Лиза Пилинко и Александр Блок.
Александр Блок посвятил это стихотворение 15-летней Лизе Пиленко – девочке, так влюблённой в него. Впоследствии она стала поэтессой Кузьминой-Караваевой, но миру суждено было узнать её как монахиню мать Марию.
Она родилась в Риге в 1891 году. В детстве жила у моря – родители вскоре переехали в Анапу, в шести верстах от которой располагалось имение отца с обширными виноградниками. Недалеко от имения – три древних кургана, где велись археологические раскопки и где Лиза Пиленко частенько проводила жаркие летние дни. В 1905-м семья обосновалась в Ялте – отец Лизы стал директором Никитского ботанического сада. Его неожиданная и преждевременная смерть на следующий год явилась первым жестоким ударом в ее жизни.

Лиза Пиленко.
Овдовев, мать уехала с дочерью в Петербург к своей сестре, фрейлине двора, приятельнице обер-прокурора Синода Победоносцева. Окончив гимназию, Лиза поступила на философское отделение Бестужевских курсов. На одном из литературных вечеров она впервые увидела Александра Блока…
В 1936 году она опубликовала в Париже свои воспоминания, в которых рассказала о том, как первый раз увидела, услышала Блока на литературном вечере в петербургском училище, как он поразил ее – и лицом, будто бы высеченным из камня, и стихами. Прочитав его сборник, Лиза решила, что Блок единственный, кто способен помочь ей унять душевную смуту. Она отправилась домой к поэту.
Мы долго говорим. За окном уже темно. Он не зажигает света. Мне хорошо, я дома, хотя многого не могу понять. Я чувствую, что около меня большой человек, что он мучается больше, чем я. Меня поражает его особая внимательность, какая-то нежная бережность… Через неделю я получаю письмо, почерк твердый, не очень крупный, но широкий, щедрый, широко расставлены строчки. В письме есть стихи…
Когда вы стоите на моём пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите всё о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
И презираете свою красоту –
Что же? Разве я обижу вас?
О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.
Ведь я – сочинитель,
Человек, называющий всё по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.
Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах,
Всё же, я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
И потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные речи
О земле и о небе.
Право, я буду рад за вас,
Так как – только влюблённый
Имеет право на звание человека.
<А.Блок 1908>
Еще будучи курсисткой, Елизавета Пиленко в 1910-м вышла замуж за Дмитрия Кузьмина-Караваева – молодого эстетствующего юриста, который вел богемную жизнь. Спустя годы она писала в воспоминаниях:
«Мы жили среди огромной страны, словно на необитаемом острове. Россия не знала грамоты – в нашей среде сосредоточилась вся мировая культура: цитировали наизусть греков, увлекались французскими символистами, считали скандинавскую поэзию своею, знали философию и богословие, поэзию и историю всего мира, в этом смысле мы были гражданами вселенной, хранителями великого культурного музея человечества. Это был Рим времен упадка… Мы были последним актом трагедии – разрыва народа и интеллигенции».

Уже будучи замужем, Елизавета Юрьевна познакомилась с Блоком вторично. Через несколько дней Кузьмины-Караваевы обедали в доме поэта. У них появились общие знакомые, люди, которые как бы соединяли их…
Уж не эта ли роковая встреча, не это ли необыкновенное чувство на всю жизнь, внушенное поэтом Елизавете Юрьевне, стало одной из главных причин ее разрыва с мужем? Молодая женщина оставила Петербург и, словно бы убегая от самой себя, уехала в Анапу. Вскоре после их развода Д. Кузьмин-Караваев перешел в католичество, а впоследствии, уже в эмиграции, вступил в орден иезуитов и принял священство…

Елизавета Юрьевна.
«Елизавета Юрьевна уезжает на юг и возвращается в Петербург поздней осенью 1914 года – с твердой, казалось бы, бесповоротной решимостью не видеть Блока, – писал Евг. Богат. – И в тот же день, не успев разобрать с дороги вещи, идет к нему; идет отчаянно, как шла в первый раз. Начинается самая высокая пора их отношений; они сидят у него, иногда до утра, обыкновенно в самых дальних углах комнаты («он у стола, я на диване») и говорят: о трагичности человеческих отношений, о стихах, о «доблести, о подвигах, о славе»… И опять идут годы».
Потом Елизавета Юрьевна вновь оказалась на юге. Здесь, в Анапе, спокойно, в трудах и заботах об отцовском имении, текла ее жизнь. Кузьмина-Караваева писала стихи (в этот период вышли два сборника ее стихотворений – «Скифские черепки» и «Руфь»). Здесь родилась ее дочь Гаяна. Отцом явился какой-то простой человек, охотник, в котором экзальтированная женщина нашла свой идеал. Но Блока она не забывала никогда…
«С мужем я разошлась, и было еще много тяжести, кроме этого… Весной уеду, буду жить чужой жизнью, говорить о революции, о терроре, об охоте, о воспитании детей, о моей любви к тому человеку, куда я уеду, – и думать о Вас… Мой дорогой, любимый мой…»
Ее счастье оказалось перечеркнуто войной: отец Гаяны ушел на фронт и пропал без вести…
В 1918 году Елизавету Кузьмину-Караваеву избрали товарищем городского головы, а затем и городским головой Анапы. В это время она побывала в Москве, где участвовала на стороне эсеров в каких-то акциях против советской власти. Когда вернулась в Анапу, здесь уже хозяйничали добровольцы из белой армии генерала Покровского. Елизавету Юрьевну сразу арестовали, и ей пришлось предстать перед белогвардейским судом. Председателем суда оказался Д. Е. Скобцов – мало знакомый ей человек, чуть позже ставший вторым мужем Елизаветы Юрьевны. С ним она соединилась уже в Константинополе. Исследователи полагают, что именно Скобцов склонил Кузьмину-Караваеву к эмиграции. Во время тяжелого странствия, в Тифлисе, родился их сын Юрий, в Белграде – дочь Настя.
В начале 1923-го семья Скобцовых прибыла в Париж. Елизавета Юрьевна подрабатывала шитьем и изготовлением кукол. Потом муж устроился шофером такси. Через три года они потеряли маленькую Настю, умершую от менингита…
Именно здесь, на чужбине, Елизавета Юрьевна узнала о кончине Блока. По свидетельству ее матери, горе ее было беспредельным… Второй брак ее также не сложился, она рассталась со Скобцовым, хотя они и оставались друзьями.

Тяжелые раздумья над отчаянным положением многих близких ей людей в эмиграции определили дальнейшую судьбу Елизаветы Юрьевны: в марте 1932 года, после церковного развода с мужем, она приняла монашеский постриг. Отныне ее звали матерью Марией, в честь Марии Египетской… Обряд производил сам митрополит Евлогий – глава православной церкви за рубежом.
В рубаху белую одета…
О, внутренний мой человек.
Сейчас еще Елизавета,
А завтра буду – имя рек.

Мать Мария.
В 1935-м мать Мария создала братство «Православное Дело», которое оказывало всестороннюю помощь ее обездоленным и безработным соотечественникам на чужбине. Собрав по Парижу деньги, устроила убежище для сотен голодных, бездомных, туберкулезных… Кормила их, одевала, лечила, устраивала на работу, прятала евреев. Некоторые упрекали мать Марию, называя ее монашество сомнительным. Таким она отвечала: «На Страшном суде меня спросят не о молитвах и поклонах, а о том, накормила ли я голодных…» В ее трудах ей помогали дети – Гаяна и Юрий, иногда – ближайшие друзья: Николай Бердяев и отец Сергий Булгаков.
Летом 1935 года Гаяна, убежденная коммунистка, не мыслившая себе жизни без России, вернулась на Родину. В Москве она умерла от дизентерии.
Смерть ее в России оказалась довольно загадочной. Нина Берберова, к примеру, уверяла, что дочь Кузьминой-Караваевой погибла после подпольного аборта. В любом случае, опереться ей здесь было не на кого. Алексей Толстой, уговоривший девушку вернуться на родину и привезший ее с собой из-за границы, в дальнейшем, по сути дела, бросил ее на произвол судьбы. Поначалу она жила в его доме никому не нужная и не интересная, затем устроилась работать на завод и ушла от Толстых. Вышла замуж за своего давнего знакомца, тоже приехавшего из Парижа… Почему она не захотела иметь ребенка и решилась на аборт (если это действительно правда), неизвестно.
…В 1937-м в берлинском издательстве вышел новый сборник стихов под именем матери Марии…
Постыло мне ненужное витийство,
Постылы мне слова и строчки книг,
Когда повсюду кажут мертвый лик
Отчаянье, тоска, самоубийство.
О, Боже, отчего нам так бездомно?
Зачем так много нищих и сирот?
Зачем блуждает Твой святой народ
В пустыне мира, вечной и огромной?
Под псевдонимом Юрий Данилов мать Мария опубликовала большой, во многом автобиографический роман «Равнина русская» (Хроника наших дней)».
Еще в 1941 году она писала о Гитлере в своей статье «Размышления о судьбах Европы и Азии»:
«Во главе избранной расы господ стоит безумец, параноик, место которому в палате сумасшедшего дома, который нуждается в смирительной рубашке… чтобы его звериный вой не потрясал вселенной».
Воистину удивительная прозорливость была присуща этой женщине! Когда она узнала о нападении немцев на СССР, то молвила:
«Я не боюсь за Россию. Я знаю, что она победит… России предстоит великое будущее. Но какой океан крови…»
Во время войны она продолжала сбор пожертвований, установив связь с участниками Сопротивления, снабжала документами людей, преследуемых гитлеровцами, переправляла их к партизанам. Деятельность «Православного Дела» не могла ни привлечь внимания немцев. Арестовав Юрия, гестаповцы обещали выпустить его, если к ним явится мать Мария. Она пришла к ним добровольно, но обещаниям фашистов, как и следовало ожидать, была грош цена: сына ее так и не освободили. Перед отправкой в Бухенвальд Юрию предложили вступить в армию Власова, но он наотрез отказался. Юрий Скобцов погиб на строительстве подземных заводов в феврале 1944-го на двадцать четвертом году жизни. Мать уже не узнала этого…

И в заключении она продолжала писать стихи, но они, к сожалению, не сохранились. Поначалу Д. Скобцову удавалось передавать в лагеря, где содержалась его бывшая жена, посылки с едой. В марте 1945-го здоровье матери Марии ухудшилось: она заболела дизентерией, свирепствовавшей в лагере.
«…когда освобождение было уже близко, Мать Мария в женском лагере Равенсбрюк пошла, как утверждают, в газовую камеру вместо советской девушки, обменявшись с ней курткой и номером, – пишет Евг. Богат. – Может быть, мы имеем дело с легендой. Но человек, заслуживший т а к у ю легенду, бесспорно легендарен…».
В последний день не плачь и не кричи:
Он все равно придет неотвратимо.
Я отдала души моей ключи
Случайно проходившим мимо…

Монахиня мать Мария.
Кстати, известно, что еще в пятилетнем возрасте будущая мать Мария как-то сказала родителям: «Меня ждут мучения и смерть в огне».
…Через два дня (всего лишь через два дня!) после ее гибели работники Красного Креста начали освобождать тех заключенных, которые были вывезены из Франции, а через месяц советские войска освободили всех оставшихся в живых узниц. Среди них оказались и те, кто хорошо знал мать Марию. Они вспоминали впоследствии: она погибла, совершив страшную ошибку. Было объявлено о том, что ослабевшие и больные могут воспользоваться освобождением от работ, выданным в лазарете, – очередной фашистский обман. Получивших подобные справки (а среди них оказалась и мать Мария) просто «отбраковывали», отправляя в газовую камеру.
И дальше будет только ночь,
И будет только мрак повсюду…
О, Господи, взываю к чуду,
Чтоб гибнущей душе помочь…
Мать Е. Ю. Кузьминой-Караваевой прожила до 1962 года. Она привела в порядок архив дочери, участвовала в подготовке двух сборников ее стихотворений…

На доме, где родилась Елизавета Пиленко. Рига, улица Элизабетес, 21
Уже после войны, в 1985-м, мать Мария, в числе других бесстрашных героев французского Сопротивления, была посмертно награждена орденом Отечественной войны. Весной 2000 года общество «Благодеяние» организовало международную конференцию, посвященную 55-й годовщине со дня ее смерти. В Петербург приехали исследователи жизни и творчества Е. Кузьминой-Караваевой из различных уголков России, из Франции, Англии, Италии. О ней говорили богословы, философы, литераторы. Оказалось, что для очень многих людей именно со знакомства с судьбой этой удивительной русской женщины началось время духовных исканий…
Ценителям отечественной истории и литературы интересна будет и тайна гибели Александра Блока, которого Анна Ахматова называла «трагическим тенором эпохи».

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:

Лиза Пиленко. 11 лет

Елизавета Юрьевна Пиленко — так звали в миру мать Марию — родилась в Риге 8 декабря 1891 года. При рождении маленькую Лизу удалось спасти, ей сделали серьёзную операцию. Через несколько дней, во время крещения, она захлебнулась в купели, и ребенка второй раз вернули к жизни.

Всю последующую жизнь Елизавета Юрьевна подвергалась много раз страшным опасностям. С ранней молодости она была уверена, что ее ожидают мучения, мытарства, мучительная смерть и сожжение.

В сожжение и в то, что у нее «будут спутники в гробах», она уверовала в последние годы своей жизни. Как ни страшно говорить, но грузовик с газом, а потом сожжение в крематории оказались для м. Марии и ее спутницам одним общим гробом.

Детство и отрочество будущей матери Марии прошло около Анапы. Там у ее отца, талантливого любителя-агронома, позднее директора Никитского ботанического сада в Крыму, было небольшое имение с виноградником. Зимой вся семья ездила к родным в Петербург. После смерти отца семья переселяется окончательно в Петербург, Лиза там поступает в гимназию.

С самого раннего детства в Лизе проявились большие способности к рисованию, литературе, рукоделию — кроме музыки (она была к ней равнодушна).

Еще девочкой она стала задумываться над вопросом, в чем правда и есть ли Бог — Бог любви и справедливости. Кончина отца вызвала в ней страстный протест против смерти как мировой несправедливости.

В 15 лет она стала интересоваться литературой и искусством, бывать на литературных вечерах, на одном из которых выступал Блок. Так завязалась дружба. Ей было 15 лет, а знаменитому поэту — 25-ть.

В 18 лет Лиза выходит замуж за Д. В. Кузьмина-Караваева — юриста, близкого друга многих литераторов. В период их недолгого брака Елизавета Юрьевна всё больше углубляется в религиозные поиски, в ней всё больше утверждается дух христианства. Скоро у нее выходят из печати первые книги: «Скифские черепки», «Юрали», «Руфь».

Через несколько лет она расходится с мужем и уезжает с дочерью Гаяной в родную Анапу. Тут она переживает начало революции и встречается со своим вторым мужем — Даниилом Скобцовым. С ним и уже с двумя детьми она эмигрирует сначала в Константинополь, в Югославию, а потом в Париж. В Константинополе у нее рождается еще одна дочь — Настя.

Заграница встретила их тяжелейшей нуждой и первой смертью. Умерла двухлетняя дочь Настя. Жизнь в эмиграции и выброшенность в нищету, смерть любимой дочери дали огромный толчок будущей матери Марии для духовного расцвета.

Она тогда говорила: «Любите друг друга, только до конца и без исключения, как бы ни тяжела была пытка…» От своего несчастья она обратилась к горю других, близких и далеких ей людей. Умерла ее девочка Настя, но материнство ее не умерло, оно пронизало ее насквозь, и всё сильнее у нее было желание служить всем обездоленным. С конца 20-х годов в Париже она стала помогать всем, кто нуждался в поддержке и помощи. А этих несчастных в эмигрантской среде во Франции было очень много: была безработица, толкавшая мужчин в кабаки, марсельские трущобы были переполнены эмигрантами со всего мира, падшие женщины, шахтерские поселения, белые русские офицеры, которые, оказавшись за границей, иногда сходили с ума… Елизавете Юрьевне казалось, что все это вопиет о помощи!

За всей ее деятельностью, которой она отдалась без остатка, встал вопрос о совершенно невозможной дальнейшей жизни супругов. Елизавета Юрьевна стала стремиться к монашеству как самоотверженному служению Господу и людям.

Митрополит Евлогий (Георгиевский) поддерживал в ней это стремление, с согласия ее супруга дал ей церковный развод и сам постриг ее в церкви парижского Богословского института с именем Мария — в честь преподобной Марии Египетской.

На первое время ей дали тихую светлую келью в институте, где она могла спокойно молиться и готовиться к своему монашескому подвигу. Как пишет о ней о. Сергий Гакель: «Елизавета Юрьевна Скобцова отложила мирское одеяние, облеклась в простую белую власяницу, спустилась по тёмной лестнице с хоров Сергиевского храма и распростёрлась крестообразно на полу».

В рубаху белую одета…
О, внутренний мой человек.
Сейчас ещё — Елизавета,
А завтра буду — имя рек.

В 1932 году мать Мария поехала в Латвию и Эстонию и посетила тамошние женские монастыри. Как странно: именно в Пюхтицкой обители, ещё в советское время, были сняты многие кадры художественного фильма о ней!

Еще до пострига она насмотрелась на жизнь русских эмигрантов, на нужду и трущобы, в которых жили русские люди.

Теперь мать Мария поставила перед собой цель — создать настоящий «приют» — дом, где люди могли бы не только поесть, но и получить гражданские права и потом найти работу.

Судьба била мать Марию безжалостно. В 1935 году ее дочь Гаяна, не мыслившая себя без России, едет в СССР. Меньше чем через два года она умирает в Москве от дизентерии.

Ещё до начала войны м. Мария основывает движение «Православное Дело». Её ближайшими помощниками стали о. Димитрий Клепинин, молодой Юрий Скобцов, Ф. Т. Пьянов, Ю. П. Казачкин.

События развивались быстрее, чем все ожидали. Мать Мария оказывается в оккупированном нацистами Париже. И дом, который она основала на ул. Лурмель, 77, становится одним из штабов Сопротивления. Высокая, статная, с доброй улыбкой, уже стареющая женщина еще раз увидела смысл жизни в том, чтобы добро стало делом — на этот раз рискованным…

Лурмельский комитет стал центром антифашистской деятельности в Париже. В нем жили бежавшие из плена советские солдаты, посылались посылки, деньги, устраивались побеги. Душой лурмельского комитета была мать Мария.

В феврале 1943 года её восемнадцатилетний сын Юра и о. Димитрий Клепинин были арестованы гестапо. Их арестовали и в декабре месяце их перевезли в Бухенвальд. 9 февраля 1994 года о. Димитрий Клепинин скончался в лагере Дора.

Мать Мария была тоже арестована и отправлена в лагерь Равенсбрюк.

Существует несколько версий ее гибели. Даже в лагере мать Мария вышивала икону и платок (который сохранился). «Вот успею закончить вышивку иконы — выживу», — часто говорила она соседкам по нарам. По одной из версий, 31 марта 1945 года мать Мария пошла в газовую камеру вместо одной из отобранных фашистами девушек.

По другой, она болела дизентерией, ее долгое время прятали, но в конце марта все-таки обнаружили. Она не могла стоять на ногах, так она ослабла. На следующий день ее отправили в газовую камеру.

Мать Мария не боялась смерти, потому что для нее смерть означала встречу с Богом, к Которому она стремилась всей душой и шла всю жизнь. Да, в одном из писем Блоку она писала: «Я ищу тяжестей!» Пророчествовала она и о том, что ей предстоит быть сожженной и погребенной в «общих гробах»!

Она была поэтом, художником, философом, прекрасно вышивала. Но, приняв монашеский постриг, весь талант своей души, все свои силы и любовь посвятила помощи ближним и обездоленным. «В личности м. Марии были черты, которые так пленяют в русских святых женщинах — обращённость к миру, жажда облегчать страдания, жертвенность, бесстрашие» — говорил о ней Николай Бердяев.

Вот так, не дожив до победы двух месяцев, мать Мария закончила свой земной путь в печах Равенсбрюка.

Елизавета Пиленко со своим братом Дмитрием. Костюмированный праздник, 1899 г. Протоиерей Сергий Булгаков Отец Дмитрий Клепинин