Русские монахи

Монашество

МОНА?ШЕСТВО (греч. monachos – одинокий) – форма служения Господу, воплотившая аскетические идеалы христианства, исторически возникшая в кон. 3 – нач. 4 вв. в Египте и Сирии.

На Востоке христианство понималось преимущественно как образ жизни, соответствующий этическим нормам Евангелия («жизнь во Христе») – соблюдение поста, молитвы, нравственное благочестие. Идеалом христианской жизни служило монашество, целью которого было спасение после смерти и надежда на вечную жизнь, которую Господь дарует истинным праведникам.

С христианской точки зрения реальный мир наполнен злом, исходящим от дьявола; сосредоточение зла в человеке – его тело (плоть), подверженное различным соблазнам. Главный принцип монашества – уход из мирской жизни, отказ от соблазнов (богатства, власти, плотских наслаждений) во имя служения Господу.

Монах принимал обеты нестяжания (отказа от собственности), целомудрия (безбрачия), послушания (абсолютного повиновения уставу и монастырской власти, полного отказа от собственной воли). Свое внимание монахи сосредотачивали на молитве и исполнении послушаний, которые им поручались в монастырях. Одежды монахов – черные – символ отказа от мира и символ скорби.

Первые монахи уходили от людей в пустынные места, жили в молитве и безмолвии. Со временем к ним присоединялись другие христиане, желающие посвятить свою жизнь служению Господу. Так стали возникать монашеские общины – монастыри.

Монахов одного монастыря стали называть братией («братьями во Христе»). Человек, пришедший в монастырь, должен был пройти испытание – несколько лет быть простым послушником. За это время ему надлежало убедиться в правильности избранного пути.

Принятие в монашество происходит после совершения обряда пострижения, или пострига, который состоит в крестообразном выстрижении священником волос на голове послушника в знак посвящения его Христу, превращения его в раба Божиего. В ознаменование окончательного отречения от прежней жизни и мира после пострижения посвящаемому дается новое имя. Завершается обряд облачением нового монаха в монашеские одежды.

Существует три степени православного монашества: рясофор, малосхимник и великосхимник. Принятие малой или великой схимы означает исполнение более суровых обетов. Из монашества формируется высшее руководство православной церкви – епископат.

На Руси монашество появляется в кон. 10 – нач. 11 вв. На русский лад монахов звали также иноками, а также чернецами – по их черным одеждам. Одним из первых известных нам монахов был Антоний Печерский (11 в.), основатель Киево-Печерского монастыря.

Монахи служили примером жизни по заповедям Христа, поддерживали среди мирян авторитет православной веры и церкви. Наиболее почитаемых монахов признавали старцами – духовными наставниками. Они чаще всего не обладали никакой мирской властью. Расцвет русского старчества в 14–15 вв. был связан с деятельностью Сергия Радонежского и его учеников, а также Нила Сорского и «не-стяжателей».

В истории русского монашества было много великих подвижников: Феодосий Печерский, Антоний Римлянин, Кирилл Туровский, Варлаам Хутынский, Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский, Димитрий Прилуцкий, Пафнутий Боровский, Савва Сторожевский, Нил Сорский, Иосиф Волоцкий, Артемий Троицкий, Зосима и Савватий Соловецкие и др. Эти и многие другие монахи причислены к лику святых.

Многие монахи были авторами религиозно-философских сочинений (например, Феодосий Печерский, Кирилл Туровский, Климент Смолятич, архиепископ новгородский Геннадий, Нил Сорский, Иосиф Волоцкий, Зиновий Отенский, Димитрий Ростовский и др.). Монашеская среда была сосредоточением духовной и интеллектуальной жизни русского общества, именно здесь развивались важнейшие направления церковно-политической полемики «иосифлян» и «нестяжателей», «латинствующих» и «грекофилов». В монашеской среде были сформулированы теории «Третьего Рима», «Нового Иерусалима» и др.

Монахи принимали активное участие в политической жизни Российского государства, были советниками русских великих князей и царей. Часто, прежде чем принять какое-то решение, русские государи приезжали в монастыри за советом и благословением. Существовал обычай, согласно которому русские государи перед смертью принимали монашество (схиму). С. П.

МОНАСТЫ?РЬ (греч. monasterion – келья отшельника, уединенное жилище) – 1) форма организации общины монахов, живущих по определенному уставу и соблюдающих религиозные обеты; 2) комплекс богослужебных, жилых, хозяйственных и других построек, огражденный, как правило, стеной.

В православной церкви существовало три вида монастырей. Отходные монастыри – это скиты, устраиваемые монахами-отшельниками. В своежительских монастырях иноки проводили общие службы, но каждый имел собственное имущество. В общежительных монастырях иноки отказывались от личного имущества вообще, исполняли возложенные на них обязанности («послушания»), строго соблюдали требования монастырского устава. Наиболее строгим считался Студитский устав, принятый впервые в византийском Студитском монастыре в кон. 8 – нач. 9 вв.

Монастыри разделяются на мужские и женские. В 14–15 вв. на Руси существовали и смешанные монастыри. Во главе монастыря стоял избираемый монахами игумен, которого затем утверждал епископ или митрополит. По обычаю монастырь учреждался в том случае, когда в одном месте собиралось не менее 12 монахов – по числу 12 апостолов.

На Руси монастыри возникли в кон. 10 – нач. 11 вв. В Киевской Руси наиболее известным и авторитетным был мужской общежительный Киево-Печерский монастырь, основанный в 1051 г. Антонием Печерским. Один из первых игуменов, Феодосий Печерский ввел в монастыре Студитский устав. В Московском государстве с сер. 14 в. ведущую роль играл Троицкий (Троице-Сергиев) монастырь, основанный Сергием Радонежским. В Троицком монастыре был принят общежительный устав, забытый к тому времени на Руси. В ходе монастырской реформы, проведенной митрополитом Алексием в 14 в., общежительные монастыри были основаны по всей Руси. В кон. 15 – нач. 16 вв. большое распространение получают отходные монастыри – скиты, связанные с деятельностью Нила Сорского и «заволжских старцев». В тот же период важное значение приобретает общежительный Иосифо-Волоколамский Успенский монастырь, основанный Иосифом Волоцким. В 50-е гг. 17 в. особое влияние приобрел Новоие-русалимский Воскресенский монастырь, основанный патриархом Никоном.

Монастыри были важными центрами духовного просвещения. Здесь велось летописание, переписывались и переводились на славянский язык церковные книги. При монастырях создавались школы, иконописные мастерские. Братия монастырей вела широкую благотворительную деятельность, создавая при обителях богадельни для неимущих.

Монастыри были центрами хозяйственной деятельности, владели богатыми угодьями, соляными копями. К монастырям были приписаны крепостные крестьяне. Важную статью доходов составляли вклады на «помин души» – земельные и другие пожертвования после смерти жертвователей. Стоглавый собор 1551 г. установил неприкосновенность церковных имуществ. Одним из богатейших в 17 в. был Соловецкий монастырь. Иноки монастыря выращивали на северных Соловецких о-вах диковинные по тем временам плоды – дыни, арбузы, виноград.

Монастыри выполняли важную военную функцию. Устроенные как настоящие крепости, русские монастыри не раз становились оплотами борьбы с захватчиками. Например, Троице-Сергиев монастырь в 1608–1610 гг. полтора года держал осаду польских войск. С. П.

Следующая глава >>

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Читать книгу целиком на Litres.ru

МОНАШЕСТВО — ПУСТЫННИКИ В ГОРОДЕ

МОНАШЕСТВО — ПУСТЫННИКИ В ГОРОДЕ Монастыри также играли значительную роль в жизни страны. Из монахов вышло большинство епископов, получавших таким образом высший духовный авторитет. Если низшее духовенство, как правило, имело семьи, то сан епископа предполагал

Монашество

Монашество Стремление уйти из мира и посвятить себя служению Господу возникло еще в раннем христианстве. В Египте и Сирии появились отшельники. Селились они в пещерах и хижинах. Южные зимы облегчали выживание, но отшельники подвергали себя невероятным испытаниям.

Монашество МОНА?ШЕСТВО (греч. monachos – одинокий) – форма служения Господу, воплотившая аскетические идеалы христианства, исторически возникшая в кон. 3 – нач. 4 вв. в Египте и Сирии.На Востоке христианство понималось преимущественно как образ жизни, соответствующий

Монашество В обстановке религиозной свободы христианство быстро распространилось по Египту. Миссионеры переходили от одного поселения к другому, неся Слово Божие, а другие, вдохновленные примером аскетов, отказавшихся от земных благ, посвящали свою жизнь Богу.

Церковная организация и монашество

Церковная организация и монашество Политическое положение папства оставалось весьма неопределенным на протяжении трех последних веков первого тысячелетия, но именно в этот период произошло становление важнейших церковных институтов и традиций. Окончательно

§ 5. Монастыри и монашество

§ 5. Монастыри и монашество Со времени Крещения Руси очагами духовной жизни русского народа были монастыри. Православный народ верит, что молитвами спасающихся в них подвижников стоит Русская земля. Петр I с его узко утилитарным отношением к Церкви, с его жадным

§ 8. Монастыри и монашество

§ 8. Монастыри и монашество В первое кратковременное царствование после Петра Великого в положении русских монастырей не произошло заметных перемен. При Петре II, когда в церковных кругах оживились надежды на реставрацию допетровских порядков, изданы были указы, которыми

§ 14. Монастыри и монашество в XIX веке

§ 14. Монастыри и монашество в XIX веке В XIX веке у русского правительства складывалось иное, в сравнении с XVIII столетием, отношение к монастырям. В народном благочестии, в Православии, в монашестве власти научились видеть одну из самых твёрдых духовных опор государства.

V. МОНАСТЫРИ И МОНАШЕСТВО

V. МОНАСТЫРИ И МОНАШЕСТВО Год Мужских монастырей Женских

Монашество.

Монашество. При значительном упадке религиозно-нравственной жизни верующих с IV-го века, возникшее с того времени монашество явилось той великой силой, которая привлекала благодать Божию к христианскому миру. Монахи были теми праведниками, благословением которых, по

Монашество и просвещение на Руси в девятом–двенадцатом столетиях

Монашество и просвещение на Руси в девятом–двенадцатом столетиях Начало русского монашества В конце X в., когда к предкам нашим зашло христианство из Византии, там было уже много монастырей. Монашество впервые явилось на Востоке в III в. по P. X. Учение Христа и набожность

В древнейших русских источниках первые упоминания о монахах и монастырях на Руси относятся лишь к эпохе после крещения князя Владимира; их появление датируется временем правления князя Ярослава (1019–1054). Современник его, Иларион, с 1051 г. Киевский митрополит, в своем знаменитом похвальном слове, посвященном памяти князя Владимира,— «Слове о законе и благодати», которое он произнес между 1037 и 1043 гг., будучи священником при дворе, говорил, что уже во времена Владимира в Киеве «монастыреве на горах сташа, черноризцы явишася». Противоречие это можно объяснить двояко: вполне вероятно, что монастыри, которые упоминает Иларион, не были монастырями в собственном смысле, а просто христиане жили в отдельных хижинах вблизи церкви в строгой аскезе, собирались вместе на богослужение, но не имели еще монашеского устава, не давали иноческих обетов и не получали правильного пострижения, или, другая возможность,— составители летописи, которая включает в себя «Свод 1039 г.», имеющий весьма сильную грекофильскую окраску, склонны были недооценивать успехи в распространении христианства в Киевской Руси до прибытия туда митрополита Феопемпта (1037), вероятно первого в Киеве иерарха греческого поставления и греческого происхождения.

Под тем же 1037 г. древнерусский летописец торжественным слогом повествует: «И при сем нача вера хрестьянска плодитися и раширяти, и черноризьци почаша множитися, и монастыреве починаху быти. И бе Ярослав любя церковныя уставы, попы любяше повелику, излиха же черноризьце». И дальше летописец сообщает, что Ярослав основал два монастыря: св. Георгия (Георгиевский) и св. Ирины (Ирининский женский монастырь) — первые правильные монастыри в Киеве. Но это были так называемые ктиторские, или, лучше сказать, княжеские обители, ибо их ктитором был князь. Для Византии такие монастыри были обычным явлением, хотя и не преобладающим. Из позднейшей истории этих обителей видно, что древнерусские князья использовали свои ктиторские права на монастыри; особенно это сказывалось при поставлении новых настоятелей, то есть можно говорить о точном повторении характерных для Византии отношений между ктитором и основанным им монастырем. Такие монастыри обыкновенно получали наименование по имени святого покровителя ктитора (христианское имя Ярослава — Георгий, а Ирина — имя святой покровительницы его супруги); эти обители становились потом родовыми монастырями, они получали от ктиторов деньги и другие дары и служили им семейными усыпальницами. Почти все обители, основанные в домонгольскую эпоху, то есть до середины XIII в., были именно княжескими, или ктиторскими, монастырями.

Совершенно иное начало было у знаменитой киевской пещерной обители — Печерского монастыря. Он возник из чисто аскетических устремлений отдельных лиц из простого народа и прославился не знатностью ктиторов и не богатствами своими, а той любовью, которую снискал у современников благодаря аскетическим подвигам своих насельников, вся жизнь которых, как пишет летописец, проходила «в воздержании, и в великом пощеньи, и в молитвах со слезами».

Хотя Печерский монастырь очень скоро приобрел общенациональное значение и сохранил это значение и свое влияние на духовно-религиозную жизнь народа и в позднейшие времена, в истории его основания осталось много неясного. Опираясь на различные научные разыскания, можно представить эту историю следующим образом.

Об основании пещерного монастыря летописец повествует под 1051 г., в связи с рассказом о возведении на митрополичью кафедру священника церкви в Берестове (село к юго-западу от Киева, находившееся во владении Ярослава). Звали его Иларионом, и был он, как свидетельствует летопись, «муж благ, книжен и постник». Жизнь в Берестове, где князь обычно проводил бульшую часть времени, была неспокойной и шумной, ибо там пребывала и княжеская дружина, поэтому священник, стремясь к духовным подвигам, вынужден был искать уединенного места, где бы он мог молиться в удалении от суеты. На лесистом холме на правом берегу Днепра, к югу от Киева, он вырыл себе маленькую пещерку, которая и стала местом его аскетических бдений. Этого благочестивого пресвитера Ярослав выбрал на вдовствовавшую тогда митрополичью кафедру и велел епископам хиротонисать его. Он был первым митрополитом русского происхождения. Новое послушание Илариона поглощало все его время, и теперь он лишь изредка мог приходить в свою пещерку. Но очень скоро у Илариона появился последователь.

Это был отшельник, который под именем Антония известен как основатель Печерского монастыря. В его жизни многое остается для нас неясным, сведения о нем отрывочны. Его житие, написанное в 70-е или 80-е гг. XI в. (но до 1088 г.), которое, как установил А. А. Шахматов, было широко известно еще в XIII в., через три столетия оказалось утраченным. Этот Антоний, уроженец города Любеча, близ Чернигова, имел сильное стремление к подвижничеству; он пришел в Киев, короткое время пожил там, в пещерке Илариона, а потом отправился на юг. Был ли он на Афоне, как сказано в его житии, или в Болгарии, как утверждает М. Приселков (последнее представляется нам более вероятным),— не совсем ясно. Но этот вопрос для истории Печерского монастыря имеет лишь второстепенное значение, ибо как духовно-религиозный первоначальник обители и аскетический наставник братии на первом плане стоит не Антоний, а настоятель монастыря cв. Феодосий. Антоний принадлежит к тем подвижникам, которые подают яркий пример своей собственной жизнью, но не имеют призвания к наставничеству и учительству. Из жития cв. Феодосия и из Печерского патерика видно, что Антоний предпочитал оставаться в тени и управление новой обителью передал в руки других братий. Лишь житие Антония, которое было составлено в связи с очень запутанными церковно-политическими событиями в Киеве, говорит нам о благословении Святой горы на основание монастыря — возможно, с умыслом придать Печерскому монастырю, выросшему из аскетических устремлений русской среды, печать «византийского» христианства, связав его со Святой Афонской горой и представив его основание как почин Византии. После своего возвращения Антоний, как рассказывает житие, не удовлетворенный строем жизни в Киевском монастыре (это мог быть лишь монастырь св. Георгия), снова удалился в уединение — в пещеру Илариона. Благочестие Антония снискало у верующих такое великое почитание, что сам князь Изяслав, сын и преемник Ярослава, приходил к нему за благословением.

Антоний недолго оставался в одиночестве. Уже между 1054 и 1058 гг. к нему пришел священник, который в Печерском патерике известен под именем Великого Никона (или Никона Великого). Интересен и важен вопрос о том, кем был этот Никон. Я лично согласен с мнением М. Приселкова, что Великий Никон был не кто иной, как митрополит Иларион, который в 1054 или 1055 г. по требованию из Константинополя был сведен с кафедры и заменен греком Ефремом. При этом Иларион, разумеется, сохранил свой священнический сан; он появляется уже как иерей, принявший великую схиму; при пострижении в схиму он, как и положено, переменил имя Иларион на Никон. Теперь в растущем монастыре деятельность его приобретает особый размах. Будучи священником, он, по желанию Антония, постригает послушников; он, как мы увидим позже, воплощал идею общенационального служения своего монастыря; потом он оставляет Печерскую обитель и после недолгой отлучки снова возвращается, становится настоятелем и умирает, прожив долгую, насыщенную событиями жизнь. Никон стоит в самом средоточии национально-культурных событий XI в., поскольку все они так или иначе были связаны с Печерским монастырем. Он представлял то древнерусское национально настроенное монашество, которое противилось как греческой иерархии, так и вмешательству киевских князей в жизнь Церкви.

Если с именем Великого Никона связан национально-культурный расцвет Печерского монастыря, то в личности св. Феодосия мы видим уже действительно духовного наставника и первоначальника русского монашества. Роль Феодосия несравнима с исторической ролью Антония. Его житие, написанное монахом Печерского монастыря Нестором в 80-е гг. XI в., в пору, когда там подвизался Никон Великий, рисует нам Феодосия как аскета, воплотившего в жизнь идеал христианского благочестия. Нестор был знаком со многими агиографическими сочинениями Восточной Церкви, и это могло оказать определенное влияние на его повествование о Феодосии, но облик Феодосия встает со страниц жития таким целостным и живым, таким простым и естественным, что в повествовании Нестора нельзя уже видеть только подражание агиографическим образцам. Феодосий пришел к Антонию в 1058 г. или несколько раньше. Благодаря суровости своих духовных подвигов Феодосий занял видное место среди братии обители. Не удивительно, что уже через четыре года он был избран настоятелем (1062). За это время число братии умножилось настолько, что Антоний и Варлаам (первый игумен монастыря) решили расширить пещеры. Число братии продолжало расти, и Антоний обратился к киевскому князю Изяславу с просьбой пожаловать обители землю над пещерами для строительства церкви. Монахи получили просимое, выстроили деревянную церковь, кельи и обнесли строения деревянным забором. В житии Феодосия эти события отнесены к 1062 г., и Нестор, составитель жития, связывает возведение наземных монастырских строений с началом настоятельства Феодосия. Правильнее было бы считать, что ко времени настоятельства Феодосия относится лишь завершение этого строительства. Важнейшим деянием Феодосия в первый период его игуменства было введение общежительного устава Студийского монастыря. Из жития Феодосия можно узнать, что он стремился к самому строгому исполнению братией иноческих обетов. Труды Феодосия заложили духовное основание Киево-Печерского монастыря и сделали из него на два столетия образцовую древнерусскую обитель.

Одновременно с расцветом Печерского монастыря появляются новые обители в Киеве и в других городах. Из помещенного в Патерике рассказа о ссоре наставников печерской братии, Антония и Никона, и князя Изяслава (из-за пострижения Варлаама и Ефрема, княжеских дружинников) мы узнаем, что в Киеве уже тогда был монастырь св. Мины. О том, как и когда возник этот монастырь, нет точных сведений. Возможно, что такого монастыря и вовсе не было в Киеве, а просто там жил черноризец-болгарин из византийского или болгарского монастыря св. Мины, ушедший вместе с Никоном из Киева. Никон оставил город, чтобы избежать княжеского гнева, и направился на юго-восток. Он пришел на берег Азовского моря и остановился в городе Тмутаракани, где правил князь Глеб Ростиславич, внук князя Ярослава (до 1064 г.). В Тмутаракани, которая у византийцев известна была под именем Таматарха, Никон между 1061 и 1067 гг. основал монастырь в честь Божией Матери и оставался в нем до 1068 г., до своего возвращения в Киев, в Печерский монастырь, где с 1077/78 по 1088 г. он подвизался уже как настоятель.

Димитриевский монастырь основан был в Киеве в 1061/62 г. князем Изяславом. Для управления им Изяслав пригласил настоятеля Печерского монастыря. Соперник Изяслава в борьбе за Киев, князь Всеволод, в свою очередь тоже основал монастырь — Михайловский Выдубицкий и в 1070 г. велел построить в нем каменную церковь. Через два года в Киеве возникли еще две обители. Спасский Берестовский монастырь, вероятно, был основан Германом, ставшим впоследствии Новгородским владыкой (1078–1096),— в источниках этот монастырь часто называют «Германичем». Другой, Кловский Влахернский монастырь, называвшийся также «Стефаничем», был основан Стефаном, настоятелем Печерского монастыря (1074–1077/78) и епископом Владимира-Волынского (1090–1094), просуществовал он до разрушения Киева татарами.

Таким образом, эти десятилетия были временем бурного монастырского строительства. С XI до середины XIII в. возникло и много других обителей. Голубинский насчитывает в одном Киеве до 17 монастырей.
В XI в. строятся монастыри и вне Киева. Мы уже упоминали монастырь в Тмутаракани. Монастыри появляются также в Переяславле (1072–1074), в Чернигове (1074), в Суздале (1096). Особенно много обителей строилось в Новгороде, где в XII–XIII вв. тоже насчитывалось до 17 монастырей. Самыми значительными среди них были Антониев (1117) и Хутынский (1192), основанный св. Варлаамом Хутынским. Как правило, это были княжеские, или ктиторские, монастыри. Каждый князь стремился иметь в своем стольном граде монастырь, поэтому в столицах всех княжеств строятся монастыри — мужские и женские. Ктиторами некоторых из них были епископы. Всего до середины XIII в. на Руси можно насчитать до 70 обителей, расположенных в городах или их окрестностях.

Топографически монастыри располагались на важнейших торговых и водных путях Древней Руси, в городах по Днепру, в Киеве и вокруг него, в Новгороде и Смоленске. С середины XII в. появляются монастыри в Ростово-Суздальской земле — во Владимире-на-Клязьме и Суздале. Ко 2-й половине этого века мы можем отнести первые шаги в монастырской колонизации Заволжья, где в основном строились маленькие скиты и пустыньки. Колонизация осуществлялась выходцами из Ростово-Суздальской земли, постепенно продвигавшимися в сторону Вологды. Сам город Вологда возник как поселение около основанной св. Герасимом († 1178) обители в честь Святой Троицы. Далее монастырская колонизация устремлялась на северо-восток, в направлении к месту впадения реки Юг в Сухону.

Первые шаги монастырской колонизации к северу от Волги, в так называемом Заволжье, впоследствии, во 2-й половине XIII и в XIV в., переросли в великое движение, которое усеяло скитами и пустынями огромную область от Волги до Белого моря (Поморья) и до Уральских гор.

Иларион. Слово о законе и благодати, в: Пономарев. 1. С. 71 и след.

Голубинский. 1. 1. С. 553–557; ср. соч. Иакова-мниха «Память и похвала Владимиру», в: Голубинский. 1. 1 (2-е изд.). С. 238 и след.

Приселков. Очерки. С. 84–87; ср. еще: Шахматов. Разыскания.

Лаврентьевская летопись под 1037 г. (3-е изд.). С. 148.

См. работы Д. Абрамовича, Л. К. Гётца, М. Приселкова и А. Шахматова.

Шахматов. Разыскания. С. 434, 271, 257; ср.: Приселков. Очерки. С. 166.

Ср.: Шахматов. Ук. соч. Гл. 12; Приселков. Очерки. С. 253, 264–274; Goetz. Das Kiever Höhlenkloster. 17; Голубинский. 1. 2 (2-е изд.). С. 647.

Патерик. Гл. об уходе Великого Никона; Голубинский. 1. 2 (2-е изд.). С. 588, 746.

Лавр. лет., год 1064; Приселков. Очерки. С. 206, 235; Голубинский. 1. 1 (2-е изд.). С. 682; 1, 2. С. 776; Шахматов. Разыскания. С. 435.

Голубинский. 1. 2 (2-е изд.). С. 585–587, 746; Goetz. Das Kiever Hцhlenkloster. S. 57; Лавр. лет. под 1091 и 1094 гг.;Зверинский. № 1580.

Голубинский. 1. 2 (2-е изд.). С. 746; Макарий (1. С. 200; 2. С. 95) насчитывает 18 монастырей.

Голубинский. 1. 2 (2-е изд.). С. 748, 760.

Голубинский. 1. 2 (2-е изд.). С. 746–776; ПСРЛ. 2. С. 78, 111, 114, 192.

Коноплев. Святые Вологодского края (1894). С. 14; Зверинский. 2. С. 623; Голубинский. 1. 2 (2-е изд.). С. 775; Макарий. 3. С. 78.

Знаменитые монахи XII в.: Монгаку, Сайгё:, Тё:гэн, Какукай

Н.Н. Трубникова

Сетевая версия — сентябрь 2008 г.

В эпоху междоусобных войн жило несколько прославленных монахов. Мы расскажем о четверых: о подвижнике Монгаку, о поэте Сайгё:, о Тё:гэн, сборщике милостыни на восстановление храма То:дайдзи, и о Какукай, почитателе Чистой земли. Условно всех их относят к школе Сингон, их жизнь так или иначе связана с храмами этой школы.

О Монгаку 文覚 (ум. 1203) существует множество преданий. Он родился в семье столичного воина, и в девятнадцать лет ушел в монахи после того, как неумышленно убил женщину, в которую был влюблен.

В «Повести о доме Тайра» рассказывается о подвижничестве Монгаку. Чтобы испытать себя, он долгими часами лежал под жарким солнцем, а зимой стоял в воде водопада Нати в Кумано: «Спустился к водоему, вошел в воду и, погрузившись по шею, начал молиться, взывая к светлому богу Фудо на святом язы­ке санскрите. Так оставался он четыре дня кряду; но на пятый день силы его иссякли, сознание помутилось». Монаха сносит течением вниз по каменистой реке, ударяет о камни, но вдруг его подхватывает некое божество и выносит на берег. Местные жители разводят костер и отогревают подвижника. «И видно, еще не пробил смертный час Монгаку, потому что он ожил. Едва к нему вернулось сознание, как он открыл глаза и, свирепо глядя на окружающих, крикнул: «Я поклялся простоять двадцать один день под струями водопада и триста тысяч раз воз­звать к светлому богу Фудо:! Сейчас только пятый день. Кто смел притащить меня сюда?”».

Монгаку продолжает подвижничество, его снова спасают божества, а после посланцы самого Фудо:, но монах не отступает от своего решения. «Теперь, когда сам бог обратил к нему свои взоры, ледяной ветер больше не хо­лодил его тело, и падавшая сверху вода казалась приятной и теп­лой. Так исполнил Монгаку свой обет, проведя двадцать один день в молитве. Но и после этого он продолжал вести жизнь под­вижника.» Он посещает горы О:минэ, Кацураги, Ко:я, Кимпусэн, Сираяма, Фудзи и другие. «Теперь это был святой монах, неустрашимый и твердый, как хорошо закаленный меч. Говори­ли, что молитва его способна заставить птицу, летящую в подне­бесье, внезапно упасть на землю.» (Повесть о доме Тайра. Перевод со старояпонского, предисловие и комментарий И. Львовой. М., 1982. С.246.)

Монгаку поселился в храме Такаосандзи, к тому времени почти разрушенном. Средства на его починку монах пытался потребовать у отрекшегося государя Госиракава, ворвавшись в его дворец во время музыкального собрания и учинив драку с придворными. Монгаку отправляют в ссылку в землю Идзу. Стражники предлагают монаху написать письмо кому-нибудь из его друзей, чтобы те снабдили его в дорогу едой и другими припасами. Монгаку объявляет, что сам он неграмотен, и диктует стражникам письмо, а в конце велит написать имя получательницы: «Монашке Каннон, в храм Киёмидзу» — ибо кроме бодхисаттвы Каннон, ему не на кого положиться (Повесть о доме Тайра. Указ. изд. С.253).

По пути Монгаку усмиряет морскую бурю, приказывая Царю-Дракону не чинить препятствий праведному монаху. В Идзу он становится наставником молодого Минамото-но Ёритомо, тоже ссыльного, и позже побуждает его к мятежу против Тайра. В знак своей преданности он передает Ёритомо череп его казненного отца, Минамото-но Ёситомо, выпрошенный когда-то у палачей. Правда, позже оказывается, что это был череп другого человека, а настоящий череп Ёситомо Монгаку прятал и вручил его Ёритомо только после победы над Тайра.

В начале междоусобной войны Монгаку тайно пробирается к государю Госиракава и получает для Ёритомо важнейшую грамоту: указ о прощении рода Минамото и приказ покарать Тайра. За это Ёритомо обещает Монгаку исполнить любую его просьбу — и тот использует это обещание уже после войны, когда просит сохранить жизнь юноше по имени Рокудай, последнему из рода Тайра. Насколько можно понять из повести, монах делает это не из сострадания, а чтобы не терять власти над Ёритомо. Монгаку берет Рокудай к себе в ученики — но Ёритомо продолжает тревожиться: «Он уче­ник Монгаку! Ученик такого человека, как Монгаку! <…> Он обрил голову, но вряд ли обрил заодно и мятежную душу!» (Повесть о доме Тайра. Указ. изд. С.246). И через несколько лет юношу все равно казнят.

После смерти Ёритомо Монгаку составляет заговор против государя Готоба, и монаха, которому в эту пору уже больше восьмидесяти лет, ссылают в край Оки. Монгаку предсказывает, что когда-нибудь та же участь постигнет и самого Готоба, и это предсказание сбывается — сосланного после «смуты годов Дзё:кю:» в Оки, Готоба неотступно преследует «гневный дух» покойного Монгаку.

Сайгё: 西行 (1118-1190, мирское имя — Норикиё) родился в семье Сато: 佐藤, одном из ответвлений рода Фудзивара. Мать его принадлежала к роду Минамото. Он рос в Столице, учился военному делу, по преданиям, был отличным стрелком из лука, служил в охране государева дворца, а также при дворе отрекшегося государя Тоба. Кроме того, он изучал китайскую классическую словесность и еще в молодые годы прославился как поэт, был близко знаком с Фудзивара-но Сюндзэй 藤原俊成 (1114-1204), знаменитым поэтом и собирателем стихов. Круг стихотворцев, к которому принадлежал Сато:-но Норикиё, следовал тому направлению в поэзии вака, где главным считается «сокрытое» 幽玄, ю:гэн, обращение от внешнего к внутреннему, к «сердцу» вещей.

Хотя у Норикиё уже были жена и дочь, в 1140 г. он ушел в монахи. Сохранилось его прощальное стихотворение:

Жалеешь о нем…

Но сожалений не стоит

Наш суетный мир.

Себя самого отринув,

Быть может, себя спасешь.

(Сайгё. Горная хижина. Пер. со старояп., предисл. и коммент. В. Марковой. СПб., 1997. С.21.)

Толкователи видят в этих стихах возможное указание на какую-то опасность, от которой он бежал, принимая монашество. Храмовым его именем было Энъи 円位, более позднее прозвище Сайгё: — «Идущий на Запад» — указывает на почитание будды Амида.

До 1147 г. Сайгё: жил в разных храмах в окрестностях Хэйан, позже отправился странствовать. В 1150-х — 1180-х гг. он считался монахом горы Ко:я, но и оттуда совершал паломничества по разным землям Японии. Благодаря Сайгё: образ поэта-странника стал одним из важнейших в японской словесности. Из мест его скитаний особенно знамениты Ёсино и Исэ.

В стихах Сайгё: сводится воедино созерцание цветов и собственного «сердца».

В горах Ёсино

Долго, долго блуждал я

За облаком вслед.

Цветы весенние вишен

Я видел — в сердце моем (Сайгё. Указ. изд. С.55).

В нескольких стихотворениях поэт говорит, что «сердце» покидает его, чтобы остаться в краю Ёсино, где цветут вишни. Это значит, что оторваться от призрачного земного мира поэту-монаху еще не удалось, — и в то же время его отрешенность так глубока, что и к собственному сердцу он уже не привязан.

Куда унеслось ты,

Сердце мое? Погоди!

Горные вишни

Осыплются — ты опять

Вернешься в свое жилище (Сайгё. Указ. изд. С.56).

В нескольких стихотворениях Сайгё: о луне встречаются образы, связанные с «таинствами» — созерцание «лунного круга» в своем сердце. Луна у Сайгё: принадлежит нашему миру непостоянства — и в то же время иному, истинному миру:

Гляжу без конца,

Но это не может быть правдой,

Не верю глазам.

Для ночи, для нашего мира

Слишком ярко горит луна (Сайгё. Указ. изд. С.77).

Обращается Сайгё: и к широко известному сравнению с «ловлей луны в воде» — что указывает на поиски «истинного» в «условном», сущности в ее отражениях. Примечателен образ луны как зеркала:

Пригоршню воды зачерпнул.

Вижу в горном источнике

Сияющий круг луны,

Но тщетно тянутся руки

К неуловимому зеркалу (Сайгё. Указ. изд. С.69).

Ку:кай и другие наставники сравнивают с зеркалом «сердце».

У Сайгё: есть цикл стихотворений с прозаическими вставками под общим названием «Взирая на картины, изображающие ад». Во многом эти стихи продолжают традицию описаний ада у Гэнсин.

В прах, в мельчайшую пыль

Превратили… Конец бы казалось,

Но нет! Из небытия

Для новых мук воскрешают…

Воскреснуть! Ужасное слово (Сайгё. Указ. изд. С.118).

Но вот что страшней всего:

Вырвут язык из гортани…

Какая лютая казнь!

О самом своем сокровенном

Хотеть — и не мочь говорить (Сайгё. Указ. изд. С.117).

Если пробудить в себе «истинное сердце», то можно спастись даже из беспросветного подземелья Авичи. Если же сердце не способно к вере, то пробудить веру может опять-таки слово:

О сердце, узнай!

Пускай ты поверить не в силах,

Но во множестве слов

Должны же найтись слова,

Что к вере тебя приневолят (Сайгё. Указ. изд. С.120).

Таким единственно-достаточным словом может быть величание будды:

Лениво, бездумно

Ты призывал имя Будды,

Но эта заслуга

Спасет тебя от страданий

На самом дне преисподней (Сайгё. Указ. изд. С.123).

По преданию, Монгаку однажды порицал Сайгё: в беседе с учениками: «Дурной монах! Покинув мир, дóлжно идти по прямому пути будды, как подобает подвижнику, он же из любви к стихам блуждает повсюду, сочиняя небылицы. Попадется мне на глаза — разобью ему голову посохом». Однажды Сайгё: ненадолго остановился в его храме. Монгаку долго пристально смотрел на гостя, но обошелся с ним учтиво и отпустил. Ученики спросили, почему наставник скрыл свой гнев, и Монгаку ответил: «Взгляните на его лицо. Ударить такого? Как бы он сам не хватил посохом меня, Монгаку» (Сайгё. Указ. изд. С.22-23). В этом рассказе поэт предстает как наделенный некой внутренней силой, что превышает даже могущество знаменитого чудотворца.

О связи между стихами и «истинными словами», сингон, сам Сайгё: говорил так: «Цветы, кукушка, луна, снег — все, что манит нас, — пустота, хотя и наполняет глаза и уши. Но разве родившиеся из нее стихи — не истинные слова? Когда пишешь о цветах, ведь не думаешь, что это на самом деле цветы. Когда говоришь о луне, ведь не думаешь, что это на самом деле луна. Вот и мы, следуя внутреннему зову, сочиняем стихи. Упадет красная радуга, и кажется, будто пустое небо окрасилось. Засветит ясное солнце, и кажется, будто пустое небо озаряется. Но ведь небо само по себе не окрашивается и само по себе не озаряется. Вот и в моей душе, как в пустом небе, разные вещи окрашиваются в разные тона, не оставляя следа. Да лишь такие стихи и воплощают истину Будды» (перевод Т.П. Григорьевой. См.: Сайгё:. Горная хижина. Составление, подготовка текста, общая редакция Р.В. Грищенкова. СПб., 1999. С.400). В школе Сингон, чей основатель Ку:кай сам славился как поэт, такое почтение к японским стихам как к священному слову было особенно развито. В одном из стихотворений Сайгё: говорится, что в Последний век только Путь Стихов остается неизменным. (См.: ЛаФлер У. Карма слов. Буддизм и литература в средневековой Японии. М., 2000. С.9-16.) Японские стихи как священная речь здесь уже не просто служат одним из способов почтить «Три Сокровища», но сами мыслятся как обряд, равный «таинствам» Сингон. Таков еще один путь сращения обрядов «родным богам» и буддам (как в случае отождествления по «территориальному» признаку), но здесь речь не идет об «основе» и ее «отпечатках», не о подчинении собственно японского обряда буддийскому, а об их равноправном соотношении — и даже о превосходстве стихов над всеми другими выражениями истины.

Тё:гэн 重源 (1121-1206) принадлежал к одному из ответвлений столичной семьи Ки, его родичи служили при дворе государя-монаха Тоба. Сам он стал монахом в храме Дайгодзи, бывал на горе Ко:я и странствовал по Японии как «отшельник с Ко:я». При этом он считался «несвязанным» человеком 無縁, муэн, то есть не числился ни в какой школе и не был приписан ни к какому храму. Тё:гэн занимался «воодушевлением к следованию» 歓進, кансин, то есть сбором пожертвований на различные благие дела. В частности, он собирал средства на починку храма Дайгодзи и на отливку колокола для одной из молелен на Ко:я.

По преданию, Тё:гэн трижды побывал в Китае, где освоил строительное дело. В Японии он руководил строительством и ремонтом нескольких небольших храмов. Кроме того, он побуждал простой люд к сооружению новых бань и учил «памятованию о будде» при купании — способу одновременного очищения тела и сердца. Тё:гэн был близко знаком с Хо:нэн, но расходился с ним во взглядах на «памятование» — понимал нэмбуцу не как путь к возрождению в Чистой земле, а как обряд, приносящий нынешней жизни.

После разрушения храмов Нара в конце 1180 г. уже через несколько месяцев при дворе государя-монаха Госиракава стал обсуждаться вопрос об их воссоздании. Считается, что в четвертом месяце 1181 г. Тё:гэн пришел к Фудзивара-но Юкитака, одному из чиновников «высочайшей молельни». Монах сообщил, что видел сон, где ему велено было посетить храм То:дайдзи. Он побывал на пепелище сожженного храма, оплакал изваяние Большого Будды, а теперь хотел бы начать сбор пожертвований на починку статуи.

Во главе работ по восстановлению То:дайдзи намерен был встать сам Госиракава. При этом он стремился выступать в образе праведного правителя, подобного государю Сё:му. Однако междоусобная война продолжалась, и собрать средства на столь крупное начинание было трудно. Кудзё:-но Канэдзанэ, бывший в это время Правым министром, отмечает в дневнике, что сам отсоветовал государю-монаху обращаться к простым мирянам за подношениями на храм. Объяснял он это тем, что люди в стране и без того страдают от войны. Однако работы все-таки не были отложены, их начало назначили на восьмой месяц 1181 г.

По замыслу Госиракава, кто-то из известных в стране монахов должен был сыграть при нем роль подвижника Ге:ки при Сё:му, побуждая народ помогать строительству храма. Как указывает Джанет Гудвин (Goodwin J.R. The Buddhist monarch: Go-Shirakawa and the rebuilding of Todai-ji // Japanese Journal of Religious Studies. 1995, 17/2-3. P. 219–242), сострадательные деяния Гё:ки были в XII в. достаточно хорошо известны в Японии — не из «Японских легенд о чудесах», а из более поздних сборников преданий, таких как «Записки о могуществе Лотосовой сутры». Считается, что поначалу на эту роль выдвигали Хо:нэн, но он отказался и предложил вместо себя Тё:гэн.

Вероятно, Тё:гэн был выбран в качестве «нового Гё:ки» потому, что имел не только опыт сбора пожертвований, но и организации строительных работ. Госиракава обратился к жителям страны с воззванием, содержавшим дословные выдержки из указа Сё:му, — в частности, о том, что и самое малое подношение будет благим деянием и что власти на местах не должны принуждать население к пожертвованиям.

Осенью 1181 г. Тё:гэн и несколько его товарищей отправились «от дома к дому» собирать средства. Согласно дневнику Канэдзанэ, монахи получали подношения и от простолюдинов, и от знатных людей. В частности, сестра самого Канэдзанэ, супруга государя Сутоку, пожертвовала несколько предметов утвари из бронзы. Большие подношения рисом, шелком и золотом внес Минамото-но Ёритомо. Основную часть средств на строительство удалось собрать не за счет малых взносов простых людей, а за счет крупных подношений. Кроме того, Тё:гэн сумел собрать ремесленников — строителей и мастеров по обработке металла. Уже через четыре года, в 1185 г., состоялось «открытие глаз» восстановленного Большого Будды, причем Госиракава собственноручно раскрасил зрачки изваянию.

Позже Тё:гэн описал события 1180-х гг. в «Собрании добрых дел во славу будды Амида» 南無阿弥陀仏作善集, «Наму Амида-буцу садзэн-сю:». Примечательно, что хотя изваяние в храме То:дайдзи изображает будду Дайнити, Тё:гэн говорит о его восстановлении как о благом поступке ради будды Амида.

Нансё:бо: Какукай 南勝房覚海 (1142-1223) родился в провинции Тадзима, учился в школе Сингон у наставников ветви О:но. Он прославился как чудотворец, летавший над горой Ко:я и усмирявший демонов. Какукай разрабатывал учение о будде Амида и о Чистой земле в школе Сингон, он откликался на проповедь Хо:нэн, не принимал «исключительного памятования», но и не критиковал его так резко, как наставники из школ Нара. Какукай учил, что Чистые земли разных будд — Амида, Дайнити, Мироку — могут быть достигнуты «в этом мире», и тем самым продолжал учение Ку:кай о «становлении буддой в этом теле» (Morrell R. Shingon’s Kakukai on the Immanence of the Pure Land // Japanese Journal of Religious Studies 11/2-3 (1984). Р. 195–220). Цель подвижничества, по Какукай — не возрождение в Чистой земле, а «становление буддой». Вслед за другими учителями Сингон, он не считает, что «последний век» отсекает другие возможности подвижничества, кроме «памятования о будде».

В «Собрании песка и камней» 沙石集, «Сясэки-сю:», приводится такая история о Какукай. Он обратился с молитвой к Ко:бо:-дайси, чтобы узнать о своих прежних рождениях. Наставник явился ему и поведал, что в одной из прошлых жизней Какукай был морским моллюском и обитал возле гавани Нанива. Какой-то мальчишка выловил его и принес к храму Ситэнно:дзи, так что он смог услышать обряд. Из-за чудесной силы этого обряда моллюск переродился собакой, жил при том же храме и часто слышал чтение сутр и возглашение дхарани. Поэтому собака переродилась быком, и его запрягали в повозку, перевозя бумагу для копирования «Большой сутры о запредельной премудрости». Затем он переродился конем и возил паломников в горы Кумано. Благодаря этой заслуге конь смог родиться человеком и служил факельщиком, освещая дорогу паломникам. Факельщик снова родился человеком, был храмовым стражем, имел возможность наблюдать «тайные» обряды — и наконец, в новой своей жизни смог стать монахом.

Как и Ку:кай, Какукай признавал множество разных выражений учения — ни одно из них, даже «таинства» в одиночку не охватывает всей истины, но все по-своему приближаются к ней. Различия между ними связаны с устройством сознания живых существ. Все существа в конечном счете тождественны вселенскому будде, а отличаются лишь для нашей мысли, но это разнообразие важно. Так и между «Чистыми землями» разных будд нет сущностной разницы, но для разных людей нужны разные «земли». Сам Какукай разрабатывает учение о «Чистой земле Таинственного Величия» 密厳浄土, Мицугон дзё:до, основанное на «Сутре Великой Колесницы о Таинственном Величии» 大乗密厳経, «Дайдзё: мицугон-кё:» (ТСД № 681-682). Ее толкование Какукай дает в книге «Всевозможные тайные толкования Тайного Величия» 密厳諸秘釈, «Мицугон сёхисяку».

В состоянии «принятии дара трех тайных действий», саммицу кадзи, в деятельности человека осуществляются движения, речи и мысли будды, поэтому любой мир, когда в нем творится обряд, становится миром будды — в том числе и «Чистая земля» будды Амида. «Чистую землю Тайного Величия» Какукай отождествляет с миром под названием «Сокровищница Лотоса» 連蔵世界, Рэндзо:-сэкай, — миром будды Вайрочаны, о котором идет речь в «Сутре цветочного убранства». В этом Какукай продолжает традицию столичного храма То:дзи, где изучению этой сутры придавалось большое значение. Мандалы «Мира-Алмаза» и «Мира-Чрева» изображают мир таким, каким он видится будде, они тождественны нашему сердцу и пяти первоначалам, образующим наше тело и мир, в котором оно живет.

В сочинении «Какукай — мост Дхармы, речь Дхармы» 覚海法橋法語, «Какукай Хо:кё: хо:го» обсуждаются две установки учения Сингон — на единство и на различие. Очищая свое сердце, мы приходим к пониманию тождества всех явлений с их сущностью — буддой. Коль скоро тот, чье сердце преобразовано, зовется буддой, то если мы исследуем его внешний облик, тело, то поймем, что тело это есть не что иное как мандала. Различия между мирами живых существ и миром будды на уровне явлений зависят лишь от привязанности к «ограниченным» воззрениям, а она вызвана тем, что мы сознаем себя как смертных, ограниченных во времени. Просветленный взгляд видит в травяной хижине дворец Великого Солнечного будды. Чтобы прийти к такому взгляду на вещи, нужно созерцать мандалы.

Та же привязанность людей к их будто бы конечному миру порождает различение «простого» и «трудного» путей к просветлению. Сторонники практики преодолевают эту привязанность за счет «тайного» подвижничества или «памятования» — и впадают в крайность, именуемую «постоянным воззрением» 常見, дзё:кан, согласно которому мир по сути неизменен. Приверженцы теории склоняются к другой крайности — «пустотному воззрению» 空見, ку:кан, объявляя все явления пустыми и отождествляя сущность с пустотой. И те, и другие забывают, что практика и теория, обряд и учение едины.

На вопрос, какого будду ищет сам Какукай и в каком мире он надеется возродиться, он говорит, что с сердцем, прошедшим очищение, живое существо не будет страдать ни в каком мире. Сам я, продолжает Какукай, еще не достиг чистоты, ибо, как и все, подчиняюсь ложному различению «себя» и «другого». Не важно, будут ли с нами в наш последний час «мудрые друзья», ибо это ложное различение у каждого свое, и двух одинаковых «созерцаний-памятований» 観念, каннэн, быть не может. Все «Чистые земли» по сути лишь «уловки», размышления о них помогают достигнуть истины, не выразимой словами. К средствам очищения Какукай относит повторение звука «А» и размышления об «взаимозависимом порождении и истинном облике» 縁生実相, энсё: дзиссо:.

Иеромонах Иоанн (Корчуков), кандидат богословия

Доклад, прочитанный на конференции, посвященной 680-летию преставления преподобных Кирилла и Марии, родителей преподобного Сергия Радонежского, 25-летию общецерковного прославления их в лике святых и 25-летию возрождения монашеской жизни в Хотьковской обители. 16 июля 2017 года.

Первые монастыри появились на Руси тогда, когда монашество прошло уже длительный, в несколько веков, исторический путь от египетских пустынь до Палестины, Константинополя и Святой Горы. Разработало правила подвижничества, оформленные в различных уставах, создало великую аскетическую литературу, испытало практикой различные формы устроения монашеской жизни. Новопросвещенным русским христианам предстояло вобрать, усвоить всю полноту и цельность аскетической традиции и вместе с тем выбрать из нее то, что наиболее соответствовало новым естественно-географическим и социокультурным условиям, создать собственный аскетический идеал.

Государственная деятельность

Монастыри появляются на Руси сразу после принятия Христианства как официальной религии. Игумены монастырей во второй половине XI века уже имели авторитет в обществе. Вместе с архиереями они представляли собой высшее духовенство, которое могло простирать свое влияние не только на народ, но и на дела государственные. Архиереи были миротворцами среди князей, игумены в этом отношении были их деятельными и усердными помощниками. Князья в своих взаимных спорах обращались к архиереям, а в их отсутствии к игуменам, ища в них посредников. Игумены монастырей принимали участие в княжеских съездах, хлопотали об освобождении пленников, являлись заступниками вдов, сирот, неправедно осужденных.

Время прп. Сергия, игумена Радонежского (1314–1392 гг.), и его учеников – самая яркая пора в истории нашего монашества. Значение прп. Сергия для жизни тогдашней Руси было исключительным и неповторимым. Прп. Сергий стал для Русской земли нравственным воспитателем народа и идеальным образом соединил в себе редкую степень подвижничества и уникальное по высоте и влиянию служение миру. До XIV века на Руси преимущественно были особножительные монастыри, в которых монахи жили на некотором удалении друг от друга, каждый вел свое хозяйство самостоятельно, а на богослужение и общие молитвы братия собирались в определенное время. В обители прп. Сергия поначалу тоже был такой устав, но Преподобный лучшим посчитал для спасения души иметь устав общежительного монастыря, когда братия не имеют ничего личного, ведут совместное хозяйство на пользу всего монастыря под руководством игумена.

Распространение общежительных монастырей в северо-восточной Руси, начатое прп. Сергием и продолженное его учениками, оказалось в прямой связи с духовно-культурными и политико-идеологическими запросами вступившего на путь национально-государственной консолидации великорусского общества. Своим примером иноки общежительных монастырей, строем и укладом своей жизни показывали преимущество объединенных усилий по сравнению с раздробленностью феодального общества. Принцип соборности и одинаковости иноков в киновии, подчиненных одному игумену, направлял и народную мысль к общественному идеалу – объединению и централизации Руси. Если в XII–XIV вв. существовала договорная модель отношений между князьями, и при невыполнении договора одной из сторон он мог быть расторгнут, то в XV в. мы видим уже принципиально другой строй общественных отношений в Московской Руси. Все социально-политические связи оказываются так или иначе замкнуты на фигуре Великого князя.

Этические нормы общежительных монастырей также оказали влияние на формирование нравственного идеала в великорусском обществе. Тип общежительного монастыря являл собой особую целостно организованную модель общественных отношений, утвержденную на двух опорах, – братства и послушания. Монашеская этика исходила из представления о себялюбии, как основы греховных страстей в человеке, а поэтому весь строй отношений в общежительном монастыре был направлен на то, чтобы не допустить даже попыток личностного самоутверждения кого-либо из братства, поддержание братской одинаковости среди иноков. Все иноки в киновии равно находились под властью игумена. Являясь посредником между Богом и послушником, настоятель принимает на себя миссию о спасении своих насельников, в силу чего братия должны проявлять полное послушание игумену и отсечение своей воли. Однако от наставника требовалось пользоваться своей огромной властью с рассуждением, учить «с тихостью и кротостью», наставлять личным примером.

Социально-политический идеал, предполагавший единство Русской земли в виде братского союза князей под водительством Великого князя, явился отражением устройства общежительного монастыря. Период с середины XV в. до середины XVI в. был временем окончательного оформления политической доктрины московского самодержавия. Сочинения Иоанна III и Иоанна IV показывают, что представления этих царей о сущности своей власти воспроизводят основные черты, которыми характеризуется власть игумена в общежительном монастыре: богоустановленность царя как и игумена, предстояние царя пред Богом за своих подданных как и игумена за своих насельников, ответственность пред Богом за своих подопечных, единовластие, полное единодушие братии с игуменом для устройства жизни в монастыре во спасение души, так и недопустимость инакомыслия с царем, соработничество народа с царем для устройства России как дома Пресвятой Богородицы, как Хранительницы истинного Богопочитания, православной веры. Эти принципы обеспечивали создание прочных общественных связей, а на их базе сплочение различных социальных групп.

Православная монархия в России – это уникальное, единственное во всемирной истории государств явление. Общежительные монастыри не только приняли широкое участие в общественной жизни русского народа, но и послужили образцом в самом устроении Русского государства.

Просветительская деятельность

С самого начала своего появления монастыри занимались просветительской и пастырской деятельностью. Монахи были духовниками и учителями народа. При некоторых монастырях существовали школы, в которых обучались грамоте и богословию. Монастырь был местом, откуда распространялось образование; где насельникам прививались навыки к труду, вера и нравственность. Так как монахам предписывалось, кроме рукоделия и молитвы, прилежать чтению книг духовно-назидательных, то составление библиотек было заботой монастырского начальства. В стенах монастырей создавались и переписывались рукописи. В домонгольский период на Руси не было ни ученой, ни литературной письменности. Первыми произведениями этого времени мы обязаны исключительно монахам (сказания о святых, летописи монастырей, душеспасительные поучения). Монастыри были культурными центрами страны. Архитектурные ансамбли Троице-Сергиева, Соловецкого, Иосифо-Волоколамского, Ново-Иерусалимского и многих других монастырей имеют высокое художественное значение. В обителях хранилось и создавалось множество произведений искусства. Монастырские иконописные школы оставили после себя великолепные росписи и иконостасы. Блестящие по технике исполнения и художественному вкусу создавались в монастырях плащаницы, пелены, хоругви, в основном это изготавливалось в женских обителях. А наши знания о прошлом страны были бы значительно беднее без документов, дошедших из монастырских архивов.

Экономическая деятельность

Большинство монастырей Киевской Руси домонгольского периода были городскими или расположенными вблизи городов, устраивались князьями и боярами. Попечитель монастыря наделял обитель участками земли для дальнейшего ее материального обеспечения.

Со второй половины XIII в., времени начала монгольского ига, было создано значительное число новых обителей, изменились их местоположение, естественно-географическая среда. Стали преобладать пустыни, расположенные вдали от городов, часто в лесистой или заболоченной, труднодоступной местности. Одновременно с колонизационным крестьянским потоком шел поток и монастырский. Под влиянием внутренних и внешних факторов началось движение пустынножителей, мощный импульс которому дала деятельность прп. Сергия Радонежского, его учеников и последователей. Их жажда «отвержения мира» оказалась в сопряжении с процессами освоения земель северо-восточной Руси, окультуривания дикой природы, расчистки лесов под пашни, освоения природных угодий и промыслов, прокладки дорог, открытия водных источников, изменения ландшафта страны с природного на антропогенный.

Некоторые из пустынных обителей превращались в крупные монастыри, местность вокруг которых постепенно заселялась. Пустынь могла иметь значительные земельные владения и крестьян. Создавалась разветвленная система хозяйственных, торговых, судебных и других связей с окружающим миром, усиливалась экономическая функция монастырей в общественной жизни – не только в освоении земель, но и в организации производства, кредитовании крестьян. Уже в XV в. некоторые монастыри добились экономического процветания. К началу XVII в. монастырское хозяйство отличалось большей устойчивостью, чем светское, оно было более вовлечено в товарно-денежные отношения, в монастырях скапливались значительные суммы денег. Крупнейшие монастыри того времени: Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Иосифо-Волоцкий, Соловецкий – играли ощутимую роль в общественном производстве, были сильными хозяйственными единицами и оказывали организующее влияние на хозяйственно-экономическую жизнь своей округи.

Уложение Монастырского приказа 1649 г., указы Петра I 1701 г., Указ о секуляризации церковных владений 1764 г. Екатерины II лишили Синод, архиерейские кафедры и монастыри имений. Все земельные угодья теперь поступали в казну и передавались в управление светским властям. Монастырям были оставлены только небольшие сады, огороды и пастбища. Монастыри приходили в упадок, а многие из них закрывались. Постепенное смягчение отношения императоров к Церкви, начиная с Павла I, послужило возрождению старых монастырей и открытию новых. К 1917 г. их было 1257. Увеличены были денежные пособия от казны, монастыри вновь стали превращаться в крупных землевладельцев благодаря чему смогли значительно расширить хозяйственную деятельность. В своих владениях монастыри вели высокоэффективные хлебопашество, огородничество, садоводство, скотоводство, птицеводство, пчеловодство, имели свои мастерские и заводы.

В действительности богатых обителей было немного, подавляющее большинство составляли бедные монастыри. Обычно они располагались в отдаленных глухих местах и, имея недостаточные земельные угодья, жили скудно, пробавляясь мелким рукоделием и подаянием.

В 1917 г. стихийный захват церковных земель начался еще при Временном правительстве, когда на местах практически не было твердой власти и по существу царила анархия. Крестьяне самовольно захватывали земли монастырей и приходского духовенства. В 1929 г., с началом коллективизации, вышло постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях». Прокатилась новая волна разрушения храмов и монастырей. Для последних это стало полным прекращением любой деятельности.

В 1988 г. было торжественно отмечено 1000-летие Крещения Руси. С этого момента началось возрождение православных монастырей. Некоторые из них столкнулись с большими трудностями: храмы, как правило, находились в разрушенном состоянии, жилые корпуса заняты жителями и учреждениями, отселение которых растянулось на много лет. Более благополучно шло обеспечение монастырей необходимыми землями.

В настоящее время монастыри существуют в основном на собственные средства: от своего хозяйства на выделенной им государством земле, добровольные пожертвования прихожан и благотворителей. Монастыри в Москве и других крупных городах, помимо подсобных хозяйств, имеют свои издательства, иконные и книжные лавки.

Социальное служение

В деятельности первых монастырей на Руси уже проявлялись следующие формы социального служения: страннолюбие, которое выражалось в предоставлении ночлега и питания для паломников и путешествующих, призрение, т.е. уход за больными и немощными, благотворительность, т.е. оказание материальной помощи нуждающимся.

К началу XIII в. междоусобные войны князей привели к распаду Киевской Руси. Если до нашествия монголов существовала не только церковная благотворительность, но и частная милостыня, и княжеское попечение о нищих и убогих, то в период ига служение милосердия сосредоточилось в основном в лоне Церкви. Этому способствовало то обстоятельство, что монгольские ханы уважительно относились к представителям любой религии. Давали архиереям охранные грамоты, освобождали храмы и монастыри от поборов.

В этот период число монастырей увеличилось. Возникло мощное монашеское движение там, где монастырей прежде было мало, – в Ростово-Суздальской земле и Заволжском крае. За 100 лет с 1340 по 1440 гг. появилось 150 новых обителей. Окрепнув, они оказывали помощь всем нуждающимся. Вплоть до начала XVIII в. больные и престарелые, нуждающиеся в лечении и уходе, содержались главным образом в богадельнях при монастырях и церквах. Указы Петра I в 1701 г. и Екатерины II в 1764 г. о лишении монастырей своих имений значительно ограничили их благотворительную деятельность. Постепенное возвращение монастырей к экономической деятельности с конца XVIII в. позволило им активнее совершать социальное служение. И уже в 1864 г. императором Александром II было принято законодательство, регламентировавшее церковную благотворительность.

Падение крепостного права способствовало изменению положения женщины в обществе, она получила относительную свободу, могла чаще принимать самостоятельные решения. В XIX в. появляются женские общины, как переходная форма от мирской жизни к монашеской. В течение столетия было основано около ста таких общин, которые преимущественно трудились в богадельнях. Некоторые из них впоследствии были возведены в ранг монастырей с сохранением благотворительной деятельности. Социальные и военные потрясения начала XX в., Первая мировая война, способствовали росту числа насельниц в женских обителях. Особенностью многих женских монастырей стала строгая подвижническая жизнь, сочетавшаяся с широкой социальной и благотворительной деятельностью, организацией школ, библиотек, приютов, всевозможных рукодельных и иконописных мастерских, больниц и богаделен.

После октябрьских событий 1917 г. монастыри были закрыты, поэтому всякие проявления служения обществу были сведены на нет.

С развалом Советского Союза, а соответственно и целостной системы социального обеспечения, миллионы наших соотечественников оказались за чертой бедности. Восстанавливающиеся монастыри стали возрождать и древние традиции благотворительности. В некоторых обителях стали организовываться детские дома, приюты, пансионы, школы, богадельни, центры реабилитации.

Покровский Хотьков ставропигиальный женский монастырь также участвует в социальной, благотворительной и просветительской деятельности. В монастыре проводятся бесплатные экскурсии и трапезы для паломников, благотворительные трапезы и угощения в дни престольных праздников и памятных дат. В 1991 г. еще на приходе была открыта Воскресная школа. С 2000 г. при монастыре действует Православный детский пансион для детей, попавших в трудную жизненную ситуацию. С 2005 г. существует богадельня.

Монастырь оказывает посильную помощь нуждающимся (малоимущим, тяжелобольным, многодетным). Осуществляет благотворительную помощь инвалидам, одиноким старикам. Ежегодно к праздникам Рождества Христова и Пасхи сестры обители посещают этих людей с праздничными наборами продуктов и духовной литературой. Регулярно отправляется духовная литература, пояса «Живый в помощи…», нательные кресты в Софринскую бригаду.

Традиционно в обители для детей города 7 и 8 января устраиваются Рождественские праздники, всем детям раздаются сладкие подарки, взрослым – духовная литература. В праздник жен-мироносиц проходит концерт для прихожан и гостей обители, организованный силами детей пансиона и Воскресной школы.

Религиозная деятельность

Но самое главное дело, которым должны заниматься монастыри, – это дело религиозное. Что такое религия? Слово «религия» происходит от латинского «религарэ». С латинского языка переводится, как «восстановление связи». То есть восстановление той связи с Богом, которую утратили Адам и Ева. А поскольку Бог есть Дух, т.е. Сущность умозрительная, умопостигаемая, то и связь с Богом устанавливается в невидимой, духовной области. Устанавливается эта связь преимущественно посредством молитвы, и молитвы умной. Этим и должны заниматься монахи в первую очередь. В Евангелии Христос говорит: «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь». Эти слова обращены ко всякому последователю Христа. Но поскольку люди, живущие в миру, обременены заботами по благоустройству земной жизни, решают вопросы экономики, сельского хозяйства, транспорта, медицины, образования и т.п., а мы, монахи, пользуемся плодами этой деятельности, то мы должны молиться за весь мир. Это дело можно рассматривать с двух сторон. Молиться за весь мир, т.е. предстоять пред Богом за весь мир. А второе – молиться за весь мир как бы вместо мира. И внешнему по отношению к монастырям миру не следует ожидать, а тем более требовать от монашества ни хозяйственной, ни социальной, ни государственной или др. деятельности. Эта деятельность может быть, но отношение монахов к ней должно быть, как к рукоделию, чтобы ум ни в коем случае полностью в нее не погружался. По каким же критериям тогда можно оценить религиозную деятельность монашества? Ответ нам дает прп. Нил Мироточивый: «Если монахи живут с чистым расположением, то мир благообразится, т.е. делается нравственнее. Чистое расположение монаха состоит в том, дабы совершенно отречься от жизни мирской, кружительной; кружения же жизни мирской суть: многопопечение, многозаботливость и сокровищствование. Действие сих трех последних на мир таково, что из-за них помрачает себя мир и не видит благодати Божией. Так точно помрачается этими тремя и монашеская жизнь».

После отпадения западного христианства от Православия, от истинного Богопочитания, католическое монашество, наряду с тремя обетами о нестяжании, безбрачии и отсечении своей воли, ввело еще один обязательный обет – служение миру. А теперь мы видим результат этой обязательной деятельности. Самые низменные, безнравственные явления исходят именно из западноевропейской среды и активно наступают на сознание наших соотечественников. Поэтому главное дело для жизни нашего Отечества, которое могут и должны совершить монастыри, – это дело религиозное, духовное, молитвенное.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *