Россия в 17 в.
Фрагмент лекции В. О. Ключевского
«…Высшим правительственным органом служила Боярская дума. В царствование Михаила эта дума не была единственным высшим правительственным учреждением при царе: рядом с нею часто являлся другой высший правительственный орган, земский собор…Царствование Михаила было временем усиленной работы правительства совместно с земским собором. Никогда, ни прежде, ни после, не собиралось так часто выборные от всех чинов людей Московского государства. Едва не каждый важный вопрос внешней и внутренней политики заставлял правительство обращаться к содействию земли. По документам известно за время царствования Михаила до 10 созывов земского собора. Земский собор в это время является с компетенцией более широкой. Теперь он рассматривал такие дела, которые прежде ведала только Боярская дума, — текущие дела государственного управления, например, вопросы о налогах. После Смуты, когда нужно было восстанавливать государственный порядок. Дума на каждом шагу встречала затруднения, с которыми не могла справиться сама, и волей-неволей должна была искать содействия у земского собора. Прямое участие в правительственной деятельности, какое принимала земля в Смуту, не могло прекратиться тотчас по ее окончании; царь, избранный народной волей, советом всей земли, естественно, должен был и править при содействии народа, земского правительства. Власть царя получила очень сложную и условную сделочную конструкцию. Она была двойственна по своему происхождению, и по составу. Действительным ее источником было соборное избрание; но она выступала под покровом политической фикции наследственного преемства по родству. Таким образом. Власть нового царя составлялась из двух параллельных двусмыслиц: по происхождению она была наследственно-избирательной, по составу— ограниченно-самодержавной.»
1 Как, по мнению Ключевского, изменился состав земских соборов?
2.Как Ключевский характеризует функции Земских соборов при Михаиле Романове?
3.С чем связаны перемены в роли Земских соборов?
4.В чем Ключевский видит двойственность царской власти в рассмотренный период?
5.Какова судьба Земских соборов после правления Михаила?
ИЗВЕСТИЯ
ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 27 2012
PENZENSKOGO GOSUDARSTVENNOGO PEDAGOGICHESKOGO UNIVERSITETA imeni V. G. BELINSKOGO HUMANITIES
№ 27 2012
УДК 94(47)+316.244
ИСТОРИКО-СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ В. О. КЛЮЧЕВСКИМ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ
© А. С. ПОПОВ
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского, кафедра социальных теорий и технологий e-mail: alex@webterra.com
Попов А. С. — Историко-социологическое исследование В. О. Ключевским Смутного времени // Известия
Ключевые слова: В. О. Ключевский, отечественная историография, историческая социология, Смутное время.
Keywords: V. O. Klyuchevsky, national historiography, historical sociology, Time of Troubles.
Анализ трудов В. О. Ключевского позволяет сделать вывод о его серьезном увлечении социологическими идеями, которые легли в основу концепции истории России. Осуществленный ученым синтез истории и социологии способствовал переносу акцента в историческом исследовании с хронологии политических событий на анализ социальных общностей, социальных процессов и движений, и в целом с истории государства — на историю общества. По сути это был переход от политической истории к социальной истории в российской историографии.
Будучи социологически мыслящим историком, В. О. Ключевский в своем научном поиске сочетал конкретно-историческое исследование с теоретическим социологическим обобщением. В соответствии с этим он выделял главные предметы исторического исследования: «государство и общество, их строение и взаимное отношение, люди, руководившие строением того и другого, условия внешние, международные, и внутренние, физические и нравственные, устанавливавшие отношение между тем и другим, внутренние борьбы, какие при этом приходилось переживать народу, производительные силы, которыми созидалось народное хозяйство, формы, в какие отливался государственный и хозяйственный быт народа» . При этом он особое внимание сосредоточивал на глубоких социальных и нравственных переломах, пережитых русским обществом. Такой подход демонстрировал стремление ученого нащупать ключевые моменты российской истории, давшие импульс дальнейшему историческому развитию. Рассматривая кризисы как
момент развития, пытаясь вскрыть их причины и механизмы развертывания и преодоления, историк одним из таких поворотных пунктов русской истории признаёт Смутное время.
У В. О. Ключевского нет специальной работы по исследованию Смутного времени, однако его анализу он посвятил пять первых лекций третьей части «Курса русской истории», опубликованной в 1908 году, а именно три лекции — собственно изучению событий Смуты (лекции 1X1-1X111) и две лекции (1ХГУ-1XV) её внутренним и внешним последствиям.
«Смутная эпоха самозванцев» рассматривается ученым как переходное время на рубеже двух смежных периодов, выделенных им в отечественной истории, а именно, третьего и четвертого, с которыми оно органично связано причинами и следствиями. Напомним, что в социологической схеме русской истории В.О.Ключевского третий период, обозначенный как «Русь Великая, Московская, царско-боярская, военноземлевладельческая», охватывает время с половины XV до второго десятилетия ХVГГ века, тогда как четвертый период, заключенный во временные рамки с начала XVГГ до половины ХГХ века, обозначен как «всероссийский, императорско-дворянский, период крепостного хозяйства, земледельческого и фабричнозаводского». По характеристике историка в этот период фактически завершается объединение земель под властью российской короны, происходит образование Всероссийской империи .
Этому периоду, по мнению ученого, предшествовало страшное потрясение, глубоко поколебавшее
самые основы Московского государства, которое свершилось в начале XVГГ века и получило известность в историографии под именем «Смуты или Смутных времен». Русские люди, пережившие это тяжелое время, называли его «великой разрухой Московского государства», — пишет историк .
Согласно В.О. Ключевскому Смутное время охватывает 14 — 15 лет с 1598 по 1613 год, а именно, с кончины последнего царя старой династии Федора Ивановича, когда стали обнаруживаться первые признаки Смуты, до её прекращения с избранием на престол родоначальника новой династии Михаила Федоровича.
В. О. Ключевского особо интересуют скрытые причины Смуты, которые, обнаруживаются при обзоре составляющих её событий в их последовательном развитии и внутренней связи. В выявлении этих причин, будучи верен своей историко-социологической методологии, ученый обращается к анализу социального состава её участников. Пресечение династии и выдвижение самозванцев он воспринимает лишь как повод к Смуте, почвой для которой послужило общее чувство недовольства, вызванное царствованием ивана Грозного и правлением Бориса Годунова. Историк отмечает, что итогом их власти стало «тягостное, исполненное тупого недоумения настроение общества, какое создано было неприкрытыми безобразиями опричнины и тёмными годуновскими интригами» .
Отличительную особенность Смуты ученый усматривает в том, что «в ней последовательно выступают все классы русского общества» в том порядке, в каком они располагались «в тогдашнем составе русского общества, … по своему сравнительному значению в государстве на социальной лествице чинов» . По его наблюдению, в Смуту постепенно втягивались разные классы русского общества, выдвигавшие своих кандидатов на царство, являвшихся лишь символами, за которым скрывались политические интересы.
Смута началась происками высшей аристократии — боярства, восставшего против неограниченной власти новых царей. находившееся на вершине социальной иерархии оно было недовольно правлением Бориса Годунова и стремилось упрочить свое привилегированное положение в качестве «правительственного класса».
С падением первого самозванца и воцарением Василия Шуйского в Смуту включился со своим планом ограничения верховной власти второй слой правящего класса — среднее боярство, к которому примкнуло столичное дворянство и приказные дельцы, дьяки, выступившее против олигархических замыслов боярской знати во имя завоевания собственной политической свободы. Почти в это же время в Смуту вовлекается и рядовое провинциальное дворянство, увлекшее за собой неслужилые земские классы, простой народ, который, первоначально действуя рука об руку с дворянами, со временем выступил против всех высших слоев общества.
Итогом историко-социологического анализа политических и социальных условий Смуты, явилось определение В. О. Ключевским двух породивших её причин. В качестве одной из них он называет «вотчинно-династический взгляд на государство», унаследованный от удельных времен. В определении этой «династической» причины он исходит из характеристики особенностей общественного политического сознания, которое видело в Московском государстве вотчину княжеской династии, из владений которой оно выросло. Такое понимание государства как хозяйства московских государей, их фамильной собственности было явным анахронизмом, тогда как на самом деле оно уже стало союзом великорусского народа. Одной из главных причин Смуты явилось то, что с пресечением династии государство оказалось ничьим. «Некому стало повиноваться — стало быть, надо бунтовать», — с сарказмом резюмирует ученый .
Второй социально-политической причиной Смуты В. О. Ключевский считал социальную рознь, которая вытекала из тяглового характера московского государственного порядка. ученый полагал, что основой любого правомерно устроенного государства является соответствие между личными или сословными правами и обязанностями граждан. В этом отношении Московское государство и общество, отличаясь пестрым сочетанием разновременных и разнохарактерных социально-политических отношений, делилось на классы, сложившиеся еще в удельные века. Но если тогда они имели только гражданское значение, представляя экономические состояния, различавшиеся занятиями, то теперь они получили политический характер, поскольку между ними были распределены специальные, соответствовавшие их занятиям государственные повинности. Правда, по мнению В. О. Ключевского, это были все же еще не сословия, а простые служебные разряды, на должностном языке называвшиеся чинами. В соответствии с различными видами государственной службы они выполняли разные государственные обязанности. Если один класс должен был властвовать, править, то другие осуществляли функции высшего управления и отбывали ратную службу, тогда как третьи несли разные податные повинности. Так создавалось неравенство государственного и общественного положения классов. В то же время оно не обеспечивалось надлежащим образом законом, правом. В. О. Ключевский отмечал, что «московское законодательство вообще было направлено прямо или косвенно к определению и распределению государственных обязанностей, но не формулировало и не обеспечивало ничьих прав, ни личных, ни сословных; государственное положение лица или класса определялось лишь его обязанностями» . Такое положение не гарантировало общество от беспричинных казней, опал и конфискаций, что с особой остротой проявилось в царствование Ивана Грозного. В связи с этим и в высших слоях общества, и в народных массах проснулась потребность в обеспечении личного и имущественного права от произвола власти законом.
Но сама по себе эта потребность не привела бы к столь масштабным и драматическим последствиям, считает историк, если бы не пресеклась династия, служившая, по его образному выражению, «венцом в своде государственного здания», поскольку с её исчезновением распались все политические отношения. В итоге «все классы общества поднялись со своими особыми нуждами и стремлениями, чтобы облегчить своё положение в государстве», пытаясь достичь этого каждый по-своему. Высшие классы старались законодательным путем упрочить и расширить свои сословные права за счет общественных низов, тогда как последние стремились прорваться наверх. Не имея своей политической программы, они не добивались установления нового государственного порядка, а просто искали выход из тяжелого положения, в какое их поставила суровая и неравномерная разверстка повинностей. Это привело к ожесточенной классовой вражде между низшими и высшими слоями общества.
Таким образом, по В. О. Ключевскому, если первая причина обеспечила успех самозванства, то вторая превратила династическую интригу в социальнополитическую анархию. Смуте, по его определению, содействовали и другие обстоятельства, такие как образ действий правителей, конституционные стремления боярства, шедшие вразрез с характером московской верховной власти и с народным взглядом на неё, низкий уровень общественной нравственности, боярские опалы, голод и мор в царствование Бориса Годунова, областная рознь, вмешательство казаков. Все это вместе взятое и сообщило столь драматический характер Смутному времени.
Вполне социологически объясняет В. О. Ключевский и преодоление обществом Смуты. Первоначально неудачей закончились попытки боярства объединить все классы готового распасться общества во имя нового государственного порядка. Этого не произошло, ввиду непримиримости классовых интересов. Не удались и попытки объединить усилия и прекратить борьбу разных классов, сплотившись вокруг самозванцев. Тем не менее, общество не распалось, расшатался лишь государственный строй. ученый объясняет это тем, что когда надломились политические «скрепы» общественного порядка, оставались еще крепкие религиозные и национальные связи, которые и спасли общество. Именно эти «скрепы» и способствовали осознанию всеми слоями общества необходимости прекращения Смуты для собственного спасения, в том числе и от разбойничающих казачьих и польских отрядов. Враждующие классы общества объединились, по мнению В. О. Ключевского, не во имя какого-либо государственного порядка, а во имя национальной, религиозной и гражданской безопасности, которой угрожали казаки и поляки. Таким образом, утверждает историк, «Смута, питавшаяся рознью классов земского общества, прекратилась борьбой всего земского общества с вмешавшимися во внутреннюю усобицу сторонними силами, противоземской и чуже-народной» . Конец Смуты В. О. Ключевский связывает с выбором всесословным земским собором
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
царем шестнадцатилетнего Михаила, ничем не примечательного юношу из боярского рода Романовых, который устраивал даже такие враждебные друг другу силы, как дворянство и казачество. «Хотели выбрать не способнейшего, а удобнейшего», — едко замечает по этому поводу историк .
Анализируя политическую и нравственную обстановку Смуты, В. О. Ключевский фактически показывает, как в атмосфере мучительных противоречий и вражды постепенно вызревают элементы гражданского согласия, по сути, формируется гражданское общество. Преодоление Смутного времени, достижение гражданского единства было далеко не простым делом. Потребовав изменения отношения народа к власти, оно привело к пониманию им собственного положения в государстве и обществе. Общество вышло из периода потрясений обновленным, преобразованным. Коренным образом изменилось его политическое сознание, прежде всего взгляд на государство и государя, в котором ранее видели не столько блюстителя народного блага, сколько хозяина московской государственной территории. По образному выражению В. О. Ключевского «из-за государя не замечали государства и народа», поскольку «личная воля государя служила единственной пружиной государственной жизни, а личный или династический интерес этого государя — единственной её целью» . Смута поколебала такой взгляд на государя как хозяина вотчины, постепенно заменяя его новой политической идеей государя как избранника народа. Таким образом, по наблюдению ученого, наряду с государственной волей, а иногда вместо неё, она поставила другую политическую силу — волю народа.
В. О. Ключевский обращает внимание также на то, что изменилось и политическое сознание самих государей. Избирательное происхождение новой династии преодолело прежний удельный взгляд на государство, составлявший основу политического сознания государей «Калитина племени». Соборное избрание дало царям дома Романовых новое основание и новый характер их власти . Происходит постепенное становление государственного взгляда на самодержавие как служение народному благу. Преобразования в верховной власти, произошедшие в результате преодоления Смуты, явились теми предпосылками, на основе которых в скором времени в полной мере расцвел гений Петра Великого. Недаром именно в его деятельности историк усматривает поворот политического сознания московского государя, состоящий в осознании своих обязанностей «жить для пользы и славы государства и отечества, не жалеть здоровья и самой жизни для общего блага» . Так происходило переосмысление в сознании всего общества, и правителей, и народа соотношения основных элементов государственного порядка: государя, государства и народа.
Анализ В. О. Ключевским Смутного времени представляет интерес и еще в одном, собственно историографическом аспекте. Рассматривая последствия Смуты для сознания народа, историк приходит к выво-
ду о значительном воздействии общественных условий, т.е. состояния общества, на развитие исторической мысли. Он убежден, что особый интерес к истории возникает в период катаклизмов, переживаемых обществом. Интерпретируя Смутное временя как поворотную эпоху в российской истории, ученый замечает, что именно такие переломные моменты способствуют развитию исторической науки. Дело в том, что распад привычного общественного порядка ставит перед современниками вопрос о том, как это стало возможным? В поисках ответа они невольно приучаются всматриваться в «механику людского общежития», следить за связью причин и следствий, ценить дела и деятелей не по производимому ими впечатлению, а по их поступкам.
С постановки таких вопросов и начинается, согласно В. О. Ключевскому, историческое мышление. Они «заставляют людей всматриваться в состав общества, в жизнь, отправления и связь его составных частей, в действие, оказываемое на них разными влияниями и обстоятельствами — словом, наблюдать и изучать исторические процессы» . Люди начинают понимать, что для своевременного предупреждения таких неожиданных потрясений общественного порядка и для устранения их разрушительных последствий необходимо знать, как возник и складывался этот порядок, а само «зарождение охоты размышлять о происхождении и составе общественного порядка и есть пробуждение исторической мысли».
По образному сравнению В. О. Ключевского, непредвиденные общественные потрясения так же возбуждают интерес к истории, как неожиданные болезни поддерживают интерес к медицине. Его вывод весьма определенен: «общественные потрясения обыкновенно оказывают возбуждающее действие на историческое мышление», из чего следует, что русская историография своим развитием обязана Смутному времени. ученый замечает, что события этой эпохи потрясли столь же глубоко русские умы, как и московский государственный порядок. Смутное время совершило существенный переворот в сознании людей своего времени, прежде всего, изменив удельный взгляд народа на Московское государство как хозяйство московских государей, и заменив в общественном сознании его династическое понимание пониманием национальнополитическим. Этот новый взгляд на государство вместе с тяжкими испытаниями, вскрывшими механизм общественного порядка, и «произвел поворот в историческом мышлении людей, переживших Смуту и пытавшихся осмыслить пережитое» . Этот поворот и означал, по сути, переход от летописи к историографии, сопровождавшийся двумя основными достижениями исторического мышления: новым взглядом на государство как на церковно-национальный союз и рассмотрением исторического процесса в контексте реальных условий человеческой жизни.
В. О. Ключевский проводит аналогию с воздействием потрясений наполеоновской эпохи на становление европейской историографии, Он не без основания считает, что события потрясшие Европу также дали мощный импульс и к развитию русской историогра-
фии ХГХ века. Именно под их влиянием пробудилась, по его мнению, историческая мысль Н. М. Карамзина . Таким образом, ученый напрямую связывает конкретные исторические условия той или иной страны, прежде всего, пережившей общественные потрясения, с интеллектуальным развитием народа, находящим выражение в историографии как осмыслении им своего прошлого и настоящего. Кстати, собственные взгляды историка во многом сформировались под воздействием коренных преобразований русского общества, ознаменованных реформой 1861 года. На это прямо указывает знаток русской историографии Г. В. Вернадский, отмечавший, что поступив в университет в год освобождения крестьян, в атмосфере начавшихся реформ, В. О. Ключевский «ощутил это время как перелом в русской истории и был глубоко захвачен новыми веяниями. В связи с этим у него появилось стремление заново продумать весь предыдущий ход русской истории. Отсюда его живой интерес к социальной и экономической истории древней Руси, истории сословий и истории крепостного права». Именно поэтому, ставя в своём «Курсе русской истории» вопрос о научной задаче «местной» истории, В. О. Ключевский, по мнению Г. В. Вернадского, «подходит к этому вопросу с социологической точки зрения» . С подобной оценкой историко-социологической методологии великого ученого солидарна Н. В. Щербань, пришедшая к выводу: «особенностью научного метода В. О. Ключевского в анализе причин смут в России является сочетание конкретно-исторического и социологического подходов, сравнение развития российского общества с другими странами. Это позволило ему достичь глубины мысли, выявить ведущие, долговременные тенденции в истории страны» .
Итак, не являясь профессиональным социологом, в период, когда социология находилась на этапе своего становления, В. О. Ключевский сумел понять и оценить плодотворность историко-социологического синтеза в научном анализе истории России, в том числе, Смутного времени. Это дает основание характеризовать его не только как историка, но и как социолога, точнее, как историка-социолога.
Историко-социологический подход В. О. Ключевского к исследованию Смутного времени был по достоинству оценен научной общественностью. Его ученик М. М. Богословский отмечал, что в целом изучение В. О. Ключевским социальной основы исследуемых исторических феноменов и процессов оказалось весьма плодотворным. Его проницательный анализ различных социальных сил, классов с их интересами и программами, а также претензиями на престол, внёс смысл в историю Смутного времени, представлявшегося ранее калейдоскопом, в котором в причудливом беспорядке сцеплялись случайные факты. По мнению М. М. Богословского, В. О. Ключевский, не занимаясь специально историей Смуты, указал настоящий путь к ее научному изучению . Это подтверждают работы Ю. В. Готье, А. А. Кизеветтера, В. И. Пичеты, учеников великого историка, которые под его влиянием увлеклись исследованием Смуты .
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Богословский М. М. Историография, мемуаристика, эпистолярия. М.: Наука, 1987.
2. Вернадский Г. В. Русская историография. М.: «Аграф», 1998.
3. Готье Ю. В. Смутное время. Очерки истории революционных движений начала ХУГГ столетия. М., 1921.
4. Кизеветтер А. А. К истории крестьянских движений в России // Вопросы истории. 1994. № 1.
5. Ключевский В. О. Курс русской истории // Сочинения. В 9 т. М.: Мысль, 1987. Т. 1.
6. Ключевский В. О. Курс русской истории // Сочинения. В 9 т. М.: Мысль, 1988. Т. ГГГ.
8. Ключевский В. О. Пётр Великий среди своих сотрудников // Сочинения. В 9 т. М.: Мысль. 1990. Т. УГГГ.
9. Пичета В. И. Смута и её отражение в трудах историков // Голос минувшего. 1913. № 2.
10. Щербань Н. В. В. О. Ключевский о смуте // Отечественная история. 1997. № 3-4.
Список литературы диссертационного исследования кандидат искусствоведения Альтшулер, Марина Сергеевна, 2007 год
2. Азадовский М.К. История русской фольклористики. Т. 1,2.- М., 1958,1963.
3. Азадовский М.К. Ленские причитания. Чита, 1922.
4. Алексеев Э.Е. Нотная запись народной музыки. Теория и практика. -М., 1990.
5. Алексеев Э.Е. Проблемы формирования лада (на материале якутской народной песни). -М., 1976.
6. Алексеев Э.Е. Раннефольклорное интонирование. Звуковысотный аспект. М., 1986.
7. Алексеевский М.Д. Застолье в обрядах и обрядовом фольклоре русского Севера XIX-XX вв. (на материале похоронно-поминальных обрядов и причитаний). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. -М., 2005.
8. Альтшулер М.С. Диалектно-стилевые особенности напевов причитаний Брянщины // Музыковедение, № 1,2007. С. 40-47.
10. Альтшулер М.С. Календарно-обрядовые и пародийные причитания // Музыка и время, № 6. -М., 2000. С 16-23.
12. Альтшулер М.С. Похоронно-поминальные причитания. К некоторым проблемам исполнения и записи // Фольклор: современность и традиции. Материалы третьей международной конференции памяти А.В. Рудневой. М., С. 257-269.
14. Асафьев Б. Музыкальная форма как процесс. Л., 1971.
15. Асафьев Б.В. Избранные статьи о музыкальном просвещении и образовании. -М.-Л., 1965.
16. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. В трех томах. -М., 1994.
17. Базанов В.О. Народная словесность Карелии. Петрозаводск, 1947.
18. Байбурин А.К. Причитания: текст и контекст // Artes populares 14. Budapest, 1985. С. 59-77.
20. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб., 1993
21. Балашов Д.М., Красовская Ю.Е. Свадебные песни Терского берега Белого моря.-М.-Л., 1969.
24. Бацер Д., Рабинович Б. Русская народная музыка. Нотографический указатель. Т.1.2.-М., 1981,1984
27. Бернштам Т.А. Свадебный плач в обрядовой культуре восточных славян. Русский Север. Л., 1986.
28. Бернштам Т.А. Приходская жизнь русской деревни. Очерки по церковной этнографии. СПб., 2005.
29. Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971.
30. Варфоломеева Т.Б. Галашэнш у беларускай вясельная традыцьп // Белорусское вяселле. Мшск, 1990. С. 26-37.
32. Велецкая Н.Н. О некоторых ритуальных явлениях языческой погребальной обрядности (к анализу сообщения Ибн-Фадлаха о похоронах «русса»// История, культура, фольклор и этнография славянских народов. VI международный съезд славистов. М., 1968. С. 192-212.
33. Велецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978.
34. Великоруссия пъсни въ народной гармонизацш. Зап. Е. Линевой. Вып. I, II. Песни Новгородсюя. СПб., 1904,1909.
35. Величкина О.В. Скрипичная музыка в русской народной свадьбе. Дипломная работа.-М., 1987.
36. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. -М., 1989.
37. Виноградов Г.С. Карельская причеть в новых записях. // Русские плачи Карелии. Петрозаводск, 1940. С. 4-20.
38. Власкина Т.Ю. Смерть в верованиях и обрядах казаков среднего Дона // Живая старина. 2001, № 1.С. 14-15.
40. Гилярова Н.Н. Кузьма и Демьян «курятники», «кашники», работники // Народное творчество, 1990. № 11. С. 26-29.
41. Гилярова Н.Н. Детский фольклор Рязанской области. Рязань, 1992.
43. Гилярова Н.Н. О современной фольклористической терминологии в связи с анализом формульных напевов в русской народной песне // Методы музыкально-фольклористического исследования. Сб. научных трудов. М., 1989. С.113-132.
45. Гилярова Н.Н. Причитания Пензенской земли // Музыковедение, 2004, №2. С. 33-47.
47. Гиппиус Е. Крестьянская музыка Заонежья // Искусство Севера. Заонежье. -Л., 1927.
48. Гиппиус Е.В., Эвальд З.В. Песни Пинежья. -М., 1937. Кн.2.
49. Гиппиус Е.В. Общетеоретический взгляд на проблему каталогизации народных мелодий // Актуальные проблемы современной фольклористики. -Л., 1980.
50. Гиппиус Е. Проблемы ареального исследования традиционной русской песни в областях белорусского и украинского пограничья // Традиционное народное музыкальное искусство и современность. -М, 1982.
52. Голос и ритуал. Материалы конференции. М., 1995.
53. Гошовский В.Л. У истоков народной музыки славян. М., 1971.
54. Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981.
55. Гусев В.Е. От обряда к народному театру. Эволюция святочных игр в покойника // Фольклор и этнография. Л., 1974. С. 49-59.
56. Гусев В.Е. Русская народная художественная культура (теоретические очерки).-СПб, 1993.
57. Гусев В.Е. Эстетика фольклора. Л., 1967.
58. Данченкова Н.Ю. Народные представления о «том» свете и художественная система владимирских причитаний // Мифологические представления в народном творчестве. -М., 1993. С. 70-90.
60. Данченкова Н.Ю. Причетный ареал междуречья Клязьмы и Оки в их нижнем течении (Владимирская область) // Картографирование и ареальные исследования в фольклористике.-М., 1999. С. 147-169.
62. Дашков В.А. Описание Олонецкой губернии в историческом, статистическом и этнографическом отношении. СПб., 1842.
63. Елатов В.И. Песни восточно-славянской общности. Минск, 1977.
65. Елеонская Е.Н. Сказка, заговор и колдовство в России. Сб. трудов. М., 1994.
66. Енговатова М.А. Смоленские похоронные плачи: ритуал и музыка // Живая старина. -М., 2000, № 1. С. 2-6.
68. Еремина В,И. Ритуал и фольклор. Л., 1991.
69. Ефименкова Б.Б. Причетная песня в бассейне реки Юг // Памяти К. Квитки. Сборник статей. -М., 1983. С. 149-165.
70. Ефименкова Б.Б. Ритм в произведениях русского вокального фольклора. М., 2001.
71. Ефименкова Б.Б. Ритмика русских традиционных песен. -М., 1993.
72. Ефименкова Б.Б. Севернорусская причеть.-М., 1981.
73. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. -М., 1991.
74. Зеленин Д.К. Народный обычай «греть покойников» // Избранные труды. Статьи по духовной культуре. 1901-1013. -М., 1994. С. 164-178.
75. Земцовский И.И. Мелодика календарных песен. -Л., 1975.
77. Земцовский И. Торопецкие песни. Песни родины М. Мусоргского. JL, 1967.
79. Иванов А.Н. Причитания над колыбелью, записанные в Южной России // Живая старина. -М., 1994, № 4. С. 40-43.
80. Ивлева J1.M. Дотеатрально-игровой язык русского фольклора. СПб., 1998.
81. Ивлева JI. Ряженье в традиционной русской культуре. СПб., 1994.
83. Из архива кабинета народной музыки. -М., 2007.
84. Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Погребальный обряд.-М., 1990.
86. Касьянова И.А., Чувашев М.И. Мордовские (эрзянские) причитания. М., 1979.
87. Кауфман Н., Кауфман Д. Погребални и други оплаквания в България. София, 1988.
88. Квитка К.В. Избранные труды в двух томах. Том 1,2. -М., 1971,1973.
91. Кодай 3. Венгерская народная музыка. Будапешт, 1961.
93. Концерты М.Е. Пятницкого с крестьянами. -М., 1913.
94. Крестьянсюе пъсни, записанные въ с. Николаевкъ, Мензелинскаго уъзда, Уфимской губерши, Н.Пальчиковымъ. СПб., 1888.
95. Кравцов Н.И., Лазутин С.Г. Русское устное народное творчество. М., 1983.
96. Куликовский Г.И. Похоронные обряды Обонежского края // Этнографическое обозрение. Кн. I. -М., 1890 г., с. 44-61.
97. Кутырева-Чубаля Г.Т. Белорусский жнивный напев. Архетипы и инновации. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата искусствоведения. М., 2002.
98. Лебедева Н.И. Этнологическое изучение Калужского Полесья как характерного этнологического района. Научные труды, т.1, Рязанский этнограф. Вестник. Рязань, 1996. С. 28-92.
99. Листопадов A.M. Песни донских казаков. -М., 1954. Т. V (Казачья свадьба на Дону).
100. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979.
101. Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984.
102. Лобанов М.А. Лесные кличи. Вокальные мелодии-сигналы на Северо-Западе России. СПб., 1997.
103. Лобкова Г.В. Древности Псковской земли. Жатвенная обрядность. Образы, ритуалы, художественная система. СПб., 2000.
106. Лотман Ю.М. Каноническое искусство как информационный парадокс // Проблемы канона в древнем и средневековом искусстве Азии и Африки. М., 1973. С. 16-22.
107. Лядов А.К. Песни русского народа в обработке для одного голоса с фортепиано.-М., 1959.
108. Ляпунов С.М. Русские народные песни. М, 1963.
110. Максимов С.В. Неведомая, нечистая и крестная сила. М., 1993.
111. Малиновский А. Похоронные причеты в Перской волости Усрожинского уезда Новгородской губернии отдел II. Живая старина. -М., 1909.
113. Метлинский А.А. Народные южнорусские песни. Киев, 1854.
114. Мехнецов A.M. Фольклорный текст в структуре явлений народной традиционной культуры // Музыка устной традиции: Материалы Международной научной конференции памяти А.В.Рудневой. М., 1999. С. 178-183.
115. Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1999.
116. Можейко З.Я. Песенная культура белорусского Полесья. Минск, 1971.
117. Морозов И.А. Женитьба добра молодца. Происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой «свадьбы» / «женитьбы».-М., 1998.
121. Музыкальный энциклопедический словарь.-М., 1991.
123. Народное музыкальное творчество. СПб., 2005.
124. Народная традиционная культура Псковской области. Обзор экспедиционных материалов. Том I, II. СПб.-Псков., 2002
127. Никитина С.Е. «Смерть» в русском религиозном фольклоре // Живая старина. -М., 2000, №1. С. 7-9.
128. Никольские песни. Сост.-ред. М.Л. Мазо. Л.-М., 1975.
129. Пашина О.А. Календарно-обрядовый цикл у восточных славян. М., 1998.
130. Пашина О.А. Картографирование и ареальные исследования в этномузыкологии // Картографирование и ареальные исследования в фольклористике. М., 1999. С. 6-23.
133. Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. -М.; Петрозаводск, 1861-1867. Ч. III.
134. Попова И.С. Типология фольклорных форм в системе масленичных обрядов Новгородской области. Диссертация на соиск. уч. ст. канд. искусствоведения. СПб., 1998.
136. Причитанья Северного края, собр. Е.В. Барсовым. М., 1872-1886. Ч. I—III.
137. Пропп В.Я. Поэтика фольклора. М., 1998.
138. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре. -М., 1999.
139. Пропп В.Я. Русские аграрные праздники: Опыт историко-этнографического исследования. СПб., 1995.
140. Путилов Б.Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. -JL, 1976.
141. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб., 1994.
143. Разумовская Е.Н. Плач с «кукушкой». Традиционное необрядовое голошенье русско-белорусского пограничья // Славянский и балканский фольклор: Этногенетическая общность и типологические параллели. -М., 1984. С. 160.
146. Рубцов Ф.А. Статьи по музыкальному фольклору. J1.-M., 1973.
147. Руднева А.В. О двух вариантах плача «Пора встать от сна беспечального» // Памяти К. Квитки. Сборник статей. -М., 1983. С. 138-149.
148. Руднева А.В. Русское народное музыкальное творчество. Очерки по теории фольклора. М., 1994.
149. Русский народный свадебный обряд. Исследования и материалы. Под ред. К.В. Чистова и Т.А. Бернштам. Д.: Наука, 1978.
150. Русский север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. JL: Наука, 1986.
151. Русский фольклор. Хрестоматия для высших педагогических учебных заведений. Сост. Н.П. Андреев. -М., 1936.
152. Русский эротический фольклор. Составитель А.Топорков. М., 1995. С. 17.
153. Русское народное поэтическое творчество. Очерки по истории русского народного поэтического творчества вт. половины XIX-начала XX века. М.-Л., 1956.
154. Русское народное поэтическое творчество. Под общей редакцией проф. П.Г. Богатырева.-М., 1954.
155. Русское народное поэтическое творчество. Под ред. проф. A.M. Новиковой и проф. А.В. Кокорева. -М., 1969.
156. Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. М., 1987.
157. Савельева Н.М. О региональных и локальных разновидностях типовых русских песенных структур // Проблемы композиции народной песни. М., 1998. С.41-70
158. Савельева Н.М. Региональная стилистика русской народной музыки. Русско-белорусско-украинское пограничье. -М., 2005.
159. Савельева Н.М. Суземские песни. -М., 1995.
160. Свитова К. Народные песни Брянской области. М., 1966.
161. Седакова О.А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. -М., 2004.
162. Сказания русского народа, собр. И. Сахаровым. СПб., 1849. Т. 2, кн. 5-8.
163. Славянские древности. Этнолингвистический словарь под ред. Н.И. Толстого. В пяти томах. Т. 1,2. -М., 1995, 1999.
164. Слово о полку Игореве. М., 1981.
165. Смирнов Д.В. Весенняя обрядность в Нижегородской области // Живая старина. -М., 1998, № 2. С. 12-14.
166. Снегирев И.М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. -М., 1837. Вып. 1; 1838. Вып. 2.
167. Собрание народных песен П.И. Киреевского. Записи П.И. Якушкина. Л., 1983.
168. Сокальский П.П. Русская народная музыка, великорусская и малорусская в ее строении мелодическом и ритмическом и отличия ее от основ современной гармонической музыки. Харьков, 1888.
169. Соколов Ю.М. Русский фольклор. М., 1941.
170. Соколова В.К, Весенне-летние календарные обряды у русских, украинцев и белорусов XIX начала XX в. — М., 1979.
171. Соколова В.К. Заклинания и приговоры в календарных обрядах // Обряды и обрядовый фольклор. -М., 1982. С. 11-25.
173. Суворовский А. Вопли Новгородской губернии // Этнографическое обозрение. -М., 1907, № 3.
174. Терещенко А.В. Быт русского народа. СПб., 1848. Т. 7.
175. Терновская О.А. К описанию народных славянских представлений, связанных с насекомыми. Одна система ритуалов изведения домашних насекомых // Славянский и балканский фольклор. М., 1981. С. 139-159.
176. Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике.-М., 1995.
177. Торопецкие песни. Запись и комментарии И. Земцовского. Л., 1967.
181. Успенский Д.И. Похоронные причитания. Этнографическое обозрение. Кн. XIII. -М., 1892 г. С. 98-111.
182. Харузина В.Н. Обряд «крестить кукушку» в Орловской губернии // Этнографическое обозрение. -М., 1912, № 1-2. С. 140-145.
183. Христиансен Л.Л. Уральские народные песни. М., 1961.
184. Чистов К.В. Исполнитель фольклора и его текст // От мифа к литературе. -М., MCMXCIII. С. 91-101.
186. Штокмар М.П. Исследования в области русского народного стихосложения.-М., 1952.
187. Щуров В.М. Белгородское Приосколье. М., 1995.
188. Щуров В.М. С рюкзаком за песнями (Записки собирателя). М., 2005.
189. Щуров В.М. Стилевые основы русской народной музыки. -М., 1998.
191. Юмсунова Т.Е., Майоров А.П. Обряжение и проводы покойников у семейских Забайкалья //Живая старина. -М., 2000, № 1. С. 10-13.
192. Ясинская М.В. Похоронные обряды в Уржумском районе Кировской области //Живая старина. -М., 2000, № 1. С. 16-17.