«Русский религиозный ренессанс»

В статье «Русский Ренессанс в сети интернета» я уже касался высказываний Николая Бердяева о «русском культурном ренессансе» начала XX века, что привлекает внимание современных исследователей, в частности, из-за сходства духовной ситуации в России в начале и в конце истекшего столетия.

Но сходство это лишь кажущееся, и оно проявляется в весьма узких пределах. Новое обращение к религии, к мистике, к религиозной философии малой части интеллигенции лишь условно можно назвать «русским культурным ренессансом», тем более что Николай Бердяев под «культурным ренессансом» имеет в виду по сути именно обращение после отрицания или равнодушия к религиозной вере, феномен, хорошо известный по эпохе Возрождения в Италии, обращение Пико делла Мирандолы или Сандро Боттичелли под влиянием проповедей Савонаролы, к примеру. Достижения мысли и искусства как ренессансные явления, или как «культурный ренессанс», остались в веках. Что же осталось от переживаний Сандро, вплоть до отказа от его удивительных созданий, или самоистязания плоти Пико до смертного конца? Ничего более разлетевшего дыма от костра, на котором сгорели заживо Савонарола и два его сподвижника.

Николай Бердяев не рассматривает «русский культурный ренессанс» всесторонне, с расцветом архитектуры (модерн), живописи, русского театра, балета и музыки, что поразило Европу, он остается в кругу религиозных переживаний и мистики, как Мережковский, Розанов, Вяч. Иванов, Флоренский и другие, при этом у каждого из них были свои представления и интуиции. Николай Бердяев не решается это назвать «религиозным ренессансом», разве что еще «духовным ренессансом», но смысл тот же, если под «культурным ренессансом» не иметь в виду, как и следует, расцвет искусств и мысли, при этом мысли деятельной, вплоть до революции в театре и социальной революции.

Теперь ясно: это и был Русский Ренессанс, серебряный век после золотого, в котором феодально-церковная реакция проступила еще в эпоху Пушкина и Лермонтова после восстания декабристов и казни пятерых, с трагической судьбой поэтов, и с тех пор она лишь усиливалась, вплоть до кровавого воскресенья 9 января 1905 года, расстрела мирной демонстрации рабочих и их семей с иконами и портретами царя.

У громадного большинства населения Российского государства была поколеблена вера в божественность царской власти, с тем ослабла и сама вера. Поиск основ веры – вот что называет Бердяев «русским культурным ренессансом», не только не решаясь говорить о «религиозном ренессансе», а прямо утверждая, что «религиозного ренессанса» в начале XX века не было – в статье «Русский культурный ренессанс и журнал «Путь», написанной в эмиграции в 1935 году.

«Сейчас можно определенно сказать, — пишет Н. Бердяев, — что начало XX века ознаменовалось у нас ренессансом духовной культуры, ренессансом философским и литературно-эстетическим, обострением религиозной и мистической чувствительности. Никогда еще русская культура не достигала такой утонченности, как в то время. Вряд ли можно сказать, что у нас был религиозный ренессанс. Для этого не было достаточно сильной религиозной воли, преображающей жизнь, и не было участия в движении более широких народных слоев. Это было все-таки движение культурной элиты, оторванной не только от процессов, происходивших в народной массе, но и от процессов, происходивших в широких кругах интеллигенции».

Да, это было «движение культурной элиты» в самом небольшом числе, можно сосчитать по пальцам, литераторы, священники, поэты, которые друг друга плохо слушали и мало читали, а носились со своими переживаниями и идеями, в которых можно выделить два плодоносных пласта: это неприятие церковной ортодоксии и практики и соответственно стремление к обновлению веры, что мы наблюдаем впервые в эпоху Возрождения в странах Европы, — здесь область, связанная с христианством, при этом самые утонченные переходили из православия в католичество, — и шире – платонизм: вера, природа и культура находили опору в античной традиции, что тоже было в высшей степени характерно для исканий и учений мыслителей эпохи Возрождения.

Все это – характерные признаки Ренессанса в России, с новым поворотом к панэстетизму Золотого века русской культуры на рубеже XIX-XX веков, с расцветом искусств, но уже с явными элементами декаданса, что всегда сопровождается с обращением, или просто погружением в мистику, охватившей «культурную элиту» вплоть до царского двора. Называть эту повышенную утонченность душевных движений и интуиций «духовным» или «культурным ренессансом» можно лишь условно. Здесь как раз сфера феодально-церковной реакции, рецидив средневекового мироощущения, то есть отрицание ренессансных явлений русской жизни.

Эпоха в высшей степени противоречива, но основной ее вектор – это порыв в грядущее, пусть оно воспринимается в апокалиптических тонах. Николай Бердяев в книге «Самопознание», подводя итоги своим исканиям от марксизма до идеализма и религии, дает интересные оценки наших религиозных мыслителей, в частности, о. Павла Флоренского. Приведу довольно длинную выписку, поскольку здесь вообще об исканиях и озарениях всех религиозных мыслителей эпохи Возрождения как в странах Европы, так и в России.

«С П. Флоренским у нас было изначально взаимное отталкивание, слишком разные мы были люди, враждебно разные. Если от Мережковского меня отталкивала двойственность, переходящая в двусмысленность, отсутствие волевого выбора, злоупотребление литературными схемами, то от Флоренского отталкивал его магизм, первоощущение заколдованности мира, вызывающее не восстание, а пассивное мление, отсутствие темы о свободе, слабое чувство Христа, его стилизация и упадочность, которую он ввел в русскую религиозную философию.

Во Флоренском меня поражало моральное равнодушие, замена этических оценок оценками эстетическими. Флоренский был утонченный реакционер. Подлинной традиционности в нем не было. Об его книге «Столп и утверждение истины», книге блестящей, имевшей большой успех и влияние в некоторых кругах, я написал статью под названием «Стилизованное православие». За эту статью на меня очень нападали. В книге Флоренского чувствовалась меланхолия осени, падающих осенних листьев.

Флоренский был универсальный человек, он талантливый математик, физик, филолог, оккультист, поэт, богослов, философ… Чувствовалась при большой одаренности большая слабость, бессильная борьба с сомнением, искусственная и стилизованная защита консервативного православия, лиризм, парализующий энергию, преобладание стихии религиозного мления… В своей книге он борется с самим собой, сводит счеты с собственной стихийной натурой. Он как-то сказал в минуту откровенности, что борется с собственной безграничной дионисической стихией.

Во Флоренском было что-то соблазняющее и прельщающее. В этом он походил на В. Иванова… Он был своеобразным платоником и по-своему интерпретировал Платона. Платоновские идеи приобретали у него почти сексуальный характер. Его богословствование было эротическое. Это было ново в России… От Флоренского пошла и софиология, хотя он не разработал и не развил ее так, как потом С. Булгаков. Творческая инициатива во многом принадлежала Флоренскому. Но центральной фигурой православного возрождения начала XX века был С. Булгаков».

Флоренский действительно был всеобъемлющей личностью ренессансного типа. Он напоминает мне Николая Кузанского. В характеристике Флоренского Бердяев раскрывает искания русских религиозных мыслителей, что представляет лишь одну из сторон умонастроения эпохи, при этом самую далекую от жизнестроительных идей и творений русского модерна во всех видах искусства и революционного движения интеллигенции и народных масс, что и есть Ренессанс в его собственном значении.

В конце XX века в России в условиях распада СССР и всех основ жизни возникает сходная духовная ситуация, охватившая теперь и «культурную элиту», и народные массы, со всеобщим обращением, что многие воспринимают как «русский религиозный ренессанс». Но так ли это? И что это значит?

Да это же умонастроение заката эпохи Возрождения в странах Европы, что выразил во всей трагической глубине Шекспир в его драмах, с проблесками ренессансного жизнелюбия и веселья в комедиях! Именно с предчувствием конца связано новое обращение к религии как в начале, так и на исходе XX века, на этот раз охватившее и интеллигенцию, и народные массы, кстати, по своему образованию и культуре, благодаря культурной революции в СССР, ничем не отличающейся от «культурной элиты», или партийно-номенклатурной, взявшей на себя роль Герострата.

Сегодня мы видим возрождение церкви, от которой отвернулись не только интеллигенция, но и крестьянство в начале XX века, что спровоцировала в громадной степени сама верховная власть. С этим связано и разрушение церквей или использование зданий не по прямому назначению, что ныне записывают в преступления Советской власти, наравне со сталинскими лагерями, коим нет оправдания. С закрытием церквей дело обстоит иначе. Как и с атеизмом. Это умонастроение эпохи в условиях культурной революции, охватившей все слои населения и все народы, было ренессансным явлением, как бы это ни оценивали сегодня новоявленные ревнители духовности и веры, среди которых, кстати сказать, больше всего уголовников и нуворишей, составивших состояние, невзирая на средства.

Это умонастроение, когда религия и церковь не относятся к чему-то актуальному, давно охватило благополучные страны Запада. Там пришли с опозданием к тому же, что Россия, благодаря Октябрьской революции, ныне всячески оклеветанной; там церкви не разрушают, если здания не рушатся от времени, а сдают в аренду для дискотек и т.п. У нас поспешно восстанавливают церкви, возводят часовенки всюду, как новоделы нувориши, идет по сути прежде всего захват земель.

Церковь во все века заботилась об этом пуще, чем о спасении души мирян. Но в этих условиях в России снова появились беспризорники, признак разрухи, как во время войны. А духовенство на экранах ТВ является в парче и золоте. Оно уже требует, чтобы в школах преподавали Закон Божий, как в классических гимназиях, что породит лишь новую волну нигилистов в России. Это «религиозный ренессанс»? Нет, возрождение духовности, веры, церкви – это то же воздействие пропаганды, как и рынка, и свободы во всем, со всепоглощающими явлениями, как коррупция и проституция. Иллюзий здесь не должно быть. Завтра часовенки из-за отсутствия верующих превратят в дискотеки.

«Религиозный ренессанс» — оксюморон. Язык выявляет подлинный смысл явления. Средневековое миросозерцание кануло в лету. Если мы сегодня наблюдаем возрождение церкви и религии, это обратное движение от Ренессанса, с размежеванием по этническим и конфессиональным признакам, что порождает отнюдь не духовность, а вражду, террор и войны, что было общим явлением в истории человечества и в Средние века, когда народы, казалось, всецело верили в бога, кого бы они ни имели в виду.

Отрывок из романа «Теранезия» (Грег Иган):
В начале недели Мадхузре объявила, что они в классе начали изучать движение за гражданские права. Затем, в пятницу за ужином, она объявила Киту и Амите, что наконец поняла, над чем они работают в университете.
Кит победно ухмыльнулся Прабиру, а Амита проворковала:
— Ну, разве ты не умница? Почему бы тебе не рассказать нам, что ты выучила?
Мадхузре изложила всё, со своей обычной девятилетней говорливостью.
— В шестидесятые и семидесятые годы двадцатого века во всех демократических странах были люди, которые не обладали реальной властью, и они стали приходить к людям, которые этой властью обладали, и сказали им: «Все эти принципы равенства, о которых вы твердите со времен Великой французской революции, прекрасны, но вы, похоже, не воспринимаете их всерьез. Вы все, на самом деле, лицемеры. Так что мы заставим вас принимать эти принципы всерьез». И они стали проводить демонстрации и устраивать автобусные поездки, и захватывать здания, и это было очень неудобно для людей во власти, что у других людей есть такой хороший аргумент, и каждый, кто слушал внимательно, вынужден был согласиться с ними. Феминизм работал, и движение за гражданские права работало, и все остальные движения за социальную справедливость стали получать все большую и большую поддержку. Итак, в восьмидесятых ЦРУ… — она обернулась к Киту и весело пояснила: — вот тут в игру вступает теория секретных материалов — наняло действительно талантливых лингвистов для разработки секретного оружия: невероятно сложного способа говорить о политике, который на самом деле не имел никакого смысла, но быстро распространился по всем университетам мира благодаря своему впечатляющему внешнему эффекту. И сразу же, люди, которые использовали такой способ говорить, просто прицепили свой вагон к движению за гражданские права, а все остальные позволили им присоединиться, так как считали их безобидными. Но затем они забрались на поезд мира и вышвырнули машиниста. Итак, вместо того, чтобы отправиться к людям во власти и сказать: «Как насчет отстаивания всеобщих принципов, в которые, как вы утверждаете, вы верите?» люди из движения за социальную справедливость в итоге говорили примерно следующее: «Мой нарратив правды соперничает с вашим нарративом правды!» А люди во власти отвечали: «Горе мне! Вы бросили меня в терновый куст!» А все остальные сказали: «Кто эти идиоты? Почему мы должны доверять им, если они даже говорить нормально не умеют?» И ЦРУ было счастливо. И люди во власти были счастливы. А секретное оружие поселилось в университетах на долгие годы, потому что те, кто участвовал в заговоре, были слишком смущены, чтобы признаться, что они натворили.
После долгой паузы Амита сказала напряженным голосом:
— Ты, наверное, неправильно поняла урок, Мадди. Это непростые идеи, а ты все еще слишком молода.
— О нет, Амита. Я поняла. Все было очень доступно, — уверенно ответила Мадхузре.

Социально-политические трансформации, произошедшие в России в начале XX века и вылившиеся в революционные выступления 1905-1907 годов, затронули и сферу духовной жизни. Наиболее значительным явлением здесь было радикальное реформаторское движение в религиозно-философской области, получившее название «нового религиозного сознания». Сущность этого движения — в критике исторического христианства.
«Новое религиозное сознание» возникло из глубокого недовольства существующими формами культуры, которые, по мнению интеллектуалов, объединившихся в «Религиозно-философское собрание», были враждебны человеку, «омертвляли» жизнь. В качестве преодоление кризиса предлагалось, в частности, создать «новую религию» за счёт синтеза античного язычества и первоначального христианства.
Основные представители этого движения: Д.С.Мережковский, Н.А.Бердяев, З.Н.Гиппиус, В.В.Розанов. Духовным центром религиозно-философского Ренессанса считают Религиозно-философские собрания в Петербурге в 1901-1903 годах.

Основные черты религиозно-философского Ренессанса
* Символизм, то есть стремление выразить внутреннюю полноту жизни с помощью таки, присущих, прежде всего поэзии, свойств, как метафоричность, иносказательность. И религия и современное натуралистическое искусство, по мысли символистов, «убили Бога Живого». Именно символический синтез позволит, по мнению деятелей «нового религиозного сознания», религиозно осмыслить глубину человеческого бытия.
* Антисекуляризм, проявившийся в негативном отношении к историческому, но не к первоначальному христианству.
* Революционно-мистические настроения, выступающие в качестве движущей силы обновления. Мистический характер революционных настроений проявляется в том, что изменению подлежат не внешние формы жизни, а сознание.
* Индивидуализм: стремление отыскать личность Бога, тайну личностного бытия.
* Попытка подняться над борьбой политических партий, выработать некий «третий» путь в политике, искусстве, философии.
* Апология творческого начала в человеке, утверждения о том, что только творчество может возвысить человека, реализовать потенциал его свободы.

Общая характеристика

19 столетие по праву называют «золотым веком» русской философии. Это был классический период в истории русской философской мысли, эпоха универсализма (многообразие) в ней (западники и славянофилы, радикалы и либералы, народники и социалисты, крестьянские и буржуазные философы, демократы, идеалисты и материалисты, религиозные ортодоксы и реформаторы).

В это время философская мысль развивалась в значительной мере внутри художественной литературы. Философия и литература 19 века образовали весьма оригинальный и нерасторжимый синтез, ставший прочной традицией отечественной духовной культуры.

Проблемное поле русской философии 19 века распадается на три

сравнительно автономные, но тесно взаимодействующие сферы:

В каждой из этих сфер присутствует альтернативная ориентация на определённый идеал:

• — в сфере познания — это идеал рациональности или духовности (задаваемые наукой или религией)
• — в сфере действия (социальной) — идеал социальности: монархия или демократия (либерализм, социализм, анархия)
• — в сфере нравственности — идеал человека, определяемый:
  • а) с помощью определённых форм коллективности — государство, народ, община, церковь;
  • б) посредством личных атрибутов — природа человека, нравственное чувство, разумность.

Таким образом русская философия 19 века предстаёт как многообразие философских учений, организованных вокруг двух полюсов:

• 1) философия тотальности (коллективности, целостности)
• 2) философия индивидуальности.

Основные философские школы и философы

Чаадаев П.Я.

Пётр Яковлевич Чаадаев (1894-1856 г.г.) одним из первых в прошлом столетии поднял вопрос об особенностях исторического развития России и Западной Европы, о русском национальном самосознании.

Вначале он высоко оценивал западную цивилизацию и её достижения, с сожалением писал об отставании России от «общего движения», т.к. считал, что истинный прогресс создается на истинном христианстве, которым является только католицизм (католичество).

Позже Чаадаев стал критически относиться к Западу, выделяя в его социальном организме такие пороки, как эгоизм, враждебность частных интересов, жизнь по расчёту.

Чаадаев размышлял об особой роли России в мире. Эта роль должна состоять в том, чтобы «дать миру какой-нибудь важный урок», «…мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество». Этой пророческой максимой он стремился преодолеть отчуждённость своей историософии от исторической почвы, придать ей характер национального идеала.

По Чаадаеву основную роль в развитии общества играет Божественное откровение, которое должно вдохновлять человечество к построению Царства Божия на земле. Для будущего «Царства Божьего» свойственны равенство, свобода и демократия. Именно поэтому оно может быть определено как социалистическое, ибо «социализм победит не потому, что он прав, а потому, что не правы его противники».