение христиан, говоривших «о себе как о новом народе, «третьем» после эллинов и иудеев (Aristides. Apol. 16, 4-5; Tertul. Ad nat. I, 8; Clem. Alex. Str. VI, 5-6)» (Большаков 2001: 138), к классическим образцам в некотором отношении сопоставимо с использованием в эллинистическую эпоху творений греческих авторов римлянами. Подобный подход Отцов Церкви к классическому наследию отнюдь не вступал в противоречие с предшествующей церковной традицией. Преобразование чужих терминов и обычаев было достаточно распространенным в то время: «Целый ряд внешних форм школьной авторитативности был перенят христианской церковью: кафедра главы школы -кафедра епископа; <…> термин «гомилия» в приложении к беседе философа и к проповеди священника; даже обязательная борода философа и столь же обязательная борода православного духовного лица <…>» (Аверинцев 1991: 13). Преемственность можно обнаружить и в жанровом отношении: «В какой-то мере «Апологию Сократа» несомненно можно считать как формально-литературной, так и идейно-содержательной предшественницей апологий Христа» (Большаков 2002: 156). Мы рассмотрим один из симптомов превращения христианской апологии в богословский трактат, а именно замену определяющего новое учение термина варварская философия, встречающегося у Татиана, термином истинная философия, используемого Климентом Александрийским. Ведь «основная цель Татиана

заключается не в том, чтобы привлечь своих оппонентов к христианству, обратить их, но лишь в том, чтобы добиться терпимости и определенного уважения к новой вере. Здесь и пролегает рубеж, отделяющий «Слово к эллинам» Татиана от, например, соответствующего произведения Климента Александрийского, озаглавленного уже «Увещевание к эллинам» («Про-трептик»)» (Афиногенов 2000: 80-81). Рубеж этот образуется, в том числе, и отношением церковных авторов к своему творчеству: рассматривают ли они его как нечто чуждое античной литературе, не пересекающееся с классической традицией, или -как некое ее продолжение.

А. В. Вдовиченко, подразделяя апологии на «юридические» и «ученые» и относя к последним «Строматы» Климента Александрийского, «Против Кельса» Оригена и труды богословов, писавших преимущественно в IV-V вв., замечает: «Эти сочинения, как правило, принадлежат позднейшему периоду, когда ситуация потеряла прежнюю остроту и вопросы правовых оснований были сняты» (Вдовиченко 2000: 24, прим. 10; Вдовиченко 2002: 65, прим. 6). «Против Кельса» и «Строматы», три последние книги которых были написаны после бегства их автора из Александрии во время гонений (Itter 2009: 10), являются очевидными исключениями из этого правила. А. П. Большаков сомневается в оправданности деления апологий на «юридические» и «ученые» (Большаков 2002: 161). Однако даже при беглом сопоставлении апологий Иустина, Татиана, Афи-нагора и Феофила с «Увещеванием» Климента становится очевидным главное отличие между ними: в последнем совершенно отсутствует защита христианства от языческих обвинений. Это красноречивое отсутствие собственно апологии помещает «Увещевание» в разряд философских трактатов, где автор спорит на равных со своими «коллегами» или учит последователей.

словах, нашел, что это единственная надежная и полезная (асфа^ те rai cu^opov) философия (Dial. 8, 1).

Тит Флавий Климент Климент (род. ок. 150 г., ум. ок 215 г.), преемник Пантена на посту главы катехетического училища в Александрии, первый христианский представитель Александрийской школы, творения которого сохранились, не только усвоил популярную у язычников философскую прозу, приспособив ее к своим нуждам, но первым стал соперничать с греческими философами на литературном поприще, как равный с равными. Он предстает не только как новатор, вышедший за рамки используемых в церковной среде того времени жанров и гораздо подробнее и глубже раскрывший христианское учение, но и как человек, почувствовавший «властное призвание <…> сделать философию служащей Откровению (d’etablir la philosophie servante de la révélation)» (Prunet, 1966, 11). Осуществляя переход от апологии, где христианское учение излагалось поверхностно, к философской прозе, он использует больше библейских цитат, чем любой из живших ранее Отцов Церкви, а классических цитат в три раза больше, чем Иустин, Татиан, Афинагор, Феофил, Ириней, Ипполит Римский, Ориген, Мину-ций Феликс и Тертуллиан вместе взятые (Krause 1958: 126). По мнению Баттерворфа, Климент создавал свои проникнутые греческим духом тексты, не отдавая себе в этом отчета, живя «в греческом мире среди людей, которые, будучи по рождению и религии греками, иудеями или христианами, не могли не дышать греческими идеями, как не могли не дышать общим воздухом» (Butterworth, 1916, 166). По нашему мнению, однако,

Климент сознательно обращался к своим читателям как «философ к философам» (Lattey, 1916, 257). Он не только «разбавлял» библейские цитаты классическими вкраплениями, но и классические тексты сближал с библейскими. Так, например, цитируя Plat. Leg. VII, 808bc, он платоновские субстантивированные инфинитивы во фразе о защитнике жизни и разумения (оотц той Znv Kai той 9poveiv цаЯюто saTi KnSep,®v)

Климент не отождествлял полностью, как это делал Татиан, ортодоксальное христианство с «варварской философией», неоднократно противопоставляя «школы, <возникшие> в соответствии с варварской философией» (та; ката x^v ßapßapov фЛ0G0фíav aipeGei;) «самой истине» (Strom. I, 9, 44, 2; ср.: I, 13, 57, 1 и 6; VI, 15, 123, 3). И в варварской, и в эллинской философии есть плевелы (Strom. VI, 8, 67, 2). Похожая мысль о существовании различия среди «варваров», высказывалась еще Иустином: «Вообще мы признаём и то, что как среди эллинов утверждавшие то, что им хочется, все скопом обозначаются одним словом<, указывающим на их принадлежность к> философии, хотя <их> учения противоречат друг другу, так среди варваров у являющихся и у кажущихся (yevo^evrov Kai So^avxrov) мудрыми данное им название является общим: ведь они все именуются христианами» (lust. 1 Apol. 7, 3; ср. 26, 6).

Восьмая книга «Стромат» начинается словами: «<…> но древнейшие из философов не стремились к спорам и апориям. Разумеется, <не стремимся и> мы, придерживающиеся подлинно истинной философии (oi ovx®» аЯпбой» üvxe%o^evoi фЛоооф(ш;), которым Писание прямо предписывает ради обнаружения <истины> тщательное исследование и поиск. Ведь более поздних из эллинских философов пустое и бесплодное честолюбие при опровержениях и словопрениях направляет к бесполезной болтовне. Варварская же философия, отбросив всякие споры, глаголет: ищите и обрящете, стучите, и отворят, просите и дано будет вам» (Strom. VIII, 1, 1, 1-2). Здесь «варварская философия» также оказывается тождественной «истинной», под которой подразумевается ортодоксальное христианство. При этом Климент признает Бога подателем (Sox^p) эллинской философии (Strom. VI, 5, 42, 1; ср.: VI, 6, 44, 1). В словах «Познал я все, и сокровенное, и явное, ибо научила меня Премудрость, художница всего» (Прем. 7:21) Климент видит кратко сформулированным то, что обещает дать «наша философия (1 ка0 1цас< фЛоооф(а)» (Strom. II, 2, 5, 2; ср.: II, 20, 110, 1). Ниже Климент снова противопоставляет делающее гордым знание мнимых мудрецов — представителей варварских ересей и греческих философов — опирающемуся на веру знанию, которое представляет собой научное доказательство того, что передано сообразно с истинной философией (Strom. II, 11, 48, 1).

Рассмотрим подробнее упомянутый выше фрагмент Strom. I, 13, 57. Климент пишет: «В то время как истина одна (ведь множество ответвлений есть у лжи), школы (aipeGei^) варварской и эллинской философии, как вакханки, растерзавшие члены Пенфея, <растерзали единую истину>, каждая тем, что получила в удел, хвалится, словно всей истиной; но, полагаю, утренней зарею (фюхо< ävaxo^fl) освещается всё. Итак, пусть все — и эллины, и варвары — которые устремились к истинному, одни, обладающие немалой долей слова истины, другие, обладающие

им лишь отчасти, предстанут для выяснения того, так ли это» (Strom. I, 13, 57, 1-2). «Итак, варварская и эллинская философия неким образом разодрали вечную истину (x^v ai’Siov ä^Beiav onapay^ov xiva… nenoi^xai) не мифологии Диониса, но теологии вечно сущего Логоса. Будь же уверен, что вновь собравший разделенное и соединивший его будет в безопасности созерцать совершенный Логос, Истину» (Strom. I, 13, 57, 6). Осборн замечает по этому поводу: «Возможно, наиболее интересная вещь — примирительный тон всего отрывка. <…> Единство истины, подобно единству Церкви, было единственным и отделенным от всего остального. Теперь единство истины дает ей возможность сделать все единым. Климент говорит об истине философии как частичной» (Osborn 1957: 124-125). Иттер так интерпретирует приведенный фрагмент: «с «появлением света» во Христе все «отклонения» лжи искоренены, но всё, что каждая секта сохранила от истины, будет собрано в одну истину Слова. Это задача гностика, который синтезирует различные элементы истины, находящиеся в еврейской и греческой философии и гармонизирует их под властью Слова Божиего» (Itter 2009: 137). Главная заслуга Климента, на наш взгляд, заключается в том, что ему удалось не только заявить о синтезе «различных элементов истины», но и превратить получившееся в результате учение, названное им «истинной философией», в легитимного наследника греческой философии. При этом необходимо отметить, учитывая все приведенные отрывки, что Климент, когда пишет о «варварской» или «еврейской философии» не как о современном ему христианстве, включающем в себя и еретические ответвления, а как об идеальном основанном на Библии учении, не отличает ее от «истиной философии». Поэтому говорить о равенстве «еврейского» и «греческого» элементов в осуществляемом Климентом синтезе затруднительно. Можно вести речь лишь об использовании им на базе «варварской философии» «еретических» и «эллинских» элементов.

Если «»варвары» у Татиана» были «неспособны противопоставить «эллинизму» что-либо, кроме исторического христианства, а «язычники» у других Отцов Церкви в своем сопротивлении благовестию» опирались «а идеальные и материальные достижения эллинистической культуры» (Большаков 2001: 131), то у Климента Александрийского те и другие стали рассматриваться причастными в большей или меньшей степени одной истинной философии. Показательны слова Климента в Strom. I, 28, 176, 1-3, где он разделяет философию Моисея на две этичес-

кие (t^ç npay^axeiaç ïSia) части — историческую и

законодательную, на священнодейственную и на богословскую, называемую Аристотелем метафизикой, а Платоном — диалектикой. Ниже (Strom. I, 28, 177, 1) говорится о соединении истинной диалектики с истинной философией. Так Климент помещает Моисея в контекст древнегреческой философской мысли. Он не противопоставляет полностью «варварскую» (как он называет христианскую философию) эллинской, а, показывая некую связь между ними, поднимает первую на иной онтологический уровень. Такой подход делает для Климента возможным представлять христианство как высшую стадию любой прежней философии, либо данной людям Богом посредством низших ангелов (8ш T®v ùnoSeeoxéprov àyyé^rnv) (Strom. VII, 2, 6, 4), либо украденной греческими философами у еврейских пророков (Strom. I, 17, 87, 2). В любом случае, кажущаяся случайность (яерштюоц), благодаря которой эллины изрекли нечто, принадлежащее истинной философии, обусловлена божественным домостроительством (Strom. I, 19, 94, 1). Эти обстоятельства, очевидно, приводят александрийского автора к мысли о необходимости излагать «истинную философию» в сочинениях, кото не уступали бы по своим литературным качествам сочинениям эллинских философов. В пользу того, что он такую цель перед собой ставил, говорят многие черты знаменитой «трилогии» александрийского богослова, «эллинизация» христианства у которого носила весьма поверхностный, терминологических характер и осуществлялась в миссионерских целях.

Литература

Вдовиченко 2002 — Вдовиченко А. В. Дискурс-текст-слово. Статьи по истории, библеистике, лингвистике, философии языка. М.: Изд-во Правосл. Свято-Тихоновского Богословского института, 2002. Itter 2009 — Itter A. C. Esoteric teaching in the Stromateis of Clement of

Alexandria. Leiden, Boston, 2009. XVIII. Krause 1958 — Krause W. Die Stellung der frühchristlichen Autoren zur

Osborn 1997 — Osborn E. Tertullian, first theologian of the West.

Cambridge: Univ. Press, 1997. Osborn 1957 — Osborn E. F. The philosophy of Clement of Alexandria.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

А. Ju. Bratukhin. H аЛцвщ <piÀoao<pia of Clement of Alexandria

Климент Александрийский (Тит Флавий) (греч. Κλήμης ὁ Ἀλεξανδρεύς; + ок. 217), пресвитер, великий христианский ученый, выдающийся представитель Александрийской школы

Родился, по одним данным, в Афинах, по другим, в Александрии, в состоятельной и, вероятно, знатной языческой семье. Хорошо изучил философию Платона и стоиков; был посвящен в языческие мистерии.

Из любви к знанию он стал изучать еврейство и Христианство и, убедясь в превосходстве последнего, крестился уже в зрелом возрасте, слушал в разных местах лучших христианских учителей и, встретив в Александрии Пантена, остался при нем, а когда Пантен отправился с миссионерской целью в Индию, был избран вместо него, в 190 г., на должность главного наставника и начальника Александрийского огласительного училища, с возведением в сан пресвитера. Его учеником, в частности, был св. Александр, епископ Иерусалимский.

В 202 г., во время гонения Септимия Севера, он удалился в Каппадокию. Данные о дальнейшей его жизни отрывочны, неизвестно, возвратился ли в Александрию.

Скончался около 217 года.

Имя Климента Александрийского, учителя Церкви, до конца XVI века значилось среди имён святых в Римском мартирологе под 4 декабря, изъято оттуда при очередном редактировании мартиролога при папе Римском Клименте VIII . О православном почитании Климента Александрийского как святого данных нет.

Сочинения

Вопреки учению Тертуллиана, Лактанция и других, которые провозглашали науку, как имеющую происхождение в язычестве, произведением дьявола, Климент учит, что нет веры без знания, как и знания без веры; гармония веры и знания (γνωστική πίστις) есть высшая ступень духовного развития, совершеннейшая философия. Вера есть начаток знания (даже философы языческие начинали верой в свои теоремы, которые потом развивали в полные системы); в своем начале она не основывается на доказательствах, но должна превратиться в разумное знание. На вере, как на основании, должно воздвигнуться здание ведения, которое имеет несколько степеней, но содержание которого — одно и то же у простого верующего и у ученого. Средства к достижению полной гармонии веры и знания заключаются в изучении всего круга наук, преподававшихся и в язычестве — грамматики, риторики, арифметики, геометрии, астрономии, музыки и особенно диалектики, которая есть ограда и для самих догматов веры (мысль буквально повторяющаяся и у Василия Великого). Все эти науки служат лишь ступенями к высшему знанию, которое есть философия, а она, в свою очередь, есть вспомогательное средство для веры, приближающее ее к разумению. Истинный философ возвращается туда же, откуда вышел; выше открытого верой он не может подняться, она есть критерий всякой философии. Основная идея этой схемы христианского образования тожественна с учением Филона, стремившегося слить в одно целое ветхозаветный иудейский супранатурализм и языческий идеализм; но она развита Климентом Александрийским в применении к христианству вполне своеобразно.

Лучшая часть в сочинениях Климента Александрийского — его полемика и апологетика. Его опровержение иудейства и особенно язычества настолько сильно и основательно, что последующим учителям Церкви в этом отношении приходилось лишь варьировать его доказательства.

Сочинения Климента Александрийского составляют доселе во многих частях один из первоисточников для изучения античной мифологии и философии, так как только в них имеются многие сведения о первой и многие отрывки из второй. О языческих мифах и философских учениях Климент судит не иначе, как на основании первоисточников и подлинных слов философов, своеобразно систематизируя мифологию (он делит развитие ее на семь периодов) и обнаруживая особенные симпатии к некоторым философским системам (к Платону и стоикам, что дает повод многим историкам считать его, и не без некоторого основания, не столько христианским богословом, сколько стоическим или платоническим философом), в которых Климент Александрийский видит следы сохранившегося первобытного божественного откровения и даже прямых заимствований из Св. Писания. Часть истин христианского учения, по его мнению, содержалась в язычестве, как плод в скорлупе; между философией и Евангелием нет полной противоположности — это как бы «две ветви одного древа». Доказывая превосходство христианства перед язычеством, Климент Александрийский незаметно для себя пришел, таким образом, к сглаживанию различия между ними, руководимый непреодолимым стремлением объединить религию и науку в одно нераздельное целое. Дальше, однако, Климент Александрийский не пошел и спас для себя веру в церковный догмат, как догмат. Догматическое учение Церкви у Климента Александрийского изложено в размерах почти катехизических, но и оно имело большое значение для его времени, когда церковная догматика почти вовсе не была разработана.

Особенно сильно сказалось влияние платонизма и стоицизма в нравственном учении Климента Александрийского. Самый принцип его морали есть принцип Платона и стоиков. Нравственное совершенство человека находится в прямой зависимости от его разумности: всякое действие хорошо или худо настолько, насколько оно есть продукт знания или незнания. «Жизнь истинно христианская есть система действий разумных». Климент казуистически регламентирует весь внешний быт и поведение христианина в его обыденной жизни. Его «Педагог» представляет в этом отношении драгоценный первоисточник для культурной и бытовой истории греко-римского мира его времени. Критикуя жизнь язычников и полуязыческую внешнюю жизнь самих христиан своего времени, Климент Александрийский подробно говорит о домашней мебели, пище, одежде, посуде, приборах, о том, как вести себя в собрании, чем развлекаться, о деторождении, об употреблении украшений и драгоценностей, об убранстве волос у женщин и бороды у мужчин, об истинной красоте лиц обоего пола, о банях и т. д., одним словом — дает первый христианский «Домострой». Одежда христианам рекомендуется белая, что означает чистоту нрава и непорочность жизни. Цветная одежда неприлична; древние лакедемоняне хорошо делали, что позволяли их носить только публичным женщинам. Многие живут для того только, чтобы есть, а не для того едят, чтобы жить, как указывает природа. Поваренное искусство — самое вредное.

Для истории социологических идей христианства весьма важно сочинение Климента Александрийского «о том, какой богач спасется» (Τίς ό σωζόμενος πλούσιος), составляющее толкование двух мест из Евангелия (Мк. 10, 17-31 и Лк. 10, 30-37). Поставленный вопрос автор решает в том смысле, что от богатых людей христианство вовсе не требует безусловного отречения от богатства, особенно унаследованного, а лишь целесообразного, общеполезного его употребления; оно требует отречения лишь от пристрастия к нему, составляющего духовный недуг. В этом же сочинении находится яркая картина нравов того времени — очерк клиента-тунеядца и льстеца.

Общий недостаток всех сочинений Климента Александрийского — непомерный аллегоризм в толковании Св. Писания, являющийся у него не как случайность, но как плод особой его теории, по которой он устанавливает деление христиан на две категории — несовершенных (простых) и совершенных. Простой, буквальный смысл Св. Писания может удовлетворять лишь «простых»; совершенным же христианам открывается высшее ведение, через аллегорическое толкование Писания.

Публикации

Использованные материалы

  • Климент Александрийский. Краткая биографическая справка
  • Н. Б-в. Климент Александрийский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона

«Clemens von Alexandria», страница немецкого римо-католического портала Ökumenisches Heiligenlexikon,

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *